Что такое сегодняшняя деревня? Узкие, часто разбитые, дороги, отсутствие светофоров и томящиеся одиночеством дорожные знаки на пустых перекрестках? Не только! Деревня сегодня, как и вчера - это радушные, доброжелательные люди, одинаково толково разбирающиеся как в работе, так и в хорошем отдыхе. Именно поэтому сейчас тридцать пар ног лихо отплясывали в деревенской столовой танец за танцем под неунывающие аккорды местной звезды, баяниста деда Степана. Он и сам был бы не прочь пуститься в пляс, если бы не возраст, а лет деду Степану было уже очень немало.
В столовой присутствовало не менее пятидесяти человек народу, и собрались они здесь не ради праздного любопытства, а по случаю. И случай был самый, что ни на есть торжественный. Во главе стола сидели молодые - Иван Петрович и Варвара Анатольевна. Сливаясь в очередном поцелуе под громкие крики "горько!", они легко сошли бы за пылко влюбленных моложавых юнцов, если бы им обоим не стукнуло в этом году по семьдесят пять. За столами сидели их многочисленные дети, внуки и правнуки. Супруги отмечали золотую свадьбу в любимой жителями столовой со странным названием "Октябренок". Уходили эпохи и поколения, коммунизм окончательно сменился капитализмом, а название деревенской столовой оставалось неизменным. Более того, время не тронуло и красочные надписи внутри здания общественного питания. Многочисленные гости в очередной раз убеждались в мудрости древних, изучая лозунги "Аппетит приходит во время еды" и "Мойте руки перед едой".
На столе наблюдалось полнейшее изобилие как горячих, так и холодных блюд, а также богатый выбор горячительных напитков. Гости с удовольствием налегали на все расположившиеся на свадебном столе яства, но особенным уважением у присутствующих пользовался борщ, который варила Варвара Анатольевна по собственному, одному ей ведомому рецепту. Необычайно ароматный, с нежным вкусом, он мог вызвать вечную любовь даже у самого изысканного гурмана. Супруг Варвары поедал его с таким умилением, что, казалось, вот-вот проглотит свою ложку. Он любовно причмокивал, сладостно вздыхал, и, в общем, всем своим видом выражал твердое убеждение, что высшим из благ человечества для него является борщ, сваренный любимой женой.
Уже были сказаны все тосты, оттанцевались друзья и родные, была вымыта и аккуратно сложена по кухонным шкафам посуда, и, наконец, даже столы восстановили естественный для себя порядок в деревенском дворце питания, а Иван Петрович, сидя на деревянной скамье перед домом, томно жмурил глаза, предаваясь вкусным воспоминаниям. Рядом с ним на скамье сидел всеобщий любимец и ровесник молодого - баянист дед Степан. Он, со своей стороны, оценил по достоинству богатый выбор горячительных напитков и сидел теперь с блаженнейшим выражением лица, периодически открывая глаза и хлопая жениха по плечу.
На дворе уже давно стемнело, и мошкара облаком окружила одиноко горящую высоко под навесом лампочку. Где-то в темноте неугомонно трещали кузнечики и запевали нежные трели птицы. Время от времени вся эта ночная музыка замолкала, взбудораженная лаем дворовых псов.
Дед Степан, придя в себя в очередной раз, хлопнул соседа по плечу и вдруг ни с того, ни сего молвил:
- Слушай, Ваня, открой-ка ты мне, голубчик, наконец, глаза, - при этом дед хитро сощурился. - Уж сколько лет тебя знаю, а все никак не возьму в толк. Скоро, гляди, и помирать нам с тобой придет пора, а все молчишь.
Иван Петрович на миг оторвался от сладостных грез и удивленно поднял брови:
- Это ты о чем, Степушка?
- Да знаешь ты все, старая лиса. Все о том же. Открыл бы ты мне хоть раз свою душу. Ну ведь не любил же ты Варьку! Цветы носил Машке, на руках по ночам носил ее же, а как дошло дело до свадьбы - взял, сорванец, да и женился на Варваре! Как же ты смог ее позабыть?
- Дурак ты, Степа, вот что я тебе скажу. Не забивал бы себе голову всякой ересью. Сколько уж раз тебе говорить, я уже и знать позабыл, что там были за Маши и Даши. Есть у меня названная жена, и звать ее Варвара Анатольевна.
Сказавши это, он снова предался приятным мыслям, и Степан отстал. Так молча посидели еще минут десять. Тут дед Иван потянулся, лицо его лукаво улыбнулось, и он решил возобновить прерванную беседу:
- А ведь прав ты, Степа. Старыми мы с тобой стали. Гляди и правда, завтра помру и унесу с собой свою тайну. Ладно, скажу тебе правду первый и последний раз в жизни, но коли кому проболтаешься - знать тебя более не буду.
Степан очнулся и, в момент оценив ситуацию, неуверенно приложился правой рукой себе куда-то в область солнечного сплетения. Очевидно, данный жест олицетворял символ вечного молчания.
- Слушай сюда, дружок. Ты сегодня за столом сидел?
- Сидел.
- Ел?
- Ну да, ел, - недоуменно ответил Степан.
- И как тебе борщ?
- Спрашиваешь, - лицо баяниста растянулось в широкой улыбке.
- В общем, дело было так. Любил я свою Машеньку, крепко любил, да и сейчас иногда о ней вспоминаю. Не уехала бы она после из деревни - как знать, что бы здесь еще сотворилось. Но зашли мы с ней лет так пятьдесят назад в гости к ее подружке - Варьке, а та возьми, на Машенькину беду, да и налей мне своего знаменитого борща. Уж как сложно меня чем-то искусить, но вот одна кроется во мне слабость - люблю, грешным делом, ну страсть, как люблю вкусно покушать. Что оставалось делать? Дал Машеньку полную отставку, да и женился после на Варваре.
- Ну ты. Ну ты. Ну ты, старик, даешь! - вымолвил, наконец, Степан протрезвев и вытаращив на друга свои ставшие похожими на блюдца глаза.
На минуту воцарилось молчание, а потом вдруг ночной концерт пернатых и насекомых прервался безудержным хохотом. Первым завелся Степа, а мгновеньем позже к нему присоединился и его старый товарищ. И долго они еще громко хохотали в ночи, не обращая никакого внимания ни на собственный возраст, ни на непрекращающийся лай дворовых псов.