Узник или тюремщик - чья жизнь влачится за стеной?
Пиня не понимал как его душа задержалась и не отлетела вместе с выбитой из-под ног скамейкой. Скривленная набок шея болела только тогда, когда скрытая мешком голова натыкалась на грозно фыркающее сверху препятствие, а так было терпимо.
Терпение - главная добродетель поселенца Пустоши. Главное правило его жизни и самая частая причина его случайной смерти. Такая жизнь. Пиня никогда не задумывался, почему она такая. Без этого забот хватало. Вот и сейчас он, поскальзываясь, хлюпал обмотанными тряпками заледенелыми ногами по колее коричневой жижи и, повинуясь только своему слуху, бежал туда, куда вело его мерно раздававшееся слева плюханье сытых копыт и раскатистое фырканье грозных животных, стараясь не приближаться к ним до расстояния удара вдетого в стремя кованного сапога и не отдаляться до гневного окрика и заворачивающего обратно хлеста плети.
Самое надежное - это заполненная водой колея, скользкая от растекшегося по ней навоза. Главное - не падать. С этим Пиня пока успешно справлялся.
До ночи было еще далеко.
В замке ожидали доклада. Столетия беспокойства приучили Шерифа не надеяться на счастливое стечение обстоятельств и тупую точность исполнителей. Всегда что-нибудь было не так. Пыльные камни оживали с приходом сезона дождей и каждый раз несли все новые опасности вере, стабильности и его личному благополучию. В первую голову - благополучию. Когда Рик начинал разглагольствовать о благе государства, Шериф только хмурился и прятал злость усмешки в густой щетине и высоком вороте камзола.
Шелкопер, мальчишка, дворцовый карьерист. Но, по-своему, он прав. Только стабильность границ может дать богатство подвалов. Здешние солдаты, несмотря на скудость ума и ограниченность нехитрых запросов, съедают слишком много. Корм для животных, неизменно ржавеющее и стачивающееся примитивное оружие, дрова для каминов ... Все это стоит денег, а из воздуха они не рождаются.
Шериф стоя грел руки у огромного костра, огражденного древними камнями камина. Половина сосны, время от времени пододвигаемая в середину топки и вовремя поворачиваемая молчаливым, вышколенным, мгновенно и незаметно растворяющимся в тени слугой, давала хороший жар.
Необоримый страх и миска похлебки придают черни хорошее воспитание и создают комфорт. Хорошо. Жар камней и живого огня дарили жизнь. Три столетия жизни позади. Совсем немного для Великих. Почти юность.
Шериф оглянулся. Размякший от охоты и выпивки Рик растекся в кресле в дальнем углу. Холод вдали от огня легко усыпляет бдительность и расслабляет тело. Искры жаркого пламени, взрываясь время от времени выстрелами в пустотах огромного соснового ствола, приятно растекались по ладоням.
Выстрелы. Давно забытое понятие в этом темном и мокром мире коричневой жижи. Дождь стучал снаружи по гладким от летнего сухого ветра камням, шептал по скопившимся лужам мелкими каплями, оставляя после себя бесконечность мутной воды, выплескивающуюся в раскисшую пыль неровными камышовыми канавами низинных болот.
"Выстрел" здесь мог означать только свист стрелы, пролетевшей у самого уха. Или, на худой конец, жужжание камня пращи, издалека достигшего на излете своей цели и звонко врезавшегося в соседний шлем. Хуже, если вдруг камень ловко вобьет чей-то глаз глубоко в череп, вырвавшись из коротко взвывшей в воздухе длинной пращной петли появившегося невесть откуда и тут же пропавшего за придорожным камнем босоногого удальца Пустоши. Тогда одним солдатом становилось меньше, а количество повешенных в этот день увеличивалось на десяток.