Аннотация: Побочный продукт жизнедеятельности "Сталинграда".
...Утро. Опять утро. Новое утро...Каска своим весом может поспорить с небом, которое некогда одарило Атланта смыслом жизни. Давит уже так, что сил никаких нет. Впрочем, их давно нет.
- О, чёрт!, - на голову сваливается вернувшийся с ночного рейда разведчик. Живой. Следом - свинцовые посланники вражеского пулемёта. Бруствер, как и вся наша траншея, вырезан прямо в теле скалы, так что это нам не грозит. Пули разбиваются о камень или проносятся выше. Разведчик устало спрашивает время, показывает мне разбитые при падении часы. Молча сидит ещё с минуту и уходит направо, в пещеру, занятую штабом батальона. Вообще-то уходило их четверо...
Невнятное шуршание справа. Винтовка далеко. Начинаю бесшумно вытягивать кинжал. Звук превращается в человека. Свой, конечно же - свой. Ефрейтор из соседнего сектора, из потомственных, ещё прежней империи, интеллигентов. Уф. Всему виной спасительная предосторожность при прокладке траншей - их делают ломанными, так, чтоб если какой-то сектор оказывается захвачен противником, то защитники остальных секторов могли просто держать на прицеле ближайший поворот. Но это когда есть бой. А так - одна из самых изощрённых пыток в вашем бесплатном распоряжении - ежесекундно гадать о природе этого "каменного шёпота" и оставаться при этом полноценным воином.
Как всегда винтовку забыл на посту - это при том, что для пары-тройки километров фронта он является самым результативным снайпером. До сих пор не может понять, что на войне рабочее время не имеет свойство когда-либо прекращаться, даже если ночное дежурство закончилось.Посылать его обратно за оружием стало бессмысленным уже год назад, в 43-м. Это какая-то религия - он считает, что убивает не врагов, а беспомощных смертников - и посему вправе оставлять своё оружие на волю судьбы. Дело всё в том, что последние несколько месяцев личного состава едва хватало по одному человеку на два сектора.
Он, очевидно, успел более подробно побеседовать с разведчиком (с ним вообще приятно общаться - увидь его какая-нибудь американская девушка, то заподозрит наивысшую утончённость натуры и всё такое; хотя он - просто снайпер) и сейчас спешит поделиться с кем-нибудь свежевыросшей аналитикой. Я - самый ближний. Тоже, кстати, снайпер.
- Теперь в нашей роте остался один разведчик. Невосполнимая потеря. Боже. Что-то надвигается. Перед тем, как они попались вон на той соседней гряде, успели заметить исключительно активное передвижение противника. Они копят силы. Артиллерия, патроны, шинели, солдаты - всё это там сейчас многократно возросло и, что очевидно, продолжает расти.
- Нам-то что. Прикажут - уйдём.
- Может, и так. А может - и приказывать некому будет.
- Это ты о чём?
- Не слышал? На днях...
...Возмутительно несвоевременный взрыв убедительно заставляет нас заткнуться. Ещё, но левее. Это своего рода уже утренняя традиция - обмениваться смертью. Наша артиллерия в свою очередь также помогает врагам возобновить чувство реальности.
Проклятая реальность такова, что человек живёт ровно столько, сколько решит отмерить ему очередной осколок. Ефрейтору он и отмерил. Со всего маху, забрызгав мозгом чёртову тяжёлую каску. Мою.
Сопка, кажется, решила вспомнить своё вулканическое прошлое и непрестанно содрогается. Чувствую только толчки. Звук исчез начисто. Контузия. Дрожь и тяжесть привалившегося ко мне тела. И каска.
Теряю сознание...
Прихожу в себя. Кругом утро и дым. Судя по свежести того и другого - прошло минут десять. Надо воевать. Удивительно - винтовка цела, только прицел повреждён. Притягиваю её к себе и пробую подняться. Получается.
Над изломами траншеи кое-где тоже видны головы. Смотрю вниз (забыл сказать, что позиция наша - на самом гребне трёхсотметрового в высоту хребта, впереди враги, позади - океан). Вижу.
Пахнущая страхом и ненавистью сплошная человеческая масса. Молча. Несколько тысяч человек. Наше преимущество - мы выше. Но нас всего несколько десятков. Пока размышляю, палец успевает послать смерть одному из врагов. Они идут. Русские идут...