Не мог Там быть. Должен был, но не мог. "Должен" - туда привело, и мучило целый час, хлестая плетьми памяти по обнаженному эго, вдруг превратившемуся в ничто. Вот и не смог - ушел, убежал, сдриснул, испугался. Испугался, что кто-то увидит без брони логики и маски уверенности, увидит таким, каким не хочется отражаться в зеркале. Вот и слинял, наивно надеясь, что исчезновения никто не заметит - плевать. Прошмыгнул, стыдливо потупив глаза, мимо охраны, выскочил на улицу и, вжавшись в асфальт, прополз к машине. Выехал за ворота - рванул, и только на Рождественском бульваре, почувствовал - что-то не так.
Не так все. Вообще все не так и не правильно, все события последних нескольких дней - все не правильно и так быть не должно. Но было. Было, было, было, было и есть. Да и будет, что самое отвратное.
Вдруг возненавидел машину, вместе со всем ее комфортом, безопасностью и "личным пространством" - какое-то все вдруг стало неуместное, не нужное, лишнее. В гараже мотоцикл - скорей туда.
Мото экипировка очень неплохо заменяет враз содранную "кожу бегемота", кожу, которой обрастает каждый, спустя полгода жизни в большом городе, а после начинает обрастать все новыми и новыми слоями, превращаясь в броненосца, сверх броненосца и, в конце, в один сплошной слиток брони без плоти и нервов. Не хочу, надо уехать. А куда ехать? Глупый вопрос, естественно "туда". Но не туда где "должен и не смог", а туда, где "не должен, но хочется", вот только где оно? Везде кто-то есть и каждый из "кто-то" может оказаться со своим "должен" и со своим пониманием, почему должен, сколько, и почему именно сейчас. Поговорить? - Да - все. Послушать? - Легко! Но уже почти все и только в обмен. Если он согласен слушать, то ты должен рассказывать. Снова "должен". Не хочу.
Должен быть там, и там, и там, и там, и особенно там. Но больше всего, Там. Везде "должен" и везде быть должен, соответственно во всех остальных местах - не должен. Не должен и, что противно - не хочется. А куда хочется? Никуда не хочется. Соответственно, туда и ехать.
И поехал, просто поехал, пока не заморгала лампочка уровня топлива. Заправился, и снова поехал. Потом снова. И снова. Потом вспомнил, что для того, чтобы что-то найти, иногда надо хорошенько потеряться. Потеряться от кого? Для кого? Из-за кого? Ни "от", ни "для", и ни, тем более, "из-за". От себя, для себя и из-за себя. Уничтожить, испепелить "должен" всем, в том числе и самому себе. А что останется? Ничего. Убрать "должен" и все - никому не нужен, себе? В том числе. "Должен" - суть, наполнение жизни, без него - пустой кувшин, даже не кувшин, а пустота кувшина. "Должен" - оболочка, мы суть есть пустота внутри этой оболочки, без которой никто не увидит, не заметит и не почувствует - завтра забудет. Окунуться в пустоту, забыть все "должен", в том числе и себе, стать пустотой - потеряться от себя, погрузившись в пустоту внутри "должен", то есть в пустоту себя. И еще глубже: пустотой пустоты в пустоте. Нирвана? Возможно.
Фуры, автобусы, легковушки, все куда-то спешат, исполняя собственные "должен", все взаимосвязано. Только на дороге понимаешь, насколько все взаимосвязано: все, едут, спешат, не спят за рулем и почти соблюдают правила - исполняют глобальное "должен" друг перед другом, а стоит хоть одному выбиться из общего числа и презреть "должен" - авария, смерть. Одно "должен" порождает другое, зависит от третьего, обязуется четвертым и так далее - имя им легион. Они уже давно вышли из под контроля, жадно пряча несчастную пустоту во все новые и новые слои самих себя, заковывая и сливаясь, слой за слоем, "должен" на "должен", в монолит брони, алчно, жадно, все более и более плодя себя же и себя же пожирая - восстанавливая силы дальше и больше плодиться. Гаки - вечно голодные демоны. Их голод неутомим и он же их питает, не давая умереть от него же. Наш мир - Гакидо, а автострада его уменьшенная модель. Бежать! Бежать, бежать, бежать.
Съезд, поворот, еще, проселок, поворот, прямая через бескрайнее поле, на горизонте осенний лес. Еще поворот, снова, проселочная, опять поворот. Кругом лес.
Автобусная остановка. Откуда она здесь?
Однополосная дорога, кругом лес, ни малейшего шума могущего указать на близость хоть какого-нибудь населенного пункта. Лес. Кругом лес. Почти вплотную подступающий к узкой дороге лес. Молчаливый, корящий и безразличный, осенний лес. Сплошная стена хитросплетений красок всех оттенков красного, желтого и еще зеленого, местами порванная темными громадами одиноких елей, словно в обиде, старающимися хоть как-то заслонить цветастых лиственных собратьев. И отступающих, перед их красотой. Или силой численного превосходства?
Дорога асфальтовая, вполне приличная, но асфальт явно не ремонтировался ни разу. Возможно, когда-то, по этой дороге курсировали автобусы, между районным центром и колхозом-миллионером, с каким-нибудь глупым названием. Или она вела к секретной ракетной части, сейчас расформированной и заброшенной. Да, скорее к части, к колхозу бы так основательно строить не стали, да и деревья бы порубили дальше от дороги, а не постарались сохранить, в целях маскировки. Хотя, если колхоз-миллионер, вполне мог себе позволить хорошую дорогу, которая, возможно, была просто сделана поверх существовавшего здесь всегда большака, вот деревья и сохранили - не мешают. Может и так, а может и к части. Варианты, варианты, варианты. Наличие выбора - и зло и благо. Хорошо быть пещерным человеком - кого поймал, того и съел, а сейчас, пойди разберись, чего тебе на ужин хочется. Еще хорошо, если что-то хочется, а если ничего не хочется - просто хочется есть. Открываешь холодильник, в надежде, что сейчас что-то увидишь, и сразу это захочется, а в нем все есть, все ждет, а ничего не хочется. И так день за днем, день за днем. Выбор - та же обязанность, тот же "должен". Опять.
Заросшая травой обочина и на ней, почти спрятавшись под деревья, обычная автобусная остановка, к которой не ведет ни одной тропинки, ни с одной стороны, куда ни посмотри. Автобусная остановка для автобусов. Фантасмагория. Вечер, молчаливый осенний лес, звенящая тишина, забытая дорога и автобусная остановка - как есть фантасмагория в виде обычной железной автобусной остановки, с крышей и лавочкой, основательно проржавевшей по углам, но еще сохранившей следы желтой и какой-то противно зеленой краски. Раскрашена под осенний лес. Намеренно, или случайно?
Вокруг остановки чисто, пугающе чисто: вовсе никаких следов человеческой жизнедеятельности, ни окурка, ни пробки от пива. Рядом глупенькая мусорка, в виде раскрывшего рот пингвина, даже еще видно, что когда-то брюшко у него было белым, а клюв красным. Интересно, пингвины знают, что их образ использовался для создания мусорных баков? И, кстати, интересно было бы посмотреть на того, кто придумал такую мусорку, у кого пингвин ассоциируется с мусором. Какая хитромудрая логическая цепочка провела его рассуждения, от белоснежных льдов Антарктиды, до оплеванных стен входов в московское метро и остановок общественного транспорта? Вот и люди, как этот пингвин: хочешь - не хочешь, а должен - стой с разинутым ртом, без возможности его закрыть, принимай, все те объедки и ошметки, которые в тебя швыряют. А оно, пингвин, тебе надо? Хотя, кого это волнует - рот-то открыт. Закрыть рот - должен себе, с открытым ртом - должен всем, а без "должен" - опять пустота.
В "пингвине" не пусто - нанесенная временем пыль спрессовалась в небольшое количество почвы и теперь на ней мирно растет какая-то травка. Прелесть: солнца наверняка мало, зато какая надежная защита от всяких невзгод и катаклизмов. Мерзкое растение. Мгновенье, и оно валяется на обочине, среди себе подобных. Просто так - "И повелел Господь большому киту поглотить Иону; и был Иона во чреве этого кита три дня и три ночи. И помолился Иона Господу Богу своему из чрева кита. И сказал Господь киту, и он изверг Иону на сушу". Теперь в пингвине пусто, он больше не должен сохранять себя "ради" или "для", он больше вообще ничего не должен. Лети! Хотя, зачем? Покой, что здесь, что где-то там, в Антарктиде, он везде покой, без каких-либо "должен".
Покой. Покой. Спокойствие. Удручающе спокойствие. Внутри пусто, как в старом колодце, затерянном в самом центре самой большой степи, или Антарктиды, где пингвины. Спокоен и пуст, как мусорка-пингвин: ни мыслей, ни эмоций, сижу на лавочке в остановке и курю. Смотрю куда-то? Наверное смотрю, возможно даже что-то вижу, но информация не усваивается, она просто регистрируется нарисованными на металлической голове черными кругами глаз, перетекает через мозг в легкие и бесследно выдыхается вместе с сигаретным дымом. Это хорошо, это правильно. Ничего не хочу, ничего не нужно, вот ничего и не беру, словно пингвин: теперь лишь часть автобусной остановки, многие годы видевший все это и уже не воспринимающий ничего. Не надо было выкидывать из него эту былинку. Или надо? Надо - не надо, не надо - надо. Обрыдло. "Обрыдло" - слово-то какое замечательное. Производная от обрыдаху - "оплакивать". То есть надоело до слез и колик печеночных. Надоело, а наружу не выходит, томится внутри и мучает, мучает, мучает. Да, правильно сделал, что выкинул.
А что былинка? Да ничего! Кого интересует ее мнение. А тут такое "обрыдло". А что обрыдло? То, что все неправильно и недолжно? Ну так это исправлено - сбежал. Да, пусть просто сбежал, низко и бесчестно, а вот это "должен" вообще честно? Честно мать его?! Честно?!!! Да - честно. Да, мать его, честно. К сожалению - честно, но. Пусть былинка-травинка, а ты? Лишь пустота, если разобраться и, как пустоте былинка не указ, так и ей мнение пустоты не авторитет. Да и откуда у пустоты мнение? Может ли быть мнение у пустоты? Нет, не может: пустота с мнением - уже не пустота. Тональ и нагваль.
Очередная докуренная сигарета вылетает из остановки и, лихо перелетев на другую сторону дороги, шмякается об асфальт, катится, останавливается и, моргнув напоследок угасшим угольком, затихает. Навсегда затихает. Она отдала все свои долги.
Сумерки. Предзакатные сумерки, когда еще все отчетливо видно, но медленно сваливающееся за пожелтевший лес солнце уже не режет глаза, а подчеркивает ранее размазанные его же яркостью детали.
"Сергей + Катя = Любовь!" - нацарапано чем-то острым на потолке остановки, торопливо, словно мимоходом, когда ты что-то делаешь, а тебя торопят. Надпись старая, очень старая, возможно это Сергей и Катя уже нянчат внуков, а может так дальше надписи дело и не пошло. Или пошло но, раздавленное "должен", развалилось. Возможно, но почему-то хочется думать, что все у них хорошо: свой домик, на выходные приезжают дети, свозя к бабе с дедой озорную ватагу внуков. Внуки носятся по двору и ходят с отцами рыбачить на ближнее озерко, а вечером все собираются за большим столом и после ужина пьют чай на веранде, обязательно из пузатого самовара, фамильного, с историей, от пращуров оставшегося. Да, вернее всего так и есть, надпись же на потолке, высоко, значит и чувство, которое заставило запечатлеть его повыше, соответствовало. В городе все не так. "Дуся, я тебя люблю!" - пишет некий пылкий воздыхатель на асфальте под окнами многоэтажки, ни на секунду не задумываясь о том, что по его посланию, то есть практически, по его чувству, будут ежедневно топтаться сотни ног, на него будут плевать, сморкаться и, обязательно, какой-нибудь Тузик, недотерпев до ближайшего столба, справит малую нужду. Да и сколько замужних "Дусь", из чьих окон так же видна надпись, приняв на свой счет, и перепугавшись реакции ревнивого мужа, мысленно пошлет "пару ласковых" недальновидному Ромео. Неизмеримый поток отрицательной энергии в котором легко затеряется и утонет и та самая Дуся и ее воздыхатель. Туда им и дорога - сволочи и лицемеры. Все.
Хотя, какое-никакое, а излитие чувств, без "должен", ведь ни кто не заставляет где-то искать краску, приходить ночью и аккуратно выводить на асфальте, специально, для одной только Дуси. А дальше что? Дальше уже будет "должен", потому что Дуся привыкнет, и избежать этого можно только поменяв Дусю на "Дусю номер два", потом "три" и так далее. Так и бежать, от одного "должен" к другому, меняя их и за каждым новым поворотом сталкиваясь с очередным. И бежим, бежим, бежим, они прилипают и отваливаются от тряски бега, ведь стоит остановиться, как облепят, покроют броней и уже не подняться под их весом, под их уютной броней фамильного самовара. Хех! Уютной. Знаем-с цену этому уюту. Да? Травинка, ты где там? Скажи, тебе где лучше, в пингвине, или среди своих? Молчит, мерзкое растение. Может дело не в "или/или", тоже мне, маятник Фуко нашелся, а как насчет среднего положения - состояния покоя?
Покоя? "Одной жопой на два стула" это называется. В детстве помниться обзывалка была - пингвин двужопый. Не помню, что она значила, но прикольная. А хорошо было тогда: маленький человек, маленькое "должен" - учись, да кашу по утрам трескай. Назад хочу, даже уроки согласен делать и стенгазету рисовать. Очередь за бананами, мать по подписке цветной телевизор выиграла, первый велосипед, первая любовь...
"Верка блять и сука!" - как бы вслед рассуждениям, остановка ставит на вид следующую, крупную, аккуратно выведенную синей краской надпись, не менее старую, чем предыдущая. Чем же должна была обидеть некая "Верка" писавшего, что он, бросил красить забор и помчался, с кисточкой и краской, разыскивать остановку - запечатлеть обиду. Изменила? Как минимум. А что возможно "как максимум"? Изменила с другом? Вариант. А с чего я решил, что писал обязательно "веркин" бывший парень? Может это ее подруга, у которой та увела парня, а парень, тот самый Сергей, который царапал на потолке про себя и некую Катю? Катя, при которой Сергей изображал акробата, выцарапывая на потолке остановки про любовь, прознав, что тот подался к Вере, схватила кисть и краски, оставшиеся после ремонта туалета, и побежала замазывать следы увековеченного ранее чувства. Прибежала, до потолка дотянуться не смогла и написала на стене.
А почему тогда "Верка - сука", а не "Серега - кобель"? И почему именно изменила? Разве мало других причин, других неисполненных "должен" могущих ретранслировать что-то отрицательное в оскорбительную надпись на стене. Например, тупость. Нет, не тупость, а конфликт недостаточной коммуникабельности одного с ущербной толерантностью другого. И пойди, разбери, кто прав, а кто виноват. И здесь уже эго, размером с Останкинскую телебашню. А надо-то всего было сесть, успокоиться, помолчать и послушать, ни друг друга, а тишину. Представить, что вот такая она и будет - тишина одиночества. Просто послушать, не нарушая ее звоном битой посуды и взаимных упреков, вспомнить, как вместе выцарапывали сердечко на коре старого дуба, кормили уток в Ботаническом саду и первый раз ели суши в японском ресторане. Да ведь так и было: сидел, молчал. А она? Она била, сперва тебя, неясными упреками и непонятными обвинениями, а потом посуду.
"Колян - урод!" - незамедлительно отреагировала остановка следующей надписью, и сразу стало легче, спокойней: у Сергея и Кати все в порядке. Надпись была такая же старая, авторучкой, маленькая, ну может чуть крупнее обычного почерка. То есть Колян и урод, но не совсем, хоть и с восклицательным знаком, но недостаточно уродист, чтоб ради этого тащить незнамо откуда банку с краской. Как интересно. Первым делом примем за аксиому то, что у Кати и Сергея все в порядке, то есть их можно из уравнения исключить, тогда получается, что также присутствующие здесь Коля и Вера поссорились. Вера бросила Колю, так как он урод, и даже "блядь" без ошибки написать не смог, тот расстроился и, прекратив красить забор, побежал в соседнюю деревню за самогоном. А что еще может пить, пишущий с ошибками Колян? Не Текилу же. А так как денег у него не было, побежал с краской - меняться. По дороге остановился отдышаться на остановке, и заодно запечатлел свое отношение к Вере. Спустя некоторое время Вера шла из библиотеки, увидела послание и просто подписала рядышком, соблюдая знаки препинания: "Колян - урод!".
А почему, собственно, данный Коля урод? Может он и не урод вовсе, хоть и пишет с ошибками, да и самогон никогда не пил и пить не собирается, а просто он так же сидел и молчал, а она кричала и била, кричала и била, била и кричала, не понимая, почему он молчит. Не понимая, и от этого еще больнее стараясь ударить. А он просто встал, спокойно взял краску. Ушел, где ни кто не видит, выблевал синей краской кипевшую обиду на все терпящую стену, а после этого вернулся обратно и просто попросил прощенья, сам не зная за что. Да, не зная за что, зато зная почему. Должен? Видимо - да, должен, раз любишь, значит должен. Получается, что и не урод он вовсе, а настоящий мужик, порядочный и благородный, хоть и пишет с ошибками. Может он даже потом ее и бросил, наверняка бросил. Нет, не бросил, а оставил. Тихо, спокойно, без крика, оставшись друзьями, поэтому и надпись авторучкой про Колю такая спокойная: вроде и урод, но хороший. Оно бы и лучше было, сразу, но как им объяснить, что молчать можно не только, когда нечего сказать, но и когда есть слишком много чего сказать. И от этого слишком много, теряется уверенность в необходимости это говорить, ведь истина, она всегда немногословна.
Интересно, а где теперь, эти Коля и Вера? Вера наверняка в Москве, окончила институт, у нее хорошая работа, любимый и любящий муж, детишки. А может она вообще живет где-нибудь на Кипре? Вполне возможно. Домохозяйка, воспитывает детей, а муж какой-нибудь крупный бизнесмен, который гуляет от нее во все стороны и прилетая ее проведать, раз в квартал, дарит бриллианты. А она опустилась, за собой не следит, диет не соблюдает, располнела и по ночам ревет в подушку, вспоминая шекспировские страсти кипевшие в Богом забытом населенном пункте. А Коля? Коля наверняка спился и умер от цирроза печени, или спивается, работая пастухом на какого-нибудь захудалого фермера. Или подался в бандиты, не зря же он "Колян", и был тупо застрелен в один из лихих девяностых годов.
Что-то упало на крышу остановки, легко бухнув - "...а сосет х** лучше всех!" - тут же появилась еще одна надпись, несколько свежее предшествующих, исполненная черным маркером. Начало надписи отвалилось, вместе с куском краски, скрыв, кто же так виртуозно сосет, что удостоился запечатления на одной из стен истории, заодно прервав нить рассуждений: под таинственного "на А заканчивается" подходили и Верка, и Катюха, и даже Колька и Серега. Сергея с Катей почему-то учитывать не хотелось - хотелось верить, не знать, что у них все хорошо. Знать - не интересно, верить или догадываться - другое дело. Колян, бегающий с краской за самогоном и застреленный где-то на пустырях бандитских разборок, тоже представлялся "конкретным пацаном" и в предложенную схему вписываться не хотел. Оставалась Верка и, что прискорбно, это объясняло ранее оставленную по ее поводу надпись, а аккуратная, без ошибок, надпись авторучкой, про урода - Коляна, вовсе не исключала возможность того, что она мастерица минета. Даже чем-то объясняла спокойствие надписи Веры, типа: да, виновата, но ты, Коля, урод. Тогда чем недоволен Колян? Застал с другом, далее банальная ревность, то есть жадность, она же, в данном случае, трусость. Вариант. А последняя надпись, про чудеса минета, получается, принадлежит некоему другу Коляна. Логично.
Но все-таки, чем он недоволен? Что за долбанная несправедливость: почему, молодой человек, нагулявшийся до свадьбы, оценивается как хороший любовник и сим бахвалится, а лишившаяся до первой брачной ночи девственности девушка, уже "второй сорт" и имеет повод поплакаться мамке в юбку? Закоренелый патриархат: за мужчиной признается право, за женщиной лишь обязанность. Так ничего удивительного, что больше половины браков разваливаются - только идиотке понравится на цепи сидеть. Цепных шавок и то иногда погулять пускают, а здесь получается, отношение хуже, чем к дворовым собакам. С рождения девочек привязывают к их плеве, шикая: "Ни-ни! Жди мужа! Жди любовь!". И что? Ждет. Потом появляется муж, через некоторое время ему становится скучно с данным "синим чулком", пусть и любимым, но "синим", и он начинает искать развлечений на стороне. Результат: брак разваливается, дети в неполных семьях, а судебные исполнители носятся за алиментщиками. Вон, на Сахалине и Курилах, чуть ли не до шестидесятых годов прошлого века, простыни с постели, после первой брачной ночи, на заборы вывешивал - соседям хвастались. Ничего удивительного, что японцы до сих пор от притязаний на Курилы отказываться не хотят.
И в чем предложение? Отпускать? Ха! Ага, щаа-з! Дилемма: относишься с уважением к чужому праву - лицемеришь себе, говоришь "люблю", но запираешь частнособственническим замком - лицемеришь наружу. А убрать лицемерие? Тут же получишь упрек: сухарь и "тебе на меня наплевать". Евбулид отдыхает - бесконечно оригинальное разрешение "парадокса лжеца", практически "третья дверь". "Сократ, ты солжешь. Платон - ты сказал истину". "Оба вы придурки" - скажет женщина и получит Нобелевскую премию по философии за решение полуторасотлетней задачи.
"Формализованная система логики не может быть адекватной базой математики" - Эта запись была определенно самой старой из ранее обнаруженных. Выскочила вдруг, словно терпеливо ждала своей очереди. Она отпечаталась от газеты, видимо когда-то, очень давно, приклеенной к единственной окрашенной желтой краской внутренней части остановки. Отпечаталась основательно, так, что даже во все сгущающихся сумерках, ее вполне можно было прочитать, несмотря на мелкий, газетный шрифт. Воистину, над мудростью не властно время.
Что есть все? - Спросили у мудреца.
Все есть ничто. - Ответил мудрец.
- Тогда зачем?
Зачем? - удивился мудрец. - Когда! Остальное не важно.
Не важно! Да - не важно! Последний луч солнца, раздвинув деревья ударил в лицо и спрятался, словно ожидая возмездия - я вскочил. Дикое, ненормальное возбуждение подкинуло меня с лавки - пустоты не было, все было залито светом, теплым, мудрым, светом закатного осеннего солнца. Он не ушел от меня бесследно - ударил, разбудив - вовремя.
"Спартак чемпион!" - Надпись была глубоко процарапана на одной из двух уцелевших деревянных планок лавки, настолько глубоко, что многие слои краски ее смазали, но скрыть не смогли. И, почему-то сразу становилось понятно, что речь здесь не о футбольном клубе, а гладиаторе. Я вышел из остановки, вечерний сумрак уже размазал, до сплошного серого, все краски осени, грозя совсем скоро вовсе спрятать их в ночной темноте. Приладил шлем к багажнику, до выезда на трассу его одевать не хотелось, мне осталось только найти дорогу, дорогу к дому.