Аннотация: В детстве теории заговора казались Рустаму глупостью, но однажды все перевернулось с ног на голову.
Точка
Вторая по счету зональная олимпиада по математике казалась банальной потерей времени. Рустам ничего не показал на прошлой, ничего не показал и теперь. Две задачи из восьми - позор из позоров. Впрочем, он и не рассчитывал. Узаконенный прогул школы, халявная поездка в другой город - вот что такое зональная олимпиада для таких, как он. Тем не менее Рустам решил побарахтаться и пошел на апелляцию. Может, удастся выцарапать хоть балл?
На руки выдали его работу, на которой красной ручкой было выведено число 13. Он нахмурился - должно быть 14, по семь баллов за каждую задачу. Еще большее удивление вызвала придирка проверочной комиссии: значок "следовательно" был перечеркнут и на его месте оказалась какая-то загогулина, которую можно было бы назвать "следовательно в обе стороны". Рустам подошел к учителю за объяснениями и получил странный ответ:
- Да, видите, вы написали "следовательно", тем самым допустив возможность иного ответа, хотя его, понятное дело, нет. Ваш ответ единственно верный, поэтому почти полный балл. Может, дали бы и полный, но вы еще в двух местах упустили "тогда и только тогда".
- Тогда и что, простите?
Преподаватель странно глянул на ученика:
- Вы не знаете этого обозначения?
Рустам мотнул головой.
- Ах вот оно что, - задумался учитель. - Ладно, пусть будет четырнадцать баллов. Про графы что-нибудь слышали?
Рустам снова мотнул головой.
- А про инверсию?.. Ладно, все понятно.
Счастливый, но ничего не понявший, Рустам возвратился в комнату.
- Ну как? - спросил девятиклассник Олег.
- Балл выторговал.
- Круто.
Рустам махнул рукой. Баллом меньше - баллом больше, все равно даже во вторую десятку не попадет. Но было бы обидно набрать меньше баллов, чем на прошлой олимпиаде. Хочется все-таки если не прогресса, то хотя бы сохранения уровня. Вот и получил столько же баллов, как в прошлом году. Порядок.
Вечером в комнату постучали. Олег открыл - на пороге стоял учитель, который повысил Рустаму оценку на балл. Он сначала посмотрел на Олега, затем увидел Рустама, улыбнулся и кивнул:
- Рустам, через полчаса собрание олимпиадников на втором этаже. Обязательно приходи.
Олег переминулся с ноги на ногу:
- Остальным тоже?
- Нет, из вашей комнаты только Рустам.
Когда дверь закрылась, Рустам с Олегом обменялись недоуменными взглядами, но ничего не сказали. А чего говорить? И так ясно: сказали идти - надо идти.
На собрание он умудрился опоздать. Пробормотав извинения, быстрым шагом пошел к последней парте, откуда стал слушать учителя, который, к удивлению Рустама, обратился непосредственно к нему:
- Опоздать и ничего по сути не пропустить - это тоже искусство.
Рустам опустил голову, а преподаватель продолжил:
- Что ж, мы подобрались к главному. В этом зале сейчас собрались только особенные люди. Каждый из вас - мы проверили - отличается от остальных так же, как... прямая от точки. В каждом регионе таких людей очень немного, даже среди преподавателей вузов, даже среди профессоров. Вы лучшие из лучших. Вернее, просто лучшие.
- Спасибо, очень приятно, - сказал рыжий школьник с первой парты.
Учитель усмехнулся:
- Взаимно, Антон... Прямая и точка - это хоть и метафора, но очень точная. Возможно, вы уже сталкивались с этим в жизни: люди говорят банальности, по двадцать раз повторяют одно и то же, беседуют на глупые темы. Вас это, вероятно, раздражает. Но они лишь точки, что с них взять. Что хуже: почти никто никогда вас не понимает. Вы пытаетесь донести до них мысль, но они видят в этом совершенно иное. Вы хотите взглянуть на что-то с другого ракурса, но вас одергивают: как можно? Возможно, вас посещала мысль о собственной ущербности. Не только сверстники, но и взрослые, даже учителя, смотрят на вас на как на чуждых им, непрактичных личностей.
Рустам невольно поежился, слишком меткие слова подбирал учитель.
- Так вот сейчас я вас огорчу: дальше будет только хуже.
У Рустама пересохло в горле.
- А папа говорит, что все будет нормально: пойду в институт, на работу - буду общаться с такими же, как я, - неожиданно вклинился Антон с первой парты.
- Очень умные слова, - ответил учитель, - вероятно, ваш папа - один из нас. Но прежде чем перейти к варианту папы Антона, позвольте обрисовать стандартное продолжение жизни для таких, как мы. В вашем возрасте вы еще находите интеллектуальные задачи под стать своим способностям. Олимпиады, кстати, именно для того и созданы. Но это сейчас. Потом - в институте, на работе - ваши возможности и способности значительно возрастут, однако применить их будет нигде. Насмешек со стороны сверстников уже не будет - обретете определенное уважение за свой талант, но не более того. Вы будете чужаками в обществе. А внутри вас будет разгораться буря: талант будет биться в теле словно в клетке, рваться в разные стороны, но всюду натыкаться на точки - людей, которые просто не способны вас понять.
Учитель сделал паузу, и в этот раз никто из школьников не осмелился ничего сказать вслух.
- Дальнейшая судьба печальна: вы либо сойдете с ума, либо сопьетесь, либо забьетесь внутрь самих же себя словно черепаха в панцирь. Это очень, очень печальный конец. Поэтому, ребят, мой вам совет: бегите из провинций. Сразу после школы поступайте в МФТИ или мехмат МГУ, на худой конец в какой-нибудь другой вуз высшего порядка. Там вы окажетесь среди тире - да, мы называем друг друга не прямыми, а тире. Ну знаете, как в морзянке: точка-тире, точка-тире. Но если в азбуке Морзе длительность тире равна трем точкам, то у нас как в математике - в тире вместится бесконечное число точек. Оказавшись среди тире, вы почувствуете значительное облегчение - словно вы вернулись домой после долгого, трудного пути. Ну а там уже решите, как устроить карьеру среди таких же, как вы.
Похоже, самым дерзким среди собравшихся был Антон:
- А среди тире есть какая-нибудь классификация? - спросил он. - Ну типа: этот - дефис-коротышка, этот - длинное диалоговое тире.
Учитель улыбнулся:
- Как ни странно, все одинаковы.
- То есть я и Андрей - одного уровня, серьезно?
Рустам глянул на Андрея. Да уж, если Рустам решил две задачи за восемь часов, то этот парень, который вообще-то на год младше него, покончив с заданиями своего класса, принялся за задачи старшеклассников. Шестнадцать решеных задач за те же восемь часов. Готовый кандидат на золотую медаль международной олимпиады. Рустам и он на одном уровне? Чушь.
- Вот возьмем Рустама, - Рустам чуть не подпрыгнул от неожиданного обращения учителя, - у него всего тринадцать баллов.
- Четырнадцать, - прошептал Рустам.
Учитель, похоже, услышал:
- Ах да, четырнадцать. Казалось бы, каждый здесь присутствующий значительно опережает его, но есть нюанс: Рустам не знает ни графов, ни инверсии, ни многих других известных каждому здесь присутствующему понятий. Даже о выражении "тогда и только тогда" он услышал лишь сегодня. Он учится в обычной школе, в его расписании математики всего ничего - и тем не менее он здесь, приехал сюда, победив в региональной олимпиаде. Даже с такими знаниями. А Андрей занимается днями и, вероятно, иногда ночами. В специальной физматшколе. В окружении тире. Вот вам и причина формального различия в баллах. Так что, Антон, будешь трудиться как Андрей, выберешь правильное окружение - и станешь равным ему по результатам.
Тире
Жизнь в новом звании мало отличалась от прежней. Первое время Рустам как-то пытался примерить сказанное на олимпиаде к реальности, но выходило криво. Многое совпадает, но похоже, скорее, на бред сумасшедшего, чем на правду. Какая-то масонская ложа. Какие-то точки с тире. Бред.
Может, из-за этого он в итоге и пошел на географический факультет местного вуза. В школе ему удалось дойти до всероссийской олимпиады по географии, и там он даже специально спрашивал у двух школьников из первой десятки о точках-тире - те на него посмотрели с недоумением. Пришлось обратить все в шутку. Среди географов морзянка не была распространена. Видно, математики совсем сдвинулись на числах. Оказаться в одном кругу с ними не хотелось.
Первый курс прошел ни шатко ни валко. География не цепляла: запоминание массива ненужной информации, отсутствие стройной теории - после математики совсем не то. Однажды, проснувшись, Рустам ни с того ни с сего взял тонкую брошюру школьной зональной олимпиады и посмотрел свежим взглядом на задачи. Результат шокировал: в уме за считанные минуты он решил шесть из восьми задач! Как так? Он сел за стол и дорешал оставшиеся две. Только что он превзошел результат Андрея. Без графов, инверсии и прочей абракадабры, которую Рустам так и не удосужился изучить.
Рустам колебался недолго: бросив географический факультет, он поступил на математический. "Ну и где же вы, тире?" - спрашивал он про себя, осматривая однокурсников и преподавателей. "Похоже, в Москве", - отвечал Рустам сам себе. Ответ с одной стороны радовал, а с другой огорчал - чувствовать себя особенным все-таки приятно, а тут выясняется, что точки-тире только в сумасшедшем доме и Москве. Провинция нетрадиционно здорова.
Преподаватели особым умом не отличались, но от них, наверное, это и не требовалось. Есть учебники, есть задания - шаг за шагом математические предметы укладывались в голове. Рустам был лучшим. Его пригласили на студенческую олимпиаду. Он ответил отказом. Хотя масонская ложа манила, но... "нет уж, как-нибудь без меня", - думал Рустам. Его даже вызвали к декану по этому поводу, но уговорить не удалось.
Страшно было то, что преподаватели раздражали. Скука, раздражение, непонимание, словно он действительно тире, а они точки. Единственная отрада - религия. Он открыл для себя Коран, ислам, даже думал поступать в медресе, но как только дело коснулось не просто веры, а каких-то теологических умозрительных тонкостей, он почувствовал себя грозным тире в мире ничтожных точек, по недоразумению считающих себя разбирающимися в религии. Вздрогнув от такого осознания, решил ограничиться прямой связью с Богом, как поступают все обычные мусульмане. Не быть ему имамом-муфтием - и слава Богу.
К третьему курсу он все чаще вспоминал слова учителя с зональной олимпиады: "Дальше будет только хуже". Преподаватели казались все глупее. На него все чаще смотрели вроде как на умного, но весьма странного студента. Двое преподавателей даже попытались выставить его дураком, но вышло наоборот, что их еще больше разозлило.
Рустам попытался понять: есть ли тут его вина? Увы, была. Высокомерие. Гордыня. Больно, обидно, но в этой ситуации виноват он сам. Причем по мановению волшебной палочки ничего не решить. Потихоньку, постепенно приучать себя любить людей независимо от их уровня интеллекта. Сложная задача. Рустам надеялся, что справится.
Получалось не очень. Особенно мешала эта дурацкая теория о точках-тире, которая все больше проникала в душу. Так приятно осознать себя особенным. Свалить всю вину на окружающих. Математики так и сделали, собственно. "Вы лучшие из лучших. Вернее, просто лучшие", - самые ядовитые из когда-либо услышанных слов. Как же было хорошо без них!
Еще один гвоздь в крышку гроба попыток сделаться лучше вбило появление нового преподавателя. К своему удивлению, Рустам ему обрадовался уже с первой минуты лекции. На пятой минуте он понял - перед ним тире.
Рустам словно глотнул свежего воздуха после долгого пребывания в противогазе. Преподаватель, надо сказать, тоже во время лекции не раз бросал взгляд на Рустама. Неужто по одному виду понял? Но он не попросил остаться Рустама ни после лекции, ни после семинара. Впрочем, к доске неизменно вызывал в первую очередь его.
Рустам неожиданно осознал, для чего вообще нужен учитель. Другие просто пересказывали учебник, иной раз перемежая эту информацию с какими-то глупостями из личного опыта, а от Габбаса Рахимовича - так звали этого преподавателя - буквально летели искры. Его уроки казались Рустаму какими-то магическими шоу Копперфильда, он чуть ли не с открытым ртом иногда наблюдал, как на доске творится настоящее математическое волшебство.
Рустам хотел поделиться своим восторгом с однокурсниками. Стал осторожно прощупывать почву для возможной темы разговора, но быстро понял, что сокурсники хоть и считали Габбаса Рахимовича лучшим в университете, но никакой магии, похоже, не ощущали: ну да, предмет становился чуточку понятнее, слушать было приятно - и на этом все.
Однажды на лекции Рустама озарило - вот перед ним пример успешного тире в провинции при полном окружении точек. Ну, дорогие масоны-математики, что скажете на это? Он оторвал взгляд от доски, присмотрелся к преподавателю и чуть не ахнул: до костей худой, лохматый, сгорбленный, со впалыми щеками, с нездоровым от курения цветом лица - вот как выглядел преподаватель в отрыве от своего волшебства. А ведь ему... лет сорок всего. Рустам вздрогнул.
Невольно ему пришла другая идея: может, Габбас Рахимович не знает о точках-тире? Может, посвятить его в это? Ну да, сам Рустам считал идею порочной, держался от нее подальше, но вдруг преподавателю она поможет.
Пару недель он сомневался, однако дело решил случай. Рустам не курил, но, бывало, составлял компанию курящим на крыльце однокурсникам, которые иной раз шутили, что вдыхание сигарет еще вреднее самого курения - в общем, Рустам делает себе только хуже. В этот раз однокурсник, с которым вышел на крыльцо Рустам, увидел какого-то знакомого и отошел в сторону - Рустам остался в одиночестве. Неожиданно его окликнули - с сигаретой в руках стоял Габбас Рахимович.
Рустам подошел, вопросительно посмотрел на преподавателя, и тот коротко спросил:
- О точках-тире вас просвещали?
"И ты, Брут?" - пронеслось в голове у Рустама, но сказал он иное:
- В школе на зональной олимпиаде.
Габбас Рахимович кивнул и отвернулся, затянувшись сигаретой.
Во втором семестре блеск лекций нового преподавателя потускнел, а к концу года и вовсе померк - теперь они выглядели почти столь же скучными, как другие уроки в институте. Однокурсники Рустама этой перемены почему-то не заметили.
На последнем курсе, когда нужно было выбрать руководителя дипломной работы, Рустам решил выбрать не Габбаса Рахимовича, как хотел раньше, а обычную точку - главное, чтобы была доброй. Как же ему не нравилось, что "масонская" терминология проникла в мысли, но увы - речь преподавателя на зональной олимпиаде оказалась удивительно ядовитой, все чаще Рустам думал о людях как о знаках азбуки Морзе. Иногда одергивал себя исламом - нет в исламе никаких точек-тире. Но логика шептала: не обманывай себя, ислам и не отрицает такой теории, одно другому не противоречит.
Рустама перехватили буквально по дороге к кабинету предполагаемого руководителя дипломной работы. Габбас Рахимович окликнул его и пояснил:
- Хотел поговорить.
Рустам подошел, и Габбас Рахимович немного нервно спросил:
- Как смотрите на то, чтобы написать дипломную работу под моим руководством?
"Никак, не хочу", - пронеслись мысли, но Рустам невольно кивнул: было неудобно отказывать, да и жалко было преподавателя, тот оказался одиноким среди точек или вбил себе это одиночество в голову подобно другим масонам-математикам. Держаться бы от него подальше, но жалко же человека.
Работая над дипломом, Рустам невольно поразился изменениям, которые наблюдал в Габбасе Рахимовиче: тот буквально преображался, когда брал в руки очередные черновики Рустама. На самого Рустама при этом он смотрел лишь изредка. Похоже, преподавателя интересовал лишь полет его мысли.
- Значит так, - азартно приговаривал Габбас Рахимович и дерганым движением переворачивал страницу. - Неожиданно!
Ближе к концу работы Рустаму захотелось похулиганить, и он, хотя этого совершенно не требовалось, изогнул доказательство так что то, выйдя из одной математической области и перейдя в другую, лихо вернулось обратно. Но Габбас Рахимович не оценил:
- Что это такое?
Рустам попытался объяснить. Габбас Рахимович раздраженно покачал головой:
- Сделайте нормально.
Рустам сделал, но после этого не мог даже мысленно причислить своего руководителя к тире. Казалось, тот мыслил как точка.
Защита дипломной прошла на ура. Карьера школьного учителя математики не особо манила, но казалась железобетонным единственным вариантом. Все испортил Габбас Рахимович:
- Вам нужно в аспирантуру.
- В нашем городе ее нет, - возразил Рустам.
- Поедете в Москву. Я говорил уже с Новиковым - он согласен вас взять.
- Я не хочу, мне и здесь хорошо, - упрямо возразил Рустам. Хорошо, конечно, не было, но к "масонам" попадать не хотелось.
- Ты что, хочешь как я? - впервые тыкнул ему преподаватель. - Ты посмотри на меня! Я по две пачки в день выкуриваю, на жену каждый день ору. Хочешь как я??? Уезжай отсюда, пока есть возможность! Ты чудом еще не свихнулся, беги в Москву!
Рустам считал себя более-менее твердым человеком. Уж к окончанию пятого курса должен же был отвердеть. Но вот, одна неожиданная вспышка гнева доселе спокойного человека - и Рустам пакует вещи в Москву...
"Масоны" встретили его доброжелательно. Говорили только о том, что касалось работы. Ни в какие тайны не посвящали, никому голову резать не посылали - и то хлеб. "Может, все не так уж и плохо", - думал Рустам.
Когда с оргвопросами было покончено и принялись за настоящую работу, Рустам вспомнил то волшебное чувство, которое он испытал на первой лекции Габбаса Рахимовича. Может быть, не настолько яркое, но Копперфильдом теперь выступал каждый первый, отчего голова в буквальном смысле шла кругом. Особенно влекли новые области.
- Не распыляйтесь, Рустам, - пытался утихомирить его новый научный руководитель, но куда там...
Рустам скакал из одного отдела в другой. Новые знакомые воодушевлялись неожиданной встречей, а старые, кроме как легкими укорами, его не отговаривали. В какой-то момент оказалось, что он познакомился со всеми людьми института и... стало немного скучно. Он осмотрелся и наткнулся на хмурый взгляд научного руководителя:
- Я же говорил вам не распыляться, Рустам!
- Павел Николаевич, но это же было так интересно...
- Рустам, полтора года прошло. Полтора! Где ваша кандидатская? Иные тире ее за два года оформляют, а вы ни на строчку за это время не продвинулись.
Рустаму стало стыдно. Через неделю он, сонный и усталый, принес Павлу Николаевичу свой манускрипт.
- Хоть бы в Техе оформили. Следующий черновик только в печатном виде, - пробурчал руководитель, но с видимым предвкушением открыл первую страницу.
- Это чистовик, полная работа, - поправил его Рустам, но тот уже не слышал, полностью погрузившись в работу.
Через полчаса преподаватель вынырнул из нее:
- И вы хотите сказать, что это все? Эй, Рустам!
- А? Что? - сидевший на стуле Рустам проснулся и стал удивленно озираться.
- Я говорю: вы считаете, что это полное доказательство теоремы?
- Ну да, - подтвердил Рустам.
- Если это так, то я точка, а не тире.
- Бывает, - пожал плечами не до конца проснувшийся Рустам.
- Вон! - взревел Павел Николаевич.
Да уж, назвать тире точкой считалось тем еще оскорблением. Рустам сначала этого не понимал, но в институтском обществе, к своему разочарованию, быстро осознал данный факт. Тире смотрели на точки как на ничтожества. Были вежливы, снисходительны... как к обезьянкам.
Работу Рустама проверяли всем институтом.
- Что за ерунду ты там намешал? - спрашивали его коллеги. Он хотел было объяснить, но они даже слушать не желали.
Все изменилось, когда работу отправили Войчинскому.
- Какого человека тревожу! - восклицал Павел Николаевич. - Если ваша работа - пустышка, вылетите из института.
Рустам пожал плечами. В принципе, он не возражал. Первое время было волшебное ощущение, а сейчас, когда ознакомился со всеми проектами коллег, все стало скучным и серым.
К удивлению Рустама, проведение защиты назначили на следующий месяц.
- Так скоро? - удивился Рустам.
Новиков пробурчал в ответ что-то неразборчивое.
На защиту пришли ученые из других институтов, но Рустам сразу приметил холеного математика в явно дорогом костюме. С насмешливым видом тот здоровался с окружающими, а те чуть не расстилались перед ним. Неприятно. Тут он заметил взгляд Рустама и озорно подмигнул ему.
Защита началась. Отбарабанив положенное, Рустам остановился в ожидании вопросов - и они, к его удивлению, не просто последовали, а посыпались градом. Причем настолько умелым, что Рустам, к своему ужасу, начал понимать, что рискует с треском провалиться. Один и тот же человек с насмешливым видом метал один вопрос за другим - и Рустам лихорадочно, на грани всех своих возможностей пытался достойно ему ответить. Доказательство, которое казалось ему очевидным, теперь уже выглядело хлипкой конструкцией. Моменты, которыми он гордился, казались несуразными, уродливыми нагромождениями. Пару раз он фактически на ходу подлатал работу: оказывается, не все учел.
- Вопросов больше не имею, - сказал, наконец, его истязатель.
Рустам издал вздох облегчения. "Ладно, пусть провал, но не такой уж и фатальный. Доработки на несколько дней буквально. Не сегодня, так через полгода стану кандидатом наук", - думал Рустам.
Через некоторое время его с кривой улыбкой поздравил Новиков:
- Что ж, отныне вы кандидат наук... хотя я ни черта не понял.
Неожиданно перед носом руководителя возникла рука и последовал щелчок:
- Не твой уровень, Павлик-тире, - сказал появившийся из двери человек.
Павел Николаевич, к удивлению Рустама, снес оскорбление. Ссутулился, пробормотал извинения и ушел.
- Господин Войчинский? - спросил Рустам.
- Он самый, - с улыбкой сказал математик, протянул руку и добавил: - Ну что, здравствуй... квадрат.
Квадрат
В глазах Рустама Войчинский выглядел самым безумным из всех "масонов", поэтому на предложение пройти докторантуру под его руководством он дал быстрый отказ. Но Войчинский лишь усмехнулся и назвал зарплату докторанта - глаза Рустама поползли на лоб.
Первое время Арсений Михайлович - так звали гениального математика - выступал в роли учителя. Но какой это был учитель! Копперфильд из Копперфильдов! Он перескакивал из одного раздела математики в другой, менял на ходу аксиомы, строил мостики-теории. К концу дня Рустам весь в поту со спутанными мыслями возвращался домой и прямо в одежде падал в кровать. До смерти усталый, но... счастливый.
Примерно через пару недель, когда Рустам более-менее приноровился к темпу подачи материала, он изредка поглядывал на Войчинского, замечая в нем перемены: тот стал значительно более серьезным, в глазах пылал азарт, а иногда, когда Рустаму все же удавалось ввернуть собственный поворот, Арсений Михайлович закусывал губу и, казалось, можно было услышать, как мозг гения перерабатывает новую информацию.
- Почему квадраты? - однажды спросил Рустам.
- Ты же сам знаешь, - с улыбкой ответил Войчинский.
- Содержат бесконечное число бесконечно тонких тире?
- Ага. Тире идут по прямой. Ма-аленькая преграда - и все. Конец их изысканий. А квадраты делают поворот, обходят препятствие - и вперед дальше. Или вовсе видят цель за рамками прямой.
- Все квадраты богаты?
- Если захотят, да. Представь: можно нанять один квадрат - и он проделает работу, которая не под силу тысяче тире, не говоря уж о точках. Требуется гениальное математическое открытие? Что ж, пригласите Войчинского - он все сделает... если захочет, - со смешком добавил гений. - Мы. Можем. Все.
- Простите за вопрос, но... - Рустам замялся, не решаясь спросить.
- Задавай. Ты квадрат, для тебя важна свобода.
- Все квадраты такие... высокомерные?
Войчинский грустно усмехнулся:
- Это маска. Ты когда-нибудь видел тире в провинции в полном окружении точек?
Рустам кивнул, вспомнив Габбаса Рахимовича.
- По твоему лицу вижу, что зрелище не самое приятное. Так вот: я не хочу стать таким же. Квадрат жутко одинок. Для него тире - это те же точки, иногда даже хуже. Мне интересны только квадраты. Остальных, если дать волю рукам, придушить хочется. А ведь во всем мире и сотни квадратов не наберется. По математике и того меньше. Мы, конечно, держим связь. Но квадратов опознают поздно. Это тебе не тире, которых уже в школе предупреждают. К зрелости квадраты уже и так психически искалечены. С психами, будь они хоть трижды квадратами, знаешь ли, не очень-то хочется общаться. Ты, вон, тоже от меня сначала отшатнулся, а ведь я, надеюсь, еще не худший вариант.
- Квадраты... женятся?
- Бывает. Кто-то меняет жен как перчатки, кто-то сидит монахом-отшельником, кто-то пускается во все тяжкие. По-разному. Если хочешь постоянный брак, мой тебе совет: бери в жены тире в максимально далекой от себя научной области. И никогда, никогда не вникай в эту область, чтоб не счесть ее беспросветной дурой. Ну и общайся с ней поменьше. Пару раз в неделю по вечерам. Тогда чувства будут вполне искренними.
- А женщины-квадраты?
Войчинский усмехнулся:
- В истории были и такие случаи. Но, во-первых, учти, что не все квадраты адекватны, а во-вторых, тебе точно нужна жена, которая будет считать себя пупом земли? Ведь она не просто квадрат, за ее руку десятки квадратов в горло готовы будут друг другу вцепиться.
Арсений Михайлович также рассказал Рустаму, какое это чудо иметь адекватного квадрата в друзьях, коллегах и, наконец, докторантах. На предстоящей конференции квадратов, на которую Войчинский обещал свозить Рустама, коллеги должны удавиться от зависти к Арсению Михайловичу - так считал Войчинский. Тогда Рустам и понял, почему его руководитель тянет с одобрением темы для докторской. Ему не нужен был докторант, ему просто нужен был собеседник-квадрат для поддержки собственного психического здоровья.
Незадолго до конференции тему все же выбрали, а потом еще вдоволь пообсуждали, как можно прийти к решению. Рустам предложил самый короткий путь. Войчинский прищурился и сказал:
- Нет, так неинтересно. Давай устроим соревнование на то, кто придумает реализуемый, но при этом самый безумный вариант.
Несколько дней в кабинете стоял безудержный смех. Войчинский утирал слезы и приговаривал:
- Представляешь, если в эту работу попытается вникнуть тире?
Они вместе от души смеялись.
В какой-то момент Рустама осенило: он увидел изумительный вираж решения. Изящный, невероятно красивый и... совершенно безумный. Он предложил его Войчинскому, тот с азартом попытался вникнуть, потом нахмурился, взял паузу и... день на размышление. Лишь через неделю Арсений Михайлович, наконец, вынес вердикт:
- Не выйдет.
- Но...
- Поверь старому квадрату: не выйдет.
Рустам хотел было возразить, но решил проявить вежливость. В конце концов получать такую зарплату и перечить начальнику - явно дурной поступок. Втайне от Войчинского он думал все же провести нужное доказательство, но прикинул время, которое на это потребуется, и понял, что ему это просто неинтересно.
Конференция прошла увлекательно. Началось, правда, все странно и в дурном вкусе: в квадратном зале квадратного здания собрались рыцари квадратного стола.
- А где король Квадрартур? - невесело спросил Рустам.
- Бывают только королевы, я ж тебе говорил, - ответил Войчинский. - А пока добро пожаловать в мужской квадратный монастырь.
Лучшие умы человечества за одним столом. Мог ли подумать Рустам, что однажды присоединиться к ним как равный? К нему подходили один за другим ученые, жали руку, давали визитку, приглашали в гости. Новый человек влек к себе квадратов как наживка рыбу. Но и самой наживке было очень интересно. Хотя о работе не говорили, но, бывало, одна меткая фраза окружающих заигрывала невероятными красками, у новичка перехватывало дыхание, а квадраты, видя его реакцию, искренне улыбались.
Раньше Рустам видел квадрата и тире только из числа математиков, но теперь он знакомился с физиками, астрономами, химиками. Впрочем, как оказалось, именно в математике сконцентрировано наибольшее число квадратов, и именно они вызывали у Рустама наибольший интерес.
Когда конференция закончилась, он хотел воспользоваться полученными приглашениями, но по реакции руководителя понял, что тому явно не нравился данный вариант. Пару месяцев Рустам послушно промаялся в Москве, и в конце концов Войчинский сказал:
- Вижу, что интерес у тебя гаснет. Моя ошибка: нельзя ограничивать квадрат. Езжай.
И Рустам поехал. С первым квадратом он проговорил два месяца. Прикладной математик зажегся яркой звездой в сознании Рустама - как и прежде с Войчинским, новая научная область переливалась яркими красками. Но... в какой-то момент угасла.
Поблагодарив одного гения, он поехал в гости к другому. История повторилась, но Рустаму уже хватило и месяца. Он перелетал с одного материка на другой, жал руку очередному квадрату - и все шло по прежнему сценарию.
Войчинский был постоянно на связи и с каждым месяцем становился все более раздраженным.
- Рустам, лучше бы тебе не распыляться, - поначалу мягко говорил он.
- Рустам, послушай, это ошибка. Ладно прикладная математика, но физика, химия - это тебе просто не нужно, - позже и уже более прямо настаивал Арсений Михайлович.
- Рустам, ты уже два года мотаешься! Имей совесть, - не выдержал наконец Войчинский.
Только тогда докторант очнулся. Уши пылали. В своих поездках он напрочь забыл о докторской. Посмотрел на список оставшихся квадратов и вздохнул - к ним он и так не поехал бы. Во-первых, осталась лишь биология, а ее он не хотел трогать, надеясь найти тире-биолога в качестве жены. А во-вторых... страшно было себе признаваться, но ему становилось скучно. Квадраты уже не влекли.
Докторскую он написал за неделю. В отличие от работы над кандидатской, в этот раз не было ни бессонницы, ни усталости - просто будничная, неинтересная работа.
Войчинский встретил его с распростертыми объятьями. Вдоволь понаслаждался работой докторанта - чтобы угодить руководителю, Рустам выбрал вариант решения, который предложил Арсений Михайлович. А потом Войчинский назначил защиту на следующий год. Рустам удивился, но понял: начальнику не хотелось с ним расставаться, он жаждал общения. Оттого и ускорил защиту кандидатской. Оттого и тянет с защитой докторской.
Жизнь перестала играть красками. Все стало скучным и серым. Разговоры с Войчинским больше не радовали. К другим квадратам тоже не влекло, хотя они неоднократно связывались с Рустамом. Войчинский видел перемены в подопечном и просто не знал, что делать. В какой-то момент Рустам решился:
- Простите, Арсений Михайлович, - мягко сказал он, протягивая листок с заглавием "Заявление об увольнении".
Войчинский переменился в лице:
- Ты это из-за даты защиты?.. Хочешь, хоть через неделю ее устрою? Извини, перегнул палку. Будет, как ты хочешь.
Рустам покачал головой:
- Дело не в этом.
Войчинский, наверное, догадывался и раньше, но все же упавшим голосом спросил:
- А в чем?
- Просто стало скучно. Серо. Неинтересно.
Войчинский схватился за ворот рубашки, расстегнул пуговицу, уставился на Рустама и произнес:
- Не может быть. Нет. Ты... Ты... Ты... убирайся! Вон!
Рустам сочувствующе кивнул.
Тоже на букву К
Возвращение в родной город пробудило приятные воспоминания. Он снова в кругу близких, цокающих о неудавшейся карьере младшего родственника. Рустам мягко и искренне улыбался. Гулял по городу, постоянно бывал на речке, озерах.
В какой-то момент он женился. На точке. Зато очень доброй. Поначалу опасался слишком плотного общения, но потом все больше нарушал предостережение бывшего научного руководителя, гулял с ней по окрестностям, ставил в уединенных природных уголках палатку. Жизнь текла приятным ручьем.
Купив новейший смартфон, он нашел себе новую забаву: фотографировал птиц, насекомых, загружая снимки в iNaturalist - программу, в которой биологи всего мира определяли виды животных, заснятых такими дилетантами, как он с супругой.
- Посмотри: по-моему, это ворон, - говорила ему Лиля.
- Или черная ворона, - подтверждал Рустам.
- Тогда определю его как "врановые".
- Нет, пиши "ворон", будет забавно.
Жена с секундной заминкой отправляла в сообщество снимок ворона.
- Смотри, пишут, что это грач.
- Небось, дилетант какой-то написал.
- Кандидат биологических наук, - смеясь, отвечала супруга.
- Куда ему до нас, великих биологов! Дай я тоже определю его как ворона. Два голоса против одного - это исследовательский уровень, знай наших.
Через некоторое время жена сообщала:
- Еще один пишет, что это грач. Счет: два-два.
- Тоже дилетант?
- Доктор биологических наук.
Они со смехом отменяли собственные определения, снимая шляпу перед специалистами.
Однажды, когда Рустам шел в пятницу из центра города кружным путем через набережную к родителям, он краем глаза заметил движение. Улыбнувшись, он попросил в лотке:
- И еще одно мороженое, пожалуйста.
С двумя рожками он уселся на край скамейки, наблюдая за текущей внизу рекой. Рядом кто-то сел. Рустам, не глядя, протянул одно мороженое:
- Угощайтесь, Арсений Михайлович.
Некоторое время они молча ели, шурша обертками, пока Войчинский не сказал:
- Ты же знаешь, кто ты?
Рустам кивнул:
- Точка, которую по ошибке определили сначала в тире, а затем в квадраты.
- Рустам, пожалуйста... Я понимаю, что сам вел себя по-свински с тире, а теперь оказался в их шкуре. Отнесись по-человечески. Говори честно, без метафор, просто, понятно. Я прошу.
- Я и говорил честно, Арсений Михайлович. Какая Богу разница, какие мы точки - квадратные или кубические? Все равно мы перед Ним лишь точки. Но я вас понял. Простите меня. Я постараюсь... В вашей терминологии я куб.
- Да. Единственный в мире. Возможно, единственный за всю историю.
Через некоторое время Войчинский продолжил:
- А теперь объясни: почему ты ведешь себя как точка? Я ждал, что ты явишься на конференцию и станешь хоть Квадрартуром, хоть Кубартуром. Потом понял, что мы тебе неинтересны. Хорошо, ждал какого-то невероятного, запредельного открытия. Но... нет. Ты прости, но в последний месяц я даже нанял детектива - и понял, что ты просто живешь. Как точка. Почему?
- У меня вертится на языке ответ: "Потому что я и есть точка". Об этом я и говорил вначале. Но попробую иначе... Версия первая: я одинок, нет куба, который бы взял меня за руку и показал, что да как, как вы в свое время. А раз так, то первая подверсия: не лучше ли на первый план выставить свое психическое здоровье, плюнув на все эти кубические выкрутасы? Вторая подверсия: может, я и иду своим, непонятным даже мне кубическим путем? Возможно, если повертеть эти подверсии как-то, что-то подправить, на свет выйдет истина. Я не знаю. Но подробный разбор мне не очень интересен.
Рустам выкинул обертку от мороженого в урну и ненадолго замолчал.
- Версия вторая: вся эта теория о морзянке ошибочна. Верно что-то совершенно иное - возможно, правильным является представление о мире самого обычного человека. И опять же: может, крутанув эту версию определенной гранью под определенным углом, мы увидим проблеск истины. Я не знаю. Да и не очень-то мне это интересно... Простите, я на минутку.
Рустам встал, выхватил из кармана смартфон, подошел к перилам и, направив камеру телефона на птицу, севшую на фонарный столб, сделал снимок.
- Обычная трясогузка, - улыбнулся, обернувшись, Рустам. - А я-то думал: какая-нибудь варакушка или вовсе сокол, - а тут...
Войчинский смотрел на него с каменным лицом. Рустам снова уселся на скамейку.
- Версия третья: все это абсолютно неважно. Все эти точки, тире... зачем мерить людей по интеллекту? Почему бы не измерить их по чувствам или - еще лучше - добру? Кто сказал, что интеллект важнее? И эта версия, признаться, мне интереснее. Около года назад я встретил в мечети одного парня-таджика. Он живет где-то на окраине крохотного городка, но это неважно. Мы с ним говорили о каких-то простых вещах, слегка затрагивая религию, тему Бога. Знаете, он словно светился изнутри. Я оказался перед ним как точка перед тире, а то и вовсе квадратом или кубом, но не в плане интеллекта, а в плане связи с Богом. Однако в какой-то момент, боюсь, я проявил в чем-то высокомерие, гордыню, а для него это сродни глупости точек для вас. Он словно потух. Нет, он был со мной по-прежнему вежлив, улыбался, ни в коем случае не смотрел сверху вниз... Вы знаете, минуты разговора с ним - одно из самых ярких воспоминаний в моей жизни. Может, стоит равняться на таких, как он?
После паузы Рустам продолжил:
- А в плане точек по интеллекту... может, стоит смотреть не на словесную шелуху, а на чувства, кроющиеся за ней? И, бывает, за шелухой можно увидеть такую любовь и добро, что на шелуху не хочется обращать внимания.
Рустам встал, посмотрел на Войчинского и сказал:
- И еще: когда я вернулся сюда, во сне увидел маленькую девочку, которая пела почему-то на английском: "I pray and smile". Вот с тех пор I pray and smile. Извините за сумбур мыслей, но как-то так... Не хотите прогуляться?
Они спустились по лестнице к реке, затем пошли вдоль нее, далее направились через степной луг, часто делая остановки, чтобы Рустам сфотографировал какого-нибудь жучка. За все время прозвучал лишь один серьезный вопрос:
- А как же ваш талант? Неужели не метается внутри, стремясь к применению?
Рустам впервые нахмурился:
- Это больная тема для меня. Знаете, алкоголикам и наркоманам тоже много чего хочется, только это вредно для них. Вот и я боюсь, что, выпустив этого джинна, потом не загоню его в бутылку, сделав несчастным и себя, и всех вокруг. Может, когда-нибудь найду решение. А пока... давайте больше не будем об этом.
Они шли, делали снимки стрекоз, клопов, жуков... В какой-то момент Войчинский расслабился. Спустя час появилось желание ввернуть шутки, достойные квадрата, но он вовремя спохватился. Вместо этого стал болтать о каких-то пустяках при полной поддержке куба. А к концу прогулки и вовсе рассмеялся - пользователи iNaturalist определили стрекозу, которую они с Рустамом отнесли к семейству бабок. Оказалось, стрекоза - из семейства дедок.
- Тире, квадраты, кубы... Да мы даже бабку от дедки отличить не можем! - заливался Войчинский.
Зайдя в квартиру родителей Рустама, Арсений Михайлович сразу почувствовал: перед ним точки. Ради Рустама он старался быть максимально вежливым, хотя раздражение вернулось и стало нарастать. Рустам представил своего руководителя, того усадили за общий стол и потихоньку завязался разговор. В определенный момент родители решили воспользоваться случаем:
- Арсений Михайлович, ну хоть вы повлияйте на нашего сына. Представляете: как ушел от вас, так не работает нигде. Говорит: скопил сбережения, деньги есть. Но ведь не в этом дело...
Войчинский сначала не поверил своим ушам, а потом чуть не поперхнулся, когда до него дошел смысл: точки смеют поучать куб! Даже он, квадрат, приехал лишь попытаться понять причину, не более того. Он расширенными зрачками уставился на родителей Рустама. Потом скосил взгляд на самого Рустама - тот лишь тепло улыбался. Это его отрезвило, в голове пронеслись слова куба: "...смотреть не на словесную шелуху, а на чувства, кроющиеся за ней". Войчинский присмотрелся.
- ...То, что женился, - это хорошо. Но представляете: безработный! Гуляет с женой, ничего не делает. Только на вас надежда...
Вдобавок к расширенным зрачкам у Арсения Михайловича приоткрылся рот: за словами родителей крылись любовь и забота, причем на таком уровне, что он почувствовал себя не квадратом в окружении двух точек, а точкой перед двумя квадратами.