Отец Маврикий вошел в провал дверного проема, как в неизвестность, слегка вздрогнув на пороге от не забытого чувства жутковатого страха.
Темноты он боялся с детства - с того момента, как увидел во мраке ночного двора два светлых пятна и что-то огромное, ворочающееся в двух шагах от него. Прибежавшая на истошный крик мать застала его бьющимся в конвульсиях на крыльце. Все попытки объяснить, что во дворе ему встретился всего лишь удравший из хлева боров, ни к чему не привели - страх остался, как и заикание, когда он сильно волновался.
Отец Маврикий отдавал себе отчет, что он пошел в священники именно из лелеемого внутри страха - вызывавшего у него ощущения приятной дрожи. Когда он читал проповедь, его охватывала точно такая же дрожь - в которой был страх перед сотнями глаз, смотрящих на него.
Сейчас он тоже пришел на утреннюю мессу - заранее, чтобы привыкнуть к ощущениям, настроиться и еще раз обдумать тему. Пасха была на носу, тема была очевидна, но говорить без подготовки он не любил.
Пройдя по проходу к алтарю, он нашарил выключатель, спрятанный за деревянной панелью. И за миг до того, как вспыхнул свет, краем глаза увидел какую-то неправильность...
Неправильность была очень узнаваемой, и в то же время он никогда не видел и не мог представить себе того, что появилось перед его взором в свете ламп. Смерти он боялся еще больше, чем темноты - и потому, бросив мимолетный взгляд, тут же отвел глаза, опустился на пол и замер в ужасе.
Тело лежало на полу, вокруг него растеклась лужа крови. Это было все, что он успел осознать - собственно, то, что это было именно тело, он понял уже после, так как в непонятной куче тряпья так и не смог сразу определить какие-либо узнаваемые контуры, и лишь копна светлых волос, выглядывавшая из-под серой накидки, напоминала о том, что ее обладатель когда-то был живым существом.
Отец Маврикий был более чем уверен, что такие волосы в этом месте могли быть только у одного человека - но он страшился даже подумать о том, что этот человек может быть мертв. Сидя на полу, он боялся поднять голову, чтобы из-за спинки скамьи случайно не увидеть труп. Постепенно ему удалось унять сердцебиение - на улице светало, скоро придут первые прихожане и увидят его беспомощно скрючившимся на полу и трясущимся от страха. Он попытался взять себя в руки, встал на колени и пополз прочь, к выходу. В последний момент, уже у двери, он не выдержал и посмотрел снова - в сладком предвкушении ужаса, сжимающего сердце. И увидел окровавленный нож - свой нож из коллекции, любовно хранимой дома, в запертом столе...
* * *
Отец Гленн был первым в городе, кто увидел Агнессу. Иначе и быть не могло - он встречал ее на вокзале. Сначала он хотел взять автомобиль у истопника Джорджа, с которым на этот счет была договоренность, но затем решил, что погода стоит отличная, а потому нет никакого повода не показать практикантке местные окрестности - благо они были красивы своеобразным деревенским обаянием.
Агнесса сразу поразила его какой-то специфической внешностью. Ее лицо не было совершенным с точки зрения греческих канонов, но миниатюрность обрамленного светлыми волосами носика и голубизна больших глаз привлекали к ней внимание всех лиц мужского пола, чьи взгляды нескромно провожали девушку, очевидно, всю дорогу. Собственно, она вся была миниатюрной, при первом взгляде вызывая вопросы о ее возрасте - но второй взгляд отмечал выдающиеся, в полной пропорции с фигурой, формы, и сомнений не оставалось.
Отец Гленн коротко представился, с удовольствием отметив, что девушка с интересом оглядела его с ног до головы, и подсадил ее на двуколку. Половину дороги он расспрашивал ее о трудностях дороги, отмечая милый акцент и трудность произношения многих слов, а вторую половину распространялся о красотах местных полей и холмов, практически не давая девушке вставить ни слова, и внутренне поражаясь собственной раскрепощенности и смелости.
Увлекшись, он хотел предложить ей поселиться в том же доме, в котором жил сам, и уже готов был разыграть спектакль воплощенной невинности перед Крис, однако, оказалось, что отец Маврикий заранее договорился о жилье для практикантки со старым Томми. С точки зрения нравственности это был, конечно, наилучший вариант, так как старый Томми был наиболее ревностным прихожанином и отличался трезвостью и строгостью нравов, особенно после смерти своей жены Лилли. Его большой дом был всегда ухожен, и, без сомнения, молодая практикантка жила бы там в наилучших условиях.
Агнесса с первого дня включилась в жизнь прихода и внесла в нее заметное оживление. До сих пор отец Гленн безуспешно пытался расшевелить мрачноватого и погруженного в себя отца Маврикия, язык у которого развязывался лишь после бутылочки виски, выпитой на двоих, но сам отец Гленн не приветствовал подобное времяпрепровождение, и потому молча терпел старшего наставника со всеми его странностями.
С приездом Агнессы отец Маврикий стал гораздо веселее, и даже начал рассуждать на какие-то посторонние темы наедине с отцом Гленном, чего до той поры никогда не случалось. Впрочем, однообразие жизни маленького городка неизбежно должно была ввергнуть в соматическую депрессию и саму Агнессу, и отец Гленн постоянно возвращался к мысли о том, что девушка рано или поздно решит прервать практику и уехать на родину, или как минимум перевестись в большой город.
* * *
Мистер Пратт, вызванный местным полисменом спустя час после того, как на истошный вопль отца Маврикия к крыльцу церкви сбежалось половина городка, прибыл к обеду. К тому времени тело Агнессы под строгим присмотром полисмена было огорожено двумя рядами пестрой ленты и охранялось всеми имеющимися в наличии силами в лице пяти молодых членов городского совета. Полисмен прикрыл тело одеялами, так как трогать его до приезда детектива было невозможно, а смотреть на то, что осталось от девушки - тем более.
Мистер Пратт недолюбливал провинциальные убийства - как правило, они были скучны, однообразны и вызваны банальными причинами: ревностью, адюльтером, жадностью и прочими низменными порывами убогого человеческого характера. Он не раз признавался себе, что и сам вполне способен убить, но никогда не пойдет на это из каких-то корыстных побуждений - а если это и произойдет, то исключительно из стремления к высокому криминальному стилю. Высшим пилотажем криминалистики он почитал раскрытие внешне немотивированных убийств - но, к сожалению, таковые попадались крайне редко и еще более редко поддавались детективному анализу.
Осмотр места происшествия вылился в серьезное испытание для него - большинство жителей провинциального городка, встревоженных невиданным доселе происшествием, толпились около церкви и не собирались расходиться, похоже, до того самого момента, пока он не ткнет пальцем в преступника.
Мистеру Пратту недоставало помощника, который обычно ездил на такие происшествия вместе с ним. Вчера помощник неудачно подвернул ногу и теперь лежал дома, с тайным удовольствием отдыхая от суетливой и не всегда толковой работы. Мистеру Пратту пришлось рекрутировать себе в подмогу местного полисмена - парня туповатого, но исполнительного, который в данный момент сдерживал толпу, стремящуюся ворваться в церковь, чтобы рассмотреть все в подробностях.
Судебного эксперта также не удалось привезти с собой - к счастью, в городке был старый доктор, когда-то в молодости пару лет работавший в столице в полицейском участке, и с удовольствием согласившийся тряхнуть стариной, сделать вскрытие и дать предварительное заключение. Сейчас он стоял рядом с мистером Праттом над трупом, готовясь приступить к осмотру.
Девушка лежала на полу, свернувшись клубком. Ее руки были судорожно прижаты к груди, ноги согнуты, а голова неестественно вывернута. В первую минуту мистер Пратт подумал, что смерть наступила в результате перелома шейных позвонков, но лужа крови недвусмысленно показывала, что истинная причина более прозаична.
На девушке было красивое белое платье с короткими рукавами. Мистер Пратт отметил этот факт - на улице было прохладно, в это время так еще не одеваются. Правда, сверху на ней была серая накидка, какие носят некоторые монахини - сейчас она почти полностью закрывала все тело, за исключением волос.
Он сделал несколько фотографий, затем снял накидку и сделал еще пару снимков с разных ракурсов. Врач повернул девушку на спину, и они увидели расплывшиеся кровавые пятна. Грудь девушки жестоко истыкали ножом. Самого ножа нигде не было.
Мистер Пратт оставил труп на врача, а сам внимательно осмотрел все вокруг. Явных следов не наблюдалось, никаких предметов тоже не валялось. Мистер Пратт всегда завидовал киношным детективам, которые вечно находили на месте происшествия то клочья выдранных волос, то оторванные пуговицы. Здесь же не было ровным счетом ничего.
Для очистки совести он посветил ультрафиолетовой лампой и прошелся по спинкам скамеек порошком для дактилоскопических снимков. Спинки скамеек были усеяны сотнями отпечатков, даже на первый взгляд принадлежащих разным людям - и ничего другого он не ожидал увидеть. Следов крови нигде не было, за исключением лужи на полу.
Спросив врача, все ли он посмотрел на месте происшествия, он черкнул несколько слов в записной книжке, взял образец крови с пола, сделал панорамное фото церковного зала и позвал водителя муниципального автомобиля, который ему передали во временное пользование. Девушку нужно было перевезти в операционную доктора, чтобы сделать вскрытие.
* * *
Старый Томми не сразу согласился на предложение отца Маврикия поселить у себя практикантку. После того, как дочка уехала в столицу, он страшно скучал и оттого проводил все время в общественных делах и работе в саду - однако не хотел, чтобы кто-то посторонний постоянно был в доме. Но уважение к священнику взяло верх - а когда он увидел Агнессу в сопровождении отца Гленна, у него даже кольнуло сердце: так она была похожа на уехавшую дочку.
Собственно, он был не так уж стар, как казался - но рано украсившая шевелюру седина в сочетании с благообразным обликом существенно отличали его от ровесников еще лет двадцать назад, и все просто привыкли за это время считать его старше себя, не особо задумываясь над реальным положением дел.
Сначала он хотел поселить девушку в спальне покойной супруги, куда после ее смерти практически не заходил, не желая вспоминать месяцы ее мучительной болезни. Но, посмотрев Агнессе в глаза, поддался внезапному порыву и предложил ей посмотреть комнату дочери, несмотря на то, что там еще остались некоторые ее вещи. Комната девушке понравилась, и уже к вечеру старый Томми с удовольствием отметил, что в дом вернулись старые времена. Он сварил грог, которым старался не злоупотреблять после того, как начало болеть сердце, позвал Агнессу к столу и внимательно выслушал ее историю. История была незамысловата, детство девушки прошло в маленьком городке под Краковом и не отличалось чем-то выдающимся, но ему было приятно уже только то, что не нужно сидеть в одиночестве в комнате и смотреть на постылый пейзаж за окном.
Грог быстро подействовал на Агнессу, ее щеки раскраснелись, а язык начал слегка заплетаться, но она мужественно выдержала все расспросы и лишь ровно в полночь попросилась идти спать, сославшись на то, что нужно рано вставать. После ее ухода старый Томми еще долго сидел у камина, прихлебывая остатки грога и задумчиво глядя на огонь.
* * *
Мистер Пратт не любил вскрытия - если к виду распотрошенных трупов он привык достаточно быстро, еще по молодости лет, то к невыносимому запаху бойни, прочно ассоциируемому в памяти фермерского ребенка с массовой смертью, он так и не смог привыкнуть.
Он выпросил у доктора маску, которая если и не препятствовала распространению запаха, то как минимум создавала иллюзию этого, и приготовился писать. Обычно он записывал протокол вскрытия на диктофон, но сейчас он имел дело не с привычными к диктовке криминальными врачами, а с человеком, который, как он убедился, поговорить любил, и который легко мог забить всю кассету пустопорожними рассуждениями.
Он помог доктору срезать платье, покрытое коркой крови, и на миг засмотрелся на красивое кружевное белье. Через минуту разрезанное белье полетело в тот же таз вслед за платьем, доктор полил тело девушки перекисью и протер губкой вспенившуюся жидкость. Картина преступления предстала перед ними во всей красе.
Девушка была миниатюрной, но имела гармоничную и развитую фигуру. "Девятнадцать лет" - перечитал он свои записки и с сомнением посмотрел на тело. Он бы дал ей от силы шестнадцать, а то и меньше.
Грудная клетка была пробита пять раз, причем три удара пришлись, по оценке мистера Пратта, в район сердца, а еще два - около сосков груди. Из последнего мистеру Пратту совершенно очевиден стал сексуальный мотив преступления.
Мистер Пратт уже знал, что девушку убили рано утром, часа за два то того момента, как ее обнаружил отец Маврикий. Тем самым священник практически снял с себя подозрения, несмотря на то, что изначально стоял первым в списке подозреваемых, уже составленном детективом. Впрочем, шок, в котором до сих пор находился отец Маврикий, и без того устранял большую часть подозрений - хотя мистер Пратт видел в своей жизни многое, в том числе и как преступники плакали над телами своих жертв, причем некоторые - совершенно искренне.
Доктор осмотрел глаза, уши и рот девушки. Он набрал остатки слюны в пробирку, закрыл ее и поставил рядом с тремя пробирками, в которых находилась кровь, собранная с пола. Затем взял большой нож и сделал продольный разрез живота. Мистер Пратт уже знал, что будет дальше, и с трудом преодолел желание закрыть уши. Доктор взял большие щипцы, и мгновение спустя раздался хруст ломающихся ребер.
Теперь девушка уже не была красивой, а представляла собой распластанное тело, сильно напоминающее свиные туши на бойне - с той лишь разницей, что у свиней нет таких красивых волос и ног. Мистер Пратт отвернулся и начал записывать за доктором результаты вскрытия.
Девушка была убита длинным кинжалом копьевидной формы. Мистера Пратта поразило то, что длина кинжала была около пятнадцати дюймов при ширине в один дюйм - фактически это был узкий стилет, и при этом острый и тяжелый - он легко перебил грудину, как будто это был лист бумаги, и в двух местах даже вышел со спины, оставив аккуратные ромбовидные разрезы.
Две дырки в перикарде не оставляли сомнения в причине смерти - а также в том, что убийца действовал хладнокровно и был хорошо знаком с анатомией человека. Еще один удар прошел совсем рядом с перикардом, чудом не задев его. Два удара выше прошли насквозь через молочные железы и пробили легкие.
Девушка могла прожить с такими ранами минуту-две, не больше. Видимо, она скорчилась от боли, и именно в таком положении ее, уже мертвую, и нашел отец Маврикий.
Доктор вскрыл матку и присвистнул от удивления. То, что он держал пинцетом, мистер Пратт определил не сразу, хотя окровавленный кусочек мяса был ему знаком по картинкам. Это был зародыш - девушка была беременна, причем, как сказал доктор, не менее чем на пятой неделе, то есть она знала о своей беременности. Зародыш отправился в пробирку - мистер Пратт не был уверен, что ему не придется запрашивать генетическую экспертизу - а дальше их ждало еще большее удивление.
Глядя на распластанный орган, доктор потянулся за пробиркой:
- Ну, вот и хороший материал для криминалистов.
- Сперма? - догадался мистер Пратт.
- Да. Конечно, нужен анализ - но, как мне кажется, что это произошло совсем незадолго до убийства.
"... и прямо в церкви", - додумал за доктора мистер Пратт. В патриархальном и благовоспитанном городке очень немногие решились бы заниматься сексом в церкви. Кроме, само собой, священников, которые, как знал по опыту мистер Пратт, крайне цинично относились к предполагаемой святости церковных зданий, даже будучи искренне верующими людьми.
Он перевернул лист записной книжки и сделал отметку.
* * *
Джордж был буквально ошеломлен, когда впервые увидел Агнессу. Не сказать, что он так уж страдал по женскому вниманию - кроме жены, у него регулярно случались интрижки, преимущественно с местными вдовушками, которых прельщала как исключительная молчаливость церковного истопника, так и его мужественный вид, что в сочетании с мощным автомобилем делало его неотразимым кавалером. В небольшую бойлерную, которой заправлял Джордж, был отдельный вход, закрытый кустами, и туда можно было проникать незамеченным в любое время суток - чем и пользовались его визитерши.
Правда, год назад у Джорджа родилась дочка - третья в их большой семье - и он на время поумерил свои аппетиты, справедливо считая себя ответственным за все, что происходит в его доме.
Однако такую красивую девушку, как Агнесса, он не видел никогда. В их городке жили крепкие, невысокие девушки, все без исключения кареглазые брюнетки, и хотя они были пылкими на ласки и незамысловатыми в желаниях, но Джорджу всегда хотелось красивой любви именно с таким неземным существом.
К тому же Агнесса напомнила ему его школьную влюбленность - девочку, которая не дожила даже до пятнадцати лет, умерев под колесами автомобиля. Он регулярно в день ее рождения приносил цветы на ее могилу и был, казалось, единственным человеком в городе, который хранил о ней память - мать ее сошла с ума и умерла в психиатрической клинике, а отец женился повторно и уехал на континент.
Когда Агнесса впервые пришла в церковь, он стоял как истукан, и смотрел на нее не отрываясь - а она мило улыбнулась ему и поздоровалась, назвав свое имя. Его как будто мороз продрал по коже - она говорила точно с таким же акцентом, что и его школьная любовь, только несколько медленнее. Он в испуге перекрестился и сбежал к себе в бойлерную, однако не упускал случая посмотреть на девушку. Она же всегда мило разговаривала с ним и даже иногда спрашивала про особенности истопничьего дела, чего не делала ни одна женщина в его жизни.
Постепенно он осмелел и начал приносить цветы к ее дверям, оставляя их на пороге за час до ее прихода. Это продолжалось недели две - причем Агнесса молчала и не спрашивала никого в церкви, кто это делает. Потом Джордж банально попался, когда Агнесса пришла чуть раньше начала службы и столкнулась с ним нос к носу - он нес очередной букет и выронил его из рук, увидев ее.
Она рассмеялась, подобрала букет и произнесла:
- Милый Джордж. А я гадала, кто это мне носит цветы. Спасибо, мне очень приятно.
Она привстала на цыпочки и чмокнула его в щеку. Джордж застыл в немом изумлении - она рассмеялась и прошла мимо. Несмотря на немалый жизненный опыт, с таким он сталкивался впервые...
* * *
Сотрудников прихода, не считая Агнессу, было трое. Два священника стояли на первом месте в списке мистера Пратта - он знал, на какие буйные фантазии способна голова человека, давшего обет безбрачия и целыми днями читающего проповеди о нравственной чистоте. Истопник Джордж особых подозрений не вызывал: добропорядочный семьянин, он был простым и добродушным симпатягой, и вряд ли был способен на злодейство. Однако он тоже пока стоял в списке.
Старый Томми, у которого жила Агнесса, сначала не вызвал никаких сомнений у мистера Пратта и был включен в список подозреваемых исключительно для порядка. Агнесса прожила у него год, и такого срока вполне было достаточно для того, чтобы свести с ума и менее вальяжного господина, чем Томми, однако в его возрасте на такие подвиги люди обычно были неспособны.
Мистер Пратт отправил данные в городскую лабораторию. Тело Агнессы перевезли в холодильник городского морга, а мистер Пратт отправился гулять по городу и слушать сплетни. По опыту он знал, что зачастую это дает детективу больше, чем самые глубокие анализы предметов с места происшествия. За три дня он собрал все городские новости, познакомился с несколькими десятками людей, высказавшими искреннее желание помочь следствию, исписал три тетрадки, однако не продвинулся в расследовании ни на дюйм.
Разговоры с четырьмя подозреваемыми он оставил на потом. Это противоречило канонам криминалистики, утверждавшим, что преступника надо "колоть" тепленьким, однако у мистера Пратта была своя методика, не раз подтверждавшая себя в самых сложных делах. Как раз к этому времени подошли результаты анализов из города. Они ошеломили мистера Пратта.
Девушка действительно была убита длинным острым стилетом. Убийство произошло примерно в пять часов утра. Зародышу на самом деле было пять недель - большее сказать можно было только после продолжительной генетической экспертизы, для которой нужны были основания. Но это была ерунда. Мистера Пратта шокировало то, что идентифицировать мужчину, с которым у Агнессы была связь незадолго до смерти, было крайне затруднительно. Она переспала в течение суток перед убийством минимум с тремя разными мужчинами...
С тяжелым сердцем мистер Пратт отправился беседовать с подозреваемыми. Признаться, на экспертизу он искренне надеялся, думая, что она значительно облегчит ему расследование.
Первым он зашел к старому Томми, надеясь узнать от него еще и про особенности жизни Агнессы. К его удивлению, мужчина сильно нервничал, наотрез отказался рассказывать про девушку, сославшись на то, что у нее была своя жизнь, куда он не лез, и в течение всего разговора нетерпеливо поглядывал на часы, всем видом давая понять, насколько ему неприятен визит детектива. Такое поведение, однако, было не в новинку мистеру Пратту, и он, оставив размышления о странном поведении старого Томми, попросил показать ему комнату Агнессы.
Старый Томми ничего, по его словам, не убирал - как он сказал, он читал детективы и знал, что даже мельчайшие следы могут привести к преступнику. Мистер Пратт приготовил фотоаппарат и начал тщательно исследовать комнату.
Если верить старому Томми, то постель за девушкой он тоже не застилал - а она, тем не менее, была идеально убрана. Учитывая время убийства, либо девушка вообще не расстилала кровать, либо ушла еще вечером - либо Томми врал. Однако Томми заявил, что Агнесса пришла около девяти вечера домой, поужинала, поднялась к себе на второй этаж, и больше он ее не видел. Сам он, по его словам, просидел до полуночи у камина, а затем пошел спать. Спал он чутко и, скорее всего, слышал бы, если бы девушка куда-то ушла.
Мистер Пратт посмотрел вещи девушки - там не было ничего особенного. Платья, джинсы, десяток трусиков и лифчиков... мистер Пратт замер и еще раз внимательно посмотрел на то, что лежало перед ним. На трупе девушки было шикарное кружевное белье, которое впору избалованной столичной штучке - а перед ним был обычный недорогой трикотаж, без каких-либо вывертов или украшений. Ничего похожего на роскошное белье, которое было на Агнессе, здесь не было и в помине. Следовательно, девушка надела самое красивое, что у нее было - то есть, по всей вероятности, она шла на любовное свидание.
* * *
Отец Маврикий нечасто брал практикантов - особенно девушек. Жизнь в приходе давно устоялась, он провел здесь большую часть своей жизни и привык все делать так, как нравится ему. С возрастом, однако, он стал уставать, и лет пять назад с большим трудом поддался на уговоры своего старого друга взять себе в помощники отца Гленна, который искал себе применения на каком-нибудь новом месте.
С Гленном они так и не сошлись близко - но парень был приятным, исполнительным, хотя и из породы красавчиков, что, по мнению отца Маврикия, не пристало священнослужителю - и постепенно размеренная жизнь опять вошла в свое русло. На приезде Агнессы настоял кардинал, озабоченный укреплением связей с Восточной Европой. Он долго объяснял отцу Маврикию важность этой миссии, и тот, наконец, согласился - не столько из уважения к миссии, сколько из почтения к престарелому кардиналу.
Студентка богословского института очень быстро поняла, что от нее требуется, и немало помогала отцу Маврикию в его делах - прежде всего тем, что оказалась намного сильнее подкована теоретически, чем он сам. Впрочем, он признавался самому себе, что ему попросту было приятно смотреть на ее фигуру, легкую походку, неизменную улыбку - вместе с Агнессой в приход вернулся давно растраченный оптимизм и даже некоторое веселье.
Агнесса возродила то, что сам отец Маврикий давно не практиковал - воскресные выезды на природу. В сопровождении наиболее преданных прихожан, они устраивали своеобразные пикники в пригородном лесу, что вызвало сначала бурное обсуждение в городском обществе, а затем, к удивлению отца Маврикия, и рост интереса к приходу. Дошло даже до того, что городской совет увеличил ежегодное финансовое отчисление на нужды прихода, чего не наблюдалось уже многие годы.
Сама Агнесса вызывала в нем ту самую дрожь, которая была топливом для всей его эмоциональной жизни. Глядя на девушку, он не мог побороть в своем воображении самые разнузданные картины с ее участием, и запретность этих сцен постоянно будоражила его. Он представлял себе Агнессу то в темах жития Христа, в образе Магдалины, полуобнаженной и внутренне распутной, то в описаниях святых отцов, как сосуд с пороками, то в виде бесполого ангела, спускающегося к нему с небес...
В конце концов он дошел до того, что стал исподтишка подсматривать за девушкой - и случайно увиденное из-под юбки обнаженное бедро или грудь в неглубоком разрезе давали новую пищу его фантазиям.
При этом у него не было и мысли завести с ней интрижку. Он искренне думал, что подобная разница в возрасте делает любые личные отношения невозможными в принципе, да и фантазии его мгновенно прекращались при любом переходе к конкретным образам. Она жила лишь в мире его воображения, без какой-либо связи с реальностью. Приди она к нему ночью в постель - он, скорее всего, даже не стал бы в ней прикасаться.
* * *
- Очень интересно, - бормотал мистер Пратт, разбирая вещи девушки. Старый Томми, стоя рядом, наблюдал происходящее с явным неодобрением: вряд ли в его системе ценностей копание в интимных вещах молодых леди стояло на высоком уровне. Однако мистера Пратта в данном случае это ничуть не интересовало.
В ящике с бельем, на самом дне, обнаружилась пачка банкнот - в банковской упаковке, не вскрытая, проштампованная пять лет назад небольшим банком, находящимся очень далеко от этих мест. Мистер Пратт с сомнением посмотрел на банкноты, зачем-то понюхал их и спросил Томми, не его ли это деньги. Старый Томми выразился длинно и в том духе, что в жизни он этих денег не видел и вообще не подозревает, чьи они, так как Агнесс была девушкой небогатой и жила крайне скромно.
Рядом с деньгами лежала невскрытая упаковка презервативов, на которую старый Томми плюнул и раздраженно отвернулся. Очевидно, происходящее нравилось ему все меньше. Деньги и презервативы мистер Пратт осторожно сложил в пакет, намереваясь сегодня же отправить их на экспертизу, а сам продолжил осмотр.
К его огорчению, больше ничего интересного не попалось. Агнесса действительно жила скромно и аккуратно, никаких разбросанных вещей нигде не было, в карманах было пусто, если не считать десятка использованных билетов до города. Мистер Пратт задумался, куда и зачем могла ездить девушка, если все в голос утверждали, что у нее в этой стране не было никого знакомых, кроме работников прихода и, вероятно, кардинала.
Напоследок он откинул одеяло с ее постели и внимательно осмотрел белье. Увиденное его немало озадачило - ему было бы интересно посмотреть на реакцию старого Томми, но тот как раз в это время спустился вниз по каким-то своим делам. Мистер Пратт достал острый нож, поскреб одно из бледных пятен на простыне и стряхнул добычу в пробирку.
Больше осматривать в доме было нечего. Сделав несколько снимков, он спустился вниз и попросил Томми показать свои ножи. Ножей в хозяйстве было несколько, но все они, за исключением одного, были фабричного производства и ничуть не напоминали орудие убийства. Один нож был оригинальной формы, острый как бритва, но также не подходил по форме. Старина Томми объяснил, что купил его еще в молодости и всю жизнь брал на рыбалку.
Мистер Пратт не отказался от предложенной ему чашки чая и присел за стол заполнить протокол осмотра. Старому Томми пришлось ответить на несколько вопросов - и мистер Пратт в очередной раз удивился. Оказывается, Томми было всего 54 года, хотя выглядел он как минимум на десять лет старше. Мистер Пратт несколько по-другому посмотрел на кое-какие проясняющиеся факты и сделал себе отметку в записной книжке. На языке у него теперь вертелся один вопрос, но он предпочел отложить его на потом.
Следующим по плану был отец Маврикий.
* * *
Руби познакомился с Агнессой случайно. В церковь он заходил крайне редко и не из религиозного рвения, которого был лишен напрочь, несмотря на добропорядочное воспитание, а исключительно полюбоваться фресками.
Агнесса сама пришла в школу, где он вел уроки рисования. Дети в это время были в саду, рисовали цветущие розы - он и сам был бы не против порисовать такую красоту, но был вынужден ходить среди мольбертов и указывать на очевидные ошибки. Когда над розами появилось красивое лицо в обрамлении светлых локонов, он первым делом провел аналогию с белыми и желтыми цветами, а уже затем поклонился девушке и вежливо поздоровался с ней.
Как выяснилось, девушка пришла договариваться о проведении воскресных лекций - но директора на месте не было, и она в ожидании его решила погулять по саду. Они разговорились, она показалась ему крайне интересной - еще больше его привлек ее милый акцент и острота суждений по политическим вопросам, в которых местные девушки, как правило, ни бельмеса не понимали, да и понимать не хотели.
Она ему сразу понравилась - и, как ему показалось, он ей тоже. Она так мило щебетала с ним и живо интересовалась его успехами в рисовании, что у него порой кружилась голова. С его невзрачной внешностью и крайней застенчивостью им никто особо в жизни не интересовался, сам он набирался наглости пообщаться с девушками лишь в мечтах, да в редких случаях, когда напивался - но и тогда ему везло лишь на вульгарных девушек легкого поведения, интересующихся лишь его финансовыми возможностями и примитивным сексом. Как правило, в этих случаях Руби ретировался с позором поражения и давал себе зарок полностью погрузиться в духовную жизнь.
Агнесса не была похода ни на одну из его знакомых. Похоже, ее мало интересовала материальная часть этого мира - она была настолько одухотворенной и возвышенной, что казалась сотканной из грез. Руби с удивлением обнаружил, что она прекрасно разбирается не только в европейской живописи, но и в литературе, и, набравшись смелости, как-то раз предложил ей прогуляться по вечернему городку. Получив неожиданное согласие, он едва не упал в обморок от волнения, проболтал с Агнессой весь вечер, а к концу, провожая ее к дому старины Томми, даже осмелился взять за руку.
С тех пор их прогулки стали частыми - в те дни, когда Агнесса не была занята.
* * *
С отцом Маврикием мистеру Пратту пришлось устраивать настоящий допрос. Они устроились в комнате, которую занимала Агнесса - мистер Пратт хотел разом убить двух зайцев. Угрюмый священник не был словоохотлив, хотя из городских слухов мистер Пратт знал, что пара-тройка порций виски делает его разговорчивым и даже остроумным.
Отец Маврикий изложил ему то, что мистер Пратт знал и без него, а о жизни Агнессы в приходе сказал в нескольких словах. Девушка была работящей, ничего особенного себе не позволяла, жила скромно, и на этом все и заканчивались.
Мистер Пратт был наблюдателен и не мог не заметить, что, несмотря на внешнее спокойствие, отец Маврикий здорово нервничал - его выдавали вспотевшие ладони, которые священник то и дело непроизвольно вытирал о края сутаны. Впрочем, как раз с отцом Маврикием это было объяснимо - не каждому человеку удавалось спокойно вспоминать детали убийства, свидетелем которого он стал.
- Отец Маврикий, а с кем дружила девушка? - наконец спросил мистер Пратт. Этот вопрос был главным, ради которого он шел к священнику. Девушка, в силу своего положения в приходе, просто обязана была раз в неделю исповедоваться, и делала она это, вероятнее всего, именно перед отцом Маврикием. Конечно, тайна исповеди не давала священнику права распространяться о секретах девушки - однако сложившиеся обстоятельства вполне оправдывали некоторую вольность в раскрытии тайн.
- Дружила? - недоуменно поднял брови священник.
- Хорошо, с кем она была в интимных отношениях? - переформулировал вопрос детектив.
- А она была? - еще больше удивился отец Маврикий.
- Да.
Мистер Пратт хотел сказать, что девушка была в таких отношениях как минимум с тремя мужчинами, но пока что промолчал. Конечно, существовала вероятность того, что девушку перед смертью попросту изнасиловали - но доктор не нашел никаких следов насилия, более того, он утверждал, что Агнесса вела продолжительную и регулярную половую жизнь.
- Я не знаю, - после долгого молчания сказал отец Маврикий. Мистер Пратт был готов поклясться, что священник что-то знает, но сейчас у него не было никакой возможности заставить его сказать правду.
- Вы ее исповедовали?
- Да.
- Как часто?
- Постоянно.
- Хорошо. Мы точно знаем, что у нее был любовник. Вы можете предположить, кто это был?
- Н-нет.
- Отец Маврикий, все, что вы скажете, останется между нами. А вы тем самым поможете нам найти убийцу.
- Я действительно не знаю, с кем она... У нас свободная страна, а у девушки было много свободного времени. То есть не очень много, но было.
- А к кому она могла ездить в город?
- В город? А она туда ездила?
- Да. Несколько раз.
- Нет, про город ничего не знаю. По-моему, она никуда не уезжала.
- Хорошо. А здесь, внутри церкви, вы не видели ничего подозрительного?
- Нет.
- Ладно, допустим. А есть ли в церкви ножи?
- Ножи?
- Да. Или стилеты какие-нибудь...
- Ну конечно, у нас есть нож, который мы используем в службах. Но он на месте, и вряд ли им можно кого-нибудь убить...