...Есть не хотелось, спать тоже - и тогда она позвонила Иринарховым.
            - Юлька, - послышался в трубке глуховатый, мягкий и ровный голос Урода Эдика, - ты чего кислая? Роднулечка, все же обалденно просто... Ты у нас теперь королева! И... А кстати, чего отмечать не пришла? Такие бабки зажала... Нехорошо, леди!
            - Эдик, я... - Она хотела сказать Иринархову, что денег у нее нет, что Вадим... но тут слезы схватили ее за горло и стали, вот именно, душить - в итоге вышло что-то несуразное:
            - Э-мш-пш-ва-адшш...
            - Да? - засмеялся Иринархов. - Очень интересно. А ты все-таки приезжай. У нас Вадька сидит, между прочим, ему откуда-то такое счастье привалило - камеру купил отличную, "соньку" десятую. Весь день по Москве бегал, снимал. Я ему говорю: "Что ж ты, обалдуй, вчера ее не купил? Юлькин триумф запечатлели бы для потомства..."
            Юлька судорожно вдохнула воздух - еще, еще! - и задала главный вопрос:
            - А он что?
            - Говорит: так получилось, - абсолютно незначащим голосом ответил Урод Эдик. - Так мы тебя ждем, Юленушка, - прибавил он, - у нас водка есть, а Розка пирожки с рыбой испекает. Очень концептуально получится!

            Вишневое платье до середины бедра в полную облипку, на спине узкий и глубокий вырез, ходить в этом нельзя, можно только семенить мелко-мелко - чтобы это выглядело естественно, надо еще нацепить самые высокие шпильки, какие есть в доме... какое счастье, что у них с матерью один размер обуви! Вот эти серебряные, которые Нинель привезла из Сингапура - фашиствующая безвкусица! Юлька никогда не соглашалась даже примерить их, но для того, что она сегодня задумала, такие каблучищи - в самый раз... Нехило, да? С каких-то среднестатистических ста семидесяти - р-раз, и под самый подбородок Уроду Эдику, выше старушки Шиффер!
            И подкрасить веки над большими серыми глазами, и сделать бесцветные ресницы черными, а бледно-розовые губы - вызывающе бордовыми, и попудриться, и на узенькие бедра... (Нинель: "У женщины должен быть зад. Если зада нет, то и перед неинтересен") - да, так на стильные узенькие бедра прицепить витой пояс от Кати Рубин с тремя дурацкими блестящими пряжками... пять, не то шесть часов назад первокурсники чуть не сволокли ее со сцены, юными стальными пальцами вцепившись в эти пряжки - вспомнить страшно.
            И что-нибудь в уши, на руки. Кажется, у Нинель есть какое-то серебро... а, вот: пузатые серьги и пять тоненьких браслетов, скрепленных шестым наискосок, это вызывающе и даже, по утверждению Вадика, сексуально.
            Вадик... С самого первого дня, когда перед вступительными они вместе потерялись в пугающе громадном Главном Здании ("Скажите, а где тут Гэзэ?" - "Как это где? Вы... мы! Мы с вами перед ним стоим!"), с самого первого вечера на Фрунзенской набережной, где он целовал ее, а звезды по очереди вспыхивали то справа, то слева, - с самого начала Вадик не уставал повторять:
            - Ты скромница! И это плохо. Надо знать себе цену.
            Ну, вот пусть он и узнает. Так всегда этого хотел: понять, сколько же на самом деле она стоит!

            Юлька распустила темно-каштановую косу. Это очень неудобно - ходить по городу с рассыпанными по плечам и спине волосами, которые теперь - вот прикол! - кончаются там же, где и платье. Того гляди, останутся за черными резиновыми губами дверей метровагона... но сегодня-то она не поедет на метро - у нее ведь хватит того, что осталось, чтобы взять такси? А впрочем, какая разница, хватит - не хватит: платить будет Вадик...
            - В-вадик! - крикнула она гневно в пустую глубину пятнадцатиметрового холла; единственным его обитателем было пианино, на котором и до сих пор Юльку заставляли изображать то "Лунную сонату", под которую Нинель любила поплакать, то "Марсельезу", от которой бабушка Ирэн приходила в особое, как она выражалась, энергетическое состояние... Господи, как они ей все надоели со своими неизменными музыкальными пристрастиями!
            Она заставит его заплатить, заставит, заставит... Черт, ведь это же ее деньги! Какое он имел право... нет, при чем тут "право"! Он же говорил, что любит ее... говорил, что любит, говорил... но тогда как же...
            Надо ехать, уже девятый час. Она пристроила на плечах Нинелину попонку, которую та надевала поверх неизменного шелкового платья в лютый мороз, чтобы только успеть добежать до услужливо распахнутой Чинаровым за секунду до ее появления дверцы "Мерса"... да, хорошо матери: откинет нетускнеющие золотые локоны назад, взмахнет длинными, закрашенными лореалевской тушью ресницами над огромными нежно-голубыми глазами - и Чинаров сидит около ее обнаженных, белых и круглых коленей, и спрашивает, что хочет Нинусечка... а сколько их было до Чинарова!
            Тупые подростки опять оседлали лифт и носились на нем с шестнадцатого на третий, визжа от восторга... а может, и еще от чего. Юлька даже не расстроилась - до того это было привычно. Спускаясь по лестнице, то и дело наступая на тут же прилипающие к узеньким подошвам босоножек окурки, с отвращением, еле-еле - только чтобы чувствовать точку опоры! - прикасаясь к темным перилам, она сосредоточилась, стараясь не свалиться, не посадить пятно на светлые прозрачные колготки... Боже, дай сил... хорошо, что сейчас ее никто не видит!

            Машин на Снежной не было. Юлька кое-как добрела на шпильках до остановки 688-го и приготовилась ждать. В сумочке застрекотал мобильный - подарок Чинарова. Нинель как-то обмолвилась ему, что беспокоится за доченьку - и он купил им обеим по трубке, настрого запретив Юльке давать номер кому попало.
            Она еще тогда попыталась взмахнуть ресницами - как мать - и он удивился:
            - Чего это ты, Юлия... чего глаза вытаращила?
            Ничего у нее не получится. И Вадик станет смеяться над ней, как Чинаров.
            - Да, мама, - грустно сказала она мобильному.
            - Что значит "мама"? - возмутился очень красивый, очень молодой голос на том конце. - Еще скажи - папа!
            - Да, папа, - упрямо, как автоответчик, повторила Юлька.
            - Сколько раз я тебе говорила: не мамкай! - Нинель понизила голос, как обычно, когда была не одна... а когда она бывала одна? - В хорошем обществе это не принято.
            - У тебя устаревшая информация, ма-моч-ка! - по слогам уколола Юлька - и добавила:
            - В последнее время в хорошем обществе в моде материнство, дорогая.
            - Ты совершенно со мной не считаешься, - в этот момент Нинель, вероятнее всего, царственно повернула голову, которой позавидовала бы Мишель Мерсье: посмотреть, что происходит за ее спиной, не интересуется ли кто подробностями воспитательного процесса. - А я вот всегда к тебе прислушиваюсь...
            - По телефону? - уточнила Юлька.
            - Так, ладно, - вздохнула Нинель. - Ты где?
            Юлька собиралась торжественно рассказать матери о том, что произошло сегодня - она давно готовила этот сюрприз, и волновалась перед финалом, в основном, потому, что очень хотела уесть, наконец, непобедимую Нинель.
            Но тут же вспомнила, что придется объяснять, куда делись деньги, и про Вадима... нет, лучше пока не стоит.
            - В гостях. Вернее, еду в гости.
            - На чем?
            - Пока ни на чем. Ловлю такси.
            - Поймаешь - сообщишь мне номер машины, - велела Нинель. - Ты прилично одета?
            - Вполне. Кстати, твои серебряные босоножки мне как раз.
            - Смотри ногу в них не сломай, - предупредила мать. - Я тебе еще такие куплю, хочешь?
            - Нет, дорогая, не надо.
            - Как хочешь. Привет Вадиму!
            - Привет Чинарову!
            Она нажала "End" и сунула мобильный обратно в сумку. Синий "жигуль" затормозил возле нее, выехав буквально ниоткуда - или, может быть, из соседнего двора? - и водитель перегнулся через пустое сиденье пассажира с фразой, смысл которой дошел до Юльки не сразу:
            - Работаем?
            - Что, простите? - переспросила она недоуменно. Водитель, твердолицый большой мужчина, захохотал:
            - Я говорю: работаем? Промышляем?
            Почему-то в памяти у нее тут же всплыла Зойка - большая, словно размашисто нарисованная двумя-тремя красками однокурсница Зойка... вечно эта непрокрашенная, непокорная иссиня-черная макушка на фоне откровенно химических блондовых кудряшек... а, вот почему - она всегда напевала, наводя после лекций марафет у большого зеркала в Первом ГУМе и поглядывая на однокурсниц-москвичек:
            - На-ра-бо-ту, на-ра-бо-ту... Мама в Тамбове, папа в тюрьме, Зойка работать пошла на панель!..
            Зойка слыла патологически честной девицей. Видимо, публично ей было легче оправдаться.
            Юлька поспешно шагнула обратно на тротуар. Вот интересно, поймает ли она сегодня кого-нибудь?
            - Да ладно, садись! - недовольно проворчал водитель. - Вырядятся тут...
            - Я не поеду, - сказала Юлька - и отвернулась.
            - Да? - дяденька был явно озадачен. - Это почему же? Я же с тебя денег не спрашиваю. Или обиделась?
            - Вы... - с самого низа, аж со дна вот уже шестнадцать часов пустого желудка поднималась ярость, смешиваясь по дороге со страхом и странным чувством удовлетворенного бессилия: ну, вот не может она ничего поделать с этим ублюдком... ну и не надо, ну и пусть! - Вы поезжайте... товарищ.
            - Вот, всякая блядь мне товарищ! - разозлился он. - Ну и стой тут в свое удовольствие, дура!
            И он дал газ, обдав Юльку зловонной струей - точь-в-точь как скунс в учебниках биологии.
            - Скотина, - прошептала она, отворачиваясь и доставая черный носовой платок - промокнуть глаза. - Скотина, с-сука...
            В глубине души она не могла до конца разобрать, кого имеет в виду.
            - Девушка, вы не подскажете, который час?
            И откуда он взялся? Жгучий брюнет в светлом костюме и темно-синей рубашке, без галстука; докуривает, художественно держа сигарету большим и указательным пальцами и напоследок посекундно затягиваясь... ну вылитый киношный прохиндей!
            Оказался он неожиданно так близко, что Юлька испуганно отошла на пару шагов - и только потом посмотрела на часы:
            - Половина девятого.
            - А, - задумчиво сказал незнакомец. - Через полчаса, значит, все с собаками гулять пойдут.
            - Не пойдут, - убежденно сказала Юлька. - Сегодня воскресенье, Доренко.
            - В самом деле? - Он словно бы удивился. - А вы его смотрите?
            - Нет, скучно.
            - Да?
            Юлька хотела ответить, что она вообще терпеть не может дураков, тем более сытых - но тут из-за поворота показался хлипкий серовато-бурый "Запорожец", и она шагнула на мостовую.
            - Куда вы? - изумился ее собеседник. Она не ответила, и он предпринял вторую попытку:
            - Вам до метро? Я отвезу...
            Но "Запорожец" уже скрежетал и плакал, тормозя около Юльки, которая смотрелась рядом с ним примерно так же, как шампанское в серебряном ведерке - с бомжом в лохмотьях.
            - Южное Чертаново, - быстро сказала Юлька, наклонившись к окну.
            - Ух ты! - восхитились оттуда. - И сколько?
            - Сколько надо?
            - Послушайте, вы же не доедете!
            Брюнет щелчком отправил окурок в ближайшую урну и крепко взял Юльку за руку.
            - Посмотрите на этот, с позволения сказать... Вон в том дворе стоит мой "таракан" - на нем до Чертаново тридцать пять минут без всяких проблем. Гарантирую.
            Она высвободила руку и взглянула на него в упор:
            - Зачем вам это нужно?
            - Мне? - засмеялся он. - Терпеть не могу самоубийств. А ехать через весь город в таком драндулете - самоубийство.
            - Зря вы это, - вмешался водитель "Запорожца". - Я его вчера только отладил, ездит пока нормально.
            Брюнет не обратил на него внимания и продолжал:
            - А потом, за тридцать пять минут я успею вам понравиться...
            - Не успеете, - Юлька нахмурилась.
            - Спорим?
            - Барышня, так мне уезжать? - опять напомнил о себе "Запорожец".
            - Да... нет... Ладно, езжайте... Так вы, значит, отвезете меня в Чертаново? - обратилась она к брюнету.
            - И даже в Южное, - он зачем-то поклонился. - Вас там, наверное, ждут.
            - Вот так клиентов перебивают, - посетовал водитель "Запорожца". - Следующий раз тоже белый костюм...
            Конца фразы Юлька с брюнетом не услышали, поскольку чудо техники уехало, оставив их вдвоем.
            - Ждут, - сказала Юлька. - Еще как ждут...
            - Муж, жених, сердечный друг? - спрашивал он, шагая по закругляющемуся за шестнадцатиэтажку неширокому тротуару. Рыжий, маленький и приземистый "Опель" и впрямь чем-то напоминал таракана. - Прошу!
            И он картинно, белой ладонью вверх, пригласил Юльку занять переднее сиденье.
            - Я лучше назад, - неуверенно сказала она.
            - Боитесь, приставать начну?
            Брюнет пристально посмотрел ей в глаза.
            - Бросьте, я не мальчик. И потом, "таракан" - трехдверка, не заметили? Перелезать назад в вашем шикарном наряде да еще на этих сумасшедших каблуках, которые вы надели в первый раз...
            - Откуда вы знаете? - нервно поинтересовалась Юлька, осторожно усаживаясь впереди. - Откуда? - повторила она, будто от его ответа зависело что-то очень важное. - И про друга, и про каблуки... вы, что, подглядываете за мной?
            - Разве я похож на маньяка? Вот не знал! - засмеялся он, поворачивая ключ зажигания, отчего "таракан" мягко зажужжал. - Пардон... Да нет, но вы так замечательно неловко на них ходите - как маленькая принцесса на первом балу! А про друга мне как раз ничего не известно, - добавил он тихо, - просто спросил.
            - Ну и хорошо, - пробормотала Юлька, кладя затылок на подголовник и медленно выкладывая длинные пряди волос по плечам. Кто-то теплый прошептал у нее внутри: "Все нормально..." - и она стала дышать реже, и даже слегка расслабилась.
            Они выехали на проезд Дежнева и понеслись по пустому, ровному, еще не привычно гладкому асфальту - выше, выше, быстрее, быстрее... Юлька всегда, когда ехала не в метро, смотрела только вверх, в небо. (Нинель - Чинарову: "Видишь ли, дорогой, глаза у Юлиньки серые, тяжелые - вот она и мечтает, чтобы они стали такими же небесно-голубыми, как у меня!" - Чинаров: "Это я могу понять, Нинусик!"). Ослепительная июльская лазурь, или черная полоса над крышами домов, в которую невозможно вглядеться, или бледно-синий шелк сумерек... ничего нет успокоительнее.
            - Меня зовут Юрий, если вам это интересно, - непринужденно проговорил брюнет, наклоняясь вперед, чтобы протереть и без того чистое лобовое стекло.
            Юлька сначала промолчала. Потом чуть повернула голову влево. Что она теряет? Это Нинель всегда привередничает в новых знакомствах...
            - Пока не знаю, интересно это или нет, - скокетничала она - и добавила:
            - А меня - Юлия...
            - Надо же! - засмеялся он. - Имена - и те на одну букву. А чем вы занимаетесь?
            - Учусь - а вы?
            - Ну, чем может заниматься холостой тридцатилетний мужчина с мозгами вместо опилок? Только предпринимательством.
            - То есть вы предприимчивы, - заметила она.
            - Очень!
            Смех его рассыпался по салону, дробно и притягательно постукивая, как круглые карамелинки по деревянному столу.
            - Вот вроде большой район, сколько народу живет, осень только началась, тепло, - перечислял он, - а на улицах - никого. Что за город... вы не знаете, Юля, почему это так?
            - Не знаю, - она пожала плечами. - По-моему, это не так. Сегодня ведь Доренко, а может, еще фильм показывают хороший...
            - Да? Может быть... А где вы учитесь?
            - В университете.
            - В Московском государственном? Или в частном экономическом? Сейчас уже, говорят, бывшие техникумы в университеты себя переименовывают...
            - Нет, я в МГУ, на физфаке.
            - Где-где?
            - Все так спрашивают, - улыбнулась она, - и все думают, что туда поступить очень трудно. А на самом деле - легко. Учиться потом - это да...
            - Ну, вы скажете, - он скорее восхитился, чем возразил ей. - А у меня приятель туда поступал... ну, правда, это давно было. Но он три года на это дело убил - а потом понял, что без толку. А вы, значит, легко... да...
            В этот момент снова запел мобильный.
            - Да, дорогая, - спокойно сказала Юлька.
            - Ну, в чем дело? - недовольно осведомилась Нинель. - Я же просила... Или ты так никого и не поймала?
            - Почему, поймала... Еду.
            - Отлично, тогда номер мне скажи.
            Юлька поглядела на Юрия. Неудобно как-то... С другой стороны, она его в первый раз видит - и очень возможно, в последний.
            - Номер? Сейчас...
            - Е 453 МИ, оранжевый "Опель", - не моргнув, продиктовал Юрий.
            - Е 453 МИ... "Опель", - послушно пробормотала она в трубку.
            - Записала. Ты к Вадику?
            - Почти... Нинель, я потом тебе позвоню.
            - Интересное знакомство, а? - было слышно, как заулыбалась Нинель. - Давай-давай, я тебе желаю...
            - Мерси. Пока!
            Телефон скользнул обратно в кармашек сумки. Юлька вздохнула.
            - Мама звонила? - спросил Юрий.
            - Да... слушайте, а это вы откуда?..
            - Насчет мамы? Это просто... Кстати, почему вы называете ее Ниной?
            - Нинель, - поправила Юлька. - Ее так зовут.
            - Она не любит, чтобы вы называли ее мамой, она звонит, чтобы проверить, где вы находитесь... она боится соперничества? - подытожил он, поворачивая на Садовое.
            - Нинель? Соперничества?! - недоумевала Юлька. - Да она... вы просто ее не видели!
            - Да? Возможно, возможно... Но я видел вас!
            - Мне до нее - как до Луны, - объяснила она.
            - Не могу поверить... А вы живете вдвоем?
            - Как вам сказать...
            Она поймала себя на том, что ей легко с ним. Легко отвечать на эти острые короткие вопросики, легко улыбаться, когда он улыбается... улыбка у него такая теплая!
            Она рассказала ему про бабушку Ирэн, и про отца, который вот уже шестнадцать лет присылает открытки и деньги из Штатов, и про кошку Елену, которая умерла три года тому назад, и даже про Чинарова - ну, правда, про Чинарова она упомянула вскользь, надеясь, что это Юрию неинтересно. И он, правда, не расспрашивал, чему Юлька обрадовалась.
            - У вас интересная семья, - сказал он наконец. - А вы - еще интереснее.
            Юлька моментально стала розовая и теплая. Вот черт, она не привыкла к комплиментам, и не знает, что полагается на них отвечать!
            - Спасибо. А почему вы... - Она запнулась. - Ну... как бы сказать...
            Он помог ей:
            - Не женат?
            - Да... Извините, я что-то не то...
            - Ну, почему, все в порядке. Нормальный вопрос.
            У него была девушка, но они расстались. Он был влюблен, а она была занята тем, что ревновала своего красивого жениха к подругам, двоюродным сестрам, книгам и футбольным матчам. Его мать вовремя вмешалась, намекнув ему, что если он выберет себе в жены глубоко закомплексованую женщину, то брак так или иначе закончится разводом.
            - У нее большой опыт, - вздохнул он, - она психотерапевт.
            - Жалеете? - осторожно спросила Юлька.
            - Наверное, уже нет, - отозвался он. - Но вот, видите... Больше пока никого не встретил... до сегодняшнего вечера.
            Они свернули на Люсиновскую.
            - Слава богу, пробки здесь нет, - невпопад сказала Юлька. И добавила:
            - Хорошо, что вы меня решили подвезти, а то...
            - А то - что?
            Она напряглась вся, до пяток, придавивших шпильки к резиновому коврику на полу. Стоит ли говорить ему? И тем более про Вадика. Нет, но...
            - Меня ведь предали сегодня. - Она сказала это очень быстро, боясь не договорить до конца и снова расплакаться.
            Светофор прямо у них перед носом в последний раз нагло мигнул зеленым - пришлось остановиться.
            - Есть носовой платок? - спросил Юрий мягко. - Не бойтесь, я могу смотреть, когда женщины плачут.
            - А я, - дрожащим голосом начала Юлька, - я вовсе не собираюсь... не... со...
            - И не надо, - сказал он, - не надо собираться. Вы поплачьте - а потом все мне расскажете, да?
            И Юлька залилась слезами. Как глупо, думала она, ведь он меня впервые в жизни... а ну и что, зато я ему нравлюсь, может, он поймет, может... но Вадик-то, как же Вадик?!!..
            - Как его зовут? - спросил Юрий, останавливаясь около поворота на Балаклавский проспект.
            - Вадим.
            Юльке теперь было почти все равно; только саднило где-то внутри слово "нет", а вообще боль начала проходить. Пустота какая-то. Конечно, она переживет эти деньги...
            - А что, он вам должен? - вдруг удивился Юрий.
            - А? Нет... Я разговаривала? - спохватилась она.
            - Да, убеждали себя, что переживете какие-то деньги...
            - Да, он... Понимаете, я сегодня выиграла конкурс красоты.
            - О!! Поздравляю! Теперь вы, надо полагать, Мисс Университет-99?
            - Да, и потом... Мне вручили приз - ну, всякую ерунду - косметику в корзинке, торт... и... деньги. Много...
            - Так...
            - В общем, дело было на Моховой, а там рядом этот...
            - Калининский проспект?
            - Да, Новый Арбат... но откуда?! - в который раз воскликнула Юлька.
            - Деньги - это покупки, а ближайшая к Моховой торговая мекка - на Калининском, - терпеливо объяснил он, снова притормаживая на светофоре. - И вы отправились туда.
            - Да. Мы пошли в "Юпитер", хотели купить видеокамеру... вернее, это он хотел, а я...
            - А вы?
            - Мне было все равно. Так вот, мы были вместе, а потом я потеряла его, когда отошла посмотреть диски. Там было много народу, а когда он выбрал эту модель, то все повалили смотреть, эта "десятка" всех с ума посводила!
            - "Десятка" - серьезная штука, - кивнул Юрий. - А потом?
            - Потом... потом я слышу, что уже не так шумно, вроде народ разошелся... Я к ним спиной стояла... Оборачиваюсь - а его нет. Вышла на улицу - нет. Зову: "Вадик, Вадик!" Никого... А потом смотрю: он в такси садится. Я кричу: "Вадик, подожди меня!" А он дернулся так, дверью хлопнул - и уехал. Я стою, глаза тру - думаю, может, мне приснилось?.. Не приснилось. Юра, неужели так бывает?
            - Бывает, - грустно ответил Юра. - Хотя странно, конечно. А у него были все ваши деньги?
            - Почти все. Он их специально у меня взял, потому что моя сумочка все время открывалась, а у него же внутренний карман в пиджаке, и потом, он мужчина.
            - Как выяснилось, не совсем, - задумчиво пробормотал он. - Здесь прямо, направо?
            - Что? А, прямо, конечно. Нам еще далеко.
            - Это хорошо... А если не секрет, куда вы едете?
            - К Уроду... ну, в общем, к друзьям.
            - Вашим или его?
            - Нашим общим... мы все вместе учимся, только Урод... я хотела сказать: Эдвард и Роза на четвертом, а мы... ну, то есть, я... на втором.
            - Имена какие замечательные: Роза, Эдвард... Его, что, все Уродом зовут?
            - Ну да. Он говорит, со школы осталось. Но он правда некрасивый.
            - Вас это не ужасает?
            - Нет, почему...
            Юлька замолчала. Урод и Розка были ее лучшими друзьями, она обожала их. Вечера, которые она проводила в их тесной замызганной кухоньке, где на столе чаще всего стояли батарея "Очаковского специального", неизменный винегрет и соленая рыба, которую Розке из Мурманска присылал отец; смешные песни Эдика про новых русских; Розкины старые карты, всем без разбору обещавшие новую любовь и бубновый интерес в казенном доме; даже ворчливые бабульки на скамейке у подъезда... Все это составляло Юлькино счастье, тянуло ежедневно туда, в девятиэтажку на Дорожной, подальше от Нинель.
            Юльке никогда не приходило в голову, что Эдику может быть обидно его прозвище. Его вообще, казалось, невозможно было обидеть: он был двухметров, темен некрасивым лицом и спокоен как удав. Каждый первокурсник на физфаке, слегка освоившись, уже считал себя его приятелем: так иллюзорно обвораживала всех его манера обращаться на "ты" к любому, пускай не знакомому, подошедшему послушать байки, которые Эдик без конца травил в "сачке" в перерывах между лекциями.
            - Вы думаете... - начала она неуверенно.
            - Нет, я ничего не думаю, - мягко остановил он ее. - Это же ваши друзья. Вам виднее. А как... я хотел спросить...
            - Да?
            - Как друзья называют вас?
            - Меня... Юля... Юлька...
            Она смешалась и стала смотреть в окно. Варшавка летела справа и впереди серыми неуютными пятнами домов и строек, и ей отчего-то подумалось, что вот они сейчас приедут, она захлопнет дверь "таракана" - и больше никогда не увидит...
            - Знаете, я сейчас подумал: вот мы приедем, вы войдете в подъезд - и я никогда вас больше не увижу.
            - Странно.
            - Почему - странно?
            - Потому что я тоже...
            - Правда?!
            Она повернулась к нему и искоса взглянула. Мечта всей жизни! Взрослый, уверенный в себе, красивый... слишком красивый. Не бывает таких красивых мужчин... то есть таких красивых - и нормальных. Обязательно что-нибудь гадкое, вроде предыдущего поклонника Нинель, который стащил у них конверт с папиными деньгами, а потом сваливал на Юльку; Нинель чуть с ума не сошла, пытаясь установить истину. На всякий случай она его временно отстранила от должности - а тут и Чинаров подсуетился. Бр-р-р... Чинаров! Тот еще жук.
            - Понимаете, Юрий, вы... как бы это сказать? Слишком... м...
            - Слишком старый?
            - Нет, что вы!
            - Слишком богатый?
            Она засмеялась.
            - Нет, я другое хотела сказать. Вы... очень красивый, даже чересчур.
            - Вы это серьезно?
            - Конечно. А вам этого никто раньше не говорил?
            - Как вам сказать...
            Женщины приписывали ему славу Казановы, ошибочно проставляя знак равенства между красотой и обольстительностью. Мужчины старательно обходили эту тему стороной - кстати, так же, как и его мать, которая не хотела, чтобы сын сделал ставку на внешность, и потому предпочитала говорить: "Умница!", а не "Красавец ты мой!" Студентом он недоумевал и даже изредка смущался, если ему делали комплименты; он стал избегать этих женщин, которые восторгались его внешностью, точно он учился где-нибудь в Щукинском училище. Но женщины, которым нравились умные мужчины, столь же тщательно избегали его. Нельзя сказать, что от всего этого он стал совершенно одинок - но...
            - Наверное, говорили. Кажется, это не пошло мне на пользу.
            - Почему не... Ой, вот здесь налево, а потом направо.
            - Поздновато вы сказали, придется разворачиваться. Видите ли, я никогда не считал это достоинством...
            - И я.
            - ...или недостатком. Что дано - то дано; я мог бы быть одноногим или косым, вы могли бы быть - ну, скажем, совсем другой... Действительно ли это помешало бы нам сейчас говорить о том, о чем мы говорили, и думать об одном и том же?
            Юлька задумалась. Если бы Нинель услышала этот разговор... Наверное, просто фыркнула бы. А как же: для нее красота - капитал, она и живет на проценты с него.
            - И потом, - продолжал он, улыбнувшись, - для девушки, выигравшей конкурс красоты, я еще, может, и недостаточно хорош.
            - Доста... ой, я не то хотела сказать!
            - Жаль, я уже успел обрадоваться, - он подмигнул ей - и остановил машину. - Здесь, наверное?
            - А как вы...
            - Так это последний дом по Дорожной.
            - Ах, да. Юра, спасибо вам. Я...
            - Вы замечательная. И я хотел бы вас подождать, если вы не против. Вы не собираетесь остаться там ночевать?
            - Наверное, нет, но...
            - Ситуация у вас, мягко говоря, не совсем обычная. Вот мой номер, - он протянул визитку, - если понадобится, можете позвонить, я поднимусь за вами. Или лучше это сделать прямо сейчас?
            - Не надо. Я сама.
            - Тогда я жду здесь. На всякий случай, какой этаж?
            - Шестой, квартира двадцать три. Спасибо... я постараюсь недолго, - Юлька потопала каблуками, пытаясь вспомнить, как она зла на Вадима.

            Эдик открыл ей дверь только после пятого звонка.
            - Заходи, королева! Рад, душевно рад! Думал, будет банкет за счет заведения - ан нет, все приходится делать самим. Ну, знаешь, они, конечно, жлобы... Денег дали, а выпивку зажали. Вообще-то, может, завтра чего будет... Ничего, сейчас мы тебя покормим. Вадька! Ты посмотри, какая у нас тут красавица! Нет, ты глянь только... Ва-адя! Ты где?
            Юлька сжалась. Сейчас он выйдет, и... И что она скажет? Что он скажет - ей? Бежать отсюда, бежать домой, и дома плакать...
            Но вместо Вадика вышла Розка - маленькая, черноволосая, в коротком домашнем платье и полосатом переднике. Зачем ей, вообще-то, высшее образование, она ведь такая домашняя, подумалось Юльке. Наверное, у них будет много детей, Розка бросит работу, будет ходить в этом вот платье с передником, прикрикивать на старших и баюкать малышей...
            - А Вадик спит, - сказала она. - Юлька, ты прямо отпад! Где такие босоножки оторвала? Хочу!
            - Это мамины, - сказала Юлька, глядя в пол. - А... давно он спит?
            - Да сейчас свалился. Слушай, пошли на кухню, а? Ты водку будешь?
            - Я... нет... Розик, ты понимаешь...
            - Пошли, пошли, - Розка схватила ее за руку и потащила в кухню.
            - Не хочешь водки - слупи пива, - приговаривала она, усаживая Юльку в старое зеленое кресло с единственным подлокотником, - надо же человеку расслабиться после такого!.. Эдик, иди отседова, пожалуйста, я тебя по-человечески прошу. Потом интервью брать будете, господин корреспондент центрального телевидения... ф-фсё!
            Захлопнув с треском дверь за мужем, который все-таки упирался, утверждая, что триумф требует торжественных речей, но потом покорно пошел в комнату, Розка откупорила бутылку пива и разлила его по белым щербатым кружкам с неприличными надписями. Кружки дарили друг другу сами Иринарховы - дважды в год, на дни рождения. Собралась приличная коллекция.
            - Ну, дай бог, чтоб не последняя! И чтобы то, что тут написано, происходило часто, помногу и с тем, кто нравится.
            Юлька сделала большой глоток и закашлялась. Розка похлопала ее по спине.
            - Это твоя камера? - спросила она совершенно неожиданно.
            - В общем-то... да, моя.
            - Почему он без тебя к нам приехал?
            - Розик, он от меня сбежал... ты представляешь?
            - Так я и думала. Ну, что, подруга, придется бить.
            - Что... кого... зачем?!
            - Как кого? Вадьку, конечно. Сейчас Эде все документально изложим - и вперед. А ты на ком это приехала?
            - Я?! - поразилась Юлька. - На такси...
            - Ну да, поэтому он тебе дверь открыл и длительно что-то излагал, а потом ждать остался?
            - Слушай, ну ты даешь! А откуда ты знала, что я в это время приеду?
            - Ниоткуда не знала... и-и-ээ... - Розка потянулась, пытаясь достать кофе с полки над столом, - случайно в окно поглядела... Блин!
            Полка обрушилась, осыпав подружек конфетами, сахаром и овсяными хлопьями; банка с кофе осталась у Розки в руке.
            - Прямо как у татар на свадьбе! - захохотала Роза, вешая полку на место. - В том году у Рината в Апатитах были... Эдя! Ты прикинь, я была права!
            - В смысле? - переспросил примчавшийся на шум Эдик. - Эх, опять эта полка... Давай новую купим, Роз, а? Или стеллаж поставим.
            - Угу. А права я в том смысле, что Вадька от Юленушки смылся с камерой.
            И она рассказала ему, как было дело. Слушая жену, Урод мрачнел, наклонял большую лохмато-кудрявую голову и в конце концов заскрежетал зубами - а потом рассмеялся.
            - Но каков дурашка! - воскликнул он. - Юльку бросил - к нам пришел. На что рассчитывал, мне интересно?
            - Похвастаться хотел, - предположила Роза. - А потом убечь.
            - Да, он ведь как раз и собирался, перед тем, как Юлька позвонила. А мы его не пустили. Ладно, а на лекцию он бы завтра тоже не пришел?
            - Почему, пришел бы. Сказал бы, что раскокал игрушку или потерял. Типа: ну, а денежки, а денежки - потом!
            - Нет, по-дурацки все, - задумчиво сказал Эдик. - Не складывается как-то. Юль, ты сама что думаешь?
            - Я... а я не знаю даже, - тихо ответила она. - Ты знаешь, я сначала даже об этом и не подумала: что он у вас, и лекции... Действительно, странно.
            - Давайте мы его самого спросим, - предложила Розка. - Чего гадать-то?
            Разочарование ждало их уже в прихожей. Вадькиного плаща не оказалось. В комнате на диване сиротливо валялся плед, которым Роза заботливо укрыла якобы спящего приятеля, и дымилась в пепельнице недотушенная сигарета.
            - Сбежал, - констатировала Роза. - Пока мы версии строили... Идиоты!
            - Я думаю, мы его догоним, - решительно сказал Урод. - Розка, сколько у нас денег?
            - Сто пятьдесят осталось, хватит. Надевай свитер, сейчас холодно. Юлька, а ты можешь тут посидеть, незачем на таких каблучищах мотаться.
            - Нет, я с вами, - упрямо сказала Юлька. - Или... Знаете, внизу меня ждут, я...
            - Вот и хорошо, пускай с тобой посидит. У него, кажись, приличный вид, а красть тут нечего, - Розка стремительно натягивала джинсовый костюм, преображаясь из классической домохозяйки в мальчишку-рокера. - Я ему скажу, он к тебе поднимется.
            Юлька не успела ей возразить, потому что в дверь позвонили.
            - Вернулся? - саркастически предположил из кухни Эдик. - Гарантийный талон забыл?
            - Дай-ка я открою, - повелительно сказала Роза, выбегая в коридор, - это становится интересным... Эй, да там какая-то возня!
            И она прилипла к глазку.
            - Ого! Эдик, иди сюда!
            В открывшуюся дверь ввалились Юра с Вадиком, оба здорово потрепанные.
            - Щ-щенок! - в бешенстве рявкнул Юра, швыряя своего противника на детский стульчик под вешалкой. - Убить за такое мало...
            - Пошел ты, - огрызнулся Вадим. - Что ты лезешь, кто тебя просил?
            - Вадька, Вадька! - остановил его Урод Эдик. - Давай-ка поспокойнее, ты у меня дома, как-никак.
            - Извини... Я за сигаретами пошел, а тут этот тип... кто это, кстати? Юля! Я тебя спрашиваю!
            - Интересно, почему это ты у нее спрашиваешь, - холодно заметил Юрий, - деньги-то ты мне должен.
            - Де... деньги? - заикаясь, пробормотал Вадик, в ужасе поднимая глаза - и не веря им. - Как... какие...
            - То-то. Сам знаешь, какие. В позапрошлом году упросил кредит для тебя взять, я как дурак поверил: плата за обучение, буду работать - отдам... И главное - поручителя привел. Мою родную тетку! И что? Вдвоем тебя по всей Москве разыскивали... если б не эта милая девушка, которую ты тоже...
            Он остановился, чтобы перевести дыхание.
            - Ах, шельма... - пробормотал изумленный Эдик. - Скажите, милейший...
            - Марецкий Юрий Петрович, к вашим услугам. А вы, надо полагать, Эдвард?
            - Именно. Так вы, что же, в институте не пытались навести справки?
            - Мне в голову не пришло, что он штурманет физфак МГУ! - усмехнулся Юра. - Кредит-то он просил на обучение в частном вузе, где о нем что-то знали первые полгода, за которые он заплатил.
            - Ну, а прописка? - вступила в разговор Роза. - Вадик, ты ведь москвич?
            - Был москвич, - с горечью отозвался Вадик. - А потом отец умер, молодая жена захотела квартирку продавать. Вот меня перед выбором и поставили: или выписываешься - или извини. Ну, я и выписался к матери в Великие Луки.
            - Где ни разу за полтора года не был, - ядовито заметил Юра.
            - А это уж мои проблемы.
            - Хорошо же ты устроился, со своими-то проблемами. От тех денег, небось, уже и нет ничего?
            - А ты спросил, сколько в Москве стоит квартиру снять? - вскинулся Вадик. - Сколько тут жрачка-тачка-шмачка, сколько приличные джинсы - спросил?!
            В этот момент Юлька тихо ойкнула - и стала оседать на пол. Первым к ней кинулся Урод Эдик.
            - Юля... Юленушка, заинька... - бормотал он, пытаясь не дать ей упасть, - что с тобой... Роза, дай же воды!
            - Так вот на какие... - тихо сказала она, придя в себя, - вот на какие деньги ты тогда устроил и фейерверк, и ресторан... и пароходик на двоих...
            - Да! - крикнул Вадик. - Потому что я любил тебя! Потому что хотел праздника для тебя! А ты...
            - Боже мой! - сказала Роза. - Никогда не думала... никогда!
            - Что именно не думала? - поинтересовался Эдик.
            - Что наш приятель Вадя - такой невероятный дурак. Просто невероятный!
            - Ну, пожалуй... - сказал Эдик. - Пожалуй, ты права. Слушайте... а что мы тут в коридоре-то? Давайте хоть в комнате посидим. Пиво еще осталось, водка... Юр, ты что будешь?
            - Да я - ничего, я за рулем. Юле дайте рюмку водки; для такого стресса она очень уж хрупкая девушка...

            ...- Да я не обеднел, как ты не поймешь-то! - кричал Юра, судорожно измазывая окурком собственную тарелку с остатками салата. - Я с тех пор столько денег сделал, тебе не снилось... Кредит за тебя в легкую отдал, просто в легкую! Два филиала открыл, с Италией контракты на поставку подписываю, седло уже второй раз поменял... А почему, знаешь? Потому что работал, а не воровал, как ты! А если б я воровал, вот так, по-мелкому, то я бы сел!
            - Конечно, ты по-мелк..кому... по-мелком-му не воруешь, - пьяно бормотал Вадик, из последних сил тараща на него слипающиеся глаза. - Ты сразу по-крупн-ном-му... ага... Воро...вать - так... мил-лл-лион, а сп...спх...ы... - он икнул и попытался привстать с дивана, - спать - так с королевой? Ой, точно! Юльк-ка! Ты же королева... Ук!
            Последний звук он издал животом, в который четко ткнулся кулак Урода, сидевшего к Вадику ближе, чем Юра.
            - Убью, точно убью! - сквозь стиснутые зубы выговорил Юра, подходя к дивану.
            - Нет, Юра, не стоит, - быстро сказала Юлька - и встала. - Поехали домой. То есть... ну, ты понимаешь...
            - Да-да, конечно, - он словно опомнился. - Едем.
            - Юль, прости, - подал с дивана голос Эдик. - Праздника не получилось.
            - Да, вы камеру-то не забудьте! - вспомнила Розка. - Где она, кстати?
            И в комнате вдруг на пару секунд стало тихо. А потом Вадик захохотал:
            - Ой, не могу, ой, умру! А камера... а камера-то!
            - Ну, что еще такое? - грозно навис над ним Эдик.
            - Да ну!.. Он же когда ко мне на улице полез, я подумал: щас точно от техники ничего не останется! Ну, вот в кусты сумку с ней и зашвырнул... уй-я-а-а!
            - Так, что за кусты? А, все, помню, - быстро сказал Юра. - Ну, если нам очень повезет, то она там. Ну, а если не повезет... То завтра такую же куплю - и прямо к Главному Зданию подвезу. Вы же по-прежнему там учитесь?
            - Хм.. да, - задумчиво сказал Урод Эдик. - А ты, что, знаком там с кем-нибудь?
            - Я сам там учился. Правда, не на физфаке, но с вашими предшественниками много пива выпили... еще когда оно в дефиците было!
            - Ты смотри! А что ж сразу не представился?
            - Один слизняк помешал, - мрачно сказал Юра. - Ну, ребята, мы поехали. Счастливо оставаться.

            Камера нашлась в тех самых кустах, и Юлька с упоением осваивала ее до сессии, которую благополучно завалила. Они с Юрой поженились полгода спустя, и у них, говорят, уже двое детей. Юлька ходит по загородному дому в коротком домашнем платье, прикрикивает на горничную и дает указания няне - а уж та баюкает малышей.
            Вадик заканчивает университет, собирается в аспирантуру. Профессор Брандт как-то упоминал о нем на ученом совете, - а это случается нечасто. Истинный талант ничто не остановит.
            Нинель вышла замуж за Чинарова за неделю до Юлькиной свадьбы. Бабушка Ирэн была немного недовольна.
            - Оставляете меня одну, - сказала она дочери. - Что вам так неймется?
            Нинель только улыбнулась в ответ. Она так и не переехала к Чинарову окончательно. Зачем баловать мужчину? Пару раз в неделю она остается ночевать в своей старой квартире, всегда находя для этого убедительнейшие предлоги. На следующее утро она непременно получает цветы с запиской вроде: "По-прежнему страстно влюблен! Муж" - и победно приподнимает безупречный подбородок.
            Роза после университета устроилась во французскую фирму инженером по технике безопасности. Платят там немного, но зато почти ничего и не требуют. А Эдик работает вместе с Юрой, надо сказать, весьма удачно. Они сейчас занялись поставкой лакокрасочных материалов; учитывая московский ремонтно-строительный бум, есть шанс, что и это дело у них пойдет.
            Иногда они после работы заезжают за Розкой и все вместе едут к Юльке на шашлыки. Свежий воздух, тихий вечер, тонкие стальные шампуры со свининой и томатами... нет, о таком можно было только мечтать!
            - Ну, Юленушка, - томно тянет Урод Эдик, - ну, королева...
            И чувствуется, что это он - от души.