Аннотация: Пока застопорился основной проект - немного на опережение.
Мы ждем атаки до тоски...
(Высоцкий)
====== Вставка ======
Совещание Ставки в ночь с 6-го на 7-е ноября стало одним из самых представительным на моей памяти, а обсуждение концепции контрнаступления довольно бурным. Начавший на несколько дней раньше "Торч" - высадка союзников в Северной Африке - давал слабую надежду на облегчение положения на советско-германском фронте. Радовали и сообщения с Кавказа. Немецкое наступление захлебнулось у Новороссийска, на перевалах Большого Кавказского хребта и около ворот Грозного и Орджоникидзе.
Более 20 высших военных руководителей - командующие фронтами, Нарком ВМФ Кузнецов, Представители Ставки - маршалы Ворошилов и Буденный; присутствовали также Молотов, Берия и Маленков.
Воспользовавшись оказией - большинство из участников совещания должны были на следдующий день участвовать в торжественном собрание посвященному 25-летию Октября - Сталин решил выслушать мнение людей с мест, прибывших из Действующей армии. Обычное заседание Ставки - это 7-8 человек. Костяк - Сталин, Жуков, Василевский и несколько непосредственных исполнителей (обычно пара - комфронта и нач.штаба).
Наступать надо, но где?
Обсуждение свелось к трем вариантам действий. Нужно вернуть кавказские регионы, наступать в центре Советско-германского фронта или развернуть контрнаступление на Дону и Волге. После непродолжительной дискуссии все признали правоту ГенШтаба - нанесение одного могучего удара на любом из этих направлений невозможно. Просто логистика не позволит.
От идеи удара ля колоссаль плавно перешли к необходимости серии ударов по всему фронту - от Ленинграда до Новороссийска. Такое половинчатое, хотя и обоснованное, решение несло в себе и зерна будущих неудач - уже в самом замысле закладывалось распыление сил. Но что было делать?
Единственной компенсацией стала задача накопления как можно большего количества резервов с целью наращивания напора в тех местах, где нам будет способствовать успех.
- Где-то мы все-таки прорвемся, - утешал я сам себя в душе.
Гораздо больше меня порадовало поведение полководцев - стремление почти всех комфронтов перетянуть внимание Ставки на себя и свой участок советско-германского фронта, доказать, что именно их войска добьются наибольшего успеха. Честолюбие, желание отличиться - это необходимое качество настоящего военного. Генералы рвались в бой, и это настроение отражалось в речах. "Немцев можно бить смертным боем" - читалось у большинства участников на лицах.
Это радовало.
Я помнил истории из Первой мировой, когда Главнокомандующие русских фронтов пытались отпихнуться от наступлений, боясь их как черт ладана; а когда Ставке удавалось их уговорить (!!!), всеми силами откладывали и затягивали дело. Помнил я и памятью Василевского, как приходилось буквально толкать в шею некоторых (СПОЙЛЕР: Конев и Калининский фронт) в контрнаступление прошлой зимой.
Такой контраст обнадеживал. Настрой генералов отражает моральное состояние войск и веру в своих солдат.
Наиболее активно выступил командующий Брянским фронтом Рейтер. По многим подвижкам в прибытие войск, по спущенным сверху приказам на планирование он видимо уже догадывался, что его фронту предстоит важная миссия. Вот и решил не ударить в грязь лицом.
Суть его монолога сводилось к тому, что наступать надо одновременно на Смоленск и Воронеж, а Брянский фронт необходимо усилить, так как он станет связующим звеном двух крыльев нашего контрнаступления.
================ Вставка 2 ======
На что рассчитывал лично я в этом наступлении? Разгромить врага и повторить грандиозный успех Текущей Реальности под Сталинградом я не надеялся. Но потеснить, потрепать, попытаться вернуть несколько важных районов надеялся.
На стороне СССР помимо чисто военных и климатических факторов, помимо возрастающей помощи союзников (в т.ч. и чисто военные их действия) все сильнее проявлялся психологический. Фраза "Победа или смерть!" становилась не просто громким лозунгом, а входила в сознание, поднимала моральный дух народа.
Наиболее четко сформулировал это один партизанский деятель, чей разговор по душам методично и аккуратно записала служба НКВД. Ко мне их донесения попадали регулярно - договоренность с Берией об обмене информации действовала.
Этот партизан, эвакуированный в Москву самолетом, а после излечения получившись орден в Кремле из рук "всенародного старосты" Калинина после обильного возлияния на торжественном банкете поделился:
- Немцы за год оккупации так мужика достали, что даже Сталин нам теперь отец родной...
Мысль четко выражала суть происходящего. По отзывам политорганов, по докладам особых отделов, по личным беседам с руководителями заводов и командирами боевых частей, по тихо брошенным словам моего шофера Евграфыча я чувствовал - вал ненависти к немцам поднимается все выше.
Но психология выходит на первый план, когда равны чисто военные возможности. Никакой Дух Бусидо, никакое самоотречение японских солдат, никакие атаки камикадзе не помогли японцам победить могущественную технику американцев.
И тут тоже я видел изменения. Немецкие панцерваффе понесли потери и утратили ударные возможности. Все больше танков и самоходок шли не в подвижные дивизии, а в отдельные танковые батальоны и бригады штурмовых орудий... Сила дробления снижала их возможности по глубоким прорывам. а танковые бои все чаще превращались в ожесточенные собачьи схватки, где непонятно кто побеждает.
Наши же БТиМВ неизмеримо выросли как количественно, так и качественно. Выросло мастерство всех - от рядовых мехводов до командующих танковыми армиями. А значит наши потери будут снижаться, а немецкие - расти.
Некоторое снижение производства легких танков в пользу СУшек, должны компенсировать качественным усилением. КВ-85 промышленники обещали уже к концу года; совершенствовалась и тридцатьчетверка. Маршевые возможности средних танков росли, повысился запас моточасов дизеля, а зимнее холода спасали от перегрева и забивания системы воздухоочистки пылью. По отчетам бронетанкового управления все меньше машин отставало в ходе перебросок.
Но главное, улучшилось применение частей и соединений в бою. Связь, взаимодействие.
============
Начатое под Воронежем советское контрнаступление распространялось в обе стороны - на север и на юг - подобно лесному пожару.
Соседние фронты включались в общее наступление. Идейно Василевский хотел повторить ситуацию 10 сталинских ударов из 44-го (с поправкой на другое соотношение сил и средств).
Тогда бы у немцев просто не хватало времени для реагирования и они опаздывали с переброской оперативных резервов.
Вслед за наступлением на стыке южного и центрального фронтов в бой пошли Волховский и Ленинградский фронт. Прорванная несколько раньше блокада позволила накопить ленинградцам побольше сил и боеприпасов; задышала чуть свободнее промышленность города-героя, и наступление на Мгу получило дополнительную фору в несколько десятков КВ.
И хотя ни одну задачу наступление на северо-западном ТВД наши войска не решили - не срезали мгинский выступ, не соединили Большую Землю с Ораниенбаумским пятачком, а продвижение измерялось сотнями метров... но оно заставило немцев реагировать, перебрасывать резервы, переключать внимание авиации, ослаблять другие участки.
В целом операцию оценили сдержанно. По результатам этой операции было принято глобальное решение - вернуть все огнеметные КВ из Действующей Армии в тыл, на переоборудование. Они не оправдали возложенных на них надежд, 45-мм орудие было просто слабо как противотанковое средство, и не обладало достаточным фугасным воздействием на укрепленные огневые точки немцев. Огнеметы решили снять и вернуть классическую пушку.
Я хотел воспользоваться такой возможностью и продавить на заседание ГКО решение о установки в этих танках сразу 85-мм орудий. Как средство прорыва такой бы танк сильно выигрывал, а по противотанковым возможностям приближался бы если не к "тигру", то к "пантере". Эту замену диктовали обстоятельства - появление "тигров" (а значит скоро и возможное появление других "кошачьих") и желание получить более мощный фугасный снаряд для подавления немецких дзотов и дотов - КВ же позиционировался как танк прорыва все-таки.
Но промышленники и конструкторы воспротивились, ссылаясь на целый ряд трудностей. Не во всех ремонтных мастерских существовали необходимые условия, а каждый танк не потащишь на Урал, или из сталинградской степи в Ленинград. В результате пришли к компромиссу - изучить вопрос, по возможности учесть пожелания и т.п.
Хотя северная клешня удара на Воронеж (16-я армия и подвижная группа Западного фронта) завязла в позиционных боях, а южную клешню Воронежского фронта немцы срезали ударом под корень силами 2-го ТК СС, но в центре основные силы Брянского и вторая ударная группировка воронежцев вытеснили немцев к Орлу и Курску. В бой там бросили недавно сформированную 2-ю танковую армию, уже получившую закалку успешными боями с венграми и опыт (хоть и отрицательный) противостояния с подошедшим из резерва "мертвоголовым" ССовцам; после неудачных боев в составе южной группировки Ватутина - выдержав-вытерпев двухсуточное сражение с "тотенами" - танкисты Романенко просто тихо свернулись и уже через день уже пошли в бой в составе северной группировки; в ходе переброски перекрыв за 36 часов расстояние в 150 километров.
Перевод подвижных корпусов с фланга на фланг позволил нарастить удар южнее собственно Воронежа. Возник оперативный прорыв.
2-я армия Вейхса поспешно оставила Воронеж, а затем и позиции по р.Дон, опасаясь нависающих со всех сторон русских сил...
Само по себе уничтожение союзных войск - итальянцев, венгров - на Дону и начавшееся оттеснение немецких сил к линии "Орел-Курск" открыли отличные перспективы для Юго-Западного фронта. Он мог наступать на трех направлениях:
- на северо-запад - против остатков венгерских войск; с выходом в тыл 2-му ТК СС, скованному боями с полуокруженной 40-й армией и танковыми корпусами Воронежского фронта.
- на запад, против румынских сил;
-на юг и юго-запад, своеобразным "косым строем" далеко заходя во фланг немецкой группировке в районе Сталинграда.
Солдатам "лейб-штандарта" пришлось развернуться буквально на 180 градусов, дабы контратаковать гвардейские дивизии 3-й гв. армии. Огромному превосходство наступающей Красной армии в танках они могли противопоставить не только свое мастерство, но и качественное усиление в виде 10 новейших "тигров"... коса нашла на камень.
Ватутин безусловно являлся смелым человеком - по войскам фронта он передвигался с очень ограниченной охраной, любил побывать не только на НП дивизии или полка, но и в окопах рядом с красноармейцами. Любой, кто его знал мог подтвердить храбрость Николая Федоровича. Сама его просьба отправиться на фронт поданная лично Сталину характеризует его с лучшей стороны.
При этом он полководцем слыл... нет, не осторожным - слово больно трусливое для такого командира, а скажем - предусмотрительным. Не лез поперед батьки в пекло, обдумывал свои планы на много ходов вперед. Но в ту зимнюю кампанию в него словно вселился какой-то бес.
Он неудержимо рвался своими общевойсковыми армиями и танковыми корпусами вперед.
А еще, этот "классический штабист" (тм) как командующий находил постоянно нешаблонные решения, которые ставили в тупик не только немцев, но и собственные войска порой. Да и меня признаться тоже.
Именно такая, ярко-авантюрная, агрессивная манера проведения операции предопределила успех в освобождение Воронежа. Увидев возможность прорыва южнее города, он стал бросать в него все, что возможно и было под рукой. Но одновременно, такая тактика обернулась окружением 40-й армии и двух танковых корпусов на левом фланге.
В миниатюре разыгралась драма, которую наши войска пережили в Моей Реальности под зимнем Харьковым, и которую потом воспроизводилась несколько раз...
2-я танковая армия, резерв Ставки, переданный Воронежскому фронту после начала наступления, наверно смогла деблокировать группу Чибисова (командарм-40 получил полномочия на общее руководство окруженными). Однако их-то Ватутин снял и бросил в намечавшийся прорыв у Воронежа. Создалась парадоксальная ситуация - на правом фланге воронежцы успешно наступали, а на левом сложилась опасная ситуация. В маневренной войне такое бывает постоянно.
Послевоенный критик, в зависимости от степени собственной предвзятости и личной симпатии-антипатии к полководцу увидит в этом или самодурство, или достойный наказания/поощрения риск. Конечно же, многое еще зависит от результатов - уже известных историку, и пока еще висящим в воздухе вопросом - для участников.
На самом деле я по разговору с Ватутиным понял, что он просто недооценил серьезность ситуации с южной ударной группой. Посчитав, что временно перехваченные пути снабжения ушедших вперед стрелков и танкистов смогут освободить дивизии 6-й армии и 19-го кавкорпуса. Увы.
Более того, он даже не стал останавливать 40-ю армию. Сложилась странная ситуация. Наши войска продвигались вперед западнее Октябрьского поселка, а ССовские дивизии усиливали заслон восточнее. Все прочнее блокируя Чибисова, одновременно отражая атаки с внешнего фронта.
Венгры, легированные немецкой пехотной дивизией, держались необычно стойко.
19-й кавалерийский корпус входил в те несколько - с десяток - кавкорпусов, которые я намеревался сократить. Поэтому он не получил новой техники, не доукомплектовывался людьми, а главное - конским составом. В результате он получил громкое, хотя и обидное, прозвание "безлошадный". Нужда, однако, заставила бросить в бой и пеших кавалеристов. Только одна его кавдивизия - 81-я, а также приданные отдельные танковая и лыжная бригады могли немедленно быть переброшены к фронту и вступить в бой. Две остальные медленно двигались сквозь снежные бураны пешком и не успели к первым боям.
15 ноября, на 7-й день операции, передовой отряд 19 КК вступил в бой, а уже 17-го сам оказался в котле. В ходе боя погиб комдив полковник Шелегин, и в командование группой вступил бывший при дивизии нач. штаба кавкорпуса полковник Тихомиров. Все танки к тому времени были подбиты или остановились из-за недостатка горючего, и использовались как неподвижные огневые точки; а яростные атаки со всех сторон немецких танков отражали даже огнем зенитных орудий, прикрывавших штаб.
Только теперь до командования фронта дошла вся трагическая опасность войск 40-й армии. Первым шагом была остановка и новая задача - пробиваться назад.
Вторым - попытка добиться деблокады силами 3-й гвардейской Армии Юго-Западного фронта. Как вы помните ЮЗФ тоже перешел в наступление, и 3гв.А Кузнецова могла пробиься к 40-й с южного направления. Естественно, что Генштаб отреагировал мгновенно и директива ушла в войска ночью 16-г. Однако немцы или предусмотрели этот маневр, или оперативно среагировали, загнув правый фланг ССовского корпуса фронтом с севера на юг. Кузнецовские дивизии встали. Танки были выбиты, а бойцы залегли под сильным пулеметным и артиллерийским огнем.
Тут Ватунину и пришло в голову очередное нестандартное решение. Развернуть 2-ю танковую армию и пробиваться к окруженцам с севера. Пройти 150-200 км по заснеженным полям, почти без дорог... это напоминало игру ва-банк.
Тяжелые размышления о судьбе задуманного зимнего наступления не покидали меня. Превосходство в личном составе? Незначительное. А учитывая, что немцы не боятся открытия Второго фронта и (Х забили болт Х) махнули рукой на второстепенный театр в Африке, они смогут подвезти столько войск, что неизвестно у кого окажется больше сил.
Танки? Мы можем выставить 6-7 тысяч танков в Действующей Армии одномоментно. Тоже никакого особого преимущества. Даже в моей реальности немцы имели к 19 ноября порядка 5 тысяч бронеединиц на Восточном фронте, а учитывая поправки моего по-прежнему невидимого оппонента, которого про себя я звал "Макс" - ну все смотрели "17 мгновений..."☺ - может и больше. Плюс качественное усиление. "Тигр, тигр, жгучий страх..."
А кумулятивные снаряды? "Термитный" шквал уже выбил целые танковые корпуса в степях Волги и Дона, под стенами Сталинграда и Воронежа...
Самолеты?
Можно довести до 8-9 тысяч в строю (СПОЙЛЕР: у противника ориентировочно 3-4 тысячи). Но уже появились проблемы с горючим, а вот немцы используют своих пилотов интенсивно, и еще неизвестно, кому больше на руку непогода со снегом и метелью.
Нет, банально задавить массой немцев не удастся. А в других аспектах - управление, взаимодействие, тактика - мы уступаем... Остается надеется на Генерала Мороз да слабость немецких союзников. НУ и на традиционно сильную артиллерию - бог войны. При доведение количества стволов до 200 на километр прорыва я надеялся гарантировать проламывание даже позиционного фронта немцев. И просто верить в слепую удачу...
Своими сомнениями я решил поделиться с самым авторитетным для меня специалистом. Борис Михайлович уже выписался из госпиталя и работал.
- Узнайте у маршала Шапошникова, сможет ли он меня принять, - дал я поручение адъютанту - третьему за эти полгода.
Формально заместитель НКО мне не подчинен и по званию выше. Но не это останавливало меня, в конце концов я и Тимошенко с Ворошиловым командовал. А то самое уважение ученика к учителю.
Чем больше ученику кажется пропасть между ним и учителем, тем меньше она на самом деле, - любил я повторять мудрую сентенцию.
Ответ пришел буквально через пять минут, за которые моему порученцу пришел ответ лично маршала:
- Будет ли удобно генерал-полковнику Василевскому встретиться в 14-00.
Я оценил деликатность учителя, самого ответившего на просьбу, и не мог не поразиться тому, как маршал выбрал наиболее удобное для м е н я время.
Борис Михайлович выглядел гораздо лучше, чем при наших прошлых встречах. Поставил пепельницу, а на мой вопрошающий взгляд - разрешают ли врачи - махнул рукой... дескать такая война, тут не только закуришь.
Я поделился своими сомнениями, на что маршал категорично заявил:
- Тем более надо атаковать! Только активными методами можно добиться решающего перелома...
- Союзники наступают в Африке (разговор шел после начала "Торча"), но без Второго фронта...
- Да, тяжело - согласился Борис Михайлович, - но у нас просто нет другого выхода, чтобы разбить врага самим. Шапошников добавил:
- Мы стали сильнее. Нет снарядного кризиса как прошлой зимой. Богаче стали танками и самолетами. А главное - неизмеримо выросло мастерство командиров и штабов, а войска получили огромный опыт.
В окончание разговора я переполнился таким оптимизмом, что решился на личный (хотя как сказать - он тоже требовал профессиональной оценки).
- А как вы оцениваете Жукова?
Неожиданный поворот разговора несколько смутил старого маршала. Давать характеристику за глаза действительно достаточно деликатное дело.
- А зачем вам мое мнение, - тоном старого ворчливого пенсионера, но лукаво блеснул глазами Борис Михайлович, закуривая очередную папиросу.
Странные у нас отношения сложились с Георгием Константиновичем. Нет, я безмерно уважал его полководческий дар, добровольно склоняя голову в признание его лучшим. Думаю профессиональное взаимоуважение являлось взаимной. А вот личные не складывались.
Возможно он, действительно хочет быть ЕДИНСТВЕННЫМ заместителем Сталина и ревнует к славе начальника Генштаба, который ходит в любимчиках Сталина. Тем более - бывшего подчиненного. Тут ситуация была тоньше, чем с Ватутиным. По званию и по наградам - одна "золотая звезда" Героя Советского Союза за победу на Халхин-Голе чего стоит - Г.К.Жуков все еще меня опережал. По должностям - член Ставки, заместитель Верховного - выше. Но его настораживала моя стремительная карьера и рост авторитета, вкупе с достаточно хладнокровным, если не сказать отстраненным моим отношением ко всем этим наградам и званиям.
Естественно, этого личного интереса я не стал объяснять маршалу, тем более что человек высокой культуры и старой школы просто бы не понял таких психологических сложностей и нюансов.
- А хочу вот понять, кто из нас Людендорф , а кто Гинденбург? - полушутливо ответил я, обыгрывая знаменитую в стенах генштаба фразу Сталина адресованную Мехлису.
- Георгий Константинович, - по старой привычки дореволюционной московской интеллигенции Шапошников в неофициальной обстановки предпочитал называть людей пор имени-отчеству... - сильный военачальник, волевой. Он на своем месте в наступлении, - Шапошников энергично взмахнул рукой, словно отправляющий в бой полки полководец прошлого.
- Это хорошо, когда командующий рвется вперед, в бой, - продолжил рассуждать Борис Михайлович. - Это лучше чем пятиться как Куропаткин.
Очевидный намек в словах Маршала на Русско-японскую, психологически очень подходящий аналог к действиям некоторых наших сегодняшних командующим, которые пытались отводом войск и заманиванием немцев в глубину страны разрешить стратегические проблемы. И даже Приказ 228 их не переубедил.
Помолчав и пожевав губами мундштук папиросы - своеобразный прием у курильщиков -потянуть время для дополнительного обдумывания, я видел что-то похожее у Сталина,- маршал продолжил:
- Но он горячится, излишне иногда. Вот при хорошем начальнике штаба, твердом и хладнокровном... - окончательно расставил приоритеты маршал, снова хитро посмотрел на меня, досказав взглядом чего не хотел сказать прямо.
Сдается мне, придется мне стать мне при Людендорфе Гинденбургом наоборот.
- Сложно было с ним? - вспоминаю прошлую кампанию, Битву под Москвой, наше знамеитое контрнаступление памятью настоящего Василевского задал я вопрос уж совсем напрямик.
- Сложно - не то слово, - видно, что собеседник погрузился в воспоминания. Это труднейшая и славная страница в нашей истории, в которой и Шапошников и Жуков играли важнейшие роли, случилась всего год назад, а казалась уже глубоким прошлым. Заметно, что маршалу и приятно вернуться в ТО время, и тяжело. Так старый артист с удовольствием вспоминает триумфально сыгранные в молодости роли, но при этом с горечью осознает безвозвратно ушедшую силу и когда-то всенародную славу.
- Но мы смогли с р а б о т а т ь с я, - выделил ключевое слово Борис Михайлович.
Мысленно прикидывая расклад, я пришел к парадоксальному выводу. Если Жуков безусловно самый талантливый, зато я на месте начальника Генштаба - самый нужный генерал в стране. Это не моя заслуга. Просто то, что предки добывали потом и кровью мне известно изначально.
Решил закончить разговор я традиционным обсуждением Первой мировой войны:
- А кто более ценен из полководцев Первой мировой? Ценен именно нашей сегодняшней войны, - развернул я вопрос, желаю уточнить для себя.
Не знаю, сам я ожидал услышать "Брусилов" - это было бы и достаточно объективно с моей попаданческой колокольни и патриотично, но Шапошников ответил опять широко, размашистым мазком нарисовав целую картину, да даже галерею образов:
- Лучший? У нас ведь не забег. Военное дело очень своеобразное, нет однозначных критериев... да и многое поменялось за столько лет. Но отмечу Жоффра, Фоша из французов, Людендорфа (настоящий артист своего дела в погонах - отметил я) и, пожалуй, Конрада (австрийский начальник ГенШтаба).
- Да уж, если суждено мне это войну проиграть, это надо сделать с честью... - подумалось мне.
- А Брусилов?
- Опыт верховного командования у него отрицательный, - намекая на мое положение в военной иерархии страны парировал Шапошников.
Справедливости ради.
Опыт Брусиловского наступления - каждая из 4-х армий его фронта наносила свой удар - возведенный в некоторый абсолют только мешала Красной Армии. С другой стороны, из-за превосходства немцев в маневренности такие частные удары всех армий фронта и при наличие одной сильной фронтовой группировки помогали бы сковать силы противника. Вот и думай.
Серьезный разговор с Шапошниковым опять зарядил мои аккумуляторы уверенности. - Делай что должен и будь что будет - философски завершил я тот этап долгих сомнений и раздумий. Меня ждали неотложные дела Ставки и Генштаба.
Снятие Баграмяна.
16-я армия Западного фронта генерал-майора Багрмяна должна была наносить удар на северной оконечности "воронежской дуги", там где она загибалась к северу. Ударом с севера-востока на юго-запад и вы последующем - на юг в стык немецких 2 и 2 танковых армий она могла выйти на тыловые коммуникации воронежской группировке немцев, и дело могло закончиться керосином. Для развития успеха в тылу 16-й командование фронтом разворачивалась подвижная группа: 2-й гвардейский кавкорпус Крюкова -неизменный участник всех наступлений Западного фронта и 6-й танковый корпус полковника Поля Армана. Последний стал Героем Советского Союза (Грамота Героя номер 12) еще в Испании, первый танкист, удостоенный такого высокого звания...
Конно-танковой группе Крюкова придали две стрелковые дивизии, лыжную и воздушно-десантную бригады.
Соседи, 3-я армия Брянского и 50-я армия Западного фронтов также переходили в атаку, проводя отвлекающие, "частные" операции. Если бы это наступление успешно прошло, на левом плече армии Сальмута расцвела бы огненная лилия...
Но 16-я фронт не прорвала. Немцы вскрыли подготовку операции и усилили свои войска. Продвижение в первый день наступления составило всего 1-2 километра. Ни мощный артогонь, ни поддержка почти всей 1-й воздушной армии, ни наличие штурмовых групп не помогло. Противник стоял твердо, проводя сильные контратаки. Немецкая авиация группами по 6-12 самолетов постоянно висела над полем боя.
На второй день танковый корпус брошенный в бой смог продвинуться еще на километр-полтора, ценой потери половины танков и огромного урона в людях. Это было всё. Танкисты фактически вместо глубокого прорыва превратили свои танки в силы НПП. Третий день прошел в состязании огневых средств. Немецкую артиллерию нам подавить не удалось.
Широко и глубоко задуманный удар выродился в бои местного значения. Наши войска продолжали наступать по инерции еще четыре дня, захватывая отдельные населенные пункты или высотки...
Анализируя причины такго провала, можно увидеть целую цепь причин. Так в ходе наступления выяснилось, что большинство немецких артбатарей нанесенные на карты наших артиллеристов оказались ложными. Немцы использовали кочующие орудия или штурмовые орудия. Выпускали с ложной позиции несколько десятков снарядов и переходили к следующей. Нехитрый тактический прием "бей-беги", а сработал.
Серьезным препятствием стала погода. Метель, туман, низкая облачность сковали нашу авиацию. Немцам погода тоже мешала, но у них все-таки нашлись поопытней пилоты, способные летать в трудных метеоусловиях.
Особо рельефно провал 16-й выглядел на фоне соседей. Тем тоже не удалось прорвать оборону, но они смогли продвинуться на 5-10 км, значительно улучшив свои позиции.
Но и там мы встали. Попытка командования Брянского фронта ввести 9-й ТК в полосе 3-й армии ни к чему не привел, а предложение Соколовского перенести удар крюковцев в 50-ю заблокировал ГенШтаб. Этот удар с запада на восток шел в пустоту, ничего не давал, кроме угрозы окружения кавалеристов.
Главным неудачником Ставка назначила Баграмяна. На фоне его предыдущих неудач (СПОЙЛЕР. Он являлся нач. оперативного отдела ЮЗФ во время Киевского-41-го и Харьковского-42-го окружений)
эта клякса поставила жирную точку в перспективной карьере Ивана Христофоровича. Я даже не стал оправдывать Баграмяна, настолько зол был Сталин. И даже прямой Жуков не стал защищать своего давнего протеже.
Баграмяна сняли и отправили начальником оперативного отдела Забайкальского округа (фронта). Дальневосточное направление превратилось в место ссылки для не оправдавших высокое доверие партии и правительства генералов.
16-ю армию возглавил Курочкин.
Ему поручалось подготовить новый план в короткие сроки. Одновременно, я настоял на включение в ударную группировки 1-й танковой армии Катукова. Она считалась стратегическим резервом и предназначалась для наращивания удара Западного фронта в предстоящем наступлении на Смоленск.
Но поскольку удар на центральном направление раз за разом откладывался из-за трудностей со сосредоточением войск и подвозом всего необходимого, а также неблагоприятными прогнозами погоды, мне удалось убедить Сталина и самого Жукова использовать катуковцев сначала у соседей.
Мне, как и большинству советских генералов, казалось, что вот еще одна резервная армия и станет тем "последним батальоном", который и решит дело. Этакий оголтелый наступательный порыв в стиле Улисса Гранта или французских "живых волн" из знаменитых голубых шинелей Первой мировой...
Армия Катукова заслуживает пары слов. В отличие от четырех своих "систер-шипов" - других танковых армий, она имела усиленное танковое ядро. Вместо традиционных для той зимы "два таковых корпуса и отдельная танковая бригада" 1-я танковая имела комбинацию ТК + МК. 1-й гвардейский танковый корпус, сформированный вокруг легендарной 1-гв.тбр, слыл одним из самых опытных и прошедшим суровую школу войны соединением. 4-й механизированный корпус - свежий, только сформированный и полностью укомплектованный. Но и его нельзя считать "зеленым новичком" в Действующей армии. Соединение хоть и формировалось заново, но в его составе также входили боевые соединения - танковые бригады, ставшие основой для механизированных, уже побывали в бою.
Кроме отдельной танковой бригады (9?), лично командующему подчинялся еще и 6-й гвардейский ТПП. Правда входили в него не КВ, а английские танки. "Матильд" не хватило, и их дополнили "валентайны".
А вот общевойсковая составляющая была чуть послабее. Три стрелковые дивизии (для сравнения - в Пятую входили 5 дивизий, а во Вторую в разгар битвы за Воронеж - аж шесть), и не было почти обязательного для других кавкорпуса.
В целом 1-я приблизилась к идеалам чисто механизированного объединения. Но отказаться от приданной пехоты я не мог. Да и не хватало нам пока моторизованности, чтобы перевести всю пехоту танковых армий на автотранспорт, увеличить ее численность в составе танковых и механизированных бригад и отказаться от стрелковых дивизий в составе. Может быть летом 43-го?
Более того, я клятвенно заверил Георгия Константиновича, что по возвращения из командировки на юг Катуков получит и третий корпус. Более того, я готовил замену одного из корпусов в случае тяжелых потерь. В тылу формировались 4 новых механизированных корпуса с ориентировочной готовностью в январе-феврале 43-го.
Запустив линейку авианосцев "Эссексев" (24 штуки) США получили огромный потенциал. Де-факто они добились превосходства над всеми флотами мира.
28 танковых корпусов и 4 механизированных уже входили в состав Красной Армии. 4 должны добавиться в начале 43-го. Эти корпуса должны стать моими сухопутными "Эссексами"!..
АИ-'Марс' ('Гром').
На Жукова Ставка возложила координацию действий Западного и Калининского фронтов - главного наступления зимы. Целью удара на западном направление являлся Смоленск. Операция получила условное наименование 'Гром'.
Предполагалось на первом этапе провести ряд ограниченных операций на окружения, а затем бросить группировки с разных направлений на Смоленск. Жукову пришлось воевать в тех местах, где летом 41-го он проводил Ельнинскую операцию.
На левом фланге предполагалось окружить Спас-деменскую группировку противника. К этой операции теоретически могли привлечь и соседний Брянский фронт, после завершения им участия в битве за Воронеж. В центре, по оси Москва - Смоленск - Минск, целью становился Дорогобуж. На правом фланге, во взаимодействие с Калининским фронтом войска нацеливались на Духовщину. При удачном развитие наступления в этом варианте войска занимали нависающее положение с севера над самим Смоленском. Одновременно Калининский фронт готовил операцию по овладению Великими Луками на своем правом фланге.
В случае заметного продвижения на этом направление к наступлению могли подключить и Северо-Западный фронт. План поражал громадностью замысла, но держался на стольких 'если...'.
Теоретически, на фронте в 650 километров должны были найтись слабые места, их надо было нащупать и использовать. Фактически же с учетом вывода немцами войск из Ржевско-Вяземского мешка оборона уплотнилась, и задача прорвать фронт становилась архисложной.
Поэтому сомнения в успехе операции у меня были серьезные. Однако на заседании Ставки общее мнение - наступать! - главенствовало. Поэтому я занял половинчатую позицию. Принятое решение не критиковал, а поделился сомнениями с Жуковым в частном разговоре.
Георгий Константинович флегматично пожал плечами:
- У нас нет особого выбора.
- А если ограничиться только частными операциями? - поделился я своими раздумьями - Теми, что запланированы на первом этапе... И проводить их последовательно, каждый раз бросая все резервы и ВВС на отдельные пункты вражеской обороны.
- Немцы мобильны. Они легко парируют такие отдельные атаки своими резервами и действиями своей авиации, - возразил первый заместитель ВГК. - Опыт второго года войны показывает, что частные операции приносят большие потери, но редко дают серьезные успехи.
- А собрать все силы в один кулак в центре и расколоть фронт? - снова попытался я найти решение тактических сложностей и оперативных недостатков Красной Армии на стратегическом уровне.
- Фрицы вскроют нашу подготовку. Через перебежчиков и свою авиаразведку. Усилят оборону, подготовят танковые дивизии для контрударов... Нет, несколько ударов лучше. Растянуть немецкие коммуникации, рассеять внимание их разведки, отвлечь авиационные силы. Заставить их перебрасывать резервы на большие расстояния...
8 декабря, в 7-00 долго откладывающаяся операция стартовала. Она началась с мощнейшей артподготовки. Снег и туман сковали действия авиации, но огонь тысяч орудий - с "катюшами" и минометами доходило до 200 стволов на километр прорыва - до основания потряс немецкие позиции.
Спустя час-полтора (на каждом участке по своему) плотно прижимаясь к огневому валу в атаку сквозь поземку двинулись пехотинцы и танки непосредственной поддержки.
На южном фланге к исходу второго дня обе полосы противника были прорваны. В центре войска Западного фронта продвинулись на 5-10 км. и возникла заминка. Но командование ввело в действие 6 и 8 танковые корпуса. Калининский фронт также продвинулся на 5-10 км. на левом фланге, и на 15-20 на правом - вплотную подойдя к Великим Лукам.
Но окружить город войска Конева не смогли, прорыв механизированных бригад к Новосокольникам немцы сорвали. Командование 3-й Ударной армии приняло решение атаковать "крепость" Великие Луки в лоб. Ожесточенные бои за город затянулись на несколько недель...
На третий день немцы окончательно пришли в себя и теперь неудачи пошли чередой и у Соколовского.
43-я армия на левом фланге оборону прорвала, но немцы отрезали ударную группировку своим контрударом. Пришлось бороться с перевернутым фронтом. Войскам 27-го корпуса удалось пробить узкий, простреливаемый коридор к своим, но зато немцы обжали котел со всех сторон. "Не до жиру быть бы живу" - говорят в народе в таких случаях. Ночью с 12-е на 13-е войска пошли на поорыв, бросив часть тяжелой техники. Де-факто армия вернулась к своему начальному положению.
В центре, танковые корпуса прорвались на десяток километров вглубь обороны немцев, но противник захлопнул калитку и отсек стрелковые соединения. Там возник своеобразный "слоенный пирог". Части и соединения перемешались, где тыл, где фронт, где фланги - не поймешь. Но в этой стуации, когда вой
5-я армия, которая должна была прорваться к Спас-Деменску с севера застопорилась.
Буквально за пару дней немцы опять смогли перевести задуманный гигантский удар советских фронтов в серию тяжелейших позиционных боев местного значения. В моем хулиганском детстве говорили во дворе так: " замах на рубль, удар на копейку".
Наступление Калининского фронта выродилось в серию тяжелейших боев за Великие Луки. Я лично отправился туда, чтобы на месте разобраться с ситуацией. Конев вынес свой НП чуть ли не к окраинам города, в сражение за который уже было брошено порядка 20 соединений. Город, превращенный немцами в крепость, уже был обжат с трех сторон, но не сдавался...
Недовольный Жуков, вызванный в Ставку предложил даже Конева снять! Но Сталин, помнящий о победе Конева подо Ржевом продлил комфронту кредит доверия.
Я лишь одобрительно крякнул, про себя отметив повышенную выдержку вождя. Снимать людей и перетасовывать кадры большого ума не надо. Ни к чему хорошему это не ведет - достаточно вспомнить 41-й и чехарду с теми же командующими Западным фронтом.
Все, что происходило в прошлую зиму повторялось. Немцы упорной обороной фестунгов тормозили наши прорывы, а опыта штурмовых действий Красной Армии не хватало. Чуть лучше было с артиллерией и боеприпасами. Авиация то летала, то сидела, прижатая к земле непогодой.
После посещения НП и тяжелого разговора с Коневым (я посоветовал шире использовать ночные действия) и переговоров с командовыанием ВВС (опять наземные войска жаловались на террор с неба), я поехал в особый отдел.
Допрос пленных - важнейший источник информации, я всегда этим занимался будучи на фронте, и решил не изменять традиции. Конечно, это не моё дело вроде бы, мне по должности положено читать длинные отчеты и специально подготовленные доклады, а не заниматься личным опросом, но "свой глазок - смотрок".
Кто же знал, какой сюрприз меня ждал в особом отделе Ударной Армии, и эта беседа осталась в памяти надолго.
Пленным оказался "хиви", бывший майор Красной армии...
- Соловьев Олег Антонович, 1902 года рождения, кандидат в члены ВКП(б) с 1940 года, - представил мне особист-подполковник подследственного. Типичная биография, типичная судьба - война, плен, согласие на сотрудничество с немцами...
Соловьев сидел на табуретки (привинчена к полу, - чисто автоматически отметил я - а дом-то обычный, деревенский ... значит технология отработана), и глухим безэмоциональным голосом рассказывал свою историю. Судя по отработанном пересказе всех эпизодов, он рассказывал уже не раз:
-... в плен попал под Вязьмой в 41-м. Выходили из окружения, вышли из леса - наткнулись на немцев. У них автоматы у каждого, а у нас винтовки, почти без патронов и у меня наган с пятью пулями, - впервые намек на сильную эмоцию переживания мелькнули у Соловьева и он замолчал.
- Вы курите? - перебил я его молчание.
- Да, - удивленно бросая взгляд на мои звезды в петлицах - зачем, дескать, он понадобился такому важному чину?..
- Курите, - достал я пачку "Беломора".
- В лагере творился ужас, люди загибались (sic!!!) ежедневно - от ранений, от тифа, от голода... - никаких попыток бить на сочувствие, только факты - сжато и сухо.
- А почему вас, офицера и коммуниста не расстреляли, - снова спросил я.
- Я скрыл, что офицер, переодевшись в форму красноармейца, уничтожил документы... - еще за пару дней до попадания в плен отметил я про себя, заглянув в протокол предыдущего допроса.
Там эти строчки были подчеркнуты синим карандашом.
- Почему пошли служить немцам? - я просто воспроизвел вопрос из протокола.
Или мой искренний интерес, эффект "доброго следователя" подействовал, но Соловьев ответил не по записанному "вынужденно, под влиянием обстоятельств", а, будь что будет, резанул правду-матку:
- Жить очень хотелось... - в глазах появился нездоровый блеск, такой бывает у подвыпивших людей, которых тянет на откровенность.
- А к своим, - я так и сказал к "своим", чем вызвал неудовлетворительную реакцию у подполковника, "какие мы ему свои???" дескать -- не было желания перебежать?
- Думал. Но испугался. Что свои, - это слово Соловьев произнес твердо, как и должно было быть - к стенке поставят...
- И ведь не врет, - подумалось мне. Конечно Начальник Генерального штаба - не самый великий специалист в допросах, но вот мне, как полевому агенту Хронослужбы приходилось бывать в ситуациях, скажем так, по разные стороны колченогого стола. - Он уже перескочил грань страха, уже мысленно ТАМ, и может говорить честно и прямо.
- Воевали с оружием в руках, - я пропустил "у немцев" как само собой
- Нет. Наше дело такое, - сбился на простецкий тон Соловьев - принеси, подай, иди на х..., не мешай.
- Служил при тылах, можно сказать ездовым, - добавил "хиви".
Отличная карьера для майора, мысленно пошутил я, но спросил про другое:
- Много еще таких бедолаг? - подчеркнув последнее слово, я намекнул, что не считаю допрашиваемого врагом, а только жертвой тяжелых обстоятельств. Сделал это не специально - дабы наладить контакт, а просто из человеческого желания разобраться.
- В нашей части, - Соловьев сбился, на секунду-две замер, понимая неуместность слова "нашей", но справился с собой - человек двадцать. В дивизии - около сотни наберется.
- Соловьев, а если мы вас отправим обратно? - задал я неожиданный вопрос.
- Зачем? - он действительно не понимал.
- Как разведчика. Послужите своей стране. А еще - может соберете таких же страдальцев и вернетесь... -
Соловьев дернулся, глаза зажили надеждой, он даже привстал. Но потом опустился и опять глухим голосом ответил:
- Немцы не дураки.
Покачал головой:
- Да и что такого сверхсекретного я смогу узнать? Немецким почти не владею. А к штабу меня на пушечный выстрел не подпустят...
- Не предатель, - снова подумал я. - Предатель бы ухватился за такую возможность двумя руками, а этот нашел массу дыр в моей спонтанной идеи.
- А прощупать других "хиви"? - я не стал отказываться от своей мысли.
- А что их щупать... И так понятно. Кто-то пошел из трусости служить, кто-то ненавидит в душе немцев и готов сбежать при первой возможности, если и есть идейные, те кто служит немцам не за страх, а за совесть, - таких меньшинство.
Подполковник задал еще пару обязательных вопросов и приказал увести заключенного.
- Струсил он не когда на немцев стал работать, а когда форму свою снял, да карточку кандидата порвал, - резко хлестнул особист, обращаясь ко мне. Слышал ли их уводимый двумя автоматчиками Соловьев через неплотно прикрытую дверь?
Я скользнул взглядом по орденам и медалям на груди особиста, остановился на двух нашивках за ранение. Видно, что пришлось повоевать подполковнику, а не по теплым хатам в глубоком тылу отсиживаться.
- Где это вас угораздило? - кивнул я на китель подполковника.
Подполковник как-то недовольно поморщился, и неохотно выдавил:
- Первый раз под Киевом... под бомбежку попал. А второй раз - когда в контрнаступление под Москвой пошли. Сквозное пулевое...