Аннотация: Москва Центральная - маленькие трагедии
Как испортить рыбу
Полиэтиленовый промороженный пакет с рыбой занял полстола.
Он смотрел на выложенное на стол богатство и прикидывал, что же теперь со всем этим делать? Люди "как бы" старались, штуку отдали за возможность вытащить аж семь этих шикарных рыбин. Прямо из ставка! - "спортсмены", блин, в магазин сходили бы лучше.
Каменно-заледеневшие в глубине морозилки тушки без голов и хвостов тянули не на один килограмм ... и их было жалко. Ну, какого, спрашивается ...?
Еще вчера это шикарная рыбина была живая, здоровая и у-ух, какая вку-у-усная! И вот на' тебе. Он только почесал чистым еще мизинцем в затылке. "Поколение столичных полуфабрикатов". Железно оно освоило главное - как из шикарной еды сделать простой безвкусный набор белков с примесью жиров и местами сохранившихся углеводов. Химическая таблица Менделеева вместо обеда.
Криво обскрёбанные рыбы местами держали свои недоснятые с кожи чешуйки и топорщились нетронутыми плавниками на толстом невспоротом брюхе. Зачем тогда головы резали? А-а-а ... - он махнул рукой, стряхивая с ладони безнадежность. Кожу хоть бы пожалели, это ж аккуратненько надо. С живой-то. Завитки кожи, источавшие несмытую тогда своевременно слизь, смывались под струей воды долго и неохотно.
Короче, эти лохи, хоть и родственники, видать, из породы глубоко уверенных в том, что деньги решают все, и чего тогда от них ждать? Москва.
Он хмыкнул, вспомнив как сахалинские в свое время делились с ним чудом, увиденным ими в столице. Они, с детства выросшие на рыбе, попали в Москву впервые и только в Москве могли подивиться такому. Не Мавзолей, не ГУМ и совсем уж не Пушкинский музей привлек их, - рыба! Прикинь! Их родная, до последней чешуйки знакомая, родная до селезенок дальневосточная горбуша. Вернее, не она сама, а то, что было выложено неровными ледяными глыбами на ободранных уличных картонных коробках розничных торговцев. В пищу, конечно, это, однозначно, не годилось. По крайней мере, для них. Не, они подозревали, конечно, и раньше, что в конечный пункт приходит уже не совсем как бы и рыба, но чтобы так.
На каждом пункте перегрузки, в каждом складе, каждый, - и кладовщик и грузчик и, разумеется, водитель, хотел поиметь "свой навар с этого яйца", - с красной этой рыбки. А чем пополнить тогда недостающий вес? Водой конечно. Дешево, вездесуще, доступно и безвредно. Вот только размораживать каждый раз надо. Не топором же ее отделять от "коробочной стаи"? Заметно будет.
Рыбку из размороженной коробки снял - водички в коробку плеснул, заморозил. Коробочку на шестнадцать кг из фургона или из складского штабеля вынул - на штабель пару ведер воды подлил и снова глубоко заморозил. И так раз двадцать по пути от Сахалина. Через Хабаровск, через железную дорогу, через погрузки-выгрузки в дальнобой, сортировки, склады ... Так что питаться этим морожено-разморожено-многократно перемороженным наши дальневосточные братья не позарились. Рыба должна быть свежей! Ну, или соленой, на крайний случай, охлажденной, хотя бы. А мороженая ... это или собакам или на трудную зиму - куда деваться? Вынужденность, если вдруг копчена, да охлажденная кончатся. Но даже не в этом был "цимис".
Изюминка крылась глубже. Они, когда рассказывали, прям норовили все перебить друг друга, аж захлебываясь от избытка впечатлений. Это ж в первый раз в жизни! Разве такое забудешь?
Постояв у прилавка со знакомой продукцией (может быть, они почувствовали там нечто вроде тепла землячества в этих далеко-неведомых местах, куда занесла их нелегкая торговая стезя), они оба с удивлением услышали вдруг как "местная" московская пенсионерка просит продавщицу дать ей "именно вот эту рыбку, с икрой". С икрой?! Как же так?!
Выделить в перемороженном, мятом-перемятом, упрессованном намертво штабеле бедных, несчастных рыбешек именно ту, что держит в своем невспоротом брюхе икру? Но это же невозможно! По крайней мере, их рыбацкому уму подобное было совершенно недоступно. Как это можно? Тем не менее. Картинка - налицо. И зачем? Вот этого уж сахалинские ребятки совсем уж никак понять не могли, потому и пристали с расспросами - не отвяжешься. Пришлось объяснить.
С советских времен еще так повелось, с того дикого времени поголовного дефицита ... В некотором царстве, в некотором государстве, где жил народ бедный, вечно голодный, но страшно гордый своим серпасто-молоткастым знаменем и неповторимым именем "Великого советского народа!", приспособились столичные московские жители добывать сверхдефицитную, по тем временам, и страшно Статусную! красную икру из бездонных недр замороженной горбуши. Это о тех еще временах повествуем мы, милый мой друг, о которых давным-давно артист Хазанов шутил, что "вчера мы весь вечер всей компанией икринку искали - она с бутерброда под диван закатилась ...переругались страшно ... виноватого выгнали ...".
Так вот, добытую таким невероятным и поистине волшебным способом "красную икру" наши мудрые москвичи солили и готовили, придавая ей товарный вид, гордясь и хвастаясь каждый своим особым рецептом, и вот только тогда - на тебе к Новому году - Икра на столе. Это, чтоб все было как у людей, вот! Икра!
Времена те прошли давно, а вот умельцы, - в смысле нормально воспитанной у народа привычки питания вкусными нормальными свежими продуктами, так, похоже, и не выросли. Привыкли они из поколения в поколение воспринимать пищу только в виде глубоко замороженных полуфабрикатов, крепко высушенных концентратов и химически-активных консервантов. Такая вот, грустная история, брат. Денег у них прибавилось, а ума-то - нет. Не растет ум на денежных деревьях. Обидно. Только жадность и практичность плодятся там. Да, еще зависть расцветает махровым цветом.
Иного опыта общения с пищей у москвичей за четверть века так и не накопилось. Только новое поколение от нуля выросло, да цены в их "как бы ресторанных пищеблоках и в как бы элитных продуктовых бутиках" - до небес на очередные сверхмодные "Чуда", блин. Да запросы вечные, повседневные на "что-нибудь новенькое сегодня". Типа, - "А вы еще клюквенные, вот эти вот, не пробовали?" Он поморщился, вспомнив про осуществленный как-то по приглашению благодарных клиентов поход в "Арагви". В Сочи за такое лобио армяне или грузины распяли бы на месте, у забора в кустах и забыли бы навечно. Кощунство того стоит. Но если столица за столько лет не воспитались, - тогда уж полная безнадега. Вечная.
Это ж надо ж так продукт изуродовать. Он снова принялся спасать ужин. Жалко. Ведь элементарное же! Ты ж только подумай чуть. Взял свежую рыбку - почисть ее аккуратно, без нажима. Живую, пусть и снулую. На нож не дави, кожу не дери. Тщательно. Не оставляй ни чешуйки, - с любовью и предвкушением лакомства, не корявя ее несчастную. Не спеши. Зачем аппетитный товарный вид портить? Тебе же не есть это - а вкушать предстоит!
Сруби с нее голову с горькими этими жабрами, ну и хвост можно срезать, если не любитель. Вычисти брюхо внутри чистенько, гладенько, и, главное, - сразу! Сразу, зараза! Она ж живая сама чистится! Без усилий! Вымой ее снаружи от всей этой слизи и про плавники-то не забудь, "чудо"! Это ж маразм - с перемороженного потом плавники примерзшие рубить, - только портить, не говоря уж о застывших там внутри каменных от глубокого мороза внутренностях.
И, главное, - не морозь ты ее! Она ж живая - лакомая! Не полуфабрикать ты деликатес!
Есть такая "фишка" у морозилки - попавшие туда продукты всегда обязательно меняют свою структуру. Зелень, мясо и даже хлеб после размораживания становятся равномерно раскисшими. Рас-кис-ши-ми, понял?
Не, ну, бывает. Ну, надо проморозить, ... если надолго собрал запасы и жрать нечего и купить будет негде - понятно. На то он и холодильник, чтоб хранить все попавшее в него вечно. Так это ж - один раз же морозь! А не три-пять-шесть, - в тепло - в мороз, в тепло - в мороз, в тепло - в мороз и обратно. Оно же потом продуктом быть перестает. Одна масса белковая остаются, жиры да углеводы, смешанные и выложенные в лотке в виде "как бы" продукта.
Не, не любят москвичи ни себя, ни свой вкус. Он вздохнул жалостливо. Несчастные. А может и нет у них его? Вкуса. Одна гордыня с ценой остались? Типа, "Я в "Азбуке вкуса" только всегда закупаюсь!" Гордо! Звучит! Шарик тоже звучит, когда лопается. И еще как громко. Проходили в детстве, так на то оно и детство. А ключевое здесь - "Я". Даже в детстве. И - Цена!
Гордыня. Он потер зачесавшимся носом о плечо. Руки, пропахшие растаявшей рыбой мыть надо будет. Долго. И не почешешься. Потом.
Вот, спрашивается, зачем так морозили? Привычка. Другого объяснения нет. Иного они никогда и не ели. Эх ... Тут еды-то, - он окинул взглядом разложенное на столе, - на два дня, от силы, если всей семьей. Уж, перележала бы как-нибудь в холоде. Да и неделю, чай, вынесла бы - не такое оно скоропортящееся. Оно. Вот именно, что оно. Теперь это - оно. Не главное блюдо, а так - с гарниром и приправ побольше, - чтоб отсутствие вкуса восполнить. А какая была бы Вещь!
Ну и смысл было самим ловить? В магазин сходили бы с тем же результатом, может и дешевле ... хотя, ... деньги они считать умеют, ... так нет же - гордыня взыграла: "Я ее сам выловил! Вот, смотрите все! Вот, фотки Я в инстаграмм выложил!" Чучело ты, а не полковник. Поистине, настоящий ... совок. Только и заслуги, что из набитого рыбой искусственного ставка не сачком ее достал, а крючком японским на японскую же веревочку примотанным и покупной наживкой измазанным, безрукий.
Он горестно продолжал вздыхать и исправлять. Исправлять, вымывать, обскребать, выравнивать и насыщать приправами то, что когда-то, еще вчера, было особым лакомством, а теперь стало просто едой. Специями, специями, специями. Ладно, на ужин - сойдет.