Аннотация: Джини находит письмо на чердаке. То что она узнает меняет ее жизнь. Но все это оказалось...
Глава 1. Тайна старого письма
Джини Уизли всегда чувствовала, что чем-то отличается от своих братьев. Нет, она их любила - всех до единого. Рыжие волосы были её гордостью, и семейная близость грела душу. Но иногда, ловя на родителях задумчивые взгляды, когда речь заходила о ней, она ощущала: что-то не так.
Однажды, разбирая старые вещи на чердаке Норы, Джини нашла пыльный деревянный сундучок, принадлежавший её матери. Внутри лежали пожелтевшие фотографии, аккуратно перевязанные ленточкой письма и горстка забытых безделушек.
Среди бумаг её внимание привлекло письмо, написанное незнакомым почерком. Оно было адресовано Молли Уизли. Начиналось оно вполне обычно - вежливо, суховато. Но затем Джини замерла. Одна фраза словно ударила её в грудь: "Я знаю, как это тяжело, Молли. Но знай - ребёнок наш. И её глаза так похожи на Гидеона..."
Гидеон Прюет. Это имя мелькало где-то в разговорах старших братьев, упоминалось вскользь, с уважением и болью. Он был братом Молли, погибшим в Первую магическую войну.
"Ребёнок наш?" У Джини заколотилось сердце. Неужели... Артур не её отец?
За ужином она не выдержала.
- Мама, я нашла на чердаке письмо... - начала она, глядя прямо на мать. - Там упоминается Гидеон Прюет и... фраза "наш ребёнок". Что это значит?
Обычно жизнерадостная, говорливая Молли побледнела. Артур бросил на жену растерянный взгляд, братья замолкли, замерев, как загипнотизированные.
- Милая... это старые дела, которые тебя не касаются, - тихо ответила мать, избегая её взгляда.
- Но там говорилось обо мне, правда? - настаивала Джини. - Я... не дочь папы?
Молли покачала головой.
- Джини, ты наша дочь. Любимая. Единственная девочка в семье. Не забивай себе голову глупостями.
Но Джини не поверила. В глазах матери она увидела то, что не скроешь - страх. И нежелание говорить правду. Она поклялась: во что бы то ни стало, узнает, кто её настоящий отец.
Глава 2. Грудь Джини и прочие неудобства
Жизнь продолжалась, но внутри Джини бушевал водоворот чувств. С тех пор как она нашла то письмо, каждый день стал полем боя: между сомнениями и упрямством, между правдой и... формами.
Грудь Джини всегда была предметом неловкостей - особенно во время квиддича. Но теперь она, казалось, буквально преследовала её, становясь причиной самых абсурдных ситуаций.
Она вспомнила курьезы в Хогватсе.
Однажды, пытаясь проскользнуть мимо Пивза, она задела доспехи грудью. Те с грохотом обрушились, Пивз же радостно заверещал:
В другой раз, на зельеварении, пуговица её мантии не выдержала и с треском отлетела, едва не упав в кипящий котёл. Снейп холодно прищурился:
- Мисс Уизли, постарайтесь не добавлять в зелье себя.
***
Но Джини было не до смеха. Письмо не выходило у неё из головы. Она решила обратиться к старым друзьям семьи Прюет, надеясь, что кто-нибудь из них прольёт свет на её происхождение.
***
Паб 'Три метлы' гудел голосами, как улей. Над столами витал тёплый аромат сливочного пива, перемешанный с запахами жареного бекона и старого дерева. На стенах плясали отблески огня из камина, а над стойкой лениво вращались вырезанные вручную таблички с меню.
Здесь Джини назначила встречу старой ведьме по имени Агата Гримб, когда-то знавшей Гидеона Прюета. Агата была глуховата и говорила с таким акцентом, будто кто-то пожевал все её слова.
Джини заметила её у дальнего столика у окна: седая, с лицом, покрытым складками, как пергамент, и огромной кружкой сливочного пива перед собой.
Она подошла. Столик стоял вплотную к каменной стене, стулья были низкие, а за соседними столами сидели маги, плотно прижавшись друг к другу. Сцена казалась уютной, пока Джини не попыталась сесть.
Она слегка наклонилась над столом, чтобы поприветствовать Агату, и - бац! - грудь задела край кружки. Та с веселым 'плюх!' опрокинулась, и холодная, липкая жидкость щедро разлилась по столу... и по Джини.
Промокла вся грудь. Мантию пронзил ледяной холод, и ткань неприятно прилипла к коже. Джини едва сдержала вздох.
- Ой, милая, - хихикнула Агата, - грудь - она, знаешь, как сова: живёт своей жизнью!
Соседний столик заржал. Один долговязый волшебник едва не подавился крылышками, а юная официантка, увидев, что произошло, покраснела пуще самой Джини.
- Всё в порядке! - поспешно сказала та, вытаскивая палочку. - Сейчас всё уберу, честно!
Но Джини уже тёрла мантию салфеткой, злясь на себя, на судьбу, на проклятые пабы с тесными столами.
- Ну? - хмыкнула Агата, отхлёбывая пиво. - Ты хотела спросить про Гидеона, да?
Джини кивнула, всё ещё чуть подрагивая от холодка. В этот момент подошёл бармен.
- Всё в порядке? Нужна новая кружка? Или новая мантия?
Джини не выдержала:
- Только если есть такие, которые не прилипают ко мне, как слизь из котла.
Бармен рассмеялся, Агата прыснула пивом. - У тебя язык что надо, девочка! Прюеты такими и были - с огоньком.
Вот она - зацепка, подумала Джини, отодвигая липкие локоны с лица. Но стоило ей снова наклониться к ведьме, чтобы уловить обрывок шёпота, как её грудь вновь упёрлась в край стола.
На этот раз - в блюдце с медовыми орешками. Те посыпались вниз, прямо под ноги завсегдатаев.
- Простите... - пробормотала Джини, уже чувствуя, как краснеет уши.
Агата хохотала.
- Знаешь, милая, если бы ты пришла по делу, а не грудями в атаку - я б испугалась. А так - узнаю Прюетовскую закалку.
- Так я... похожа на них? - Джини затаила дыхание.
Старуха посмотрела на неё долго. Глаза под бровями, седыми как паутина, вдруг стали серьёзными.
- Не знаю. Но Гидеон... он всегда говорил, что в жизни важна не правда, а любовь. Ты её ищешь?
Джини кивнула.
- Тогда слушай не слухи, а сердце, - сказала ведьма. - А грудь... ну, с ней тоже придётся жить.
***
Выйдя из паба, Джини села на скамью перед лавкой мадам Паддифут. С неё капало сливочное пиво, волосы пахли дымом, а грудь казалась втянутой в отдельное противостояние с миром.
И всё же - где-то глубоко внутри - ей стало чуть теплее.