Константин АЛЕКСЕЕВ

ЧУЖАЯ СУДЬБА

рассказ

Двери-гармошки со скрипом захлопнулись. Троллейбус, натужно загудев, тронулся, заново исчезая в гуле и блеске проспекта. С минуту Цветаев задумчиво стоял, щурясь от рыжих солнечных лучей, слепяще-ярких, но уже утративших прежнее тепло. Осень еще только вступала в свои права, робко позолотив кроны деревьев, однако, в воздухе, с каждым днем все явственней ощущался запах увядающей листвы, близких дождей и холодов.

Докурив сигарету, он неспешно зашагал к серокаменной глыбе старого, довоенной постройки дома, угрюмо нависшей над сгрудившимися вокруг пятиэтажками. Миновал холл, поднявшись по лестнице, привычно толкнул дверь офиса.

Сидящий при входе охранник, предупредительно поднялся из-за стола.

- Доброе утро, - сдержанно улыбнулся он и, чуть помедлив, добавил: - с днем рождения вас!

- Спасибо, Николай! - Цветаев благодарно пожал ему руку. - Ты первый, кто меня сегодня поздравил. Спасибо.

Снимая на ходу плащ, он прошел в свою комнату. Опустился за стол, откинулся в кресле, рассеянно слушая шум улицы за окном, где наполнялся деловитой суетой утренний город, подобно огромной реке, гнал сквозь каменное русло потоки людей и машин. Здесь начинал свое течение очередной наступивший день, оставивший позади еще один год его, Цветаева, жизни.

- А вот и он! - Сияющий Полежаев, финансовый директор, картинно застыл на пороге. - А я думал, - тебя не будет сегодня. День рождения, как-никак!

- Это он специально пришел, что бы с нами его отметить! - миниатюрная хрупкая Лена, вынырнув из-за широкой спины финдиректора, задорно подмигнула Цветаеву. - Правда?

- Правда, - поспешно согласился Цветаев. - Дома еще напразднуюсь за выходные, а вот на работе-в первую очередь надо.

- Особенно, если торжество двойное, - заметил Полежаев. - День рождения и годовщина свадьбы. Как говорится: два в одном!

- Поздравляем тебя! - Лена, наклонившись, торопливо чмокнула Цветаева в щеку. - Всего-всего тебе...

- Здоровья и денег побольше! - добавил Полежаев.

- Спасибо, - Цветаев смущенно улыбнулся. - Слушай, Володя, ты на машине сегодня?

- Как всегда.

- Тогда поможешь в обед продукты привезти?

- Какой разговор! - кивнул Полежаев. - Съездим.

- А я стол накрыть помогу, - добавила Лена. - Так, что не переживай.

- Отлично! - заключил Цветаев. - Значит тогда- гуляем!

- Грех не погулять по такому случаю! Все таки тридцать три - возраст Христа. - многозначительно произнес Полежаев - Говорят, в эту пору у мужчины наступает прозрение и осмысление прожитых лет... Ладно, пошли, Ленка! - он шагнул к дверям - Работы до черта, надо сегодня пораньше закончить.

Цветаев остался один. Сидел, вспоминая тот прошлогодний сентябрьский день. Черный автомобиль, увитый нарядными лентами с золотистыми кольцами на крыше. Торжественно-строгое убранство Дворца бракосочетаний, бравурные звуки марша. Татьяну в белоснежном, усыпанном блестками платье, с пышным букетом роз, ее лучистый, любящий взгляд. И на сердце - так радостно и светло оттого, что все, наконец, свершилось и впереди их ждут долгие, счастливые годы.

Встреча с Татьяной положила начало крутому повороту в судьбе Цветаева, его превращению из былого неимущего офицера в сегодняшнего респектабельного сотрудника солидной фирмы, чей месячный заработок превышал прежнее денежное довольствие за полгода. Сменившего казенный мундир на дорогой заграничный костюм. Тесную комнатушку в общежитии на уютную, со вкусом обставленную квартиру.

И сейчас, когда остались в прошлом бесконечные вызовы по тревоге, унылый казарменный быт, задержки и без того мизерной зарплаты и прочее, успевшее изрядно надоесть за двенадцать лет службы, он все больше осознавал, какой подарок послала ему судьба в образе Татьяны. Сегодня, вместе с днем своего рождения он празднует годовщину новой, похожей на сказку жизни, которую подарила ему эта женщина.

Он прикрыл глаза, желая вновь представить ее желанный образ, но внезапно увидел другое, до боли знакомое лицо. Света, в неброском, одолженном у подруге платье, робко улыбается сквозь полупрозрачную фату. Смущенно держит его под руку, осторожно смахивает невидимую пылинку с его нового, лейтенантского кителя.

Он вздрогнул, ошалело оглядывая комнату, словно искал неведомый источник, откуда, вдруг, просочился в сознание тот далекий день, его свадьба со Светой, первой женой. Той, о которой старался забыть, вычеркнуть из памяти вместе с недавним прошлым.

* * *

Они встретились девять лет назад. Он учился на предпоследнем курсе военного училища, она работала лаборанткой в институте. Вначале он не придавал значения нечастым свиданиям, на которые приглашал ее больше от скуки. Монотонная жизнь в казарме, занятия, полевые выходы, беспрестанная муштра - все это временами требовало хоть немного отвлечься, пусть несколько часов, но побыть в ином обществе. Этим обществом, а точнее, человеком, с которым можно было поделиться своими радостями и печалями, спросить совета и просто поболтать, развеяться, стала для него Света.

После летней сессии он, как и прежде, уехал на каникулы в свой маленький городишко за Уралом. И там, дома, окруженный вниманием и заботой матери, среди давних друзей, вдруг остро ощутил, как не хватает ему этой, казалось бы ничем не примечательной девушки, ее простодушия и непосредственности. Тех часов, что проводили они вдвоем, гуляя по утопавшим в зелени улицам или на берегу Волги, заворожено глядя на янтарные солнечные блестки, вспыхивающие среди бескрайних волн.

Он вернулся в Саратов, не дожидаясь конца каникул. Прямо с вокзала позвонил ей на работу и снова, несколько часов они бродили по вечернему городу. Он держал Свету за руку, трепетно вдыхал душистый аромат ее волос, чувствуя, как замирает сердце и хочется, чтобы этот вечер никогда не кончался. А после, проводив девушку до дома, впервые, за несколько месяцев знакомства, робко поцеловал ее на прощание.

Через год они поженились. А еще через пару недель, поезд унес их на север, в, забытый Богом, таежный поселок. Им выделили половину старой бревенчатой избы - небольшую комнату, с узким топчаном, покосившимся столом, древней, нещадно чадящей печкой. Он командовал взводом, через день уходил в караул, она устроилась работать в санчасть колонии, которую охранял его батальон. Он сутки напролет пропадал в тайге, выводил на работу осужденных, возвращаясь едва живым от усталости, с воспаленными глазами, искусанный комарами и мошкой. Она заботливо хлопотала вокруг него, помогала раздеться, кормила. По утрам вставала за полчаса до него и, когда он просыпался, на столе уже аппетитно дымился незатейливый завтрак, а на подоконнике лежал сверток с едой, собранной ему на службу.

Два года спустя, замкомбата, с которым они успели сдружиться, перебрался служить в Москву и сумел пробить перевод Цветаеву. Тогда, оказавшись в столице, Цветаев впервые почувствовал себя жалким и отсталым, непохожим на окружавших людей. Здесь бурлила иная, неведомая до сей поры жизнь, пролетала мимо в роскошных автомобилях, надменно взирала с зеркальных витрин дорогих магазинов, дразнила мигающими огнями реклам и ночных клубов. А он, приехавший из глухого таежного края, растерянно смотрел на нее, величественно-недоступную, отторгавшую его и одновременно манящую в свой таинственный мир. Казалось, город бросал ему вызов и он, молодой честолюбивый офицер, решил принять его. Не сломаться, доказать свое право на существование именно здесь! Стать таким же независимым, как большинство столичных жителей. Лишь Света, впервые не разделяла его стремлений, а напротив, желала уехать от этой незнакомой, чуждой ей жизни, словно предчувствуя надвигающуюся беду.

* * *

Он очнулся от воспоминаний. Потянулся к компьютеру. Включил, отыскал нужный файл. Набрал пароль и на экране вспыхнуло цветное изображение, сканированная фотография: он, беззаботно-счастливый обнимает Свету, держащую на руках трехмесячную Анютку. Пытливо, словно ища ответ на мучивший вопрос, Цветаев по новой разглядывал снимок чувствуя, как что-то защемило в груди, обволакивая зыбкой тоской. Подобное он испытывал и раньше, когда писал рапорт об увольнении из войск, когда в суде, на разводе, наотрез отказывался примириться со Светой. И после, когда она, вместе с Анюткой, уезжала в Саратов, к матери, а он изо всех сил подавлял в себе желание остановить ее, попросить прощения, уговорить остаться.

Прежде он считал это блажью, проявлением слабости, но теперь, глядя на экран монитора, Цветаев внезапно поймал себя на мысли, что хочет вновь оказаться в том, канувшем в прошлое дне, рядом со Светой и Анюткой. Весело глядеть в объектив дешевого фотоаппарата в руках Юрки Андрейчука - начальника штаба и соседа по общежитию. Радоваться погожему дню, удачно совпавшему с редким выходным.

В коридоре послышались шаги. Опомнившись, Цветаев спешно выключил монитор, раскрыв лежавшую перед ним папку, сосредоточенно уставился в бумаги.

Дверь распахнулась. Генеральный - нестарый, но уже порядком располневший, грузно шагнул через порог. За его спиной, моложавый и бодрый возвышался тесть.

Цветаев поспешно поднялся навстречу.

- Вольно, майор! - добродушно усмехнулся Генеральный - Расслабься, здесь не армия. Почему в праздник и на работе? - он вопросительно изогнул тонкую, смоляную бровь.

- Да вот, перед выходными решил кое-что перепроверить, - поспешно ответил Цветаев, - бумаги вчерашние еще раз просмотреть надо...

- Ты, что же, сам себе не доверяешь? - с тем же напускным удивлением произнес Генеральный.

- Да нет... - Цветаев неопределенно пожал плечами.

- Вот она - военная косточка! - Генеральный, обернувшись к цветаевскому тестю, гордо вскинул голову. - За работу переживает больше чем за себя. Не за деньги - за совесть привык пахать! Поздравляю! - он протянул Цветаеву конверт, - семейного счастья тебе, здоровья и благополучия во всем! И что бы мы тобой по-прежнему гордились!

- Спасибо, Андрей Леонидович, - растроганно произнес Цветаев, - постараюсь оправдать пожелания. Приглашаю вас сегодня в пять...

- Благодарю, но это вряд ли, - на лице шефа отразилась едва заметная досада. - Мне во второй половине дня в мэрию ехать, так, что, видимо не смогу. Вы уж тут без меня веселитесь, отдыхайте. И до среды на работе можешь не появляться. Отдыхай, майор, это приказ! - он дружески подмигнул, хлопнул Цветаева по плечу и, повернувшись, вышел.

- Ну, как настроение? - тесть добродушно приобнял Цветаева. - Что такой невеселый?

- Все нормально, Владимир Иванович, - нарочито-бодро произнес Цветаев. - Не беспокойтесь.

- А я уж думал, - не случилось ли чего, разное в жизни бывает. Если что - не стесняйся, скажи. Ты же, как сын мне... - Он пытливо взглянул на зятя и тот, на миг опустил глаза, словно испугавшись, что тесть прочтет в них его недавнее смятение, неясную тоску о прошлом.

- Таня придет сегодня? - немного помолчав, спросил тесть.

- Да нет, мы вечером, вдвоем с ней отпраздновать решили.

- Тоже неплохо, - согласился тесть. - А завтра, на дачу махнем. Я на днях коньяк добыл, настоящий, армянский, с советских времен еще. Побудем втроем пару деньков, я ведь вас неделю почти не видел.

- Хорошо, - Цветаев поспешно кивнул. - Конечно съездим.

- Вот и ладненько, - тесть устало опустился на стул - Знаешь, я ведь только недавно за Танюшку спокоен, стал, когда ты появился. Больше все.го боялся, что подонок ей какой-нибудь попадется, она ведь доверчивая, бесхитростная, как ребенок. Жаль, Катя не дожила, не увидела, а то бы порадовалась за вас... - Он на миг потемнел лицом: мать Татьяны умерла семь лет назад, когда та только-только окончила школу и тесть, безумно любивший жену, казалось так и не смирился с ее смертью. Чуть помолчал и добавил: - Детишек бы вам еще, да видно не судьба...

- Да не расстраивайтесь, - Цветаев участливо коснулся его руки, - не главное это...

- Может и не главное. Да, не уберегли мы дочку нашу тогда... - Тесть обреченно опустил голову. Сникший, враз постаревший, он выглядел потерянным и беззащитным, и Цветаев вдруг испытал перед ним неясную вину. Растерянно смотрел, мучительно искал и не находил слова сочувствия, утешения.

- Ладно, извини. - тесть встал, выпрямился, вновь обретая прежнюю силу и твердость. - Не буду тебе душу травить. Кстати, - спохватился он, - звонил я вчера Леонову в управление - загранпаспорт твой готов, так, что слетайте с Танюшкой куда-нибудь. Ты ведь кроме гарнизонов и не видел ничего... - взглянул на часы и спешно добавил: - Пора мне, через час в мой офис шведы приезжают. Давай, сынок, до завтра...

Проводив тестя, Цветаев вернулся к столу, заглянул в оставленный Генеральным конверт. Несколько секунд равнодушно смотрел на небольшую пачку долларов. Не пересчитывая, убрал их в портмоне, опустился в кресло, тупо уставившись в пустоту.

Слова тестя еще больше разбередили душу. Он знал, что им не суждено иметь детей, но старался не думать, не вспоминать об этом. Теперь же, когда тесть нечаянно коснулся этой темы, Цветаев снова ощутил забытую боль и ее причина крылась не в давней болезни Татьяны, а в чем-то ином, связанным с ним, Цветаевым, с сегодняшней годовщиной его второй свадьбы. И еще с чем-то далеким, начавшимся со времени его перевода в Москву...

* * *

... В один из вечеров, вернувшись со службы, он наскоро перекусил и, переодевшись в единственный, купленный с прошлогодних отпускных костюм, собрался отправиться на встречу с приятелями. В этот момент домой вернулась Света, ходившая в поликлинику с Анюткой. Окинув его недовольным взглядом, устало спросила:

- Опять уходишь?

- Да, у Валерки сегодня застолье намечается, - торопливо ответил он. - Просил придти, неудобно было отказываться.

- У тебя вечно причины найдутся, что бы из дома уйти, - вздохнула жена. - Тебе до семьи дела нет, только о приятелях своих думаешь!

- Ладно, Светка, ты опять, смотрю, начала! - раздраженно произнес он. - Ты хочешь, чтобы я все время дома с вами сидел. Пойми, мы в Москву попали, здесь столько интересного, столько возможностей жить по-другому!

- По-другому - это как? - она непонимающе взглянула на него. - Типа Валерки твоего, по кабакам, да по девкам?

- Да причем здесь девки?! - с досадой воскликнул он. - Просто должно быть хоть какое-то разнообразие! Служба - дом, дом - служба... Надоело! Не хочу я так жить! Чем я хуже других, которые могут себе позволить отдохнуть по-человечески?

- Да что ты говоришь? - возмущенно произнесла она. - Ты же сам рассказывал, что Валерка твой еще тот хмырь! Устроился служить у папочки своего под боком и в ус не дует! На службе не появляется, все делишки свои крутит, а другие за него вкалывают!

- Совесть поимей! - срываясь на крик, выпалил он. - Валерка нас в Москву перетащил, а то бы до сих пор сидели в той дыре таежной!

- Да мне в тайге в сто раз легче было! - воскликнула она. - Ты здесь чужой совсем стал, на нас с Анютой тебе наплевать. Уехать бы совсем из Москвы этой проклятой!

- Уехать?! - зло перебил он. - Нет, не для этого я два года комаров кормил, что бы обратно в глушь какую-нибудь возвращаться!

- Я уже устала с тобой спорить, - со слезами в голосе вымолвила она. - Можешь идти на все четыре стороны! Мне тоже такая жизнь не нужна!

- На все четыре, говоришь? Ладно, я пошел! А ты сиди, как клуша может чего, и высидишь! - он со злостью хлопнут дверью, выскочил на улицу, в дождливый осенний вечер.

Цветаев давно чувствовал, что устал от подобного существования. Рутинная служба, унылый неустроенный быт полностью выбивали его из колеи, и он бежал прочь от опостылевшего бытия в бурлящий водоворот столицы.

Он обрел новых приятелей, энергичных и деловых, не похожих на его сослуживцев. Вместе с ними бывал на презентациях, банкетах, модных концертах, среди солидных, респектабельных людей. Восторженно слушал их непринужденные разговоры о поездках на Кипр, Гавайи, в Египет, о романтических круизах по Средиземному морю. Зачарованно смотрел на их красивых, нарядных спутниц, жадно вдыхал терпкий аромат дорогих духов. А после... возвращался в свою обшарпанную комнатку в общежитии, с растрескавшимся потолком, старой казенной мебелью, где его встречала замученная, раздраженная Света, а в кроватке жалобно плакала вечно болеющая Анютка. С каждым днем, это все сильнее угнетало его, он чувствовал, как между ним и Светой разрастается невидимая пропасть, что его частые отлучки все больше удаляют его от семьи, но был не в силах остановиться. Иной мир, существовавший за пределами части, притягивал его, подобно магниту, вырывал из привычной среды обитания.

Он стал все реже бывать дома. Демонстративно холодно разговаривал со Светой, уделяя внимание лишь Анютке. После очередного скандала подал на развод, а еще через месяц встретил Татьяну...

* * *

Цветаев поднялся из-за стола, подошел к окну. Он стоял, не понимая, откуда нахлынула на него эта мучительная ностальгия. Почему прошлое, старательно забытое, снова бередит душу, словно там оставлено нечто важное, непонятое и неразгаданное им в будничной суете.

Он вспоминал службу, но не утомительные будни, нервную суматоху перед приездом проверяющих, хроническое безденежье, занудливых командиров, а солнечный летний день, когда у него родилась дочка и все в полку наперебой поздравляли его, а вечером несли к нему домой пеленки, распашонки, нарядные костюмчики и игрушки. Как комполка выделил свою машину, что бы привезти из роддома Свету и Анютку, а через день лично пришел в общежитие и принес в подарок новенькую прогулочную коляску и огромного плюшевого медведя.

Он вспоминал Свету, но не семейные склоки последних лет, обидные слова, унизительную процедуру развода, а берег Волги, янтарные солнечные блестки вспыхивающие среди бескрайних волн, когда он робко обнимал ее и она доверчиво склоняла голову ему на плечо. Тот зимний вечер в северном поселке, когда смертельно уставший он вернулся из тайги, где трое суток кряду они ловили сбежавших зеков и Света бережно смазывала гусиным жиром его обмороженное лицо, а когда ночью у него открылся жар, не смыкала глаз до утра. Меняла мокрую тряпицу на лбу, поила лекарствами, успокаивала, как ребенка, когда он начинал бредить.

Он вспоминал дочку испытывая не прежнюю светлую грусть, а мучительную тоску и боль, от которой хотелось выть, подобно смертельно раненому, попавшему в западню волку. И не знал, как унять эту тоску, как вырваться из невидимой западни.

* * *

Они поехали за продуктами, в фирменный универмаг, находившийся по соседству с его бывшей частью. Полежаев предусмотрительно припарковал машину за универмагом, во дворе жилого дома, рядом с КПП полка.

- Здесь надежнее, - пояснил он. - А то на проспекте того и гляди, кто-нибудь влепится. - Полежаев любовно коснулся своей новенькой серебристой Ауди. - Жалко будет, если покорежат.

- Жалко, - согласился Цветаев. - Знаешь, как говорится береженого и Бог... - он запнулся, услышав трель мобильного телефона на поясе.

- Это я, - мягко прошелестел голос Татьяны. - Как ты?

- Все путем. Вот за продуктами поехали, - ответил он. - Может придешь все-таки вечером?

- Да нет, мне еще здесь, на работе баланс подбивать надо. Давай лучше, как договаривались. Ты главное там не сильно пей -дома еще продолжение будет. Ну все, целую. Пока...

- Что, супруга соскучилась? - подмигнул Полежаев. - Медовый месяц плавно перетек в медовый год?

Цветаев хотел привычно отшутиться, но внезапно замер: со стороны проспекта к КПП приближался рослый офицер. Он размашисто шагал, то и дело поглядывая на часы. Цветаев не мог различить его лица, но издали военный чем-то напоминал начальника штаба, Юрку Андрейчука, с которым без малого пять лет, они прожили по-соседству. И теперь, напряженно вглядываясь в фигуру военного, Цветаев чувствовал неловкость перед армейским другом. Стыдился своего лощеного вида, дорогой одежды, изящного мобильника. И почему-то желал, что бы бывший сослуживец не узнал его.

Он спешно отвернулся, двинулся в сторону магазина. Краем глаза заметил, как военный, равнодушно пройдя мимо, скрылся за дверями КПП.

- Ты куда так припустил! - услышал он голос Полежаева. - Меня-то хоть подожди!..

* * *

Он увольнялся из войск спустя три месяца после отъезда Светы. За это время он успел полностью перебраться к Татьяне и обжиться на новом месте. В последний день, когда были сданы дела, его неожиданно вызвал комполка.

- Я не имею права приказать тебе... - полковник сделал привычный жест, приглашая Цветаева садиться. -Уговаривать остаться тебя, не буду - без толку это, сам вижу.

- Это верно, - подтвердил Цветаев, умышленно оставшись стоять. - Я уже решил: служить дальше не буду.

- Понятно, - согласился комполка. - Я о другом: у Андрейчука мать в тяжелом состоянии, домой ему срочно надо ехать. Так вот, - повторил он, - приказать я не могу, потому прошу тебя: повремени еще недельку-две. Мне Андрейчука заменить некем, кроме тебя: Валеев, сам знаешь, в госпитале, Заварзин - в Чечне. Выручишь?

- А кто меня выручит? - враждебно процедил Цветаев. - Мне с третьего числа на новую работу выходить! Или, что думаете: ждать меня там будут?! Нет, хватит! Я свое отбарабанил!

- Что же... - комполка тяжело вздохнул. - Не мне судить тебя - жизнь рассудит. Только не понимаешь ты, - он взглянул на Цветаева с каким-то странным сожалением, - что не службу с семьей ты бросаешь - сам от себя бежишь, очертя голову... Ладно! - полковник, словно опомнившись, посуровел. - Хватит об этом. Свободны, майор! Можете идти!

* * *

Стать военным он мечтал с детства. Пытался поступить в суворовское училище и долго переживал, что не приняли. На время пытался настроиться на иной лад, после школы поступил в институт, но спустя неполных два года, бросил. Вскоре стал курсантом и в течении многих лет не жалел о своем выборе, пока судьба не забросила в Москву...

* * *

Он возвращался домой после шумного застолья. Шел хмельной, в серых моросящих сумерках, с наслаждением подставляя лицо освежающим брызгам. Сознание было окутано сладковатым туманом, в котором растворились недавняя тоска, сумрачные раздумья, мучительная ностальгия. Он бодро шагал по влажному асфальту, мысленно все еще находясь за праздничным столом, среди сотрудников. Слушал их торжественные речи и пожелания. Улыбался в ответ, благодарил.

Он шел мимо подсвеченных янтарных витрин, пестрых реклам, красочных вывесок. Мимо ресторана, откуда доносилась бравурная музыка, и слышались возбужденные голоса. Мимо фирменного салона-магазина, в витрине которого красовались пышные меха, а на вершине крутилась, мигала реклама, разбрасывая в полумраке разноцветные сполохи. Мимо стеклянной призмы торгового павильона, где, в глубине, на прилавках были разложены аппетитные яства. Все, что еще недавно казалось недосягаемым, ныне было доступно ему. Он двигался, окруженный великолепием города, не чувствуя себя чужим. Город признал его, впустил в свой заповедный мир. Уже не взирал на него свысока, а расстилался у ног пестрым нарядным ковром.

Не доходя до перекрестка, Цветаев свернул во двор знакомого дома - длинной панельной громады с золотистой россыпью окон.

Двор был пуст, лишь впереди, в млечном свете фонаря мелькнули две, почти незаметные тени. Цветаев равнодушно глянул в их сторону, но вдруг неожиданно замедлил шаг, с каждой секундой все пристальней всматриваясь в синеватый сумрак двора, где неспешно шли женщина с маленькой девочкой.

Затаив дыхание, он смотрел, узнавая этот неброский бежевый плащ, серую сумочку на плече, светлые, коротко подстриженные волосы. И в следующий миг сердце оглушительно забилось - это же они, его Света и Анютка!

...Незнакомая молодая женщина, отшатнувшись, тревожно смотрела на него. Рядом, испуганно прижавшись к матери, замерла девочка лет пяти.

- Извините, обознался... - сдавленно пробормотал Цветаев, отступая назад.

- Ничего-ничего... - женщина облегченно вздохнула, ухватив за руку дочку, спешно пошла прочь. А он, разом сникший, утративший недавний пыл, растерянно смотрел им вслед.

* * *

Празднично накрытый стол благоухал ароматом. В центре, перевитые ярко-розовыми лентами возвышались бутылки с шампанским. Драгоценно мерцал хрусталь, ярко пламенел нарядный букет роз. Цветаев, в черном, с серебристым отливом костюме, под руку с Татьяной, картинно улыбался, с большой фотографии, стоящей на серванте.

Цветаев спешно отвернулся. Стараясь не выдавать нарастающего раздражения, начал суетливо откупоривать бутылку. Нервно сдирал скользкую фольгу, с силой придерживал рвущуюся вверх пробку, но в последний момент, рука дрогнула и, пенистая струя с шипением расползлась по скатерти.

- Ничего, ерунда, - успокаивающе улыбнулась Татьяна. - Давай за нас! - она грациозно подняла бокал. - За наше счастье, что бы этот год, который мы так славно прожили, продолжался вечно!

- За нас... - рассеянно повторил он, залпом опрокидывая в себя шампанское. Закашлялся, побледнел.

- Извини, Танюша... - хрипло произнес он, - я вроде перебрал. Пойду, прилягу. Не обижайся, ладно?

- Конечно... - растерянно вымолвила она. - Конечно, полежи...

Он прошел в спальню, не снимая одежды, рухнул на кровать. Прикрыл глаза рукой, и, опять, увидел маленькую комнатку офицерского общежития, Свету, Анютку. Брал дочку на руки, и она завороженно дотрагивалась до золотых звездочек на погонах, блестящей кокарды на фуражке. Радостно улыбалась ему, маленькая, забавная.

... На его лоб осторожно легла ладонь, и он вздрогнул, как от удара.

- Ну, как ты? - участливо произнесла Татьяна

- Плохо... - глухо отозвался он. - Плохо мне... Плохо! - и, оттолкнув руку жены, уткнулся лицом в подушку...

* * *

...Глухой металлический лязг, подобно волне, прокатился по замершему составу. Клацнули сцепки, скрипнули колеса, перрон, качнувшись, плавно заскользил назад. Сдавленно громыхая, поезд набирал ход, выбираясь из каменных теснин городских кварталов.

Цветаев вернулся в купе, скинул пальто. Приблизился к зеркалу на двери, внимательно разглядывая свое осунувшееся бледное лицо с остро выпирающими скулами и воспаленными шальными глазами.

Он отправил в Саратов два письма, полных запоздалого раскаяния и любви. Писал, что случившиеся было наваждением, просил простить, не отвергать его. Не дождавшись ответа, решился ехать к ней, упрямо веря, что все еще можно поправить.

* * *

...Надсадный скрежет тормозов, вместе с колючим промозглым ветром ворвался в переполненный тамбур. Протиснувшись между разгоряченными, нетерпеливыми пассажирами, Цветаев спрыгнул на влажный асфальт перрона. Подхватив чемоданы, бодро зашагал в толпе.

Он вышел на привокзальную площадь. Наскоро сговорившись с подвернувшимся частником, сел в потрепанный жигуль. Откинулся на спинку сиденья, словно оттолкнулся от берега, готовый плыть навстречу судьбе.

Автомобиль неспешно катил по знакомым улицам. Возник и скрылся голый пустынный сквер. Промелькнул старый кирпичный дом с гулкой ветреной аркой. Блеснула вдали седая гладь Волги. Все казалось прежним, только давняя солнечная весна сменилась стылой промозглой осенью и на душе не было того ощущения беззаботного счастья.

Не доезжая до старого трехэтажного дома на окраине города, Цветаев остановил машину. Стоял, напряженно глядя на знакомые окна над козырьком крайнего подъезда.

Подъезд был все тот же - темный, пахнущий сыростью. Лишь дверь квартиры было новой, обитой дорогой импортной кожей и это насторожило. Добротная кожа, фигурная ручка, бронзовая табличка с номером - все это говорило о достатке и благополучии, которого не могло быть в оставленной им семье.

Он робко нажал кнопку звонка. Мелодичная трель гулко отозвалась в квартире, растворившись в непроницаемой тишине. Он позвонил еще, но за дверью было по-прежнему тихо. Охваченный непонятным, с каждой секундой нараставшим волнением, он силой вдавливал черный кругляшек, оглашая жилище незнакомой витиеватой мелодией, вновь замирал, оглушенный грохотом собственного сердца.

- Ну чего звонишь? - соседняя дверь чуть приоткрылась. - Нету твоего Асифа! С утра еще на рынок укатил! - полная пожилая женщина устало и брезгливо глядела на Цветаева - Шастают тут...

- Простите, - Цветаев виновато обернулся к ней ,- я к Соболевым. Мне Света нужна...

- Света? - удивленно протянула та, выходя на площадку - Ее уже два с полгода, как нету здесь!

- А где же она?

- Уехала. Славка к себе увез, под Краснодар.

- Какой Славка? - непонимающе спросил он.

- Муж ее, какой же еще-то! - соседка лениво зевнула.

- Муж?! - ошарашенно переспросил Цветаев, чувствуя, как вдруг замерло, отчаянно стучавшее сердце.

- Муж. Он давно за ней ходил, вот она наконец и решилась. Может, подождала бы еще, да Славка назначение новое получил - он ведь военный, ждать долго нельзя. Домой служить перевелся, а то без квартиры здесь сколько мыкался! А как расписались они, так через месяц и уехали. И мать с собой забрали - она болела все, последнее время. А чего не забрать, у него чай на Кубани дом собственный, места много!

- А адрес не оставили? - срывающимся голосом спросил он.

- Нет. Да и зачем мне адрес ихний? - женщина равнодушно пожала плечами. - Своих забот полно. А квартиру Асифу этому продали, теперь вот от азербайджанцев прохода нет. Понаехали, бестии! ... А ты сам-то кто будешь Свете? - спохватилась она - Родня, что ли?

- Отец я Анюткин... - глухо отозвался Цветаев.

- Отец? - соседка недоверчиво взглянула на него - Долго же ты ехал, отец...

* * *

Он не помнил, как снова оказался на улице. Медленно вышел во двор, тупо глядя в пустоту. Остановился, не в силах двинуться дальше, слепо щуря глаза.

- Вот так... - тихо прошептал он и, сквозь мутную пелену слез, вновь увидел женщину с маленькой девочкой, уходящих прочь в дождливый сентябрьский вечер. Отчаянно бежал за ними, но они неумолимо исчезали в серой моросящей мгле...

2000 год.

Москва.