В субботу, соблазнённый дружками из комитета по делам молодёжи, он впервые в жизни, тайком от жены, отправился на футбол. Далее он помнил гудящие массы на трибунах, радостно-агрессивные вопли, кислый привкус джина, какие-то флаги, какие-то искристые вспышки, стены незнакомой комнаты и, наконец, вязкие, как тёплый пластилин, чужие женские бёдра. Потом наступила бурая, свекольная мгла.
Очнулся Костя дома, на диване, в одной рубахе, и сразу увидел перед собой распяленные от ненависти глаза жены.
Костина жена была беременна. Она сидела на маленьком детском стульчике и у ног её, точно половая тряпка, валялся Костин светлый пиджак, запятнанный вином и чужой губной помадой.
Улыбаясь от ужаса, Костя принялся врать. Ничего такого не было. Они с друзьями всего лишь посидели в кафе. Потом пошли на автобус. Сергею, этому идиоту, вдруг приспичило. Прямо перед мусорной урной, возле магазина, у всех на виду. Здесь их и схватили полицейские. Он промучился всю ночь в "обезьяннике", среди дрянных людей, испачкался и пропах. И только утром, показав документы какому-то начальнику, был отпущен на свободу.
Выслушав эту чепуху, жена молча развернулась и, осторожно неся ненависть, точно кастрюлю с кипятком, скрылась в кухне. Она села за стол, на своё обычное место, и продолжала сидеть прямо и неподвижно. Вечером, когда стемнело, свет на кухне не зажёгся.
Костя страдал на диване, боясь пошевелиться, и в его голове маятником качалась одна-единственная мысль: "Всё было тихо, и, однако, Во тьме я слышал крик, и так...". Дальше вспомнить он не мог, и это мучило, как ускользающий сон.
Пять лет назад Костя с блеском окончил университет по кафедре филологии; его дипломная работа называлась "Музыкальные мотивы в творчестве Б.Пастернака". Теперь, устроенный в администрацию города отцом жены, он сидел в информационно-аналитическом отделе на вычитке местной прессы.
Посреди ночи, прикрыв дверь, жена долго разговаривала с кем-то по телефону (Костя догадывался, с кем).
Утром он нашёл на пустом кухонном столе записку: "Я в детской (они уже обставили детскую). Не вздумай заглядывать. Одевайся и уходи на работу. Вещи соберу позже. Папа поможет с разводом. Прощай".
Прочтя записку, Костя размазал рубаху по груди и театрально, но совершенно искренне застонал. Египетская кошка, лакавшая молоко из тарелки, враждебно оглянулась на него.
Зелёный кошачий взгляд внезапно пробудил нужное воспоминание. Костя схватил телефонную трубку, отстучал по кнопкам номер и простонал:
- Леша, помоги.
- А-а-а, - ехидно закричала трубка. - Ты, всё-таки, ещё живой? Ну, я рад. Что там у тебя стряслось?
С Лёшей Шарудиловым, курсантом школы милиции, они когда-то снимали одну квартиру на двоих. Лёша весело издевался над ним, называл "поэтом" и, выпив водки, требовал читать лирические стихи. И Костя читал стихи, грыз жёлтую воблу и воображал себя Есениным в Москве начала 20-х годов.
Сейчас, по слухам, Лёша работал начальником отдела общественной безопасности УВД Западного округа.
Клацая зубами, будто пытаясь укусить телефон, Костя принялся обильно жаловаться на свою беду.
- Она меня не простит, не простит, - в отчаянье стонал он. - Это конец, конец.
- А где же парабеллум? - весело спросил Лёша.
- Что?
- Ничего. Анекдот вспомнил. Ладно, не поднимай пыли. Улажу я твою проблему. А потом посидим, выпьем. Согласен?
- Согласен.
- Ну, тогда сиди и жди.
Костя оглядел свои продолговатые голые бёдра и поплёлся одеваться, сидеть и ждать.
Спустя долгий час тишины, в прихожей длинно и пронзительно запиликал "Турецкий марш" Моцарта. Звуки эти показались Косте невыносимыми, он оскалился, вскочил и побежал открывать дверь.
На пороге стоял парень в мятой полицейской форме, держа перед собой, как хорист ноты, раскрытую чёрную папку.
- Гражданин Ланской? - с неприязненным натягом в голосе произнёс он и вдруг подмигнул. - Это вы?
- Да.
- Что "да", что "да"? Вы, почему не явились на разбор своего дела? Я после смены, спать хочу, а вынужден вас конвоировать.
- Говорите громче, - прошептал Костя.
- Что, заперлась? - снова подмигнул парень.
Костя боязливо оглянулся через плечо.
Жена стояла в прихожей и глядела на него и на полицейского всё теми же распяленными глазами.
- Что здесь происходит? - тихо спросила она, двигая круглым, с ямочкой, как у её отца, подбородком.
- Вы жена, наверное? - осведомился парень.
- А вы кто?
- Я участковый. Вашего мужа забираю.
- Куда?
- В УВД Западного округа.
- И что же он натворил?
- Он, гражданка...
- Подождите, молчите, не говорите ничего. Хочу узнать сама. Я поеду с вами. Точнее, вы поедете со мной. У меня машина.
- Хорошо, поедемте, - зевая в ладонь, чтобы скрыть улыбку, сказал парень.
Плосконосая, с небольшими треугольными грудями, овальным животом и высокой линией поясницы, Костина жена походила на маленькую злую кенгуру.
В машине Косте досталось место на заднем сиденье, рядом с пустым детским креслицем.
По дороге он вспоминал, как однажды Лёша преподнёс ему шикарную, как зеркальный шкаф, "Энциклопедию зарубежного искусства", реквизированную во время обыска у какого-то барыги.
Тем временем, у Лёши всё было готово к розыгрышу. Он крутился в чёрном кожаном кресле, занятом вчера у ребят из ОБЭПа, на столе лежала пустая кобура, дубинка, наручники и бумажная папка с надписью "Дело". Возле двери стоял широкий, точно вторая дверь, младший сержант Пилипенко. Рукава его рубахи были закатаны, из-под треугольника ворота выпадала серая пена волос.
- Пилипенко, прекрати улыбаться, - сам ухмыляясь, сказал Леша и крутнул кресло в сторону окна. - Ещё раз улыбнёшься - пеняй на себя.
- Да ну, товарищ капитан, - прогудел Пилипенко, накрывая кулак левой руки ладонью правой.
- А, вот и они. Шикарная машинка.
Округлая, лакированная, красная машина Костиной жены действительно выглядела, как дизайнерская женская сумочка из бутика.
Лёша крутнулся к столу, поправил дубинку и сделал пугающее лицо, нахмурив брови и поджав губы к носу.
- Гы, - прогудел Пилипенко.
Слегка покачиваясь, в кабинет вошёл мятый участковый.
- Привёз, товарищ капитан, - доложил он.
- Ну, зови.
Первой в кабинете появилась Костина жена. Небольшой, крепкой, как у гимнастки, рукой она пододвинула стул и плотно села в него. Костя вошел следом, осторожно ступая, точно по узкой доске.
- Здравствуйте! - осклабился Лёша. - Гражданин Ланской, если не ошибаюсь? Вы почему не явились на разбор дела? Вас же предупреждали. Теперь мы обязаны принять меры.
- Какие? - тихо спросила Костина жена.
- Обыкновенные. Посадим, года на два.
- Что же он натворил?
- А вот, - сказал Костя и, открыв пустую папку, зачитал:
"Гражданин Ланской, двадцати пяти лет, зарегистрированный и фактически проживающий по адресу... Пятнадцатого июня сего года, находясь в общественном месте и будучи пьяным, совершил тяжкое правонарушение. Как-то: возле магазина "Евросеть" встал напротив мусорной урны и, смеясь и выкрикивая нецензурную брань в адрес прохожих, справил малую нужду. Затем схватил гражданку Кузнецову, шестидесяти пяти лет, и стал обнимать её, понуждая прилюдно заняться свободной любовью. Вызванным нарядом полиции гражданин Ланской был задержан. При этом он оказал сотрудникам неповиновение, плевал на них, обзывал (Костя на секунду споткнулся, вспоминая) проклятыми опричниками, вырвал один погон и четыре пуговицы. После чего был доставлен в УВД Западного округа, где и содержался до утра следующего дня". Пилипенко, тебе он погон оторвал?
- Так точно, - прогудел Пилипенко.
- Ну, что скажете?
- Этого не может быть, - не спеша, сказала Костина жена. - Это какая-то чепуха. Вы его не знаете. Он очень хороший, добропорядочный, тихий. Не ругается никогда, практически не пьёт, естественно, не гуляет. Вообще на женщин не смотрит. Добросовестный семьянин, моет посуду, иногда готовит, по выходным всегда дома. Так ведь, Костик?
Костя вдруг остро свистнул ноздрёй и побагровел до густого пота.
Жена, не замечая, продолжала нахваливать его, точно чистоплотного воспитанного пса, приятного в совместном проживании.
- Ага, ага, - насмешливо поддакивал Лёша.
- Убирает в квартире, стирает, бегает по утрам...
- В библиотеки ходит, стихи читает, - ехидно вставил Леша.
- В библиотеки?
Жена подозрительно-вопрошающе глянула на Костю.
- Надеюсь, на это у него нет времени. Надеюсь, он добросовестно служит. На очень важном месте.
- Вот как, и где же?
- В информационном отделе муниципалитета. Анализирует для руководства города местную прессу. Работает допоздна, зачастую по ночам и по выходным. Какие уж тут библиотеки.
Лёша всмотрелся в багровое Костино лицо и посерьёзнел, как будто вспомнил, что ухмыляться, в общем-то, нечему.
- Это правда? - спросил он.
- А тебе что за печаль? - взвизгнул Костя поскользнувшимся голосом. Но тут же выдохся, опал и уменьшился, будто полуприсел в коленях.
- Успокойтесь, гражданин. Мне, действительно, нет никакой печали.
Медленно выдвинув ящик стола, Лёша смахнул в него, точно крошки, кобуру, наручники и дубинку.
- Ну, вот что, гражданка. Забирайте его. Нам он не нужен. Но помните: ещё раз нарушит закон, получит на всю катушку. Так что, следите внимательно.
- Спасибо, я буду следить. Мы можем идти?
- Пожалуй, идите, никто вас не держит.
Костина жена кивнула подбородком и, обвив Костю рукой вокруг талии, словно взяв под мышку, повела в коридор.
Лёша крутнулся к окну, посмотрел на лакированную машину-сумочку и раздумчиво произнёс:
- Да, вот как в жизни бывает. А жаль, испортили вечер, - и, обернувшись, уже весело прикрикнул:
- Пилипенко, ты ещё здесь? Иди, работай!
На улице, поставив Костю возле машины, жена вынула из сумочки телефон и набрала чей-то номер.
- Папа, у нас всё хорошо, - сказала она. - Нет, ничего не надо. Мне сейчас неудобно разговаривать. Я перезвоню.
Затем она взяла Костю за плечи, прижалась, притянула к себе и прошептала:
- Ты понял, ты понял?
- Я понял, - покорно сказал Костя, глядя на сонного участкового, рассеянно курящего под навесом крыльца. В голове его, затухая, всё медленнее и медленнее качалась ночная мысль:
"Всё было тихо, и, однако, Во тьме я слышал крик, и так...".