Я не хочу умирать в дождь. Хуже некуда - умирать в летний дождь.
Тому, кто умер в дождь, придется мокнуть целую вечность. Умерший в дождь - никогда не увидит солнца.
Если завтра будет дождь, я не умру. Я откажусь. Напишу заявление. Говорят, бывали случаи, когда церемонию переносили на день-два, а то и на месяц.
Или нет. Лучше я убегу. Спрячусь где-нибудь. Если завтра будет дождь, я спрячусь в лесу, найду какое-нибудь пристанище и пережду, пока не выглянет солнце.
Я не бунтовщик. Я не хочу жить за счет других. Я только не хочу умирать, когда идет дождь. Завтра - главный день фестиваля хеб-сед. Значит, завтра меня уже не будет.
Вот и чудесно. Я устал от этой непрерывной гонки. Мне надоело убеждать себя в том, что жизнь не лишена смысла. Всё, завтра меня не будет. Только бы не пошел дождь.
Помню, мне было лет шестнадцать, когда я прочитал "Степного волка" Гессе. Меня до сих пор поражает, как это может быть просто. Лучше самому назначить себе день и время смерти, чем дожидаться наступления официальной даты. Потом я понял - нет, не лучше. Бог не прощает самоубийц. Бог любит сакральные жертвы. Богу нужен Хеб-Сед.
Считается, что фестиваль придумали древние египтяне. Было время, когда они лишали жизни своих вождей, когда те становились слабыми и хилыми. Позднее, убийство престарелых вождей стало ритуалом принесения богам священной жертвы. Правда, слабодушные и политкорректные египтяне очень скоро сделали ритуал символическим. В архаический период вместо вождя приносили в жертву его двойника, совсем другого человека. А со времен первых династий богам и вовсе пришлось довольствоваться жертвенным теленком.
Но так было раньше. Богу сегодняшнему мало жертвенного теленка или вождя, или царя вкупе с челядью. Он получает в жертву ВСЕХ.
Во-первых, такой подход к сакральной жертве демократичен.
Во-вторых , политкорректен.
В-третьих, угоден богу как никакой другой.
И пусть политики и социологи не морочат нам голову наукообразными бреднями о среднестатистической линии жизни. Смерть по расписанию - никакой не общественный институт. На самом деле это религиозный ритуал, исполняемый законспирированной сектой избранных. Так нынешние хозяева Земли платят демону Хеб-Сед за разные мелкие услуги.
Комментариев:0
30.07. 12:30 Повестку я получил ещё на прошлой неделе. Вот она:
ПОВЕСТКА
В соответствии с Законом ОЕС "О статистике", Решением Синархического Совета ОЕС N 3212/1-2055 и Распоряжением Среднеевропейского РИК ОЕС N 51-12 от 15.07.55 "О сроках проведения ежеквартального фестиваля Хеб-Сед" предписано вам, ______________________ (фамилия, имя, отчество) явиться 31.07.55 для проведения фестивальной церемонии на ___ участок 124 округа СЕР ОЕС по адресу: _____________________________________________
При себе иметь:
--
Сменный комплект нижнего белья - 1 шт.
--
Пакет полиэтиленовый 2x1 м - 1 шт.
--
Запас провизии на 1 день.
В случае неявки, вы будете привлечены к ответственности в соответствии со ст. 324/4, 325/2 УК ОЕС.
Надо не забыть взять чистые носки. Нет, лучше купить новые. Или не надо? Зачем ТАМ новые носки?
Комментариев:0
30.07.15:25.
Вырезка из газеты "Среднеевропейский Вестник" от 22.07.55
Навстречу фестивалю
Дружно, с пониманием и горячим участием приняла страна весть о проведении Летнего Фестиваля Хеб-Сед в Среднеевропейском регионе. Рабочие и служащие,учащиеся и крестьяне, воины и коммерсанты готовятся принять непосредственное участие в митингах и народных гуляниях, посвященных этому торжественному событию.
Вся страна годится своими избранниками, которым выпала честь представлять Регионы ОЕС в летней фестивальной церемонии. Среди них - Заслуженный прокурор СЕР ОЕС, кавалер Ордена Звезды и Жезла, уважаемый гражданин и просто очень хороший человек Степан Давыдович Онищенко. "Рад, искренне рад и горд удостоиться чести отдать жизнь за страну, за свой великий народ, во имя благополучия и процветания нашей независимой державы" - говорит Степан Давыдович.
Дети и внуки экс-прокурора, его бывшие коллеги и сослуживцы желают мужественному С.Д.Онищенко добра, процветания и вечного покоя.
Говорят, госчиновников выших рангов не эвтанзируют. Вместо них подсовывают в последний момент чужие трупы. А сами чиновники доживают свой век на закрытых госдачах. Интересно, этот Онищенко попадет на госдачу - или как все, в колумбарий?
Да нет, куда там, мелкая сошка. Степан отправится в печку вместе со мной.
Комментариев:0
31-07. 2:00 Не спится. Ну ничего. Скоро отосплюсь.
Комментариев:0
31.07. 5:00 Всё-таки пошел дождь. Проклятый дождь. Всё, не пойду на фестиваль. Обойдутся без меня.
А может, дождь ещё перестанет?
Комментариев:0
3.07. 8:00 Паскудный дождь капает ещё сильнее. Слышу, как он барабанит по оцинкованному подоконнику.
Комментариев:2
3.07. 8:08 Анти-Хебсед Ждем вас сегодня в 8:15 на углу Рижской и Восстания. Белый шевроле. Не задерживайтесь. .
3.07. 8:10 Автомодератор Прошу впредь воздерживаться от обсуждения провокационных тем, иначе вы будете отключены без дополнительных предупреждений
- И это всё? Почему их не перехватили? - инспектор нервно ходил по кабинету.
- Не успели. - оправдывался оперативник. - Машин не было.
- У вас было целых семь минут!
- Слишком много сигналов поступило. Не успели все отработать. Захвачено пять отказников.
- А восемь ушли! Восемь! Да за такое на пенсию отправляют! А оттуда на фестиваль, я тебе спецприглашение в два счета организую. Раскрываемость тридцать процентов!
- Тридцать восемь с половиной...
- Тоже мне умник нашелся! Раскрываемость должна быть сто процентов! Речь идет о преступлении против государства! Всё, идите, Смирнов. Мне нужен белый шевроле. Не найдешь - пеняй на себя.
Оперативник выскочил из кабинета, как ошпаренный. Инспектор по особым делам Иван Валерьевич Островской мрачно смотрел в экран. Это же надо. Совсем обнаглели отказники, дневники ведут. Всё, в архив дело. В архив. Он ткнул пальцем в кнопки "Закрыть" и "Следующий". На экране появилась новая фотография. Евстафьев Сергей Николаевич, год рождения 1985. На сборный пункт не явился. Текущее местонахождение неизвестно. Родных и близких нет. Та-ак, понятно. Никаких зацепок. Ни дневников, ни белых шевроле. Висяк чистой воды. Если только этот Евстафьев не отыщется в какой-нибудь больнице.
Он открыл окно интеркома.
- Что по отказникам? Медицину проверяли?
- По вызовам "03" пятеро с неустановленными личными данными. Двое с поврежденными транспондерами, дэтэпэ. Трое без транспондеров, старики. Возможно, наш контингент, - доложил системщик.
- Свяжись с операми. Пусть проверят на месте.
- Да, товарищ инспектор. - системный оператор отключился.
Инспектор нервно барабанил пальцами по столу. Хренов фестиваль, хреновы отказники, думал он. И с каждым годом работы всё больше. А всё из-за хреновых гуманистов. Был же продуманный, грамотный проект, готовили лучшие эксперты комитета. Всех избранников за год до фестиваля переводить в хосписы, проводить психологическую работу, присматривать за ними, готовить к церемонии заранее. Всё открыто и прозрачно, а главное - чисто. Никаких отказников, все довольны, все при деле.
Он посмотрел на экран и нажал кнопку "Предыдущий". Фотография, фамилия, имя, год рождения. Савельев Виктор Максимович, год восемьдесят пятый, какой же ещё. Судя по фотографии - живчик, за таким побегаешь - сам ноги протянешь. Родственники: жена, дочь. С женой в разводе, ого, с две тысячи десятого. ХС-54/4 - ясно, упокоена, тут всё чисто. Дочь, Савельева Ирэн, родилась 25.08.08, проживает 358D, 1805 - Мехико-3, Центрально-атлантический регион. Текущее местопребывание - Мехико-3. Тоже вроде всё чисто.
Откуда же взялся этот белый шевроле?
Инспектор снова принялся изучать копию дневника. Ну, давай же, раскалывайся, конспиролог хренов. Кто он, этот анти-хебсед, кем он тебе приходится? Инспектор открыл окно с сопроводиловкой. Информации было совсем немного
Пользователь Анти-Хебсед: зарегистрирован 31.07.55 с сетевого адреса ADD-M31-Z1SA, Гонолулу. Ага, конечно, так мы сразу и поверили. Гражданин САС Джон Смит, регистрационный номер 32-1204-ААВ, в настоящее время находится, ага, в Гонолулу. Протокол задержания, протокол допроса. Не замешан, не участвовал, не привлекался, ни о каком анти-хебседе слыхом не слыхал, транспондер на месте, следов извлечения не обнаружено. Очень хорошо. Подделка транспондеров и личных данных граждан - государственное преступление, карается по статье семьдесят восьмой прим со всей сторогостью без права обжалования. С другой стороны, подделать личные данные технически невозможно. Значит, кто-то вскрыл сервер в Гонолулу и просто перехватил данные регистрации, чтобы оставить запись в дневнике этого Савельева.
Логи, логи... Ладно, пусть с ними технари разбираются, тем более что там всегда всё чисто, если работает профессионал. А этот анти-хебсед профессионал, несомненно, по почерку видно. Семь минут на сборы, больше никак, меньше тоже - старичок до угла не добежит, кондрашка хватит.
Белый шевроле. Сколько в городе белых шеви? Тридцать восемь тысяч? Неплохо. А если так: белый шеви с профессионалом на борту: ага, всего триста восемьдесят пять. Только профессионал не станет подбирать старичков-конспирологов на собственном шевроле.
Инспектор задумался. Дело, конечно, не в отказниках, они были, есть и будут, пусть в смехотворном количестве. Профессионал - вот проблема. Зачем он собирает этих старичков? Куда девает? Как доноры они вряд ли годятся, возраст не тот. Для выполнения асоциальных действий - тоже маловероятно. Из этических соображений, что ли? Ну насобирает, ладно, дальше что? Их ведь надо кормить, поить, одевать, прятать, наконец. А может быть, ему просто нужны те, что без транспондеров? Которым в две тысячи тридцать пятом исполнилось больше пятидесяти лет, значит, им чипы не вшивали. А что, неплохая идея. Человек без транспондера - идеальный исполнитель для разного рода преступных махинаций. Надо поискать... Только вряд ли что найдешь, если преступление не раскрыто. И всё же, есть смысл попробовать. Инспектор наклонился к экрану и начал готовить длинный запрос. Чёрт, хренова система. "Нет данных, уточните критерии поиска"... Знал бы, что искать - сам нашел бы. Надо вызвать системщика, ему иногда получается найти взаимопонимание с этим хреновым компьютером.
Виктор Савельев смотрел на дождевые полоски в окне. Дождь, снова дождь, устало думал он. Он вышел на угол и едва успел вскочить в "шевроле", что тут же рванул, набирая скорость. Потом его привезли сюда, в этот дом, и здесь оставили в комнате с двумя другими стариками. Зачем? Он пытался поговорить со своими новыми соседями, но они испуганно молчали. Удалось лишь выяснить, что оба законопослушно шли на участок, а дальше они ничего не помнили. Попахивает киднэппингом? Только кому они могли понадобиться, старые хрычи? Вряд ли за них можно получить выкуп или вообще хоть что-нибудь стоящее. Может, нас принудят писать мемуары? Смешно.
Внезапно дверной звонок мелодично звякнул - в комнату вошли двое. Парень и девушка, обычного внешнего вида, довольно молодые, оба лет тридцати. На молодом человеке был свободный офисный костюм из тех, что носят люди полусвободных профессий - дизайнеры, системщики, программеры. Нет, программеры обычно выглядят неряшливее. Скорее, эксперт или консультант. Девушка - а что, нормальная девушка, без этого ужасного модного макияжа, одета скорее консервативно. Служащая, может быть, врач. Да, врач. Скорее всего, оба врачи, судя по слабому, но отчетливому запаху, который ни с чем нельзя спутать.
- Виктор Максимович? Меня зовут Пётр, а это Зоя. Мы хотим вам помочь. Пожалуйста, идёмте с нами.
- А мои соседи?
- Они пока останутся здесь. Вы с ними ещё встретитесь, не беспокойтесь.
Они прошли сквозь длинный белый коридор со множеством дверей без надписей и табличек. Лишь на последней, дальней двери виднелась непонятная аббревиатура "AHS", выведенная крупными печатными буквами на приколотом листке бумаги.
- Где мы находимся? - спросил Виктор
- Сейчас вы всё узнаете.
Они вошли в небольшой зал, похожий на классную комнату. Окна во всю стену были занавешены белыми жалюзи. За окнами шел проливной дождь. На стене комнаты висел большой экран объемного слайдера, в центре располагался круглый стол, вокруг него - полтора десятка стульев.
- Присаживайтесь, - Петр указал на ближайший стул и сел рядом. Зоя подошла к пульту, ее длинные пальцы забегали по клавиатуре. В комнате стало темнее, экран засветился.
Виктор сразу узнал пирамиду Джосера, ставшую символом всемирного фестиваля Хеб-Сед. Камера снимала пирамиду откуда-то сверху, с высоты птичьего полета. Вот он, фестивальный корт, простоявший чуть ли не пять тысяч лет. Здесь царь проводил свою церемонию, а может и до сих пор проводит, призрак царя - свой звездный Хеб-Сед.
Следующая сцена не менее известна: кадры объединенного конгресса ВОЗ и КВС, комитета всемирной статистики. Принято исключительно гуманное и мудрое решение - разрешить сугубо добровольную эвтаназию по достижению преклонного возраста, превышающего среднестатистический рубеж.
А это что-то новое. Сцена снята, судя по всему, скрытой камерой. Выступает кандидат в председатели ОЕС, тот, что стал председателем. Его внимательно слушают, ого, примелькавшиеся в свое время лица - политики, банкиры, олигархи, магнаты. Вот Амати, глава концерна "Стратус". А это госсекретарь Вудс, без лысины, но уже со знаменитой своей козлиной бородкой. Общемировые вызовы... Коллективная безопасность... Дефицит ресурсов... Энергетический кризис. Помню, кто же не помнит. Бензин за год подорожал в пять раз, электроэнергия втрое. А в Европе и того больше. Всё остановилось, буквально всё. Общественный транспорт, скорая помощь, супермаркеты - в одночасье исчезли. Везде, где была нефть - Аравийский полуостров, Венесуэла, Ближний Восток - гремели взрывы, шли войны, потом зачистки, снова войны. Паршивое было время.
Демографический кризис. Катастрофическая ситуация с трудоспособным населением. В развитых странах на одного трудоспособного два с половиной иждивенца. Плохо, конечно, плохо. Похоже, речь кандидата подходит к кульминации. Ага, выход есть, оказывается. Расширение программы добровольной эвтаназии, ее популяризация. Рекламная кампания в СМИ. Помню, как сперва шокировало. Обанкротившийся делец празднует свой юбилей на обшарпанной кухне. В неисправном кране капает вода. Жена с взлохмаченными спутанными волосами, чумазые дети. Подгоревший пирог. С днем рождения, милый!... И тут открывается дверь, вваливаются улыбающиеся старички. С днем рожденья, сынок, мы хотим сделать тебе подарок. Вручают сертификат: освобождение от налогов сроком на два года плюс страховая премия. Про себя мы тоже не забыли, говорит благообразная старушка, щеки как печеные яблоки, счастливая улыбка. Крупный план: старичок любовно разглаживает приглашение на фестиваль. Хеб-сед, скоро про него абсолютно все буквально всё узнали.
Снова кандидат, крупный план. По расчетам, мероприятие окупится за год. Льготы и премии составят не больше десяти процентов роста ВВП. Аудитория аплодирует....
Конечно, не всё пошло так гладко, как обещали. Налоги и так никто не платил, деньги обесценивались, и вскоре обещанной страховой премии уже не хватало, чтобы купить в семью кусок мыла. Потом льготы и компенсации заменили талонами на еду и бензин, и дело пошло. Иждивенцев сдавали пачками, а одиноких стариков просто лишили талонов, и они бродили с безумными голодными глазами от помойки к помойке.
В общем, прижилось. И когда жизнь понемногу наладилась, - наука помогла, технология изменилась, появилась энергия, отопление, транспорт - Хеб-сед уже стал традицией. В конце-концов, если всем нам суждено умереть, так почему бы не с комфортом и в приличной дружеской обстановке, в атмосфере праздника и торжества.
- Они вас подставили. Они всех нас заставили умирать, - сказал Пётр.
- Они-то тут причём. Разве жизнь бывает без смерти?
- Но это же убийство!
- Ну убийство, и что с того? Химические добавки в пищу - тоже убийство. Токсичные отходы, выбросы в атмосферу, жесткое космическое излучение. Впрочем, я никого не оправдываю, - сказал Виктор.
- Хорошо, смотрим дальше, сейчас вы кое-что узнаете, - Виктор указал на экран.
Новая сцена: лабораторный корпус крупной фармацевтической компании. Крупный логотип над входом. Журналист в форме Комитета берет интервью у человека в голубом халате. Прозрачный шлем сдвинут на затылок.
- Вы утверждаете, средство действует?
- Несомненно. Тестовые программы выполнены полностью. Результат испытаний положительный. Срок жизни в опытной группе животных на семьдесят процентов выше, чем в контрольной. Наблюдается устойчивая регенерация клеток, омоложение всех жизненных органов.
- Когда вы планируете перейти к тестированию на приматах?
- Тестирование уже ведется.
- Можно ли говорить о побочных эффектах?
- Побочные эффекты не установлены. В психическом и социальном плане отклонений нет. Наблюдается некоторое повышение сексуальной и эмоциональной активности, в пределах нормы, я бы сказал.
Камера движется по виварию. Животные выглядят вполне здоровыми и жизнерадостными.
Человек в халате продолжает: - Мы планируем провести более глубокие исследования воздействия препарата на человеческую психику. Опытная и контрольная группы уже формируются.
Следующая сцена. Человек в форме Комитета на фоне графиков и диаграмм: - По расчетам специалистов, препарат может быть выпущен в производство через три года. Ожидаемое действие препарата: общее омоложение организма, увеличение срока жизни на тридцать-сорок лет со стабильным уровнем работоспособности и жизненных функций. Стоимость программы составит около двух процентов годового бюджета в области здравоохранения.
- Вы хотите предложить мне участие в эксперименте? - спросил Виктор. - В опытной группе или в контрольной?
- Эксперимент завершился девять лет назад. - ответил Петр.
- Неудачно?
- Удачно. Я был в опытной группе. Я старше вас на девять лет. Мы с Зоей ровесники. Она тоже была в группе.
- Тогда почему же об этом никто ничего не знает? Почему это лекарство до сих пор не применяют?
- Почему же, знают и применяют. В ограниченных масштабах, конечно, ну вы понимаете.
- Зачем скрывать?
- Наверное, не хотят дестабилизировать обстановку. Просто нынешнее положение дел всем подходит.
- Это невозможно. Это глупо, в конце концов.
- Возможно, хоть глупо. Помните кризис пятнадцатого года? Думаете, его нельзя было избежать? Ну там, вкладывать инвестиции в альтернативную энергетику, ещё до того, как экономика развалилась. Интегрировать общество, стимулировать рождаемость, осваивать новые территории. Мобилизовать экономику крупными проектами, космосом, Антарктидой, обживать пустыни и океаны, да мало ли чего...
- Ну, кризиса вряд ли можно было избежать.
- Может быть, но разве дошло бы дело до фестивалей? То, к чему мы пришли -глумление над человеком. Над всеми нами. Вы думаете, наши пастухи отправляются на бойню, как и мы?
- Нет, конечно, но на то они и пастухи.
- На то мы и стадо, вы хотите сказать? - Пётр усмехнулся. - Вы ещё многого не знаете. Но узнаете, обещаю... Вы ведь историк, так?
- Да, историк. Был когда-то.
- Вы пройдете курс ревитала. Нам нужны специалисты.
- Вам? Это кому? Кто вы? Кого представляете?
- Мы - независимая группа ученых. Исакова помните?
- Помню, конечно. Академик Исаков, был оппонентом на моей защите. Замечательный ученый, теперь таких почти не осталось. Он жив?
- Он вас помнит. Собственно, именно Исаков вас и порекомендовал. Возможно, вы с ним встретитесь. Правда, он не здесь, а в другой группе. Нас не так уж мало по миру.
- Буду рад, если окажусь полезен. Но зачем вам историки?
- Историки, математики, физики, технические специалисты. Все, кто не боится думать.
Виктора проводили обратно в комнату. Его соседи по-прежнему пребывали в ступоре. Зашла медсестра и выдала всем какое-то лекарство. Таблетка, которую получил Виктор, оказалась со вкусом апельсина. Он запил ее глотком воды, задумчиво глядя на капли дождя, стекающие по стеклу.
Семьдесят, мне семьдесят лет, думал Виктор. Пройду курс этого, как его, ревитала, проживу ещё тридцать пять. Или нет, мне снова будет тридцать пять. Хотя этот Пётр выглядит не старше тридцати, а ему-то под восемьдесят. Хорошо... Сегодня утром мне оставалось прожить полдня, как вдруг, на тебе - ещё полжизни привалило. А умереть мы ещё успеем... Умирать никогда не поздно.
Инспектор рассматривал трехмерный график, занявший весь экран. Здесь должно-быть что-то, думал он, не может не быть, нюхом чую. Профессионал должен чувствовать другого профессионала, ощущать инстинктивно, на подсознательном уровне. Профессионалы думают одинаково. Они знают, как должно быть, и не ошибаются. Здесь, где-то в этих цифрах он прячется со своим белым шевроле и толпой стариков. Старики заходят в банки, офисы, конторы, собирают информацию, а потом подделывают бланки, счета, векселя. Они невидимки, им так легко спрятать свои личные данные, а взамен подсунуть другие, фальшивые, ненастоящие. У стариков нет транспондеров, поэтому они выпадают из установленных правил. Старикам легко нарушать законы. Значит, их можно вычислить. Вот здесь, слева на графике, какая-то выпуклость, может, это оно? Так, северо-восточный округ, Тюмень, вот где их логово. Там и будем искать.
Инспектор связался с системщиком и потребовал подготовить полный отчет по Тюмени.
- Ты мне должен всё найти, слышишь, всё! Движение по крупным вкладам, синхронные движения по мелким вкладам, списки наших осведомителей, списки мелких махинаций, ну там укрывательство доходов, уклонение от налогов, взятки, теневые операции.
- Отчет по форме 1Ф вас устроит? - поинтересовался системный оператор.
- И по 1Ф, и по 1Б, и по 2Р. Только быстро!
- По 2Р нужен специальный доступ.
-Доступ я тебе сделаю! Ты давай, готовь скорее...
Инспектор тяжело поднялся из мягкого кресла и отправился к начальству за спецразрешением на сбор данных по хреновой форме 2Р - "Госчиновники-коррупционеры регионального уровня".
К утру первого августа дождь прекратился. Виктор с удовольствием рассматривал солнечные зайчики на потолке. Он не умер в дождь, он до сих пор жив. Как мало нужно человеку для счастья. Пару солнечных зайчиков на потолке в погожее летнее утро. Запах росы, голубое небо с барашками белых как снег облаков - и вовсе роскошь, сказочное богатство. И легкость в теле, когда ничего с утра не болит, кости не ноют, а в голове ясность и пустота. Как в молодости, только ещё лучше, потому что в молодости ещё не знаешь цену настоящему богатству. Ну да ладно, надо действовать.
Он поздоровался с соседями, те выглядели заметно лучше, чем вчера. Один из них, полноватый пожилой мужчина, уже вовсю веселился и балагурил, выясняя у медсестры, когда здесь подают пиво. Второй, сухощавый и седой, держался сдержанно, даже немного отрешенно.
--
Ну что, живём, господа! И это само по себе здорово, а если наши спасители не врут - то мы и вовсе вытащили счастливый билет. - Счастливый билет на старости лет, ура!
--
Давай не торопиться с выводами, Женя, - рассудительно сказал седой. Мало ли что у них на уме. Может, они хотят разобрать нас на органы.
--
Кому, ну скажи на милость, кому нужны твои изношенные внутренности? Да расслабься ты, наконец!
--
Значит, мы нужны им для чего-то ещё. Для совершения преступлений, может быть. У нас ведь нет транспондеров, а теперь и наши личные коды, наверное, стерты. А что, очень даже возможно... Выдадут фальшивые документы и отправят брать кредиты или займы.
--
Какой же ты, блин, подозрительный, Федор! Людям надо доверять, иначе какой смысл жить, скажи на милость?
--
А я, собственно, уже своё отжил. Мне больше, может быть, и не надо. Тем более, что по закону... А законы надо уважать.
--
Ну вот, законы ты уважаешь, а людям не веришь. А зачем мы тогда на свет появились, причем, заметь, людьми, а не камнями? Закон - не догма, в конце концов. Главное - отношение между людьми. Доверие и уважение, вот на чем должно строиться общество. А не на законах, которые ты сам знаешь кто пишет и для чего. Ты же юрист, лучше всех должен знать. Или даже, считай, после смерти - для тебя буква закона до сих пор важнее духа?
--
Законы позволяют цивилизации существовать. Они нас делают людьми, превращают из стада, из табуна - в людей, в общество. Без закона - никакого доверия и уважения между людьми не будет. Неоткуда им взяться, понимаешь? Закон джунглей, кто сильнее - тот и прав. Этот закон в нашем естестве, а потому отдельно взятый человек не поднимется выше обезьяны. И только цивилизация нас поднимает, за волосы из болота вытягивает. А знаешь, благодаря чему? Благодаря закону.
--
Нет, Федор, ты неправ. Человек по натуре добр и отзывчив, это в крови, и цивилизация тут непричем. Наоборот, я думаю, это не благодаря, а вопреки закону человек, что называется, гуманен. А цивилизация - это амёба, ей до внутреннего мироустройства отдельного, пусть даже распоследнего человеческого индивидуума - расти и расти. Я думаю, все человечески пороки, жадность, обман, неверие - они-то как раз от общества, то есть, от его несовершенства. А человек совершенен. Как и всё в природе, вот...
--
Простите, - рискнул вмешаться Виктор. - Я думаю, человеческие пороки всё же происходят не от общества, а от недостатка ресурсов. Многие пороки оказываются конкурентными преимуществами в естественном отборе, так что цивилизация ...
--
Да, вот и я говорю, - обрадовался Федор. - Законы цивилизации защищают нас от жестокости мира и от нашей собственной жестокости. Ну и они, конечно, должны защищать цивилизацию, делать ее более жизнеспособной.
--
Ну да, жизнеспособной, например, умерщвляя стариков. - с горечью сказал толстяк. - Или защищая тех, кто в защите нуждается в наименьшей степени - бандитов и госчиновников. Кто при власти, тот и пишет закон, разве не так? И это по-твоему честная конкуренция?
--
Наверное, те, кто, как ты говоришь, пишет закон, более жизнеспособны. Значит, им зеленый свет. А что ты хотел, если все силы тратить на слабые и хилые ветви, что тогда останется от цивилизации, да и вообще, от самой жизни?
--
Нет, ну ты хоть понимаешь, что говоришь - кипятился Женя. - Если вся цивилизация будет заточена под хитрых эгоистичных мерзавцев, то грош цена такой цивилизации...
--
На то и закон, чтобы защищать нас друг от друга и от хитрых эгоистичных мерзавцев. - резко сказал Федор. - Мы должны, мы можем конструировать цивилизацию, строить ее такой, какой хотим её видеть мы. А какие у нас для этого инструменты, кроме закона?
- А я думаю, история должна идти своим естественным путем, и не надо ничего конструировать. - сказал Виктор, вспоминая свой любимый курс английской философии. - А законы должны служить исключительно поддержкой, эдаким костылем для моральных уродов.
- Вот! - воскликнул Евгений. - Но ведь на деле всё иначе!
- Не всё, - возразил Федор. Большинство законов основано на общечеловеческом понимании морали.
- А Хеб-Сед? Он тоже по-твоему морален? А весь этот ворох лоббистских, жульнических законов? А транспондеры, закон о примате свободы, когда свободой вокруг и не пахнет?
- Может, закон о Пределе, о гарантированном сроке жизни не очень-то морален. Но есть другой закон - жизнь каждого отдельного существа всегда заканчивается смертью. Это закон природы, и никакая мораль его не отменит. - торжествующе провозгласил Федор. - Женя, подумай, ведь все мы - солдаты, каждый из нас - воин в бою за человечество. .Это честь - отдать наши жизни ради жизни целого.
- Вот только не надо патетики! - воскликнул Евгений. - И агитации избитой тоже не надо. Солдаты, воины света...
- А что, разве не так? - похоже, Федор разошелся не на шутку. - Да что мы, старики, можем ещё сделать для будущего? Только вовремя уйти...
- Видно, у тебя после промывания мозгов вообще мозгов не осталось. Ты что, не видишь, куда мы идем? Мы идем к цивилизации моральных уродов, вот куда. Мы вырождаемся. Ты хочешь принести себя в жертву? В жертву - чему? И ради чего? Ты согласен с тем, что твои дети и внуки будут гордиться тобой, и собой, и человечеством. Которое становится всё более бесчеловечным, и ты ему в этом помогаешь. Своей жертвой помогаешь, эх ты, воин света...
- Наверное, никакая смерть не может служить жизни. - задумчиво сказал Виктор. - Не должна, по крайней мере.
- Почему это смерть не может служить жизни? Знаете, старые высохшие ветви дерева нужно вовремя обрезать, тогда дерево будет лучше расти.
- Но ведь ни один нормальный садовник не станет пилить живые ветви!- возразил Евгений. Мы ведь не паразиты, не омелы какие-нибудь, мы - такие же ветви, пусть и не слишком молодые. Мы - часть дерева, и мы пока ещё живы.
- И жертвы ни к чему, их приносят только злым богам. - Виктору не очень-то хотелось продолжать спор. Он думал о демоне, вселившемся в человечество. Хеб-Сед, лекарство от старости. Да уж, смешно. Лучшее лекарство от старости - смерть. Или нет? Неужели удалось наконец придумать что-то более гуманное?
В середине октября Виктор получил новые документы на имя Сорокина Виктора Максимовича, 2010 года рождения, историка по образованию. К тому же, ему вшили новенький транспондер. Маленькая такая блестящая металлическая капсула, надо же, удивился Виктор, меньше горошины . Вдобавок, Пётр вручил ему новенькие наручные часы, ультрасовременные, с виртуальным лазерным экраном, активной клавиатурой, коммуникатором и прочими наворотами. Голографический экран давал отличную четкую трехмерную картинку прямо в воздухе даже при ярком свете.
- У этой модели есть одна особенность. - объяснил Пётр. - С ее помощью вы можете менять код своего транспондера, если будет нужно. Но не злоупотребляйте, пользуйтесь этой возможностью только в полностью экранированном помещении. Иначе спутники или локальные сканеры вас засекут, и тогда у всех нас может возникнуть куча проблем.
- Да, я понимаю...
- Ну, а сейчас - вы можете поехать куда захотите и хорошенько отдохнуть. Ждем через две недели. Считайте это творческой командировкой. Думайте. Вы помните, нам нужна модель цивилизации, где нет Хеб-Седа и люди живут по сто пятьдесят лет. Нам нужен четкий и подробный план переходного периода из нынешнего состояния к этому новому миру. С учетом рисков, вызовов и глобальных противодействий. И... в общем, отдохните хорошенько. Впереди очень много работы. Удачи! - Пётр улыбнулся, потом его лицо помрачнело. - Скоро начнется очередной ха-эс. А мы всё ещё не готовы встретить его... ну, подобающе.
Инспектор Островской вернулся из Тюмени усталый и злой. Мало того, что никаких подпольных махинаций со стариками обнаружить не удалось. Казнокрадство, взятки, коррупция - этого сколько угодно. А стариков, причастных ко всем этим обыденным жизненным делам, не было и нет. К тому же, Ивана Валериевича постоянно допекали местные бонзы - на редкость наглые и порочные. Видно, визит столичного инспектора в хозяйскую вотчину пришелся им совсем не по душе. В конце-концов пришлось ретироваться, а то ведь не только карьеру могли подпортить, но и башку проломить где-нибудь в темном переулке.
А начиналось всё неплохо. Встречи, фуршеты, баня, и всё это на широкую ногу, без стеснения и ложной скромности. Да, власть на местах крепка. Не расколешь.
К тому же, местный начальник службы собственной безопасности, Тимохин, оказался какой-то не такой. Инспектор голову готов был дать на отсечение, что когда-то был знаком, да что там, служил под началом этого, как бишь, его звали, Степана Петровича Войтенко, в то время заместителя начальника третьего Главного управления Службы. Вылитый он. Только сейчас тот должен быть лет на двадцать пять старше, то есть лет так на пять за границей гарантированной продолжительности жизни. То есть мертвый. Странно. Когда Островской спросил у Тимохина, не является ли он родственником незабвенного Степана Петровича, тот как-то непонятно отреагировал. Отвёл глаза и сказал, что никакого Войтенко и близко не знает. Зато потом, когда крепко выпил, назвал инспектора Валерьичем и начал что-то молоть неразборчивое о третьем управлении.
Может и правда - все эти легенды о том, что высших офицеров вместо упокоения на Хеб-Сед как-то омолаживают, а потом засылают в провинцию на теплые места? Было бы неплохо, очень неплохо. Но сначала надо дослужиться до высшего офицера.
А дело о стариках и этом хреновом Анти-Хебседе надо на кого-нибудь перекинуть. Или присоединить к другому делу, а потом оба как-нибудь закрыть. Вот, например, дело Евстафьева. Угодил под машину в самый Хеб-Сед, а потом ещё в больнице что-то не то ему вкололи. Вот и преступная халатность врачей налицо. Может, поднажать на них, уговорить насчет Савельева? Умер в больнице, тело в анатомическом театре, кому надо - идите, собирайте. А белый шевроле тут вроде как и непричем. Тот просто письмо хотел передать, от друга, а подписался "Анти-Хебсед" для смеху, хоть и понимает, что шутка вышла дурацкая. Подпись, протокол, всё честь по чести. Дело закрыто.
Виктор недолго думал, где провести этот неожиданный двухнедельный творческий отпуск. Он взял билеты на Каир и заказал номер в Мена-Хаусе, благо, полученный аванс позволял не думать о деньгах. Самолет вылетал рано, в пять утра, Виктор заказал такси и теперь ожидал его, ёжась от промозглого холода осенней ночи.
- Это вам в аэропорт, молодой человек? - пожилой таксист глянул на Виктора из-за опущенного стекла ярко-желтого "Стратуса".
- Что? Да, да, поехали... - Виктор никак не мог привыкнуть к тому, что к нему часто обращались с этой дурацкой формулировкой - "молодой человек".
В такси было тепло. Водитель некоторое время молчал, но недолго.
- Холодная осень выдалась. Правда, в тридцать втором было ещё холоднее. Вы сами летите или встречаете кого?
- Сам, - ответил Виктор.
- На юг? Или в командировку, что-то у вас вещей маловато?
- На юг в командировку...
- Здорово! В командировку на юг... Эх, махнул бы сейчас куда-нибудь на Средиземное море, там и отдых, и рыбалка. Но куда уж нам. Хоть бы до социала дотянуть, а там, глядишь - и фестиваль не за горами. Вот тогда и отдохнем. Вам-то о фестивале ещё рано думать, это мы, старики, только о нем и думаем.
Виктор молчал. Он вспоминал тридцать второй год, зверские морозы в середине октября, режим тотальной энергоэкономии, когда в домах температура не поднималась выше плюс десяти по цельсию. Он тогда жил в большом социальном здании, в квартире плюс шесть, отогревался на работе - в институте хоть как-то топили.
Виктор вошел в здание полупустого аэропорта за полчаса до рейса. Проходя мимо сонного таможенника, он мельком взглянул на монитор системы контроля. Виктор Сорокин, сорок пять лет, выглядит лет на десять моложе. А что, человек бережет себя, диета, бег по утрам, может, немного косметической хирургии. Ничего подозрительного, нормальный гражданин ОЕС, в базах компетентных органов подробно расписан весь его нехитрый жизненный путь - университет, стажировка, кафедра в Тамбове, аспирантура в Питере. У глобализма свои плюсы: создать синтетическую личность, вписать ее в мировые и локальные системы - при соответствующих технических возможностях несложно. Налоговая история, кредитная история, аш-эр, поощрения и взыскания - синтетическая личность вплетается в паутину сети - и вот он, электронный Виктор Сорокин, комар носа не подточит.
В Каире было тепло, хоть и немного ветрено. Он прошел мимо череды африканских такси - сплошь развалюхи, давным-давно отъездившие свой век, жизнерадостные водители, выражение лиц которых странным образом меняется, когда на них никто не смотрит.
- Руси! Руси! - Ехать отель? - таксисты гурьбой кинулись на немногочисленных пассажиров московского рейса.
Кто-то из таксистов уже выхватил из рук Виктора его небольшой чемоданчик и торжественно нес к полуразбитому черному рено. Виктор спокойно шел за таксистом. Он был готов к спектаклю - ожесточенная торговля, потом бешеная гонка через весь Каир, получасовая тянучка в Эль-Гизехе, а над всем этим - пирамиды Гизы в лучах восходящего солнца.
Огромный город населением в сорок восемь миллионов ютился в многоэтажных хижинах. А в общем-то неплохо, что нефть кончилась, подумал Виктор. Иначе бы город задохнулся от смога. Теперь воздух немного чище, хотя пыль от цементных заводов всё так же закрывает небо красноватым маревом. Древний электромобиль скрипел и гремел металлическими внутренностями, медленно, но неуклонно приближаясь к Гизе.
Весь день он бродил по гизехскому плато, с восторгом охотника носился по холмам между пирамидами, заглядывал во вновь отреставрированные гробницы, прикасаясь к теплому граниту. Стеклянные колпаки над Сфинксом и долинным храмом здорово портили картину, да и ультрасовременный комплекс Каирского музея древностей выглядел чуждой насмешкой. Он бродил по прохладным залам музея, разглядывая знакомые экспонаты. Культ смерти, вся жизнь древнего египтянина - подготовка к главному экзамену, открывающему двери в иной, лучший мир. А что делать нам, думал Виктор, если перед нами нет никаких дверей. Только пустота и космический холод последнего мгновения, за которыми не будет ничего. Ни полей Итеру, ни горизонта Акер, ни возрождения в пещере Сокара. Ни солнца, ни дождей, ни земли, ни звёзд, ни даже пустоты - одно лишь небытие.
На следующий день Виктор отправился в Саккару. Вагон монорельса был переполнен, Саккара давно стала культовым местом, ведь именно здесь каждые три месяца поднимался флаг всемирного фестиваля и зажигалось мемориальное пламя Хеб-Сед. И всё же, Саккара оставалась древним чудом, олицетворяющим одновременно две крайности человеческого бытия - неукротимую силу жизни и постыдное бессилие перед смертью. Светлый песок, светлый камень строений, не такой, как в Гизе, что маревом проступает на северном горизонте. Виктор шел в разноязычно гомонящей толпе туристов, через восстановленный и перестроенный фестивальный корт с многометровым флагштоком. Гранит вокруг мемориального факела устилали тысячи церемониальных гвоздик. Он положил свой букет на серые плиты и двинулся дальше, увлекаемый притихшей толпой. Дальше, к огромной пирамиде с ослепительно сверкающими ступенями белого синтетического мрамора.
Виктор вспоминал, как был здесь впервые - много лет назад, когда ещё не было ни этой неуместной мраморной облицовки, ни толпы, ни фестиваля. Никто не мешал тогда старине Джосеру проводить здесь свой звёздный Хеб-Сед, не вмешивался в естественный ход времени, никто даже не помышлял о гарантированном сроке жизни.
Толпа влекла его к пирамиде, медленно перетекая дальше, к северному Дому Жизни. Здесь был установлен ещё один мемориал, в электронной памяти которого хранились имена и сроки жизни всех, ушедших со времен первого фестиваля и ныне живущих. На огромном табло, синхронно с проплывающей мимо толпой, возникали, сменяя друг друга, сотни строк. Виктор поискал глазами и нашел свою фамилию, к которой ещё не успел привыкнуть: Сорокин В. М., 2010 - 2080.
Интересно, как мемориал распознает тех, у кого нет транспондеров, подумал Виктор. В толпе было немало стариков, напряженно вглядывающихся в табло. По их лицам, по безнадежному выражению глаз, было ясно - каждый находил себя. По табло плыли строки, многие из которых заканчивались цифрами 2055 или 2056. Наверное, где-то установлены сканеры, распознающие стариков по лицам. Интересно, сохранилось ли во всемирной базе его прежнее лицо? Скорее всего, нет, его уже стерли или положили в архив.
Впереди в толпе возникло какое-то движение. Прямо за воротами несколько десятков секьюрити с парализаторами наизготовку прорезали толпу. Его сердце ёкнуло и заныло. Виктор уже успел забыть это знакомое ощущение, боль, что не приближалась к нему несколько последних месяцев. Почему-то вспомнилась клятва, которую сердце древнего египтянина приносило на суде Осириса:
Я не убивал. Я не приказывал убивать. Я никому не приносил страданий. Я не совершал прелюбодеяния.
Я не крал.
Я не лгал.
Я не завидовал.
Я не поднимал руку на слабого.
Я не был причиной слез. Я не сквернословил. Я не чинил препятствий богу при его выходе. Я чист, я чист, я чист, я чист!
Если сердце оказывалось тяжелее пера истины Маат - оно отдавалось на съедение богу забвения. Почему же мое сердце такое тяжелое, думал Виктор, двигаясь вместе с толпой вперед, к напряженным фигурам охранников. Внезпно всё кончилось - секьюрити выхватили из толпы щуплую мальчишескую фигурку, скорее всего, мелкого воришку. Парню сильно не повезло - египтяне очень серьезно относились к спокойствию и безопасности туристов. Туризм - священный бык, или скорее священная дойная корова нынешнего Египта.
Чья-то тяжелая рука легла Виктору на плечо. - Господин Савельев? Он обернулся и увидел незнакомое лицо. - Виктор?! - крепкого телосложения молодой человек тянул ладонь из кармана комбинезона. Неужели провал, подумал Виктор. Ну и ладно. Он чувствовал себя спокойным и уверенным. В конце-концов, у каждого должен быть свой Хеб-Сед.
- Следуйте за мной, - сухо распорядился незнакомец. - Всё в порядке. - Они отошли от толпы, расползшейся на ручейки - кто-то двигался к монорельсу, другие возвращались к автобусам, третьи - к стоянке частных машин.
- Виктор, неужели не узнаете? - незнакомец улыбнулся, и в мозгу Виктора мелькнула смутная догадка.
- Михаил Львович? Исаков?
- Он самый... - Извини, не подумал в толпе, чуть не попалил. Я тебя не слишком перепугал?
- Ну что вы. А как вы здесь...
- Как очутился? Да так вот и очутился. Узнал, что ты здесь, в Каире, подумал, что хорошо было бы встретиться. Искал тебя в Мена-Хаусе, а потом двинул сюда, в Саккару. Решил, зачем зря время терять? Так что здесь мы встретились случайно.
Они вернулись в Мена-Хаус в просторном электромобиле, которым управлял немногословный пожилой араб. - Через пятнадцать минут встречаемся у меня, - предложил Исаков. - Там можно спокойно поговорить. О планах на будущее и так далее.
- Хорошо. - согласился Виктор. Ему не терпелось пообщаться с академиком, слишком много неясностей накопилось за последние несколько месяцев. Через пятнадцать минут они сидели на балконе, глядя на вечерние силуэты пирамид в темнеющем небе.
Исаков достал из кармана небольшой прибор и включил его. - Это антисканер, - объяснил он. - Блокирует прослушку. Разработка нашей, ээ-э, лаборатории. Но это всё игрушки. Что делать будем, как думаешь? В смысле, со всем этим? С фестивалями, с ревиталом, со всеми нами?
- Пока не знаю. Ещё толком не думал. - признался Виктор.
Исаков помолчал. - Пять тысяч лет, - задумчиво сказал он, глядя на пирамиды. - Пять тысяч лет прошло, а мы не продвинулись к правде и справедливости ни на шаг.
- История всегда движется естественным путем, вы всегда так говорили.
- А тебе не кажется, что естественный путь не всегда самый правильный? - возразил Исаков. - Да, пожалуйста, не называй меня на "вы". Мы же теперь примерно одного возраста, не заметил?
- Хорошо, конечно. Мне кажется, история всегда права. Значит, естественный путь - самый правильный.
- Даже если он ведет к смерти? Ты считаешь, что всем нам нужно отказаться от ревитала и двигаться дальше естественным путем?
- Но ведь речь идет не об отдельных людях, а об истории, об обществе.
- А разве общество состоит не из людей? - возразил Исаков. Он поднялся из кресла, прошел к холодильнику и достал оттуда бутылку белого вина, неторопливо разлил по бокалам.
- Неважно, сколько будет жить отдельный человек - семьдесят лет или сто семьдесят. История от этого не очень-то зависит. - сказал Виктор, глядя на свой бокал.