Насколько я помню, тут всегда была детская площадка. Небольшой проулок заканчивался глухой бетонной стеной. Окна начинались только с третьего этажа, что давало большой простор любым забавам с мячом. Видавший виды асфальт был расчерчен белой краской, ограничивая игровые зоны. Мальчишки приходили сюда еще ранним утром, а расходились уже при свете фонарей.
Однако сейчас площадки не было. Да что там, не было даже проулка никакого. Я остановился как вкопанный, уставившись на витрину антикварной лавки. Сзади на меня налетела средних лет женщина, едва не сбив с ног.
"Встал посреди дороги, старый хрыч!", - ругнулась она, проверяя содержимое пакета в руках. Очевидно, там были яйца. Я даже не стал огрызаться. Настолько меня потрясло случившееся.
Ну, представьте себе, что семьдесят с лишним лет вы своими глазами видите восход солнца, а потом вдруг обнаруживаете, что солнца никакого нет. Мало того, никто вокруг никакого солнца и в глаза не видел (прохожие-то совершенно спокойно проходили мимо - я специально понаблюдал).
Меня прошиб пот. Решив не поддаваться панике, я сначала убедился, что не перепутал местность. Затем тростью проверил наличие витрины на том самом месте, где должен был находиться злополучный проулок. Витрина была, причем, изящно украшенная различными предметами старины. А проулка, увы, не было. Стена во всех местах была однородной, безо всяких признаков недавних строительных работ. Мне стало неожиданно горько. Дожил-таки до сумасшествия. От нахлынувшего чувства великой жалости к самому себе я чуть было не расплакался. Был такой фильм, где герой в самом конце узнает, что у него всю жизнь были галлюцинации, которые он принимал за чистую монету. Уже и не помню, как он там назывался.
В психушку очень не хотелось.
Немного поразмыслив, я решил провести небольшую разведку. Остановив проходящую мимо молоденькую девочку, я, ткнув тростью в вывеску, попросил ее подсказать мне название "вот этого магазина". Для убедительности я подслеповато щурил глаза, которые никогда не нуждались в очках.
"Дедушка, какого магазина? Тут же подворотня какая-то! А магазин во-он где!", - девушка правой рукой заботливо взяла меня за локоть, поворачивая в сторону гастронома. Безымянный палец не был обременен кольцом, а руки - пакетами с продуктами. Скорей всего, не замужем.
"Спасибо, дочка", - промямлил я виновато. "Очки вот дома позабыл. Ничего не вижу".
"Давайте я вас доведу", - предложила она.
"Нет, доченька, пойду домой, за очками. Дай Бог тебе здоровья!"
Девушка мило улыбнулась и пошла своей дорогой. Значит, все-таки, психушка.
Я остался стоять пень пнем, уныло глядя ей вслед. Когда она скрылась из виду, я, убедившись, что на меня никто не смотрит, еще раз проверил свою галлюцинацию на ощупь. Все было слишком реально. Штукатурка даже крошилась и пачкала руки.
"Упал, отец?" - вопрос задал добродушного вида здоровяк, оглядывая меня. Пышная, боярского вида борода делала его похожим на священника, но серьга в ухе и печатка на пальце указывали на обратное. Скорее всего, художник какой-нибудь или режиссер. В общем, человек искусства. Увидев в моем взгляде непонимание, он пояснил:
"Да вот, грязный весь".
Действительно, видок у меня был еще тот. Штукатурка выпачкала мне рукава и брюки.
Стоп!
Он ее видел! Штукатурку.
Кое-как отделавшись от заботливого бородача, я отошел в сторонку и присел на старую деревянную скамейку, внутренне ликуя.
Все-таки, я не сошел с ума, как показалось сначала. Ну, по крайней мере, не совсем. Но вот беда: только я видел злополучную антикварную лавку, остальные видели проулок.
Стеклянная дверь распахнулась и выпустила шумную ватагу чумазых ребятишек с футбольным мячом. Они, ссорясь, и перебивая друг друга, громко обсуждали только что закончившуюся игру.
М-да, навряд ли ребята играли в мяч посреди всяких статуэток и греческих ваз. Может, стоит войти внутрь и положить конец догадкам и сомнениям?
"Эти вазы, милый Филя, ионического стиля", - пробурчал я себе под нос, поднимаясь со скамьи и направляясь к таинственным дверям.
Внутри оказалось пусто. Красный мраморный пол, обшитые деревянной рейкой стены, выбеленный потолок. И дверь с золотой ручкой в виде льва.
Первый шаг был уже сделан, поэтому на второй много времени не потребовалось. Нажав на ручку, я распахнул дверь.
Я ожидал увидеть все, что угодно: комнату пыток, набитую глупцами вроде меня, больничную палату с зарешеченными окнами и мягкими стенами, просто пыльный чулан, в конце концов. Но за дверью была весна.
Настоящая, с цветущей ивой на берегу неторопливой речушки, полной рыбы, жирной от стрекоз. С сочной, ярко-зеленой травой на пригорке, растущей вперемешку с золотыми макушками одуванчиков. Ах, какое варенье когда-то готовила из них мама! Еще был родной домик с зеленой застекленной верандой. Во дворе росла могучая сосна. С нее я однажды свалился прямо на грядки с анютиными глазками, а перепуганный насмерть младший брат громко заревел, не зная, что делать. Вовремя подоспевший отец, подхватив меня на руки, хлопнул по спине, отчего я снова начал дышать. Как испугалась тогда мама, запретив близко подходить к сосне. А вот и рыжий соседский кот - снова лежит на крыше нашего сарая. Ждет, подлец, когда гуси выйдут во двор. Ставни дома были открыты, из трубы поднимался прозрачный дымок - мать готовила завтрак.
Я уже стоял в самом проходе, готовый вприпрыжку бежать к родному дому. Хотелось смеяться, петь, гонять соседского кота, снова залезть на сосну и свалиться с нее еще хоть тысячу раз! Я посмотрел на свои детские руки, уже не скрюченные артрозом. Они крепко сжимали ивовый прут вместо привычной трости. На мне снова были короткие клетчатые штанишки с большой пуговицей на кармашке. И желтые сандалики с дырочками. И чуть великоватая мне белая кепка с якорем на козырьке. Так легко дышалось теперь, когда легкие уже не были забиты угольной пылью!
Еще один только шаг - и я смогу остаться здесь. Я понимал это, хотя никто ничего мне не объяснял. Что меня держит в этом мире, где я живу один в пустой двухкомнатной квартире, уже не имея никого в живых из друзей и родственников? Жена Любушка умерла уже тридцать пять лет тому назад. Она так и не смогла пережить смерть старшего сына Витеньки, погибшего на войне в Афганистане. Младший мой сыночек Сашенька разбился на машине двадцать два года назад. А брат мой Вова перенес два инфаркта и умер на больничной койке в прошлом году. Он не был женат и не оставил детей. Близкие друзья уже давно были в мире ином.
Я заплакал, по-детски размазывая слезы по щекам. Господь Бог-то уж точно не забавляется злыми шутками. Но кто тогда придумал все это? Кто решил, что я смогу променять груз пережитых лет на безмятежное детство? Выстраданное сердцем и душой, незабытое и незалеченное временем - все это я просто не в силах отдать взамен. Перешагнуть порог? Но болит мое сердце. Сейчас это уже сердце ребенка, но оно так и не помолодело.
Я сделал шаг назад, сполна ощутив навалившееся на меня бремя лет. Вчера онколог честно назвал мой срок - не более двух месяцев. Значит, уже скоро. На что мне суррогат жизни, когда настоящая уже за плечами, а впереди - вовсе не конец.
Это только начало.
Решительно захлопнув дверь, я повернулся и, опираясь на трость, вышел на улицу, оставив свою весну позади.