Агафонов Владимир : другие произведения.

P

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть о эзотерической любви

  

Озон Фаттахов

(Владимир Агафонов)

  

Здравствуйте, Владимиралександрович,

или

Omnia vincit Amor.

  

Проза в письмах и стихах

  
  
   Предисловие или Рукописи не горят.
  

"Говорю вам тайну: не все мы умрём,

но все изменимся".

1 Кор. 15:51

"Тишь да гладь, да Божья благодать".

Присказка.

   Отец мой и дед мой, и предки мои - все были кладбищенскими сторожами; вот и мне сам Бог велел присматривать. Мне это нравится: спокойно, как у Христа за пазухой, вдали от людей, какими бы они праведниками ни были, да и работа не прежняя: сиди себе, всматривайся, хошь по манитору, хошь так смотри. После армажидона нам на землю ни-ни, это редко-редко когда какой покойник доползёт до запретки - тут только моя обязанность сигнал наверх подать, да покойника обиходить, да и то Гриша в последнее время не велел сигналу давать, Бога гневить: это дело, мол, давно им решённое, кто не успел, тот опоздал, а кто опоздал - не успел. Это уже Глеба, сменщика моего прибаутка.
   Вот как-то сижу я, райские птицы поют, а по манитору козява ползёт. А тут - ни-ни, козяву не убей, не прежние времена. Ну, я жду. Спрыгнула козява, а под ей - точка, сигнал, покойник, мол, выполз, да большой уже, близко, визир не наводится, экстренная ситуация. Ну, думаю, не миновать и мне суда, что будет, не знаю, звоню Грише, так, мол, и так, козява сидела, я и не усмотрел. А ну как покойник-то начнёт вдоль запретки шастать?!
   В прежние времена, конечно, было такое, отец сказывал, вылезали, и помогала тут против нечисти или серебряная пуля или осиновый кол, но где она, пуля, и где кол. Хотел было отцу звонить, да нет, думаю, не зря же я к этому делу приставлен. А тут и Гриша подоспел.
   Вышли мы на волю, а тот уже по лесенке ползёт. Страшный, лице в саже, амуниция в клочья, куски кожи на камнях, а Гриша меч достал, в небо упёр, радуйтесь, кричит, последний праведник, кончилась, говорит, старик, твоя служба и будешь ты сейчас вечно молодым. Малая букашка, кричит, на то и поставлена, чтобы спасти последнего праведника.
   Тут девки набежали, того-то на руки, и в мыльню, а мы с Гришаткой к маниторам, Гришатка ключ достал, в маленькую дырочку вставил и откинул панельку - я и не знал - а на панельке всего одна кнопка. Жми старик, как ты есть главный над прежними, и кончится Армажидонн, последний, мол, праведник восхищен и спасён. Я на радостях прослезился, тыкнул пальцем, да ещё для верности, пыхнуло всё вокруг, загудело, и то ли земля провалилась, то ли мы вознеслись.
   Когда дрожать перестало, пошёл я к запретке посмотреть: ни камней тебе, ни жжения, а всё кругом гладко и спечёно, как пирог, и в центре этого пирога мы живём, в райском саду. А гладкость и покатость такая, что и не удержишься. И сказал мне Гриша, что всё это замкнуто в шар, и сие есть твёрдое основание новоё земли. А пока, мол, конец моей службе, чтобы шёл я почивать, а проснусь, мол, полным и сил, и обновлённый. Посмотрел я на свои старческие в синих прожилах руки, ноги, сухие да жилистые, жёлтые, как лист осенью, которой тут отродясь никогда не было. Вспомнил родную сторонушку, скрытую гладью, всех этих греховодников, и так мне жалко их стало, хоть и покойники они все. Побродил по краю, смотрел на гладь, и всё самого себя вспоминал, баньку нашу гнилую на берегу речки-старицы, и казалось, слышу и запах её болотный, и дух банный, в предбаннике особо, тут тебе и дрова осиновые, и веник берёзовый, и щепа сосновая.
   До шестого часа ходил, а перед тем, как уйти, вот эту тетрадку нашёл. Дневник, значит, песенник. У меня и у самого такой был. Туда и письмо какое перепишешь, картинку приклеишь, или стих. Стих чаще. То ли от праведника выпала, то ли огнём принесло. Хотел я её было пустить от греха подальше скользить по гладкости, и уж размахнулся, было, да в последний момент оглянулся, вспомнил про букашку, да и сунул за пояс. Подождал-послушал, грома нет, значит, не гневается Господь. Вспомнил, что проснусь обновлённый, и решил перед сном почитать. Интересно же. Да и странно мне показалось, что автора её зовут так же, как меня - это я уж потом рассмотрел, перед тем, как за пояс сунуть, а дошло это до меня, когда я к дому апостулировал, я даже вынул, посмотрел, и показалось мне вдруг, что была у меня в детстве такая вот тетрадка.
   А написано на ней:

Здравствуйте, Владимиралександрович!

Владимир Агафонов

Здравствуйте, Владимиралександрович!

  
   Вместо вступления. Автобиография.
  
   Когда князь Александр Невский разбил рыцарей Ордена Крестоносцев, потопив их подо льдами Чудского озера, утонули не все. Те, кто спасся, попали в плен и были обменены на золото. За предка моего, фон какого-то Оффа, также привезли мешочек золотых, да вот беда: во время обмена фон Офф сбежал с небольшой свитой, которой его, кстати сказать, никто не лишал, ибо пленник тогда на Руси пользовался правами гостя. Оказалось, вместе с золотом пришло известие, что старший брат фон Оффа, владелец родового замка и земель, вмешался в какой-то заговор против своего лендлорда и был казнён. Имение же его было конфисковано. Моему фон Оффу предстояло либо вернуть свою землю силой оружия, что по тем временам означало пойти против королевской власти, либо прибегнуть к королевской милости и просить заступничества у короля. Королевская милость известна: отсечение головы. Но чья голова скатится с плеч; фон Офф думал, что фон Оффа.
   Как бы то ни было, фон Офф объявился в рядах татарской конницы, в те дни использовавшуюся и Русью, и монголами в качестве наёмного войска, главным образом против поляков. Живя в Казанском ханстве, фон Оффы получили титул аги, прибавлявшегося при написании после имени, что со временем, после взятия Казани царем Иваном Грозным, преобразовалось в фамилию Агафоновых, по ассоциации с греческим именем Агафон.
   Все Агафоновы всегда отличались длинным носом, мрачным видом, дурашливостью и неуёмным характером. Не было такого глупого дела, куда не встряли бы представители рода Агафоновых, причём предпочитали они действовать скрытно, тайно, головой без толку не рисковать и на большой куш не рассчитывать.
   Отец мой, Александр Ерастович, был двенадцатым сыном у своей матери, а мама моя была девятой дочерью у своей мамы. Поэтому двоюродных братьев и сестёр у меня - не счесть; многих из них я даже никогда не видел. Причем все они разных возрастов, племянница может оказаться старше тёти и воспитывать ее в младенчестве, как это случилось среди московского колена; или племянники неожиданно оказываются татарами, как это случилось в Казани, или теми же чебоксарскими чувашами, но почему-то уже в Москве.
   У бабушки моей был в Казани большой дом с садом. Почти каждое воскресенье многочисленная родня собиралась в нём, муж моей тёти был хорошим баянистом, он приносил баян - и начиналось долгое веселье. За колбасой, сгущенкой и конфетами ездили в Москву, а яблок и своих было много. К двенадцати годам я освоил премудрости игры на баяне настолько, что с каким-то детским ансамблем песни и пляски меня возили по городу и по стране и прочили консерваторское будущее. Но судьба распорядилась иначе.
   После моего ученого дяди в доме бабушки оставалась большая техническая библиотека, которую я всю прочёл, и, начиная с шестого класса, начал занимать неизменное первое место в городских олимпиадах. Баян был заброшен, а я оказался сначала на физическом факультете Казанского университета, а затем в аспирантуре закрытого института Академии наук СССР в Москве. Там занимались тем же, чем в свое время занимался Курчатов: брали зарубежные разработки, создавали отечественные аналоги и выдавали за достижения компартии. Поскольку свой вклад в науку я представлял несколько иначе, из аспирантуры я сбежал обратно в Казань, и, пользуясь тем, что у меня было несколько спортивных разрядов, работал руководителем физического воспитания.
   В Москве я познакомился с одной опереточной актрисой, она мне писала, я ей писал - так родилась страсть к литературе, подкреплённая тем, что в пионерском лагере, где я работал, вожатыми были выпускники Художественного училища. Твёрдо решив стать писателем, я начал писать рассказы, рассылать их во всесоюзные журналы, всюду получая неизменный отказ, но с указанием на какой-то мой литературный талант, который неизвестно в чём выражался. Здесь меня опять нашли мои учёные друзья, и мне пришлось работать в Казанском закрытом институте, где я написал полтора десятка работ прежде, чем понял, что не хочу всю жизнь этим заниматься. Пришлось сбежать в армию. Попал в парадные войска, участвовал в парадах, а остальное время преподавал работу в полевых условиях в одной из Академий для слушателей-иностранцев. Однако и служивым человеком я стать не захотел.
   Когда я вернулся в Казань, я уже был женат, и у меня был ребенок. Решив для себя, что я честно попробовал заниматься всем, на что пригоден, и не нашел в этом себя, и что теперь я свободен для занятий литературой, я пришел в литературное объединение ARС к патриарху казанской поэзии Николаю Николаевичу Беляеву, где и начали меня чистить как рыбу, так, что только вся блестящая шелуха полетела в мусорную корзину. Помню, что тогда мне впервые стало стыдно за некоторые моменты моего прошлого.
   С подачи Н.Н. начались публикации в местных газетах и журналах, а так же была сделана книга переводов татарского поэта Кави Латыйпа для издательства "Советский писатель". Книга была принята к печати, но перед самым ее выходом Татария объявила суверенитет. В Москве сделали выводы, да так, что даже рукописи пропали.
   У меня появились два новых занятия, о которых позвольте здесь умолчать, и решив их честно исполнить, и всё же зная по своему опыту, что занятий литературой мне не избежать, что бы я ни предпринимал, я решил, что поскольку мой мозг волею судеб пропущен через горнило бессмертного учения, просуществовавшего в истории человечества от силы семьдесят лет, было бы неплохо пропустить мой мозг, через что-нибудь более стоящее, хотя бы через что-то, что человечество хранит в своей памяти по крайней мере одно тысячелетие. Таких учений я обнаружил два: это Библия и ее оборотная сторона, кабала Еврейская. Три года я изучал Библию, три года кабалу, и три года применял и то, и другое на практике. К каким выводам я пришёл, позвольте здесь умолчать, ибо каждый человек должен сам решать эти вопросы и быть свободен в своём выборе, но не от выбора.

Часть 1.

   Тлен
  
   Удел царей и царств, о, тлен!
   Мужам ученым и немногим
   ты был знаком, но лишь убогим
   ты ясен Пепел мудрецов
   ком липкой грязи с ног невежи
   как хороши как были свежи
   в твоем саду заросший прах дворцов
   смех дурака и пепел мудрецов
   слеза веков в желании своем
   под будущее прошлое иначить
   чтоб в слепоту в надежде зрячить
   лети звездой за окоем!
   когда по полю мы вдвоем
   одушевленный прах
   там в Космосе рукой могучей
   ты возвратишься к нам из тучи
   как треснет!
   вчерашняя зола воскреснет.
  
   * * *
   "Нет, не умрете!" - Вельзевул
   ей на ухо шептал.
   И он ей пальчики обул
   и ей одежды дал.
  
   "Тебе ключи от Рая дам,
   не верен этот слух,
   не знает ничего Адам,
   он нем и слеп, и глух.
  
   Затмит светила блеск ланит,
   расстелется трава,
   Адам - он Бога обвинит,
   а ты - всегда права!
  
   Ах, Ева! Рай и тускл, и пуст,
   ешь всякого плода,
   ведь нет прекрасней этих уст!.."
  
   И тут раздался тихий хруст,
   она шепнула: "Да...", -
   губами пряными, в соку
   от райского плода.
  
   Бог есть и прост, и прям, и крут,
   и истинен всегда!
   Живые знают, что умрут,
   и Смерть им шепчет: "Да!.."
  
   * * *
   Здравствуйте, мой друг!
   За два дня я получила от Вас три письма. Меня очень удивляет то, что Вы не получаете моих писем. Я отвечаю Вам на все письма. Бред какой-то, в каждом предложении это слово. Словно больше ничего не существует. Для нас - да...
   Люси.
  
   * * *
   Казань! Старая Казань!
   Как меня твои руины ранят!
   Скорбь о годах, что исчезают,
   в пучину вечности канут безвозвратно!
  
   Снится тебе былая слава,
   была ты крепостью неприступной,
   утопили былую славу,
   реки крови глину пропитали!
  
   Площади торговые, полные народом,
   звон церквей и крик муэдзинов:
   по-новому кричат муэдзины,
   звон колокольный так ли растекался?
  
   Жизнью новой, незнакомой,
   ты наполняешься, как чаша, до краёв.
   Только кому пить из этой чаши
   горечь твою, степную, полынную?
   * * *
   Почему Вы мне не пишете? Умоляю, дайте срочную телеграмму, что помните меня и напишите самое прекрасное письмо. Иначе я умру! Я боюсь потерять Вас. У меня нет ничего дороже Ваших писем, Вы, мой Ангел-Хранитель.
   Я живу в мире иллюзий. И я одинока в этом, своем мире. Не оставляйте меня, прошу Вас.
   Дома я буду до 28 августа...
   Люси.
  
   * * *
   Миновала пора ледниковая,
   но я замер, как крик ледяной -
   годы жизни, время расковывая,
   разделяют тебя со мной.
   Там, где пращур искристый, каменный
   бил о камень - вострил топор,
   разыгрался игристый, пламенный,
   пьяный сполох - в полнеба костер.
   Где вечерние зореньки грустные
   в небесах хороводили зря,
   разгорелись просторы русские -
   перелески, деревни, поля.
   За деревнями да за усадьбами,
   вслед за августом да в сентябри -
   разгоралось шелками да свадьбами
   ненасытное поле любви.
   С взгляда первого первая встречная
   отправляет душою в полет,
   где базарная, поперечная,
   несчислимая прорва комет.
   Бросит взглядом, улыбкой подарит,
   в нестерпимую даль позовет -
   а за зорями бес кочегарит
   ненасытную прорву комет.
   Перелески, поля и деревни
   озари и в даль позови -
   мы - земные дети и древние
   ненасытной планеты любви.
   Ой, вы зореньки-зори вечерние,
   это к вам я иду яко тать,
   через звезды и через тернии
   я иду, чтоб судьбу коротать.
   Проглочу этот воздух дурманящий
   и небесную благодать,
   чтоб скорее настал миг решающий,
   миг, которым дышу яко тать.
   Повстречайся в полуденной хмари,
   в заревую даль позови,
   хоть и знаю, там бес кочегарит
   ненасытную прорву любви.
   Но готов я, Ваше Величество,
   послужу и вам, воронье,
   чтоб кармическое электричество
   било молнией в сердце мое.
   Зори ровные, зори зеленые,
   к вам иду и в вас пропаду,
   ненасытные и влюбленные
   в заревом неизвестном году.
   Так встречайте же, Ваше Величество,
   мой привет и вам, воронье!
   ...И космическое электричество
   выжжет молнией сердце мое.
   * * *
   Здравствуй, Вовка!
   Как твоя физорговская деятельность? Как пионерки?
   Нашу жизнь тебе описывать не стоит, сам представляешь. Ком взвода х... попался, нарядами за... . Я уже четыре имею. Правда, до рекордсменов мне далеко. Например, у Салавата их порядка десяти. В остальном здесь тоже что-то вроде пионерлагеря - все на природе и кормят не так уж плохо. Посмотрел я на жизнь офицерскую - на х..., на х..., это явно не по мне. Конечно, тандем начальник-подчиненный существует везде, но в такой откровенной форме..., что ни говори, а человек нуждается в иллюзиях. Ну, пока, иду в караул...
   Михаил.
  
   * * *
   Сосны таяли, текли
   липкою смолой на солнце,
   и твоих зрачков оконца
   в хвою колкую легли.
  
   Увлекали, не таясь.
   Ты впивалась, а не кралась.
   Не любовь - так, значит, страсть
   летом жарким нам досталась...
  
   Только снились целый год
   пыль просушенных прогалин,
   след от ремешка сандалий
   на подъеме рыжих стоп.
  
  
   * * *
   Здравствуйте, Володя.
   По-моему, это Ваше первое "настоящее" письмо, а до него были какие-то "ненастоящие", " игрушечные", что ли?
   (Трактаты о поведении и дань приличию). Я даже решила Вам пока не писать (чтобы не заставлять ответить), и все эти дни строила этакую баррикаду между: элементарной гордостью и желанием пооткровенничать. Но, увы, строила вяло и некачественно, и, когда она стала рушиться (по прочтению последнего письма), я равнодушно смотрела, как падают тяжелые камни, которые я таскала изо дня в день, смотрела без сожаления и каких-либо упреков к себе.
   И вот: Я Вам пишу...
   Положение моих дел на сегодняшний день ужасно, но не позволяйте даже подумать себе, что я жалуюсь...
   Пишите мне чаще и побольше, отвечайте откровенностью на откровенность. Ведь дружба наша скоро кончится, а нам еще надо многое почерпнуть друг у друга (мне, по крайней мере). Знаете, напишите мне о той девушке, фотографию которой я видела, но Боже упаси Вас решить, что это ревность - нет, нет! (По причине той самой разницы в летах, о которой Вы любезно напоминаете мне в каждом письме! Кстати, я не советую Вам больше этого делать, т. к. сама ее отлично чувствую).
   А знаете, что я Вам напишу напоследок, я напишу Вам то, что я сейчас подумала. Хотите?(О, я забыла, что Вы никогда ничего не хотите.)
   "Интересно, подумала я, а почему..."
   Лена.
  
  
   * * *
   Мне так велел Господь, чтоб в чёрной позолоте
   искал я мысли радужную медь,
   ловил слова в нервической зевоте,
   неверные на треть,
   профана поступь, хамские ухмылки,
   вчерашней тризны шум.
   Религии остатки и обмылки
   идут на ум.
   Горит огонь затепленной лампады,
   искрится капля голубой воды,
   частит дьячок, и рьяно крестят бабы
   своей души изгибы и ухабы,
   своей души помятые лады...
   Но прячет дьяк глаза, молящихся невнятен
   язык любви. Лекарство - это яд.
   И в будущем, и в прошлом - столько пятен,
   святого лик притворен и развратен,
   и перст воздвигнутый дьяка сулит мне ад.
  
   ...Но когда я умру, выйдет друг
   говорить обо мне хорошо;
   я тогда поднимусь и из гроба спрошу,
   что же раньше ты, друг, не пришел?
   Атеист: от бюро ритуальных услуг
   два венка - ни креста, ни кадил;
   и ко мне подойдет ошарашенный друг:
   Ну а сам ты к кому приходил...
   * * *
   Володя.
   В Москве есть место в очную аспирантуру (или ставка стажера-исследователя на 3 года). Я договорился, что тебя возьмут на нее. Если ты хочешь этого, то приезжай ко мне домой в субботу с 9-00 до 12-00. Обговорим детали. Решение сообщить в Москву до 15-го.
   Р. S. Я тебя искал по всем лагерям, но ты оказался неуловимым...
   Зуев.
  
   * * *
   Там, где светил ацетилен,
   а бес - силен, но был бессилен:
   разлился в мире свет Елен,
   и был он долог и обилен.
  
   Тогда впервые смерть пряла
   свое льняное одеяло,
   когда ты письма порвала,
   когда мосты переломала.
  
   Хранило море пенный след,
   а что мужам до остального?!
   Взят азимут. Хвосты комет
   сошлись на том, кто был взволнован.
  
   В прицеле двух хвостов комет
   есть свет Елены - Трои нет!
  
   В веках растаял пенный след,
   как мерный звон доспехов медных,
   и лишь Гомер, слепой поэт,
   всё видел свет Елен неверных.
  
   И с той поры археолог
   на месте Трои кости чистит,
   и лишь поэт, ломая слог,
   на свет Елен спешит и ищет.
  
   * * *
   Тов. Агафонову от тов. Н., б/п!
   Володя, тебе нужно срочно написать заявление о переходе в 14 отдел (если еще не передумал) и как-нибудь зайти, подписать его у нашего начальника, а затем у своего. Твой нач-к, конечно, откажет, но пусть это тебя не волнует: скорее всего (99,9%) его (нач-ка твоего) обойдут.
   Лично я убываю в отпуск с 11 августа. Если ты прибудешь...
   Борода
  
   * * *
   Есть женщина со светлой тайной жрицы
   таинственного храма в облаках.
   Как два крыла раскинуты ключицы,
   и грудь ее остра, как бронзовой волчицы
   остры сосцы, кормящие в веках.
  
   И ясное чело нимало не волнует
   былой минуты взмученная грязь,
   и ветр веков в лицо ей дует
   и треплет прядь.
  
   И взгляд ее через просторы мчится
   туда, где Древний Рим ее короновал.
   И счастлив день, когда священную волчицу
   я в ней узнал.
  
   Она богам сродни. Не властно время
   над тайною в глухом разрезе рта:
   она вскормила Ромула и Рема,
   она несла свой крест, и было тяжко бремя,
   когда никто не целовал креста.
  
   Она молчит. Она не смотрит косо,
   но и не скажет правды ни на треть.
   Безудержно она рыжеволоса,
   священна, как языческая медь.
  
  
  
   * * *
   И там, в лирической тиши,
   Открыть в себе, в конце концов,
   Страсть к одеванию лапши
   На уши праздных мудрецов.
   Вы заходили ко мне, но меня не застали - поверьте,
   я также разочарована, как и Вы. Во избежание дальнейших недоразумений и смерти
   нашей с Вами любви
   приходиприходиприходиприходите ко мне 23-го (понед.) часа в 4 (хотя странно, как Вы умудряетесь в это время) или в 5.
   Только уж обязательно!
   Я ведь нетерпелива.
   До встречи.
   Лена.
   P. S. Кстати, воскресный день у меня свободен и обещает быть скучнейшим. Не могли бы Вы развлечь меня. Куда-нибудь увести?
  
   * * *
   О, женщина! О, женщина-волчица
   с глазами, что не любят притворяться!
   Остры сосцы, и в тощие ключицы
   по меркам разума, не стоило б влюбляться.
  
   Но я лишь пленник губ моих влюбленных
   неистовый, смоковница сухая.
   Ты - вечна, вечен лавр вечнозеленый,
   и пыль веков тобой благоухает.
  
   Тебя я к миру целому ревную,
   ведь ты - его. А мир - куда он мчится?
   Губами воспаленными, волчица,
   измученный, сосцы твои целую.
  
  

Часть 2.* * *

   Здравствуйте, Владимир Александрович!
   Вы будете удивлены, получив от меня письмо, а это я, Ник., я в городе со сладким именем Изюм, это Украина. Пишу всем, кого помню и люблю. Помните, как мы с Вами ходили в походы? Сегодня посетили меня воспоминания.
   Утро. Очень холодно. Вылезешь из палатки - вокруг еще темноватый сосновый лес. Горы. Шумит где-то в тающих сумерках река. Солнце осветило ледники и снежные шапки, и они приобрели розовый цвет. Свежо и холодно. Легко дышится.
   В душе спокойствие и равновесие, которого так не хватает...
   Ник.
   P.S. Я здесь очень одинок.
  
   * * *
   Я пью казенный мятный чай,
   как каждый, служащий в конторах,
   чтоб выловить меж разговоров
   грачиный грай.
  
   В провал окна льет киноварь
   свои магические волны,
   льет для того, чтобы я вспомнил:
   я - Божья тварь!
  
   Товарищи мои войдут,
   подбиты мыслью трудовою,
   уверенны, как высший суд.
  
   Окно немытое закроют,
   меня от Господа спасут.
   * * *
   Володя!
   Ф. вышел на работу. 140 р(азличных благ) утряслось мирно. Он вполне согласен. Как только можешь, приезжай и получай-ка резолюцию "Возражаю" у своего начальника.
   У нас уже есть одно заявление с такой резолюцией - ждем твое и Б., чтобы проталкивать кипой! Я в отпуске - подходи сразу к Ф.
   Борода.
  
  
   Ода древней могиле
  
   Разноцветные стёкла веранды
   славно вставили в мозг мой врачи
   агитации и пропаганды
   (и досужего марта грачи).
  
   Славный конник, погибший за Ясу
   (и оставшийся жить, инвалид),
   в небо марта, досужее, ясное,
   он шестое столетье глядит.
  
   Он коня погубивших на тризне
   на вершинах хазарских холмов,
   начинающих путь к большевизму,
   поделил на друзей и врагов.
  
   Рты орущие скачущей лавы,
   всей ордою стекавшей в века -
   вы немеркнущей воинской славе
   навсегда подпалили бока.
  
   Он глядит в слепоте неумело
   (он глядит в слепоту навека),
   где свободе - девочке в белом -
   не впервые намяли бока.
  
   Где теперь эта пьянь, потаскуха,
   площадная и грязная рвань? -
   Рот разинув от уха до уха,
   мечет в толпы какую-то дрянь.
  
   А с вершины безногий покойник
   (шесть веков он на нас свысока)
   видит: тащит свобода подойник,
   полный крови, войны молока.
  
   И - пропитанный кровью философ
   и вершины холма паразит,
   нам, подъятым крючками вопросов,
   он проржавленной саблей грозит.
  
   * * *
   Зайка, прими свою добычу и найди
   То милосердие, в котором люди
   Ей отказали...
   Она часто спрашивала, нравится ли она ему как женщина -
   И он ни разу ей не ответил
   Да.
   Ей это было странно, но ни разу
   она его ни в чем не упрекнула.
   Чтобы услышать - Да, быть может раз, она сказала, что давно его как парня оценила. Но подстрекательством назвать все это...?!
   И лишь сегодня: "На многое для вас готов"
   Хотя не лучше ль было с этого начать?
   Но наставления читать Вам не хочу,
   Быть может, просто не имею права.
   Простите мне все злые выраженья...
   Но если Вы начали тот разговор
   начистоту -
   Его продолжить я согласна...
   Лена.
   Побег
  
   Я удачу поставил на хрупкую карту,
   я забросил курить и убрал папиросу,
   и в подруги выбрал богиню Астарту,
   заплетя ей в дорогу покруче косу.
  
   Нас обоих небо в дорогу позвало,
   указало нам путь причудой знамений,
   и земля как палуба затанцевала,
   обрывая тугие канаты сомнений.
   По пространству пустынь мы были разлиты,
   на горячие камни ложились крупою,
   но светились Двурогой зрачков хризолиты:
   "Я с тобою, не бойся, иди, я с тобою..."
  
   И дано откровение было нам в этот час.
  
   ...А когда мы причину побега забыли,
   мы вернулись домой, и от нас
   шарахались автомобили.* * *
   Письмо N1 от...
   (теоретический раздел)
   Здравствуй, Владимир!
   Сегодня прочел высказывание К. Маркса: "Я не позволю буржуазному обществу сделать из меня машину, делающую деньги...".
   И вспомнил. А Эйнштейн: "Я рано понял, что жизнь - это гонка за материальным успехом... Я не захотел участвовать в этом состязании".
   К. Маркса спросили: "Что вы больше всего цените в людях?" Ответ: "Простоту".
   Видимо, простота - это высшая форма духовного развития, не наив, не примитив, а глубокое знание жизни, понимание кратковременности человеческого бытия и любовь к людям, к простым заскорузлым крестьянам, к недоразвитым обормотам, пропивающим свою жизнь по общагам, но здесь же - одновременно - ненависть к ханжеству, сытости, спеси.
   Микеланджело: "Еще не родился на свете человек, который бы любил людей больше, чем я".
   Винсент Ван Гог: "Нет ничего художественнее, чем любовь к людям". Можно пойти лесниками в Марийскую АССР, например. Лесники почти всегда требуются. Возьмем соседние участки, поставим дома рядом, приедем с женами и будем жить свободной жизнью.
   Оклад - 70 р. (теперь может уже 100 р.) + дают либо лошадь, либо мотоцикл. Домашнего скота держи хоть стадо, косить, собирать ягоды и пр. леснику разрешается и на территории заповедника. Дают бесплатно сколько-то литров (сотен литров) бензина (керосина) и др. льготы. Кстати, леснику очень просто купить машину, в смысле быстро.
   Это мужская жизнь: ходить по лесу с ружьем, охотиться, засыпать дробь в патроны.
   Тур Хейердал, женившись, уехал на коралловый атолл в Полинезии и жил там, изучая флору и фауну, несколько лет, там, кажется, не было даже эскимосов, или папуасов? Только песок, пальмы и море. Еще небо, очень голубое, и они, очень молодые!
   По-моему, это хорошо.
   Ник.
  
  
   Возвращение
  
   Шевелящегося света изумрудные зрачки
   и невидимого овода тяжелое жужжанье
   мне пророчат рецидивы ослепляющей тоски.
   Непосильна эта встреча. Невозможно расставанье.
   В этом доме ровно в полночь раздается бой часов,
   и в продрогшем человеке снова мальчик умирает.
   В угасающем сознанье этот звон и плен лесов
   чьи-то мудрые ладони словно с зеркала стирают.
   Только в будущее въелись эти сладкие духи:
   муравейники и ели, - не сотрётся этот запах,
   этот терпкий запах прели, запах тлена и трухи -
   ветви хвои все в тенётах, словно воск на хвою капал...
  
   Только в детстве пишет хвоя золотые письмена.
   Только в детстве медовары все пьяны непробудимо:
   ни раза не целовавшись, не попробовав вина,
   на дорогах куролесит вечно юный Буратино.
  
   ...Я по сходням деревянным шёл в сплошную черноту,
   по кривым коленцам шатким к мокрым зарослям жасмина,
   в этот древний запах детства, в дорогую немоту,
   где всегда пророчил счастье мне лиловый бант Мальвины.
  
   * * *
   Hello!
   I want you to visit me in the evening at 8 o'clock.
   P.S. Don't be late!
   Лена.
  
   Листок
  
   Побуйствовав, ветер затих и закату
   минуты последней отсчитывал срок.
   Луч солнца на облако сел, как на вату,
   но осень нещадна - последний листок
  
   С берёзы летит. C ним взмывают надежды
   и юностью грезят, мечтой и дорогой...
   Но лист тот два раза крутнулся и между
   метёным асфальтом упал и порогом.
  
   С порога в тот вечер несло, как и прежде,
   прожаренным луком, блинами и дымом,
   и шагом тяжёлым спускался невежда
   нагнуться за медноблестящим алтыном.
  
   * * *
   Письмо N2.
   (часть практическая)
   Личинке майского жука не писал, надоело! Ирина из магазина не ответила. Марина пишет письма, в которых чувствуется ее большое уважение к своей особе. Ответил в смысле понимания самобытности ее натуры.
   Аделя почему-то мне нравится, хотя я ее видел всего раз. Нормальная девушка с уравновешенной психикой.
   Аниса написала: ... я не достойна твоей любви... Приедет на первомайские праздники, возьму ее в поход.
   В октябре в г. Тбилиси состоялся первый Международный конгресс по проблемам бессознательного в человеческой психике (телепатия, телекинез и пр.) Очень советую прочитать заметку об этом в журнале "ТМ" N3 за 1980 г.
   Я отразил себя на средневековье и на античный мир и везде видел себя не более чем обывателем, правда, немного думающим, много болтающим и ничего не делающим...
   Сейчас вечер, 19-00, кончу писать - что делать дальше? Весь Изюм ушел смотреть худ. самодеятельность цеха N7, а я не хочу ее смотреть.
   Все-таки хочу я в лес...
   Ник.
  
   * * *
   С каштанов и кленов - слепая кашица,
   как шорохи слов - на жирной земле.
   Сказать - не сказать, или не торопиться
   и тихую осень увидеть успеть?
   Что врежется в память в кипени нежданной,
   в осенней забаве, сбежавшей от туч -
   сиреневый дождь в этой чаще обманной,
   сверкающий обруч и солнечный луч,
   туман травяной, тлен садовых дорожек,
   далекое, словно слепое, окно?..
   Был вечер такой - пронимало до дрожи
   ушедшее лето, из многих - одно.
   О, плоть тишины, ты - прекрасна, как вечность,
   как голос высоких, архангельских труб!
   О, голос прогулки - святая беспечность!
   О, слов моих голос, прекрасен и груб!
  
   * * *
   Здравствуйте!
   Не сочтите за труд - зайти ко мне (поскорее). Желательно вечером.
   Лена.
   P. S. Каждый день Вашего промедления приносит мне массу неудобств.
  
   Осенний поцелуй
  
   Осенний поцелуй здесь, в парке,
   под Кремлёвской:
   объятья нежных рук,
   дыханье теплых губ.
   Дыханье губ родных, но груст-
   но, сумеречно. Просто
   морозных листьев хруст:
  
   осенний поцелуй.
  
   Замёрзших рук кольцо.
   Поближе, тело, к телу!
   Смерть - только сон и мир - в тартарары.
   Всю жизнь с тобою так - по-детски, неумело,
   в кольце дрожащих рук,
   сквозь сладкий вкус слюны.
  
   Прощай, иди, прости. Лети, замерзли губы.
   Последний жест во тьму. Касание. Едва.
   Вернись, прошу, вернись! Прижмись.
   Подставь мне губы...
   Но...
   тишина - мертва.
  
  
  
   * * *
   Женщина-льдинка,
   снежинка,
   пушинка,
   губы твои как оливки с тартинкой.
   Кто тебя на землю, грешную, сбросил -
   тот не подумал...
   Женщина - осень,
   ягодка спелая, прелесть земная,
   есть ли замена тебе - я не знаю!..
   Разве что,
   жаром любовным согрета,
   ты превратишься -
   в женщину-лето?..
   Казань
  
   Это город студенческих общежитий, оврагов и серых заборов,
   с которых никакой дождь не смоет пыль, ибо она
   рождается из этих заборов, и сколько ни крась их, континентальный
   климат и сам сатана
   слущивает краску кусками, перетирает в пыль ее - и все же вид из окна,
   перемываемого дважды в год,
   по-настоящему дорог.
  
   Это город смуглых девушек с довольностройными, но пыльными, как тротуары, ногами,
   а может быть, и не пыльными, а чисто помытыми, но, во всяком случае,
   самое черное место всегда - коленки.
   Это город общежитий, оторванных от моногамии,
   город четырех, пяти или шести лет заключения в четыре стенки.
   Это такой город, что если спросишь имя девушки, чаще услышишь: "Гуля...",-
   и будет эта Гуля тренирована и ломана на тренажерах;
   город надежд и страстей, но не контрастов, ибо об ухажерах
   еще только учатся судить по их стоимости:
   сколько за раз,
   сколько за ночь, за недельную дружбу, и кого как за это одели-обули -
   здесь, в провинции, еще в ходу оттенок волос и цвет глаз.
  
   Это город надежд и страстей, обмениваемых на благополучие,
   это город удешевления - каждодневного и неуклонного -
   от слона в зоопарке, покрытого струпьями,
   до в "Грот-баре" червонцы отсчитывающего влюбленного.
  
   Это город такой, что можно гулять в полночь,
   а в полдень на базарной площади вас
   зарежут без нужды...
   Я рожден в этом городе, этот город мне дорог,
   потому что другие - чужды.
  
  
   * * *
   Цветы. Ухажер. Чашечка кофе. Нет площе и плоше.
   Карта - не лошадь, к утру повезет, карта не лошадь.
  
   Долго ли мне блефовать, потрясая основы -
   давно уже нет ни дамы треф, ни дамы бубновой.
  
   Расклад неудачен, но все-таки я среди шума и гама
   понимаю, это она - в козырях - третья дама.
  
   Под игрока - с семака. А она - королева.
   Карта не в масть, разошлась направо-налево.
  
   Пойду с семака, пусть она пожар мой раздует -
   тот не пьет ни бокала шампанского, кто не рискует.
  
   * * *
   Нельзя служить одновременно
   Богу и Мамоне:
   ты каждый вечер неизменно
   висишь на телефоне.
  
   А в этот час тобою бредят
   веков премьеры.
   Твой волос чистой красной меди -
   как медь триеры.
  
   Касаться древние не смели
   таких наитий,
   но ты прочти - не о тебе ли
   писал Овидий?
  
   Их сонм, имен, созвездий, кои
   тебе не светят.
   ...Слова ничтожны - как легко их
   уносит ветер.
  
   * * *
   Милый друг!(?)
   Я не знаю, как обратиться к Вам. Слишком официальны все обращения. К этому чувству еще не придумали нужных слов.
   Такая переписка редкое явление.
   Поэтому трудно, тем более что я знаю о Вас так мало.
   Скоро год, как мы познакомились. (Лирика... слишком серая). Ничего у меня не получается с предисловием. Пишу я плохо, говорю значительно лучше.
   Я Вам очень верю, хотя знаю, - у Вас своя жизнь. Я никогда не исчезну. Пока я жива, Вы будете получать письма. Но я надеюсь на взаимность. Хотя, вероятно, мы так и останемся "мифом". Может это и лучше. Я чувствую, что Вы одиноки.
   Все и всё кажется чужим. И эта земля, и эти люди. Вот потому - Жить в своем мире, со своими верными друзьями, со своими идеями, взглядами, мечтами. Только так.
   Вы мне дороги. Мне с Вами легко.
   Пишите мне. Я очень жду.
   Ваша Люси (так меня зовут только самые близкие мне люди).
  
   * * *
   Я - пленник губ, но не своих, не бард:
   я пленник голоса, я пленник кожи,
   я будто бы кинжал, задешево в ломбард
   заложенный.
   С отточенным клинком внутри блестящих ножен.
  
   Я пленник губ твоих, я пленник глаз,
   я - вольный конь, я путами стреножен,
   я - дервиш, совершающий намаз,
   я в сердце гор взбесившийся компас,
   я - крик осла, я - Божий глас,
   вот так я сложен.
  
   Я должен всем и никому не должен.
   Я Вечный Жид, я спекулянт из Ломжи...
  
   Но нет тебя - и я скитаюсь бомжем,
   но нет тебя, и вслед за суховеем
   неотвратимая грядет беда,
   но нет тебя - и падает звезда,
   и - жиром смазанный - клинок ржавеет.
   Алабакуль
  
   Летний вечер, длинные тени, низкие избы,
   столб телеграфный, пыль золотая, пустое шоссе...
   Хлопнем, хозяйка, хоть самогону, только бы - лишь бы
   этот закат великолепный не видеть совсем.
   По конурам, да по "просветам" - от Бога подальше:
   сердце тревожит от райских его миражей.
   Пусто в душе от тревоги, от звона, от фальши -
   хоть полстакана - от сердца - хозяйка, налей!
   Нет, хороша самогоночка - чистые слезы.
   Низкие избы, длинные тени, гладь облаков.
   Нет, хороша - разошлась, пробирает до дрожи,
   так, что уж слышу в долине гуденье столбов.
   Выйду во двор посмотреть острова и громады,
   райские мессы в разрывах малиновых круч,
   колокола, все симфонии и канонады,
   и - в миг захода - зелёный загадочный луч.
   Вот оно, небо - открылось и остекленело,
   словно жука, мою душу поймав в электрон,
   словно невесту - девочку в платьице белом -
   душу мою умыкая за горизонт.
   * * *
   Здравствуй, Владимир!
   Как мне надоело жить, как мне скучно жить.
   В очередь на квартиру меня ставить не хотят и не будут, пока не женюсь.
   Нач. лаборатории (оклад 160 р.) назначат лет через 10 - 15 - и это еще удача будет.
   Необходимо для этого вступить в партию и посещать после этого до конца жизни либо школу "Основ марксизма-ленинизма", либо "Школу экономических знаний" - а потом (лет через 10-15 тоже) вести эту школу, забивать людям мозги своим идиотским толкованием марксизма.
   Лет через 10 - 15 я стану старым и сломленным.
   А. Эйнштейн: "Если бы я не стал физиком - я ушел бы в смотрители маяка".
   Сегодня читал "Основы ЯМР" Р. Сликтера и вдруг озверел - т.к. понял, что никогда не разберусь, что там сделал Фрелих и Шумахер, и чем это лучше работы Бломбергена и Бьерна. Эта книга 1963 г. издания, пока я доберусь до 1980 г. издания - я облысею, но зато буду знать, что, кто и когда чего сделал.
   Я нашел себе задачу, которая мне интересна: "Релятивистский электрон" и буду ее долбать до конца дней...
   Ник.
  
   Последний парад АПЛ "Курск"
  
   Имена их канут в могильную тьму -
   что газетные дрязги, что им речи генсеков...
   Они мерно идут сквозь дождя пелену,
   сквозь туман, сквозь обиды, сквозь боль,
   сквозь страну -
   все девять отсеков.
  
   Служба во флоте - не мармелад:
   якоря да погоны - нынче не в моде,
   я смотрел эти кадры семь раз подряд,
   мне восславить бы должно строй - ведь парад,
   но я вижу: они уходят.
  
   Семейное видео, слепое кино...
   Они служат России - не колобродят.
   Их коробка проста, как квадрат домино,
   они славно шагают, эти парни, но
   я вижу: они уходят.
  
   На груди их медали звенят - не рубли...
   Оловянною правдою смежило веки.
   Приспущены флаги. Молчат корабли.
   Окончен парад. Ребята ушли
   в бессмертье. Навеки.
  
   Имена их канут в могильную тьму -
   что газетные дрязги, что им речи генсеков...
   Они мерно идут сквозь дождя пелену,
   сквозь туман, сквозь обиды, сквозь боль,
   сквозь страну -
   все девять отсеков.
  
   * * *
   Черное облако, пламенный закат -
   целиком открытые небеса стоят.
   В сторону заката выйдешь посмотреть -
   как остекленелая смотрит в небо степь.
   За холмами дальними кружит вороньё,
   там могила всадника, возле ног - копьё;
   не одно столетие вороньё кружит,
   не одно столетие схрон тот сторожит.
   В схроне кости древние, ржавчина да пыль,
   по кривому склону стелется ковыль,
   сгнила амуниция, и богатства нет,
   лишь в горшочке глиняном несколько монет;
   Умер не задаром он - а за полземли;
   сквозь могильный череп корни проросли,
   и в горшок набилась мать сыра-земля,
   словно в череп древний - корни ковыля.
  
   * * *
   Уважаемый товарищ!
   Ваш доклад включен в программу...
   Вам предоставляется...
   Просим...
   Регистрация...
   Просим Вас принять участие в следующих дискуссиях:
   Состояние, проблемы и перспективы неэмпирических программ;
   Что стоит считать методами ab initio?
   Что стоит считать методом Ха?
   Оргкомитет...
  
   Прогулка
  
   Длинная, голая, белая стена Казанского кремля,
   пустая, как жизнь, прожитая в провинции.
   Из прорези розовой башни высовывается темляк:
   Народный театр готовится к гастролям в столице. И
   я стою внизу, под бугром, в начале Большой Проломной,
   я рассеян по набережной, я - тот самый прохожий редкий.
   Так маленькая птичка под прицелом ружья ощущает себя огромной,
   но пытается ввинтиться в ветку.
   Время здесь тянется долго, оно - вечно.
   Человек приплюснут временем, как муха мухобойкой.
   Время здесь - само по себе, оно плоится гигантской слойкой
   в кондитерской кошмаров и становится бесчеловечно.
   Кошмары здесь снятся часто. Не какой-нибудь темляк,
   высунутый из прорези розовой башни:
   здесь все - от младенца до старейшего жителя Кремля -
   строят большие и малые, семейные и государственные шашни.
   Видят, готовят, устраивают и прочая, и прочая, и проч.:
   время делает человека строчкой в каком-нибудь списке
   (можно сказать "лишь", но бывает такая строч -
   ка, что другие - не годятся этой строчке в описку)...
   Розовое солнце убегает за Спасскую башню кремля.
   Россия... она же Татария... с миру по нитке...
   Из прорези розовой башни убрали темляк -
   Народный театр собирает пожитки.
  
   * * *
   Владимир Александрович, здравствуйте!
   Мои новости:
   Я - лейтенант запаса 3-го разряда! А ты посмотри, какой у тебя!
   Познакомился с местной дивчиной (Гарна дiвчiна), красавица писаная, завтра идем в кино. Как на мужчину действует на меня чрезвычайно сильно. Что будет дальше, напишу. Тьфу ты, она не пришла, говорит, задержалась на работе. Плюнул и забыл.
   Получил письма от Анисы и Адели.
   Аниса пишет, что ее письмо нужно понимать, как дружеское. Тут я ничего не пойму.
   Адель нарисовала очень веселенькое письмо (приеду, покажу), похоже, она отличная девчонка. Прикинулся В. Гайзенбергом на пустынном острове Герголанд, где тот создавал матричную квантовую механику.
   Я тоже от не фиг делать срывался пару раз в Харьков, посмотреть. Значит так:
   яркий солнечный день, воздух свеж, небо высокое и голубое. Я совершенно случайно купил 2 кг апельсинов, очень желтых и крупных как мячики. Я весь в синем. Я несу апельсины в голубой сетке, и они светятся как маленькие солнышки. Иду по центральной улице.
   Справка: ул. Сумская:
   В. Маяковский:
   Один станок - станок.
   5 станков - мастерская.
   Одна блядь - блядь.
   сто блядей - Сумская.
   Женщины меня постоянно останавливают и спрашивают, где купил. За полчаса поговорил с 15 - 20 женщинами, среди которых были и молодые, и милые.
   Сегодня в обед смотрел в окно с 7-го этажа вниз на заснеженную дорогу, по которой топали люди. Было сытно, назойливо гудела вентиляция. Мне захотелось достать пулемет и пострелять немного.
   Пиши.
   Ник.
  
   Осенняя безешка
  
   Осенняя безешка
   тут, в парке, под Кремлевской:
   обыкновенность тепличных лапок,
   дыханье теплых уст.
   Дыханье милых уст,
   да минорно, сумрачно. Заурядный
   стылых листьев хруст:
  
   осенняя безешка.
  
   Озябших дланей букля.
   Поближе к праху, прах!
   Кончина - греза, в пекло свет.
   Весь шабаш живота по-детски, неискусно,
   в кудряшках берегущих лап,
   сквозь райский вкус слюны.
   До скорого, шагай, помилуй мя.
   Мчись, перезябли рты.
   Предсмертный в бездну жест. Касание.
   Пополам с грехом.
   Возврат, ходатайство, возврат!
   Контакт. Перезагрузка...
   Однако...
   безмолвие - неизлечимо. Жуть.
  
  
   Круг
  
   Мосты Булак разрезали, как булку,
   макнув горбы в сиреневый кисель.
   Но мне - по Кировскому переулку
   до Тихвинской,
   роскошной, словно гжель.
  
   Здесь постою,
   в грязи, возле молочки,
   где турки важные
   таскают тюфяки,
   им помогают наши мужики -
   словно быки, -
   усердствуя не очень.
  
   А гжель всегда
   прозрачна, словно небо!
   И Тихвинка - прозрачна и светла!
   Эх, мне б тюки таскать!
   С упорством - мне бы!
   Меня ж простая баба родила!
  
   Эх, грузчики - распаренные черти!
   О, простота - живу, подковы гну!..
   Тукаевская.
   От Бурнаевской мечети
   К изящной "Эбиволи" поверну.
  
   "Лови мгновение" -
   и в духе happy end'а
   пройду к Булаку, замыкая круг...
  
   И ощутив себя изгоем вдруг,
   я дверь толкну
   каморки "Second hand'а",
   где мне всегда Святой воды нальют:
  
   - Что там прислал мне
   неизвестный друг?..
  
   * * *
   Le amor non e', che dunque...
  
   Агафонову Владимиру Александровичу от подруги Вашей, Елены.
   Я прочла с величайшим удовольствием то, что Вы пишете обо мне, но позвольте сообщить, что письмо, которым Вы меня удостоили, застало меня в чувствах расстроенных и встревоженных.
   Писание Ваше я получила 7-го сего месяца, а таковое молчание Ваше расценила как грубую ошибку, непростительную для человека, знающего сколько-нибудь физику, философию и проч. А посему не только полагаю себя в праве, но даже и ставлю себе в непременную обязанность требовать от Вас удовлетворения за дерзкое поведение, которое Вы дозволили себе касательно вышеупомянутой особы. Единственно одна причина немного смягчила мое к Вам отношение, это
   Ваша подготовка к экзаменам, которые Вы будете держать не далее, как через месяц. Но все же, я прошу Вас, милостивый государь, дать мне знать о месте и времени, также и об оружии, Вами избираемом для немедленного окончания сего дела.
   Пребываем к Вам всё же благосклонны.
   Лена.
  
   Пиросмани
  
   Он прост, трактир, но хаши - подогрето,
   горит рубином терпкий Карданах,
   здесь круглый год сияет в кружках лето,
   и солнца луч висит в хмельных парах.
  
   А на стене стоит в рубахе красной,
   написан суриком, мужик хмельной
   и глаз кривит, разбойничий, опасный,
   и ус его смеется над тобой.
  
   Пивная пена, скатываясь с кружки,
   замрет на миг, и ты увидишь вдруг,
   как щурят незнакомые подружки
   свои глаза на медной лампы круг.
  
   Его не ждали. Но сгустились тени,
   уже подняться стало нелегко.
   И он вошел. Художник и бездельник,
   он был известен просто как Нико.
  
   Где на полу раздавлены маслины,
   где чья-то вновь не дрогнула рука,
   он ел свой суп. Разбитые витрины
   осколками неслись через века.
  
  
   * * *
   За зелёной листвой в жёлтом доме...
   (В жёлтом доме, сказал я? - Нет, нет!)
   Обнаружится в толстом альбоме
   фотокарточки порванной след.
  
  
   За зелёной листвой - дом казённый...
   (Дом казённый опять? Дом любви?)
   Изменённый твой, телефонный,
   с хрипотцой:
   Ещё позвони!
  
   Каждый день та же самая драма.
   Ох, прочна эта старая нить!
   Это было счастливое время -
   было можно
   "Ещё позвонить".Воспоминание
  
   Будь я лет на пять моложе
   самого себя, я б по-другому мог
   вглядеться в дно того колодца,
   в который вглядываешься, когда одинок.
   Какая, какая это все нелепость, -
   пробегать мимо сегодняшнего - так, пустяка,
   выпить стакан лимонаду, и обнаружить крепость
   коньяка.
   Какое все же это несчастье -
   жить в ленивой цепи необъятных событий,
   и - причащаться, но принимать причастие
   так, как будто бы вы скользите
   тенью. Тенью от пролетевшей птицы,
   тенью ястреба или вороны.
   Так, наверное, Л.Б., сидя в столице,
   смотрел на маршальские свои погоны.
   Если в чем-то и мог обмануться я,
   только не в том, что искренне до дрожи.
   "Приходи, - сказала Люция, -
   милый, приходи, ты мне дороже,
   чем нас захватившая архиважная
   историческая возня.
   Я вся - твоя! Я набухла тобою,
   как набухает грозою
   обыкновенный домашний сквозняк!"
  
   ...Но я себя не чувствовал грозою.
  
   Жизнь и не такие откалывала номера.
   Даже идти по бездорожью не ново.
   Потому что жить - значит, выбирать,
   а выбирать - отказываться от самого дорогого.
  
  
  
   На море
  
   Солнце взошло
   и - скрылось за тучами;
   ветер и мгла натянули стужу.
   На море - самое лучшее -
   созерцать, или
   шляться по лужам.
  
   Только в музыке пенных бурунов
   я всегда одно слышу:
   остов полусгнившей шхуны
   царапает донный булыжник.
  
   Вечность всех примирила, простила...
   Что мне дурные,
   хорошие ль вести? -
   В мути морской
   навсегда застыла
   стрелка компаса на зюйд-весте.
   * * *
   Здравствуй, В.А. Пишу на твой старый адрес, т.к. нового ты мне не сообщил.
   Слушай, у меня за окном весна, солнце и капель, а как же я летом буду ходить на работу, если уже весной не хочется на нее ходить.
   Получил письмо от Адели, она прислала фотографию - она с подругой, видимо проверить, не перепутаю ли я ее. На фотке они обе стоят. Пишет, что почему-то ждет моих писем. Всё её письмо дышит теплом доброжелательной милой женщины. Нужно будет с ней встретиться как-нибудь.
   Пишу тебе новой ручкой, купленной для того, чтобы начать писать, стать писателем, обессмертить свое имя, свой род, осветить светом таланта наше время.
   Хотелось бы в лес, чтоб вокруг были деревья, вода, кусты и трава. Люди надоели. В библиотеке читаю журнал ИЛ. Духовная жизнь во мне едва теплится. В уме крутится мой старый стих:
   Радость, где ты?
   Барабаны застучали безутешно.
   Радость, где ты?
   Где нирваны,
   Где веселье, что безгрешно?
   Где отчаянье смешное
   Буйных ветреных голов?
   Где ты, племя молодое?
   Сплошь влюбленное, шальное,
   Где ты, игрище умов?
   Ник.
  
   Сиреневый ветер
  
   Свинцовое небо, лужа рябая, слепая кашица
   опавших соцветий мокрой сирени на жирной земле.
   Сесть на скамейку, чтоб никуда не торопиться
   и светом пронзенный сиреневый ветер увидеть успеть.
   Ложатся созвездья в лазоревый космос в кипени нежданной -
   сиреневый куст - иллюзорная пристань его виражей,
   и тот, кто кормил наших предков мистической кашею манной,
   подарит и нам запах звезд под сиреневым небом дождей.
   О, лужа рябая, о, ветер созвездий - прищурься, ослепит;
   ведь ярче, чем солнцем пронизанный сон на полотнах Ватто,
   покрытых росою летящих соцветий сиреневый ветер,
   и к мокрой скамейке прилипший навеки прозрачный листок.
   Встаешь и уходишь, шагая по радугам звездных соцветий,
   по миру иллюзий, по лужам беспечно рябых миражей
   туда, где туман городской, как всегда, расплывчат и светел
   под влагой небес и неоном лазурных дождей.
  
   * * *
   Здравствуй, А. В. А.!
   Я был в Казани дважды (по две недели), но, к сожалению, не смог к тебе зайти, т.к. ты приходишь с работы вечером. Мои дела таковы: если Москва разрешит, буду поступать здесь, в Казани, в аспирантуру.
   Буду сидеть в Изюме, изредка может быть ходить в ресторан "Юбилейный" и надеяться на улыбку судьбы.
   Твердо решил найти украинку с пышными волосами и развитой грудью. В Татарии у меня были: Рая, Роза и Аниса. На Украине буду стремиться к - Ларисе, Людмиле и Оксане. Видел И., он - молодец, работа у него хорошая, как я понял. Е.С. на мое письмо не ответила и О. говорит, что она меня не уважает, реагируя на мое звучное имя словом "Фу".
   Вот такие дела!
   Не поздравила она меня с Новым Годом!
   Пиши. Всегда жду твоих писем.
   Ник.,
   (стал политиком республиканского звена).
  
   Сухая река

Памяти Вали

  
   По дороге асфальтовой, вдоль полей,
   по асфальтовой, что не нова...
   Перевозчик - стреляный воробей.
   Грузовик везёт - не дрова.
  
   Могильщик лопаткой, лёгкой, как пух,
   едва поддев, дёрн отвернёт:
   шелест трав густ, как сироп, и ласкает слух,
   ветер дул и утих - но еще вал провернёт.
  
   Выше - круче. Покатость холма.
   Тяжесть гроба - решенье горба.
   Вот и кладбище, сладкое, как долма,
   Сухая Река.
  
   Христиане и мусульмане здесь -
   ни мечети, ни церквушки нет:
   пряных трав настой, вечности дикой смесь,
   технократии дочь, гул копыт, тленья взвесь,
   гул копыт и - хвосты комет.
  
   Здесь жара крепка, и морозец лют,
   здесь лежит братва и рабочий люд,
   кого риск привел, кого труд -
   сюда каждый пришел, в этот пряный дом,
   со своим горбом, как с крестом.
  
   А на кладбище, на Сухой реке, гранит
   лбами бритыми глядит
   на шёлком вытканный звезд шатер.
  
   А внизу шумит и кипит "Котёл",
   там, где плавится всех племен базальт -
   Казань.
   * * *
   Да! Владимир! Ну и дела у нас!
   Сижу пишу письмо, у Г.Г., по ее совету, пишу тебе. Хотя считала, что нашим отношениям наступил конец, но, похоже, еще нет. Да, начну с дела, надо договорить тебе все то, о чем я тебе обещала. Вот ключевое в предсказании. Я не знаю, почему, но именно ты должен спасти меня от смерти, это твое предназначение на земле, если ты этого не делаешь, ты вскоре погибнешь, идет ликвидация по космосу тебя. Я даже не думаю о себе в такой мере, как о тебе, но это реальность, я не думала, что Б.С. поедет уточнять эту информацию, но случайно ему дали ту же информацию. Проверь этот вопрос по Таро. Это не шантаж, я смерти не боюсь, сейчас все зависит от тебя и меня. Я не хотела тебе говорить все полностью, чтобы не напугать тебя, ты и так чувствовал опасность, но не знал, с чем она связана в наших отношениях. Я и так вытягиваю тебя, как могу, если мы не останемся вместе, мы подписываем себе смертный приговор. Ты же знаешь, посвященные приходят выполнять задачу свыше на земле, а не занимаются земными безделицами, о чем ты думал по отношению ко мне. Постарайся выйти на меня через Г.Г., мне срочно нужен ответ, или я уезжаю с Б.С. в США - мне срочно нужно дать ему ответ. Но мы погибнем с Б.С. в дороге, если у нас с тобой все кончено: сценарий тогда уже изменить нельзя. Я сильный человек, и принимаю все со смирением и благодарностью. Прощай, или до встречи. Хотела бы видеть тебя живым.
   Лина,
   (действительно, через месяц найдена мёртвой в номере гостиницы).
  
   * * *
   Я вышел в сад, под звездный купол,
   под звездный купол, в звездный сад,
   под звездный дождь, под плотность звука,
   под неумолчный звон цикад.
  
   Уйдя от повседневных сутолок,
   я за собою поволок
   расплющиванье этих звуков
   о звезд пространство - потолок.
  
   Мне звон цикад заполнил уши,
   и с неба падая, металл
   звенел... А я смотрел и слушал,
   я в центре сада замер, стал.
  
   Там, где галактик повороты
   вершились нашею рудой,
   оттуда, аминокислоты,
   мы, принесенные звездой.
  
   Не потому ли наши очи
   подъемлет вверх древесный ствол,
   и - выше, к центру звездной ночи,
   где всех галактик перемол!..
  
   Не потому ли наша мера -
   вселенской тщетности пример,
   и шаг нелегкий пионера
   всегда - лишь пение химер!..
  
  
  

Часть 3.* * *

   В реглане ламы, острых плеч рекламе,
   в тюрбане бани розовой рабой
   из ванной в перламутровом тумане
   ты проплывешь разгорячённой, молодой.
  
   Изгиб халата, ног - махровый шелест.
   Смахнёшь его движением плеча
   и вновь сразишь, в меня ничуть не целясь,
   привычкой нежной, пыткой палача.
  
   А за окном на розовых резинах -
   седые своды - пёстрых пятен бег -
   шурша, машины шелестят на шинах.
   Это первый снег.
  
   * * *
   Забрезжив, сумерки в окне
   в тот вечер долго не сгущались,
   и мы с тобою целовались
   у вечера не самом дне.
  
   Прозрачно улица ревела
   там, за окном. А здесь, в раю,
   луна легла кусочком мела
   на кожу смуглую твою.
  
   Неотвратимою казалась
   нас разлучающая ночь:
   вот и луна не удержалась,
   с твоих волос умчалась прочь.
  
   Худые пальцы нагружая
   янтарным мусором колец,
   ты пошатнула стены рая
   и дня приблизила конец.
  
   И ночь пришла. Ты ускользала, -
   как ускользают навсегда:
   мосты сжигала, отступала
   и оставляла города.
  
   * * *
   Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте!
   Владимир... Александрович.
   Как экзамены?
   Я долго не писала? Да? Вы заскучали? Вы ждали моих писем?
   Вы негодовали, крушили стены, нелестно обо мне отзывались?
   Выходили из себя, свирепели?
   Грозились, злились, стучали кулаком по столу... Да?
   Не пишите, что нет.
   Я все равно не поверю. Вот так.
   Знаешь ли, дорогой (в смысле mon ami), я, к сожалению, тщеславна и очень не люблю,
   когда люди, в обращении ко мне применяют повелительную частицу - ка;
   после сделанного комплимента оговариваются, тем самым не только начисто уничтожая его, но и унижают собеседника.
   И еще, видимо, от моих частых писем ты строишь выводы, не совсем соответствующие действительности.
   Но, по-моему, хватит наставлений такому взрослому человеку.
   Твое последнее письмо заставило меня кое о чем задуматься:
   Для начала цитирую тебя:
   " В современном изобразительном искусстве, чтобы быть художником, можно не уметь... т.е. не уметь передавать с фотографической точностью объект, но важно уметь передавать идею..."
   В чем-то я, конечно, с тобой согласна, но в чем-то:
   По-моему, чтобы передать идею, надо пройти через фото-этап. Т. е., чтобы дойти до идейности, надо быть выше "фотографии", оставив ее за спиной.
   Только умея "фотографировать", ты можешь пойти дальше; умея передавать облик, ты подойдешь к умению передавать сущность...
   Приедешь в Казань, заходи. Зимние каникулы я хочу провести в Карпатах.
   Ну, пока.
   Пиши.
   Лена.
  
  
   Баллада о натурщице
  
   На скомканном чулке капроновом
   свернется змейка алых бус,
   и женщина в луче неоновом
   войдет под скальпели искусств.
  
   Она холсты собою выстелет,
   жемчужной кожей, без прикрас,
   и по искусству телом выстрелит,
   чтоб выставляли напоказ.
  
   Когда ж холеная, элитная,
   сошлася знатоков толпа
   судачить терминами, слитыми
   с наивной тайною мазка,
  
   Она средь них была, огромная,
   не отточившая свой вкус,
   неузнаваема в капроновом
   чулке и змейке алых бус.* * *
   Dear Vladimir,
   How are you?
   I hope you're fine!
  
   I sent you this letter because I'm very happy after to get your last letter to me. I tried to write you a letter before, but I was very busy searching for a
   new job. I didn't get it, yet, but I believe it will happen soon.
  
   I don't have good or bad news for you. Nothing has happened in my life. I don't have boyfriend or so and my heart is empty, completly empty and I want to fill this space soon I really would like to have someone to love, to be careful, tender...I also want to be kissed and embraced. It isn't easy to me to go to the mail or to go to some square and to see those women and men loving one each other, while I'm alone.
  
   I dream about a special man in my life. Someone who I don't know if he is near or far from me. I just want to love a sincere, sensitive, extrovert, nice and faithful man. I know that this man exists in some place of this world. If you find him in Russia or so, please, tell me where he is.
  
   Please, forgive me when I talk to you about my dreams, about my desires. I don't have friends in BRASIL to talk about love. about life. My few friends are only worried about their cars, boys or girls, beaches or soccer. They aren't worried about their hearts, their souls.
  
   I know you are some years older than me. And it isn't a problem. It really makes me feel good because when I told about my problems you will understand me as a man, not as a boy. Then you will never to say a joke about my words.
  
   I really would like to know what you think about me, and about my letters.
  
   I know that it is almost impossible, but I'd like to have you here, near me to listen me, to understand me... But, unfortunately, you are a million miles away from me and it is very difficult to change this situation. But I promise you that I'll save some money to visit you someday, because you are a very important person to me.
  
   Changing the subject...
  
   By the way, Vladimir, when is your birthday? I want to send you a surprise. Do you think about a possible trip to Rio de Janeiro someday? Please, tell me more about you. Open your heart to me as I open mine to you.
  
   I'll never forget you!
  
   And for you a very special kiss.
  
   Please, forgive my problems!
  
   Louchiana.
  
   * * *
   Я помню ту ночь на горе у реки,
   где жгли золотые огни светляки.
   Под пологом неба на ветвях кустов
   дрожали огни золотых светляков.
  
   Мерцающий бархат - что мне было в нем?!
   Дрожали Стожары зеркальным огнем,
   и сбоку, в полнеба округлым ребром,
   сияли Плеяды сплошным серебром.
  
   Блестящая тайна. Природа сама.
   Зачем человека ты сводишь с ума?
   Быть может, не прав я, и кажется мне,
   что кроется что-то в зеркальном огне?
  
   Иль может быть, только одних простаков
   влечешь ты смотреть на игру светляков?
  
   * * *
   Я люблю тебя дальнюю,
   ты вблизи мне - пуще неволи,
   губы жаром горят, и стопа твоя полонит;
   я целую ее, она пахнет цветами и полем,
   свежим камнем - как на изломе гранит.
  
   Я люблю тебя дальнюю,
   я люблю тебя разную -
   вот опять мне выпал волшебный билет.
   "Не стыдишься, что ног твоих грязных
   целую?" - В ответ
   тихое: "Нет".
  
   Я люблю тебя дальнюю,
   точёно-миндальную,
   шоколадно-резную, с пушком золотым,
   и целую живую
   кожу сладко-льняную
   пыльной ножки, цветами расцвеченной в дым.
  
   Я люблю тебя дальнюю, -
   сколько лет с той поры миновало? -
   только память еще этот запах хранит.
   Развело нас тайной девятого вала,
   жизнь меня как только ни доставала,
   но тобою пахнет - на изломе - гранит.
  
  
  
  
  
  
   * * *
   Здравствуйте, Володя!
   Большое спасибо за поздравление, за Ваши письма, за то, что Вы есть. Спасибо!!!
   Вы меня возвращаете к жизни. Ах, если бы Вы могли мне помочь, я бы всю жизнь боготворила Вас.
   Мне очень трудно, но я не выгляжу жалкой, скорее наоборот: я не плачу, когда прошу о помощи; я призываю.
   Вы чудный человек, пока Вы для меня "кредо".
   Если Вы меня забудете? Где мне взять силы, мужество на будущие годы?
   Как жаль, Вы были в Москве и мы не встретились, но мне казалось, что Вы были где-то рядом.
   Я даже пыталась увидеть Вас среди прохожих.
   Кто бы мог подумать, что осенний вечер продлится надолго, а может и навсегда. Ведь бывало так. Бернард Шоу всю жизнь переписывался с актрисой, и им очень помогали их письма.
   Пишите мне, я очень буду ждать.
   Пишите.
   Ваша Люси.
   Простите, я плохо пишу.
  
  
   * * *
   Как блудный сын, блуждавший где попало
   сквозь сон своих придурковатых дрём,
   я долго подбирал всё, что упало
   из рук изысканных Ерём,
   но пот руки, сжимающей в кармане
   остатки крох бесстыдно-глупых трат,
   берёг мечты, как пароход в тумане -
   сквозь скрежет айсбергов и боль утрат;
   и лишь когда, сгорая от сомнений,
   сквозь грохот мачты и нагроможденье рей
   однажды понял я, что я совсем не гений,
   и даже не еврей,
   вернувшись в кровь соснового тумана,
   как мальчик нищий, пылкий и босой, -
   я шёл, качаясь, пьяный от дурмана
   и охры пламенной и умбры золотой, -
   я вспомнил всё в сосновой ряби пылкой,
   в смолистой рати солнечных полос -
  
   доверчивую тяжесть твоего затылка
   и сладкий дым твоих волос.
  
   Я вспомнил всё, что не сбылось.
  
  
   * * *
   Когда сквозит закат, и ветер зябок,
   он холодит лишь оттого до дрожи,
   что тянет ароматом райских яблок
   от всей твоей, покрытой платьем, кожи...
  
  
   * * *
   Блаженны, кто с тобой
   сидел по вечерам
   И, услаждая слух,
   внимал твоим речам.
   О, дай на них взглянуть,
   чтоб ощутить блаженство,
   Коль не могу тебя хоть раз
   увидеть сам.
   Баба Тахир
  
   Здравствуйте, уважаемый Владимир Александрович!
   Как Ваше здоровье? Что поделываете? Я слышала...
   Меня тоже ждут перемены в жизни. Какие я пока Вам не скажу - Придет время, сами узнаете.
   Следуя Вашим рекомендациям, читала Анатоля Франса "Остров Пингвинов или всеобщая история нелепостей". Теперь если меня спросят, какие птицы мне симпатичны, я назову кого угодно, хоть индюков, хоть этих невыносимых грифов - только не франсовских пингвинов...
   А на улице уже настоящая зима. Господи, как быстро летит время! Голова заполняется Роллановской философией - первый признак старости. Я ненавижу сентиментальных людей, а сама сентиментальна, как никогда. Почему?
   О, may god (авторск.), мне скоро уже 19. Скоро-скоро.
   Что-то Вы ко мне не заходите, хоть напишите. Скоро я уеду в Москву. Напишите мне до нее. После Москвы я приеду другая, московские родственники на меня дурно влияют.
   В последнее время меня стали раздражать окружающие людей условности. Знаешь, окружающая меня тупость рождает во мне силу. Силу очень личностную, индивидуальную, бессильную помочь окружению. Эта сила замыкает человека в себе, давая ему лишь одного собеседника - его самого. Сила, спрятанная от других, непонятная им, а все непонятное чаще всего бывает враждебно. Мне стало очень трудно подавлять свои желания. Почему? Я презираю фальшивую оригинальность, но боюсь, что выгляжу именно так. А как мне охота сходить с Вами куда-нибудь! Но опять-таки мне приходится подавлять свои желания. Вот так!
   Ну, до-свидания.
   (Сейчас еще раз прочитайте мой эпиграф.)
   Теперь все.
   Лена.
  
  
   Четыре пилюли

По Н. Гумилеву

  
   Сидел я однажды в какой-то квартире
   передо мною зажглось трюмо,
   и в тот же миг пробило "четыре",
   и кругло луна вплыла в окно.
  
   Передо мною трюмо белело,
   и крутобоко висела луна,
   от света плавилась и болела,
   и пламенела моя голова.
  
   Пахло адскою аэрозолью,
   светилась зеркала каждая грань,
   и я взмолился: "О, Боже, от боли
   какого-нибудь мне лекарства дай!"
  
   И появившись из глуби пространства,
   вслед за луною взлетев в окно,
   он из облака сформировался
   посередине зеркал трюмо.
  
   С туманного зеркала, как с экрана,
   старый, небритый, седой еврей
   глухо ворочал: "Пирацетама
   четыре пилюли - ат зоухн вэй!"
  
   Желтые, словно зрачок у варана,
   как аравийский песков Эол,
   четыре таблетки пирацетама
   передо мною легли на стол.
  
   И сразу пеплом пустынь потянуло,
   древесным спиртом полдневных пальм,
   когда глотал я четыре пилюли
   лекарства с названием "Пирацетам".
  
   Пустыня жила, и в зеркальной глуби
   за караваном шел караван,
   и в голову било, и в сердце как в бубен,
   это странное - "Пирацетам".
  
   Там день был занят, там день был неистов,
   там я увидел бессмысленность встреч
   караванов и кавалеристов
   и снесённые головы с плеч.
  
   И странный, небритый, в лунном свете
   он выплыл из зеркала синей мглы:
   "За эту кровь только вы в ответе,
   за кровь невинную - только вы..."
  
   Старик повернулся. Сквозь воющий ветер
   как со стороны я услышал свой крик:
   "Есть ли она вообще на свете,
   та, что люблю я, скажи, старик?!.."
  
   И вновь обернулся старик на излете,
   захохотал и заохал еврей:
   "Вы... ее... никогда... не найдете...
   Четыре пилюли... ат... зоухн вэй!"
  
  
   * * *
   И боль сладка! Укус от поцелуя,
   четыре вмятины - как эта боль сладка.
   И - губы в трубочку, на это место дуя,
   и - ласковая - трет его рука.
  
   Я покорен, лежу в тиши, во мраке,
   кручу на палец нитку алых бус...
   Что ж, вот и мне приятны, как собаке -
   и выволочка, и укус.
  
   * * *
   Здравствуйте!
   Итак, сегодня мы с Вами поговорим о Ромен Роллане. Может быть, я только напомню Вам его некоторые нравственные правила, может быть, расскажу, что думаю по этому поводу сама, в общем, я покажу Вам, что на каких-то этапах жизни Вы чем-то своими взглядами очень похожи, но где-то...
   Начну с того, что примерно в Ваши годы Роллан написал небольшой трактат под названием "Верую потому, что это истинно!" В нем есть так называемые "Временные нравственные правила".
   Наметить себе цель в жизни. Поставить перед собой определенную задачу.
   Применить все усилия и напрячь свою волю для достижения этой цели.
   Избрать предмет своих действий не в себе, а вне себя. Стараться дорожить жизнью не ради себя, а - ради цели своей жизни.
   Быть полезным - не в отвлеченной, общей, изолированной, "филантропической" форме, а в форме деятельной и определенной. Никогда не отказываться от возможности творить добро многим (благотворительность, симпатия, снисходительность, добросердечие), посвятить свою жизнь благу того или иного человека, тех или иных людей. Главное, ни в коем случае не растворять своей любви и милосердия в расплывчатой сентиментальности.
   Никогда не переставать искать Истину.
   Интересно, какое "Кредо" можете составить Вы.
   Теперь пишу, что Роллан говорит о современном ему обществе.
   "Общество - глупая машина, оно растрачивает силы без толку и делает за сто лет то, для чего достаточно десяти. Подумать только - если я стану преподавателем (чего вовсе не желаю) (до чего похоже - не правда ли?), я буду получать 3000 франков в год за то, что буду учить детей, когда, какие были битвы, короли и договоры. А в чем тут смысл?.. История интересна разве только небольшому числу утонченных знатоков. И как невыносимо скучно ее излагают! А те занимательные ее стороны, которые обычно бывают скрыты от публики, - всего лишь низшая область Искусства. Подлинное ценное - это само Искусство или Вера, по крайней мере для тех, кто не владеет Действием, кто не является ни императором, ни генералом, а всего лишь праздным мечтателем, для тех, кто живет в кабинете, а не на свежем воздухе...
   А подчинить себя будничным заботам - значит, загубить свою жизнь".
   Письмо к матери. "Достаточно я уже подчинял свою жизнь буржуазным соображениям целесообразности, осторожности, мудрой деловитости. Пришло время начать жить. Я должен либо умереть, либо творить. Художественное творчество не является для меня ни карьерой, ни развлечением. Это вопрос жизни и смерти".
   Из письма Мальвиде фон Мейзенбуг (про нее я Вам говорила):
   "Вы правы, надо постараться изучить мир вне меня, различные его формы. До сих пор многое мешало мне наблюдать мир живых существ: моя сосредоточенность в себе, начиная с детства, борения моего идеализма, замкнутый круг, в котором я жил, а также и - сказать Вам откровенно? - презрение, почти отвращение, которое я испытывал к контакту с большинством людей. Вместе с тем я страстно люблю Жизнь..."
   Наконец, Ромен Роллан в любви. Его письма невесте Клотильде Бреаль (будущей жене).
   "... Я прихожу в ужас от мысли, что Вы не будете счастливы со мной. Я так хорошо отдаю себе отчет, что не похож на большинство людей (это я не из хвастовства говорю!). Я боюсь, что Вы не достаточно отдаете себе отчет в этом, - и в том, что потребности моего духа и моя воля к творчеству обрекают меня на жизнь не вполне обычную.
   С первого дня я и в вас увидел волю, личность, живую душу, а не просто тень, каких много. Я не намерен ни растворить вас в себе, ни раствориться в вас. Я желаю свободного и полного развития обоих наших существ, сильных своей взаимной любовью. Я люблю Вас ради вас так же, как ради себя. А любите ли вы меня так же? И знаете ли вы меня?
   Простите меня за то, что я вам высказываю все это; но вы имеете на это право; потому что вы - женщина, а настоящие женщины также рядом, как настоящие мужчины..."
   "...Ведь я люблю именно Вас, а не себя самого. И я от души люблю в вас и те ваши вкусы, которых не разделяю. А потом - у меня есть воля к творчеству, и я с радостью пойду на уступки вам во всем, но только не в этом. Если вы останетесь мне другом, то умоляю Вас, не боритесь с этой моей волей, а - помогите мне осуществить ее..."
  
   Напиши, что ты об этом думаешь?
   (Вот, вкратце, принципы этого великого человека.)
   Сейчас спешу. До свидания.
   Лена.
   P.S. На заметку: 23 декабря у меня день ангела. Имейте в виду.
  
  
  
   * * *
   Лишь по улице кривой себе на беду,
   а по улице прямой - не иду.
  
   Заблуждался, прохлаждался и попался в плен,
   а с собой унес - что ж - только всплеск колен.
  
   Да еще унес с собой ее кожи шёлк -
   не загадывал, не думал: взял - пошёл.
  
   То ли мальчиком остался, то ли возмужал,
   не стерпелся, не слюбился - убежал.
  
   Я по улице иду, по кривой,
   а за мной идет старуха - словно смерть за мной.
  
   Я ей под ноги бросаю прожитые лета -
   а она идет за мной, словно и не та.
  
   Её не остановить, плача и кляня -
   вон она клюкой стучить позади меня.
  
   Не кирюха, не маруха - только горе там,
   не ходи за мной, старуха, по пятам.
  
   А догонит - виноват, без вины - и пусть:
   я пошёл путем коротким - это смертный путь.
  
   * * *
   Володя!
   Необходимо твое окончательное решение: или ты приносишь свое заявление с визой твоего начальника нашему начальнику, или... Наш (Ф.Ф.А.) сейчас на месте, и у него лежит уже одно аналогичное заявление. По-видимому, как только ты принесешь свое, так начнут этот "вопрос" проталкивать через директора. Как только сможешь, приезжай. Я в отпуске, но если вдруг, то мой адрес...
   Борода.
  
   * * *
   К янтарно-коричневым шляпкам пристали травинки,
   к изогнутым ножкам приник одурманенный мох -
   тугие ядреные шляпочные половинки
   налиты, как девки над страстною негою ног.
  
   Сырые и сытые запахи - счастье грибное,
   завистливый взгляд грибника - словно похоти луч,
   но счастлив я весь, целиком, как... солдат на постое,
   как лучик вот этот в разрыве насупленных туч.
  
   О, молодость, молодость! Выверты радужной масти!
   О, стать молодецкая, счастью грибному под стать!
   Искал я полжизни рецепт настоящего счастья,
   но только грибное и можно корзинкой достать.
  
   Но даже грибного - корзинка. Исчерпана мерка.
   Вся в хвойных иголках последняя шляпка легла.
   Неужто прошло?! Только гусеница-землемерка
   все чертит и чертит кульбиты по краю стола...
  
  
   * * *
   Владимир! Я жду Вас 10-го, в среду, в 17-30 на конечной остановке 13-го трамвая.
   Лена.
  
   * * *
   Травинки к янтарно-коричневым шляпкам присохли,
   а мох одичал и к изогнутым ножкам приник...
   О, где же вы все, дорогие, исчезли, оглохли,
   с кем был я когда-то в экстазе любовном, старик?!
  
   О, где вы сейчас, дорогие, неужто - старушки?
   И если прочтете, то - щурясь сквозь дужки очков?
   Так знайте, родные, что ваши очечные дужки -
   за то, что нужны вам - я их целовать готов.
  
   Храните ли вы - на груди - мои поцелуи?
   Теперь они - ваши, и вам эта правда дана.
   Я искренен был, и отдал, и назад не возьму их,
   а вы их - храните, как старый солдат ордена.
  
   К янтарно-коричневым шляпкам - травинки, иголки,
   а ножки укутал опутанный нежностью мох...
   Прощайте, родные - стемнело, и птицы умолкли,
   и дождик пошел - по грибы - как и я, одинок.
  
   * * *
   Здравствуйте, Володя.
   Не знаю, право, чем я заслужила Ваше столь добродушное отношение ко мне. Если бы Вы знали, как мне помогают Ваши письма.
   Знайте, что все это время я была Вашим другом, остаюсь им и теперь.
   Живу я нормально, пою тоже. Но не все мне нравится, и не все я принимаю.
   Вообще я родилась 23 мая, под созвездием Близнецов.
   Я храню все Ваши письма.
   Ночь с 6 на 7 февраля.
   Люси.
  
  
   * * *
   О, школа! Давний сон! Тогда, в библиотеке -
   скользящий взгляд, лоб, очерченность волос.
   Всего мгновение - но врезалось навеки,
   на будущее - с памятью сплелось.
  
   Пролёт ладонью над случайной полкой -
   спины изгиб, оттянутость мыска -
   и мелкий, дорогой, пружинный, колкий,
   дрожащий завиток над зеркалом виска.
  
   Мгновенною пришпилена иголкой
   на столько лет в мальчишеской игре, -
   лети, ладонь! над книжною! над полкой!
   В таинственном волшебном фонаре!
  
  
  
   * * *
  
   Человеческий сброд
   ничего так не страшится, как
   разума.
   Глупости следовало бы ему бояться,
   пойми он, что воистину страшно.
   Гете
  
   Я жду Вас 15-го (Четверг) в 18 часов у себя.
   Лена.
  
  
   * * *
   Ты совсем не такая. Ты такой не бывала.
   Из другого ты теста. В страну пилигримов
   принесло тебя тайной девятого вала,
   как однажды в Тракай принесло караимов.
  
   Ты не первая. Тысячелетнею негой
   через старые песни, былины и саги
   не одна ты летела таинственной Вегой,
   полоща на ветрах свои крылья, как стяги.
  
   Только что твои вышивки. Сломаны пяльцы.
   Ты великий полет свой усмешкой разбавишь.
   Ты истертым песком просочишься сквозь пальцы,
   журавлем голенастым в сизой дымке растаешь.* * *
  
   Взметните выше, крылья, выше звезд,
   пылай, спасительный багрянец!
   В. Агафонов?
  
   " Он был аристократом духа, и многие, даже самые близкие ему люди, не всегда понимали его. Преграды иронии делали его невыносимым. Пожалуй, трудно найти человека, который предельно ясно понимал его судьбу и относился к ней так трезво!"
   Анри Перрюшо
   Прощайте.
  
   Лена,
   (живёт в Голландии, художник).
  
  
   * * *
   Смотрю туда, куда уходит мгла,
   где звёздная пылающая лава
   зарёй в полнеба наискось легла -
   последняя, отрадная забава.
  
   Влечёт к себе немая глубина.
   Что там, за новой занавесью света?
   Осталась лишь разменная монета -
   истёртая, поблекшая Луна.
  
   Что там во мраке - лед или огонь?
   Какие разумы, галактик хороводы...
   Нас разделяют световые годы,
   столетия немыслимых погонь.
  
   Заложники домашнего жеманства,
   что нас манит в немыслимый покой
   далекого, нездешнего шаманства,
   пропитанного звёздною тоской?
  
   Скажи, зачем притягивает мгла?
   Нам не продраться глухоты пространства.
   Смотри, в полнеба, наискось легла
   кипящая смола непостоянства -
   и луч звезды её пронзает, как игла.
  
   * * *
   Здравствуйте, уважаемый В.А.!
   По приезде из Л.(30-го) получила Ваш конверт со стихами. Огромное спасибо. Сразу ответить не удосужилась, т. к. 31-го поехала на могилу матери чистить, мыть, убирать и т. д., а 1-го уже со всеми на возложение цветов. Кстати, приезжала З., возложила цветы от имени П. Я, конечно, говорила ей о моей рукописи, она дала свой телефон (без вмешательства секретарши) и после праздников просила позвонить. Теперь собираюсь попасть к ней и если попаду - все расскажу и о Ваших переводах и т. д. Пожелайте мне успеха. Там есть и её воспоминания о С. . 2-го с утра я поехала в А., были концерты, банкеты, конференции, встречи и т. д. В общем, загуляла я. Кажется всё. Сейчас работа предстоит для двух частей книги написать одно предисловие и изменить в смысле формы изложения во II части. Завтра(13-го) иду в Издат, к редакторше, которая готова зачеркнуть все стихи и вообще половину рукописи, если попаду к З., о стихах буду особо говорить, т. к. они ведь не сами по себе, а связаны с содержанием изложения. Где, например, говорю о том, когда перед С. были закрыты все сцены, были закрыты и парторганизации, тогда она говорила, что потом всё будем вспоминать с улыбкой, написала об этом с юмором то, что Вы перевели, "Давненько", и т. д. Мне предстоит ещё впереди много чего доказывать и добиваться. Надо бороться за свободу слова, как это ни звучит банально. За всё Вам большое спасибо. Немного позже позвоню Вам обязательно.
   Сейчас я не буду Вам объяснять, но когда книга выйдет, Вы всё поймете. Посылаю Вам номер газеты, куда попросили материал, всё было впопыхах.
   С пожеланием Вам здоровья и успехов, удачи и благополучия.
   С приветом, Лера..
   P. S. Извините, письмо почему-то получилось кривое...
  
   Rambler
  
   Мой адрес в Интернете
   Вован-собака-ру.
   Никто и не заметит,
   если я умру.
  
   Гурьба "входящих" писем,
   заверченных в кольцо, -
   охапкой мерзлых листьев
   на мёртвое лицо.
  
   Пройдут неспешным строем
   по тонким проводам, -
   но только их не вскроет
   никто и никогда.
  
   Не вымолвится слова
   из виртуальных уст,
   лишь мой Логин закроет
   своей рукой Иисус.
  
   Заключение. Вместо некролога.
  
   Когда я умру, некролог мой будет некому написать, потому что все, кто меня знал, или умерли, или стали большими чинами, кое-кто стал врагом. Конечно, возможно, выйдет кто-то, кого и не ждёшь, о ком и не думаешь, кого и не замечал, и - скажет. Но, скорее всего - нет. А если и скажет, то из так называемого приличия. О том, как я был нужен, и как теперь без меня. И если он честный человек, подумает о том, как ему стыдно думать о том, что сейчас будет выпивка.
   Ни одна женщина не выйдет. Это точно - уже сейчас их нет возле меня, и я испытываю вокруг себя благоговейную тишину. Так музыкант симфонического оркестра, слившийся с музыкой всеми фибрами своей души - нет, не души - фибрами почек и печёнки - неожиданно, после финального аккорда, оказывается свободен. Всё. Отыграл. Музыка - это всё. Но я - отыграл. Свободен.
   Но одна скрипка ещё продолжает играть где-то там, за кулисами; она играла все время, она будет на похоронах, я вижу её издали. Она не подойдёт к толпе. В толпу. Она будет рядом. Под боком. Вне досягаемости.
   А вот когда все уйдут, она подойдёт мелкими невзрачными шажками, с опущенным взором, не глядя по сторонам, подойдёт прямо ко мне, и вот тогда я буду - её.
   Никто и никогда не видел нас вместе. Однажды поздней ночью мы прошлись по чёрной пустой улице. Под ручку. Так хотела она. И из-за ближайшего дерева вышла моя жена: "Ага! Попались, голубчики!" И спокойное в ответ: "Отдайте мне его!" После этого вечера я попал в психушку.
   Они разговаривали как две подруги, глядя друг на друга проникновенно и с интересом, обсуждая меня как вещь. Даже я не ценил себя так восторженно-лакомо.
   С этого дня я перестал существовать. Оказалось, я живу там, где должен жить, и занимаюсь тем, чем должен заниматься. Или не должен? Мой мир рушился. Вещи, прежде прелестные, прельстительные для меня, теряли какое-либо значение.
   Она никогда не преследовала меня, не загоняла меня в угол. Она просто предупреждала мои желания. Не хотите ли меня связать? Как она узнала, что я хочу привязать её упоительно нежные руки к большим стальным гвоздям, вбитым в омучнённую стену из силикатного кирпича и смотреть, как она стоит, опираясь ладонями о серый кирпич, опустив голову, расставив ноги. Голая. Она всегда выглядела моложе своего возраста, тонкая, хрупкая, ждущая. Её маленькие руки полностью умещались в моих ладонях. Загляни на сайт такой-то. Рабыня. Доступная и хранящая молчание. Недоступная всем. Кроме... меня.
   Когда мы познакомились, ей едва исполнилось пятнадцать. Я не оказывал ей никаких знаков внимания. Но и не прогонял. Я ждал, когда она исчезнет из моей жизни, как многие женщины и девушки, промелькнувшие до нее и после неё.
   Она приходила, садилась ко мне на колени, обнимала, смотрела в глаза, целовала, раздевала не спеша, наслаждаясь, садилась на меня верхом, лежала на мне. От неё пахло ребёнком. Даже когда ей стало за тридцать, ей нельзя было дать больше двадцати. Я был старше её папы и мамы и сначала мне нравилось думать о том, что у меня могла быть такая взрослая дочь, женись я пораньше.
   Потом оказалось, что она замужем. Потом замужем во второй раз. Потом в третий. Я понял, что нам пора расставаться.
   Она всегда предупреждала мои желания. Она назначала мне встречи и не приходила, а я ждал её, заматеревший в своём возбуждении. Иногда я звонил ей и мчался через весь город. Разденься. Говорил я ей, руки за голову и ходи по кругу по краю ковра. Ближе - дальше, ко мне - от меня. Её грудки постепенно округлялись, ягодицы становились крепче. До свидания, бросал я, и она уходила. Любая может сделать это для тебя. Любая? Неужели, правда? Несколько дней или недель я обдумывал. Кого? Кто - "любая"? Какая-то молодая женщина проявила ко мне интерес. Разденьтесь и ходите по ковру. Зачем? Я хочу посмотреть. Руки держите за головой. Её груди колыхались, ноги ступали осторожно, наконец, она просто набросилась на меня.
   Действительно, любая. Как мало я понимал в жизни! Теперь я купался голым в реке, нормальные люди отходили от меня на бросок камня, а одинокие девушки снимали свои лифчики.
   Я не написал для неё ни одного стихотворения, не подарил ей ни одного подарка. Я никогда никому её не показывал, я не хвастал ею. С некоторых пор я вообще перестал хвастать и воспринимать себя как личность.
   Я завязывал ей глаза и вёл её в ванную. Осторожно, выше ногу. Не ушибись. Если бы она ушиблась, мы бы расстались. Я берёг её, как хрусталь. Как живой хрусталь.
   Однажды я не видел её несколько недель, и она растолстела. Ничего бабьего. Просто оформилась. Роскошные твёрдые груди. Она отдавалась мне как проститутка. А через неделю опять превратилась в подростка. Сказала мне, что и сама думала, что беременна.
   Раз в десять лет я нарывался на месячные. Она говорила мне, что у неё месячные. Я не верил. Наверное, была с кем-нибудь и не хотела, чтобы от неё разило мочой.
   Много лет я просил её показать мне кое-что. Процесс. Так сказать, недолгую передышку за газетно-журнальным киоском на автобусной остановке. Или приседание во время прополки огорода. Она не могла. Пыталась, но не могла. Я тихо уходил. Хотя сам я готов был пускать струю и направо, и налево.
   Когда я умру, и когда все уйдут с кладбища, она придёт и сделает это. Она всегда знала, чего я хочу. Она поймёт, чего я хочу сквозь толщу земли, в которую меня закопали.
   Женщины живут долго, а я старше её на катастрофическое число. Конечно, я попытаюсь жить долго, чтобы не оставлять её одну, наедине с её мужьями, которых я никогда не видел и которыми никогда не интересовался. Я буду жить долго. Но женщины живут дольше. И я прошу: не мешайте ей. Пусть она будет одна в этот момент. Пусть она будет только со мной. Мы с ней всегда были только наедине.

На этом заканчивается рукопись,

найденная бывшим кладбищенским сторожем,

а ныне и присно и вовеки веков -

обновлённым.

  

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"