Поздно вечером, ближе к полуночи в корнях дуба опять кто-то завозился и вообще повёл себя подозрительно. Бруха даже подумала, что этот кто-то роет лаз в её домик. Она подозвала Дара, который к этому времени вырос до размеров обычного чёрного леопарда, в связи с чем ленточку с его шеи пришлось снять, и попросила разузнать, что происходит. Дар, принюхиваясь, обошёл дуб по часовой стрелке, потом против часовой, поскрёб, для порядка, лапой землю возле корней, многозначительно посмотрев на Бруху, и, развалившись, устроился на ночлег.
Бруха махнула рукой и стала ждать развития событий. Но они не развернулись, и шуршание вскоре прекратилось.
Засидевшись допоздна за раскрасками, она решила дождаться возвращения Нома и рассказать ему об избушке, которая не выходила у неё из головы. Она подумала, что можно организовать совместный секретный поход, и в случае встречи с «нечистью» дать отпор удвоенными силами. «А можно ещё привлечь в поход Сороку, - пришло ей в голову, - чтобы она производила шум и всякие отвлекающие маневры». Но потом она решила от этой идеи отказаться, потому что в этом случае о походе будет знать вся округа, и от секретности не останется и следа.
Ном появился на поляне в свой обычный утренний час. Бруха уже ждала его, сидя на пороге домика и, чтобы не уснуть, плела из травы венок.
- Помните, вы мне во сне показывали одну избушку? - спросила она Нома. - Она такая старая-престарая, страшная-престрашная и корявая.
- Я-то в твоём сне не бывал, - уклончиво ответил Ном, - но такую избушку-то знаю. Там никто не живёт, может только зверьё какое ночует, когда мигрирует.
- А ты так и будешь в коробочку, - он постучал по голове, - только муравьёв складывать?
Бруха опять не поняла и насупилась.
- Ладноть, - помягчел Ном, - «мигрировать», значит… погодь, погодь, - он полез в карман штанов и выудил длинную узкую полоску клетчатой бумаги, свёрнутую трубочкой, которую назвал «языком», и на которой были записаны всякие важные слова.
Он развернул её в нужном месте и прочитал:
- Мигрировать - совершать миграцию, то есть перемещаться. Уразумела? - он серьёзно посмотрел на Бруху, скатал бумажку и сунул в карман.
- Ага, - сказала Бруха и подумала, что ей тоже надо бы завести такой же «язык», чтобы удивлять собеседников.
И Бруха рассказала ему о своём полёте.
- Мы должны обязательно отыскать эту избушку! - для убедительности она топнула ногой. - А вдруг там есть что-нибудь интересное? Вдруг там волки живут? Микра их отсюда прогнала, они там и укрылись? Я же ещё никогда не видела волков!
- И когда ж мы туда пойдём? - поинтересовался Ном, - ночью… али днём? Я днём сплю, ты — ночью. Несовпадение получается.
- Лучше днём, - стала рассуждать ведьмица, - днём хорошо видно, да и «нечисть» спит.
- Кто днём, а кто ночью лучше видит, - проскрипел Ном, - и если там есть какая нечисть, то она ночью в лес уйдёт, и мы спокойно оглядимся. И потом, у меня — режим, мне не положено днём лес посещать-то.
И они сговорились пойти рано вечером, то есть поздно днём, чтобы добраться до избушки к полуночи.
Но после ужина ( водомерки накаркали) начался дождь и смыл все их планы.
Микра, сидя в кресле, листала свою любимую книгу, когда снаружи донёсся мерный шум, и она поняла, что пришёл дождь. Его так давно не было, что она успела по нему соскучиться. Микра аккуратно заложила страницу шнурком и поспешила на долгожданную встречу. Поверхность озера изменилась. Дождевые нити шумели, вышивая по её канве замысловатый узор, отчего она щетинилась и как будто шевелилась. Плотно закрыв свои кубышки, кувшинки обернулись свечками, чьё жёлтое недвижное пламя было неподвластно дождю и деликатно светились на фоне серого складчатого полотна. Озеро дышало дождём, упивалось дождём, играло с дождём.
Микра подставила лицо небесной влаге и закрыла глаза.
- Как хорошо, - думала она, - как же хорошо иногда просто… побыть...
А он всё неторопливо шёл и шёл: по каждому листочку, по каждой травинке, шлёпая босыми ногами.
Бруха раскрасила за вечер пять букетов. Это занятие ей уже порядком наскучило, и она решила размяться. Она поднялась с тюфячка и распахнула дверь. В домик ворвался прохладный влажный вечерний воздух. Дар проснулся от сквозняка, недовольно выгнул спину и свернулся в тугую спираль.
Бруха долго смотрела на дождь. Она второй раз в жизни испытывала его на себе, и ей начинала нравиться его тягучая, несмолкаемая песня, которая на время останавливала всяческую суету и заставляла прислушаться… к чему-то, чего она пока не понимала. А потом взгляд её упал на грибы. Дело в том, что после посещения микриного дома, ей тоже захотелось как-то украсить свой. Она набрала грибов, нанизала их на посылкину бечёвку и повесила под крышу домика, шляпками вниз. И теперь она увидела, как потоки дождевой воды, срываясь с крыши, обволакивают грибные ножки, собираясь в шляпках, набухая в них, словно закипающее молоко и скатываются ниже, ниже, пока, наконец, не достигают земли, которая жадным пересохшим ртом поглощает их, захлёбываясь звенящим потоком. Она с восхищением наблюдала, как нескончаемый рой разрозненных, по началу, капель, сливается в одно непрерывное течение, и это завораживало её.
Нахлобучив поглубже шляпу, которая по-совместительству служила зонтом, Голос пережидал непогоду. Он не любил дождь. Как всякая сухопутная субстанция, он воды опасался и считал, что она приносит несчастье, особенно, когда скапливается в больших количествах. Когда-то, в молодые годы, ему довелось однажды лететь над большим озером, которое, кстати, располагалось где-то поблизости. И он вдруг потерял ориентацию, заблудился и начал носиться в ужасе над водой, не зная, куда приткнуться. А потом какая-то сила вынесла его на берег и приткнула к дубу, где он угнездился, и дело пошло на лад. И теперь, каждый раз, когда начинался дождь, (а он начинался редко, Слава Богам!), неприятные воспоминания накрывали его с головой, так что даже шляпа не спасала. И он, стиснув зубами черешок дубового листа, пережидал свалившуюся с неба стихию и оживал, только когда вновь вспыхивало солнце.
Полежав некоторое время на спине, Микра почувствовала в себе прилив вдохновения, поблагодарила дождь за приятную компанию и опустилась на глубину кропать мемуары.
Возможность прогулять службу не очень вдохновляла Нома, но он относился к ней с пониманием и мудрой покорностью. Он думал о том, что любезному его сердцу лесу дождь только на пользу, потому что влажная уборка как-никак освобождает от пыли и питает корни. Хорло… хроло, он хотел подсмотреть слово в своей шпаргалке, но состояние опенения не позволяло. В общем, какой-то там филл оживает под дождём, и листья наливаются соком и свежестью, и лес приобретает необыкновенную приятность и… Его постоянно одолевала дремота, которой он не без удовольствия сдался и, поглубже спрятавшись внутрь себя, неслышно захрапел.
Бруха перевела взгляд на пень и подумала, что хорошо бы накинуть на него микрин мешок, чтобы совсем не промок, но ей не очень хотелось промокнуть самой, поэтому она подумала, что ему, наверное, не в первой, что жил же он как-то без неё. Эта мысль успокоила ведьмицу, и она продолжала смотреть, как вода струиться по грибам, которые, напитавшись влагой, стали кое-где лопаться и съезжать по бечёвке вниз.
Сорочным Мобильным Известиям никакой дождь не мог воспрепятствовать их продвижению по каналам Рощи. И хотя слушателей в этот бедственный час было немного, Сорока, преодолевая намокание хвоста, перемещалась с дерева на дерево, скрупулёзно выполняя свою работу. Она внимательным взглядом окидывала пролетаемое пространство, высматривая потенциальных слушателей, и с профессиональным упорством сообщала всем обо всём. Так она добралась до фазаньего убежища в небольшом хвойном лесу. Черепичные ветви ели почти не пропускали солнечный свет, дождь, ветер, пургу (хотя кроме пурги, которую несла Сорока, другой в этой местности не наблюдалось). И поэтому фазан, спрятав голову под крыло, не услышал касающегося его сообщения о том, что некая ведьмица Бруха желает с ним познакомиться.
А в норе, под корнями дуба, как раз за стеной брухиного дома Кое Кто прятался от дождя. Намокать ему было категорически противопоказано, потому как густой пушистый мех легко впитывал влагу и превращался в неприглядный сырой валенок, к тому же ужасно тяжёлый и высыхал очень-очень медленно. И в этот промежуток времени, Кое Кто вынужден был беззащитно лежать под тяжестью собственного тела, там, где его застигло это несчастье, и думать, что в любой момент его может съесть, растерзать, уничтожить кто угодно, кто может уничтожить, растерзать и съесть. По этой причине Кое Кто, свернувшись в серый меховой шар, забился в нору до лучших времён, то есть до той поры, пока дождь не закончится. А на потом, у него было ещё мнооого задумок.