Конный отряд из четырех человек во главе с уполномоченным из ГубЧК прибыл в село арестовывать Степана Никифоровича Едемского по прозвищу Степа Цыган. Дело было в 26-м году, и претензии к Степану Никифоровичу у ГубЧК были не из-за цыганских оттенков во внешности, а из-за того, что тот воевал в Белой гвардии.
Два чекиста поднялись на крыльцо, двое объехали дом, отрезая путь к отступлению. И все же удалось Степану Никифоровичу выбраться через окно. Сторожившие двор заметили беглеца, когда тот спустился под угор, к лодкам. Поняв, что уйти не удастся, георгиевский кавалер, прошедший две войны, не стал доставать из-за пазухи обрез за неимением такового. И не бросился вплавь, как Чапаев. Степа Цыган сложил ладони рупором и завыл по-волчьи. Кони взвились на дыбы, двое всадников вылетели из седел. Уполномоченный скатился под угор со сломанной шеей, второй чекист оказался опытным кавалеристом - упав на землю, не растерялся, а выхватил маузер и всадил пол-обоймы в Степана Никифоровича.
Семью Едемских чекисты, к счастью, не тронули. Тело уполномоченного увезли в город на подводе, а Степана Никифоровича похоронили на деревенском кладбище.
Историю гибели Степы Цыгана я знал от тетушки и читал в записях отца, составлявшего летопись родного села. С правнучкой же Степана Никифоровича я знаком лично. Из всех потомков своего прадеда лишь она удостоилась прозвища Цыганка.
Отец умер, когда мне было три с половиной года, и мы с мамой уехали из родного для нас с отцом села. Впервые с того времени мне довелось побывать на родине в 1972 году, в двенадцатилетнем возрасте.
Помню ощущения именно о той поездке. Я бродил по дому в какой-то щемящей и светлой грусти, безошибочно находя места и вещи, которые были связаны со мной и с отцом. В доме никто уже не жил постоянно, только на лето приезжала старшая сестра отца с тремя моими двоюродными сестренками и средняя сестра с сыном. Впрочем, о них я расскажу в другой раз.
Тетушка отправила меня на конюшню - передать какому-то Ивану Тимофеевичу, что председатель колхоза разрешил нам взять лошадь с телегой (или телегу с лошадью?) привезти дрова. Иван Тимофеевич, добродушный и не совсем трезвый дядька лет пятидесяти, ремонтировал какую-то упряжь, и на мою просьбу выделить подводу ответил, что все лошади пасутся на лугу за рекой. И ради меня и моей тетушки переться несколько километров у него нет ни малейшей возможности, поскольку на носу сенокос. Пока я соображал, причем тут сенокос, Иван Тимофеевич предложил:
--
А ты попроси Таньку-цыганку. Если она приведет лошадь, я тебе ее запрягу.
Догадавшись, что запрягать будут все-таки не женщину, а лошадь, я спросил, где можно найти эту самую цыганку. Иван Тимофеевич кивнул в сторону стоящей рядом избы:
--
Только ты её цыганкой не зови. Обижается.
--
А как мне её называть?
--
Зови Татьяной Никифоровной, не ошибешься, - с хитрой ухмылкой ответил конюх.
--
Как только я появился у забора, меня облаяла огромная дворняга, гулявшая по двору без цепи. Гавкала она так громко и грозно, что пришлось ее перекрикивать из-за калитки: - Татьяна Никифоровна! Через минуту-другую из окна высунулась девчонка примерно моего возраста и приказала псу: - Шарик, завянь. Брысь в будку. Удивительно, но собака покорно завяла и нехотя отправилась именно в будку. - Чего тебе? - Спросила девчонка. - Мне Татьяна Никифоровна нужна. - Я Татьяна Никифоровна. Дальше что? - Ты? Разумеется, я растерялся. Во-первых, в девчонке не было ничегошеньки цыганского. Во-вторых, звать по отчеству своих ровесников я как-то не привык. - Мне лошадь нужна, - заявил я девчонке. - Иван Тимофеевич велел Татьяну Никифоровну попросить. - А зачем тебе лошадь? - Дрова перевезти. - Много дров? - Деловито поинтересовалась девочка. - Не знаю, телегу, наверное. А может, и две. - Ты к кому приехал? - Танька спрашивала меня совершенно как взрослая. - К тете Лиде. Вот в том доме живу, - и я показал ей на наш дом. Девочка ненадолго задумалась, затем сказала: - Значит, так. Иди домой и скажи Лидии Александровне, что подвода будет через час. Возьмешь кусок черного хлеба и посыплешь сахарным песком. Потом натаскаешь вон в ту бочку воды из колодца, а я пока полы домою. Последнее задание меня возмутило: - Может, за тебя и полы еще помыть? Танька спокойно ответила: - Не получится. Это тебе не в городе "лентяйкой" паркет протирать. Вспомнив, как тетя Лида трет песком некрашеные полы в нашем доме, я порадовался, что девочка не стала ловить на слове. И покорно отправился домой. Не успел я наполнить и половину бочки, как девочка вышла во двор с уздечкой на плече и сказала: - Пошли. По дороге к реке мы молчали, хоть мне и очень хотелось спросить Таньку, почему Иван Тимофеевич назвал ее цыганкой. У берега Танька указала пальцем в сторону пасущихся на лугу за рекой лошадей: - Там шесть лошадей и жеребенок, видишь? Зорьку трогать не будем, пусть со своим Змеем пасется. Гнедого брать нельзя, он любимчик председателя. Кого из оставшихся четырех выбираешь? Я наугад ответил: - Вон того, рыжего. Девочка кивнула: - Это Жнейка. Трудяга и очень спокойная. Можешь потом на ней даже верхом прокатиться. - А мы за ней на лодке поплывем? Или без лодки? Вопрос был далеко не праздным. Несмотря на то, что в этом месте река была не такой уж широкой, мне еще не приходилось переплывать такое расстояние. Танька возмущенно фыркнула и заявила: - Еще чего! Сено к лошади не ходит. Мне стало смешно. Мы-то как раз и собирались увести эту самую лошадь от сочной травы на лугу для того, чтобы заставить ее возить дрова. Но высказаться я не успел, потому, что дальше случилось невероятное. Танька поднесла ладони к губам и заржала по лошадиному. Ржание получилось тоненьким, но громким. Все лошади обернулись в нашу сторону, но только выбранная мною наугад рыжая Жнейка поскакала в нашу сторону, с огромным фонтаном брызг ворвалась в воду и поплыла к нам. Мне показалось, что Танька облегченно вздохнула, наверное, она не была уверена, что фокус удастся. - Давай сюда хлеб, - сказала Танька, когда Жнейка, совершенно по-собачьи стряхивая с себя воду, подошла к нам. Последний раз лошадь встряхнулась возле нас, и мы с Танькой получили по хорошей порции брызг. Танька поморщилась и проворчала: - Жнейка, зар-раза! Я тебе сколько раз говорила, чтобы ты сперва отряхивалась, а потом уже ко мне подходила?! Лошадь ткнулась носом Таньке в лицо и тихонько заржала. - Ладно, прощаю, - сказала Танька, протягивая лошади половинку куска хлеба. - Хочешь покормить? - Спросила она меня и отдала вторую половину. - Да не так, дурак! Нельзя из пальцев кормить, укусит. Надо на ладони подавать. Собак, что ли не кормил никогда? Скормив Жнейке хлеб, я достал из кармана специально принесенную конфету и спросил: - А можно, я ее конфетой угощу? - Можно. - Ответила Танька, взяла у меня конфету, развернула фантик и сунула конфету себе в рот. Не успел я возмутиться, как наглая девчонка спокойно объяснила, не переставая жевать: - Это тебе не зоопарк. Вы, городские, их избалуете и уедете, а лошадям зимой не только конфет да сахара не будет, но и травы свежей. И я их не на сахар как в цирке, а на хлеб дрессирую. Понял? Когда я рассказал про Таньку тете Лиде, та невозмутимо сказала: - Цыганка - она и есть цыганка. С малых лет при конюшне крутится. Помню, года четыре ей было, от горшка два вершка, так на карниз крыльца заберется, лошадь к себе подзовет и на круп перелезет. - И ей разрешали? - Удивился я. - Когда увидели, поздно запрещать было. Она же тишком этому научилась. Не в отца пошла девка, а в прадеда. Тогда-то я впервые и услышал про Степу Цыгана.
Вновь встретиться с Таней мне довелось спустя 32 года. И не далее, как неделю назад.
За десять дней отпуска, проведенных в родном селе, я успел и отдохнуть, и потрудиться, и порыбачить, а главное - надышаться чем-то таким, что витает не только в воздухе. И, разумеется, набраться впечатлений.
Татьяна прикатила на белом джипе, навороченном спойлерами и кенгурятниками до такой степени, что мне невольно вспомнился гоголевский кузнец Вакула. Помните, как он восхищался воротами во дворце? "Какая красота! Одного железа рублей на пятьдесят!". Не то, чтобы я проникся каким-то комплексом, сравнивая Танин джип со своей Маздой, просто очень уж непрактично ставить на белый джип хромированный воздухозаборник, делающий машину почти амфибией. Это все равно, что красить танк не в грязно-зеленый, а в белый цвет - убьешься отмывать.
Впрочем, мне было не до Татьяны. Наконец-то подул ветер со стороны реки, и местные мужики позвали меня на настоящую рыбалку, с неводом. Почему-то при другом ветре вся серьезная рыба куда-то прячется. Улов и в самом деле оказался богатым, попалась даже две стерлядки, которых решено было не делить, а сварить вечером уху на берегу.
Стол у самого края угора был капитально сколочен много лет назад. Место для летних посиделок - просто идеальное. В какую бы сторону не дул ветер, здесь почти никогда нет комаров, а вид на реку открывается такой, что понимаешь, почему слово "Природа" пишется с большой буквы.
Вам когда-нибудь приходилось петь под простую двухрядку? Допустим, доводилось, и даже "Тебя называю по имени-отчеству". А вы пели когда-нибудь под деревенскую гармонь "Изгиб гитары желтой" Митяева или "Не верь разлукам, старина" Визбора? А "Под занавес лета" на стихи Пастернака или ""Старый клоун" Жигунова? Гармонист Николай "въезжал" в мелодию еще в начале первого куплета и за весь вечер не выдал ни одной фальшивой ноты.
Честное слово, эту песню я затянул, не думая про Татьяну, просто она - одна из моих "коронок", правда, под гитару:
Ой, перед рассветом в поле, ой, да над полынь травою Ой, перед рассветом в поле встал густой туман. Все, что тебя ни поманит, все, что перед тобою встанет, Все, с чем в жизни встретишь - только призрачный обман.
Ой, да не будите, чавэ, ой, да не будите, чавэ, Ой, да пока солнышко, ромалэ не взойдет, Ой, да не будите, чавэ, ой, да не будите, чавэ, Ой, да пока солнышко, ромалэ не взойдет.
Шагов за спиной я не слышал. И когда из-за спины зазвучал второй куплет, я чуть не свалился со скамейки:
Ой, чужой души потемки, переплеты улиц тонких, Ой, да темноту в тумане очень сложно разгадать, Встанешь на мост, он прогнется, крик твой болью отзовется И во мгле коварной ты окажешься опять
Разумеется, это подошла Татьяна. Никифоровна. Голос у Цыганки глубокий, бархатный и очень красивый. Татьяна пела профессионально, без визгливых застольных интонаций. Пока Татьяне наливали штрафную, а нам с Николаем - по призовой, я не стесняясь рассматривал Цыганку. Татьяна Никифоровна не просто прекрасно выглядела для своих "слегка за сорок", но и сделала все, чтобы стать похожей на настоящую цыганку. Явно крашеные черные волосы, смуглая кожа ухоженного лица (не разбираюсь, чем этого добиваются) , шаль на плечах, сережки-кольца - в отличие от наворотов машины, все было в меру. Поговорить нам почти не удалось, помешала суета за столом. Дело в том, что каждый счел своим долгом принести к столу по бутылке водки, но никто не удосужился позаботиться о ложке, и две деревянные ложки передавались по кругу в совокупности с двумя же стопками.
Прощаясь, мы обменялись визитками. Татьяна сравнила шарж на моей с оригиналом и хмыкнула, я же долго не мог вернуть отвисшую челюсть на место, когда прочитал: "город в Подмосковье, Акционерное общество конный завод "Фаворит", Татьяна Никифоровна Зорина-Едемская, генеральный директор, кандидат сельскохозяйственных наук".