Аннотация: В твоей системе ценностей на первом месте стоял твой возлюбленный - Адольф. На втором любовница - Германия.
1. 9. 1930. 15. 1. 3. 1931. Мне казалось - ты сумасшедший.
Мне казалось: кто выпустил на трибуну умалишенного? И еще: зачем так громко? У них кипит слюна в углах рта от каждого произносимого тобой слова. Нет, не так: выплевываемого. Выстреливаемого. Буквы разрывались в воздухе, прошивая подкорку. Въедаясь в мозг подобно расплавленному свинцу - раскаленному. Разгоряченному. Клянусь! - я видела в твоих глазах порох, сталь, гротескную траурную мессу по убитым унтер-мыслям и откровенное, похотливое, расчетливое желание толпы, продажной шлюхи, внимающей каждому звуку, срывающемуся с твоего языка - то, как ты набираешь воздух в легкие, - то, как лопается молчание с началом каждой фразы, - ты объявил войну. Ты объявлял. Ты предупреждал. Нет: ставил перед фактом. Никто не смел возражать.
(Gott gebe, dass mir die Kraft bleibt, um das Letzte und Schwerste zu schaffen) Да ты же сейчас взорвешься! Тебя просто разорвет на мелкие осколки по всей этой чертовой площади, а преданные слушатели будут счастливы всадить В Себя По Куску Тебя и умереть от кровопотери - потери сознания, - потери возможности адекватно мыслить после проникновения в них подобного тебе вируса... Пожирающего и порабощающего. Беспощадного. Калечного - и оттого еще более привлекательного.
Нет, я не помнила тогда, что такое жалость. Со времен этого обрюзгшего коротышки - знаешь, у таких всегда много денег и недостаточно самообладания для того, чтобы позволить женщине, все что угодно без потерь для самого себя, - я не знала, что такое жалость. Я вытравляла ее из себя по капле, сцеживала в обворожительные узкие склянки и продавала местным меценатам за небольшие деньги, - в сущности, гроши, - да кому она нужна и задаром?
Я знала: ты хотел стать драматургом; искренне считал, что твоя затея провалилась, проповедник из тебя, в принципе, никудышный, да и сценарии твои никакой логической подоплеки под собой не имеют - черта с два, человек-театр, бьющий хрусталь ночей одним упрямым, верным словом, вербующий в армию своих ревностных идеалов одним упрямым, верным взглядом, - я с самого начала знала, что у меня ничего не выйдет, что мне никогда не овладеть тобой полностью, даже если я буду обволакивать тебя своей женской природной заботой, как отвратительным на вид приторным конфитюром, даже если я сверну Вестервальд и Веттерштайн, оставив на их месте пологие склоны, даже если очарую собственной эрудицией, если поражу своими амбициями - у нас есть лишь одно сходство: мы любим нашего Господа Бога, светлейшего Фюрера, внимаем его сладострастным речам, мы верим ему! Мы верим ему, мы уверены в нем, мы поражены, мы уже практически мертвы от обожания...
Люби его превыше всего и больше делом, чем на словах.
Мне казалось - я сумасшедшая.
Мне казалось: шестерка "Х" с твоим лицом и нравом истинных национал-социалистов, мне казалось: я скурила все сигареты из помятой пачки, купленной за углом и задремала где-то в саду, усталая от солнца, влажная от зноя; мне казалось, что вы оба - кругом, рядом, за каждым углом, в отражении в зеркале и за его зыбью, мне казалось: моя голова разорвется от твоих интонаций, мне казалось: перечитывая твои декалоги, помутнилась рассудком, жгла их, видя росчерки любовниц, выуживала из огня, лелеяла... Ждала тебя расчетливо и верно. Откровенно. Ожидала... Честно.
Христос. Иоанн. Ты любил его - без всяких подтекстов, искренне и истово, как католики любят своих Падре, как фетишисты сбивают лбы об пол, молясь своим строгим, высеченным из камня идолам...
В твоей системе ценностей на первом месте стоял твой возлюбленный - Адольф. На втором любовница - Германия. Я ютилась третьей, прижимая к себе детей, рьяно вскармливая их, чтобы взрослыми они стали уберменшами - не более великими, чем ты, но где-то рядом... Ты бы не потерпел конкуренции; я знаю. Мне казалось.
Завязший внутри моей головы, как пущенная в висок пуля; терзал и мучил изо всех сил, надрываясь, мучая связки; мне казалось: ты кричал. Мне казалось, что ты кричал постоянно, даже говоря шепотом, и дрожь твоего голоса передавалась в кончики моих пальцев, дрожащих от любви. От волнения: мне казалось.
Засушенные бутоны эдельвейсов между страниц одной из твоих пьес; терпкий запах пыли и строгости от твоих однообразных костюмов; сумасшедший взгляд, наотмашь и мимо, куда-то к звездам, где мое сердце с каждым ударом покрывается еще большим количеством трещин, грозя расколоться в любую минуту. Карие глаза. Мне казалось: я сумасшедшая.
Мне казалось: мы уже мертвы.
Крах империи отчетливо пас гарью на несколько сотен километров вперед, а навязчивые и беспринципные советские войска уже были где-то рядом - Боже, как больно, как страшно, их шаги за дверью напоминают грохот отбойных молотков, - Боже, как больно, как страшно, ты проводишь дни с возлюбленным, успокаивая его своим мерным голосом, ты уверен в победе, пока уверен он, а он будет таковым всегда, потому что ты рядом, - дети отказываются от еды и развлечений, я отказываюсь от сигарет и сна, мне плохо, меня трясет, мне казалось: я уже мертва.
Он пришел к нам, и я видела твою улыбку - ты знал, что будет дальше, я могу поклясться, мне казалось, он обнял шестерку "Х", каждого, для каждого было припасено слово, ободряющее и приятное, как местные сласти, мне казалось: ты в тот момент был прекрасен, тогда, когда он цеплял мне этот значок на воротник пиджака, тогда, когда жал мне руку и когда сминал в своих объятьях, мне казалось: ты был счастлив, но в осколке льда посередине зрачка я, холодея, видела скорый конец.
Мне казалось: ты никогда не вернешься, страсть к сигаретам вернулась с удвоенной силой, представляешь, дети никак не хотели спать, а я ожесточенно драила поверхность значка, полировала его, никому не доверяя это дело, будто бы надеялась - я? Надеялась? Представляешь, какую глупость придумала, - что из-за этого что-то кольнет твое сердце, ты спешно пожмешь его руку и вернешься домой, что все будет так, как было, что будущее уже приоткрыло свои резные створки и зовет к себе под раскаты Вагнера, я... надеялась... до последнего, даже когда увидела твое лицо в отражении зеркала - два лица, ты знаешь, мне казалось, два лица - ты был уже убит, тебе оставалось только подтвердить этот факт физически, - я беременна патриотизмом, а ты больше не можешь совращать окружающих на откровенно безрассудные поступки, ты знаешь, я слушала твой голос по радио на чертовой тысяче языков, мне казалось: так я буду ближе, но утро будет таким холодным и зябким, а ночь забилась в угол кровати, бесхребетный вечер давит на нервы, пепельница уже полна, и где эти чертовы амбиции, где обещанное триумфальное интермеццо...
Кунц сделает им укол, они доверяют беспрекословно, пока ты что-то пишешь своей недокаллиграфией, рвешь, снова пишешь, Боже, и я еще верила - я? Верила? Господи, да что со мной, - что утро когда-то настанет, а смерть твоего Божества - лишь дурной сон, я заставляла себя верить в то, что им понравится запах миндаля, я заставляла себя, я заставляла тебя, и, Боже, твое мертвенно-бледное лицо в отблесках заката, ты взволнован, ты уверен в правильности своих действий, и шестерка "Х" на кроватях, румяные и нежные от крепкого сна, поцеловал каждого из них, я не помню, мы куда-то шли - или мне казалось, ты хромал еще больше, чем обычно и от этого привкус омерзительной горечи под языком только усиливался, - мне казалось, это привкус проигрыша, но мне просто казалось, ты же знаешь, - ты с кем-то прощался, я кивала, не зная, о чем говорить, что вообще, черт возьми, можно говорить? Но мне казалось, что ты все правильно делаешь, ты не можешь быть неправым, это же ты, невероятный, непредсказуемый, эпатажный, тотальный - как наша война, и даже когда мы... (вознеслись) поднялись, помню четко - лед растаял, миндаль расцвел, невероятный, непредсказуемый, эпатажный, тотальный - ты не говорил, ты молчал, но мне казалось: ты кричал, я кричала, кричали стены и голова изнутри, земля и воздух вибрировали от криков, выстрел прорезал болезненным вскриком чертово темное небо - выстрел говорил за тебя, мне казалось: он сумасшедший, мне казалось: зачем так громко, кто впустил сюда умалишенного...
Мне отчаянно казалось - мы живы.