Когда-то очень давно мы решили отметить Старый Новый год у нас дома. Три девочки-студентки, мало кому известного девчачьего ВУЗа, и три юноши из разных инженерных институтов.
Поскольку это было и наше знакомство друг с другом - только одна из нас знала всех участников - ребятам предстояло поразить воображение барышень изыском манер.
Было все - соблюдение этикета на уровне классических торжеств, песни под гитару, танцы до упаду, и даже фокусы.
Ночь пролетела незаметно. Утром пришла мама. И мы стали расходиться.
Дружба наша, начавшаяся столь красиво и эффектно, продолжается до сих пор. И не было бы в ней ничего особо примечательного, если бы не один, казалось бы, незаметный штришок.
Когда я вдруг заявляла своей маме, что в который раз собираюсь выйти замуж, получив предложение руки и сердца от очередного рыцаря, она сначала с понятным для родителей рвение разбирала по косточка его положительные и отрицательные качества, а потом выдавала коронную фразу:
- Но, Леша лучше. Он тогда, когда вы познакомились и угулялись все до потери сознательности, даже не заметили моего прихода, ... мыл на кухне посуду.
Факт мытья посуду отрицать было сложно. И то ли мне не сильно хотелось в замуж, то ли при всей ершистости характера, даже самые трудновоспитуемые дети, все таки, прислушиваются к словам родителей, но факт остается фактом.
Более трех лет после памятного Нового года, я так и не решилась пройти весь процесс бракосочетания. После третьей не активизированной заявки во Двореце Бракосочетания, у мамы началась паника. Она поняла, что переборщила с моментом морального воздействия, но у меня был 'железный' аргумент с мытьем посуды!
При этом со всеми ребятами я дружила. Двое из них тогда уже были женаты, к слову, не на моих подружках, а Леша только собирался - у него было девушка, много младше нас, и мне частенько приходилось учить его, как общаться с барышнями ее возраста. Они также в скором времени собирались пожениться.
Отношения наши были практически братские, и он в подробностях знал обо всех мои похождениях по ЗАГСам, злачным местам столицы, темным путям богемы и прочего. Все это не сильно вписывалось в классические патриархальные рамки его семьи, что виделось, самым крепким предохранителем на пути превращения наши отношений в какие-либо иные, кроме дружеских.
Наше желание пожениться вызвало не просто удивление, а неприкрытый протест во всех слоях родных и знакомых. Даже моя мама, которая столько лет вознаграждала его символическим 'орденом чести мытой посуды', была против, понимая, что столь разные во всем личности, не смогут жить вместе.
Самое смешное, что даже Дворцы Бракосочетания вдруг 'одумались' и не желали принимать нашу заявку, тыча пальцами в мой паспорт, где красовались уже несколько отметок о предыдущих попытках.
Мои же многочисленные друзья лет, этак, пять-семь после свадьбы пытались называть его Сашей, Сережей, Колей, Витей в зависимости от того, на каком этапе их память прекратила воспринимать быстроизменяющуюся информацию о моих попытках потерять свободу.
Сама же семейная жизнь у нас всякая и разная. Но с того Старого Нового года прошло уже более четверти века, и сама жизнь подтверждает, что любовь бытом убить, конечно, можно при желании, но лучшего алтаря для ее сохранения, чем семейный очаг еще ничего не придумано человечеством!