Гоняя вилкой одинокую оливу по тарелке, клиент ворчал - достаточно тихо, чтобы не быть обвиненным в нарушении общественного порядка, и достаточно громко, чтобы быть услышанным:
- Жаркое переперчено, суп недосолен, вино вяжет. И это они называют ресторан? Телятина жесткая, сразу видно, что теленка не любили и не жалели. Не холили, не лелеяли, забили - и на стол. Разве ж так делают? Думают, если набухать перца, то и не разберешь, как с ним обращались.
Горестно кривя рот, он не унимался:
- То ли дело было в старые времена. Того же теленка как родного сына привечали. И ведь чувствуется, чувствуется на вкус-то. А картошка? Где это видано, чтобы теленка подавали с картошкой из другого города? Картошка должна быть местной, чтобы они с теленком друг друга знали, чтобы радовались снова встретиться на тарелке.
Последние слова он произнес уже на повышенных тонах, и официант, с покорным видом дежуривший у стойки, то и дело поглядывая украдкой на часы, вынужден был подойти и осведомиться, что именно не устраивает уважаемого гостя.
Гость поднял морщинистое, чуть обрюзгшее лицо и дотронулся до уголка рта салфеткой.
- От вашей кухни у меня начинается изжога, - жалобно сообщил гость, - Она всегда начинается, если повара не любят своей работы. Ну или перед концом света.
- Уверяю вас, - почтительно произнес официант, - Наши повара любят и знают свое дело.
Гость презрительно хмыкнул и, опустив голову, словно бы обращаясь к оливке, катающейся туда-сюда по белой глади, продолжил:
- Листья салата погрызены улитками. Улитками! Я не желаю делить салат, за который честно уплачено, с какими-то брюхоногими. И наконец, почему оливки зелены?!!
Официант молча внимал.
Гость же собрался было выдать очередную гневную тираду, как вдруг лицо его переменилось. Он судорожно стал хлопать по карманам, и извлек через несколько мгновений серебряные часы на цепочке.
- Какой, вы говорите, сегодня день? - рассеянно поинтересовался он у официанта, цепляя ногтем неподатливую крышку.
Официант молча указал на календарь, висевший напротив столика. Последняя дата была обведена жирной красной рамкой, после нее чисел больше не было.
- Ай-ай-ай, - господин за столиком заторопился, - Беру свои слова обратно. Может, ваши повара не так и плохи. Сколько с меня?
Официант пожал плечами:
- Сегодня ужин за счет заведения. Желаете попробовать десерт?
Гость, однако, уже поднимался из-за стола.
- Благодарю, но я должен идти: не люблю, знаете ли, жесткого излучения.
И, уже закрывая дверь, крикнул:
- А оливки все равно были зелены!
После чего немедленно растворился в воздухе.
Официант проводил его взглядом, неторопливо прошел к стойке, налил полный бокал вина и вышел, попивая ароматный напиток, на крыльцо.
Ветер гнал по пустым улицам цветные листовки и обрывки серпантина. По небу бежали облака зловещего красного цвета. Солнце тянуло за ними длинные щупальца протуберанцев.
Сделав последний глоток, официант бережно опустил бокал на мостовую и исчез с тихим хлопком: жесткая радиация ему тоже была не по нраву.