Алексеева Яна : другие произведения.

Оковы равновесия 5. Мозаика души

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Почти два а.л. текста, а романтики пару абзацов...


  
  

Оковы равновесия - 5

   Мозаика души.
   Часть 1. Ритуал.
   Боль скрутила и обожгла даже сквозь наркоз. Ощущения и звуки неожиданно накатили, пробиваясь через призрачную пелену бессознательного, сонную тяжелую дрему.
   Неразборчивые резкие слова, выкрики, приказы. Агрессивные, и, кажется, отчаянные.
   Странное режущее чувство внутри... ведь его не должно быть?
   Будто тело и душу терзают огромные когти, а тонкие оголенные нити горящих нервов, до последнего момента соединяющие их в единое целое, рвутся со звонким, пронзительным звуком, словно струны гитары.
   Горячо, горячо, горячо, горячо! Больно!
   Но окутывающий тело и разум сумрак затягивал все глубже, отстраняя от ощущений тела. Но не разума...
   Звуки еще прорывались в гаснущее сознание, складываясь в слова, отрывки фраз, но уже не осознавались. Не собирались во что-то цельное, что подвигло бы на борьбу. С болью, забвением, смертью...
   А боль, горячая, рвущая, тяжелая, вспышками расползалась по непослушному телу, придавливая... выдирая из забвения. И уже непонятно, с чем бороться...
   ...теряем...
   Серость накатила волной, высветляя в погружающемся в темноту разуме отрывки воспоминаний, раскатывая сознание в белесую горячую полосу, свивая его в клубок, все быстрее катящийся куда-то... В свет, ледяной, маревом застилающий бело-голубую искру, разрастающуюся в воронку...
   Еще одна резкая вспышка боли, и...
   ...голоса...
   ...разряд! ...разряд! ...
   Светлая линия уходящей в воронку тропы внезапно оборвалась, сворачиваясь неаккуратным серпантином, дернулась, смялась и запуталась. Ломая сознание, выдирая его из тела, обрывая последние связи, ощущения, мысли...
   Боль, звуки, свет, тьма - все растворилось в бесконечности, в огромном ничто. Долгий, долгий миг не было ничего. Только мягкая, словно пуховое одеяло и такая же душная тишина, окутывающая туманом. Потом появился ветер, легкий прохладный бриз, овеивающий обрывки измученного сознания. Он все усиливался, и, наконец, подхватив серые полупрозрачные лохмотья души, куда-то потащил, раздергивая их на нити.
   Рывок, кружение, еще и еще, пока последние искры разума не погасли, затягиваемые цветным водоворотом.
   И снова боль, боль, боль, горячей волной захлестывающая... что? То, что осталось.
   И долгий полет сквозь бесконечность, что-то ласково шепчущую клубку мятой вуали. Расправляющую ее холодными мягкими прикосновениями, разглаживающую, пускающую по коже холодные мурашки...
   По коже...
   Мурашки?
   Я мерзну?
   Тело, у меня есть тело?
   И оно мерзнет. От холода... настоящего, заставляющего трястись мелкой дрожью, пытаться свернуться клубком, сжаться в комок, укрыться.
   Но нет, нет... не получается.
   Тело не движется. Нет сил приподнять раскинутые руки, шевельнуть сведенными судорогой пальцами.
   Нет... возможности двинуться. Запястья зафиксированы толстыми широкими браслетами, точно такими же холодными, как и ложе... Да, под спиной гладкий камень, а перед распахнутыми глазами пляшут огни свечей. Тусклых, оранжево-красных огоньков много, очень много, и они скорее скрывают все, окружающее меня, чем...
   И складываются в узоры, резкие, ломаные, постоянно меняющиеся, почти... живые?
   Как странно, нет ни удивления, ни страха, словно все эмоции остались где-то там... где? Там, где остался яркий белый свет ламп, шелест бумаг, которыми набита медкарта, звяканье стали о сталь, голос анестезиолога, велящий считать... зачем? Ни страха, ни любопытства, серая полоса, ничто... Память как полустертое полотно.
   Равнодушие. Словно из души вырвали кусок, оставив пустое место с неровной кривой заплаткой, пришитой на скорую руку.
   А тело... оно было. И пока этого довольно.
   Ноги словно горели, горячие искры бежали от кончиков пальцев по нервам, собираясь в огненный ком где-то в животе, в обжигающем очаге, а потом накрывали с головой, возвращая ощущения полнее и ярче с каждой волной.
   Вот только не шевельнуться, никак.
   Живительный ток прерывался в лодыжках, закованных в каменные колодки, леденящие кожу.
   Голова тяжелая, внутри словно от виска к виску железный шарик перекатывается, и бьется, бьется о кости черепа. Губы сухие, во рту мерзкий железистый привкус. А перед глазами все так же пляшут огоньки.
   Это... раздражает. Неожиданная эмоция, такая яркая, словно открыла какой-то шлюз. В сознание хлынули звуки.
   Потрескивание свечей, стук, звяканье, завывание ветра где-то далеко и... голоса.
  
   Голоса.
   Разговор где-то там, за преградой из свечей. Людей не видно, но различимы слова, складывающиеся во фразы. И странно, незнакомые, чужие уху звуки почему-то понятны, складываясь в предложения, речь течет, наполненная смыслом, настроением, интонациями.
   Собеседников трое и они легко различимы. Шелестящий и вкрадчивый, но, кажется, привыкший повелевать, другой полный спокойной уверенности профессионала, чуть глуховатый, еще один хриплый, нервный и суетливый.
   Диалог вился тонкой нитью по краю сознания.
   - Ну вот, видите, господа, - это нервный, - все в порядке. Жива, дышит, на внешние воздействия не реагирует...
   - Но объяснит ли мне кто-нибудь, отчего эта девица почти умерла? - вкрадчивый спросил резко, - вы гарантировали качество ритуала?
   - Несомненно, - спокойный голос бестрепетно оборвал обвинения, - но только ритуала, никак не материала, который, если помните, предоставлен был именно вами! И гарантий того, что тело и душа его выдержат, я не давал. Если бы вы воспользовались заготовкой... - отчетливо прозвучавшие лекторские нотки до зубовного скрежета разозлили вкрадчивого господина. - А так линии магического напряжения в теле, для этого не предназначенном, только его выжигают.
   - Да, да, да! - оборвал вкрадчивый, - но вас рекомендовали как лучшего специалиста!
   - И стоит слушать его рекомендации. Кроме того, кукла еще дышит. Вы что-то еще потребуете? Я - ритуалист, не целитель.
   - Тише, тише господа! - вмешался нервный, шелестя какими-то бумагами, - успокойтесь. Стоит завершить ритуал. Время не ждет!
   - Последняя проверка, - спокойно проговорил ритуалист, - ваш приказ должен быть первым. Я проверю реакцию и зафиксирую эффект.
   Огни свечей дрогнули, расходясь, обозначая дверной проем за плотными портьерами. Странный занавес, отделяющий внутреннее, холодное, равнодушное и спокойное ядро, похожее на стылые глубины замерзающего осеннего озера от внешнего мира.
   В проеме возникла фигура. Высокий силуэт или просто кажущийся таким для меня, распластанной по камням. Танцующие огни обрисовали хищный профиль, пышное, наверное, роскошное, одеяние. Камзол с широкими рукавами, из расшитой темной золотой нитью ткани, на плечи накинут плащ, скрепленный большой фибулой. В большом камне плясали кроваво-красные блики.
   Что-то внутри дрогнуло. Я равнодушно отметила, что когда-то это легкое шевеление было страхом. Не моим, чужим, выматывающим и опустошающим почти ужасом.
   Моргнула, пропустив момент, когда вошедший оказался рядом, наклонился, вглядываясь в мое лицо. Тяжелый мускусный, терпкий и сладкий до приторности запах, накрыв с головой, заставил затаить дыхание. Дрогнули онемевшие пальцы, по мышцам прошла судорога, плечи и шею повело, сводя от боли.
   В поле зрения возникла еще одна фигура. Коренастый мужчина, в наряде попроще, и даже в свете пляшущих оранжевых точек, казался совсем обыкновенным. Никаких кружев, бантов, камней, золота. Он коснулся лба кончиками пальцев, нарисовал на коже узор, ожегший огнем.
   - Рефлексы в норме. Прошу - приказ, я готов к фиксации.
   - Посмотри на меня! - вкрадчивое шипение заползло в уши, повелевая, приказывая. Я сосредоточила заторможенный плывущий взгляд на узком хищном лице, запоминая. Что-то подсказывало мне - пригодится. Память пригодится...
   - Повторяй!
   И я повторяю непонятные, шипящие фразы, дерущие горло, с трудом выталкивая их из пересохшего рта. Понимание приходит мигом позже...
   "Я отдаю тебе венец... я отдаю тебе венец..." - колоколами билось в сознании.
   Вкрадчивый улыбнулся, глянул на ритуалиста, согласно кивнувшего и начавшего производить какие-то манипуляции вне поля моего зрения.
   - Возможно, - рука хищным жестом легла на шею, чуть сжимая, - когда я закончу с ее отцом, - ладонь с силой огладила тело сверху вниз, по груди, животу, бедру, - оставлю ее в живых, использую по прямому назначению.
   Тело не передернуло от омерзения только потому, что было распято на каменном ложе, какое омерзительное предвкушение было в голосе мужчины в роскошном одеянии.
   - Да, красивая кукла, - согласный спокойный голос, - заканчиваем. Вашу руку, господин...
   - Без имен.
   Серебряная игла кольнула кончик холеного пальца. Густая алая капля скатилась вниз, упала прямо на губы, расплывшись соленой кляксой. Ритуалист провел по нижней, размазывая жидкость и затянул неспешный неразборчивый речитатив. Вкрадчивый довольно и предвкушающе улыбнулся.
   Тени свечей плясали на лицах, искажая, будто бы обнажая истинную сущность этих людей. Чудовищную сущность. А внутри, в животе над горячим очагом, словно скручивался тугой небрежный узел c торчащими в разные стороны нитками. Потянешь одну и распустится...
   Так и надо?
   Не хочу...
   Крик из-за занавесей:
   - Скорее, скорее! - в голосе третьего царила паника.
   Шум, пронзительный треск, будто что-то деревянное ломается, гулкий грохот, от которого вздрагивает, кажется, все. И порыв ветра, раздувающий портьеры.
   Вкрадчивый исчез, словно растворился в темноте.
   Глухое буханье, взрывы. Камни под спиной потряхивает, слышится скрип сдвигающегося основания...
   А ритуалист стоит надо мной и все тянет и тянет свой речитатив.
   Откуда-то сверху начала сыпаться каменная крошка, сначала мелкая, потом все крупнее и крупнее. Камни оставляли на коже синяки и царапины. Особенно крупный с силой грянулся об алтарь совсем рядом с запястьем, раскололся на десяток длинных острых игл, разлетевшихся в стороны, словно от взрыва.
   Бок и шею словно ошпарило кипятком.
   А сквозь шум стало понятно, что оборвался речитатив заклинателя. Он медленно опускался на пол, держась за окровавленное лицо. В середине груди торчало что-то... острое.
   Узел в животе начал распускаться.
   Все вокруг тряслось, не переставая. Огни плясали на занавесях, сливаясь в яркие размазанные зигзаги, метались тени, сыпались камни.
   Грохот, гул, взрывы!
   И что-то подсказывает мне...
   Надо! Уходить!
   Надо, надо, надо!
   Здесь опасно! Пора!
   Уходить!
   Неожиданная вспышка ярости разлилась болью в запястьях и лодыжках. Вспышка алого золота и кандалы осыпались прахом.
   Рванулась в сторону, волоча онемевшие руки, словно бесполезные палки. Нечувствительные ладони скользили по окровавленному камню, ноги волочились мертвым грузом. Перевалилась на бок, потом на живот и съехала вниз с высокой лежанки. Прямо на теплое неподвижное тело ритуалиста.
   В ушах шум, гулко бухает сердце, но сквозь шелест и грохот до меня донеслось:
   - Здесь, здесь она! Скорее...
   Сознание погасло.
  
   Темнота отступала уверенно и спокойно, неспешно отпуская сознание, позволяя ему всплыть на поверхность, проявиться в реальности. Она будто истаивала, размывалась, а на ее месте проступала совсем другая, новая картина.
   Светло. Беленый неровный потолок, стены в светлых деревянных узких панелях, отполированных до блеска, большой подсвечник с потухшими оплывшими свечами на столе. Банки, пузырьки, склянки, куча тряпья, большой графин. Рядом кресло, потертое и расшатанное на вид. Сквозь раздвинутые занавеси в окно просачиваются солнечные лучи. И видны кроны деревьев, подернутые зеленой дымкой.
   Тепло, уютно и как-то спокойно. Под головой и спиной что-то мягкое, забинтованные руки лежат поверх цветастого лоскутного одеяла. Легкая ноющая боль в боку. Нет в теле болезненного льдистого оцепенения или выжигающего жара.
   Тишина.
   Спокойствие и равнодушное ожидание. Осознание того, что это не совсем нормально, но иного не ощущается...
   Что дальше?
   Сознание холодно и пусто, а память словно рваное покрывало, вся в прорехах и дырах, расползающаяся под прикосновениями. Внутри словно разобранная на кусочки мозаика. И, даже, кажется, не одна.
   Это не пугает. Зато требует действия.
   Окружающее вызывает странное чувство узнавания. Двойственное, частью будто бы удовлетворенное, радостное, окрашенное любопытством, а частью пренебрежительное, но дающее уверенность в безопасности.
   Спокойное ожидание.
   Повернула голову на звук отворяющейся двери.
   Отметила про себя, что тяжести и той боли, что сопровождала каждую попытку двинуться, сейчас нет.
   Вошли двое. Кажется, что были это совершенные незнакомцы, но тут же исподволь накатило странное чувство узнавания. Понимания. Один явно целитель. Невысокий и полноватый, в аккуратном светло-сером одеянии, похожем на мантию. По широкому вороту шел голубой кант. На широком круглом лице, едва он увидел, что я в сознании, расплылась широкая улыбка, перекрывая привычную вежливую доброжелательность.
   Второй - солдат, воин, наемник... рассматривала, перебирая в памяти всплывающие слова. Повыше целителя, в простой рубахе, но перетянутой десятком кожаных ремней. На поясе висят короткие ножны, сбоку, под рукой, целый набор ножей в удобных кармашках. На груди - бляха с каким-то гербом. Лицо хищное, худое, недоброе.
   Чем-то он похож на того, вкрадчивого... Властностью?
   Меня передернуло от неприятного холодка, скользнувшего по позвоночнику.
   Но я внимательно смотрела...
   Целитель, что-то приговаривая и протирая руки подобранным на столе полотенцем, быстро подошел к ложу, воин... пусть пока будет воин, замер у двери.
   Стерпев осмотр и ощупывание, чуть морщась от боли, простреливающей бок при касании, выслушала несколько непонятных певучих фраз, явно обращенных не ко мне. Вопросительно вздернула бровь, прокашлялась, выгоняя застрявший в горле комок.
   - О, госпожа, простите, все в порядке с вами будет, - проговорил целитель на понятном мне языке, - да, уже... - он задумчиво нахмурился, - через пять дней. И вы уже сможете вставать, а окончательно оправитесь от несчастья всего через десять...
   - Через два дня выступаем в столицу, - неожиданно категорично заявил воин, - Госпожа, прошу принять во внимание...
   - Госпожа ...не сможет! Не вынесет нагрузок! - возмутился целитель, - у госпожи тяжелая травма! Ведь... Похищение, попытка проведения ужасного ритуала!
   - Время не ждет! И именно поэтому! - резко оборвал воин, повысив голос. - Нам надо спешить!
   И закашлялся, прижав руку к груди.
   - Все, все, молчу! Вам тоже не стоит нервничать! И отдохнуть! Хотя бы эти ваши несчастные два дня. Кому лучше будет, если вы сляжете на сезон? Хоть и по приезду...
   Выговаривая воину, вновь замершему у дверей, целитель смотрел на меня.
   Что?
   Повинуясь подсказке подсознания, чуть двинула подбородком. Разрешающий удалиться кивок? Да...
   - Мое почтение, госпожа. Сер, жду вас внизу... - и мужчина в светлом удалился, что-то бормоча себе под нос про неуемных наемников, не ценящих усилий по спасению жизней. Своих и подопечных.
   Воин подошел ближе, недоверчиво на меня глянул.
   Ну что еще?
   Я равнодушно повела рукой, разрешая говорить.
   Само получается как-то. Язык жестов повелевающих...
   - Вы пролежали без сознания три дня. Ваш отец требует, чтобы вы были дома как можно скорее. Церемония передачи венца состоится через десятинник. Так что - два дня на восстановление и в дорогу.
   А он меня не любит, как нерадивую бестолковую девицу, бесполезную, вечно попадающую в неприятности, требующую постоянного контроля, но - имеющую над ним власть. Пренебрегающую безопасностью ради сиюминутных удовольствий. Глупую куклу, которую требуется беречь по приказу властителя... Опять по собственной глупости причинившую беспокойство множеству людей.
   Он меня почти ненавидит... но исполняет свой долг.
   И я послушно кивнула. Облизнула губы, набираясь решимости.
   - Вам что-то нужно?
   Я неопределенно повела рукой в сторону окна, не отрывая взгляда от усталого лица. Пожалуй, не буду затруднять ему работу. Потому что не понимаю, зачем мне это надо, если в последний раз привело на алтарь магического ритуала? Кто-то хотел сделать из меня куклу... Зачем?
   Венец... хм. Загадка. Я, кажется, их не люблю?
   - Пришлю служанку, - и воин, отвесив придворный поклон, вышел, четко чеканя шаг, будто не он сейчас заходился в кашле и зло сверлил взглядом подопечную госпожу.
   Хм...
   И теперь я лежу и думаю. Пытаюсь вспомнить имя. Хотя бы свое.
   Потому что надо. Надо знать имя.
   Имя!
   Мое имя!
   Это очень важно, как мне кажется.
   Все время, пока прискакавшая с легким топотом молоденькая служанка хлопочет вокруг, помогая подняться, умыться, меняет повязки, я пытаюсь вспомнить.
   Широкое зеленое платье, дважды обернутое вокруг талии, вызывает странное раздражение пополам с умилением.
   От запаха густой мази, накладываемой на лицо, подташнивает.
   Темно-серый мешковатый наряд девицы, с длинными узкими рукавами, подолом, обшитым черной тканью и узким плетеным поясом-плеткой, кажется уродливой пародией на целительскую мантию.
   Обрывки памяти складываются то так, то этак, не желая собираться в цельную картину.
   - Госпожа, повернитесь... госпожа, наклонитесь... - щебечет служанка.
   Я сижу, послушно поворачивая голову, а девица гребнем разбирает мои волосы, сплетает в косу. Длинные, до пояса, удивительно светлые волосы.
   А перед глазами картины кружатся. Разные, странные, чуждые, непонятные.
   Торжественная музыка, богато украшенный зал, сотни свечей...
   Комната с низкими потолками, по стенам бегут синие и зеленые огни, кто-то громко и ритмично орет...
   Чинная конная прогулка по парку и стремительное передвижение в толкающейся и пыхтящей толпе.
   Госпожа...
   На миг боль сдавила голову, стрельнула в виски.
   Служанка отшатнулась, заметив гримасу на лице. Охнула испуганно и замерла сусликом.
   Махнула рукой, выгоняя дурную девицу прочь. Та умчалась, что-то причитая о том, что мне нельзя гневаться и нервничать.
   Злость полыхнула золотом, омыла тело, ложась на запястья желтым цепями.
   Я хочу знать!
   Я... госпожа... Ивон!
   Да!
   Картинки мозаики начали складываться в единое целое, все еще зияющее прорехами, но...
   Посмотрим...
   Я прилегла, прикрыла глаза, устраиваясь удобнее. Мной овладело отстраненное, спокойное любопытство, словно бы все происходит не со мной, словно это не моя память, а просто сложная мозаика.
   Просто сложная работа... для госпожи Ивон.
  
   Итак, госпожа Ивон. Ивон Верлийская, единственная дочь и наследница Ракота, Великого герцога Верлийского.
   Избалованная, капризная молоденькая девушка. Любительница балов, увеселений и флирта, ни капли не задумывающаяся о том, что происходит в соседних странах и родной ее Верлии. Да что там, она не задумывалась даже о том, что у нее под носом происходит.
   А происходит, точнее, пока только собирается произойти, дворцовый переворот... потом, быть может, гражданская война, затем просто война. Завоевательная. Ведь соседи давно точат зубы на город-порт, стоящий в удобной бухте, густые леса и заливные луга.
   Удерживает же иные страны от того, чтобы съесть аппетитный кусочек, древний рунный договор, скрепленный магией и кровью.
   Условия договора...
   О, по нему, зачарованный венец, как символ и принадлежность власти, должен быть передан наследнику в год шестидесятилетия предыдущего. Вместе с полнотой ответственности и владения. Иначе же, династия властителей прервется, договор, завязанный на кровь, силу и руны, прекратит свое действие... Земли потеряют хозяина, границы рухнут, и присоединить к себе их сможет полноправно любое государство. Какое успеет первым.
   Четкую связь задает древний заговор.
   Венец - хозяин - границы - гарантии неприкосновенности.
   Но Ивон об этом не думала, просто не обращая внимания на то, что говорит ее отец, учителя, советники. Жила, порхала, словно бабочка, с цветка на цветок, с бала на карнавал, с карнавала на прогулку. И все попытки отца выучить достойную, или хотя бы путную наследницу, не дать герцогству скатиться в пучину беспорядков, продолжить балансировать на игле между другими царствами, разбивалось о полнейше неприятие со стороны девицы.
   Она была такая, право слово, дурочка. И однажды, в один из теплых весенних дней, после очередного бессмысленного с ее точки зрения разговора не вернулась с конной прогулки. Пропала и стража, и спутники ее. Как в воду канули.
  
   А очнулась Ивон на алтаре.
   И там умерла, не выдержав долгой, изматывающей тело и душу боли. Умерла, оставив на камне, окруженном огненным кольцом, лишь оболочку, обрывки памяти и осколки души, ритуалом словно приколоченные к телу.
  
   Я так и эдак перебирала воспоминания, и понимала, что они не мои. Да и тело... словно чужое, платье на вырост. И эти тонкие и полупрозрачные занавеси, укутывающие сердцевину, словно чужие. Инородные, не желающие осознаваться единым целым с телом и душой. Я - словно разобранная на части игрушка, в которой теперь не хватает деталей. Как собрать?
   Но есть ли выбор?
   Есть.
   Пусть телом я буду госпожа Ивон, но памятью своей я буду считать не эту.
   Есть иные обрывки, смятые в комки, словно хрустящая бумага. Полные шума большого города, постоянного движения огромного количества людей, сложных интересных занятий. Вот только имени не было... Наверное, оно умерло там, вместе с телом.
   А общее у этих жизней было только одно. Они обе закончились болью и от обоих остались лишь осколки. Стоит ли собирать их во что-то полноценное? Получится ли?
   Проще оставить как есть.
  
   Небо за окном налилось лиловыми сумерками, пока я лежала, созерцая глубины сознания. Мимо текла жизнь. Забегала служанка, торопливо поджигая свечи длинной лучиной с синеватым огоньком на конце, с суеверным страхом косилась на меня. Заходил степенный улыбчивый целитель, уже знакомый даже по имени. Оуэн Серинский. Микстуры, мази, порошки были приняты мной послушно, беспрекословно и молча.
   Отстраненное равнодушие со стороны очень походило на прежнее высокомерное пренебрежение всеми, кто ниже по статусу, не интересен и бесполезен.
   Это и молчание, отсутствие скандалов и истерик, кажется, устраивало всех.
   Только мой опекун, хранитель и спаситель, сер Лейр Шинорский задумчиво и настороженно изучал новую меня, когда заходил проверить мое состояние и доложить о ходе подготовки к путешествию.
   Я же намеревалась исполнить все приказы отца и сера хранителя. Вот только сомневалась в собственной способности выжить после этого.
   Очень хорошо отпечатался в моей памяти голос вкрадчивого господина, требующего клятвы, той, что вынуждала отдать ему венец.
   Нет, не отдам.
   Что-то внутри противилось этому.
   Может, удача будет на моей стороне?
   Отрешенные размышления... и прикидка шансов.
   Нет, шансов нет...
   Но это не значит, что придется следовать предначертанному кем-то плану.
   Не-ет...
   Я же не кукла. Я просто не отдам никому венец...
   Хотя из-за этого жизнь моя после ритуала может оказаться весьма короткой.
   Впрочем... посмотрим. Прикинем. Решим.
  
   А за стенами дома Исцеления буйствовала весна.
   Яркой молодой листвой, ярким солнцем, серебристой дымкой в небе, парящей греющейся землей, всей этой недоступной красотой, я любовалась из окна, выходящего на задворки. Лес в отдалении, свежевскопанные, покрытые проросшей зеленью огороды, плодовые деревья в цвету, пустующий дворик. Вот и все, что можно было рассматривать, сидя в кресле у окна, в бессмысленном ожидании.
   Два дня... два дня...
   Время неспешно отсчитывало деления на оплывающей свече.
   Поздним вечером, пожелав самостоятельно спуститься на первый этаж, не беспокоя прислугу, стала свидетельницей одного разговора. А всего-то хотела воды попить, ну и было, правда, немного любопытно, каков этот дом в иных местах, помимо моей комнаты.
   Я неслышно и осторожно, морщась от ноющей боли в боку и слабости, стремительно растекающейся по телу, вышла за дверь. Скользнула по короткому коридору, придерживаясь за гладкую, медового цвета стену. Мимо дверей, косяки у которых были изрезаны рунами, светильников-плошек, подвешенных на полированные крюки. Теплое дерево под пальцами, казалось, придавало сил. Застыла у крутой лестницы, спиралью спускающейся на первый этаж, услышав голоса.
   Кажется, знакомые... Точно. Целитель и хранитель.
   Интересно...
   Присев на верхнюю ступеньку, закуталась в длинную алую шаль, поджала босые ноги, укрыв широким подолом. К ночи холодало, а по коридору гуляли зябкие сквозняки...
   Прислушалась, вжавшись в перила.
   Тихие голоса отражались от стен, словно в колодце, усиливаясь, гуляя тихим эхом между ступеней.
   - Вы уверены, Оуэн, что госпожа Ивон - в разуме?
   В голосе сера хранителя - беспокойство.
   - Разумеется, успокойтесь уже, Лейр... я мастер-целитель, все же... Лучше еще раз подумайте, стоит ли так спешить в столицу? Фактически на верную смерть...
   Целитель вздохнул.
   - Увы, мы все крепко связаны договорами и обетами, друг мой, - мрачно ответил воин. - И я, конечно же, сделаю все, что смогу, чтобы... выбраться из этой ловушки...
   Но обреченность в его голосе не давала повода поверить в удачу.
   - Что же ты так неудачно влез во все это беспокойство, ведь у тебя есть свое...
   - Никаких стенаний! - резко оборвал целителя сер хранитель, - поверьте, Оуэн, не стоит поднимать эту тему. Да, сменив статус, я бы ушел в целости, но... Глупостям и ошибками молодости нет прощения! И давно уже принято решение идти до конца!
   Ярость вспыхнула и угасла, оставив пепел.
   - Поверьте, есть выход!
   - Не стоит, Оуэн, не стоит...
   - Всегда можно начать заново, всегда! - в ответ на усталую просьбу воина проговорил целитель. - Посмотрите на госпожу Ивон. Вот кто фактически начал жизнь заново! Пережить такое и остаться в себе...
   - А по-моему, она все же не в себе, - заметил сер хранитель. - Совершенно на себя не похожа. И от того не верится мне, что ритуал не удался у того, кто устроил все это, и в столицу мы повезем завтра безгласную куклу. В конце концов, мастер там был...
   - ...несомненно! И ритуал в целом удался, но! Но он не был закончен! Связь с кукловодом не закрепилась и распалась. Госпожа Ивон совершенно точно не кукла!
   - И не сошла с ума? - задумчиво пробормотал сер Лейр.
   - О, друг мой, ты мне не доверяешь? Да. Произошедшее явно сказалось на ней. Боль телесная и душевная, разрушающая связи с миром... Но! Я целитель, и еще раз прошу, верь мне хотя бы в этом. Госпожа подопечная твоя в полном порядке! Соотносительно ситуации, разумеется. Свободы воли она не лишена, память с нею, разум тоже...
   - Но ее взгляд...
   - О, да, конечно! Она изменилась, просто изменилась. Считай, заново родилась. И сейчас полностью переосмысливает жизнь свою, - целитель Оуэн вещал воодушевленно. Но меня это не задело...
   - И что в том толку? - воина, кажется, тоже эта речь не особо порадовала.
   - Возможно, она еще удивит тебя, и, друг мой... как целитель уже просто требую - немедленно отдыхать! Спать, если хочешь завтра отправляться в дорогу. Все у тебя будет хорошо... я верю, - Оуэн тверд и спокоен.
   Быть может, он действительно знает?
   - Спасибо, друг мой... - сер хранитель устало вздыхает и, видно, отправляется выполнять предписание целителя.
   Звук шагов разносится в разные стороны, и кто-то из мужчин явно поднимается по ступеням.
   Неслышно поднялась, цепляясь за резные столбики перил, и на цыпочках ушла к себе, успев прикрыть дверь до того, как в коридоре раздался шелест подошв.
   Как интересно...
   Ну и...
   Что?
   Что, Ивон?
   Завтра в дорогу. Навстречу судьбе.
  
   Утром я, ожидая отъезда, сидела в зале на первом этаже, наряженная, словно кукла, в многослойное сине-белое одеяние с рунным узором по подолу, вороту и рукавам. На столе дымился в глиняном кувшине ароматный отвар, заливающий стены и пол рассветный огонь красил дерево в оранжевое золото, играя бликами на лакированных панелях.
   Красивое место, приятное, даже, можно сказать, благостное. Но я его покидаю.
   Меня, словно хрустальную статуэтку, безликие охранники прямо таки вынесли на улицу и усадили в большую карету, серо-коричневую, с большими колесами, плотными занавесям на разноцветных окошках. Крыша едва не проседала под сундуками с багажом... Следом внутрь просочилась девица в черном дорожном балахоне, служанка, забилась в угол и там затихла.
   Кучер свистнул, щелкнул кнутом по пыльной брусчатке двора, и четверка коней гнедой масти дружно шагнула вперед, потянув за собой передвижной дом. И у него оказался неожиданно мягкий ход... Но почему это меня так удивляет? Опять эта двойственность восприятия из-за обрывков памяти...
   Понятно, что это обрывки памяти двух разных личностей...
   Необычно, но сквозь отстраненное спокойствие не пробилось ни одной эмоции. Ни удивления, ни страха.
  
   Когда мы проехали в ворота, я, выглянув в окно, обернулась. Взгляд рассеянно скользнул по уходящему за угол двухэтажному дому из обтесанного бруса с синими ставнями на окнах, угловатыми рунами, черной вязью тянущимся по карнизу, алой черепичной крышей. Столбы ворот были украшены резными оленьими головами, что смотрели на улицу, гордо откинув развесистые рога, а попрек проезда висел на цепях овальный щит с голубыми рунами "исцеления".
   Пока сер хранитель не приказал задвинуть занавеси, я смотрела на город.
   Он будто-бы обтекал меня, словно неспешный водный поток, широкий и прохладный. Узкие чистые улочки, дома бревенчатые из серого камня с красно-коричневыми, яркими крышами, расписными наличниками, ставнями. Сады, узорчатые кованые заборы, поблескивающие на солнце стекла в узких переплетах оконных рам. И провожающие взглядами резные деревянные скульптуры. Орлы, сойки, лисы, волки, зайцы, кони и многие другие химеры, на столбах ворот, коньках крыш, оградах, просто будто бы выглядывающие из распахнутых дверей, следящие за гостями в отсутствие хозяев.
   Они занимали меня куда больше, чем попадающиеся ранней порой люди.
   Родовые тотемы, символы и обереги, сторожа и хранители удачи...
  
   Дорога, дорога... стук колес, свист кнута, перекличка сопровождающих, короткие разговоры с Лейром, краткие остановки на обед и ночевку, не в проплывающих мимо городках и поселках, а в перелесках и рощах. Пляшущий на дровах огонь, расходящийся кругами аромат травяного отвара, придающего сил и очищающего сознание, шатер, раскинутый на поляне, долгое предрассветное молчание.
   Гостиный двор, алые рунные ленты на стенах, люди, утоптанные дороги, брусчатка, выложенные камнями площади. Река, горбыли мостовых опор, украшенные рыбьими головами с хищно разинутыми пастями.
   Волчий вой по ночам, голоса женщин, выводящих длинную печальную мелодию.
   Дорога, дорога, дорога...
   Тропинки, проселки, обочины...
  
   Я - созерцала, перебирая пальцами длинную низку солнечно-желтых стеклянных бус. И молчала. Согласно кивала на просьбы и приказы, краткими жестами гоняла служанку, отдыхала, не выходя за пределы охраняемого круга, пила горькие микстуры.
   Набиралась сил.
   Готовилась, внимательно вслушиваясь в мир.
  
   Столица была совсем иной. Инородное включение, вырванное откуда-то и втиснутое в самое сердце величавой спокойной реки осколком скалы, зубом, о которое запнется течение.
   Голоса людей полны нервного ожидания, топот копыт по камням мостовой отдается в голове рокотом военных барабанов и бряцаньем железа. Серокаменные стены практически лишены украшений, а зажженные к вечеру фонари сине-белым светом только нагоняли жути по подворотням. Коньки крыш почему-то превратились шпили, увенчанные флюгерами, дружно проворачивающимися с пронзительным скрипом при порывах ветра.
   Дворец трехэтажной мрачной громадой возвышался над черепичными крышами двухэтажных домов. Закат пылал, отблески багровых лепестков ложились на камни, окрашивая стены кровью, в узких окнах трепетали ало-красные отблески огня.
   На аллее, ведущей к входу, деревья выстроились почетным караулом, в синем свете показались на миг вечной мертвой стражей. Я пошатнулась, но сер хранитель, подхватив под локоть, не дал мне упасть со ступеньки и плавно повел по широкой лестнице к распахнутым дверям. К человеку в черном с серебром одеянии, статному, словно высохшему старику, на лице которого застыла отстраненная злость, разочарование, ожидание.
   Склонившись в реверансе, я заметила на судорожно стиснутых пальцах перстни, а выпрямляясь - прячущийся в седых волосах венец, простой золотой ободок с вертикальными насечками...
   Медленно и осторожно, четко и ясно проговорила приветствие, просьбу о прощении, подобающие извинения... Но владетельный пока еще герцог мрачно скривился, обрывая речь, и жестом велел следовать за ним.
   По широким коридорам, по светлым и темным, изукрашенным золотом и гобеленами залам, складывающимся в длинную анфиладу, мимо рядов подобострастно зубоскалящих и шепчущихся за нашими спинами стражников. Чеканя шаг по белым с серыми разводами мраморным плитам.
   В тронном зале синие, расшитые солнечными лучами флаги струились вниз, словно речные воды, растекаясь цветистыми сапфирными узорами, играя бликами на колоннах, рамах узких окон, полу.
   Придворные застыли статуями вдоль алой дорожки, по которой отец взошел на трон, развернулся, ведя рукой. За моей спиной люди начали опускаться на колени. Сначала сер хранитель, потом стража. Прочие пластались почти до пола...
   Глупые, дурацкие церемонии, выдуманные для повышения собственной значимости. Кем-то из владетелей венца, в какой-то момент забывших, что возвеличивание себя и власти не есть главное. Главное - равновесие, танец на кончике иглы, баланс в мире, который когда-то хранили в Верлии.
   И я еще раз склонилась в реверансе, скрывая странное озарение, золотом разлившееся в глазах. Кольнуло в боку, так и не зажившем до конца.
   Тишина волнами разошлась по залу. Долгое, долгое молчание оборвалось резкой фразой Великого герцога:
   - Мы не желаем более слушать ничьих оправданий. Церемония состоится завтра, на третьем делении заряной свечи. Готовьтесь.
   Я практически легла на плиты перед тронными ступенями.
  
   Бессонная ночь прошла в раздумьях.
   Каков расклад у этой странной игры во власть? Фигуры расставлены так давно, а первые ходы сделаны за много лет до моего рождения.
   Что может сделать пешка?
   Разве что попытаться пробраться в ферзи...
   Утро застало меня у окна.
   Рассветное солнце не заливало алой волной весь город, а накрывало его нежно-розовым покрывалом, выгоняя с узких улочек, подворотен и тупиков густо-синие тени. Флюгера разбрасывали по крышам золотые блики.
   С первыми лучами нового дня в покои, затянутые от пола до потолка розово-бежевыми шпалерами, просочились щебечущие безголовые девицы-горничные, в последние годы заменившие почти полностью старый штат камеристок и камердинеров.
   Прическа, платье, легкий завтрак. Отстраненно следуя привычному когда-то ритуалу, отмечала лишь насмешки и злорадные ухмылки на лицах служанок.
   Кукла была готова вовремя.
   Снова длинные коридоры, стража, пренебрежение во взглядах, опасность, подстерегающая за углом.
  
   Ну что, главная задача - выжить и победить?
   Нет.
   Выжить.
   Сохранить равновесие.
  
   Часть 2. Побег.
   Перешагивая порог тронного зала, спросила себя, что будет, если я погибну, не успев получить венец, или так и не передав его кому-то...
   Нет, не погибну.
   Никто... не допустит осечки. Некто, поправила я себя. Некто.
   Но, тем не менее, игра пойдет всерьез.
   И что будет с дрожащим сейчас на кончике иглы миром, чье спокойствие были призваны хранить тогда, давно, еще не Великие герцоги Верлийские? Кем они тогда были?
   На запястьях нагрелись и налились тяжестью невидимые браслеты, по коже скользнул едва заметный золотой отблеск.
   Герцог, отец, стоял посреди зала, на первый взгляд кажущегося пустым, но на второй - просто лишенным посторонних, придворных, стражи, слуг. В тех, кто стоял вдоль стен, словно была выхолощена суть, остались только инстинкты, такие же древние, как мир, как рунный договор, как Венец... Стая, хищная стая замерла, готовясь рвать, терзать и проливать кровь вожака, потерявшего кнут. И делить, делить до последнего власть и силу... А герцог стоял, и словно купался в серебрящейся сини, стекающей с полотнищ, под ногами его по плитам пола змеились тонкие темные нити рунной вязи, сплетаясь в сплошное узорчатое полотно. Вокруг него словно расходились волны холодной пустоты, образуя четкий круг, внутри которого он еще несколько мгновений будет неприкасаем и непобедим.
   Я - тоже. Пока за моей спиной Лейр Шинорский, сер Хранитель, и его люди. Их мало... очень мало. Но все они при оружии, под черными одеяниями, кажется, кольчуги. Тоже - хищники, органично влившиеся в царящее здесь напряженное ожидание крови.
   Иду, считая шаги, до круга пустоты, словно продавливая ставший неожиданно густым воздух, с трудом выдавливаю застывшее в легких желе, принуждая себя дышать.
   Страшно?
   Нет...
   Странно.
   Этот человек, мой отец, очень похож на того, который стоял надо мной, распятой на алтаре мага. Они - родичи?
   Мысль эта заметалась в пустой голове, холодом прошлась по спине, но так и не смогла скинуть с разума оков отстраненного равнодушия, укутывающего меня ватным коконом.
   Еще шаг.
   Круг.
   Точка.
   Разворот.
   В миг, когда мы замираем друг напротив друга в тишине такой звонкой, что кажется - это весь мир затаил дыхание, глядя в глаза друг другу, герцог понимает, что здесь и сейчас не его дочь входит в круг, ступая на линии ритуальной вязи.
   К лучшему ли, к худшему, но обратного пути нет, и с губ герцога срываются первые слова ритуала Отречения. Снимая с головы простой, с поперечными насечками золотой обруч, протягивает мне на ладонях. Старое золото мерцает, перламутровые отблески бегут по кругу. Сила древнего рунного договора течет по нему, разогревая воздух и обжигая кожу рук. Сила ворочается в крови, просыпаясь, струится по венам, расходится по телу... Сила...
   Руки сами тянутся вперед, принимая главное - венец. Слова ритуала проходят мимо сознания, не уверена, что вообще что-то говорила. Это не главное. Немеющими пальцами перехватила, неловко подняла, и вот символ власти и равновесия мира лег на лоб, плотно обхватил виски, плотно прижимая уложенные в сложную прическу волосы.
   Я приняла Венец, вместе с долгом, тяжелым бархатным плащом опустившимся на плечи.
   Посмотрела на бывшего герцога, пока сердце мерно отсчитывало удары. Эти последние мгновения, тягучие, длинные, приторно-медовые, обернулись словами, завершающими гулким катреном разнесшимися по тронному залу.
   Ритуал, для которого важно было лишь наличие наследника, завершился.
   Сейчас начнется другой...
   Сейчас прольется чья-то кровь...
   Древние силы отступили обратно, за грань реальности, ушли, оставляя за нами право решать за себя.
   Людское - людям...
  
   А в следующий миг мир распался на череду резких, ярких картин, быстрых, словно вырванных из действительности. Вспышками белого огня, расцветающими на кончиках светильников.
   Р-раз!
   И в горле бывшего герцога возникает белая короткая стрелка. Тело, уже безжизненное, оседает в рунном кругу, взметнувшиеся было руки опускаются, короткий сип... Шаг в сторону.
   Два.
   Звон и грохот наполняют тронный зал.
   Порыв ледяного ветра уносил свет, заодно выдирая меня из круга.
   Стоять - смерти подобно.
   Удар сердца спустя, огни, чадно фырча, вспыхивают снова. Отблески алыми зубьями пляшут на стенах. Искрят сапфиры.
   Кровь... под ногами.
   В сторону.
   Кто-то тащит меня за руку, выворачивая запястье. Куда-то.
   К выходу?
   Нет. Сквозь шум разбираю, как с грохотом захлопываются тяжелые створки.
   Три.
   Сталь блестит, летит, брызжет в лицо кровь, багряным узором ложась на кожу и светлую ткань.
   Свистят стрелы... если я их слышу, значит это в меня...резкие хлопки тетивы.
   Свалка. Все - против всех.
   Куда меня тащат?
   Вспышка!
   Лейр, хранитель, отшвыривает меня к стене.
   Что-то выбивает осколки из камня совсем рядом. Мелкая крошка разлетается из-под ног, оставляя на коже царапины. За спиной - холодный мрамор, под ногами - скользкие ошметки...
   Колени спеленал длинный подол. Это так мешает...
   В центре зала свалка неожиданно затихает, темнота расступается, и из смутных теней воздвигается человек. Тот самый, старый знакомый, шептавший вкрадчиво у ритуального камня.
   Рядом ругается хранитель, с хрустом вытягивая клинок из чьего-то тела.
   А предатель и убийца, мерзкое отродье гнилозубой ведьмы и просто ублюдок протягивает ко мне руку и говорит:
   - Отдай мне венец, Ивон.
   Вторая занята коротким мечом.
   Он делает шаг вперед. Клинок описывает полукруг, веером разлетаются капли крови. Еще шаг.
   Я медленно поднимаю руки. Зачем? Не понимаю!
   Мир отдаляется. Краем сознания отмечаю чей-то предостерегающий вскрик.
   Запястья обжигает будто огнем, перед глазами танцуют блеклые кляксы.
   Хранитель, обернувшись, кинул на меня зло-отчаянный взгляд. Он, он и его люди, которых осталось всего ничего - двое или трое - прикрывали меня, теснили к стене. Что за клятвы держат его рядом со мной?
   Некоторые тела на полу нашпигованы стрелами. Арбалетными? Откуда? С широких карнизов, скрытых за полотнищами флагов.
   Я поднимаю руки? Зачем?
   Люди застывают, словно мухи в меду.
   Замирает мир на кончике иглы.
   Так что мне надо сделать?
   Да...
   Встряхнув ладонями, сдернула с пальца перстень с родовой печатью, закричала, срывая голос в хрип:
   - Отрекаюсь! От крови и рода творящих обман!
   И швырнула кольцо прочь, оно кануло во тьму.
   Мир снова закружился в бешеном танце, размазываясь в цветные полосы. Только и успела заметить, как на лице требовавшего венец человека сменяются друг за другом маски превосходства, удивления, ярости и безумной злобы.
   Порыв ледяного ветра рассыпался веером серо-стальных искр. Плиты пола застлал странный густой туман, он выбрасывал вверх чадные черно-желтые щупальца, опутывая еще живых людей.
   Вспышка, темнота.
   Торжествующий вопль, грохот падающих камней, блеск стали, вихрящейся в в причиняющем боль глазам остром узоре.
   Мы куда-то пятились, хранитель отражал удары, и казалось, вот-вот, что-то изменится...
   Вырвемся?
   Но под скользкими от крови пальцами поехала, куда-то проваливаясь, стена. В шею кольнуло болью, расцвечивая мир фееричными цветами, вспыхнули огненные круги. Мотнуло в сторону, отбрасывая на пол, протащило по плитам, сверху складками легли обрывки огромного гобелена. Придавило, словно плитой.
   Сознание плывет.
   Я вижу, как Лейр, развернувшись, отражает чей-то удар и оседает от подлого удара в спину. От последнего своего солдата, а тот падает, поймав в лицо короткий белый болт...
   И снова...
   Темнота, тишина...
   Тишина...
   На этот раз звонкая, но в то же время какая-то объемная, полная звуков, гуляющих от стены до стены.
   Подземелья?
   Сознание медленно всплывало из глубин. И снова - холод, боль и отрешенное спокойное ожидание.
   Опять на алтаре?
   Нет, у стены. Онемевшие руки вздернуты над головой, запястья закованы в холодные браслеты. Обрывки платья едва прикрывают тело, спину холодят шершавые камни, вывернутые плечи тупо ноют от собственного веса, а ноги едва касаются пола кончиками пальцев.
   Что-то позвякивает в отдалении, вода мерной капелью падает вниз, пахнет сыростью, железом и подгнившим деревом. Шуршание ткани, совсем рядом. Теплое дыхание касается кожи, обдавая запахом вина и гари.
   Шаги, затихающие в отдалении, тихий стук железа о камень.
   Человек?
   Отошел...
   И я медленно приоткрыла глаза. Осторожно выдохнула, осматриваясь сквозь слипшиеся ресницы.
   Стены из серого камня, гладкий пол, блестящий в свете двух чадных светильников, неглубокая выемка, где я висела, буквально пришпиленная железными оковами, перегораживала частая решетка. И напротив, шагах в пяти-шести, был еще один огороженный проем, в котором я разглядела в свете колеблющихся на ледяном сквозняке огней, еще одного пленника. Мужчину, точно так же распятого у стены.
   Чуть в стороне каменные своды расходились, создавая ощущение, что там - большой зал. Не поворачивая головы можно было заметить ритуальный камень, по краям которого плясали сине-зеленые огни. Человек в свободном черном одеянии, судя по теням, ходил вокруг него, шелестя подолом по плитам пола. Остановился, обернулся, поведя рукой, отчего светильники вспыхнули ярче, заливая закуток ярко-оранжевым огнем. Боль резанула по глазам, слеза скатилась по щеке. Я сморгнула, вглядываясь в человека напротив... А что еще делать?
   Мужчина... в каких-то черных обрывках, волосы спутаны, лицо покрыто грязными разводами. Но что-то мне подсказывало, что я знаю кто это такой. Это Лейр Шинорский, мой хранитель.
   А кто же еще? Кто еще связан со мной столь крепко, чтобы не бросить в тронном зале под атакой полусотни хищных тварей? Клятвами, ритуалами, верностью и честью...
   Но вот для чего мы здесь?
   Гадать не буду, потому что рано или поздно узнаю точно. Только хотелось бы остаться при этом в живых... Но кто пешку спрашивает?
   Отстраненная холодность в душе не давала скатиться в истерику или панику.
   Пока я жива, игра продолжается... Да и венец все так же давит на виски.
   Вот только ход свой я сделать не могу...
   Да и думать не получается, я просто фиксирую происходящее, словно бездумный записывающий аппарат из моих обрывочных воспоминаний.
   Парой вдохов спустя удалось чуть повернуть голову. Боль штырем вонзилась в затылок, проткнула насквозь шею. Но стало лучше видно алтарь и человека, ходящего вокруг него.
   Да, это ритуальный круг. На черном, масляно поблескивающем в свете огней камне, исчерченном рунами так, что не осталось ни клочка свободного места. И руны эти едва заметно мерцали в своем, отдельном ритме, затягивая взор в глубину, заставляя забыть...
   Брр!
   Человек... ритуалист замер, раскинув руки, и начал речитатив. С каждым словом огоньки, пляшущие на камнях, разгорались все сильнее, и, кажется, все горячее становилась кровь, текущая во мне. Незримый ветер начал легонько трепать широкие рукава его балахона.
   В раздражении я дернула руками, проверяя крепость оков. Выгнулась, когда жар прошел волной по спине, кажется, выжигая позвоночник.
   Напротив дернулся и застонал, приходя в сознание, Лейр.
   Мы почувствовали это одновременно?
   Один вдох, и он уже обшарил взглядом весь доступный ему кусок пространства. Долго, с три удара сердца, смотрел на меня, потом на измученном лице проступила горечь. И злость, печаль, обреченность...
   Странно. Я не могу видеть выражение его лица. Но я... чувствую его эмоции.
   Это... не хорошо, кажется.
   Человек у алтаря на миг обернулся, не прерывая речитатива.
   Черный провал вместо лица под глубоким капюшоном, словно и нет под одеянием ничего, ни капли плоти, а только дым.
   Лейр застонал и обмяк, содрогаясь мелкой дрожью, меня выжигал накатывающий изнутри огонь. Хотелось вжаться в холодный камень, сплавиться с ним, чтобы облегчить боль. Пальцы свело судорогой, воздух загустел, забив рот и нос.
   Слова ритуала взвились в воздух ритмичным пронзительным песнопением.
   Свет над алтарем вспыхнул, высветив на миг все до единой трещинки в стенах, сгустился и застыл в вышине ярко-синим шаром, словно оплетенным нитями черненого серебра.
   Сердце замерло.
   И вновь побежало, заходясь паническим перестуком. Сквозь гудящую в ушах кровь, расслышала свой собственный стон.
   Огненный шар распался на искры, медленно оседающие на камни, оставляя в воздухе длинные светящиеся дорожки.
   Шею обожгло болью.
   Нечто, по ощущениям похожее на огненную змейку, вырисовывало на коже сложные узоры. Круг, второй, третий...
   Разглядела в миг, когда боль слегка утихла, уже не заставляя жмуриться, как ярко-алая лента вьется по шее моего хранителя. Точно так же, как у меня, раз за разом, оставляя черный выжженный след, соединяя и связывая тела и души в единую систему. Вспыхнула и застыла между ключиц неразборчивой сложной руной.
   Зачем все это?
   Не знаю, ведь память моя - просто осколки, неправильная, искаженная мозаика из странных картинок. Да и не изучала глупышка Ивон ритуалов...
   Чего ждать?
   Боли, смерти?
   Когда человек в черном балахоне подойдет ближе, чтобы проверить результат...
  
   Он подошел, даже скорее подплыл, к узилищу Лейра, дернул за рычаг, отодвигая решетку. Бормоча что-то неразборчивое, покружил рядом, широким жестом извлек откуда-то из складок балахона связку длинных тонких спиц, выбрал одну, развернув холодно блеснувшие лезвия веером. И резко воткнул куда-то в грудь моему хранителю.
   Я поперхнулась. Дыхание перехватило от боли. Будто иглу в солнечное сплетение воткнули...
   Но, кажется, действительно воткнули...
   Не в меня.
   Спицы исчезли, появился короткий нож. А мой хранитель приведен в сознание искрой, сорвавшейся с пальцев мучителя.
   И сквозь слезы боли я смотрела, как это нож стремительно расписывает, нет, раскрамсывает кожу. Уколы, порезы, разрывы...
   Измученное, искаженное мукой лицо воина.
   Удовлетворение, расползающееся по подземелью. Извращенное, страшное, питающееся болью довольство.
   Я, кажется, рычала, выгибаясь. Лейр тихо шипел сквозь закушенную губу.
   А часть сознания, что ранее оставалась отстраненно-равнодушной, все быстрее наполнялась мрачной злобой.
   Этот ритуалист... провел связующий обряд! Как иначе назвать это!
   Я чувствую чужую боль, всего лишь некую часть её. Что же ощущает воин?
   Пелена боли все сильнее застилала сознание, отделяя разум от реальности.
   И прервалась, давая отдышаться. Я затихла, желая исчезнуть, провалиться, раствориться...
   А человек с коротким кинжалом повернулся ко мне. Скользнул ближе, приникая к решетку. Из-под капюшона на меня посмотрела голодная бездна.
   - Ивон Верлийская, - четко проговорил мучитель, - отдай Венец мне, достойному.
   Я растянула губы в улыбке, чувствуя, как злость изливается из души с хриплых, тихим, но категоричным:
   - Нет!
   - Ну что же... ты изменишь свое мнение.
   Все равно.
   Не отдам.
   Я зажмурилась, ища в себе силу...
   Но внутри была только злость. На себя, на мир, на судьбу.
   И все равно - не отдам.
   А боль, что боль? Придется притерпеться, сжиться с нею... К ней можно привыкнуть... не первый раз...
   Все просто.
   Отдам Венец чужаку - умру. Не отдам? Тоже, только позже...
   И снова...
   Волна горячего воздуха словно омыла кожу.
   Больно, больно, больно...
   Кажется, мучитель в черном плаще пытается заполнить моими криками это подземелье...
   Пальцы.
   Ладонь.
   Огонь на груди.
   Иглы.
   Ножи.
   Лицо Лейра. Такое нездешнее...
   Прости. Я виновата.
   Я прежняя - в небрежении, нынешняя в бездействии, будущая в беспомощности...
   Ало-черная плена полупрозрачной кисеей затягивала сознание, я словно медленно проваливалась в глубокий омут, в котором остатки разума просто растворятся, потеряются, исчезнут...
   Нет!
   Не туда снова!
   Не хочу!
   Отчаяние, приправленное злостью, позволило ненадолго вырваться из темной мути.
   Мысли судорожно заметались в поисках выхода...
   Выхода нет!
   Крики.
   Боль.
   Отчаяние. Где - чье?
   Выхода нет...
   Есть?
   Смерть?
   Нет!
   Жаль...
   Хранитель мой...
   Пропадает ни за что... не кричит, просто сипло дышит, обвиснув в кандалах...
   Единственный, кто пропадает так - из-за меня. Именно меня, Ивон... странной новой Ивон, собранной из осколков...
   Из-за своей клятвы?
   ...а мои клятвы?
   О чем?
   Хранить равновесие?
   Больно!
   Хранить Равновесие!
   Больно! Тонкая игла медленно приближается к лицу Лейра, на миг замирает напротив зрачка...
   Во имя Равновесия...
   Тело бьется в судорогах, выгибаясь, едва не выворачивая из суставов плечи.
   Ррррр...
   Больно!
   И огненно-рыжая волна ярости, злости, отчаяния выплескивается наружу золотой волной!
   Я вижу, как плавится и вскипает, разлетаясь брызгами, железо решетки...
   И тьма, радостно скалясь, снова принимает меня в свои объятия.
  
   Но ненадолго, кажется, совсем ненадолго. Потому что некая сила рывком выдернула меня из сумрачного небытия, неожиданно начавшего сотрясаться, словно болото в пароксизмах извергаемых газов.
   Я открыла глаза, когда откуда-то сверху начали падать камни. Под спиной мелко-мелко тряслась стена, огни светильников дрожали и прыгали, вытанцовывая диковинный танец, оставляя в воздухе затейливые дымные узоры, складывающиеся в огненные руны, застывающие неаккуратными кляксами даже под прикрытыми веками.
   Мелкая крошка и крупные булыжники с грохотом рушились на алтарный камень, пол, рассыпались осколками, поднимались в воздух забивающей горло пылью.
   Как же мне везет... на ритуалы и обвалы... В моей короткой жизни, той, что составлена из обрывков и осколков, уже второй раз на меня рушится потолок.
   Я не хочу быть здесь!
   Мучителя не видно, боль в теле слегка утихла...
   А оковы, хрупнув от первого же неловкого движения в робкой попытке освободиться, осыпались с запястий мелкой ржавчиной. И я медленно сползла вниз, распластавшись едва живой тенью на вздрагивающем полу.
   Вдох, выдох...
   Разум медленно приходит в равновесие, но ни думать, ни двигаться я просто не смогу, кажется...
   Чувств нет, есть только странная легкость полностью обессиленного тела. Раскинувшись в закутке, словно полумертвая морская звезда, без единой мысли, без чувств, без желаний, просто дышу. И смотрю, как пляшут на отполированном потолке огненные змеи, сворачиваясь в кольца между стремительно расползающихся трещин
   Отблески факелов? Нет.
   Отражение медленно гаснущих на покрытых синяками и ссадинами руках тонких словно бы золотых нитей, спиралью накрученных от запястий почти до локтей.
   Медленно провела пальцами по коже, пытаясь найти неощутимые браслеты, тронула Венец, все так же слегка стискивающий виски.
   По телу прошла теплая волна.
   Сила?
   Ну... хорошо.
   Что дальше? И где, собственно, мой мучитель?
   Встала, преодолевая слабость, сначала на колени, неловко выпрямилась, шагнула, выбираясь из закутка, с трудов удерживая равновесие на танцующем полу. Споткнувшись обо что-то, едва не упала.
   Ах.
   Так вот он, палач! Неопрятной, присыпанной серой пылью кучей лежит на полу, темное влажное пятно расползается на плитах рядом с ним. Тяжелый запах крови и жженой плоти забивает ноздри. Сглатывая тошноту, переступила через тело, принявшее на себя удар из множества капель-стрел расплавленного железа.
   И сейчас я не хочу думать о том, как это получилось.
   Сейчас важен только мой хранитель. Лейр.
   Еще шаг.
   Повиснув на решетке, выдохнула.
   Жив.
   Изранен, покрыт коркой из крови и грязи, без сознания, но жив.
   Я вижу, как вздымается грудь, слышу сиплое дыхание, даже сквозь шум осыпающихся сводов.
   Так...
   Надо...
   Что? Надо уходить отсюда...
   Как?
   Я прикрыла глаза, раздувая тлеющий внутри огонь.
   Во имя Равновесия...
   ...почему бы и нет?
   Мы теперь связаны... кровью и болью...
   Мы - одно.
   Мы - хранители.
   Вспышка видна даже сквозь прикрытые веки.
   И прутья под пальцами осыпались прахом.
   Кандалы, цепи и заклепки, едва их коснулся огонек, пляшущий на кончиках пальцев, превратились в ржавую пыль.
   Лейр же просто рухнул вниз. Я не успела его подхватить, да и как бы смогла? Тело мое для перетаскивания столь неудобных и тяжелых грузов сейчас не годится. Но придется.
   Перевернув мужчину, старательно вслушалась в его тяжелое дыхание.
   Все еще жив. Надолго ли?
   Мне нужна помощь. Это я понимаю четко.
   Чья угодно помощь. Человеческая ли, волшебная ли, согласна на любую.
   Но ее нет.
   И приходится волочить бессознательного человека, старательно давя мысли о количестве новых ссадин на его спине, до алтарного камня.
   Куда, куда, куда дальше?
   Оглядев большой сумрачный зал, своды которого терялись в вышине, а стены в поднятой непрекращающимся сотрясением пыли, двинулась вдоль цепочки чадящих факелов. Просто потому, что с другой стороны огни погасли... или не горели никогда. Ненадолго оставив Лейра, осторожно дошла до еще более темного провала лестницы, придерживаясь за стену и считая шаги. Вверх и вниз уходил ступени, расходясь с изгибом от небольшой площадки.
   И что же?
   Только довериться интуиции...
   Постояла, прислонившись к камням и считая удары сердца. Пережидая очередной камнепад. Острый, словно бритва, кусок, срезал кожу на плече, еще один побольше поставил, кажется, еще один синяк на спину.
   Я зло выдохнула.
   Пора убираться отсюда.
   А интуиция? Ох, молчит... Что же делать? Наверх я хранителя своего просто не дотащу. Да и кто там может ждать нас? Как бы не подручные мертвого палача, или те, кто устроили это землетрясение... Не хочу встречаться ни с теми, ни с другими. Никакая интуиция тут не нужна для принятия решения.
   Значит - вниз. Будет ли там нам приготовлена встреча получше, чем наверху? Не знаю...
   И бросить Лейра... не могу. Хотя и логика говорит, что он - не жилец. Но в душе поднимается волна яростного протеста.
   Он меня не бросил.
   Я его не оставлю.
   Мы связаны.
   Кровью и болью. Клятвами и ритуалами. Между нами цепь. И посреди нее - равновесие. Мы держим его вместе, пока живы.
   И будем держать...
   Весь мир на звеньях хрупкой цепи.
   Для этого надо жить. Обоим.
   Но если просто стоять, рыча от бессильной злобы, ничего не получится. А об огненной ярости можно подумать немного позже. Пока пусть она просто наполняет меня силой!
   Оттолкнувшись от стены, побрела, чуть пошатываясь, обратно.
   Краем сознания отметила, что трясти пол и стены перестало, и каменный дождь прекратился.
   Противная слабость не проходила.
   Лейр все еще дышал...
   Свет? Да, нужен свет.
   С алтарного камня подхватила два светильника, похожих на приплюснутые чашечки с ручками и крышками. На кончиках фитилей все еще дрожали синие магические огоньки. Внутри что-то плескалось.
   Отнесла к лестнице.
   Теперь хранитель мой... Еще жив.
   Медленно, осторожно подхватив под плечи и придерживая голову поволокла его к спуску. Под раздающийся откуда-то сверху угрожающий треск камней, вздрагивая каждый раз, когда рушился очередной кусок стены.
   По сторонам я не смотрела. Не было ни сил, ни желания любопытствовать, есть ли что-то нужное или полезное в этом подземелье. Темнота давила, вперед же гнало только упрямство и немного надежда.
   Хотя, кажется, тряска стала утихать.
   Еще десять шагов, пятясь, придерживая Лейра за плечи и стараясь не добавлять ушибов голове... И не фиксируя внимания на его ранах.
   Ах, как потом у нас будет все болеть!
   Если... Когда мы выберемся отсюда.
   Десять шагов, отдых... еще. Дальше. Ступени. Перенести светильники вниз...
   Раз, два, три... дюжина?
   Теперь мужчина...
   Все слилось в одну сплошную туманную пелену, она гасила сознание, не оставляя время задуматься, найти лучшее решение.
   Простые механические действия, сложная тяжелая работа.
   Вниз, вверх, перетащить тело, проверить, жив ли... Отдых на пять ударов сердца. И снова, и снова, и снова...
   Пока не кончились ступени.
   Я поняла это, только сделав полдюжины шагов по ровной поверхности. Это, кажется, был коридор, в синих отблесках светильника, который я с большим трудом удерживала в дрожащей руке, он узкой и, наверное, длинной кишкой уходил куда-то. Ритуального огня хватало, чтобы разогнать темноту всего на пару дюжин шагов. По сложенным из крупного шершавого камня стенам сочилась вода. Я cлизнула горькую влагу, на миг прикрыв почти бесполезные глаза... Пахло плесенью, сырой землей и немного, кажется, грибами...
   Как я устала...
   Хочу домой...
   Рядом со мной Лейр что-то простонал. Шею кольнуло острой болью. Присев, коснулась его руки, позволяя капельке золотистого сияния стечь с ладоней на его кожу. На миг стало холоднее, сильнее прежнего навалилась слабость, и я подумала отстраненно, что просто не смогу встать.
   Но тут от ступеней резко и сильно дохнуло воздухом, гулкий грохот прокатился по коридору, заметался между стен, оглушая и лишая последних мыслей. Мелкая каменная пыль осела на коже и лохмотьях платья, забила горло, мешая дышать.
   Прокашлявшись, я только вздохнула.
   Нет, нет, я не сдаюсь. Я все еще иду вперед.
   Во имя равновесия...
   Размяв закаменевшую шею, поднялась, подхватила один из светильников и побрела вперед.
   В голове снова воцарилась пустота. Я, кажется, просто окончательно отключилась от реальности, отдав тело на откуп инстинктам и силе, буде какая найдется, чтобы меня поддержать...
   Эти странные золотые браслеты...
   Или Венец, мертвым кольцом охватывающий голову и тянущий к земле.
   Бесконечное, мерное движение, через силу, едва не падая бездыханным трупом рядом с Лейром.
   Время потеряло значение, смысл происходящего пропал в бесконечном повторении. Шаги, шаги, шаги...
   Темнота, затхлый спертый воздух... и тупик.
   Через бесконечность упершись исцарапанными ладонями в гладкую перегородку, надолго застыла, привалившись к прохладному камню. И медленно задышала, старательно глуша истерику. Хотелось кричать и биться в стены, расшибая в кровь руки.
   Выход, выход, выход!
   Я же знаю, что это выход!
   Откройся! Ну же!
   Тупик был не особенно узкий. Раскинув руки, я смогла кончиками пальцев коснуться противоположных стен. И на них не было ни рычагов, ни тайных знаков, ни особых камней, на которые можно надавить, например, чтобы сдвинуть каменную дверь.
   Это дверь, я просто чувствую.
   Может быть, это выход, настроенный на кого-то конкретного, например мертвеца, оставшегося в ритуальном зале, или на некий тайный рунный знак?
   Что делать?
   Подумать...
   Присев рядом с Лейром, вслушалась в его дыхание. Тяжелое, неровное, с хрипами. И он так и не приходил в сознание. Что, впрочем, к лучшему... Я не чувствую его боли, ощущая только свою, что можно перетерпеть, не впадая в бессознательный амок. Если бы я воспринимала ее полностью, просто не смогла бы двигаться...
   Золотистое сияние с моих рук медленно перетекало на грудь хранителя, продлевая его сон. Да, если суждено умереть здесь, будет это не столь мучительно.
   Откинувшись на стену спиной, прикрыла глаза. Пальцами осторожно поглаживала плечо мужчины. Кажется, нащупав, единственны целый кусочек кожи...
   Обидно умирать здесь, в шаге от выхода, пройдя мучительный ритуал, вырвавшись чудом из пыточной, будучи при этом полноправной носительницей Венца.
   Если только...
   Во имя Равновесия эта дверь не откроется.
   Ах, я прошу и требую!
   Глупая старинная форма повелений владык, разве ее послушается какая-то неодушевленная дверь?
   Ладно, еще немного отдохну и снова все как следует осмотрю. Проход должен быть!
   Отерев руки о камни, привстала, мучительно не желая снова напрягать гудящие ноги.
   Неожиданно каменная плита под спиной с протяжным скрипом отъехала в сторону.
   И я рухнула в густую ароматную темноту. Прохладная, полная свежести волна накрыла с головой, смывая сознание в ласковую бездну.
   Мир мигнул, погас и снова разгорелся, расцветившись новыми, а точнее давно и прочно забытыми красками и запахами.
   В бархатной темно-синей вышине горели булавочные искорки звезд, обрисовывая темный силуэт словно бы обкусанной стены. Словно острые зубья гигантской челюсти нависали надо мной, готовясь рухнуть вниз с обрыва, в основании которого открылся выход на волю. Где-то там, вверху, раздавался грохот, мерцало алое зарево, абрисом вырисовывая неровные обломки, здесь же, внизу, в подрастающей свежей траве было темно, тихо и покойно.
   Машинально считая удары сердца, привычно уже подхватила Лейра за плечи и потащила вниз по склону. От потайного выхода ушла недалеко, шагов на двадцать, как вдруг грохнуло особенно громко, потом гулко бухнуло, словно схлопнулись гигантские каменные створки, и небо затопил свет.
   Обжигающе-белый, режущий глаза, он просто потек вниз сплошным потоком, вырисовывая неровный частокол стен, на несколько мгновений превратив мир в четкую, но странно-гротескную черно-белую картинку. За пару ударов сердца до того, как катящаяся волна настигла нас, я успела только досадливо и нелицеприятно подумать о собственном невезении. Самое время явить себя древним силам. Мне нужна помощь.
  
   Сон кружит и качает, словно на качелях. Вверх - вниз, сквозь густой белый туман, закручивающийся маленькими вихрями. Вверх, вниз, вверх...
   И я выныриваю, задыхаясь, пробив верхний слой облаков. И плыву над ними, струясь, словно ветер в синей вышине под жаркими лучами солнца. Оно греет, но не обжигает, колет острыми лучиками, словно иголками, а миг спустя за компанию растягивается, превращаясь в золотистую змейку, уже не ослепляющую, а мягко сияющую, согревающую ласковым светом. Мы летим вместе...
   И падаем в туманную бездну вместе, сплетаясь намертво, и единым целым ныряем в оранжево-алый океан, плещущий волнами от горизонта до горизонта. Все глубже, глубже и глубже, отлавливая по дороге нанизанные на невидимые нити пузырьки синего света, похожие на маленькие сапфиры, разбрасывающие кругом разноцветные искры.
   Добравшись до дна, я касаюсь его, подхватывая горсть серебристого песка, и спиралью ввинчиваюсь вверх. Распахиваю крылья и, в свете алых разлетающихся веером брызг, лечу, лечу, лечу...
   Чтобы открыть глаза, вынырнув из бесконечного и бессознательного в реальность.
   Я, кажется, проснулась, а странное путешествие в ало-золотом мире просто странный выверт усталого разума. Так гораздо проще, чем считать видения чем-нибудь имеющим глубинное значение.
   Что гораздо важнее, так это знание о том, где мы находимся, и кто нас сюда доставил.
   Нас - потому что пальцы мои лежат на перебинтованном запястье сера хранителя, и под тонкой тканью я ощущаю биение его жизни. Вот так, не глядя, не вслушиваясь в себя, я просто знаю, что он жив, рядом и все так же без сознания.
   А еще я чувствую себя сосудом, полным живительной влаги настолько, что она вот-вот польется через край, выплеснется от любого неосторожного движения и бестолку впитается в землю. И просто представила, как осторожно отливаю в полупустой кувшин, выравнивая уровень жидкости...
   Стало гораздо легче думать, а дыхание Лейра выровнялось, перестав напоминать отрывистый хрип старого полумертвого волка.
   Туман перед глазами словно развеялся, стало понятно, что над нами - скошенный низкий деревянный потолок, слева, совсем рядом, небольшое окошко, а лежим мы на широкой низкой кровати, скорее даже просто толстом матрасе, положенном на пол. Похоже на мансарду.
   Прекрасное ощущение чистого тела, свежего белья и теплого мехового покрывала навевало покой, да так и призывало: закрой глаза, поспи... Но! Нельзя...
   Венец!
   Нервно дернулась, ощупывая голову. Странно. Обруч на месте, уже привычно сдавливает виски, но волосы аккуратно расчесаны и заплетены в простую косу.
   Резкое движение разбередило ссадины, легкий зуд разошелся по телу, и, вздохнув, я осторожно приподнялась на локтях, а потом и села, опираясь рукой об узкий подоконник. Окошко выходило во внутренний двор, огороженный высоким забором. По утоптанной площади толклись люди, кони, телеги. Кто-то спешил покинуть двор через ворота, столбы которых были украшены резными лисьими головами. Остроухие морды почему-то смотрели не на дорогу, тянущуюся между холмов, а друг на друга, демонстрируя мне клыкастые челюсти.
   Шум до чердака не доносился, но пантомима во дворе была так выразительна... Телега с цветастым пологом выезжала за ворота, мохноногие низкие лошадки дергали хвостами и, отфыркиваясь, трясли гривами. Возница в синем выразительно воздевал руки, размахивая кнутом и что-то грозя безоблачному небу.
   Прогарцевашие нервно вдоль ограды гнедые кони угомонились, всадники, четверо в черном, спешились, перебрасывая поводья через коновязь. Двое или трое работников в простых домотканных балахонах подхватили объемный сверток из возка и куда-то потащили. Хозяева, двое в сером, остались стоятьр ядом, оглаживая нервных мулов. Промелькнул целитель.
   Интересно, но... все то же отстраненное равнодушие довлело над сознанием, не давая сорваться в истерику. Это хорошо. И в чем-то наверное, работало самоуспокоение.
   Я жива, Лейр жив. Все хорошо. Будет.
   От спокойного наблюдения за улицей меня оторвали шаги за стеной, и звук открывающейся двери.
   Я, снова невольно вцепившись в запястье Лейра, обернулась.
   В проеме возникла невысокая женщина, полная, круглолицая и светловолосая, в свободном платье с яркой рунной вышивкой по поясу. Увидев меня, расплылась в улыбке, обернулась назад, подхватив бежевый подол, и прокричала куда-то:
   - Эрдис, госпожа-то очнулась! - и шагнула вперед, чуть приседая в реверансе. - Вы позволите?
   Я молча повела рукой в разрешающем жесте.
   Я снова - простой наблюдатель, отстраненный от происходящего, анализирующий, спокойный. Интересно, когда появилась эта странная традиция - общаться с более низкими сословиями жестами? Кто решил, что слишком велик, чтобы снизойти до слуг? Давнее решение, ведь и жесты обрели точность и законченность, и многие жители герцогства прекрасно их понимали. Не оттуда ли пошел этот обычай, откуда и возвеличивание герцогского достоинства? Ведь не рунному договору и не Венцу это нужным показалось, а людям.
   Венец лишь проводник воли мира...
   Женщина подошла, стянула с ног теплое цветастое покрывало, помогла пересесть на край ложа, осторожно тронула Лейра, пугающе неподвижного, перебинтованного от пояса до подмышек, да еще и повязкой на пол-лица, за основание шеи, прислушиваясь к биению пульса. Покачала головой, поджав губы.
   - Ай, супруг ваш не совсем еще оправился...
   Я резко качнула головой, сдержав жест отрицания. Супруг? Теперь, наверное, можно сказать и так. Хотя ритуал связал нас как бы не крепче, чем брачные клятвы перед алтарем всех Богов.
   - Ну-ну, не переживайте. Я не целитель, но скажу, что не бывает такого ранения, которое нельзя вылечить при терпении и хорошем уходе.
   Но это не значит, что это будет легко. И быстро...
   - Руки-то расцепите, госпожа, а то мы намаялись, вас перенося. Чуть на шаг дальше, так сразу будто сердце заходится у вас, а господин так вообще метаться начинал. И давайте, я вашими пальчиками займусь...
   Я подала руки, женщина, выудив из кармана мазь в матовой баночке, ароматной жижей стремительно обмазала покрытую ссадинами кожу, натянула тонкие перчатки. Потом занялась ногами.
   Вопросительно качнула головой, удивленная сноровкой и явной привычкой к общению с высокими дамами.
   - А, госпоже интересно?
   Кивок.
   - Так до того, как трактир открыть, мы с мужем и в столице поработать успели, и в доме Исцеления, и в Благородном дамском приюте. Да и здесь, у самого Саренийского наместничества кого только не встретишь! Пройдемте-ка, тут в соседней... я помогу, - и подставила плечо, помогая мне подняться на дрожащие ноги, - комнатке посидите, пока муж мой вашим господином займется...
   - Благодарю за заботу, - прошептала, выходя из комнатки, тревожно оглядываясь на Лейра, а потом на поднимающегося по лестничке солидного мужчину.
   Бывший наемник... широкий в плечах, седой, по вороту серой рубахи вышиты руны защиты. Ладно.
   - Ну, - усаживая меня на пуф в личной спаленке хозяев, продолжила монолог женщина, - в нынешние времена люди должны держаться друг за друга.
   Я чуть расширила глаза, отрывая взор от полуготового гобелена с рунными благопожеланиями, растянутого на стене.
   - Да, да! В столице уж пятый день беспорядки, а тут позавчера в замке Наместника началось. Шум, взрывы, да потом и от самого замка мало что осталось... Мы вас там и нашли. Успели вы до последнего удара оттуда сбежать?
   Снова кивок.
   - И уж вы там не по доброй воле гостили, думается мне.
   Я скривила губы, прикрыла глаза. Не по доброй!
   Кажется, под веками собрались злые слезы, пробивая оболочку отстраненности. Я запрокинула лицо, прикрывая его широким рукавом одолженного одеяния. Мягкая ткань впитала соленую влагу.
   - Шшш, все нормально будет с вашим супругом, госпожа. Поправится. Главное сейчас для него - покой. Есть вам куда пойти?
   Женщина осторожно поглаживала меня по спине, проверяя, как заживают царапины, я же крепко задумалась.
   Дано - Сарения, замок наместника, день пути от столицы. Не хочу возвращаться ни туда, ни в любое другое место, где меня могут узнать как Ивон Верлийскую. Там Лейр не выживет... Мне достаточно Венца и долга, повисшего на плечах. И мира, танцующего на тонкой цепи, что связала меня с воином.
   И пошли ли уже слухи о том, что я отреклась от рода?
   Хм... А ведь у сера Хранителя есть дом. В Шиноре. Осколки моей памяти подсказывают, что сером Лейром Шинорским он не просто так назывался. Так только главы владетельных семейств величаются, и немалые владения им принадлежат обычно. Найдется, где жить.
   Да. Решение принято. Шинора. Два дня пути от столицы, три - из Сарении, если не изменяют мне обрывки знаний.
   Я решительно кивнула.
   - Мы не будем долго обременять вас, - сказала, взглянув в окно. И куда слезы делись, едва было принято решение? И как вовремя оно было принято...
   В окно хозяйской спальни было прекрасно видно, как к распахнутым воротам подъезжает десяток гвардейцев в зеленых цветах Сарении с руной "знание" на изумрудном штандарте.
   Дознаватели...
   Не по наши ли души пришли прославленные псы Ищущих? Будь мы просто беглецы и бывшие пленники или свидетели случившегося рядом сражения, внимания их мы получим с лихвой.
   Придется обрубать мосты.
   И голову стиснул невидимый и неосязаемый Венец.
   Как странно. Я только сейчас осознала, что хозяйка не заметила его.
   Значит, невидимый и неосязаемый чужими людьми... пока я этого не пожелаю?
   Вдох-выдох.
   Главное, сделать первый шаг.
   Поднявшись, потянула хозяйку следом, прошептав тихо:
   - Гости незваные, вам здесь не рады...
   И, кажется, каждое слово ложилось золотым знаком отрицания на саму реальность, стекая с пальцев видимыми только мне искрами.
   Осторожно, борясь с наваливающейся слабостью, прошла по узкому коридорчику, спустилась, цепляясь за резные деревянные перила по узкой лестнице. На галерее второго этажа, обрамляющей большой зал внизу, застыла, прислонясь к столбу, поддерживающему крышу.
   Каменные стены, узкие окна, сейчас не заложенные ставнями, к балкам подвешены светильники, между деревянных столов и скамей снуют люди. И от входа волнами расходится настороженность. Дознаватели в зеленом по-хозяйски расположились у дверей, перекрывая выход. Старший, оглядевшись, взмахом руки подозвал разносчика и что-то резко сказал. Парнишка, втянувшись в струну, замер на миг и метнулся к лестнице.
   Кто-то из одетых в черное гостей громко демонстративно засмеялся, поднимаясь.
   - И что здесь делают ищейки осиротевшей Сарении?
   - Выполняют свой долг! - поднялся одетый в зеленое хищник. - Разыскивают беглецов и дезертиров... Вы ли не из таких?
   Люди начали буквально распластываться вдоль стен.
   Что-то будет...
   Рядом тренькнуло. Обернувшись, поняла, что это хозяин уверенно заряжает уже второй арбалет коротким, изрисованным рунами болтом. Первый уже лежит на перилах, рядом, только руку протяни.
   Надо же, я и не заметила... Хорошим наемником был раньше владелец трактира.
   - Вы, госпожа, поднимайтесь наверх. К супругу.
   Я покачала головой.
   - Кому-то возможно, придется остановить... все это.
   На запястьях медленно нагревались незримые браслеты.
   В душе все сильнее вскипала ярость.
   В зале обнажилась сталь.
   Руки проделали все словно самовольно.
   Арбалет, прицел, выстрел. И между взъярившимися друг на друга людьми на миг расцветает огненный тюльпан.
   В воцарившейся тишине, разбавляемой чьим-то хриплым дыханием, мои слова слышно очень хорошо:
   - У вас в доме общем пожар, а вы ложки серебряные делите! Не злобой изливаться вам следует, а вместе воду носить, да стены обливать соседям, коли тушить свой поздно уже! И руки на сородича своего поднимать не сметь, с пожеланиями смерти! За порядком и правдой в мире следить! А не ждать, пока обрушится на ваши головы крыша, да не придавит насмерть! Пусть так и будет!
   Один из застывших внизу, словно мухи в янтаре, людей, меня, наверное, узнал. Попытался что-то сказать...
   Я погладила теплое деревянное ложе арбалета.
   Нет уж!
   - И властью, мне данной, мной унаследованной, моей кровью окупленной, я прошу и требую! Мира и покоя. Забудьте, что видели меня. Забудьте, что искали меня, верьте, что исчезла я без следа. Перстнем родовым наследника Джаи Верлейна одарите... А я - буду хранить вас издалека...
   Слова падали в пространство, выстраиваясь незримым рунным кругом. Я отрешенно наблюдала, как создается новый ритуал и заключается новый договор, странным образом накладываясь на тот, древний. Перед глазами кружились золотые и алые круги, сплетаясь в сложный, бесконечный ячеистый узор, накладывающийся на... на каменные стены, на мир? На эту реальность? На меня, сминая и перекраивая мозаику души?
  
   Во имя Равновесия...
   Слабость накатила волной, и я медленно сползла вниз, на пол из медовых гладких досок, не обращая внимания на сбрасывающих наваждение людей, не заметивших на мгновение помутневшего сознания, и продолживших разговор, теперь уже практически мирно. Сквозь подступающий сон разобрала еще раздраженное ворчание хозяина приютившего нас дома, подхватившего меня на руки:
   - Вот ведь, госпожа высокородная! Едва очнулась, а туда же, за новостями побежала... Какое ей дело, кто сей момент власть делит? Еле ходит, едва дышит...Ина, что же ты её не удержала?
  
   Эпилог. Равновесие.
  
   Небольшой городок в предгорьях Шинорского наместничества был укрыт снегом. Стены первых этажей, сплошь каменных, были засыпаны по самые окна, на коньках двускатных крыш нависали сугробы, карнизы, подоконники, деревянные наличники и ставни словно облеплены ватой. По палисадникам от центральной улицы к дверям тянулись узкие тропинки, а надвратные тотемы, столбы, заборы, деревья и кусты казалось, укутаны в белоснежные шубы.
   Вторая наша зима в Эриле выдалась спокойной, уютной и очень долгой. Честно - наступления первой я не заметила, за обустройством в доме Лейна, его лечением и долгими спорами с бывшим Хранителем Ивон Верлийской.
   Старый двухэтажный дом, один из многих, принадлежащих обширному когда-то семейству Шинор, оказался свидетелем немалого количества скандалов, доходящих порой до битья тарелок и блюдец из старинного сервиза на двадцать персон. А последний представитель рода категорически не желал выполнять наказы целителей.
   Его возмущала собственная беспомощность, мое спокойствие, с которым я вела дела. Неподобающие благородной леди поступки, поведение... перечислять можно было бы бесконечно. Проще сказать, что его возмущала сама необходимость того, что все возможное для выживания делала я. Начиная от уборки, заканчивая сбором информации о происходящем в герцогстве.
   Я же, швыряя о стены тарелки, будто со стороны на себя смотрела в такие моменты и высчитывала, когда какое дело можно будет вернуть под его руку.
   Это сложно, устанавливать равновесие в отношениях между людьми.
   Доверие и преданность, обязанности и права... сила и слабость.
   Пока не научишься балансировать на кончике иглы личных отношений, не стоит даже и пытаться начать перетягивание каната, получившегося в результате обновленных ритуалов Венца.
   Я, кажется, научилась.
   Но главное...
   Отстраненная холодность отступила, давая место радости, ярость и злость сменились любопытством, разум обрел цельность, а тело и душа более не были друг другу чуждыми, сдавшись и слившись под острожными прикосновениями мужчины... И настоящее равновесие наступило в ночь, когда мы стали истинно супругами.
   Странно. Я делилась с бывшим Хранителем силой, он со мною - человечностью...
   Неторопливо шагая по утоптанной узкой тропе, я мечтательно улыбалась. В корзине лежал теплый каравай, полдюжины яиц и кусок свежайшего масла. Дома ждал раздраженный Лейр, баюкающий снова разболевшуюся руку. Слишком рано он, по всему, взялся за разбор беспорядка, царящего в комнатах на втором этаже. Тренировка с оружием - как угодно долгая - дарила телу лишь приятную усталость, хозяйственные дела же - в основном ноющие суставы. Вот и сейчас, поворочав старую мебель, он сидит за столом на большой кухне и наблюдает за очагом, в котором греются, настаиваясь в тепле, лечебные травы. Время неспешно идет к обеду, пламя тихо мерцает на алеющих углях, и, кажется, мир застыл в полном спокойствии, затягиваясь паутиной рутины.
   Вот сейчас я, минуя два кованых забора, один с кошачьими головами и второй с цветочным узором, пройду сквозь засыпанный снегом палисад, взойду на крыльцо, толкая дверь. Где, у самого входа меня встретит Лейр, коротко улыбнется, забирая у меня из рук корзину, поможет скинуть широкое меховое одеяние, и, доведя до кухни, нальет в кружку теплого питья.
   Мы будем долго, до самого полудня сидеть бок о бок у огня. Облокотившись о плечо воина, я прикрою глаза, возьму его ладонь, и, ведя по мозолистой коже пальцами, позволю Венцу напитать силой мужчину. Тот лишь хмыкнет, заметив золотистое свечение, и возьмется за гребень, чтобы переплести мою длинную, ниже пояса, косу. Непокорная золотистая волна рассыплется по плечам...
   Венец же будет невидим и неощутим.
   Неожиданно виски сдавило, в запястье кольнуло болью.
   Резко развернувшись на окрик, взмахнула свободной рукой, порыв ветра взметнул широкий подол, плотная ткань опутала ноги. Я покачнулась и, не удержав равновесие неловко, боком, повалилась в сугроб.
   Кто-то, запыхавшись, подбежал, начал многословно извиняться, протянул руку. Медленно поднялась, вцепившись в пальцы молодого мужчины в светлом плаще с меховым подбоем, подняла взгляд, рассматривая открытое широкоскулое лицо - ясные серые глаза, прямой нос, упрямый подбородок; гордо развернутые плечи, рассыпавшиеся по ним каштановые волосы... Но перед глазами все стоял перстень, знакомы до последней грани. Родовая печать Великих герцогов Верлийских на темно-сиреневом камне в ячеистой оправе из темного золота. Тот самый, что я когда-то давно швырнула в лицо предателя и убийцы.
   Давно, больше года назад...
   Цепи Равновесия опасно натянулись.
   - ...и еще раз прошу прощения! - нахмурившись, завершил речь троюродный кузен, названный наследником в день заключения нового Договора.
   Я улыбнулась и скинула капюшон.
   Джаи запнулся, всмотрелся в мое лицо, ахнул, хватая за руки.
   - Госпожа Ивон!
   - Мой герцог! - высвободив запястья, отступила на шаг, утопая в снегу, и склонилась в придворном глубоком реверансе.
   - Мы так вас искали...
   - Нашли. И что же? - я выпрямилась.
   - Я рад... И мне очень нужен ваш совет, кузина... - немного растерянно улыбнулся мне молодой герцог, словно не ожидая от себя этих слов.
   О, мы многое говорим из того, что обычно остается непроизнесенным, когда в спину подталкивает сила.
   - Совет? Отчего бы и нет? - выбираясь из сугроба, проговорила я. - Будьте нашим гостем, Джаи! Пойдемте... здесь не далеко. Вот только корзину помогите донести!
   И вручила кузену ее, подхваченную со снега.
   В крови пела сила, Венец неприятно сдавливал виски, но долг не висел на плечах словно тяжелый зимний плащ, а струился, как призрачные искрящиеся на солнце крылья, и не ярость теперь меня вела, а лишь любопытство.
   Мое и Лейра, наше общее.
   Как дело и жизнь, разделенные на двоих.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"