Аннотация: Ночь, улица, фонарь... и всякое такое )))
Дональд шёл по тротуару, неуклонно приближаясь к цели своего полуночного променада. Несмотря на мысли, побудившие его выйти из дома не в самую лучшую для прогулок погоду, он живо реагировал на окружающую действительность, что его немало раздражало, отвлекая от главного. Сверкая огнями и шурша покрышками, мимо него проезжали машины, красивые и не очень. Кто в них? Трудяги, зарабатывающие на хлеб изнурительным от своей тупости трудом, низшие клерки-менеджеры, такие же, как и он сам, давно утратившие цель и смысл своего существования в серой повседневности и рутине, праздная молодёжка, спешащая убить своё ничего не стоящее время - весело и со вкусом? Кто они - проезжающие и проходящие мимо люди-тени, люди-звёзды, люди-механизмы и просто люди - с маленькой и большой буквы "Л"...
Невольно вглядываясь в лица, беспощадно ругая себя за это проявление слабости, Дональд подспудно искал в них проявление хоть какой-нибудь мозговой деятельности высшего порядка, далёкой от мыслей о хлебе насущном. Сознание противилось и отказывалось подчиняться диктату воли и целеустремлённости, подсовывая яркие образы вместо того, что сейчас должно стоять на первом месте - решительности и решимости совершить Настоящий Поступок.
Есть ли в этом броуновском движении мысль, цель, стремление, хотя бы самое простое - воссоединиться с любимым диваном, являющимся точкой притяжения, центром вселенной, средоточием покоя и праздности? Но это будет лишь тогда, когда они достигнут этой, пускай и смехотворной цели. А сейчас? В момент, когда они идут и едут - какие мысли их заботят - усталость, гордость за проделанную работу, полученный результат. Конечно, нет! Усталость - лишь физиологический сигнал организма, заставляющий сбавить обороты или вовсе прекратить деятельность. Она возникает лишь в процессе работы, но никак не после. Стоит остановиться, как усталость удивительным образом превращается в подобие счастья, но и им не является в полной мере. Нет, об усталости люди думать не могут, это противоестественно самой сущности человека. Тогда о чём? Удовлетворение от проделанной за день работы, гордость за полученный результат? Тоже нет! Все эти слова давным-давно потеряли смысл, ставшие расхожими лозунгами, мотивационными штампами раз от разу повторяемыми из всех окрестных утюгов, и оттого переставшие играть роль раздражителя для ума. Они как барабанная дробь, задающая ритм в марше, воздействующая лишь на низшие рефлексы, давно и безвозвратно потеряв способность достигнуть мозга в качестве сколь-нибудь осознанной мысли.
Ну, хорошо, на работе человек занят процессом созидания или разрушения, в зависимости от поставленной начальством задачи. Конечно, он думает о чём-то, что на данный момент важно и существенно в пределах задания или приказа. Дома он тоже о чём-то думает, либо потребляет информационную кашу, позволяющую свести умственную деятельность к самому минимуму, впитывая легко усваиваемую для мозга питательную смесь - праздные рассуждения политиков о политике, домохозяек о доме и хозяйстве, шутки шутников, музыку музыкантов, различных проповедников, говорящих заумно о банальном.
Получается, что лишь на дистанции работа-дом они могут вырвать себя из цепких оков повседневности, задумавшись о чём-то, мало или вообще никак не связанном с физиологией существа, называемым - человеком разумным. Хотят ли они этого, сделают ли усилие над собой, чтобы взглянуть поверх голов, обратив взгляд на окружающее их Пространство, давно уже воспринимаемое Средой обитания, в той или иной мере удовлетворяющей их естественные физиологические потребности? Вряд ли...
Дональд тряхнул головой, будто это движение было способно выкинуть все роящиеся в ней мысли, втайне надеясь таким простым способом сосредоточиться на главном. Но, как это всегда бывает, сознание и особенно - подсознание, чихать хотели на своего хозяина, отодвигая на периферию то, что он сам считал наиболее важным в данный момент. Словно издеваясь, откуда-то из закоулков разума вылезла фантазия, и принялась подсвечивать суровую реальность, беря за основу окружающую действительность и дорисовывая её крупными мазками, как художник закрашивает первозданно чистый белый холст смесью пигмента с липкой маслянистой основой, тем самым выражая некое состояние своего воспалённого разума.
Не в силах сопротивляться игре воображения, Дональд уже видел в проходящем мимо гражданине - начальника среднего звена какой-нибудь преуспевающей фирмы. Одет прилично, но без изящества, что скорее говорит о жёстком дресс-коде в его конторе, нежели о собственном желании выглядеть сколь-нибудь солидно. Благо, жалование позволяет - не слишком высокое, иначе он не шёл бы пешком, а ехал домой на авто. Впрочем, собственная машина у него, всё же, имеется, но не та, на которой можно ежедневно ездить на работу и обратно. Скорее, нечто бюджетное, предназначенное исключительно для воскресных поездок в супермаркет за продуктами, что при нынешних ценах на топливо выглядит вполне разумно.
Несмотря на то, что прилично одетый человек уже давно прошёл мимо, фантазия Дональда продолжала рисовать полотно его жизни, прорабатывая мелкие детали и частности. У гражданина возникла жена, сидящая дома, и считающая, что её муженёк целыми днями слоняется по офису с чашкой кофе, не забывая отвесить дежурный комплемент смазливой секретарше начальника. Тут же нарисовались дети - мальчик, лет двенадцати, которому от папочки нужен лишь новый велосипед, и восемнадцатилетняя девочка-подросток, требующая ежедневную дань "не-твоё-дело-на-что-я-уже-взрослая", отцовская любовь к которой изматывает финансово. И ещё это ничем не мотивированное чувство вины перед всеми ними - взрослыми и не очень - за то, что папа неудачно родился - в выборе родителей был недостаточно щепетилен, а потому родственников с плохим здоровьем, но солидным банковским счётом так и не заимел.
Ещё немного, и бурная фантазия нарисовала бы финал этой истории жизни - пара умытых и опрятно одетых детишек, жующих жвачку над гробом любимого папочки, безвременно покинувшего этот бренный мир. Рядом с ними безутешная вдова, накрашенная чуть более обычного, из под траурной вуали высматривающая очередную жертву среди сотрудников фирмы, пришедших проститься со своим бывшим коллегой.
К счастью незнакомца, давно исчезнувшего из поля зрения Дональда, разыгравшаяся не на шутку фантазия похоронить его всё же не успела. Причиной тому стал зуб, а точнее, зубная боль, которая на несколько секунд вытеснила все другие мысли из сознания. Молодой человек остановился и резко зажмурился, напрягая мышцы лица в надежде, что хотя бы сегодня собственный организм сжалится над ним и не помешает совершить задуманное.
Открыв глаза, Дональд ещё немного постоял, после чего продолжил движение к намеченной цели. Сейчас дорога пролегала мимо церкви, что для мурлыкающего от удовольствия подсознания представлялось лакомым кусочком, пищей для ума - пёстрой и разнообразной на вкус. Дональд не был верующим человеком, но размышления на тему источника бытовой религиозности он не считал чем-то запретным для себя. Почему человек верит в непознанное, непостижимое и недоступное пониманию? Откуда возникает Вера? Он хорошо помнил своё детство, скорее - лишь ощущения, а не какие-то конкретные события. Наиболее яркое из них - Рождество, когда вера в Санта-Клауса сулит то незабываемое ощущение, вполне осязаемое на уровне органов чувств настолько, что до него можно дотронуться - Счастья. Непередаваемое и необъяснимое ожидание чуда, и... горькое разочарование от игрушки, которая совсем не нужна, ведь если в списке чудес она даже и числилась, то на самом последнем месте. Возможно, у других людей детская вера в Санта-Клауса с возрастом трансформировалась в веру в Бога, но к Дональду это точно не относилось. Просто потому, что он слишком рано понял - откуда берутся подарки в подвешенном на гвоздик носке или под ёлкой. Сейчас он с грустью вспоминал свою детскую злость на родителей с их ужимками и традиционным вопросом: "Донни, а что тебе подарил Санта-Клаус?", будто бы не они сами, под покровом ночи, будто воришки, клали их туда. Сейчас он был зол, но только на себя, понимая, что сам разрушил своё детское счастье, а значит, и надежду на спасение своей бессмертной души высшими силами, уже будучи взрослым.
В голове роилось немало вопросов, которые заготовило подсознание для игры в "верю-не-верю", но внезапный порыв холодного ветра вновь разбудил воспалённый нерв - зубная боль вернулась. Она пульсировала, словно колокол, по которому ударили, и сейчас боль медленно затихала, превращаясь из нестерпимой в болезненную, а затем в неприятную ноющую тяжесть, заставляющую мышцы лица сохранять тонус - способность в любой момент ответить волевым усилием на боль. В голове Дональда ещё теплилась надежда, что может сегодня всё обойдётся, ведь терпеть осталось совсем недолго.
Конечно, посещение дантиста планировалось и ещё вчера казалось неотвратимым, как смена дня и ночи или времён года, но повседневные планы были разрушены простой мыслью, которая сулила решение всех проблем, а оттого воспринималась как спасительная и желанная. Тогда, но не сейчас!
Промозглый из-за высокой влажности ветер легко проникал внутрь куртки, которая предательски пропускала холод, тогда как ещё недавно демонстрировала свою полную противоположность, создавая тепло и комфорт.
"Всё против меня - моросящий дождь, холодный ветер, не хватало ещё промокших ботинок, - подумал Дональд, начиная злиться, - в придачу ко всему, этот разнесчастный зуб! Потерпи немножко, недолго тебе осталось!"
С такими мыслями молодой человек ступил на мост, который и был кульминацией этого полуночного променада, путешествия в один конец, целью, которая всё оправдывала... Старый мост.
Огромный и безучастный, он будто бы насмехался над маленьким человеком, всем своим видом демонстрируя своё превосходство в размерах, массе и даже возрасте. Если верить историкам, этому мосту уже больше двух сотен лет. Сколько повидал он на своём веку? Кто по нему проходил победным маршем, а кто бежал, спасаясь от преследователей, бросая нажитое честным и не очень честным путём? Был ли он миротворцем, соединяющим два берега, или собеседником одиноко путника, бредущего к только ему известной цели? А может, бесстрастным арбитром и неподкупным судьёй? Кто знает, что мог бы рассказать старый мост, имея на то возможность...
С такими или подобными мыслями Дональд, наконец, достиг середины моста и остановился. Именно здесь находилась самая высокая его точка по отношению к плещущейся внизу воде. Тот самый апогей - высшая нота, к которой подспудно стремился молодой человек всю свою жизнь, но никак не мог достичь. Подойдя вплотную к перилам ограждения, он попытался увидеть реку, но фонари, хорошо освещавшие проезжую часть, лишь пятнами выхватывая пешеходную дорожку, отказались помочь в этом простом деле. Им не было никакого дела до желания человека, решившего свести счёты с жизнью.
Причин, приведших Дональда в столь поздний час именно сюда, было более чем достаточно.
На работе, где он числился менеджером и исправно исполнял свои повседневные обязанности, его ценили ничуть не больше, чем канцелярскую скрепку, которая необходима, чтобы соединить собой важный приказ или распоряжение. Будучи представителем самой многочисленной когорты мелких офисных служащих, его никто не воспринимал чем-то значимым и незаменимым. Плотник, забивая гвозди, заученным движением беря из коробки, вовсе не считает нужным поинтересоваться богатством внутреннего мира каждого из них. Начальство даже не интересовалось, кто ты такой и волей каких обстоятельств оказался здесь. Может ли канцелярская скрепка или гвоздь просить повышения зарплаты? Конечно, может! Но чтобы услышать такую просьбу, небожителю нужно проделать огромный путь, спустившись с облака до уровня городской канализации. Осознание собственной ничтожности внутри большой корпорации тяготило Дональда уже давно. Но не настолько, чтобы заставить его выйти из дома ночью в дождливую и ветреную погоду.
Неустроенность в личной жизни была более весомым аргументом в пользу столь необычного поступка. Дональду не повезло обзавестись богатыми родителями, которые бы устроили ему материальное благополучие задолго до рождения. Скитаясь по съёмным квартирам, он не мог себе позволить прочных отношений, которые могли бы вылиться в нечто большее, чем просто ни к чему не обязывающее мимолётное знакомство. Несмотря на приятную внешность и живой интерес к нему представительниц прекрасного пола, к продолжению отношений они вовсе не стремились, проносясь через его жизнь стремительно, как яркий фейерверк в ночном небе, после которого темно и пусто. Что их не устраивало, невысокая зарплата менеджера или отсутствие собственного жилья, можно лишь догадываться.
И только Марго ничто не смущало, она всегда была рядом, даже тогда, когда их разделяли многие километры...
Малышка Марго, курносый сорванец, всегда готовая прискакать, поддержать и выслушать очередную грустную историю любви. Несмотря на то, что она была младше Дональда на восемь лет, Марго всегда находила нужные слова и давала мудрые советы. Он любил её как младшую сестру, ценил как друга, скучал, когда она надолго улетала по делам в Париж или Милан. Посмеивался над её странным одиночеством при таком количестве поклонников, которых она почему-то жёстко отталкивала от себя. Дональд уже привык к её полушутливой-полусерьёзной отговорке: - Пропадёшь ты без меня, Донни! На кого я тебя оставлю, такого влюбчивого и совершенно неприспособленного к жизни!
Только сейчас Дональд понял, насколько дорога ему Марго, и то, что жизнь без неё не имеет никакого смысла.
Если бы он мог повернуть время вспять, то не допустил бы вчерашней ссоры, сделал бы всё как-то иначе, произнёс другие слова. Возможно, Марго простила бы, поняла, но... Теперь уже поздно что-то менять!
Последний раз посмотрев на Огни Большого Города, Дональд перелез через перила. Узкая балка, на которой он стоял, вполне годилась на роль Последнего Рубежа, за которым Великое Ничто.
Порыв холодного ветра в очередной раз ударил в лицо и больной зуб, до этого несколько минут никак не проявлявший себя, опять заныл. Надо же так случиться, не мог потерпеть каких-то двух минут...
Небольшая прощальная речь, заготовленная заранее, никак не желала формироваться в стройный поток возвышенных слов-мыслей. Заупокойная месса по самому себе, уже который раз произносимая про себя, превращалась в набор ничего не значащих слов. Природа откровенно издевалась над Дональдом, превращая тщательно продуманную трагедию в какой-то фарс с дождём, холодным ветром и зубной болью. Расставание с жизнью явно не задалось. Сейчас он чувствовал себя вовсе не самоубийцей, смеющимся в лицо смерти, а замёрзшим воробьём, сидящим на жёрдочке, нахохлившись и вжав голову в плечи.
Глаза, постепенно привыкшие к темноте, уже начали различать внизу неторопливое течение реки. Подсознание замурлыкало, посылая приказ сознанию вновь пошалить. Дональд ярко представил себе заключение медэкспертизы: "Тело, выловленное в реке, следов насильственной смерти не имеет. Обнаружен больной зуб, опухшая десна, признаки простуды, что позволяет судить...". Вслед за этим пересуды санитаров в морге: "Маялся, бедолага, больным зубом, чихал, кашлял... Поскользнулся, да и свалился в реку. По-дурацки помер...". Потом гражданская панихида, на которой сослуживцы пытаются сообразить, кто это вообще такой. Потом, сообразив и смутно припомнив лицо, скажут: "Как был пустым местом, так и остался. Упокой душу его грешную..."
Постояв на наружной балке с такими мыслями ещё какое-то время, Дональд неспешно перелез через перила обратно под свет фонарей, и поплёлся домой. К счастью, подсознание больше никак себя не проявляло, и поэтому сейчас голову Дональда целиком заполнил стыд за нерешительность и чёткое осознание своей неспособности совершить даже такую простую вещь, как самоубийство. От этого на душе стало ещё более мерзко.
Обратная дорога оказалась намного короче, чем ожидалось. Войдя в квартиру, Дональд сразу залез под горячий душ, просто для того чтобы согреться. Тёплая вода смыла всё, даже зубную боль. Зуб действительно не болел, что перевело градус настроения до отметки "не плохо". Накинув махровый халат на мокрое тело, Дональд уверенно шёл к холодильнику, где его уже несколько часов ждала зелёная бутылка "Хайнекена", которая успешно воссоединившись с желудком, перевела настроение ещё на один пункт вверх, что недавнее путешествие окрасило в юмористические тона. Несостоявшийся акт суицида уже не представлялся чем-то достойным сожаления и поводом для самобичевания. Дональд вспомнил фразу из книжки, которую читал в детстве: "Том Сойер это назвал бы приключением". Улыбнувшись своим мыслям, он хотел вернуться в ванную, чтобы высушить волосы, но в этот момент зазвонил телефон. Взяв трубку, он сказал:
- Слушаю.
- Донни, я тебе весь вечер звоню! - услышал он взволнованный голос Марго. - Ты где был?
- Да так, гулял. На воду смотрел...
Возникла пауза. Через какое-то время Марго произнесла тихим голосом:
- Давай забудем всё, что мы друг другу вчера наговорили...
- Давай.
- Как будто это были не мы, - голос немного окреп.
- Не мы, - ответил Дональд, - а кто-то другой...
- Ты на меня не обижаешься?
- За что?
Опять возникла пауза, после чего Марго произнесла:
- Тогда, до завтра?
- Подожди! Не клади трубку! - почему-то именно сейчас Дональд хотел, чтобы Марго продолжала говорить. Он хотел слышать её, видеть, чувствовать...
- Что?
- Я приеду к тебе! Прямо сейчас! Никуда не уходи, дождись меня! Обещай!
- Конечно, дождусь! - Марго рассмеялась. - Какой же ты дурак! Посмотри на часы - два часа ночи!
- Правда?
- Правда! - ответила Марго. После небольшой паузы, она негромко добавила: - Я так долго тебя ждала...