Однако ветерок быстро крепчает. Вот он едва шелестел листвой печальных тополей, а теперь уже дерзко хватает деревца за вихрастые макушки, больно дергает.
А еще через мгновение - выдохнул холодом север, и живое вдруг съежилось, затаив движение как от боли, потеряв даже цвет.
Ахнуло где-то у горизонта, плетью по небу мелькнула вспышка. Напряженно задрожала сгустившаяся сумеречная атмосфера у земли. Захохотал дико ветер, вздымая тучей пыль по дорожкам, резкими злыми порывами раздавая подзатыльники крышам домов. Захлопали форточки. Побежали перепуганные дети.
Так вот и приходит беда: быстро, холодно и остервенело.
А еще - неизбежно.
И замирают, дрожа: толи от холода, то ли от ужаса щуплые зданьица, изгибаются, тщетно пытаясь противостоять, хрупкие городские деревца. Тщетно...
Лишь трава волнами вторит буйству порывов ужаса, гуляющего по обжитому, казалось бы, родному, отданному теперь стихии на поругание. Да ошметки мусора, вольно мечутся над гибнущим порядком, беснуясь в дикой и радостной воле своей, бедой из заточения выпущенные: "Са-арынь на кичку!"
Мир изменился. Обернулся иным, темным, ликом своим. И бредут сильные к мощному потоку - с ним слиться. Отдать ему энергию, чтобы превратить - в бешено ревущий, сметающий все на своем пути, водопад.
И слабые силу обретают. Былинки - опорами железобетонными себя явить спешат и... становятся.
Две стихии уже сплелись в дикой пляске молний, бурь и холодной грязи.
Но, текут ручейки, капают росинки, сливаются в большую реку. Сходятся реки, становятся морем. И невиданный богатырь, железной волей подымает массу эту на дыбы. Усмиряет, организует, вдыхает в нее силу и нет этому чуду равного в мире. Смоет любую грязь. Пусть даже льдом жестоким спаянную в острое, твердое, страшное...".
Размышления новобранца прервал товарищ, что сидел рядом на нарах, так же прислонясь к стенке вагона и, казалось, дремал.
- Мечтаешь, поэт? - Он протяжно зевнул. - Чудной ты, сидишь в темноте, глаза открыты. Куда смотришь? Зачем? А? - Он вопросительно заглянул в лицо поэту.
- Так... - отмахнулся тот, дом вспоминаю.
- Да. - Почесал ухо боец. - Дома бы сейчас хорошо было. Вот, у нас в деревне... - Заговорил было он.
- Тс-с-с... - Поэт приложил палец к губам и его товарищ осекся.
- Чего? - Шепотом спросил он.
- Жизнь замерла... будить не время еще. - Вздохнул поэт.
- Тьфу, ты! Едрит твою, так раз так! - Заругался товарищ, отворачиваясь от непонятного, странного и пугающе спокойного однополчанина.