***

Он открыл глаза. Голова еще слегка гудела и тело слушалось с трудом. Он не двигался, покакровь очищалась. Потом несколько раз с силой сжал и разжал кулаки. Не вставая, помассировал обеими руками бедра и, наконец, поднялся.

В незнакомой комнате еще ощущалось присутствие бывшего хозяина. На белом, с ворсом почти по щиколотку, ковре, рядом с кроватью, лежала открытая книга. На столе, возле компьютера стоял стакан, наполовину наполненный водой.

Неожиданно в соседней комнате зазвонил телефон. Он замер, прислушиваясь к звонку, и не шевелился, пока настойчивые трели не прекратились.

Потом, осторожно, почти на цыпочках, вышел в гостиную. Он никак не мог перебороть в себе страх, что по Прибытии окажется не один. Но и на этот раз никого не было.

Времени хватало, но надо было работать. Быстро осмотрев квартиру, он нашел в ванной то, что искал, побросал пузырьки вместе с запиской, лежавшей на кухонном столе в мусорный пакет, быстро направился к выходу, но остановился возле входной двери...

Что то было здесь, что заставило его остановится и замереть. Может эта подставка для обуви, а может быть несуразная вешалка в углу. Но что-то в прихожей потянуло за собой череду образов из далекого, очень далекого прошлого.

Луч закатного солнца на календаре в большой, почти огромной кухне.

Колготня детей во дворе.

Противный голос из динамиков, который постоянно что-то выговаривает невидимым "стовосемнадцатым" и "тридцатым" на расположенной рядом железнодорожной станции. Голос этот, то ли из-за того, что эхо повторило его множество раз, то ли из-за того, что динамики расположены были достаточно далеко друг от друга, иногда говорил, казалось, на каком-то инопланетном языке и сейчас, в воспоминаниях, уже не казался таким противным. А был, скорее, родным и близким, был частью прошлого. И звучало в нем ощущение тепла и уюта, ощущение чего-то безвозвратно утерянного.

Он тряхнул головой, прогоняя это чувство, и вышел, плотно прикрыв дверь.

***

Район казался знакомым. Он определенно бывал здесь не раз. Кажется даже выходил вон из того дома. Но, как всегда, прошлое скрывалось в каком-то тумане - лишь нечеткие очертания, с неожиданно яркими образами. Сейчас это были глаза. Безумно красивые глаза. Глаза, цвет которых определить было почти невозможно - они менялись волшебным образом, в зависимости от настроения их обладательницы. Но в них всегда хотелось смотреть, смотреть бесконечно.... Хотелось в них тонуть. Хотелось, чтобы эти глаза были всегда рядом. Чтобы глаза смеялись, чтобы глаза радовались, озорно прищуривались, удивленно смотрели на тебя и даже, слегка хмурились, когда сердились. И вспомнил имя.

И больше ничего.

Как он ни силился, как ни старался пробиться сквозь незримые, но от этого не менее прочные, преграды, ничего не получалось.

Он понял, что вот уже какое-то время неподвижно стоит перед домом и смотрит вверх, на окна многоэтажки. Почему именно туда - непонятно. Видимо, что-то связывало глаза, которые так ярко высветились в его памяти, и одно из окон.

Это было одной из тех вещей, которую он ненавидел - постоянно ощущать связь с миром и не помнить при этом практически ничего. Или помнить, но вещи совсем не касающиеся его самого.

Вот и сейчас, глядя на сгорбленного старика раскидывающего хлебные крошки перед стаей голубей, он вспомнил. Он вспомнил, что вот эти, сейчас сухие, руки, даже не руки, а кости, обтянутые кожей, когда-то были сильными. Когда-то они подхватывали заливающуюся от смеха девчонку и несли ее через лужи, под проливным дождем. А потом гладили ее лицо, и как она льнула к этим рукам, как терлась щекой о ладонь. Как эти губы, сейчас такие сухие и практически безжизненные, когда-то расходились в молодецкой улыбке. Как плечи эти, сейчас похожие на кривую вешалку, когда-то были круты, и как под кожей перекатывались мышцы. И как гордился нынешний старец ими, и как все та же девчушка гладила их своими маленькими холодными ладонями, и целовала, и повторяла шепотом "милый".

Он помнил все это четко и ясно. И помнил записку с одним лишь словом "Прости". И помнил, как заходился крепкий мужик в бессильном плаче, как дико кричал "Почему?!". И шел потом в ванную, включал кран и долго смотрел на поток воды невидящими взглядом, отрываясь лишь для того чтобы сделать глоток из пузатой бутылки. И помнил ту, что встретила его и смогла полюбить. Полюбить и спасти. А он? Он был ей благодарен. Благодарен и верен. Но только, если прислушаться, то шептал он сейчас все той же веселой девчушке "а вот посмотри, этот справа почти такой же, как тот, которого мы возле школы нашли с подбитым крылом"... Он почти видел ее призрачный силуэт у старика за спиной, оставшейся для него вечно молодой и веселой.

Оставив старика и его воспоминания позади, он быстро миновал большой перекресток, безошибочно определил нужное ему здание. На первом этаже, располагалось небольшое кафе, удивленно смотревшее на прохожих стеклами витрин. В одном из этих стеклянных глаз, как яркий зрачок светлела хрупкая фигура.

Он вошел в кафе, сел за свободный столик и стал ждать.

***

Водитель, щурясь от яркого солнца, наблюдал, как рабочие закрепляют стекло в грузовике, и проклинал городскую жару. Мало того что жара не спадала уже около недели, так еще и старая язва не давала покоя. Черт бы их подрал всех этих медиков месте взятых. То не ешь, это не пей, а толку то - все равно болит, мочи нет никакой... Он плюнул бычком в тротуар, и с ожесточением растер его по асфальту

- Ну, мать вашу! Долго еще? Или вы там до второго пришествия копошиться будете?

- Все уже! Можешь двигать, - молодой парнишка подергал веревки, крепившие стекло, - вроде держится.

- Держится, не держится... - и водитель полез в пахнувшую бензином и мазутом раскаленную кабину.

***

Она была красива. Было в ней что-то чуть непропорциональное, чуть неправильное, или даже, скорее, намек на эту неправильность. Это не отталкивало, а наоборот, заставляло смотреть и смотреть, ловить это нечто, постоянно ускользавшее от взгляда. При этом не было в ней ничего от современных модниц. Никакой яркой косметики и кричащих цветов. Не было выхоленной в косметических кабинетах и СПА кожи, и фигура ее была не следствием бесконечных тренировок. Просто самой природе было угодно, чтобы это создание, так увлеченно читающее сейчас тонюсенькую потрепанную книжку, притягивало взгляды окружающих.

Он помедлил еще немного и направился к ее столику.

***

В кабине было еще хуже чем на улице. Обивка сидений жгла даже сквозь толстые джинсы. Кроме того, двигатель постоянно грелся и через вентиляционные отверстия в лицо дуло вонючим и горячим. Полностью открытее окна абсолютно ничего не значили в этом раскаленном аду. Хотелось бросить руль и высунуть голову наружу и гнать, гнать, гнать, чтобы потоки воздуха с силой обували лицо, и чтобы пот перестал выступать на лбу мелкими каплями, и чтобы не приходилось постоянно вытирать его ладонью, отчего она тоже становилась мокрая и липкая. И при этом язва ныла все сильнее и сильнее. И чем сильнее нагревался воздух в кабине, тем сильнее была жгучая боль.

Водитель сжал зубы и прибавил газу.

***

- Извините, вы не против? - он стоял перед ней и улыбался так приветливо, как только мог.

- Что? Я... да.... садитесь, если хотите, - Она явно растерялась, недоуменно оглядываясь по сторонам.

Поняв что свободных столиков в кафе достаточно, она моментально сосредоточила все свое внимание на книге. Она читала одну и ту же строчку и все никак не могла сосредоточиться, схватить смысл написанного. Боковым зрением она видела, что этот незнакомый парень просто сидит и неотрывно смотрит ... Странный тип...

- Ваш счет, - официант оставил тонкую папку и удалялся.

Спасительный счет! Быстро достать деньги и бежать от этого психа.

- Извините, можно я заплачу?

Ее рука замерла на полпути к сумочке, но тут же продолжила свое движение.

- Нет, спасибо, я сама.

- Ну, хорошо, можно я вас тогда угощу десертом? Или быть может еще кофе?

Она была совершенно не настроена знакомиться с кем-то в этом кафе, к тому же очень спешила.

- Извините, но мне, правда, нужно идти.

- Я вас умоляю - всего две минуты, - он посмотрел на часы, - да только лишь две минуты, не больше! Это очень важно. Всего каких-нибудь две минуты, это ведь не трудно? Не хотите кофе? Отлично! Не нужно десертов - хорошо! Мне даже не нужно знать, как вас зовут. Просто прошу посидеть за этим столом еще две минуты. Мы можем даже не разговаривать.

Она с недоумением посмотрела на него. Нет, он точно ненормальный. Хотя, надо сказать, Она была заинтригована. Никто еще не знакомился таким странным образом.

- Ну хорошо. Пару минут я могу подождать, - после секундного колебания согласилась Она. С одной стороны от удивления, а с другой ей стало интересно, что же будет дальше.

Но он, просто сказав "спасибо" стал помешивать ложечкой чай и все так же улыбаясь смотреть на нее. Она же спряталась в книгу.

***

Водитель вывернул на главную. И тут язва схватила, так, что в глазах потемнело. Он судорожно вцепился в руль. Показалось, что на долю секунды он утратил контроль над ситуацией, и правое колесо шаркнуло о бордюрный камень, а дома, прохожие, кафе и магазины с большими яркими витринами мелькали уж очень быстро...

- Ччеерт! - простонал он, и стал искать место для парковки.

***

Грузовик промчался очень быстро и близко. Еще сантиметров десять и он зеркалом заденет окно. Она, вздрогнув от неожиданности, проводила взглядом удаляющийся автомобиль и посмотрела на своего странного соседа. Тот спокойно смотрел в окно, продолжая улыбаться. После этого медленно повернулся к нейи сказал:

- Собственно мне пора. Спасибо вам за компанию.

Тут же поднялся, и вышел, оставив ее одну с удивлением смотрящую вслед.

***

Времени оставалось совсем немного. Буквально несколько секунд. Он быстро свернул в ближайший переулок и осмотрелся по сторонам.

- Наверное, здесь подойд... - но договорить не успел.

Сердце сдавило дикой болью, и мир вдруг сузился до маленькой яркой точки, которая быстро гасла. Он еще слышал, как кто-то рядом испуганно произнес "молодой человек, вам плохо?"... И стал падать.

***

Падать было больно. И при этом - невыносимо страшно. Казалось, что это падение в неизвестность никогда не кончиться. Невозможно было понять, где верх, а где низ. Невозможно было угадать, куда ты движешься и с какой скоростью, и наступит ли этому когда-нибудь конец. Но одно было совершенно ясно- он падал. И это было больно.