С его ростом впору было профессионально играть в баскетбол.
Длинная ссутуленная, вечно черная фигура никак не соответствовала киношному ярко-мультяшному образу типового серфера. Нелепая и вечная, плотно привязанная шнурком под подбородком, бесцветная шляпа со свисающими полями дополняла картину. Но атрибуты унылой практичности абсолютно не влияли на добродушное и ироничное восприятие мира этим океанским "осликом ИА", живущим на пляже в чиллаут-шалаше из мачт и парусов.
Его образ настолько не вязался с по-детски восторженной картиной курортного океанского безделья, что глаза обывателя его просто не замечали. Взор курортника отказывался не только фиксировать это чудо. Мозг категорически вычеркивал его присутствие из окружающей действительности.
Но Гулливеру это было безразлично. В отличие от унылого шведского прототипа его оболочки, он радовался жизни, наверное, гораздо больше всех этих бесцельно слоняющихся и валяющихся на песке с горшочками забродившего меда вини-пухов. Он здесь ЖИЛ, хотя родом был с Одессы. И эта жизнь грела его ласковым белым солнцем, как никого другого. И сам он, являясь ярким объектом абсурдного мира, регулярно и неизменно вносил свою лепту в лишенную обывательского смысла пляжно-ветренную несуразность.
У любого "нормального" серфера, напрочь сдвинутого не на костюмчиках, лейблах или сопутствующих примочках, а на размере волн и силе ветра, есть одна цель - чем круче (короче) жизнь, тем меньше доска. Размер же паруса (при его наличии) зависит исключительно от силы ветра и желания - летать или только кататься. Желания - доехать у серферов не встречал, врать не буду. Разве только у учеников третьего дня.
Правда, реальному серфу всегда, везде и постоянно сопутствует обширная "лейбловая" когорта катающихся. И у этой части стоящих на доске существует поверье, что чем больше доска, тем больше к ней положен парус (который, как уже было сказано, зависит от каждо-дневно и еже-часно меняющегося ветра). Надеюсь, вам очевидна абсурдность постоянного наличия под рукой всех этих множественных, соответствующих переменчивому ветру, наборов- "гарнитурчиков" - доска-парус? Или требуются объяснения? Тогда не сочтите за труд перечитать два коротких предыдущих абзаца. Всего два. Это немного. И несложно. Но тогда будет понятно, о чем речь.
Поняв однажды это нехитрое правило, начинаешь весело и расслабленно наблюдать за тоскливо наморщенным лбом умельцев, - вычисляющих необходимый "комплект", исходя из показанной прибором-анемо?метром скорости ветра, указанного в Интернете прогноза погоды и своего индивидуального самочувствия. Причем улыбаешься этому не зло, как это обычно бывает у людей, а весело. Потому что легко и радостно уже оттого, что ветер дует и тучи бегут куда надо. И посмеяться от души хочется без повода, а уж с поводом-то ...
Дикий, нецивилизованный серфер доску меняет нечасто, но стабильно - при получении суммы двух факторов: определенной финансовой состоятельности и умения балансировать на этом устройстве, свободно болтающемся на волнах. И выбор его направлен всегда в одну сторону - в сторону уменьшения размера.
Если он не устал, если не разжирел, если не расслабился, если не остыл и не признал себя достигшим серф-пенсионного возраста. А такой возраст наступает у каждого индивидуально в промежутке от 14 до 70 лет. Старше пока не видел, но мир бесконечно разнообразен, кто знает? И состояние это для меня пока также далеко, как выпускной вечер для первоклассника. Хотя, вот сосед по дому с удовольствием вспоминает ..., как он когда-то ... А ему лет на десять меньше. Так что, ... пенсия серфера - это не собес и приходит исключительно персонально, а не по паспорту.
Возвращаясь к доскам, - объем доски (а размер серф-досок измеряется в литрах) обычно варьируется от учебных 220 до профессиональных 80-100 литров водоизмещения. Хотя, говорят, бывает меньше.
Элементарное воспоминание о голом Архимеде, вечно будоражащем улицы мирных Сиракуз, сразу наталкивает на простую мысль, что погруженное в воду плавсредство способно удержать на плаву только равное ему по объему тело человека (тело, состоящее на 80% из воды). То есть, если "тело" весит килограмм 80, то объем его будет около ста литров. И объем доски должен быть хотя бы близок к этим цифрам для удержания на взволнованной ветром поверхности того, что осталось от нормального человека, да еще догруженного весомым парусным вооружением.
К чему все эти сложные вычисления?
Гулливер весил 90 киллогра-мммммммммм-ов в полный рост.
Но использовал исключительно 90-литровую доску ...
90 и 90 - при таких цифрах "тело" должно уйти в воду почти по пояс.
Но он на этом ходил и то, что он делал, не укладывалось в нормальные логические рамки. А чего стоил вид!
Нормальный серфер, разогнавшись, "виснет" на парусе всем телом. Виснет вниз! То есть висит на парусе, а достаточно большой парус (превышающий размер простыни иногда в 3-5 раз) нависает над ним. И, глиссируя, серфер спиной едва не касается воды.
Гулливер над парусом "нависал".
Вы когда-нибудь видели взрослого дядю на детском велосипедике? Нет, не брюхатого подвыпившего папашу, толсто взгромоздившегося на сиденье подаренного своему пятилетнему сыну чуда детского мира, а мужика, вставшего на педали двух- или трех-колесной машино-крохи и вспомнившего свое BMX-детство? Представили его огромные лапы на рулике, согбенную спину и крохотную велосипедную раму где-то между огромных ступней?
Так это оно!
Каждое возвращение Гулливера в бухту неизменно вызывало бурю!
Особенно, когда ветер крепчал и паруса соответственно уменьшались. У любого зрителя длинная нескладная фигура ожиляла в памяти воспоминание о шоколадно-конфетной картинке пленения лилипутского флота.
А уж тихая погода становилась особой отдельной песней. В безветренной бухте его доска, обремененная весом гиганта, не могла всплыть на поверхность и исчезала под поверхностью. Прицепленный к ней намертво парус также наполовину уходил бы в воду и сопротивление водной толщи делало бы продвижение винд-серфа вперед практически невозможным.
Но на своей досочке Гулливер, как-то умудрялся погружаться в воду всего по-колено. И он всегда умел ладить со своим парусом.
Возврат к пляжу - это всегда триумфально! Если тебя не везут на буксире или в лодке после полного или частичного разрушения оборудования, то самостоятельное возвращение - это всегда триумф. Даже если возвращаешься к пустому пляжу в дождь и ледяной ураганный ветер. Тем выше цена триумфа!
Ведь там вдалеке, где ты гонял, что и как делает серфер - никто и никогда не видит, кроме товарищей по безответной любви к адреналину. Да и им, в общем-то, не до тебя. Своих забот - посекундно и по горло. И даже чуть больше. А иначе, - смысл?
И зрители. А что зрители? Спросите солдата на параде - видел ли он когда-нибудь кого-нибудь на трибуне? И если скажет - "Да", смело бей по наглому рыжему лживому носу! Ничего он там не видит. Не до того ему там. Строй надо держать и видеть исключительно грудь четвертого от тебя человека и ногу тянуть строго по ниточке со всем строем. И если будешь глазеть по сторонам ... Лучше об этом и не думать. И даже не думать о том, чтобы подумать.
Тут то же самое. Только ты сам себе строй и сам себе самый строгий командир и товарищ, которого подвести и в страшном сне не приснится. Лети-шшшшш-ь и лови-шшшшш-ь по-р-р-р-рыв ... Глис-ссссс-аааааа-да. ... Волна-а-а-а ... Разворо-оооооот ... и снова взрррыв ветррррр-ааааааа!!! Только и смотришь, чтоб никого рядом не было, чтоб не врезаться ненароком. Без того сил в обрез. И снова, снова, еще быстрее. Взлет, контроль, попал, еще взлет, дожал парус, устоял и еще, еще ....
А даже если и улетел ... Ну, не выдержали руки. Ну, нога дрогнула. Ну, ветер дунул вдруг сбоку или волна не тем краем подвернулась. Улетел, вынырнул, покрыл все это радостно ... и вспрыгнул на доску из последних сил (вспрыгивать проще, чем карабкаться - последних сил тратишь меньше). Отдышался. Парус из вот этой самой глубины вы-ы-ы-ы-ы-ытянул из последних сил, - и наступив себе на горло, рыча на ослабевшие руки и спину ...
Ну, молодец ... А куда ты денешься? Никто тебя налегке обратно не притаранит. Жить захочешь - сам дойдешь.
Но все это в процессе. А вход в бухту, если силы остались или не остались - это ж самый триумф. Для себя прежде всего. Ну и для зевак ..., если кто еще не сбежал под крыши, преодолев в себе промозглым ветром остатки жажды зрелищ.
Вход, ура, наконец-то, ну, вот-вот еще! И тут-то ветер гаснет. Такое у него правило. Это его игра. И если ТАМ - на глиссаде, ты пёр как танк по пашне на реактивной тяге, то тут - ап, - и парус сник. И доска носом в воду, - а ты как раз чуть-чуть и не дотянул до песка на разгоне. Инерции не хватило. И че? И все! Одно расстройство.
Сил нет, а до берега еще метров 30-50 - не вплавь же. Это ж себя не уважать, да и холодно в воде как-то. И все это теперь добирать черепащьим ходом, балансируя на грани впадения в адреналиново--передозный пофигизм. Лечь бы щаззз - или как там парузски? А-а-а-а, неважно ... вот уже и берег ... песо-о-очек ... упасть бы ... мечта!
А вот тут и появляется Гулливер! Прощай апатия! Виват веселье!
Длинный черный сутулый человек в обвислой унылой шляпе медленно ВХОДИТ в глубокую бухту. Именно входит, стоя по колено в воде и держа над головой на вытянутых руках парус, отцепленный от доски и раскрытым зонтиком поднятый вверх. Доски под человеком нет ...
Но он на чем-то стоит по колено в воде там, где обычные люди среднего и вышесреднего роста плавают и ныряют. И от библейской картины он не чувствует ни малейшего дискомфорта. Неспеша скользит он по воде в сторону берега. Как корабль разрезает почти гладкую поверхность полусогнутыми неподвижными коленями. Волшебством ловит своим крыше-парусом отдельные небольшие порывы того, что осталось от ветра ... и плывет, плывет, стоя в стоячей воде ...
Изумленную тишину рвет крик с берега:
- А где доска?
- Да это у него лапти 78-го размера!
- На-фига ему доска! Он на пятках глиссирует!
Но Гулливер только добродушно улыбается, внимательно глядя под ноги в несущую его воду. Спокойно и негромко отвечает он что-то, доступное привычному слуху только своих.