Глухая ночь в начале октября,
разбавленная светом фонаря,
течёт, виски нещадно серебря.
Мир за окном остыл и опостылел.
Цепляются за впадины извилин
полночных дум стальные якоря.

"Да чтоб ты сдох" - так думает жена.
"Иди и сдохни!" - говорит страна.
Не то чтобы им смерть моя нужна...
Жена моя стремится к новой жизни.
Страна желает называть себя Отчизной.
Обеим стало бы намного проще на.

А я чего? Я, в общем-то, готов.
Нет семерых по лавкам и долгов.
Нет перспектив. И даже нет котов.
А тут мне обещают что-то вроде
квитанции о правильном исходе.
Не вечно танцевать мне "Вальс цветов".

А то таскаю воду в решете,
и впереди лишь старость в нищете.
Тут вариант: с щитом иль на щите.
Возможность для цветов стать удобрением
на свой пятидесятый день рождения.
Каблук хрустит костями братьев во Христе.

По ВУС водила, вовсе не Джеймс Бонд.
Нам расстелил наш таинник-архонт
дорогу на междоусобный фронт.
Я ж это... бумер. Я безумный предок,
нам надо поломаться напоследок.
Пусть счастлив будет пенсионный фонд.

Мобилизуйте третюю волну!
Возьмём себе всю славу и вину.
Подохнем на передовой, в плену.
Зачем ещё окопная скотина?
Но, заклинаю, не берите сына -
иначе из могилы прокляну.

Мы гумус в нашу "Русскую весну".
Мы вытянем последнюю войну.
Распнём Христа, удавим Сатану.
Мы перемелем этот мир в щебёнку...
Не забирайте моего ребёнка.
Я за него Отчизне долг верну.

Не спрашиваю в чём он, этот долг.
А тот, кто спрашивал, уже давно умолк.
Да и какой в вопросах этих толк?
Вот мы - Святая Русь. Кто против нас, тот вырусь,
искусственный австро-венгерский вирус.
Он был мне брат, ну, а теперь он волк.

Нас с детства натаскали на борьбу.
Давайте же потянем на горбу
газпромовскую толстую трубу.
Потом гордится будем, будто хером,
каким-нибудь мультимиллиардером.
Или немножко полежим в гробу.

Эх, гой еси, да в горизонт хлеба.
Колосья ржи, да по краям герба,
и песня, что была нам как мольба:
"Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко..."
Теперь по-христиански мы рвём за око око.
Такая видимо у нас судьба.

Осенний померанцевый рассвет.
К утру пустеет пачка сигарет.
Империя, которой больше нет
глядит в окно творением Монферрана.
И дворник, шепчет суры из Корана,
сметая с мостовой вчерашний след.