Алиев Эдуард : другие произведения.

Отступник. Книга вторая: Человек

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Будучи демоном..., он презрел ад..., став человеком он достиг величия богов, и навсегда изменил мир.

   ОТСТУПНИК
  
   КНИГА ВТОРАЯ: ЧЕЛОВЕК.
  
  
   1. РАБ.
  
   - Как же это все-таки БОЛЬНО быть человеком, - была первая мысль, после того как он очнулся.
   Болело все, каждая частица тела, каждая клетка. Ему казалось, что болят даже волосы, которых еще не было, поскольку сформировавшееся тело еще не успело их отрастить. Болели ногти, которые только начинали принимать нормальный вид, болели зубы, выросшие только наполовину. Болела кожа, сплошь покрытая язвами и ссадинами.
   Элигос лежал в куче какого-то мусора, сверху над ним распростерла свои объятия огромная сосна, заслонившая мохнатыми лапами, все небо. В то же время она очень удачно прятала его от дождя, который, судя по издаваемой им барабанной дроби, шел давно и останавливаться не собирался. Сквозь редкие просветы между веток, нависало темное, тяжелое небо, которое казалось, можно было достать рукой. Воздух был свежим и чистым, слегка пах хвоей, свежескошенным сеном и навозом. Шум дождя заглушал все звуки, оттого казалось, что весь мир погиб после великого потопа.
   Элигос попытался пошевелиться, боль, тут же напомнила о себе резкими спазмами.
   - Да что же это? Как долго оно будет заживать, - Элигос придирчиво осмотрел собственное тело,
   - Как это все-таки ТРУДНО, быть человеком.
   Исследовав место, своего временного пристанища, он пришел к выводу, что это, скорее всего бывший сарай, разваленный до основания. Элигос ощутил странное чувство, с которым он не был знаком раньше. Это был голод. Формировавшийся организм требовал строительный материал, поскольку утратил сверхъестественную способность, получать его путем простого соприкосновения. Надо было срочно, что-нибудь съесть.
   Как же это НЕУДОБНО, быть человеком.
   Превозмогая боль, он поднялся. Перебравшись через сваленные бревна, выглянул из-за веток. Сквозь густую пелену дождя виднелись смутные силуэты строений, которые отсюда выглядели темными пятнами. Элигос, стоял на опушке леса, который начинался сразу за его спиной и уходил влево и вправо, насколько хватало взгляда.
   Стараясь не обращать внимания на боль и голод, что в общем ему удавалось с трудом, Элигос присел на бревно. Надо было решить, куда отправиться в поисках пищи. Самый простой вариант это добраться до жилья, попросить еду и крышу над головой. Но ему очень не хотелось кого-то просить. Пока еще он даже не знал, как это делается. Кроме того, он не представлял, сколько придется идти, ведь жилье могло оказаться далеко. К тому же совершенно неизвестно, что за люди живут здесь. Принимая во внимание его теперешнее физическое состояние, очень не хотелось получить вместо куска хлеба и одежды, заряд картечи или удар бейсбольной битой.
   Второй вариант отправиться в лес и попробовать поймать какую-нибудь дичь. Но отсутствие спичек и самых минимальных охотничьих приспособлений, ставило его в тупик. Кроме того, он не был уверен, что его еще окончательно не сформировавшиеся зубы справятся с сырым мясом.
   Решив отправиться к человеческому жилью, он столкнулся еще с одной проблемой. Он не мог идти к людям без одежды.
   Как же это все-таки ГЛУПО, быть человеком.
   От бессилия и досады Элигос с силой стукнул рукой по бревну и застонал от боли.
   Выбора не было, он поднялся и вышел из укрытия. Трава больно хлестала по ногам, в каком-то месте он умудрился влезть в невероятно жгучую крапиву, и к боли от ран прибавилось дикое жжение от ожогов. Довольно быстро он промок, и его стало знобить. Все тело тряслось как в лихорадке.
   Это ХОЛОДНО, быть человеком.
   К счастью до жилья оставалось не так много. Он разглядел, большой дом и несколько строений поменьше вокруг него.
   Подойдя к одному из них, он заглянул в окно, которое было маленьким и совершенно без стекол. Внутри стояли вполне симпатичные коровки, ухоженные и довольные жизнью. Обойдя по периметру, он нашел дверь. Внутри он не нашел ничего интересного кроме передника сделанного из грубо выделанной кожи, который он тут же напялил на себя. Еды не было никакой, коров доить он не умел. Покинув хлев, Элигос обреченно направился к главному строению.
   Как же это СТЫДНО, быть человеком.
   Ему показалось странным, что небольшие окна дома, скорее, напоминавшие бойницы, были затянуты тонкой кожей, сделанной видимо из внутренностей животных.
   Элигос двинулся вдоль стены, в надежде найти дверь, в ту же секунду получил чудовищный удар по затылку, и потерял сознание.
   Очнулся он в каком-то сарае, который одновременно видимо, служил тюрьмой. С одной стороны были сложены сельскохозяйственные орудия довольно примитивные. Элигос не очень в этом разбирался, но ему показалось, что нечто подобное он уже видел, вот эта деревянная штука с приделанной к ней металлической лопастью, наверное, плуг, а деревянная конструкция с зубьями, видимо борона. Однако в какое захолустье меня забросили, если здесь пользуются деревянными орудиями труда?
   Он приподнялся, руки его были закованы в настоящие, довольно грубо сработанные железные кандалы. На стене через равные промежутки весели такие же. Крепились они к металлическим крюкам, намертво вбитым в стену. Он попытался выдернуть крюк, но после нескольких попыток, оставил эту затею.
   Как все-таки БЕСПОМОЩНО..., быть человеком.
   Снаружи раздался стук, словно кто-то отодвигал засов. Дверь распахнулась, и в сарай вошли два человека. Шедший первым, был наверняка старшим в этой паре, поскольку держался он гордо и величественно. Второй ниже ростом, смотрел на спутника снизу вверх, и все время что-то повторял как заведенный, показывая рукой на Элигоса. Язык показался ему знакомым и через некоторое время, он стал понимать смысл разговора.
   Одеяния их наводили на странные мысли. Старший был одет в штаны из грубой кожи и такую же рубаху. На ногах великолепно сделанные сапоги с вышивкой. Поверх рубахи красовался искусно расшитая и отделанная металлическими пластинами, броня из толстой свиной кожи. На боку висел внушительных размеров меч.
   Второй был одет в рубаху из примитивной ткани и такие же штаны. На ногах нечто напоминавшее ботинки швами наружу.
   - Судя по внешнему виду, первый воин, второй крестьянин, - и тут до него дошло, Люцифер отомстил, сделав его человеком, но отправив на несколько столетий назад. Сильвия появится в этом мире, через пятьсот..., семьсот..., а может тысячу лет. К тому времени не останется даже его праха.
   - Кто такой? - воин, пнул его сапогом под ребра.
   Элигос превозмогая боль, развернулся и ударил его ногой под колено. То ли он бил медленно и слабо, то ли воин ожидал нападения, но на ногах тот удержался. Второй тут же отреагировал и ударил его толстой суковатой палкой по голове. В глазах потемнело.
   Это УНИЗИТЕЛЬНО быть человеком.
   - Я из далекой страны, попал к вам случайно, - ответил Элигос, с трудом вспоминая забытый язык.
   Воин смотрел на него с явным интересом, при этом сдержанно улыбался в усы.
   - Ты раб?
   - Нет..., я свободный человек.
   - Теперь раб..., - усмехнулся воин.
   Подняв какую-то ветку, воин потыкал ею раны Элигоса, отчего тот скорчился от боли.
   - Наверное, у него не хорошая болезнь, - сказал воин, - держитесь от него, подальше. Если не издохнет..., я его заберу.
   Лицо крестьянина недовольно вытянулось. Воин это заметил и усмехнулся.
   - Я заплачу..., хорошо заплачу, - продолжил он, мгновенно разбудив улыбку на лице собеседника, - слово Халги.
   Они ушли, о чем-то оживленно и эмоционально переговариваясь. Элигос повалился на пол, в бессилии кусая руки. Как он был глуп и самонадеян. Дьявол разделил их с Сильвией не милями, не расстоянием, а временем. Изменить он ничего не мог, их разделяли века.
   Впервые в жизни он заплакал. Слезы ручьями текли по его щекам, он удивленно вытирал их руками, не понимая, что с ним. Не осознавая того, что окончательно стал человеком.
   Маленький тщедушный человек лежал, свернувшись в позе зародыша, на прелой лежалой соломе и плакал. Его грязное тело, покрытое язвами, вздрагивало в такт рыданиям. Сквозь ритмичные всхлипывания, пробивались проклятия, адресованные всему сущему на земле и на небесах.
   - Как же это СТРАШНО..., быть человеком....
  
  
  
  
  
      -- ПЕРВЫЕ ШАГИ.
  
  
   Утром его перенесли в другой сарай. Окончательно обессиливший Элигос, уже не мог самостоятельно передвигаться. Сильные заскорузлые руки рабов, привыкшие к тяжелому крестьянскому труду, подняли его и подгоняемые криками хозяина, перенесли в чистый сарай.
   Элигос громко застонал, когда его опустили на набитый соломой матрац. Приковывать его не стали, видимо полагая, что в таком состоянии далеко он не убежит, но дверь сарая заперли.
   Когда его оставили одного, Элигос открыл глаза. Мутноватый свет, пробивавшийся сквозь затянутые желтоватой пленкой оконца, едва освещал чистое помещение, сложенное видимо совсем недавно из ровных обтесанных бревен. Скорее всего, это была ночлежка для наемных рабочих или рабов, но сейчас здесь было пусто. Снаружи доносились приглушенные голоса и неясный скрип, будто кто-то крутил несмазанное колесо.
   Едва слышно скрипнула дверь. Элигос попытался поднять голову, но она оказалась невероятно тяжелой. Он застонал и повалился на тюфяк, отвратительно воняющий прелой соломой и немытыми телами.
   Женщина лет тридцати, со светлыми, цвета спелой пшеницы волосами, осторожно подошла к нему. Пахло от нее молоком и свежеиспеченным пшеничным хлебом. Ее простоватое лицо, было добродушным и спокойным. Однако за внешним спокойствием угадывалась тщательно скрываемая буря эмоций и чувств.
   Обмакнув тряпку в принесенную с собой чашу, в которой был раствор, распространявший странный запах, отдаленно напоминавший мускус, принялась промывать его раны. Делала она это аккуратно, каждый раз вздрагивая, когда Элигос корчился от боли. Закончив, она накрыла его шкурами и, оценив дело рук своих, бесшумно удалилась.
   Спустя еще полчаса так же бесшумно появился маленький плешивый человек, и осторожно наклонился над ним. Внимательно осматривая его раны, он щелкал языком и качал головой. Дважды заглянув ему в рот, местный эскулап удивленно крякнул. Видимо не удовлетворившись осмотром, он забрался грязными пальцами ему в рот, того едва не стошнило. После этого он долго перебирал редкие волосы на голове Элигоса и осматривал ногти, на руках.
   Достав откуда-то из-под полы кафтана, берестяную коробочку, он довольно быстро и сноровисто вымазал Элигоса с ног до головы, вонючей массой, от которой закружилась голова.
   - Это волшебное снадобье..., сделанное из коровьей мочи, - произнес знахарь, изрядно коверкая слова, считая видимо, что чужеземец, таким образом, поймет его лучше.
   - Волшебное? Из коровьей мочи...?
   - Да, да, - радостно закивал плешивый доктор, - это излечит твои раны.
   - Хорошо..., - Элигос с трудом вспоминал забытые слова, когда-то знакомого языка.
   - Сколько зим ты прожил?
   - Не помню..., почему ты спрашиваешь?
   - У тебя растут зубы, но для младенца ты крупноват, - усмехнулся знахарь, - может ты из рода етунов, что рождаются большими.
   Тихо, словно привидение, в дверях появилась женщина, заполняя все вокруг теплым вкусным запахом свежего хлеба. Знахарь стал неторопливо собирать в холщовый мешок многочисленные деревянные бутылочки, коробочки и плошки.
   - Тебе надо много есть, - сказал он на прощанье, - тогда ты быстро выздороветь.
   - Я попробую..., - ответил Элигос.
   Когда знахарь удалился, женщина, опустившись на корточки, аккуратно поставила перед ним глубокую глиняную тарелку, с неровными краями, которая до краев была заполнена прожаренным до румяной корочки мясом и краюху хлеба, грубого помола.
   Аппетитный запах приятно щекотал ноздри, но вызывал спазмы в желудке. Элигос попытался подняться. Тело отказывалось повиноваться. Руки и ноги предательски дрожали.
   Царственной походкой в сарай вошел хозяин. Понаблюдав некоторое время за тщетными попытками пленника подняться. Он показал женщине глазами на лежащего человека.
   - Покорми его..., Кара....
   Кара, кивнув головой, приблизилась к Элигосу. Заботливо поправив жесткую подушку, она примостилась рядом, и положила маленький кусочек мяса ему в рот. Бывший демон удивился мгновенной реакции организма на еду. Медленно с опаской он принялся жевать. Неприятные ощущения от соприкосновения грубой пищи с еще не окрепшими зубами постепенно притупилось. Он впервые ощутил вкус. Все-таки в человеческом существовании, случаются приятные моменты.
   Хозяин по-прежнему стоял, молча наблюдая за пленником, словно оценивая, стоит тот съеденного мяса или нет. Видимо решив, что у капиталовложения есть перспективы, довольно хмыкнул и вышел.
   - Кара..., - ткнула себя в пышную грудь женщина, - а ты?
   - Элигос, - произнес он, переводя дыхание, - единственное слово, произнесенное им, далось с невероятным трудом и тяжелой отдышкой.
   - Эйлиоор...? - пропела она, красивым грудным голосом неотрывно глядя на него.
   - Элигос.
   - Эйлиос?
   - Ну примерно так, - пробормотал он, не в силах продолжать разговор.
   Между тем тарелка опустела. Кара поднялась и налила ему в глиняную кружку, коричневое пойло, которое оказалось местным пивом. На вкус, это было нечто среднее между мочой и болотной водой.
   - Энгус..., хозяин..., хороший хозяин, - проговорила она, пока Элигос жадно глотал бурую жидкость, пытаясь загасить дикую жажду. - Если ты вести себя хорошо, хорошо работать, Энгус хорошо кормить, и мало бить.
   - Бить? - Переспросил ее пленник.
   - Нет..., он почти совсем не бьет, очень редко..., если попасть под горячую руку, - сообразив, что чужеземец вполне сносно говорит на местном наречии, Кара перестала коверкать слова.
   - Он заботиться о своих людях. - Элигосу показалось, что в голосе ее промелькнули нотки сожаления.
   - Понятно..., - прошептал он, проваливаясь в сонную бездну. Через секунду он уже мирно посапывал, и видел первый в своей жизни сон.
   Кара еще некоторое время сидела рядом с ним, пытаясь разобрать слова, которые он бормотал во сне. Но говорил чужеземец, на странном языке слов которого она не понимала.
   Она попала в плен еще ребенком. Впрочем, в те далекие времена, когда люди редко доживали до старости семилетняя девочка, уже рассматривалась как потенциальная жена, мать, или наложница.
   Северяне напали на их деревню, внезапно. В то время когда Кара вместе с матерью, плела рыбацкие сети, сидя на берегу полноводного Данубия.
   Все произошло неожиданно. Прилетевшая, из ниоткуда стрела, пропела песню смерти. И легко пронзила череп матери насквозь, словно он был из сырой глины. Она умерла мгновенно. Начавшийся вслед за этим хаос, уже не мог испугать Кару, поскольку, от страха она находилась в состоянии близком к параличу.
   Вокруг кипел бой. Все смешалось. Предсмертные крики и топот сотен копыт, лязг мечей и рычание нападавших, стоны раненных и гортанное ржание лошадиных глоток. Кара не шевелилась, уставившись на мать которая, скорчившись, будто внезапно став меньше ростом, лежала на мокрой земле, спрятав руки под себя. Крови не было, и детский ум никак не мог понять, с чего это вдруг мама, бросив работу, прилегла отдохнуть, не сказав никому не слова.
   Все происходившее с ней позже, отпечаталось в памяти как-то отстраненно. Словно она видела сон о себе. Если бы кто-то спросил ее, было ли это на самом деле. Она не смогла бы уверенно ответить не положительно, ни отрицательно.
   Два огромных воина воняющих свиной кожей и кислым потом, оттащили ее в сторону от тела мертвой матери, и, содрав с нее одежду, принялись медленно неторопливо насиловать, перебрасываясь скабрезными шуточками.
   Кара не чувствовала боли.... Кара не чувствовала страха.... Кара ничего не чувствовала Она лежала на спине глядя в голубое без единого облачка небо. Тело ее сотрясалось от равномерных и грубых толчков чужой плоти. Ее били по лицу грубые мужские руки, привыкшие убивать, считая наверно, что она слишком холодна и не ласкова. Прохладная струйка крови приятно стекала по лицу. Огненный диск солнца, больно резал глаза.
   Кара была все равно, что мертва. Она почувствовала сильный удар, смягченный телом насильника. Вслед за этим, бывший только, что воплощением грубой мужской силы воин, по-бабьи взвизгнув, вскочил, на ходу, униженно подтягивая штаны.
   Над ними словно исполинская башня возвышался вождь, заслоняя собой солнце. Он был огромен, выделяясь даже на фоне своих крепких воинов, высоким ростом и мощными плечами. Лицо его было обезображено косым шрамом через все лицо. При этом казалось, что шрам делит лицо на две половины добрую и злую.
   Ясные голубые глаза, приправленные застарелой болью, смотрели сочувственно и проникновенно. Выдающаяся вперед челюсть, оскаленный рот с желтыми крупными зубами и застывшей слюной в уголках напоминали, что перед вами хищник, не знающий страха и сострадания. Но, что-то в этом могучем хищном и безжалостном звере, говорило о том, что он познал боль, которая навсегда оставила след в его сердце.
   Вождь повелительно махнул рукой, и Кару подняв, поволокли к толпе таких же несчастных женщин и детей, столпившихся, словно перепуганные овцы в центре деревни.
   Потом были месяцы странствий, по морю и суше, не проходящие голод и жажда. Побои и насилие, к которым она постепенно привыкла.
   Однажды когда ее предварительно избив, в очередной раз насиловал караванщик, она вдруг почувствовала, растущее внутри болезненное удовольствие. Поначалу не понимая, что с ней происходит, она испугалась и расплакалась. Караванщик, похожий на старую больную обезьяну, недолго думая, избил ее. Так вместе с первым ударом по лицу к ней пришел ее первый оргазм.
   Невольничий рынок, поражавший обилием и разнообразием человеческих тел, изменил ее судьбу. Ее купил молчаливый угрюмый северянин. Предварительно заглянув в рот и пощупав грудь, он показал два пальца. Торговец живым товаром, скорчил недовольную гримасу. Северянин равнодушно отвернулся и неспешно двинулся дальше. Однако торговец схватил его за рукав, желая видимо продолжить торг. В ту же секунду, суетливый сириец, сбитый с ног, повалился в пыль. Привыкший к такому отношению, торговец вскочил на ноги и, не выказывая обиды, закивал головой, показывая два пальца.
   Кару вновь долго везли на север. Угрюмый северянин был рачительным хозяином. Кару хорошо кормили, и на протяжении всего пути до бурга никто не прикоснулся к ней пальцем. Казалось, жизнь меняется в лучшую сторону. Но ее не покидало ощущение, что чего-то недостает.
   Угрюмый торговец, имени которого она не запомнила, продал ее Энгусу, после недолгого торга. Так она очутилась в усадьбе. Жизнь потекла своим чередом. Для рабыни она неплохо устроилась. Работа была несложной, помогать по хозяйству жене хозяина, бледной болезненной и потому неразговорчивой Брунгильде. И присматривать за тремя отпрысками Энгуса, до тех пор, пока они не достигали возраста посвящения.
   Пяти лет от роду, любой гот мужского пола, отрывался от мамок, нянек, и под руководством повидавших на своем веку воинов учился искусству убивать, быстро и с наименьшими затратами.
   В первый же день своего появления в усадьбе, Энгус, схватив ее за шею, уложил грудью на стол, просунув ей руку между ног, откровенно ощупал. Удовлетворенно хрюкнул. Задрав рабыне юбку, он несколько минут громко пыхтел сзади.
   Кара не почувствовала ничего, кроме разочарования. Ей очень хотелось, чтобы хозяин ударил ее, и грубо изнасиловал, но он как всегда, был спокоен и деловит, словно все, что он делал, было необходимой работой.
   Впоследствии Кара не раз провоцировала его на грубость, но дальше обычных затрещин, дело не шло. В те редкие минуты, когда похоть брала верх над занятостью, Энгус невозмутимо пользовался ею словно вещью. Каковой она, в сущности, и являлась.
   Прикоснувшись к покрытому мелкими бисеринками пота лбу чужеземца, она отметила, что жар стал спадать. Наклонившись, Кара заботливо подоткнула шкуру и, стараясь не шуметь, вышла в сырую прохладу осеннего вечера.
   Элигос спал. Это было еще одно новое состояние для него. Глаза его прикрытые веками двигались в бешеном ритме, губы бесшумно шевелились, тело временами вздрагивало. Ему снился страшный сон. Первый в его человеческой жизни, кошмар.
  
  
  
  
  
      -- НОВАЯ ЖИЗНЬ
  
  
   Женщина с пронзительно зелеными глазами и лицом богини смотрела ему в лицо и улыбалась. Две бледные змеи, заменявшие ей руки, крепко обнимали его за шею. Он силился разомкнуть смертельные объятия, но упругие, гладкие кольца сдавливали горло все сильнее и сильнее.
   Элигос хрипел и рвался. Внезапно одна из змей причудливо изогнувшись, впилась зубами в его лицо. Следом вторая вонзила ядовитые зубы в шею. Элигос чувствовал, как кровь его толчками выплескивается в пасти змей, как медленно перетекает в тело женщины. Вены, в которых теперь вместо крови пульсировал яд, горели адским огнем.
   Глаза женщины-змеи светились ровным голубым светом. На искривленных ухмылкой губах пузырилась кровь. Его кровь. Вокруг закружился дьявольский хоровод теней и неясных силуэтов. Временами взгляд выхватывал из толпы духов, человеческие лица.
   На заднем плане в неясной дымке едва угадывалась исполинская фигура воина, стоявшего неподвижно и державшего на изгибе локтя огромную секиру. Взгляд его неподвижных глаз проникал в самую душу. Внезапно влажные рубиновые губы женщины-змеи, приблизились и заслонили собой окружающий мир. В следующую секунду она впилась в его губы в кровавом страстном поцелуе. Элигос задыхался. Тело билось в предсмертных конвульсиях. По коже прошла бледная волна последней судороги.
   Умерев во сне, он проснулся в темном сарае, пахнущем соломой и навозом. Провел рукой по мокрым от пота редким волосам. Тело горело, словно в огне. Горло пересохло, сделавшись жестким и шершавым.
   Сбросив ноги, Элигос попытался встать, но ослабевшие ноги подкосились, и он рухнул на глиняный пол. Рука нащупала ручку кувшина стоящего на полу. Перевернувшись на спину, он влил в себя кисловатое пиво до последней капли. Подняться вновь на лежанку сил не осталось.
   Человек лежал на спине, устремив вверх, взгляд темно-карих слезящихся глаз. Разум его словно впал в спячку и мысли застыли, будто насекомые в прозрачном янтаре.
   В сарае вдруг стало ощутимо светлее. Элигос почувствовал чужое присутствие и повернул голову. У дверей стоял воин. Был он крепок, высок ростом, белокур. Сверкающие доспехи из желтого метала, сидели на нем как влитые. Его мощные руки с бугристыми рельефными мышцами опирались на двуручный меч. Глаза неестественно блестели и с неподдельным интересом разглядывали человека. От его внушительной фигуры исходило слабое невнятное свечение, отчего казалось, что весь окружен странным ореолом.
   - Кто ты такой? - в тишине зазвучал сильный властный голос. Хотя Элигос готов был поклясться, что уста таинственного гостя оставались неподвижны, а на лице не дрогнул не один мускул.
   - Человек.
   - Откуда ты?
   - Кого это волнует?
   - Я бог..., - произнес незнакомец.
   - Оттуда где про вас все уже забыли.
   - Забыли? Люди не могут забыть своих богов.
   - И все же..., это так.
   - Значит там..., откуда ты, боги слабы и не напоминают смертным о своем существовании.
   - Другие времена..., другие боги..., - неопределенно протянул Элигос, - всему свое время....
   - Ты лжешь..., боги..., хвала хранителю, существуют вечно. Лишь он один может изменить порядок. Так всегда было..., и так всегда будет.
   - Оставь меня в покое..., мне плевать на ваш мир, и безразличны вы и ваши смертные. Придет время, и вы все узнаете сами.
   - Дерзкие речи, сломленный дух и ничтожное тело. Участь твоя незавидна.
   - Кто ты такой, чтобы судить о моей участи?
   - Я Локки..., запомни это имя, я бог среди богов, равный среди равных. Я буду наблюдать за тобой. Чужеземец..., появившийся из тьмы.
   Последние его слова прозвучали уже из легкого облачка, которое осталось на месте воина в блестящих доспехах.
   - Клоун..., - устало проворчал человек и, откинув голову, забылся беспокойным сном.
   Очнулся он от прикосновения рук двух работников, которые под руководством Кары, заботливо и аккуратно укладывали его на лежанку. Чувствовал он себя лучше, но тело его по-прежнему болело и горело огнем. Взрывной метаболизм ускоренными темпами наращивал мышцы.
   Всю неделю пока не затянулись раны, к нему приходил суетливый знахарь с замашками карманного вора. Цокал удовлетворенно языком, заглядывал ему в рот и мазал волшебными, но очень вонючими мазями. На пятый день Элигос встал и, пошатываясь от слабости, выбрался наружу.
   Мир снаружи был залит ярким и по-осеннему теплым солнцем. Опустившись на бревно, Элигос с наслаждением вдыхал свежий воздух, щурился на солнце и разглядывал Кару, полоскавшую в огромной лохани, белье. Ее тяжелая крупная грудь колыхалась в такт движениям. Задравшийся подол юбки обнажил ослепительно белые лодыжки, которые может и не были идеальной формы, но притягивали взгляд своей свежестью и какой-то животной естественностью.
   Почувствовав взгляд, она обернулась и, встретив заинтересованный взгляд Элигоса, смущенно одернула юбку. Но было видно, что ей это проявление внимания было приятно.
   Громкий хохот отвлек его от созерцания прелестей своей сиделки. Он повернул голову. Энгус стоял подбоченясь, и, глядя на него, довольно смеялся.
   - Вижу..., ты выздоравливаешь, - произнес хозяин, сделав неприличный жест.
   - Если ты думаешь, что стану работать на тебя..., не надейся, - мрачно ответил Элигос, - я не раб.
   - Раб..., но не мой. Мне хорошо заплатили, завтра ты отправишься к новому хозяину.
   - Я уйду.... При первом удобном случае.
   - Удачи..., - криво усмехнулся Энгус, - это уже не моя забота, я хорошо на тебе заработал.
   Ночью к нему пришла Кара. Она ласкала его нежными пухлыми ручками, и прижималась к нему жарким телом. Организм его все еще ослабленный, неожиданно бурно отреагировал на ласки.
   Утром следующего дня за ним пришли. Два воина, одинаково коренастых и широкоплечих, с цепкими внимательными глазами на обветренных лицах, соскочили с крупных ширококостных коней. Оба одеты в кожаные доспехи с медными бляшками, ромейской работы. Такие же наручи и наколенники. У каждого на боку висел внушительных размеров меч. И двигались они одинаково, нарочито медленно и небрежно, как двигаются сытые львы в минуты отдыха.
   - Пошли..., - коротко кивнул один из них, глядя на пленника равнодушным, взглядом.
   Элигос демонстративно медленно поднялся.
   - Шевелись, - уронил второй, не глядя, и сделал полшага в его сторону.
   - Пошел ты....
   Удар был настолько быстрым, что он не успел даже понять, что произошло. Оба воина по-прежнему стояли перед ним в расслабленных позах. Элигос валялся у их ног, зло улыбаясь разбитым в кровь лицом. Воин сделал небрежный знак рукой. Двое работников Энгуса подхватили его под руки, и поволокли наружу. Во дворе уже стояла наготове повозка, куда и забросили избитого Элигоса.
   Воины, легко запрыгнув в седла, молча сопровождали повозку и за всю дорогу не перекинулись и парой слов.
   Очень скоро они выехали на опушку леса, где на берегу небольшой реки стояло поселение, обнесенное по периметру частоколом.
   Повозка остановилась у большого деревянного дома в центре бурга.
   - Сам пойдешь? - ухмыльнулся воин, - или помочь?
   - Обойдемся..., - угрюмо уронил пленник.
   - Я могу..., - осклабился воин....
   Элигос сполз с повозки и вопросительно глянул на спешившегося воина. Тот указал ему на дверь и подтолкнул в спину.
   Дворец правителя, а это был именно он, вызвал у Элигоса саркастическую улыбку. Внутри дворец оказался еще более примитивным, чем снаружи. Огромная и единственная комната по краям уставленная деревянными лавками и большими грубо сколоченными столами. Лишь в одном из углов на небольшом возвышении стоял резной деревянный трон.
   Его подвели к сидевшему на троне вождю. Халга едва взглянул на своего нового раба, и перевел взгляд на одного из воинов.
   - Плохой раб..., - произнес тот, - глупый и строптивый. Никчемный работник.
   Халга едва заметно кивнул головой, и воины удалились. Некоторое время они разглядывали друг друга. Вождь и раб.
   Халга с откровенным интересом, Элигос с демонстративным равнодушием.
   - Как тебя звали там, откуда ты пришел?
   - Элигос.
   - Ты был воином?
   - Я был первым среди воинов.
   - Тебе не повезло, - вождь едва заметно усмехнулся, оценив взглядом его физическое состояние.
   - Или тебе.
   - Удача наша в руках богов..., - неопределенно пожал плечами вождь, - сейчас у тебя есть выбор, служить мне..., или быстро умереть.
   - Тогда..., лучше умереть.
   - Я заплатил за тебя..., - вождь приподнял бровь. Похоже, ему пришлись по душе дерзкие речи и смелый взгляд.
   - Это твои проблемы....
   - Ты не любопытен.
   - О чем ты?
   - Тебе не интересно, зачем ты здесь? Боги ничего не делают просто так.
   - Это сделали не боги....
   - Все в этом мире делают боги..., или позволяют делать, не вижу разницы.
   Элигос задумался. Вождь был не так прост, как казалось на первый взгляд.
   - Чего ты хочешь?
   - Служи мне..., придет время, и ты получишь свободу. Когда ты и я узнаем замысел богов. А умереть ты всегда успеешь. Воин должен покинуть этот мир с мечом в руке, и спеть последнюю победную песню.
   - Может быть ты и прав. Что мне предстоит делать?
   - Для начала, вновь стать воином. В таком состоянии, даже вороны, вестники смерти тобой побрезгуют. Я буду называть тебя Эйнар..., чувствую, ты приумножишь нашу удачу.
   Если и стал Эйнар рабом, то рабство его было не обременительным. Халга одержимый идеей великого похода, в котором его больше привлекала бессмертная слава, нежели золото, каждый день разговаривал с ним. Война, политика, психология, - темы, которые занимали вождя и его новый раб был неиссякаемым источником информации.
   Однажды сидя на берегу реки Халга взглянул на звезды и произнес:
   - Вся наша жизнь - война. Наверное..., так будет всегда.
   - Нет, - коротко бросил Эйнар.
   - Придет время, когда люди будут жить мирно?
   - Нет, но придет время, когда оружие станет настолько сильным, что страх и бессмысленность победы, будут удерживать людей от войны.
   - Насколько сильным?
   - Представь себе ядро катапульты, которое забрасывается на много стадий..., на расстояние которое воин может проскакать за год. И падая, оно уничтожает все живое, да и неживое тоже, на расстоянии от бурга до Данубия.
   - Все?
   - Да, все..., и после этого на этой земле нельзя жить еще сотню лет.
   - Да. Это будет плохая война. Без доблести, без славы. Война, в которой побеждает не храбрый воин, а трусливый и слабый правитель.
   - Это так.
   - Откуда ты знаешь?
   - Я там был, - усмехнулся Эйнар.
   Халга недоверчиво взглянул на него.
   - Значит..., наши потомки не воюют?
   - Только с теми, у кого нет такого оружия, и если у них нет сильного покровителя.
   - Плохие времена, - задумчиво произнес вождь.
   - В чем-то плохие..., в чем-то хорошие. Люди станут жить дольше, научаться лечить многие болезни, придумают много хороших и полезных вещей. Будут ездить на железных конях, втрое быстрее, чем самые быстрые скакуны. Летать по небу на железных птицах. Послания на другой край земли будут передавать в одно мгновенье. Но деньги приобретут неограниченную власть, деньги будут важнее силы, ума, отваги, храбрости....
  
  
  
  
  
  
   4.ПОЛИТИКА.
  
  
   Элигос..., или как называли его местные Эйнар, постепенно привыкал к особенностям жизни, в родоплеменном обществе. Что-то было ему знакомо из прошлой жизни, что-то было в новинку. Но в целом жизнь здесь была куда проще, чем у людей в двадцатом веке. Несмотря на всю свою воинственность, готы все же были больше землепашцами. Лишь дружина, состоявшая из пяти сотен всадников, занималась исключительно войной, и была освобождена от полевых работ.
   Халга планировал начать поход весной, когда подсохнут дороги, и в степи зазеленеет трава. Сейчас, поздней осенью он активно занимался подготовкой. К весне численность его армии должна была вырасти до тысячи. Но для большого похода, которым грезил вождь, ему было необходимо тысяч пять.
   Эйнар, обойдя все окрестности, прекрасно ориентировался в лесах и нарисовал подробную карту местности, использую вместо бумаги овечью шкуру.
   - Леса наши полны демонов и духов, будь осторожнее, - сказал ему однажды Халга.
   - Как же вы ходите в лес? - усмехнулся Эйнар.
   - Нас защищает Вотан и Тор, ты же не почитаешь наших богов, а потому незащищен их силой.
   - Знавал я демонов и пострашнее....
   Вождь в ответ лишь слегка качнул головой.
   Однажды в одной из таких вылазок, углубившись далеко в лес, он услышал странное повизгивание. Подойдя ближе, он увидел, волчье логово, сделанное в углублении. Единственный оставшийся в живых щенок, громко скулил. Он был слишком крупным для щенка, и слишком лохматым для волчонка. Этакая помесь волка с медведем.
   Когда Элигос протянул к нему руку с кусочком сушеного мяса, тот обнюхал ее, и недовольно зарычал. Затем принялся грызть неподатливый кусок, довольно урча, и громко чавкая. Справившись с мясом, он свалился на спину, выпятив заметно округлившийся живот, и задремал.
   Эйнар усмехнулся, сгреб его и засунул за пазуху. Он даже не проснулся. С тех пор пес, названный непонятным для окружающих именем Вельзевул, поселился в каморке Эйнара, и сопровождал хозяина везде. Через три месяца щенок превратился в огромного пса, который, несмотря на все свое добродушие, частенько пугал жителей бурга. А иногда бурно выражая свою радость, сбивал с ног, все еще неокрепшего Эйнара.
   В огромном зале на высоком резном стуле похожим на трон сидел вождь. Его широкоплечее кряжистое тело, находилось в неподвижно-задумчивом состоянии уже около двух часов. На окаменевшем, словно гипсовый слепок лице, покрытым, бесчисленными шрамами и татуировками, не отражалось и тени эмоций. Лишь светлые стылые почти прозрачные глаза, блестевшие в полумраке, двигались вслед перемещавшейся по залу высокой бледной фигуре, запакованной в одежду из бурой грубо обработанной кожи.
   Раб двигался, словно призрак вдоль стены и один за другим зажигал масляные светильники, расположенные по всему периметру.
   - Эйнар..., - звук голоса воина был похож на карканье старого ворона.
   Слуга вздрогнул и остановился.
   - Слушаю вождь, - ответил он.
   Несмотря на внешнюю ущербность и слабость, голос его был низким и бархатистым. Халга много раз замечал, как голос его раба магически воздействует на окружающих, даже когда тот говорил тихо и со смирением. Он привык к этому звуку словно исходившему из уст самого Тора, и посмеивался когда видел, как напрягались его гости, впервые услышав голос Эйнара.
   - Ты все приготовил?
   - Да господин....
   - Ределет не вернулся?
   - Нет, господин.
   - Прошло....
   - Два дня господин, как от него нет вестей.
   - Два дня..., два дня..., - пожевал губами Халга, словно пробуя слова на вкус, - ждем еще день.
   Вождь вновь застыл и прикрыл веки. Раб некоторое время еще смотрел на господина, ожидая, что тот вновь заговорит. Но вождь молчал. Под загорелой обветренной кожей перекатывались желваки. Нахмурился.
   Вот уже пять лет, после смерти отца, с тех пор как Халга стал риксом, все его помыслы были направлены на объединение, разрозненных племен готов.
   Сделать это было сложно потому что, каждое племя, каким бы малым оно не было, имело своего рикса, со своими амбициями. Каждый из них считал собственное племя происходящим от верховных богов, а себя чуть ли не прямым потомком Вотана.
   Конечно, всегда можно было по-тихому убрать несговорчивого вождя, но на его место приходил новый, не менее заносчивый и еще более самодовольный.
   Халга пытался договориться со всеми, соблазняя их несметными богатствами и огромной добычей в будущем походе. Умело играя, на их жадности и воинственности ему уже удалось заручиться поддержкой вождей четырех племен. Однако он осознавал, что этого мало для успешного похода на юг.
   Хлопнула дверь, впустив в зал, старого седого как белый медведь, и такого же могучего в свои пятьдесят, Хангвара. Местного жреца, и советника правителя. Отряхнув с себя капли дождя, он недовольно взглянул на застывшего раба, фыркнул, и направился к сидевшему на троне Халге.
   - Ределет вернулся..., ранен..., до утра не дотянет - произнес он приблизившись.
   - Кто посмел?
   - Он говорит, поединок был честный, он сам бросил вызов.
   - Я предупреждал его, - мрачно уронил Халга, - он ослушался.
   - Он оскорбил его, Ределет вынужден был бросить вызов.
   - Кто?
   - Донан рыжий, правая рука рикса Ганериха.
   - Я убью их всех и сравняю с землей их дома, - прорычал Халга. - Эйнар предвидел это.
   - Что может знать чужак о нашей жизни? - Брезгливо поморщился Хангвар, - даже если его жизнь в обоих мирах. Остерегайся, большая половина его, находится во тьме и скрыта от нас.
   - Он приносит удачу, - возразил вождь.
   - Кто знает..., наша ли эта удача, или она всего лишь совпадает с ней, пока. Мне он не нравится. Убей его пока не поздно. Злобные чужие духи придут на нашу землю через него.
   Остановившись на секунду, Эйнар прислушался. Поняв, о чем идет речь, равнодушно отвернулся и, подпалив последнюю лампу, вышел в осеннюю сырость.
   Он предупреждал Халгу, что союз с Ганерихом, одним из вождей южных готов невозможен, поскольку тот сам мечтает стать верховным вождем всех готов. Эйнар не сомневался, что Донан рыжий, бывший одним из лучших воинов Ганериха, действовал по указке вождя. Он предупреждал Халгу, что тот посылает воина на верную смерть, но вождь был уверен, что Ганерих может отказать в союзе, но убить посланника не осмелится.
   Эйнар считал, что тот не откажется от возможности спровоцировать Халгу. Поскольку Халга был главным препятствием для Ганериха на пути к безраздельному владычеству над готами. Так и произошло.
   Теперь вождь должен был отреагировать на вызов, чтобы не потерять лицо. Ганерих наверняка уже приготовился к нападению, а значит..., велика вероятность попасть в ловушку.
   - Завтра выступаем..., - сказал Халга вечером, когда во дворце собрались сотники, лучшие воины дружины.
   - Все...? - уточнил молодой, но уже снискавший славу в боях, Атарих.
   - Нет..., две сотни останутся в бурге.
   - У Ганериха четыре сотни воинов в поселении, наверняка он уже призвал брата, получается, всего шесть сотен, слишком большой перевес.
   - Да..., это так..., но побеждает тот, кому благоволят боги, и сопутствует удача. - Молвил Халга, пристально глядя на Атариха.
   Тот лишь молча, с достоинством кивнул.
   Когда воины разошлись готовиться к походу, вождь некоторое время задумчиво молчал. Молчал и Эйнар, сидевший напротив.
   - Это будет славная битва, - наконец произнес Халга.
   - Да..., в которой, многие погибнут, и мы должны победить..., иначе....
   - Иначе что?
   - Ганерих станет верховным вождем.
   - Да..., такое возможно.
   - Надо исключить случайности.
   - Как?
   - Вызови его на перекресток дорог..., и убей. Формальный повод есть, он допустил смерть твоего человека, значит, нанес оскорбление тебе.
   - Можно попробовать, но не думаю, что это сработает. Если Ганерих умрет..., его брат будет мстить. Мне плевать на Вередиха..., но тогда о походе можно забыть. Главы кланов разделяться на два лагеря.
  
  
  
  
  
  
   5.СТРАТЕГИЯ.
  
  
   Утром выступить не удалось. Когда солнце только начало золотить вершины елей, примчался уставший, и раненный дозорный.
   - Вождь..., гунны..., - выдохнул он, падая от усталости.
   - Сколько?
   - Их тысячи, все конные....
   - Отродье Хеля..., уходим в лес. Собрать всех..., Атарих, возьми сотню, и попробуй задержать их.
   - Погоди вождь, - Эйнар приблизился вплотную.
   - Говори, - недовольно нахмурился Халга. - Времени мало.
   - Это удачный момент...
   - Удачный...? Для чего?
   - Столкнуть их лбами.
   Халга задумался, дворец погрузился в тишину.
   - Пробуем, - наконец уронил вождь, - Хангвар, женщины и дети на тебе, спрячь их.
   Через полчаса пятьсот всадников выехали за ворота бурга. Здесь от них отделились десять и отправились на юг. Весь отряд во главе с Халгой крупной рысью направился на восток, туда, откуда шли несметные полчища гуннов.
   Гунны были настоящим бичом для готов, приходили они с востока, всегда в огромном количестве, словно саранча, уничтожая все на своем пути. Великолепные наездники, дети степей, они засыпали противников тучей стрел, вступая в ближний бой, лишь чтобы добить противника.
   Каждый гот в ближнем бою, был сильнее гунна, но шансов противостоять войску в пять, а то и десять тысяч всадников, разрозненные племена готов не могли.
   Через сутки, выехав на пригорок, Халга и Эйнар, увидели клубы пыли, поднимавшиеся в небеса, вечный спутник большого войска. Халга объявил привал, и собрал десятников.
   - Делимся на отряды по пятьдесят человек, чтобы не загонять лошадей, Варгах, со своей полусотней отправляешься вперед, тащим их на север, в гости к Ганериху.
   Варгах, взлетел на коня и дико свистнув, помчался навстречу войску гуннов. Полусотня всадников, словно лавина, сорвавшись в галоп, помчалась за ним.
   Через час с небольшим, выскочив на опушку небольшой рощи, они увидели передовой отряд гуннов. Завидев готов, отряд в две сотни всадников, словно подчиняясь команде, устремился на них.
   Готские кони, крупнее степных лошадей, на короткой дистанции гораздо быстрее, однако менее выносливы. Готам легко удалось оторваться от преследования. Варгах, придержал коня и махнул рукой воинам.
   - Пусть сядут нам на хвост.
   Отряд гуннов вновь приблизился на расстояние полета стрелы. Несколько стрел долетели до них. Одна вонзилась в шею лошади, которую пришлось прирезать.
   Благо у готов было несколько заводных лошадей. Принялись, было стрелять в ответ, но луки их были хуже, чем у гуннов и стрелы не достигли цели. Готы вновь пришпорили лошадей.
   В лагерь тем временем прискакал вестовой от Варгаха.
   - Вождь..., удалось зацепить лишь передовой отряд.
   - Плохо, сколько их? - нахмурился Халга.
   - Сотни две..., может чуть больше.
   Лицо вождя просветлело. Он развернулся, и некоторое время вглядывался вдаль. Затем поманил к себе воина.
   - Видишь..., вдоль обрыва ручей. Приведите их туда. Как проскочите обрыв уходите влево и вверх.
   - Понял вождь..., засада, - довольно осклабился воин, и вскочил на свежего коня.
   Варгах, вел полусотню по направлению к лагерю, когда вернулся вестовой. Выслушав на ходу решение вождя, он недобро усмехнулся.
   - Придется подпустить их поближе, - Варгах взмахнул рукой, и отряд рысью двинулся в сторону уже видневшегося вдалеке обрыва.
   Гунны быстро сокращали расстояние.
   - Щиты на спину, - рявкнул Варгах.
   Команда прозвучала очень своевременно. Гунны не снижая скорости, на ходу осыпали стрелами отряд готов. Благо спасительный обрыв был уже рядом, и готы помчались во весь опор. Увлеченный погоней отряд гуннов пытался сократить дистанцию, но готы были уже под скалой и, свернув, исчезли из виду.
   Всего несколько секунд понадобилось гуннам, чтобы определить, куда исчезли враги. Но в это мгновенье, дикий рев огласил окрестности, на их головы посыпались огромные бородатые готы, прыгавшие со скалы выставив перед собой мечи.
   В считанные мгновенья все было кончено. Воды ручья окрасились кровью. Готы напоминали злобных демонов в своей дикой ярости.
   Осмотрев поле битвы, Халга едва заметно кивнул головой. Воины принялись грабить мертвых гуннов. Даже серьезность ситуации, и выработанная стратегия не могли загасить в готах жажды наживы, поскольку любая война, для них была способом обогащения. Иначе, зачем вообще воевать?
   Халга тем временем подозвав к себе Отара, молодого, но довольно искусного воина из своей малой дружины, поднялся с ним на скалу.
   - Сюда они придут..., и ты..., будешь ждать их здесь.
   - Понял.
   - Сделай так..., чтобы они пошли за тобой.
   - Не сомневайся, вождь, - нехорошо усмехнулся Отар.
   - Двигайся по нашим следам. Мы уходим.
   Отар молча, кивнул лохматой головой и, толкнув пятками гнедого жеребца, направился вниз.
   Разделив добычу, и перекусив, войско направилось на север, оставляя за собой широкий вытоптанный след, помеченный комьями конского навоза.
   Во главе войска, двигавшегося нарочито медленно, Почти касаясь друг друга локтями, ехали Халга и Эйнар.
   - Ты раньше сталкивался с ними?
   - Что? - слова Эйнара вывели вождя из задумчивости, - да..., приходилось. Они хорошие воины, но лишь до той поры пока сидят на лошадях. Пеший гот, стоит десятка гуннов.
   - Они отчетливо видят наши следы, зачем было оставлять Отара.
   - Это так..., но у них может возникнуть желание пойти по нашим следам в обратную сторону. Чем драться не понятно за что..., не лучше ли разграбить беззащитный бург.
   - Мдаа..., верно..., я не подумал. - Пробормотал Эйнар.
   - Не удивительно..., там нет твоей женщины и твоих детей.... Даже твой пес плетется позади твоего жеребца.
   Эйнар поднял глаза на вождя. И понял..., тот сказал это не в упрек, а всего лишь отмечая это как факт. Имея в виду, что в подобной ситуации он вел бы себя так же.
   Тем временем, гунны достигли скалы, под которой обнаружили трупы своих сородичей. Вожди племен собрались в круг, и принялись рассуждать о том, как стоит поступить. Все склонялись к решению не преследовать отряд, а отправиться грабить поселения вдоль реки. Лишь верховный вождь недовольно покачал бритой головой. Он едва заметно кивнул, от войска отделилась сотня всадников и отправилась по следам готов.
   Передовая сотня, отправленная вперед, скрылась за деревьями, а вожди все продолжали кричать и размахивать руками, отстаивая каждый свою точку зрения. Верховный, по-прежнему молчал, выжидая.
   Главный аргумент в пользу преследования готов выдвинул Отар. В самый разгар споров, на скалу выскочила полусотня безбашенных готов, и принялись поливать гуннов стрелами. Двое вождей упали замертво, один был ранен. Стрельба в ответ снизу вверх не принесла результатов, за спинами готов висел раскаленный солнечный диск и яростно слепил глаза. Гунны кинулись вдогонку.
   Полусотня Отара, воспользовавшись замешательством в рядах противника, углубилась в лес. Догнав передовую сотню гуннов, которые никак не могли ожидать вероломного нападения сзади, отряд Отара разметал их, убив более половины и покалечив остальных.
   Оторвавшись на приличное расстояние, дикий гот, вновь осадил коня и развернулся. Войско гуннов проламывалось сквозь густой лес, словно стадо диких вепрей.
  
  
  
  
  
  
   6. СРАЖЕНИЕ.
  
  
   Через сутки возвратившиеся дозорные сообщили..., на дороге передовой отряд Ганериха. Халга отобрав двадцать воинов, тихо без единого крика вырезал десять человек.
   Ничего не подозревающий Ганерих, во главе пяти сотен, расположился лагерем в низине на берегу реки.
   Халга скрытый деревьями на вершине холма, наблюдал за тем как двухтысячное войско гуннов, преследует малочисленный отряд его воинов. Самое сложное было доверено Отару. Предстояло привести гуннов в лагерь к Ганериху, и остаться при этом в живых.
   - Второе не так уж важно, - весело заржал Отар, отправляясь навстречу гуннам, и подмигнул Эйнару.
   Когда до лагеря Ганериха оставалось не больше полета стрелы. Перед Отаром вдруг выросли шеренги, угрюмых воинов, державшие наизготовку луки. Их заметили.
   Думать о том, чтобы в этой ситуации уйти в сторону было поздно, и тогда Отар принял безумное, но единственно правильное решение. Спрятав мечи за спину, они во весь опор помчались навстречу соплеменникам.
   Ганерих стоящий в первом ряду от изумления раскрыл рот. Но так продолжалось до тех пор, пока за спинами готской полусотни он не узрел лавину гуннов. Тогда сработал инстинкт. Против гуннов, любой гот союзник.
   Ряды угрюмых готов расступились, принимая сородичей, и тут же сомкнулись. Пройдя сквозь войско, отряд Отара, должен был вернуться к своим, когда Ганерих увязнет в бою. Однако вновь сработал инстинкт. Услышав звон мечей, Отар развернул коня и вновь оказался в первом ряду со своей полусотней, чтобы принять на себя удар гуннской конницы. Против гуннов, любой гот - союзник.
   К счастью в это самый момент, выкосив стрелами два ряда готского войска, гунны, подталкиваемые сзади соплеменниками, сшиблись с готами.
   - Мальчишка..., - недовольно ворчал Халга, наблюдая за тем как длинный меч его лучшего сотника, прорубает просеки в рядах гуннов. Но по тону чувствовалось, он его понимает, и в глубине души гордится им.
   Несмотря на двойной перевес, атака гуннов захлебывалась. Ряды готов поредели, но оставшиеся примерно триста воинов сомкнув ряды, отбивали атаки гуннов, которых осталось не более трехсот клинков.
   - Пора - прорычал Халга. Было понятно, что это уже не связанная речь человека, а рык волка, которому вид и запах крови застит глаза. Предвещая веселое пиршество на полях Волгалы.
   Халга издал победный клич и готы, молча, словно стая волков, ринулись вниз по склону. В считанные минуты войско гуннов было раздавлено. Халга первым врубился в ряды противника, и сеял смерть и панику. Следом за ним оскалив зубы и выгибая шею, рвался конь Эйнара.
   Вяло, отбиваясь от наседавшего противника Эйнар убивал лишь тогда когда особо ретивые, пытались продырявить его шкуру. Орудуя мечом как шпагой, он не наносил размашистых ударов, а лишь колол в уязвимые места, не прикрытые доспехами.
   Ему удалось убить одного и ранить троих, когда он, наконец, сообразил, что его ненавязчиво опекают, видимо выполняя команду вождя. Подняв глаза, он увидел, как Халга, проворно соскакивает с уже мертвого коня, в котором торчала дюжина стрел. В тот же миг отметил про себя, что Халга не видит огромный топор, занесенный над своей головой.
   Огромный гунн уже радостно распялил черный рот в победном крике, предвкушая, как дрогнут готы после смерти вождя, когда меч Эйнара вошел сбоку под ребра. Топор продолжал падать, но силы в нем уже не было. Скользнув по доспехам, тяжелый снаряд, утянул за собой вниз, мертвого хозяина. Туда в водоворот конских и человеческих ног, которые месили кровавую кашу из дымящихся внутренностей. Туда где в последней агонии слились воедино лошади и люди, чтобы продолжить вечное родство красоты и силы в загробном мире, где храбрецам тоже нужны горячие кони.
   Халга ощерился, молча кивнул головой, и с новой силой врубился в ряды противника. Пауза длилась мгновенье, и в это мгновенье все кто рубил, колол, рвал на части человеческое тело врага, понял: именно сейчас в этот миг происходит перелом в битве.
   Гунны сломались, нет, не сразу. Еще какое-то время они бились, но в этом уже не было веры. Ибо видели они, как боги отвратили от вождя готов топор, который должен был снести ему голову. И кто они такие, чтобы бросить вызов богам, и оспорить их право решать кто достоин награды..., кто достоин смерти, а кто славы....
   Готы, видевшие все до последнего движения, приписали победу в битве исключительно везению Эйнара.
   Когда гунны были повержены, а оставшиеся несколько десятков побросали оружие и сдались. Два готских войска сошлись лицом к лицу. Выяснилось, что за спиной Халги всадников в четыре раза больше чем у соперника.
   Ганерих насупившись, едва сдерживал гнев. Его налитые кровью глаза на багровой физиономии, злобно следили за Халгой. Но он был вождем и понимал, что шансов победить, у него нет. Значит надо пытаться договориться.
   - Приветствую тебя Халга, - произнес Ганерих, выезжая вперед.
   - Приветствую и тебя..., благородный, - Халга откровенно усмехнулся, что не ускользнуло от взглядов воинов, - и смелый Ганерих. Похоже..., гунны убили много твоих воинов.
   - Они появились внезапно, будто шакалы, иначе мои воины растоптали бы их,- Ганерих сидел на лошади подбоченясь, словно и не замечал своего незавидного положения.
   - Такова судьба, всякого славного воина..., умереть с мечом в руке и занять свое место рядом с Вотаном,- Халга был само спокойствие и дружелюбие. - Однако..., я оказался здесь вовремя, чтобы помочь вам.
   - Я благодарен тебе Халга за помощь, но мои великие воины справились бы и сами. Мне хотелось бы знать, какая забота привела тебя на мои земли со столь значительным войском.
   - Я пришел, требовать справедливости..., - тон Халги стал ледяным, - один из твоих людей..., убил моего посланника.
   Эйнара наблюдал дипломатическую беседу двух вождей, и ему это казалось пустой тратой времени. На его взгляд надо было просто прирезать оставшуюся горстку воинов Ганериха.... Но..., видимо у Халги на сей счет, было другое мнение.
   - Посланника? Ты видимо говоришь о славном воине Ределете?
   - Да Ганерих, я говорю о нем..., о моем посланнике славном воине Ределете, которого подло убил твой воин Донан - рыжий, - Халга пошарил глазами, и остановил ледяной взгляд, на виновнике, стоявшем за спиной своего вождя.
   - Это был честный бой..., - выкрикнул Донан, и всем стало ясно, что чувствует он вину за собой. Поскольку в голосе его не было уверенности, а лишь желание оправдаться.
   - Это твой человек, и тебе решать, сделано это с твоего ведома, или вопреки твоему желанию..., - Халга никак не отреагировал на слова Донана.
   - Какие туманные, и сложные речи, непривычные уху старого воина..., - желчно рассмеялся Ганерих, - никак в толк не возьму..., куда ты клонишь.
   - Если это всего лишь вина твоего человека..., тогда ты отдашь мне его, и я накажу его сам..., если же это твоя вина..., то умрешь ты..., и те...,- голос Халги стал громче, он обвел тяжелым взглядом, шеренги противника, - кто решится отвечать за твое предательство.
   - Ты...,- Ганерих захлебнулся от ярости, - ты, обвиняешь меня в предательстве.
   - Я..., Халга..., сын Аглмунда - мудрого..., обвиняю тебя Ганерих, в подлом предательстве. - Он вновь сделал паузу, и обвел глазами стоявших, - ты позволил убить моего посланника, гостя в твоем доме, и пусть боги решат, на чьей стороне правда.
   Ход был совершенно беспроигрышным..., Эйнар в очередной раз восхитился дипломатическими способностями Халги.
   Если бы Ганерих сдал своего дружинника, объявив его виновным во всем, то потерял бы лицо перед сотней воинов, которые сейчас ловили каждое его слово. Кто станет служить вождю, который при первом удобном случае сдает своих воинов. Значит, он должен был принять вызов Халги, косвенно признав свою вину. При этом в случае смерти Ганериха, безусловно признавалось, что он виновен в предательстве, и боги покарали его.
   Соответственно никто не мог предъявить претензии сопернику, что в свою очередь означало возможность перехода их под власть Халги.
   Ганерих пыхтел как паровоз, переваривая все сказанное, при этом руки его уже делали привычные движения - доставали из ножен за спиной огромный меч.
   Ганерих был на голову выше Халги, и весил килограммов на сорок больше. Однако огромный живот, который был утянут широким кожаным поясом мешал ему двигаться быстро. На его фоне Халга смотрелся юношей.
   Тем не менее, при росте около ста восьмидесяти сантиметров он весил почти сто килограммов. Широкие плечи, огромные бицепсы, шрамы на лице, и белесые выцветшие глаза матерого волка, от которого не ускользает ни одно движение соперника, выдавали в нем безжалостного и опасного соперника.
   Ганерих обрушил на него всю мощь своего тела, вложенную в меч. Вождь лишь слегка передвинул ногу, и легко уклонился от огромного клинка, просвистевшего в сантиметре от его головы. При этом Халга, даже не поднял щит. Ганерих потерял равновесие, но устоял на ногах.
   - Ты неповоротлив как старая корова, - ухмыльнулся Халга..., - боги уже отвернулись от тебя. И..., если ты готов признать вину..., я подарю тебе жизнь и сделаю конюхом, в моем дворце. Но..., боюсь..., ты не сладишь с лошадьми....
   Ганерих молчал. Второй удар оставил на щите глубокую зарубку. Следом за ним на голову вождя посыпались один за другим удары.
   Ганерих пыхтел от натуги, но казалось, совсем не уставал. Его огромный меч без устали махал, тяжело и монотонно, словно крылья огромной мельницы. Казалось..., он перемелет все, что попадется ему на пути, и нет силы, способной остановить его.
   Смерть пришла к нему неожиданно, первым же ответным ударом Халга отрубил ему руки. Ганерих остановился, и с удивлением перевел взгляд с меча, на кисти рук, валявшиеся на земле, затем на обрубок руки, из которого хлестала кровь, орошая зеленую траву. Следующий взмах меча, снес ему голову.
   - Боги покарали предателя..., - торжественно и спокойно произнес Халга, вытирая окровавленный меч, - кто из вас..., готов оспорить решение богов? - он обвел ряды воинов стоявших вокруг.
   Воины Ганериха, стояли, не шелохнувшись, глядя на обезглавленный труп своего вождя. Они были опытными бойцами, и уже оценили тот факт, что после боя с их вождем, Халга даже не запыхался. А Ганерих был не последним воином в клане.
   - Я..., Халга..., сын Аглмунда..., заявляю..., те из вас, кто будет сражаться с нами против общих врагов, и признают меня вождем.... Получат..., долю в добыче, и кров для своих близких в бурге. Место, где было ваше поселение..., объявляется нечистым, поскольку там было пролита кровь гостя.
   Как и следовало ожидать, все кроме Донана изъявили желания встать под знамена Халги, а это было почти полторы сотни конных воинов.
   Эйнар со стороны наблюдал за поведением Донана, тот стоял, обнажив меч, и затравленно озирался по сторонам. Халга, перехватив взгляд Эйнара, улыбнулся.
   - Среди нас есть родичи Ределета..., думаю, он долго не проживет.
   Словно реагируя на его слова, к Донану подошел Отар и обнажил меч. Сразу же образовался круг, внутрь которого вышел Халга.
   - Вождь..., выкрикнул Донан неожиданно высоким голосом,- дай слово перед всеми, что дашь мне уйти, если я убью его.
   Халга взглянул на Отара.
   - Дай слово вождь..., не то он обделается от страха, - прошипел Отар, и сделал шаг к противнику.
   - Я отпущу тебя сейчас..., если ты победишь..., - сказал вождь, и зазвенели клинки.
   Словно волки они набросились друг на друга. Оба молоды, оба нетерпеливы, оба рубились с бешеной яростью.
   Отброшены щиты, превратившиеся в лохмотья. Отар оказался более быстрым, и его удары чаще обрушивались на противника. Кроме того Отар двигался, и это давало ему больше свободного пространства.
   Донан стоял словно скала, отбивая все удары противника. Раз за разом, лишь поворачиваясь, выжидая....
   Бой продолжался еще около получаса, когда наступила стремительная, и неожиданная развязка. Видимо заметив, что Отар стал двигаться медленнее, Донан рванулся вперед, одновременно нанося рубящий удар сверху по незащищенной голове противника. Когда казалось неминуемо тяжелый клинок разобьет голову Отара, тот принял удар на основание меча, и разворачиваясь распорол брюхо Донану.
   - Удача..., произнес гот, озабоченно разглядывая дымящиеся внутренности в собственных руках.
   Сделав оборот, Отар вторым ударом снес ему голову. Тело медленно завалилось, орошая темной кровью дорожную пыль.
   - Подберите их..., похороним в бурге...,- произнес Халга, после того как все мертвые гунны были ограблены, раненые добиты, а живые связанны. - Эйнар, подойди....
   - Вы все свидетели того, что сегодня произошло. Вы видели, как удача Эйнара спасла нас всех, и как потом он спас меня. Я не хочу иметь такого удачливого раба, я хочу иметь такого воина в дружине. Готов ли ты Эйнар стать одним из нас.
   - Готов..., - произнес Элигос, внутренне усмехнувшись. Театральность всего происходящего немало его забавляла.
   - Тогда прими мой подарок, и поклянись, что этот клинок будет всегда принадлежать мне. - Он протянул Эйнару свой меч, великолепной работы с рукоятью обтянутой кожей черного буйвола, и золотой инкрустацией. Скорее всего, клинок был сделан даже не в Риме..., а где-то еще восточнее.
   Эйнар принял меч, отметив про себя, как тот великолепно сбалансирован и легок. Эйнар поклялся, что покинет дружину лишь в случае смерти его или вождя, или же если вождь разрешит ему уйти.
   В тот же вечер, когда они прибыли в поселок Ганериха, произошло событие, окончательно закрепившее новое положение Эйнара в среде воинов.
   Один из готов, недавно перешедших на сторону Халги, громогласно высказал мысль о том, что войско, в котором лидеры, - бывшие рабы, без рода и племени, обречено на гибель. Эйнар лишь скривил губы в усмешке, но стоявший неподалеку Отар не был столь выдержан. Выхватив меч, он огрел плашмя болтливого воина по имени Мердерикс, требуя одновременно, чтобы тот вынул меч и немедленно смыл кровью оскорбление.
   Слава Отара как главного драчуна, и забияки видимо была известна даже соседям, а кровь Донана-рыжего еще не успела засохнуть на его клинке, поскольку Мердерикс замялся и, изобразив возмущение, заявил:
   - Видимо у Эйнара..., или как его там зовут..., совсем нет чести, если он позволяет за себя заступаться..., словно за старика или женщину.
   Эйнар, вздохнув, поднялся с земли, и тяжелым шагом двинулся к Мердериксу, который продолжал свое выступление.
   - Оставь его Отар..., - произнес Эйнар зловещим шепотом, который так часто пугал собеседников, - я сам....
   Мердерикс горделиво выпятил грудь, высказал собравшимся воинам мысль о том, что наверное ему стоит драться без оружия, поскольку бывший еще недавно рабом, скорее всего лучше управляется с мотыгой нежели с мечом. Или стоит взять палку, поскольку спина Эйнара больше привыкла, когда ее охаживают этим инструментом.
   Эйнар еще до конца не набравший прежнюю форму, выглядел жалко на фоне массивного, одетого в броню Мердерикса.
   Собралась толпа. Все подбадривали Эйнара, свои, чтобы поддержать его, чужие, в насмешку, поскольку были уверены в его скорой смерти.
   Во всей толпе глазевшей на происходящее, кроме Эйнара молчали еще два человека. Отар, смотревший на своего вождя, ожидая команды, чтобы вопреки принятым правилам просто убить Мердерикса. Халга, смотрел на происходящее, и, поймав взгляд Отара, отрицательно качнул головой. Удача чужеземца должна была пройти еще одно испытание.
   Эйнар подошел вплотную к противнику, достал меч и оглянулся, выискивая в толпе вождя. Когда их взгляды встретились, Халга едва заметно кивнул бывшему рабу.
   Возможно..., этот миг стал бы для Эйнара последним. Воспользовавшись тем, что противник отвернулся, Мердерикс рубанул сверху вниз. Лишь в последний момент Эйнар отскочил, краем глаза уловив тень от падающего меча. Уходя от тяжелого клинка, пригнулся почти к самой земле, и уже выпрямляясь, очертил мечом круг, перерубив противнику ногу.
   По толпе пронесся вздох. Мердерикс еще несколько секунд стоял, изумленно глядя на обрубок ноги, валявшийся на земле, потом потерял равновесие и рухнул рядом.
   Он катался по земле, стремительно теряя кровь, хлеставшую из ноги, и орал благим матом.
   Опытные воины, повидавшие на своем веку немало битв, стояли, будто пораженные молнией, все еще не веря своим глазам, удивляясь скоротечности схватки, и вместе с тем ее жестокости.
   - Добей его..., - выкрикнул Отар, с довольной улыбкой, - он не жилец.
   Эйнар оглянувшись, улыбнулся ему лучезарной улыбкой.
   Для племени готов начиналась новая эра. Только сейчас до них дошло, что рядом с ними плечом к плечу сражалось существо из другого мира, сильное, безжалостное, быстрое. Не воспринимающее боль как нечто ужасное.
   Эйнар крутанул на руке меч, и вонзил его в лоб Мердерикса, пробив череп насквозь. Раненый затих. Эйнар вытащил меч, обтер клинок, и удовлетворенно зашагал прочь.
   - Ты преподнес всем хороший урок, - произнес вождь, - думаю, охотников вызвать тебя на поединок, больше не будет.
   - Я на это рассчитываю..., мне совсем не хочется махать мечом каждый день, - кивнул Эйнар.
  
  
  
  
  
  
   7. МИЯ.
  
  
   Спустя неделю, войско готов вернулось в бург в еще большем количестве, чем его покидало. Следом за ними двигалась вереница из сотни телег нагруженных скарбом тех, кто присягнул на верность Халге. Следом за телегами, шли жены и дети.
   В бурге уже давно ждали их возвращения были почти готовы свежесрубленные избы для вновь прибывших.
   Эйнару как воину близкого к вождю десятка выделили отдельную избу. По итогам похода Эйнар получил долю добычи и в одночасье превратился в человека зажиточного.
   По его чертежам местные умельцы изготовили кровать огромных размеров, стол, стулья и платяной шкаф. Халга одобрил кровать, сделав при этом неприличный жест, осмотрел конструкцию стола и, пожелал иметь кожаное кресло, которое хотя и было обтянуто грубой кожей и набито конским волосом, но оказалось чрезвычайно удобным.
   Мирная жизнь потекла своим чередом. Халга занимался переговорами с прибывающими представителями других племен. Через десять дней должен был состояться большой тинг, на который соберутся вожди всех готских племен, но и без того уже было ясно, походу быть, и возглавит его Халга.
   Весть о том, что Ганерих наказан за свой поступок, очень быстро облетела всех соседей обрастая подробностями, а иногда и откровенным домыслом. Вожди соседних племен оценили не то, что сделал Халга, а то как он это сделал.
   Победить гуннов и Ганериха, потеряв при этом всего двух человек. Перетащить на свою сторону больше сотни воинов со всеми родственниками, не обретя при этом кровных врагов, это невероятная удача. Здесь не обошлось без покровительства богов.
   Правда..., поговаривали, что удача эта сопутствовала скорее новому воину Халги, Эйнару, нежели самому вождю. Но в этом и заключается талант настоящего вождя, управлять чужой удачей.
   Победа над гуннами, числом не менее десяти тысяч..., по последним данным местных летописцев, приписывалась именно Халге, и его авторитет взлетел на невиданную высоту.
   Что такое пропаганда, и как ею пользоваться Халга понял с полуслова, и вместе с Эйнаром они продиктовали скальдам и летописцам, что надо петь, и о чем надо рассказывать.
   Эйнар в эти дни был предоставлен сам себе. Воспользовавшись этим, он продолжил изучение местности. По нескольку дней он отсутствовал в бурге, в сопровождении верного пса осваивая соседние леса.
   Сидя ночью у костра в глухом лесу, он часто вспоминал Сильвию. Хотя порой ему казалось, что все произошедшее там, в двадцатом веке, происходило не с ним. Словно когда-то он видел сон о странном обществе, в котором люди летают по небу и ездят на железных повозках.
   Со временем и отношения с Сильвией стали казаться ему красивой сказкой, рассказанной кем-то, когда-то, в далеком, туманном детстве, когда все люди вокруг были большими и добрыми, а мир окружавший был полон тайн и радостных приключений. Время..., когда тебе казалось, что ты силен и могущественен как демон или ангел, а мир вокруг лишь великолепная огранка для сверкающего на солнце бриллианта твоей сущности.
   Эйнар лежал на спине, положив правую руку на холку верного пса, и смотрел на звезды. Там..., где-то там, в пространстве был он, отец всего сущего, безмолвно наблюдавший за происходящим. Появлявшийся в разных ипостасях, в разное время, он ни разу не вмешался в ход событий. Хотя его внимание и заинтересованность были очевидны.
   Ему вдруг пришла в голову мысль..., насколько всевышний который здесь и сейчас в курсе того, почему он, Элигос здесь, и как это произошло, и кем он был раньше..., вернее будет позже. Если он все знает..., то это означает, что он над временем. Значит..., глядя сверху на все происходящее, он видит одновременно..., и офисного клерка в начале двадцать первого века, и воина степей здесь в пятом веке. Уже само понимание этого, способно повергнуть разум в ступор.
   Ведь даже признав это, мы с трудом можем себе это представить. Потому как человеческий мозг, способен понять все, но представить, только то, что уже однажды видел, или слышал. Примерно так же обстоит дело с бесконечной вселенной..., люди знают, что это такое, но представить себе как это выглядит на самом деле, не способны.
   Эйнар уже давно заметил лесное божество, низкорослого зеленого эльфа, особь женского пола, притаившуюся за деревом и с любопытством разглядывавшую его. Пес недовольно ворчал..., он тоже учуял присутствие постороннего но, повинуясь легкому давлению на загривок, руки хозяина, не подавал виду.
   В глазах остроухого эльфа плясали языки пламени костра, отчего тот казался мелким бесом, у которого по причине молодости не выросли рога.
   - Можешь подойти..., я не причиню тебе вреда, - произнес Эйнар, громко, стараясь придать голосу все возможное дружелюбие.
   - Я не боюсь тебя темный человек..., - пропел эльф, но остался стоять за деревом.
   - Почему ты называешь меня темным?
   - Я тебя не чувствую..., душа твоя словно не родившаяся бабочка в коконе.
   - Тебя это пугает?
   - Мне это не нравится.
   - У меня есть лесной мед диких пчел..., угощайся..., или проваливай.... - Он выложил на траву соты, истекавшие ароматным янтарным медом. - Не то..., угощу стрелой. Я не люблю, когда стоят за спиной.
   - Твой волк..., - нерешительно начал, было, эльф.
   - Он, добрее, чем я..., и пожалуй умнее, чем ты.... Не пытайся причинить нам зло, и он станет твоим другом.
   Эльф осторожно вышел из темноты. Мед любимое лакомство эльфов. Редко кто из них может устоять, чувствую запах лесного меда.
   - Как тебя зовут остроухая...? - спросил Эйнар, протягивая ей соты. До него только дошло, что это особь женского пола.
   - Мия..., - прошептала она, все еще опасливо поглядывая на Вельзевула.
   Тот в свою очередь, почувствовав спокойствие хозяина, смотрел на нее с нескрываемым любопытством, слегка шевеля при этом хвостом. Что на собачьем языке видимо, означало, посмотрим, что ты за фрукт, и решим, что с тобою делать.
   - Много вас в этом лесу?
   Мия трижды показала две руки с двенадцатью тонкими пальцами, и улыбнулась, обнажив мелкие треугольные зубки.
   Отложив в сторону свой маленький лук, Мия принялась за мед, громко чавкая, и мурлыкая от удовольствия.
   - Мы давно тебя видим..., ты часто гуляешь по нашему дому?
   - По вашем дому?
   - Да..., лес - это наш дом, - упрямо мотнула головой Мия, - Но ты хороший гость, так говорит Тапакан.
   - Тапакан?
   - Да..., наш вождь, ему очень много лет....
   - Что значит хороший гость?
   - Не знаю..., наверное, ты ничего не ломаешь и просто так не убиваешь наших братьев....
   - Я вообще никогда не убивал ваших братьев, - возразил Эйнар.
   - Вчера утром..., ты убил брата..., которого вы зовете оленем.... Но ты был голоден и мы, лесные братья, простили тебя.
   - Расскажи мне..., кто еще живет в лесу? В вашем лесу. - Элигос усмехнулся.
   - Кто тебя интересует..., те, кто на двух ногах, или на четырех..., или безногие? А может те, кто не имеют плоти? Или те..., кто не имеет души? - Мия лукаво улыбнулась.
   - Начнем с двуногих..., кто они?
   - Здесь недалеко..., живет болотный народ..., - очень злые, и очень воинственные люди. Они красят лица в черный цвет, и убивают все, до чего могут дотянуться. Остерегайся их. Они едят своих врагов.
   - Весело..., людоеды что ли?
   - Не только..., они едят всех..., и все. Еще духи леса..., но эти почему-то к тебе благосклонны. Наверное, это оттого что ты правильно себя ведешь. Еще духи земли..., эти опасны, но тебя они почему-то бояться. Они всегда бояться того, чего не понимают. Есть еще пьющие сок..., остерегаться тебе их бессмысленно. Вы их основная еда.
   - Это еще что за хрень? - проворчал Эйнар.
   - Они пьют вашу кровь.... Дети чудовищного волка Фенрира....
   - Вампиры? - этого еще не хватало..., много?
   Мия показала одну руку, согнув на ней палец.
   - Пятеро?
   Эльф довольно кивнул головой..., продолжая уплетать мед.
   - Кто такой Фенрир?
   - Сын Локки..., ужасное существо.
   - Почему ты говоришь..., остерегаться бессмысленно.
   - Они очень быстрые..., быстрее, чем все в лесу.... Ты не справишься..., ты даже не поймешь.
   - Поживем..., увидим....
   Эйнар снял с огня кусок румяного мяса, бок того самого оленя, о котором упомянула Мия. Отломив кусок, протянул ей, та в ужасе отшатнулась.
   - Мы не едим мертвые тела братьев лесных.
   Кусок полетел Вельзевулу, который поймал его на лету, эффектно щелкнув зубами. И прижав лапами, принялся слизывать с него сок, временами повизгивая, поскольку мясо было еще горячим.
   Внезапно подняв голову, пес напрягся всем телом, уши пришли в движение ноздри нервно затрепетали. Забеспокоилась Мия, ее остренькие ушки уловили какие-то звуки. Он вскочила и беспокойно заметалась, словно не могла принять решения. Эйнар не двинулся с места, наблюдая за ней, лишь положил руку на холку псу.
   - Я должна уходить..., - прошептала она, так словно боялась, что кто-то посторонний мог ее услышать.
   - Что случилось?
   - К тебе гости.
   - Какие еще гости?
   - Боги..., - прошептала Мия, и скрылась в чаще леса.
   В ту же секунду из-за деревьев вышел воин в сверкающих доспехах. Локки.
  
  
  
  
  
  
   8.ЛОККИ
  
  
   - От тебя не спрятаться..., ты как ревнивая любовница..., - усмехнулся Эйнар.
   - От меня невозможно спрятаться..., поскольку я вездесущ..., - гордо произнес Локки, выпятив грудь.
   - Мда..., с чувством юмора у тебя явные проблемы.... Чего надо...?
   - Ты не очень почтителен..., ты не приносишь жертвы богам....
   - Тебе нужна жертва..., возьми остатки оленя, мне не жалко. - Эйнар кивнул на ногу, висевшую на ветке, и укрытую чистой тряпкой. - Все равно..., испортится....
   В ту же минуту рассекая воздух на то место где только, что лежал Эйнар упал меч.
   Реакция Локки была вполне предсказуемой, но Элигоса настолько достал, этот назойливый бог, что хотелось хоть как-то ему досадить.
   Зарычал, злобно оскалившись, пес, шерсть на его загривке встала дыбом, отчего он вдруг сделался похожим на большого и злобного дикобраза, изготовившегося к прыжку.
   Локки протянул руку, от которой, змеясь, протянулись две молнии. Вельзевул заскулил и, пятясь задом, заполз под раскидистую сосну. Локки довольно заржал.
   Однако в следующую секунду, ему самому пришлось уворачиваться от ударов, которые обрушил на него взбешенный Эйнар.
   Оправившись от удивления, Локки, агрессивно перешел в наступление. Эйнару пришлось отступать. Локки был сильнее и быстрее бывшего демона. Но на стороне Эйнара, был опыт сотен тысяч поединков. Протянув руку, Локки с величественным видом вновь испустил заряд электричества. Но вся сила ушла в меч, который его соперник тут же ткнул в землю.
   - Кретин..., тебе бы побывать там, где был я..., где даже люди научили бы тебе делать фокусы с электричеством. - Произнес Эйнар и с новой силой набросился на бога.
   Между тем фокусы с электричеством серьезно ослабили силы местного божка, и удары его стали заметно слабеть. Эйнар почувствовал это и, выпрыгнув далеко вперед, обрушился двумя ногами на щит противника. Тот от неожиданности потерял равновесие, оступился, и повалился на спину, грохоча доспехами. Обхватив двумя руками рукоять меча, человек прыгнул сверху на поверженного противника, но меч вонзился в землю.
   - Мы еще встретимся..., - донеслось из пустоты.
   Локки исчез так же внезапно как появился, лишь примятая трава выдавала то место, где только что покоилось его тело.
   - Трус..., подлый мерзкий трус..., - орал взбешенный Эйнар ему вдогонку не понимая, слышит тот его или нет.
   С виноватым видом выполз из-под кустов пес, не смея поднять глаза на хозяина.
   - Ну..., Виль.... - Он потрепал пса за ухо,- испортили нам вечер....
   Пес неодобрительно заворчал, словно бы недоумевая, как такой казус мог произойти с ним, что он испугался кого-то.
   - Да..., ты прав старина..., в наше время у самого распоследнего демона, было больше чести, чем у местного бога.
   Собрав пожитки и затушив костер, они отправились еще глубже в чащу леса. Слова Мии заинтриговали его, и он решил взглянуть на болотных людей и вампиров. Правда была еще одна проблема, увидеть вампиров он мог, только если те того пожелали бы. Поскольку, если верить словам Эльфа, а интуиция подсказывала ему, что дело обстояло именно так..., вампиры были необычайно быстры, и очень любили человеческую кровь.
   Пройдя за день порядка десяти километров, Эйнар решил, что торопиться особо некуда, и устроил привал. Плотно поужинав подстреленным по пути зайцем, он задремал.
   Во сне он видел Сильвию, она плакала.... Он чувствовал, что она плачет, хотя не видел ее лица. Вместо лица было какое-то пятно..., невнятное и бесформенное. Тем не менее, он как мог, пытался ее успокоить.
   Разбудило его злобное рычание Вельзевула..., и дикие человеческие вопли. Вернее вопли как раз можно было отнести к разряду не человеческих.
   Через мгновенье Эйнар уже стоял на ногах с обнаженным мечом, и окончательно проснулся. Взору его открылась картина достойная кисти великих художников. На поляне вокруг костра, у которого он спал, валялось три человеческих тела. По своеобразной раскраске..., черные лица, и полосатые тела, Эйнар понял, что это болотный народ.
   Тот, что лежал к нему ближе всех, был мертв, поскольку четвероногий друг человека, сломал ему шею и перекусил артерию.
   Второй немногим отличался от первого, но все еще подавал признаки жизни, тараща глаза, и зажимая руками рану на шее. Кровь из-под судорожно сжатых рук выталкивалась тоненькими струйками фонтанов, орошая траву вокруг.
   Третий лежал на спине, не смея поднять голову. Над ним гордо возвышался пес. Положив лапу на грудь поверженного врага, Вельзевул, обильно поливая его слюной, демонстрировал свои внушительные клыки.
   Эйнар подошел к раненому, взглянул в глаза. Превращая их в бездушное стекло медленно, но уверенно в них вползала смерть. Эйнар ткнул острием меча ему в грудь. Тот лишь благодарно вздохнул в ответ, и умер.
   Настал черед третьего, Эйнар отогнал пса, который собственно уже и не претендовал на добычу, и наступил на горло воину.
   - Что вы здесь делаете?
   - Мы.., великие охотники и пришли за великой добычей, - на удивление, язык болотных людей почти ничем не отличался от обычного готского.
   - Втроем? - Удивился Эйнар.
   - Нас много..., - выпятил грудь воин. Несмотря на то, что делать это лежа было совсем неудобно.
   - Сколько?
   - Много сотен....
   - Сколько?
   Раздуваясь от гордости, воин развел руками, а затем небрежно раз двадцать показал пальцы на обеих руках, что в его понимании наверняка означало, тебе столько и не снилось...
   Эйнар с сомнением посмотрел на него. По здешним меркам толпа человек в пятьсот, уже была серьезным войском. А учитывая болотный характер проживания "черномордых", их могло быть сотни две от силы. Может быть..., если племена объединились, то набралась тысяча копий. Но двадцать тысяч..., воинов..., таким числом не приходили даже гунны.
   - А ведь ты братец врешь..., - произнес задумчиво Эйнар.
   Пленный обиженно выпятил губу, словно ребенок у которого отобрали любимую игрушку.
   - Я вот, что сейчас сделаю, - Эйнар достал огромный нож, - я тебе глаз выколю, а потом сердце вырежу и по ним определю, врешь ты, или нет.
   Глаза пленного округлились от страха.
   - А ты как думал? Я тот еще демократ. - Слово демократ, вряд ли было знакомо болотному человечку, но уж больно оно было страшным. Пленный заговорил очень быстро, так, что Эйнар перестал его понимать, видимо боялся страшного демократа.
   - Эй, эй, эй..., полегче..., просто отвечай на вопросы. Сколько сотен воинов?
   "Черномордый"..., кстати он местами посветлел, краска оказалась нестойкой, и обильно потевший от страха великий воин смывал ее, показал два пальца.
   - Ага..., вот это больше похоже на правду. Куда направляетесь?
   Дальше выяснилось самое интересное.... Из рассказа испуганного пленника, следовало, что примерно две недели назад, к вождю болотных людей пришел гонец от северного вождя Вередиха, который предложил совместный набег. И не куда-нибудь далеко, а на соседей то есть на их бург. Сначала гонца хотели сразу съесть, но, поразмыслив, решили, что в случае совместного набега, еды будет больше.
   Причины планируемого набега были понятны Эйнару, но войти в союз с людоедами, это было как-то слишком. Вередих конечно рикс, но здешние воины могут накостылять и риксу, если вдруг тот начнет действовать не по правилам.
   Дальше рассказ пленного оказался еще интереснее, северный вождь пообещал после набега с двух сторон, отдать всех мертвых, и живых воинов в распоряжение болотного народа. Добавив к этому половину утвари, золота и железа.
   - Отдать живых и мертвых?
   - Да, да..., - радостно закивал головой черномордый, - много еды..., хорошо....
   - Людей есть нельзя..., - назидательно произнес Эйнар, предварительно отвесив пленнику оплеуху.
   Тот схватился за щеку, и смотрел на обидчика как на умалишенного.
   - Кушать врага это значит брать его силу..., его хитрость..., его удачу.
   Эйнар отвесил ему еще одну оплеуху.
   На самом деле, мордуя пленного, он размышлял. Ясно как белый день, что надо предупредить своих. Но, что делать с пленным? Самое верное было бы, просто прирезать его. Эйнар с сомнением взглянул на "черномордого". Тот сразу засуетился, замахал руками и что-то быстро залепетал. Видно что-то такое в глазах Эйнара ему не понравилось.
   - Кушать людей..., очень плохо..., ужасно.... Никогда больше..., Зугар..., не будет, - бормотал он так быстро, словно от этого зависела его жизнь. Что впрочем, было недалеко от истины.
   - Хорошо..., Зугар , - наконец решил Эйнар, - но запомни, попытаешься бежать - смерть. Ослушаешься - смерть. Попытаешься кого-то съесть - смерть.
   Пленник лихо вскочил и радостно закивал головой.
   - Зугар да..., Зугар хорошо понимать..., и служить господин..., не пожалеть....
   Пес недовольно заворчал. "Черномордый" испуганно спрятался за спину Эйнара. Тот усмехнулся, и указал на вещи.
   Через десять минут они двинулись в путь. Впереди нагруженный вещами, но довольно счастливый, шел болотный человек Зугар. Следом за ним Эйнар. Замыкал процессию Вельзевул, уши которого находились в постоянном движении, и ловили малейшие шорохи.
   Философски восприняв свое рабство, Зугар размышлял лишь о том, как в будущем, он будет обходиться без человеческого мяса. Это страшное слово, которое произнес воин, "никогда", пугало его больше всего остального.
   В глубине души он наивно полагал, что если будет хорошо служить новому господину, то он будет позволять ему иногда съедать врагов. Ведь обретя лучшие качества своих врагов, он сможет лучше ему служить.
   Эйнар прозевал момент, когда рядом с ним вдруг очутилась Мия. Просто вдруг обнаружив ее шагающей рядом, дал себе слово впредь не расслабляться. Вельзевул, ласково тыкался в ее ладошки, и, похоже, ей это доставляло удовольствие. Она смешно жмурилась и довольно улыбалась, словно ребенок.
   - Ты зачем здесь? - Сердито спросил Эйнар.
   Повернувшись на звук голоса, Зугар, плюхнулся от неожиданности на зад, и ошарашено таращился на эльфа.
   - Я принесла тебе новости.
   - Что это с ним? - Эйнар показал пальцем на пленника, который теперь устроился на коленках, и согнув спину, что-то самозабвенно шептал. Время от времени, он приоткрывал один глаз, но убедившись, что лесное божество, видеть которое предвестие смерти, никуда не исчезло, вновь его закрывал.
   - Они боятся нас..., - произнесла Мия, улыбнувшись.
   - Почему?
   - Тапакан рассказывал, что их предки, пытались, есть наших предков, но кровь эльфов содержит вещество, которое, попадая в желудок человека, вызывает неминуемую смерть в мучениях.
   - И..., они решили....
   - Да..., они ведь пытаются съесть всех поверженных противников..., и если, что-то идет не так, то это табу....
   Зугар тем временем, продолжал молиться, но лесной дух призывающий смерть, не уходил. Его новый хозяин видимо большой колдун, раз не боится, и запросто болтает с лесным духом. Возможно, он сможет защитить своего слугу от смерти, ведь ее вестник не пугает этого великого воина.
   - А вы были повержены?
   - Нет, нет..., - возмутилась Мия, - но когда-то они убивали много наших миролюбивых предков. Теперь..., они избегают нас.
   - И какие новости?
   - Ты наделал шума в лесу, я никогда не видела такого количества верховных богов изнывающих от любопытства. Твой поединок с Локки, стал известен всем, и не только в лесу. Кто здесь только не побывал за эти два дня. Даже Вотан снизошел, чтобы взглянуть на человека, который чуть не убил бога.
   - Если ты рассчитывала меня удивить..., то выбрала не лучший способ. - Эйнар недовольно скривился, - лучше скажи, что они намеренны предпринять, ты ведь, наверное, и это вынюхала.
   - Конечно..., или я сделала это зря? - Она лукаво взглянула на него, забавно закусив нижнюю губу.
   - Ладно, ладно..., продолжай..., я тебе добуду еще меда.
   - Ну, мед я и сама могу достать.... Так вот, они и сами не знают, что с тобой делать. Они проследили тебя по книге судеб, и выяснили, что ты не родился, у тебя нет судьбы. И никто из них не знает, откуда ты взялся....
   - Что значит..., нет судьбы?
   - Ты не понимаешь? - Мия округлила глаза, - это значит, что ты ничем не ограничен. Мы все..., люди, эльфы..., все, кроме бестелесных духов, медленно плывем по широкой реке жизни. А берега ее..., это наша судьба..., точнее ее границы. Река широкая, и мы можем менять направление своими поступками, но на берег мы выбраться не можем. Ты.... Ты..., другое дело...., ты в океане, безбрежном океане.
   - Какая богам разница..., река..., океан...?
   - Они же боги..., и привыкли про всех все знать, на все влиять..., ну или хотя бы знать, что есть такая возможность. И тут появляешься ты..., они решили, что ты посланник.
   - Посланник от кого?
   - Не знаю..., но они при этом делали такие значительные лица, - Мия скорчила уморительную рожицу, подражая богам, - что видимо это очень важно. Они называли его, создатель..., иногда, хранитель.
   - Спасибо..., я твой должник.
   - Ты можешь расплатиться со мной прямо сейчас....
   - Надеюсь не натурой..., - пробормотал себе под нос Эйнар.
   - Что такое натура...?
   Ему вдруг стало стыдно, словно он произнес, что-то неприличное в присутствии ребенка. Еще одно дурацкое человеческое качество....
   - Не важно..., так чего ты хочешь?
   - Скажи мне..., кто ты? - она уставилась на него, словно ожидая невероятного откровения. Любопытство так и светилось в ее огромных зеленых глазах.
   - Человек...,- горько усмехнулся он.
   По тому, как он это произнес..., она поняла..., воспоминания доставляют ему боль.
   Обычно Мия чувствовала и видела чужую боль. Она не могла толком объяснить, как это у нее получается, но с самого детства она чувствовала боль любого живого существа.
   В случае с Эйнаром, она видела как он страдает, и какую невероятную боль доставляют ему воспоминания, но совершенно их не чувствовала. И дело было не только в том, что он умело, скрывал свои чувства, просто были в нем задатки качеств, и способностей, о которых он сам, пока еще не подозревал.
   Мия интуитивно чувствовала, что человек, стоящий напротив, не только силен, и безмерно храбр, но и обладает силой, питающейся через канал, который будто пуповина связывал его с тем местом и временем, откуда он явился в этот мир.
   - Нам пора идти..., - прервал он ее размышления, - время дорого.
   - Кабан вспорол брюхо двум воинам болотного народа.... У них появилась еда, и они устроили привал, раньше, чем завтра они не тронуться в путь.
   - Один кабан на двести человек. Это ненадолго..., - огорчился Эйнар.
   - Один кабан..., и два воина....
   - Дьявол..., все время забываю кто они. Спасибо..., это хорошая новость.
   - Кто такой ди-а-вол...? - Произнесла она по слогам.
   - А вот этого..., тебе лучше не знать, - сказал Эйнар и двинулся вперед, по пути пнув кожаным сапогом пленника, который продолжал отбивать поклоны, стоя на коленях.
   Они вновь двинулись в путь, а Мия еще долго стояла под деревом, и смотрела вслед великому воину, который только находил во тьме свой путь. Что-то невольно тревожило ее. Ей казалось, что он молчит, о чем очень важном..., важном для всех..., важном для нее, для ее народа.
   Эйнар спиной чувствовал взгляд лесного божества, и думал он о том, что придет время, когда лесной народ будет уничтожен, когда падут старые боги, каждый из которых, несмотря на недостатки, был особенным. Когда обновится состав господних менеджеров, и на смену им придут ангелы, и демоны, менее могущественные, но и менее благородные.
   А на земле воцарится человек, слабый..., тщедушный..., и великий человек, который перекроит планету. Но сам, же станет страдать от этого.
  
  
  
  
  
   9. ДОЗНАНИЕ.
  
  
   На следующий день, они подошли к воротам бурга.
   Завидев его издалека, сторожевые кубарем скатились с вышек, и распахнули бревенчатые ворота. Два бородатых стража из числа молодых воинов призванных в дружину в преддверии великого похода, во все глаза пялились на пленника, который в свою очередь, был явно смущен количеством воинов за стенами бурга. Видимо никогда раньше не заходили новоявленные воины так далеко от дома, и о болотных людях знали лишь понаслышке.
   Халга тепло встретил Эйнара, поднявшись с нового, обитого мягкой кожей, невероятных размеров трона, обнял за плечи и усадил рядом с собой. Эйнар одобрительно похлопал рукой по трону.
   Халга вел переговоры с одним из дальних восточных племен, которые назвали себя венедами.
   Высокий, худощавый жилистый мужик с руками похожими на старую виноградную лозу, с большими ладонями и узловатыми пальцами, хитро зыркнул на Эйнара. Усмехнулся в черную густую кучерявую бороду, которая начинала расти прямо от бровей.
   - Не очень-то он велик..., ваш великий воин, - произнес он.
   - Ну, так ведь и волк..., меньше коровы..., - парировал Халга.
   - Оно, верно..., твоя правда..., что ж поглядим, как все получится. Значится, пришлю я тебе сына младшего, и пять сотен всадников.
   - Хорошо Мокша....
   - Только уговор..., командовать ими будешь сам..., никому другому они подчиняться не будут. А остальное..., как договорились.
   - Хорошо Мокша..., - повторил Халга.
   Вождь встал и с важным видом удалился. Но, не дойдя до двери, повернулся, и задумчиво произнес.
   - Хочу кости размять старые, поупражняться на мечах, кого из ваших посоветуешь? - Эйнар готов был поклясться, что вождь неотрывно смотрел на него.
   - Своих что ли мало? - усмехнулся гот.
   - Ааа..., - махнул рукой хитрый венед, - свои-то..., дерутся жалеючи, силу настоящую перед стариком явить боятся.
   Перехватив хитрый взгляд, Халга хмыкнул, и выжидательно уставился на Эйнара. Тот утвердительно кивнул головой.
   - Хорошо Мокша..., - в третий раз произнес Халга, - перед вечерней трапезой....
   Мокша вышел в вечернюю прохладу весны, удовлетворенно потирая ладони, и Эйнар готов был поклясться, что слышал звук, издаваемый его мозолями, словно кто-то потер два куска дерева, чтобы добыть огонь.
   - Беда вождь..., - тихо произнес Эйнар.
   - Говори....
   - Две сотни черномордых будут здесь завтра....
   - Это не важно, у меня почти пятнадцать сотен воинов, готовых к бою.
   - Это не все..., они идут по наущению Вередиха, который, пообещал им наши трупы, на съедение.
   - Отродье грязного пса..., он сегодня прислал гонца, с посланием. Позови, он ждет за дверью.
   Эйнар поднялся, стукнул кулаком в дверь, в нее тут же просунулась голова воина.
   - Давай посланца Вередиха....
   Спустя минуту, заполняя всю комнату чувством собственного достоинства, вошел высокий белокурый воин. Серые глаза его едва смотрели на окружающих, волосы спадали по плечам. Он то и дело капризно поджимал губы.
   - Я..., Гермельд являюсь устами Вередиха, и передаю его слова, - царственно изрек он, - мой господин, великий рикс..., передает тебе Халга пожелания здравствовать и обретать удачу. Так же он сообщает, что не держит на тебя зла за убийство его брата, поскольку тот действительно нарушил законы гостеприимства, и заслуживал смерти.
   Лицо Халги вытянулось, поскольку история к тому времени, когда родоплеменные отношения были основой общества, еще не знала случаев отречения от сородичей.
   - А потому..., - продолжал гонец, - я во главе четырех сотен воинов прибуду к тебе, дабы участвовать с тобой в великом походе, и добыть великую славу. Также приведу с собой тридцать подвод с едой пивом, и фуражом для обеспечения нужд в походе.
   - Благодарю тебя Гермельд, за добрую весть. Тебе отведут лучшую комнату и женщину из числа наложниц, которую ты изберешь. Чтобы ты ни в чем не знал неудобств, до прибытия твоего господина.
   Гермельд с достоинством поклонился и вышел. Стоявший все это время за его спиной Хангвар, громко заржал.
   - Считаешь это ловушка? - обратился Халга к Эйнару.
   - Все просто..., они придут до нападения черномордых, будут дружественны и любезны. Во время нападения, когда все будут заняты противником, ударят в спину.
   - Кажется..., чужак говорит правду, - произнес Хангвар, который по-прежнему относился к Эйнару насторожено, - но кто мог придумать эту хитрость, уж точно не Вередих, он дурак....
   - В его окружении нет никого способного на такую хитрость..., кроме Франа - жреца, но тот ушел в лес и давно живет отшельником.
   - Узнаем.... - Уронил Халга.
   - Как?
   - Выдавлю глаз Гермельду..., скажет.
   - Он гость, - возразил Хангвар.
   - Он не гость, он предатель и лазутчик....
   - Пока это не доказано..., он гость, и трогать его нельзя.
   - Мда..., у вас тут что..., Женевская конвенция действует...,- усмехнулся Эйнар.
   - Чего...? - В один голос произнесли оба гота.
   - Ничего.... Если не доказано, давайте докажем.
   - Как?
   - Поговорим с ним...
   - Ага..., - фыркнул старый Хангвар, - так он и сказал....
   - Поговорим с ним правильно..., только делайте, все как я скажу, - и Эйнар кратко изложил систему перекрестного допроса по схеме плохой, и хороший полицейский.
   Через полчаса в дверь вошел Гермельд. На этот раз лицо у него было не такое самодовольное и горделивое. Да чего там говорить, явно испуганная была мордашка. Воин, который ходил за ним был проинструктирован, и по дороге рассказал о великом гневе вождя, о поимке пленного "черномордого". Мало того он провел его мимо избы Эйнара, где пленный в это время, лежал изрядно политый бычьей кровью, и выглядел как после страшных нечеловеческих пыток.
   Так, что когда его привели, в глубине глаз великого воина уже поселился ужас.
   - Здравствуй Гермельд..., - обреченно произнес Эйнар.
   - Приветствую тебя воин, но не имею чести знать кто ты....
   - Это даже хорошо, ибо ты не сможешь меня выдать, ведь я собираюсь тебя предупредить о страшном злодействе.
   - О чем ты..., незнакомец?
   - Ты, наверное, уже слышал, о том, как я храбро сражаясь с бесчисленным воинством, победил их, и взял в плен одного из болотных людей. - Эйнар подумал, что если не приврать, как это здесь было принято, могут не поверить.
   - Так это был ты...?
   - Да.... Значит, ты слышал, как страшно пытал Халга, болотного человека, когда узнал, что они шли войной на нас?
   - Я видел..., - дрожащим голосом произнес Гермельд.
   - А знаешь ли ты..., о чем поведал ему болотный червь?
   - Нет..., незнакомец..., про то мне не ведомо.
   - Он сказал, что по сговору с вашим вождем они должны были совместно напасть на бург, а тела воинов отдать им на съедение.
   - Это ложь....
   - Ложь..., правда..., какая разница. Ты же знаешь, каков Халга в гневе.
   Воин лишь кивнул головой, видимо уже не в силах произнести ни слова.
   - К тому времени, когда выясниться, что ты не предатель, ты лишишься глаз, языка и обеих рук. Я пытался его убедить в том, что ты не знал о планах вождя..., но он и слушать не стал.
   - Но я гость в вашем доме, - отчаянно выкрикнул Гермельд.
   - Вот, вот..., то же самое сказал я. А он ответил, что Ределет тоже был гостем..., но его убил брат Вередиха.
   С грохотом распахнулась дверь, словно снаружи в нее врезалось неведомое чудовище. Это был Халга. С порога он подскочил к пленному и, схватив его за грудки, притянул к себе. Бешено вращая зрачками, и брызгая во все стороны слюной, он произнес свистящим шепотом.
   - Я тебя разорву..., я буду отрезать от тебя по кусочку, и посыпать солью. Я вырежу всех твоих родственников..., чтобы они не плодили заразу предательства.
   Эйнар отвернувшись, улыбнулся, Халга был великолепным актером.
   В комнату вошел Хангвар.
   - Отдай его мне..., вождь. Мне нужно принести жертву Вотану, и я сделаю это медленно, сначала глаза, потом яйца, потом руки, ибо они не достойны, держать меч.
   - Нет, жрец..., я сожгу его живьем..., без меча в руках. Он будет умирать в страшных муках.
   Хангвар, обняв вождя за плечи, повел его к двери, о чем-то разговаривая вполголоса.
   - Я не смогу тебе помочь..., если ты не будешь со мной честен.
   - Я расскажу все..., все, что ты захочешь знать.
   - Кто надоумил Вередиха?
   - Фран..., это он три дня назад вернулся из леса. С ним пришел воин..., и я потом узнал, что это Локки.
   - Локки? Ты уверен?
   - Да..., это был именно он..., я узнал его по сверкающим доспехам. Это он внушил Франу как покончить с Халгой.
   - Зачем ему это?
   - Не знаю....
   Эйнар знал истинную причину, столь пристального внимания Локки, и сейчас он лихорадочно соображал, говорить ли об этом вождю.
   Вошел Халга, самодовольно улыбаясь.
   - Уведите его..., - бросил он воинам вошедшим вслед за ним. Те, схватив за руки упиравшегося Гермельда, поволокли его к выходу.
   - Молодец..., хитро придумал, - сказал Халга, хлопнув его по плечу.
   - Что он там плел?
   - Он сказал..., что все придумал Локки..., выдохнул Эйнар.
   - Локки? Брехня.... Зачем ему? - фыркнул Халга, буднично, будто речь шла о пастухе из соседней деревни.
   Эйнар рассказал ему о двух встречах с Локки.
   - Мдаа..., - промычал вождь, - надо признать, ты умеешь подбирать врагов.
   - Я не выбирал. Но..., что будем делать?
   - Ничего....
   - Ты собираешься воевать с богами?
   - Нет..., и Локки воевать не станет. Он все организует, но сам будет в тени.
   - Почему?
   - Ссорится с Вотаном ему не с руки..., а мы под его покровительством.
   Эйнар был немало удивлен реакцией вождя. Он ожидал чего угодно..., страха, попыток задобрить бога, паники..., но вместо этого гот был спокоен и деловит. Позже он не раз замечал, что готы относились к своим богам, всего лишь как к старшим братьям. С уважением, но без излишнего подобострастия и беспочвенного страха.
   Язычество..., которое со временем, уйдет в небытие, как религия, не дававшая ответов человеку в развивающемся обществе, и позволявшее людям без угрызений совести, истреблять друг друга. Имело одно неоспоримое преимущество. Оно давало человеку внутреннюю свободу, и не требовало от него страха, не только внутреннего, но публичного, показательного.
   Вечером, когда Эйнар, закинув руки за голову, предавался размышлениям, в дверь требовательно постучали. Нехотя поднявшись, он сбросил железный крюк, собственной конструкции с петли. Запорную систему, месяц назад, пришлось придумывать заново, поскольку готы не знали, что нужно запирать двери. Позже она многим пришлась по вкусу. Вошел Халга.
   - Ты забыл?
   - Что? - удивился Эйнар.
   - Мокша ждет тебя для тренировки.
   - Черт...
   - Кто это? - Удивился Халга.
   - А...? Что...?
   - Ты сказал - черт..., кто..., или что..., это.
   - Ммм..., не важно, пойдем.
   - Будь с ним осторожен, он не очень быстр, в свои годы, но руки у него крепкие..., и длинные, - проговорил вождь, когда они шли по улице.
   - Зачем ты это говоришь? Ведь бой тренировочный.
   - Он хочет проверить твою удачу..., а ты не понял..., и ты должен победить, но не убить.
   - Острие будет защищено?
   - Нет..., как можно, это оскорбление для великих воинов..., так тренируются дети.
   Во дворе уже толпились несколько человек, судя по одежде все челядь Мокши. Один из них, высокий молодой воин, развлекал вождя, нанося легкие удары по корпусу, которые он с успехом парировал.
   - Я готов..., - произнес Эйнар, заняв позицию напротив, слегка выставив ногу, и поставив вторую под углом.
   Мокша взглянул на него, перевел взгляд на ноги и усмехнулся. Эйнар понял, что его взвесили, оценили и приклеили ярлык.
   - Ах ты старый хрен..., - подумал он, - сейчас я тебя удивлю.
   Мокша не торопясь, нанес несколько ударов, глядя при этом на ноги соперника. Эйнар даже не поднял меч, лишь дважды переступил с ноги на ногу, уклоняясь от падающего клинка. Бровь старого вождя удивленно поползла вверх. Следующий удар, сверху вниз, по замыслу должен был разрубить Эйнару плечо. Однако тяжелый меч Мокши опустился ровно посредине меча, соперника, и остановился так резко, будто Мокша пытался перерубить кусок гранита. Клинок тонко завибрировал. Соперники встретились взглядами.
   Взгляд Эйнара, был холодно-безразличным, как и его клинок. Взгляд старого вождя любопытным..., как и его клинок.
   Мокша понял, что перед ним очень сильный боец, но учился искусству боя он в другое время и в другом месте. Тем не менее, техника его хоть и была отличной от местной, но была рациональной и эффективной. Мокша довольно и понимающе одобрительно кивнул сопернику.
   Эйнар, не делал ни одного лишнего движения, оттого уставал намного меньше. Оба понимали, что будь это реальный бой, Мокша был бы уже трижды мертв. Это понимали и наблюдавшие за ними.
   Эйнар отступил на шаг, и опустил клинок. Мокша кивнул головой и отсалютовал клинком сопернику.
   Пожав друг другу руки, они направились во дворец, где уже был накрыт стол.
   - Можешь доверить моих людей..., ему, - старый вождь показал на Эйнара, когда они поравнялись с Халгой, - его клинок поет песню победы.
   - Так и будет, - улыбнулся тот, словно ждал эти слова.
  
  
  
  
  
  
   10. БОГИ И ЛЮДИ.
  
  
   На следующее утро у стен бурга во главе пяти сотен воинов появился Вередих. Собственно своих людей у него было чуть меньше трех сотен. Остальные, это изгнанники других племен, изгои и бродяги, которые неплохо владели оружием, были храбры, но думали, прежде всего, о собственном кармане, и собственной шкуре.
   Ворота открылись, лишь для того, чтобы впустить внутрь самого Вередиха, и пятьдесят его воинов. Когда замысел хозяев стал очевиден, гости сделались хмурыми и недовольными. Однако предъявить претензии не посмели, поскольку их окружали веселые и слишком дружелюбные лица местных.
   - В бурге совсем не осталось места, - улыбнулся Халга, приглашая Вередиха в тронный зал. И как-то случайно вышло, что вместе с ним впустили лишь двух приближенных. Здесь уже был накрыт стол, и в кубках пенилось густое ароматное пиво.
   - Давайте выпьем..., за нашу победу..., - усмехнулся Халга, и десяток отборных воинов сидевших с ним по одну сторону стола, дружно сдвинули кубки.
   Тем временем, за ворота бурга вышел Отар.
   - Братья..., - начал он свою речь, - вас обманули. И хуже всего то, что вы не ведая правды, участвуете в делах, за которые боги покарают вас.
   Отар во всех красках расписал вероломство, Вередиха. Поведав о его сговоре с болотным народом, поедающим трупы. Что, вызвало ропот возмущения. Ибо нет для воина худшей участи, чем погибнуть неправильной смертью, и не попасть в Волгалу. И в этом праве не отказывают даже врагам, а тем более соплеменникам.
   - К вечеру, здесь будут черномордые..., - продолжал он, - могучий вождь Халга, не хочет вашей смерти, и не хочет вашего позора. Вам решать..., примете вы бой, или уйдете.
   Среди воинов произошло движение, несколько десятков человек вскочив на коней, отправились на север. Остальные крепко задумались.
   Люди Вередиха, не могли бросить своего вождя, пока он жив, даже, несмотря на его вероломство в отношении соплеменников. А он находился за стенами бурга. Значит, встречая врага у стен, они будут биться за своего вождя.
   Остальным..., было наплевать на Вередиха, но услышав, что черномордых всего две сотни, они были не прочь подраться, тем более, что любая битва, это возможность получить трофей.
   - Мы готовимся выступить в великий поход..., который принесет нам много золота, и много славы. - Отар сделал паузу. - Те из вас..., кто останется в живых и пожелает присоединиться к нам, получит долю в добыче, оружие и коня. Ответом был громогласный рык, словно все сражения были уже выиграны, и осталось лишь поделить золото.
   Оставив Вередиха сидеть за столом, Халга вышел к полусотне самых преданных его людей.
   - Я не хочу, чтобы в песне о моих подвигах, были слова о вероломстве по отношению к моим братьям. - Тяжело роняя слова начал Халга, всматриваясь в хмурые лица воинов, готовых умереть. - Ваш вождь пытался совершить гнусное предательство, но боги не позволили вам стать его соучастниками. Но..., он ваш вождь, и вам решать..., хотите вы присягнуть мне..., уйти..., или умереть в бою.
   Тягостное молчание повисло над головами воинов. Все задумались. В строю произошло движение, и вперед раздвигая могучими плечами товарищей, вышел старый Ротгард.
   В свои пятьдесят пять, он выглядел как сказочный, воинственный гном. Небольшого роста с широченными, могучими плечами, и огромными лапами, боевой топор в которых смотрелся как детская игрушка. Седая, коротко стриженая голова была сплошь покрыта шрамами, один из которых продолжался через все лицо, заканчиваясь у подбородка.
   О нем рассказывали много небылиц и баек. Поговаривали, что во время битвы он впадал в состояние божественного гнева, и тогда количество врагов для него не имело значения. В то же время о доброте его сердца ходили легенды, Ротгард терпеть не мог, когда в его присутствии обижали детей и животных.
   Его любили и боялись. И только дети, и животные, любили его откровенно и без страха, не замечая зловещего уродства его лица.
   - Мне по сердцу твои речи..., - произнес он, закручивая ус, - но нам придется погибнуть, ибо здесь стоят воины не забывшие, что такое присяга. Пообещай лишь, что позволишь нас похоронить как воинов.
   Полусотня сдвинулась, сгруппировавшись вокруг Ротгарда. Стоявшие вокруг них, две сотни воинов Халги, среди которых был и Эйнар, обступили со всех сторон кучку смельчаков.
   Нервы натянулись до предела, все поглядывали на вождя, ожидая команды. Одни..., чтобы умереть. Другие..., чтобы наказать за предательство. Халга медлил.
   - Я..., Халга..., сын Аглмунда..., - вождь говорил, словно разбивал скалу молотом Тора, - не хочу проливать вашу кровь..., в этом нет, доблести..., нет славы. Вы..., сдадите оружие..., и ночью будете нашими гостями, а завтра утром уйдете..., вместе со своим вождем.
   Взоры всех обратились к Ротгарду. Помедлив мгновенье, тот тяжело кивнул большой уродливой головой, и бросил к ногам Халги свой боевой топор, подавая пример остальным. Все облегченно выдохнули.
   Эйнар улыбнулся..., Халга станет верховным вождем всех готов, ибо теперь готы сложат песни не только о его храбрости, но и о его мудрости.
   Повернувшись, Халга стремительно отправился в опочивальню, но в эту ночь, заснуть, ему было не суждено.
- Почитаешь ли ты богов так, как это делали много веков предки твои...? - Прозвучал вкрадчивый голос. В опочивальне, удобно устроившись за столом, сидел Локки.
   - Я делаю это еще усерднее, - на лице вождя не дрогнул не один мускул, - боги должны быть довольны.
   - Нам..., не нравится, что твой народ принял у себя, человека без прошлого.
   - Нельзя карать народ..., за доброту. А я всего лишь вождь, поставленный для того, чтобы выполнять волю соплеменников.
   Локки нехорошо усмехнулся, не спуская глаз с Халги, тяжело поднялся из-за стола. Прошелся по комнате. Молчание становилось тягостным.
   Раньше Халга не единожды видел богов. Ранним утром, когда они завершали охоту. Ночью, когда боги пировали и веселились. Или когда они исторгали свой неуемный гнев на землю. Однажды он даже подглядел бой между богами, и чуть не поплатился за это жизнью.
   Боги всегда присутствовали, они всегда были рядом. Но никогда раньше они не приходили вот так, чтобы говорить с людьми о людях. Кем же был на самом деле тот, кто жил рядом с ними, и кого они называли - Эйнар, если боги потеряли покой.
   - Ты..., должен изгнать его, - неожиданно громко рявкнул Локки.
   - Он спас мне жизнь..., и он не один раз спасал всех нас....
   - Ты говоришь мне..., нет? - В голосе Локки было столько удивления и злости, что Халга еле сдержал рвавшийся наружу смех.
   - Да..., сейчас я говорю тебе нет, но я буду думать....
   - Ты поплатишься...
   - Значит..., так тому и быть.
   - Поплатится весь твой народ.
   - Видно такова судьба..., - мрачно изрек вождь.
   Прерывая начатый разговор, с треском распахнулась дверь, комната озарилась ярким светом. На пороге стоял Вотан. Халга потерял дар речи, это был настоящий бог-воин.
   Ростом под потолок, с мощным торсом и огромными бицепсами, он держал на изгибе правой руки тяжелый топор, невероятных размеров. Впрочем, в его руках он совсем не выглядел таковым. Глаза его излучали внутренний свет, и казалось, он проникает в самую душу. Длинные волосы и косматая борода были густо красными. Бросив сверху вниз взгляд, ярко синих глаз на Локки, отчего тот заметно съежился, он покачал головой.
   - Хватит интриг..., - пророкотал Вотан, - души воинов принадлежат мне. Их предназначение - проливать кровь во славу меня. Не смущай их коварными речами. Локки пожал плечами и, гордо расправив плечи, вышел из комнаты.
   - И мне не по нраву..., что ты приютил чужеземца..., - бог нахмурил брови, - но я не стану указывать, как тебе поступать с друзьями. С врагами, ты пока и сам справляешься. Но будь осторожнее, помни..., лучше вовремя убить, чем однажды быть убитым.
   - Осторожнее..., с Локки?
   - И с Локки, ибо он не угомонится..., и с чужеземцем..., ибо он непредсказуем. Поскольку у него нет корней.
   - Я..., дам ему корни....
   Некоторое время бог и вождь смотрели в глаза друг друга. Халга не опустил глаз.
   - Если он их примет....
   - Примет..., я знаю....
   Вотан лишь усмехнулся, и, толкнув дверь, вышел во двор, где с каждым шагом его силуэт становился все бледнее и бледнее пока совсем не растаял в ночной мгле окутавшей бург. Воины, стоявшие на часах, увидев чудо, застыли в благоговейном трепете. И много лет после этого в готских племенах рассказывали истории, и пели песни о вожде, который запросто говорил с богами.
   Остаток ночи вождь провел без сна, что случалось с ним крайне редко. Впервые в жизни он не знал ответов на мучившие его вопросы. Впервые за всю свою долгую жизнь он испытывал сомнения. Мог ли он, вождь, которому доверены жизни и будущее людей, рисковать ими. Вправе ли он принимать решения, которые могут повлечь за собой гибель всех вестготов....
   Халга вышел в темноту ночи, шумно втянул ноздрями прохладный воздух. Похлопав по плечу молодого воина охранявшего дворец, вождь двинулся к воротам.
   В ту же секунду безумный крик сотен глоток разорвал тишину ночи. Болотный народ, некоторое время наблюдавший за неорганизованной толпой у ворот бурга, отважился на нападение.
   Халга взлетел на стену. Взору его открылась битва, напоминавшая бой с духами. Болотный народ, вымазанный черной краской, был совсем не виден в густой темноте весенней ночи, оттого казалось, что готы бьются с тенями.
   Вождь напряженно вглядывался в темноту, рядом с ним застыв, словно изваяние стоял Отар. Чуть поодаль, прислонившись к деревянному столбу, стоял Эйнар. Все готы, стоявшие в этот момент на южной стене, с трудом сдерживали горячее желание спуститься вниз и помочь сородичам.
   Черномордых, было чуть больше, чем ожидалось, видимо по дороге присоединился еще отряд. Готы дрались отчаянно, но
   уже было понятно, что они проигрывают. Откуда-то справа появился еще отряд болотного народа. Эйнар показал рукой, и Халга кивнул головой. Черная масса двигалась в темноте, словно один чернеющий сгусток. Сложно было понять, сколько человек в отряде.
   - Лучники, - наконец произнес вождь, - огненными.
   - Лучники, - повысив голос, подхватил Отар.
   Несколько десятков человек, взбежали на стену, словно только и ждали команды. Отар указал на отряд, который в кромешной темноте подбирался правому флангу готов.
   Фыррррр...., фырррр..., словно рассерженные пчелы, одна за другой улетали стрелы, вычерчивая во мраке огненные траектории. Сразу же следом раздались крики и хрипы черномордых. В то же время не попавшие в цель стрелы нашли пищу, и в свете разгорающихся костров стало видно место битвы.
   Было ясно, что готам не выиграть этот бой. На ногах оставалось всего около сотни воинов. Встав в круг спиной к спине, они отчаянно отбивались от наседавших черных фигур. Кровь брызгала во все стороны.
   Халга обратил взор на Отара, и едва заметно кивнул головой. Этого оказалось достаточно, чтобы тот кубарем скатился вниз. Выкрикивая по пути имена десятников.
   Через минуту, отряд в сотню всадников ворвался в боевые порядки болотных, разметав их по полю. В считанные минуты, половина черномордых были убиты, остальные спаслись бегством в ближайшем лесу.
   Их преследовали и добивали. Еще несколько минут со стороны леса доносились предсмертные крики. Но наконец, все стихло, лишь разгоряченные собаки продолжали брехать, переговариваясь между собой.
   - Все по плану?
   - Все..., кроме одного..., - ухмыльнулся вождь.
   Эйнар вопросительно взглянул на него. Халга неопределенно качнул головой, отметая дальнейшие расспросы.
   Утром Вередих, поникший, и затравленный в сопровождении полусотни воинов, покинул гостеприимный бург. Ночь, проведенная в ожидании смерти, сломила его. Фактически он был уже мертв.
   За воротами к ним присоединилось еще несколько человек, пожелавших следовать за своим вождем. К вечеру того же дня, весь отряд вернулся обратно, впереди всех на маленьком коренастом жеребце ехал Ротгард, был он хмур и задумчив.
   - Прими нас под свою руку рикс..., - произнес он полный достоинства.
   - Что с Вередихом?
   - Он ушел к Вотану..., - лаконично ответил Ротгард, всем своим видом давая понять, что не желает дальнейших расспросов.
   Никто никогда не узнал правды о том, как умер рикс Вередих, преступивший законы готов, избежавший мести, и ставший жертвой преданности. О вожде, по вине которого сотни воинов пусть даже на некоторое время почувствовали себя предателями, не слагают хвалебных песен.
  
  
  
  
  
  
   11. КОРОЛЬ ОСТГОТОВ.
  
  
   Лето обещало быть солнечным и жарким. Уже в начале июня солнце стояло высоко в ясном светло голубом небе, и заливало расплавленным зноем землю. Лес превратился в непроходимые чащобы, заполненный мошкарой и гнусом. Отряды охотников ежедневно отправлялись в лес для заготовки мяса. Оставшиеся в бурге, занимались подготовкой к походу. Все ждали прибытия короля остготов.
   Численность войска к тому времени, достигла двух с половиной тысяч человек, но Халга считал, что этого мало. Полагая привлечь на свою сторону остготов, он надеялся на создание пятитысячной армии. Которая по его замыслу, должна была без сопротивления пройти по северным землям империи, взламывая оборону гарнизонов, и вытряхивая из богатых сонных городов припрятанное золото.
   За неделю до прибытия Фритигерна, в бурге знали о его приближении. Халга был немного знаком с ним, а потому готовился к пышному приему.
   Фритигерн занял трон остготов, когда умер его отец, не приложив к этому ни малейших усилий. Отец его был властным, самолюбивым, деспотичным, но очень дальновидным правителем, и даже после его смерти авторитет короля был непререкаем. Братьев и сестер у Фритигерна не было. Бороться за трон было не с кем. Нынешний король остготов был совершенно мирным человеком, в отличие от своего отца, который завоевал трон в бою, и сохранял его, уничтожая претендентов.
   Все это было известно Халге, как и то, что король остготов был невероятно тщеславен, и не отказался бы от своей доли в добыче и своей доли славы. Особенно если бы ему не пришлось для этого рисковать головой и поднимать задницу, с насиженного уютного места.
   Пяти сотенная армия остготов остановилась на опушке леса и разбила лагерь. Королевская сотня, на которую возлагалась функция охраны короля, а так же роль парадного эскорта, были разодеты в узорно расшитые золотой нитью анатомические римские доспехи, с золотыми вставками и пряжками. Поверх доспехов был наброшен красный плащ, который скреплялся спереди золотой пряжкой. На боку у каждого висел короткий римский меч, гладий, а в руках они держали короткие сирийские метательные копья с широким наконечником, напоминавшим кинжал.
   Грациозные тонконогие кони были сплошь вороной масти. Было понятно, что родина, этих ослепительно красивых, невероятно быстрых и выносливых животных, находится далеко от этих мест.
   Когда во дворец прибыл посланник, и пригласил Халгу посетить их короля. Халга недобро усмехнулся, но ответил, что прибудет к вечеру.
   - Он считает, что я ему не ровня, - зло проворчал вождь и сплюнул, в ответ на вопрос Эйнара, почему Фритигерн не посетил бург.
   Остаток дня потратили на то, чтобы привести внешний вид вождя в соответствии с придворным этикетом того времени в понимании Эйнара.
   Вечером, в сопровождении трехсот отборных всадников, разодетый Халга прибыл в лагерь остготов. Эйнар и Отар сопровождавшие его, веселились от души, видя как он важно вышагивает перед изумленными взорами гостей.
   Фритигерн встретил их более сдержано, но даже в его глазах читалось изумление. Сам он был по римской моде облачен в тонкую тунику. На ногах калиги из искусно обработанной кожи с вычурной вышивкой. На серебряном подносе перед ним стояли зеленые стеклянные кубки, отделанные орнаментом из золота. В шатре сильно пахло заморскими благовониями.
   Халга недовольно повел носом и громко чихнул. На фоне аромата благовоний, остро чувствовалось, как от всех троих несло невыразимой смесью железа, кожи, конского и человеческого пота. Эйнар злорадно усмехнулся, что не ускользнула от Фритигерна.
   Даже не поднявшись, король остготов сдержано кивнул гостям, жестом указав, что они могут сесть. На лице Халги нервно заходили желваки, скрипнул зубами, но сдержался. Поход был сейчас важнее, чем тупая бравада, зажравшегося борова.
   После обмена банальными приветствиями и заверениями в дружбе, перешли к обсуждению будущего похода. Выяснилось, что у вождя остготов на этот счет есть свое мнение.
   - Я давно знаю ромлян, - хмуро произнес Фритигерн, - их победить трудно, но еще труднее воспользоваться плодами победы.
   - Наши предки били их, и возвращались с ромейским золотом, - возразил Халга.
   - Мдаа..., только я что-то не припомню, кому это золото пошло во благо. Все правители погибали, или теряли власть.
   - Мой друг считает, что если бы они не воевали с ромеями..., они бы жили вечно?
   - Нет, - Фритигерн раздраженно тряхнул головой, - но никто из них после похода не становился сильнее.
   - Умение извлекать максимальную выгоду из победы, тоже искусство.
   - Возможно..., - задумался остгот, - но не лучше ли пользоваться плодами победы, не вступая в схватку?
   Халга решил, что вождь остготов по своему обыкновению, хочет чужими руками жар загребать. Нечто подобное он и ожидал услышать. Главное, чтобы Фритигерн дал бойцов. Но вышло совсем иначе.
   - В этом есть истина, но воины должны воевать, иначе однажды они забудут, как это делать, и тогда придется нанимать чужаков для охраны племени. Я готов взять твоих воинов в поход..., и выделить тебе добычу.
   - Я не о том..., - отмахнулся вождь остготов, - главные наши враги, идут с востока.
   - Гунны....
   - Да..., гунны..., и спасти нас от них смогут лишь ромляне.
   Халга нахмурился, пока еще не понимая, куда клонит остгот.
   - Я бил гуннов, побью и в будущем, - вздернул подбородок Халга, - и почему ты думаешь, что ромляне станут защищать нас?
   - Тебе повезло раз..., не означает, что так будет всегда. Мы..., уйдем под их руку и примем их веру.
   Халга подскочил от неожиданности. Он мог ожидать чего угодно, но то, что гот, пусть даже восточный, отречется от земли предков, от веры предков и пойдет в услужение к ромеям. Воистину времена меняются.
   Не то, чтобы раньше готы не служили в армии ромлян, но это всегда было временно, для заработка. Но чтобы уйти всем народом к ромеям в услужение, такого еще не было.
   - Их веру...? Я видел их веру..., они пьют кровь своего бога и едят его плоть. Ты хочешь стать одним из них?
   - Я не вижу смысла в почитании богов которые не приносят пользы..., - чеканя слова произнес Фритигерн, - ромейский бог..., а у них в отличии от нас он один, - принес им процветание.
   - Ромейский бог превратил, некогда сильный и умный народ, в стадо развратных отъевшихся свиней, которые не способны защитить собственные земли.
   - А что сделали наши боги? От рождения и до самой смерти нас преследуют опасности. Наши дети не знают чувство сытости, взрослые вынуждены работать от зари до зари, а в свободное время, сражаться. Редко кто из наших соплеменников доживает до сорока лет.
   - И хвала богам за это, - с жаром воскликнул Халга, - за то, что наши дети не обрастают салом, и семи лет от роду, могут галопом скакать на голой спине дикого жеребца, и попадать стрелой в барсука со ста шагов. За то, что готы всю свою короткую жизнь сражаются за право существования на этой земле. Зато, готы не испытывают страха не перед чем, поскольку то, что считается самым страшным, для нас является вожделенным. Ибо высшая цель и высшая доблесть воина, оказаться за одним столом с Вотаном, в час Ротгардек.
   - Иногда мне кажется, - еле слышно произнес Фритигерн, - что и богов наших нет, что это выдумки стариков и жрецов. Да разве их видел кто, за последнюю сотню лет?
   - Я видел..., - тихо, но твердо уронил Халга.
   - Я видел..., - словно эхо повторил Эйнар.
   Король остготов, переводил недоверчивый взгляд с одного на другого.
   - И, что же они молчат? Решено. Летом..., мы подготовим все для перехода, и как только соберем урожай, отправимся в империю.
   - Это ошибка....
   - Я уже послал письмо императору Валенту..., и получил ответ, он готов разрешить нам поселиться в Мезии. Я был бы рад, если бы вы присоединились к нам.
   - Вам уже отвели загон? - Халга насмешливо уставился на Фритигерна.
   - Твои насмешки происходят от твоего непонимания. Времена изменились, и теперь доблесть правителя заключается не в том, чтобы махать мечом..., а в том, чтобы сохранить свой народ. И я предлагаю тебе идти со мной. Император Валент примет всех.
   - Да я пойду туда..., но не как проситель, а с мечом..., и возьму все, что мне понравится.
   - Ты погибнешь там..., и погубишь свой народ.
   - Да..., но даже тогда мы не станем прислуживать ромеям.
   - Ты вождь..., тебе решать.
   - Я благодарю короля за предложение и гостеприимство, но у нас другой путь, - Халга встал, давая понять, что разговор окончен.
   Всю дорогу до бурга вождь вестготов был мрачнее тучи. Отпустив поводья, он задумчиво покачивался в седле.
   - Ну что ж..., ждать больше нечего, пора..., - произнес он, когда они въехали в ворота.
   - У Фритигерна много молодых воинов, жаждущих битвы..., мы можем переманить их.
   - Нет..., мы не станем этого делать, - произнес вождь, глядя на Отара, - но если кто-то захочет пойти с нами мы не станем отказываться.
   - Я донесу твои слова до их ушей, - усмехнулся Отар.
   Вечером Отар и Эйнар проинструктировали несколько тщательно отобранных воинов, у которых имелись друзья в стане остготов, и те отправились в гости.
   Утром к воротам, подошел отряд в пятьдесят человек пожелавший присоединиться к походу.
   В течении дня в бург стекались подводы со всей округи. Везли зерно, сушеное мясо, кожи, оружие. К вечеру вокруг стен скопилось огромное количество подвод. Каждый прибывший наносил визит вождю, и сообщал о том, что и в каких количествах он привез. Эйнар сам обходил все телеги и проверял содержимое.
   - Тебя не узнать..., - произнес хозяин одной из них.
   Что-то смутно знакомое показалось ему в лице гота, который не знал как себя вести в присутствии приближенного к вождю человека.
   - Энгус?
   - Да..., это я..., а вот..., узнаешь...? - Энгус показал рукой назад. За ним на телеге сидела Кара, потупив глаза, не смея взглянуть на того, кто когда-то был всего лишь несчастным тщедушным рабом.
   Эйнар обнял ее, и почувствовал, как она затрепетала под тонкой холщовой накидкой.
   - Я хочу подарить тебе ее, - произнес Энгус.
   - Что ты хочешь взамен?
   - Нет, нет, нет..., ничего.... Это подарок от души. Мужчине тяжко одному. Кроме того..., кто-то должен приглядывать за твоим хозяйством, пока ты будешь воевать.
   - Спасибо....
   - Я еще хотел бы..., предложить тебе сделку...
   Эйнар нахмурился.
   - Мне сказали, что у тебя есть железо..., и я готов пустить его в оборот.
   - Железо? Да есть. Что ты собираешься с ним делать?
   - Оружие. Я уже договорился с кузнецом. Затем продам, а серебро поделим. Я возьму себе четвертую часть, за хлопоты.
   Энгус выжидательно смотрел на него.
   - Хорошо, - ответил Эйнар, хотя понимал, что тот наверняка надувает его. Но торговля его не интересовала, также как богатство по здешним меркам. Энгус потирал руки от предвкушения барыша.
   Эту ночь они провели вместе. После того как в его жилище был наведен идеальный порядок, который не пришелся по вкусу, только Вельзевулу, поскольку его кости валявшиеся по всей избе были выброшены на улицу.
   Эйнар был намеренно груб, инстинктивно чувствуя, что Кара именно этого и ждет. Она была терпелива и покорна, поскольку давно поняла, что какая-то неведомая сила влечет ее к этому странному человеку.
   Весь прошедший год она вспоминала его объятия, его молчаливую нежность. Было в его сдержанности, нечто такое чего ей не хватало, и что разбудило в ней доселе дремавшую сексуальность. Нечто сладко пугающее, как страшная сказка на ночь, и это пришлось ей по вкусу, как первое прикосновение к запретному. А может быть, ей все это лишь казалось, но что может быть важнее того, что из мимолетного ощущения, через сомнения перерастает в навязчивую идею, охватывающую все ваше существо, и все ваши мысли.
   Кто знает, кем посланы нам мысли, которые мы называем навязчивыми, и как знать, не совершаем ли мы насилия над собой или богом, стараясь, избавится от них.
   Злая судьба, ставшая причиной ее рабства, оставила шрамы не только в ее душе и на ее теле. Было еще нечто такое, чем она одарила Кару, то болезненное граничащее с безумием удовольствие, которое рождало в ней насилие. И лишь встретив того, кто теперь назывался Эйнар, она поняла, что жажда насилия была всего лишь следствием поиска силы в мужчине. И не обязательно спутницей силы должна быть боль. Как оказалось в ее отсутствии, ощущения становились более цельными, законченными, достигали вершины.
   В эту ночь, обнимая женщину, пахнущую хлебом и молоком, он невольно вспомнил ту..., другую пахнущую парфюмом от Шанель, в двадцатом веке. Вспомнил..., как вспоминают старый фильм, смутно представляя отдельные сцены, но зная весь сюжет.
   Отсюда с расстояния в пятнадцать столетий, все происходившее тогда уже не казалось ему столь важным и значительным. Может быть потому, что поставленные тогда на карту, их жизни, здесь не стоили вообще ничего. Ибо гибель человека здесь была так же естественна, и обычна, как дождь, или ветер, но происходила гораздо чаще.
   Смерть в четвертом веке, была гораздо более естественна, чем рождение. Оттого, наверное, жизнь казалась здесь красочнее, ярче и вкуснее.
   Утром огромная армия, вытянулась за ворота, сопровождаемая телегами с провизией, скотом, который плелся вслед за обозом, крестьянами, кожевниками, оружейниками, сапожниками.
   Эйнар вскочил на коня, и собирался уже пнуть его пятками, когда из дома выскочила Кара, и в молчаливой скорби прижалась щекой к его сапогу. Слезы текли по ее лицу, она удивленно вытирала их рукой, не в силах вспомнить, когда в последний раз с ней происходило подобное.
   - Только вернись..., - шептала она, - только вернись.
   Наконец оторвавшись от нее, Эйнар пришпорил коня. Помахав рукой, он умчался в главу колоны, где бок обок двигались Халга и Отар.
   Впереди его ждали великие битвы, новые и старые враги, и невероятные подвиги. А женщины во все времена..., в любом обществе, провожая мужчин на войну, произносят одни и те же слова. И слова эти становятся особенными, когда смерть мужчины влечет за собой не только потерю любви но, как правило, потерю свободы, а может и самой жизни.
  
  
  
  
  
  
   12. НА ЮГ....
  
  
   Шел пятый день пути... Колонна шириной в шесть всадников ехавших рядом, растянулась на три километра. Две с половиной тысячи воинов изнемогали от жары и скуки.
   Халга тревожно оглядывал горизонт, и посылал дозорных осмотреть окрестности. Тревога вождя передалась и Эйнару, хотя причин для беспокойства он не видел. За предыдущие пять дней они не встретили никакого сопротивления.
   Племена, встречавшиеся им на пути, предпочитали убраться с дороги заранее, и не искушать судьбу. Многие оставляли часть скота и фуража, чтобы не провоцировать вождя столь огромного войска, на преследование.
   Иногда они видели вдалеке всадников, но это были кочующие сарматы и аланы. Однажды на горизонте появились гунны, но видимо их отряд был меньше, и они предпочли убраться с дороги. Эйнар видел, как загорелись глаза у Отара, при виде гуннов, но вождь вестготов отрицательно качнул головой.
   - Далеко..., не догоним, - проронил Халга.
   И Отар вынужден был, с ним согласится.
   К вечеру на горизонте появилась крепость. Видимо обнаружили их давно, поскольку, когда они оказались у стен, все жители окрестных деревень уже сидели в крепости, и чувствовали себя в относительной безопасности.
   Едва передовой отряд готов приблизился к стенам, как с них полетели тучи стрел. Трое были убиты наповал, и пять человек ранены. Радостные крики защитников донеслись со стены.
   Однако радость горожан была недолгой, как только все войско готов выползло на открытое пространство, и стало понятно как их много, защитники стен приуныли. Но готы вопреки ожиданию не ринулись в атаку, и не стали сходу штурмовать неприступные стены.
   - Что думаешь? - спросил Халга.
   - Много воинов, лягут под этими стенами, если штурмовать в лоб, - задумчиво бросил Эйнар.
   - Ждать все равно нельзя, все уже предвкушают битву. - Отар как всегда был готов драться прямо сейчас, и с кем угодно, главное, чтобы врагов было побольше.
   - У нас впереди большой поход..., людей надо беречь.
   - Срубите дерево потолще, и сделайте таран, - Эйнар обратился к стоявшему за его спиной молодому венеду Валамеру, сыну вождя Мокши.
   Валамер, высокий статный парень под два метра, был младшим сыном вождя, и по закону мог претендовать на титул в последнюю очередь. Было ему всего восемнадцать лет, и на его детском лице почти не росли ни усы, ни борода. Однако силой этот мальчик обладал невероятной, а в мастерстве владения мечом и боевым топором практически не уступал молодому забияке Отару, с которым они сразу сдружились.
   Глядя на Валамера, Эйнар размышлял, что такого мог наговорить Мокша своему сыну. С самого отъезда из бурга, сын вождя венедов, держался рядом, и ловил каждое его слово. Скоростью выполнения приказов Эйнара, Валамер иногда ставил его в тупик.
   Коротко кивнув, Валамер прихватил с собой десяток воинов, и ринулся исполнять приказ.
   - Он станет вождем венедов, - сказал Отар улыбнувшись.
   - С чего ты взял..., у него еще два старших брата, - возразил Эйнар.
   - Это не важно..., он хочет быть вождем.
   - Хочет...? Что ты говоришь? В его возрасте все хотят быть вождями, но становятся единицы.
   - Этот станет...
   - Объясни...
   - Понимаешь..., любой дурак..., может исполнять приказы. Если поставит себе цель, то будет делать это быстро. Но..., Валамер, за полдня безошибочно определил, у кого из нас он может большему научиться. И учится..., каждую секунду.
   - Ты преувеличиваешь его способности..., он еще слишком молод, - отмахнулся Эйнар, - пойдем..., взглянем на крепость поближе.
   - Пошли, - согласился Отар, и махнул рукой пятерым подчиненным, у которых в руках уже были огромные щиты.
   Когда расстояние до стен крепости сократилось настолько, что они стали досягаемы для стрел противника, по щитам застучала барабанная дробь. Некоторые из стрел были горящие. Сопровождающие, однако, были готовы к такому повороту событий и мгновенно гасили их, поливая водой из тыквенных сосудов.
   Крепость была старой, но добротной. Высокие стены с гладкой поверхностью, уходили уклоном вниз, туда, где у подножия плескалась вода в искусственном рву. Вода видимо была стоячей, а русло давно не чищено, поскольку обильно подернулось ряской, а берега заросли камышом.
   К единственным дубовым воротам, окованным железом, вел деревянный мост. Мост был поднят и прикрывал собой огромные ворота. От моста вверх в небольшие башенки над воротами уходили массивные цепи.
   - Видишь мост? - Эйнар показал рукой в направлении ворот.
   - Да..., но к башням не пробраться, да и охрана там я думаю..., наверняка лучники, - Отар покачал головой, - можно попробовать ночью.
   - Ты не понял..., мост деревянный...
   - Ну...?
   - Можно поджечь.
   - Сгорит мост, останутся ворота..., они железные.
   - Окованы железом лишь сами ворота, балки на которых они висят деревянные, надо незаметно проложить между мостом и воротами, смолу и хворост, чтобы они загорелись.
   - Здорово..., - хлопнул себя по лбу Отар, - и просто.
   - Не просто..., надо будет перетащить ночью таран, и изобразить атаку..., чтобы не сразу догадались, и пламя успело заняться. А затем можно поджечь стрелами.
   - Сделаем..., не беспокойся..., - довольно оскалился Отар, и хлопнул его по плечу.
   Когда они рассказали об идее Халге, тот одобрил, но поджигать предложил сам хворост, поскольку пламя между воротами, и мостом будет иметь дополнительную тягу.
   - Точно..., сгорит быстрее. - Согласился Эйнар.
   Все действительно прошло на удивление легко, таран перетащили через ров, благо он прекрасно плавал. Пока их поливали стрелами и горячей смолой они изображали активный штурм. Но затем словно поняв бессмысленность затеи, бросили таран у ворот, и, подхватив раненых, ретировались.
   У ворот в адских отблесках багрового огня остались лежать десять готов. Смола, вылитая на них сверху защитниками города, сожгла их до костей. В воздухе витал сладковатый запах обгорелой человеческой плоти.
   Защитники крепости заметили огонь тогда, когда он стал пробиваться сквозь щели в воротах. Сверху залить огонь было невозможно, мешала каменная арка над воротами. Оставалось лишь поливать ворота изнутри, но мощный гул уже возвестил о разгулявшемся огне. Еще была возможность спасти сами ворота. Для этого надо было открыть их, и залить все водой.
   Они все сделали правильно, но медленно, к тому времени, когда они открыли ворота, мост уже сгорел, а навстречу им словно демоны из преисподней, через огонь перелетали готы. Скаля белозубые рты, выделявшиеся на подкопченных физиономиях. С диким ревом сотня во главе с Отаром ворвалась в город. В считанные мгновенья перерезали стражников у ворот, и набросились на подоспевший отряд.
   Когда подошли основные силы гарнизона, от ворот в разные стороны растекалась уже тысяча готов. Начался грабеж, отовсюду слышались стоны и крики.
   Однако появление отряда римлян на время отвратило всех от разбоя и грабежа. Готы набросились на отряд в триста человек со всех сторон. Римляне мастера ведения боя в строю, оказались в затруднительном положении. Улочки, словно ручейки, отходящие от ворот, оказались слишком узки для нормального построения, потому римляне бились несколькими отрядами, и проигрывали.
   Неистовость, и мастерство индивидуального боя готов с лихвой компенсировала их неорганизованность. Сверху, с крыш домов, на головы несчастных легионеров, с диким ревом ощетинившись, словно злобные демоны ада, сыпались готы. Те пытались защищаться щитами и выставлять мечи навстречу атакующим, но получалось только хуже.
   Приземлившись всей тяжестью тела на щит, гот сбивал легионера с ног и тут же начинал вырезать пространство вокруг себя. Если римлянину удавалось ранить его в воздухе, то это были легкие ранения в ноги, поскольку своими короткими мечами достать жизненно важные органы варвара было проблематично. При этом дикий гот приземлялся ногами либо на плечи, либо на голову легионера, и исход был один.
   Эйнар стоял в стороне рядом с Халгой, и наблюдал за скоротечным боем. Примерно через четверть часа, все было кончено. Все прилегающие улочки были завалены трупами римлян. По улице, словно стекающие с гор ручейки струились кровавые потоки.
   - Все равно..., мы сражаемся как варвары, - уронил Эйнар, поддав ногой обнаглевшего ворона тащившего за собой чьи-то окровавленные внутренности.
   Тот отлетел метра на три, поскольку летать с таким куском требухи тяжеловато. Укоризненно взглянул на него черными бусинками глаз, придавив лапой кровавую жилу, принялся, остервенело отрывать, и проглатывать куски, с которых еще, текла кровь.
   - Как кто?
   - Ммм..., ну в общем как дикие люди.
   - Так сражаемся мы..., так сражались наши отцы..., и отцы наших отцов. Так сражались наши предки, - недоумевал Халга, - что тебе не по нраву?
   - В чем сила ромлян? В их организованности и дисциплине.
   - Но мы побили их..., значит мы лучше.
   - Мы побили их потому, что она нашей стороне были внезапность и быстрота. - Возразил Эйнар. - Если бы это было в чистом поле, мы бы уже потеряли половину воинов. И еще..., в гарнизоне было всего сотни три..., а когда их будет три тысячи, или тридцать тысяч?
   - Что предлагаешь...? - Нахмурился вождь.
   - Выход только один..., надо учить их воевать в строю..., только так мы одолеем ромлян.
   Много лет спустя, он часто вспоминал этот день..., первое столкновение с великим Римом и его легионами. Возможно, это и было то, зачем он был послан сюда, чтобы своими действиями разрушить могущественную империю, великий Рим, рассадник разврата, и подлости. Родину вырожденцев, и предателей, родоначальников инцеста и содомии.
   Именно тогда в психологию вождей готов, было вброшено зерно сомнения в правильности, выбранной тактики. Всходы оказались невероятными, готские племена, объединяясь, на равных сражались с римлянами в пешем и конном строю. Более того когда через некоторое время Эйнар предложит создать тяжелую конницу которая должна будет действовать как единый кулак, это уже не вызовет возражений. А для противников это станет большим сюрпризом. И много лет после этого готская конница, словно огромное чугунное ядро станет втаптывать любого противника в землю. И однажды при Адрианополе тяжелая готская конница сметет римские легионы императора Валента.
   Лишь гунны, по сути своей легкие конники, много позже заставят готов отступить с насиженных земель, и уйти дальше на север, где суровые условия жизни, и великая сила этого народа породят викингов, которые заставят вздрогнуть мир.
   И внутренне соглашаясь со своими рассуждениями, он признавал, что прямо или косвенно Рим разрушил он, ибо варвары были всего лишь орудием. Но надо признать великолепным орудием.
   - Воистину..., пути господни неисповедимы - повторял он часто, - даже позволяя свершиться черным делам, он обращает их во благо света, или делает орудием своего гнева, что в общем одно и то же.
   К вечеру силой авторитета, Халге удалось остановить грабеж и убийства. Справедливости ради надо признать, что в самих грабежах вождь вестготов не видел ничего дурного, но сейчас это было не ко времени, к городу в любое время могла подойти подмога.
   Подошел Отар. Весь в крови сверкая новенькой золотой цепью на шее. Халга нахмурился, и тот поспешил ее спрятать под одежду. Следом за ним два широкоплечих коренастых воина с монгольским разрезом глаз, тащили тучного коротко стриженого, седого, мужчину, одежда на нем была изорвана, но и по лохмотьям было видно, насколько она прежде была дорогой.
   - Градоначальник..., - кивнул Отар.
   - Зачем ты приволок этот мешок с дерьмом? - вызверился Халга, глядя на лучших своих воинов, увешанных золотыми побрякушками.
   - Может он чего знает, - смутился Отар.
   - Погоди, - вмешался Эйнар, - спроси..., они отсылали гонца за помощью, куда и как давно.
   Халга развернулся, и, кивнув Эйнару, зашагал прочь. Тот направился следом. Некоторое время они шли молча, пока их не догнал Отар.
   - Он сказал..., город называется Цыкулла..., и вчера вечером, отправили гонца в Добруджи. Там два отборных легиона. Первый Италийский, и Одиннадцатый Клавдиев.
   - Надо уходить..., - Халга был мрачнее тучи, два легиона, нам не по зубам.
   - Они подумают, что мы ушли домой, - Эйнар пристально смотрел на вождя.
   - А мы пойдем дальше на восток. - Халга задумался.
   Полдня прошло, прежде чем ошалевшее от легкой победы войско, смогло двинуться в путь. Городок оказался настоящим кладом. Никто не ожидал, что в этом захолустье окажется такое количество ювелиров, и золотых дел мастеров. Кроме того, они наткнулись на сундук набитый золотыми монетами, видимо подготовленный для отправки в Рим.
   Дошли до реки, которая в самом глубоком месте едва доставала лошадям до брюха. Пять сотен направились дальше на север, стараясь оставлять как можно больше следов. Основная часть войска двинулась по руслу реки на северо-восток.
   Через день, вернувшиеся дозорные, сообщили, что на горизонте город. И, похоже, жители ничего не подозревают. Решили атаковать ночью.
   Когда скучающие часовые на стенах внезапно обнаружили спокойно прогуливавшихся рядом готов, было уже поздно. Стоявшие на стенах, умерли через мгновенье. Те же, кто успел вскрикнуть, сослужили недобрую службу своим товарищам, которые бросились наверх, где и нашли свою смерть. Ворота были уже открыты и в них бешеным галопом, врывались оставшиеся варвары.
   В отличие от первого города, здесь о сопротивлении никто не помышлял. Горожане дали себя спокойно ограбить, и уже утром готы покинули город.
   Вечером, когда их нагнали пять сотен отвлекавшие врага, и Халга узнал о том, что легионы ушли на север. Он пришел в хорошее расположение духа, и разрешил устроить привал, предварительно выставив дозорных.
   Впервые за время выхода из бурга, было разрешено откупорить бочонки с пивом и вином, войско предалось безудержному пьянству.
   Лишь дозорная сотня, объезжавшая ночной лагерь по периметру, с завистью взирала на своих пьяных товарищей. Которые, пили без ограничений, дрались меж собой беззлобно, и совокуплялись с горожанками, признаваясь им в пьяной и безграничной любви. И даже дозорные, время от времени тайком прикладывались к фляжкам.
   На лагерь опустилась тихая, теплая южная ночь. Несмотря на обилие звезд, было так темно, что с трудом угадывался палец, поднесенный к глазам.
   Заложив руки за голову, Эйнар разглядывал звездное небо. Валамер следивший за костром, уснул, и костер, полыхнув напоследок длинным протуберанцем, погас. Красные угли, подернутые пеплом, не разгоняли тьму, а лишь подчеркивали ее густоту.
   - Пять сотен Валамера, принадлежат тебе, сделай из них то, что считаешь нужным, - сказал Халга вечером, прежде чем отправится в шатер. Если это того будет стоить, я дам тебе еще людей.
   Легкомысленно пообещав Халге сделать из венедов боеспособный отряд, поскольку сражались они хуже готов, и еще меньше подчинялись общей дисциплине, он совершил глупость.
   Сейчас лежа под ночным небом Мезии, он понял, как невероятно трудно это будет сделать. Заставить людей, которые веками воспитывались в вольнице, добровольно подчиняться приказам, не рассуждая о пользе или вреде их. Но я сделаю это, решил про себя Эйнар. Чего бы мне это не стоило.
  
  
  
  
  
  
   13. ТЕНИ И СМЕРТЬ.
  
  
   Дрема тяжелой ношей придавила его к горячей земле. Степь пела на все голоса. В этом разноголосии с трудом угадывались крики и пересвист дозорных. Ночная степь не знала покоя. Даже лежа, завернувшись в плащ можно было слышать, как шла жизнь на земле и под ней.
   Эйнар уронил налившуюся свинцом тяжелую голову на мешок, который оказался неожиданно жестким. Ощупав, он понял, что тот был забит под завязку золотыми украшениями и посудой. Сердито отпихнув его в сторону, он положил голову на пыльный рукав.
   Веки слипались, сужая окружающий темный мир до черных щелей в пространстве, и в этом пространстве, среди ярких всполохов сознания он увидел ее.
   Во сне, в темном провале зовущей темной бездны, он силился вспомнить..., как ее зовут, но кто-то невидимый мешал ему, словно каждый раз, когда он приближался к истине, его одергивали. Это было странно и страшно. Силясь догнать ее образ, скрывающийся в черной пелене, он испытывал боль, ибо темная завеса, скрывающая истину, было его сознанием. И разрывая пелену, он рвал на части собственное "я", разрушая собственную психику.
   Он знал, что она ему дорога..., очень дорога, он знал, что ближе ее, никого в этой жизни у него нет. Он готов был отдать за нее остатки собственной жизни. Он был готов вздыбить этот мир словно необъезженного коня, и заставить его хрипеть от бешенства, и страха. Но почему она смотрит на него строгим немигающим взглядом красных глаз, из темноты подсвеченной тлеющими углями костра.
   Сквозь сон он почувствовал, как недовольно заворчал Вельзевул, и задергался всем телом, словно пытаясь нагнать невидимого врага.
   Губы ее разомкнулись, и сквозь обнажившихся два длинных тонких клыка, стянутые ниточкой вязкой слюны, с обычными нижними клыками дикой кошки, необычайно белыми и по-звериному безупречными. Он услышал шепот..., переходящий в шипение.
   - Спиии..., спиии..., спииии..., - он вздрогнул, открыл глаза. Серая тень метнулась в сторону. Показалось...? Нет.
   В словах услышанных им сквозь пелену сна, что-то было не так, что-то было не правильно, и настораживало... Ему вдруг пришло в голову, что на подсознательном уровне он был уверен. Слова эти произносил не человек..., точнее голосовые связки этого существа не приспособлены к человеческой речи. Мозг этого существа работал по-другому, думал на другом языке..., а может и вообще без языка, не ассоциирую предметы и явления с понятиями. Так мыслят животные. Но, что это за животное, умеющее не только воспроизводить человеческую речь, но и передавать ее на расстояние.
   Он чувствовал присутствие чего-то древнего как сама жизнь, и страшного как тайна мироздания. И это нечто, рылось осторожными, холодными тонкими щупальцами в его сознании. Он тряхнул головой, отгоняя навязчивую дрему. Темнота отступила, уступив место неясной тревоге. Он почти физически ощущал как кто-то, осторожно дюйм за дюймом вновь проникает в его сознание.
   Вельзевул тихо утробно заскулил, затем завыл, но оставался на месте, шевеля ушами и вглядываясь в темноту.
   Преодолевая сопротивление каждой мышцы молившей об отдыхе, он встал. Подбросил в костер несколько сухих веток, тот весело занялся огнем, успокаивая. Вдохнув свежий горьковато пахнущий полынью воздух, прислушался. Протянул руку и положил ее на загривок пса.
   - Успокойся..., Вилли..., там никого нет, - неуверенно произнес он. Вельзевул ответил ему долгим, по-собачьи умным взглядом, словно собирался поспорить, но передумал.
   Слева раздалось невнятное бормотание. Отказавшись спать в шатре, из-за духоты, Халга продолжал воевать даже во сне.
   Эйнар прилег, положив под голову жесткий мешок, стараясь не шуметь, вынул из ножен меч, и смежил веки. Пес, повертевшись, улегся рядом.
   Прошел час. Никакие звуки, или движения не выдавали присутствия посторонних.
   - Показалось. - Решил он.
   Хотя возможно он просто ничего не слышал. Двухтысячное войско даже спящее, вместе со степными зверями все равно издает массу всевозможных звуков.
   Глаза его вновь закрылись налитыми свинцом веками. Он испытал не с чем несравнимое блаженство.
   - Да, что здесь может быть..., ночь..., степь..., бескрайнее небо забрызганное звездами, огромная луна, висящая над головой..., показалось.
   Раздавшийся откуда-то слева шорох, выбивающийся из общей гаммы ночных звуков, заставил его вздрогнуть, открывая веки, он увидел существо. Это было животное..., но темнота и скорость, с которой двигалось оно, не позволили ему рассмотреть его. Вельзевул продолжал лежать, не шелохнувшись, видимо существо могло воздействовать на мозг собаки.
   Размазанное пятно, до той секунды таившееся совсем рядом, за костром, отблески которого делали темноту на той стороне, еще более густой, бросилось в сторону. Застыло, сливаясь с мраком. Становясь частью густой черной мглы. Эйнар потерял его. И вдруг новый прыжок внезапно из самого сердца тьмы, словно до того оно было бесплотно, и обрело форму, лишь двигаясь. На этот раз, пес вскочил и басовито залаял в темноту, но остался на месте. Видимо он и сам не понимал, что его тревожит.
   Длинное бледное существо, напоминающее гепарда, но совершенно голое с просвечивающимися венами по всему телу, в два прыжка преодолело расстояние, отделявшее его от соседнего костра. Скрывшись за повозкой, вновь растворилось в темноте.
   Эйнар встал и двинулся к соседнему костру, обнажив меч. Пес шел за ним, словно привязанный.
   Он еще раз увидел два красных светящихся глаза, которые буквально на мгновенье взглянули на него. В следующую секунду размазанное в стремительном движении пятно рванулось в сторону, и исчезло во мраке, грациозно перемахивая через спящих воинов, повозки, и сложенную амуницию.
   - Чего не спишь? - сзади привлеченные шумом подошли дозорные.
   Один высокий жилистый, второй небольшого роста напоминал пивной бочонок, к которому приделали большую уродливую голову. У обоих, косматые копны немытых волос, торчащих в разные стороны, и нечесаные бороды лопатой, растущие от самых бровей.
   Высокий, костлявый был знаком Эйнару, кажется, он был из сотни Отара.
   - Почудилось что-то..., может зверь, может дух..., - Эйнар задумчиво пожал плечами.
   - Зверь..., в центре лагеря...? Если только полевая мышь...
   - Нет..., что-то крупное вроде пардуса..., или волка,- неуверенно произнес Эйнар.
   - Невозможно..., - уверенно покачал головой дозорный, - наверняка почудилось.
   - А духи...? - подал голос до того молчавший второй дозорный, внешне напоминавший тролля, - может это они бродят?
   - Духи...? Скажешь тоже. Духов не могут видеть смертные, даже если они стоят у тебя за спиной. - Не унимался первый, и ткнул ему за спину пальцем.
   Тролль, тряхнув лохматой головой, испуганно дернулся, инстинктивно выхватывая меч. Товарищ, смачно приложившись пятерней к его спине, заржал.
   - Храбрец. В штаны не наложил? - произнес он, - я же сказал невидимые...
   - Дурак ты Сигурд..., и шутки у тебя такие же. Может..., это мы не видим духов, а Эйнар их видит...
   Сигурд оценивающе посмотрел на Эйнара, и пожал плечами.
   - Может и видит, только сдается мне, что увидев, он бы сразу понял, что это дух. А так..., даю голову на отсечение, что это ему привиделось со сна.
   В это время где-то в стороне заунывно, утробно завыл рог, возвещая о том, что пора двигаться дальше. В предрассветном тумане вокруг еще тлеющих костров зашевелились серые тени воинов.
   Войско просыпалось. Слышны стали окрики командиров, и удары, которые щедро раздавали сотники, подгоняя ленивых.
   Разом, будто повинуясь единой команде, вновь вспыхнуло множество костров, в которые одновременно подбросили хворост. Воздух наполнился запахом конского навоза, мочи, солонины и кипящей пшенной каши. Заскрипели повозки, зафыркали, и заржали лошади, звякнули надеваемые доспехи, взвизгнули мечи, посылаемые в ножны. Эйнар стоял, прислушиваясь, втягивая носом теплый сухой воздух насыщенный запахами.
   Откуда-то сбоку донесся топот копыт, из темноты вынырнул Отар и соскользнул с лошади. Как всегда, улыбающийся, белозубой улыбкой, с озорным блеском в глазах, дружески ткнул пудовым кулаком в плечо Эйнара.
   - Халга зовет..., - произнес он, понизив голос, - поспеши.
   - Что стряслось?
   - Там узнаешь..., - Отар вновь вскочил на коня и растворился во тьме.
   В единственном шатре, стоявшем в центре, собрались командиры сотен. Все стояли, молча, когда вошел Эйнар, и вопросительно смотрели на вождя.
   - Что случилось? - произнес он, обращаясь ко всем, и ни к кому конкретно.
   - Три человека погибли за ночь, - Халга хмуро сплюнул в угол. - Спали рядом со всеми, а утром..., у всех троих разорвано горло. Не криков..., ни стонов..., ничего. Дозорные ничего не видели.
   - Кажется..., я видел существо, - Эйнар неопределенно пожал плечами. - То ли волк..., то ли пардус.
   Все кто был в шатре, одновременно повернулись к нему.
   - Погибшие в разных концах лагеря, один вообще в самом центре..., это не может быть зверь. - Произнес Отар. - Может демоны, может духи?
   - Уходим..., Отар твоя сотня прикрывает отход..., посмотри..., если кто-то будет следовать за нами..., убей. - Халга направился к выходу из шатра.
   Через час, когда они мерно покачивались в седлах во главе войска, вождь задумчиво спросил, что произошло ночью. Эйнар рассказал ему все, что видел и слышал. Халга нахмурился еще больше.
   - У нас..., готов, есть легенда о детях великого волка Фенрира. Которые, испытывают вечный голод, и крадутся за войском, идущим в поход, чтобы питаться кровью умерших. Но таково проклятье самого Фенрира, они не могут насытиться, потому вынуждены искать все новые и новые жертвы. А чтобы люди не стали их преследовать, они стараются делать это во время войны, когда жертвы обычное дело, и никто не станет обращать внимание на пару лишних трупов.
   - Ты говоришь о вампирах? - Эйнар перегнулся в седле, заглядывая в лицо вождя.
   - Вампиры...? Не знаю. Это легенда..., настолько старая, что я слышал ее от отца моего отца..., а тот слышал ее от самого Вотана.
   - Легенды не рождаются на пустом месте, - возразил Эйнар.
   - Может и так..., - произнес вождь задумчиво, - но я никогда их не видел, и не видел людей, которые встречались с ними, и не слышал, чтобы кто-то рассказывал, что видел их, в последние пять сотен лет.
   - Это не означает, что они не существуют....
   - Ты прав..., это вообще ничего не значит..., темный мир скрыт от нас, - рикс бросил взгляд на Эйнара, - лишь избранным дано видеть темную сторону мира. Но это не благословение..., это проклятие.
   - Проклятие..., - словно эхо повторил Эйнар. - Проклятие....
   И он вдруг понял..., что услышал ответ на вопрос, который мучил его с тех самых пор как очнулся в лесу, голым, дрожащим от холода и страха.
   Проклятие..., - вот почему он здесь. Вот почему господь лишь наблюдал за тем, как расправлялся с ним Люцифер. Вот почему его не покидает ощущение, что есть главная задача, выполнить которую ему еще предстоит. И все происходящее это всего лишь прелюдия к будущим испытаниям.
   Проклятие.... Это означало, что нет безысходности, потому как всякое проклятие рано, или поздно теряет силу. И это означало, что есть некая граница, перейдя которую он станет другим, поскольку получит полную свободу. Каковой будет эта свобода, он не мог даже предполагать, но, несомненно, там наверху уже определили меру его грехопадения, и меру его покаяния.
   - Осталась самая малость, - подумал он, - определить свое отношение к происходящему, и решить буду ли я играть в эти игры..., даже если придумал их всевышний.
   Из раздумья его вывел подлетевший на полном скаку молодой дозорный. Лицо его покрытое толстым слоем дорожной пыли излучало счастье.
  
  
  
  
  
  
   14. ИСТРИЯ.
  
  
   - Впереди огромный город - довольно осклабившись, произнес вернувшийся дозорный, - много торговых повозок, много товаров, постоянное движение у ворот. Ворота охраняют не вегилы..., легионеры.
   - Насколько огромный? - спросил Халга.
   - Я такого никогда не видел.
   - Еще бы..., ты ведь месяц назад впервые выбрался из бурга. - Отар недовольно покачал головой.
   - Гарнизон большой?
   - Не знаю..., - смущенно ответил дозорный, - ворота уже закрыты.
   - Нужно разведать..., - Эйнар соскочил с лошади, - я пойду.
   - Возьми с собой кого-нибудь..., и будь осторожен. - Вождь жестом указал, где ставить шатер и тяжело спрыгнул с лошади.
   Желающих присоединится к Эйнару, оказалось слишком много, но он взял с собой лишь Валамера, поскольку у парня еще толком не росли усы, и борода, он совсем не был похож на варвара.
   Переодевшись в одежды, которые достались им в качестве трофеев, и, набросив сверху плащи из заморской ткани, они отправились в крепость.
   Спешившись у ворот, Эйнар переговорил со стражниками, поскольку ворота уже действительно были закрыты наглухо.
   - У тебя странный акцент..., - подозрительно уставился на него опцион, выставив вперед квадратную челюсть.
   - Мы из Дакии, следуем в Сирию, по торговым делам но, ночь застала нас в поле.
   - А понятно..., вы в Дакии, все немного варвары, хоть и служите великому Риму. - Этот потомок италийских пастухов был абсолютно уверен в собственном превосходстве над любым не гражданином Рима.
   Эйнар протянул ему серебреную монету. Глаза у легионера загорелись, черты лица разгладились, от былой суровости не осталось и следа, монета очень быстро исчезла под доспехами.
   - Здесь недалеко есть постоялый двор Урбана, там неплохо кормят и вино приличное. Спросите у прохожих, вам покажут.
   - И девки там мясистые..., - произнес второй караульный, с тоской глядя на доспехи опциона под которыми исчезла монета.
   Кивнув напоследок благодарно головой, Эйнар и Валамер проскользнули в щель приоткрывшихся окованных черным железом ворот.
   Город еще не спал. По улице, на обочинах которой жирным месивом текли помои, прогуливались парочки, шатались пьяные. Люди словно не замечали дикой вони, забивавшейся во все щели, и отравлявшей все вокруг.
   У Эйнара который последние два года прожил в лесу, на свежем воздухе, перехватило дыхание, и он бросил взгляд на Валамера. Тот понимающе покачал головой, одновременно зажимая нос пальцами.
   Истрия действительно был большим городом по здешним меркам. Все мостовые в пределах, старых и ветхих крепостных стен, были вымощены булыжником. Вдоль мостовой по обеим сторонам высились двухэтажные здания.
   - Если снять охрану..., по стенам можно взобраться и без лестницы, - довольно отметил Валамер.
   - Это не главное...
   - Тогда что?
   - Главное гарнизон..., вернее численность солдат..., - буркнул Эйнар.
   Они как раз проходили здание, очень напоминавшее казармы. У деревянных, чисто выскобленных дверей, стояли два легионера, о чем-то вполголоса переговариваясь. Эйнар направился к ним.
   - Выпейте за мое здоровье, - гот протянул старшему серебряную монету.
   - Благодарю тебя чужеземец. Вижу я ты не из наших краев, - доброжелательно произнес легионер, легкий акцент выдал в нем уроженца Галлии.
   - Да и ты..., похоже, не здешний, - улыбнулся Эйнар.
   - Я служу Риму уже десять лет, но ты прав, я галл..., однако, чем я могу помочь тебе?
   - Я, с компаньоном отправляюсь в Рим, но по дороге нам сказали, что в провинциях ныне не спокойно.
   - Истинная правда...
   - Не мог бы ты подсказать, где я могу нанять охрану, поскольку я везу с собой изрядное количество драгоценных камней, и золота для римской знати, и мне хотелось бы довезти их в сохранности.
   - Я прекрасно тебя понимаю..., но по той же причине, по которой ты ищешь охрану..., здесь ты ее не найдешь. Поскольку в казармах остатки Шестнадцатого Флавиева легиона, от которого после похода на алеманов осталась лишь половина, и они будут заниматься защитой города.
   - Какая жалость....
   - Правда есть еще когорта преторианцев, и они как раз завтра отправляются в Рим. Ты можешь заплатить командиру, и он возьмет тебя с собой.
   - Хмм..., преторианцы..., не очень-то я доверяю этим цепным псам императора, - задумчиво произнес Эйнар, - я бы предпочел, бывших легионеров...
   От Эйнара не укрылось как при этих словах, алчно заблестели глаза караульного.
   - Не могу..., с тобой не согласится, от этого отродья Орка можно ожидать чего угодно. В таком случае я могу отрекомендовать вам парочку, отчаянных ребят, которые долгое время служили со мной, - произнес он.
   - Ну что ж..., рекомендация такого достойного гражданина дорого стоит, - Эйнар протянул ему еще одну серебряную монету.
   - Благодарю тебя чужеземец..., надеюсь, эта монета принесет мне удачу..., - хитро прищурился галл.
   Эйнар не терял зря времени, ночью он познакомился с Хрисом, и тремя его подельниками, которых ему отрекомендовал галл, как надежных проверенных людей.
   Все четверо хоть и уверяли, что ветераны Первого Италийского легиона, бандитскими рожами больше походили на разбойников. Правда у каждого из них имелись соответствующие татуировки, но кто знает каким образом, и когда они попали на жилистые загорелые тела новоявленных телохранителей.
   Сговорились, что покинут город рано утром. До утра Эйнар наметил несколько точек, где оборона города имела слабые места, хотя все равно не был уверен, что этот городишко им по зубам. Половина легиона со вспомогательными войсками, это около четырех тысяч серьезных вояк, прошедших не одну схватку.
   Утром Хрис повел их не к воротам города, а куда-то в сторону. Пройдя рынок, они некоторое время петляли между ветхими деревянными постройками, пока, наконец, не остановились у одной из них.
   Хрис воровато осмотрелся вокруг, кривая извилистая улочка была пуста. Он отворил дверь и, пропустив всех внутрь, осторожно прикрыл ее.
   - Так будет ближе..., - ответил он на вопросительный взгляд Эйнара, - и дешевле.
   Один из компаньонов Хриса, ухватился за торчавшее из земляного пола металлическое кольцо, отполированное тысячами прикосновений, и резко потянул его наверх.
   Огромный люк поднялся кверху, открыл зияющий проход. Видимо Хрис был контрабандистом, и провозил в город товары беспошлинно.
   Они спустились в пахнущий сыростью подземный ход. Сделан он был добротно, свод во многих местах был укреплен бревнами, и на всем протяжении стояли подпорки.
   Шли примерно четверть часа, все это время Эйнар чувствовал легкое дуновение навстречу. Через каждые сто шагов, на стенах висели факелы, однако Хрис не зажигал их, а освещал дорогу масляной лампой, которую нес на вытянутой вперед руке.
   Они отошли от города на две тысячи шагов, когда Хрис выбил ногой перегородку, и они вышли на дне глубокой лощины, которая не просматривалась со стен города.
   Подручные Хриса вновь завалили выход, и засыпали его песком. Далее они шли по лощине, которая постепенно углублялась, пока холмы по обеим сторонам внезапно не расступились. Они вышли на равнину, огороженную с трех сторон пологими холмами. По подсчетам Эйнара, они были всего лишь в трех километрах от города, но он был уверен, что из-за особенностей ландшафта, на всем протяжении, они, ни разу не попались на глаза защитникам крепости.
   Едва Эйнар подумал, что теперь он знает, как взять город, и пора возвращаться, как шедший впереди Хрис, резко остановился, и развернулся. На лице его блуждала нехорошая усмешка, рука потянулась к висевшему сбоку мечу.
   - Все..., пришли, - довольно ощерился он, выхватил меч, и бросился к Валамеру. Тот с невероятным хладнокровием, словно только этого и ждал, выдернул меч из-за спины, и легко отразил первый удар.
   Эйнар, скорее почувствовал, чем увидел приближение одного из подручных Хриса, не поворачиваясь, и не вынимая клинок из ножен, положив корпус, нанес удар ногой назад. Противник, получив сильный удар в живот, на некоторое время оказался выключенным из событий. Двое других бросились на него, понимая, что недооценили бойцовские качества гота.
   Отразив удар падавшего слева наискосок гладия, он вонзил длинное тонкое жало своего меча в горло одного из них, еще до того как они успели, всерьез насесть на него. Второй замешкался всего лишь на мгновение, но это мгновение стоило ему головы, окровавленная она полетела на песок, и через некоторое время скатилась к подножью холма, глядя на окружающий мир широко открытыми от удивления голубыми глазами.
   Третий поднял с земли меч, отдышался, но в его глазах уже застыло сомнение, он колебался, напасть, или дать деру.
   Эйнар не оставил ему выбора. Наклонившись, он подобрал с земли короткий меч одного из поверженных врагов, и метнул его в бывшего легионера. Видно было, что натаскан он, отбивать метательные снаряды и стрелы, но не предполагал, что гладий можно метнуть с такой силой, и скоростью. Умело отмахнувшись мечом, он с удивлением обнаружил, что в груди пробив кожаные доспехи, торчит клинок его товарища.
   Эйнар повернулся к Хрису, но помощь его уже не требовалась, поскольку тот был уже тяжело ранен, и вяло отбивался от Валамера. Молодой венед, одним глазом с восхищением наблюдал за тем, как Эйнар расправлялся с ромлянами.
   - Заканчивай..., - уронил Эйнар.
   Валамер кивнул головой, подсек опорную ногу соперника, тот потерял равновесие, пытаясь выпрямиться, наклонился вперед. Венед одним движением отсек ему голову. Поток крови хлынул на песок, который тут же впитал все до единой капли.
   - Пошли..., - произнес Эйнар, и двинулся на север, туда, где по его подсчетам должно было, находится войско готов.
   Через километр, после того как поднялись на холм, они едва не наткнулись на когорту преторианцев, которая правильным каре, словно на параде, сверкая на солнце начищенными доспехами, удалялись от города.
   Спустя сутки, ввиду города появилось войско готов. Шли, открыто, не таясь. Встали лагерем, так, чтобы не попасть под удар метательных машин и стрел. Медленно, не спеша, расставили палатки и шатры. Достали котлы и принялись готовить пищу.
   Шесть сотен венедов принадлежавших Эйнару, тем временем притаились в подземном ходе, ожидая сигнала сверху.
   Полдня прошло в абсолютной тишине. Защитники города, лишь молча, наблюдали со стен за поведением варваров. Эйнар прекрасно понимал их нерешительность. Смущало поведение готов, обычно те нападали сразу, являя невероятную храбрость и пренебрежение к смерти.
  
  
  
  
  
  
   15. ЛЮЦИЙ ВЕР ДЕМЕЦИЙ
  
  
   И все же римляне не удержались, когда солнце стало заходить за стены города, и светило в глаза варварам, раскрылись ворота. Из них ровными рядами с правильным построением выдвинулись легионеры. Выждав паузу, они ровным шагом двинулись на лагерь беспечных готов. Три тысячи пеших, и почти тысяча конных ауксилариев.
   Заунывно, тоскливо, словно предвещая смерть, загудели трубы. Варвары запоздало стали собираться в толпу, которую строем можно было назвать с большой натяжкой.
   Римляне ускорили шаг, подгоняемые участившимися ударами боевых барабанов. Командиры видимо рассчитывали нанести удар по варварам до того, как те организуются в некое подобие строя.
   То, что произошло дальше, поразило видавших виды командиров римского легиона. Готы вдруг развернулись, и стали спокойно отступать, на ходу осыпая легионеров стрелами. Вперед ринулись две неполные алы ауксилариев, сирийских конных лучников, и сарматской конницы, вооруженных короткими копьями, кочевников.
   Словно лавина скатывались они в сторону отступающих варваров, пока не достигли покинутого лагеря готов.
   Внезапно земля разверзлась под ногами несущихся галопом лошадей. Присыпанные песком коровьи шкуры, которые оказались на месте где ранее стояли шатры готов, с треском разрывались, обнажая все новые и новые ямы в которые проваливались на полном скаку всадники. Дно ям было усеяно кольями, на которые со всего маху падая, напарывались лошади и люди.
   Хруст костей, глухие удары, треск вспарываемой плоти, человеческие вопли, и ржание лошадей, все смешалось в один звериный рев. Уже видя перед собой ямы, заполненные шевелящимися останками людей и животных, конники пытались остановиться. Но подталкиваемые задними рядами своих товарищей, неуклонно сваливались в яму, придавливая еще живых людей.
   Несколько ям заполнилось полностью, так, что некоторым из ауксилариев, удалось миновать их по живому колышущемуся мосту.
   Лишь треть конницы, миновавшей ловушки, продолжала преследовать отступающих готов, но и те понимали, что теперь они вряд ли представляют серьезную угрозу для германцев.
   Внезапно над рядами готов поплыл волчий вой, вначале тихий едва уловимый, но постепенно набиравший силу, он становился все сильнее и сильнее. Кровь стыла в жилах у тех, чьих ушей достигал этот утробный, сводящий скулы звук.
   Ряды пеших готов расступились, и в образовавшуюся брешь вырвались пять сотен всадников, размахивавших над головой огромными боевыми топорами, отчего казалось, что у них за спиной выросли металлические крылья. С волчьим воем, они в считанные секунды настигли, растерянных ауксилариев, а еще через мгновенье все было кончено.
   - Баарраа..., - послышался рев тысяч глоток, - бааарррааа, - подбитые металлическими гвоздями калиги трех тысяч римских воинов, одновременно опускались на каменистую землю Нижней Мезии.
   Увлекшись столь легкой победой на ауксилариями, готы совсем позабыли о пеших легионерах, которые в римской армии представляли основную ударную силу.
   - Баарраа..., - легионеры тем временем подобрались достаточно близко. Следом за боевым кличем послышался грохот трех тысяч мечей о щиты. Но конные готы, возвращаясь, подхватили с собой по одному воину, и войско варваров исчезло за холмами, оставив легионеров и их командиров в недоумении.
   За всем этим наблюдал Эйнар, стоя на крепостной стене, сложив руки на груди, он улыбался.
   План его сработал точно. Пять сотен русобородых венедов и столько же готов, проникнув через подземный ход, возникли словно привидения в самом сердце города. В считанные минуты перерезали лучников на стенах, числом никак не больше двух сотен, и заняли их места у бойниц.
   Сейчас, в это самое время в город, по тому же тайному ходу входила еще почти тысяча готов. Снаружи остались лишь пять сотен конных.
   Когда к воротам подошли остатки легиона, было уже темно. Выждав пока командиры легиона принялись требовательно барабанить в ворота, готы спустили тетивы луков. Пространство перед воротами усеяли трупы. Следом полетели дротики, камни, приготовленная для готов смола. Целую минуту, командиры были в ступоре, пытаясь понять, что произошло, и эта минута стоила им половины людей. Когда, наконец, до легата дошло, что город непостижимым образом перешел к готам, он приказал трубить отбой, и остатки легиона ретировались.
   И все-таки это были римские легионеры, привыкшие к дисциплине и порядку. Через две сотни шагов они остановились, и вновь выстроились в правильное каре, ощетинившись копьями в сторону стен.
   Штурмовать стены ночью, было форменным самоубийством, и легат Шестнадцатого Флавиева Легиона, Люций Вер Демеций, прекрасно это понимал, едва справляясь с бешенством бурлившим в нем.
   - Предательство..., кругом предательство, как удалось кучке варваров проникнуть за стены города. Кто за его спиной, открыл ворота, кто впустил их.
   Демеций поклялся, что как только все варвары будут висеть на крестах, вдоль дороги, он узнает имя изменника, и для него он придумает что-нибудь особенное.
   Человек, предавший Рим..., виновный в гибели почти полутора тысяч легионеров, достоин особенной казни кем бы, он не был. Военный трибун был уверен, это кто-то из высокопоставленных граждан города, с которыми он конфликтовал в последнее время, из-за поставок продуктов и фуража.
   - Плавт..., - бросил легат в темноту.
   - Он мертв принцепс, - раздался в ответ голос Митрила Феррата, командира второй когорты.
   - Митрил Феррат Тритт, теперь ты примипил..., командуй, разжечь костры..., перевязать раненых, выставить дозорных, командиров ко мне.
   - Слушаю принцепс...
   Услышав зычный голос Демеция, командиры принялись за дело. Через час все было сделано, легионеры расположились на отдых, дозорные, перекликаясь между собой, обходили небольшой лагерь по кругу.
   То тут, то там раздавались стоны раненых, но помощь тем, кто еще стоял на собственных ногах, была уже оказана, многие среди них еще могли держать меч в руках. Те же, кому нужна была помощь хирурга, вынуждены были ждать, когда остатки легиона вновь войдут в город, если конечно раньше их не посетит костлявая с косой.
   Впрочем..., полевая хирургия того времени ограничивалась лишь ампутацией, и зашиванием ран. При этом более половины пациентов местных эскулапов, погибали от болевого шока и заражения, поскольку, анестезии, антисептиков и антибиотиков еще не придумали.
   В центре лагеря вокруг костра собрались командиры, всего десять человек, остальные были мертвы, или тяжело ранены. Легат обвел взглядом своих подчиненных, многие из них едва стояли на ногах от ран и усталости. Но многолетняя выучка, и безграничная вера в командира, давала им силы стоять навытяжку.
   - Митрил..., отправь немедленно трех вестовых, самых сообразительных в Первый Клавдиев..., к военному трибуну Гаю Сервию Тулию, с письмом, - легат протянул свернутый в рулон свиток, запечатанный личной печатью, командиру второй когорты.
   - ...и еще, - заметно было, что эти слова даются ему с трудом, - отправь гонца за преторианской когортой..., вот письмо Публию Тиру. Примипил едва заметно кивнул головой, и умчался выполнять приказание.
   Некоторое время Демеций вглядывался в темноту, словно бы взвешивал их шансы пережить эту ночь, затем тяжело вздохнул, будто решение, которое он принял, ему совсем не нравилось.
   - Остальным отдыхать..., дозоры удвоить.
   Командиры расходились, вполголоса переговариваясь между собой. Проводив их взглядом, легат тяжело опустился, лег на землю, завернувшись в плащ и, положив под голову мешок, задремал. Старый солдат, он привык засыпать тогда, когда есть возможность, и просыпаться когда потребуется.
   Двадцать лет назад Люций Вер Демеций, принадлежавший к одному из богатых домов Рима, взбунтовался против власти отца, и вопреки его воле поступил на военную службу.
   Ему принадлежащему к сословию всадников, предрекали блестящую карьеру при императоре Константине Великом, но обладая неуступчивым, и упрямым характером, он не годился в придворные шаркуны.
   Трижды он дрался с вышестоящими по званию офицерами, причины были более чем вескими. В результате дуэлей два офицера при штабе императора были убиты, один тяжело ранен.
   Его приговорили к смертной казне, но в последний момент, когда Демеций уже простился с жизнью, его помиловал тогдашний император Константин.
   Обезглавливание, заменили на песок Колизея. Он должен был умереть в первом же бою, поскольку вывели их, десять заключенных против опытных гладиаторов именно для этого. Но вопреки всему, когда стих рев толпы, сопровождавший каждый удар меча, на песке по щиколотку в крови с разрубленным плечом стоял он один.
   Судьба вновь помиловала его. Ланиста, к которому он попал за небольшую сумму, заработал на нем кучу денег, поскольку никогда раньше не было гладиатора, настолько пренебрежительно относившегося не только к чужой, но и к собственной жизни и настолько равнодушного к физической боли.
   Через два года Демеция, который дрался на арене под псевдонимом "Белый тигр", нашел управляющий его отца, знавший его с детства, и выкупил.
   Демеций поблагодарил освободителя, и вновь отправился в армию, теперь уже простым легионером. Справедливости ради надо отметить, что уже через неделю он стал центурионом, поскольку их центурия понесла серьезные потери в схватке с гуннами, и командир погиб.
   Демеций довольно быстро продвигался по служебной лестнице, до тех пор пока его не узнал один из военных трибунов, и не сообщил всем заинтересованным лицам, что в Шестнадцатом Флавиевом Легионе, на должности командира третьей когорты, служит человек, принадлежащий к сословию всадников, и осужденный за убийство двух римских офицеров из состава преторианской гвардии.
   В армии не очень жаловали преторианцев, а потому Демеций на некоторое время приобрел популярность среди младших командиров, и простых легионеров. Однако быстрое продвижение по служебной лестнице прекратилось. К нему приглядывались.
   По словам одного из его современников, сенатора Люция Гордиана, у Демеция был лишь один недостаток, но довольно существенный..., он умел думать.
   Однако тогдашний командующий северными легионами Рима, Гай Германик Север, который прежде всего ценил в людях преданность и храбрость, назначил его командиром первой когорты, примипилом в Шестнадцатом Флавиевом легионе.
   На когорту сыпались самые сложные и опасные задания, которые он выполнял с честью и, наконец, настал день, когда он за великие заслуги в деле защиты империи, предстал перед самим императором Валентином.
   Наградив Демеция золотым венком и медалями, Валентин высказал мысль о назначении его легатом в родном легионе. Но высказано это было как предположение о том, что это возможно.
   О нем вновь забыли, до того момента когда он вдруг внезапно был вызван в Рим для подавления бунта в Первом Италийском легионе. Он выполнил приказ. Однако справедливости ради надо признать, что легионер до мозга костей он долго колебался, прежде чем отдать приказ своим легионерам разогнать толпу таких же как они солдат.
   Люций Вер Демеций указом императора Валентина был назначен легатом в Шестнадцатом Флавиевом Легионе, но он совершенно этим не гордился. С тех пор прошло пять лет, легион Демеция находился все это время на границе империи. Сотни стычек и сражений, десятки крупных операций против, алеманов, герулов, гревтунгов, гуннов, вандалов, восставших сарматов. Он всегда выходил победителем, досконально изучив незамысловатую тактику варварских племен, он почти безошибочно предсказывал каждый последующий шаг врага.
   То, что произошло сейчас, не укладывалось в обычные рамки..., обычной варварской тактики. Он старый вояка понимал, что сейчас в эту самую минуту на его глазах, меняется история. И ему это совсем не нравилось. Если кучка готов умудрилась на таком ограниченном участке переиграть его, одного из лучших стратегов империи. Ему было даже страшно представить, что произойдет дальше, когда готы столкнуться с тупоголовыми изнеженными сенаторскими сыночками, привыкшими к тому, что римский легионер в строю побеждает всегда и всех.
   Над лагерем римлян низко над самой головой висело тяжелое южное небо. Любопытные звезды, беззастенчиво пялились на полторы тысячи мужчин, спавших под открытым небом завернувшись в плащи, и положив под голову шлемы, изредка дружески подмигивая им.
   Над степью разносился мерный храп воинов, не ведавших суждено ли им пережить завтрашний день, но спавших спокойным сном наивного младенца, у которого впереди вечность. Ибо совесть рядового солдата всегда чиста. Не имея возможности выбора, он лишен шансов запятнать свою честь, и утратить совесть.
   Люций Вер Демеций, проснулся. Он лежал, закрыв глаза, и в голове его ворочались мысли, от которых становилось тревожно на душе. В свои пятьдесят пять, он готов был умереть хоть сегодня, но за его спиной стояли пятнадцать сотен людей, веривших ему, и почти пятнадцать сотен уже погибших.
   Опыт подсказывал, что ситуация которую варвары считали выигрышной, как это часто бывает в одну минуту может превратиться в поражение.
   Готы, засевшие в цитадели, на самом деле находились в западне. Поскольку войти в крепость было так же трудно как выйти из нее, и Демецию нужно было продержаться всего лишь до завтрашнего вечера, когда прибудет на помощь Первый Клавдиев легион.
   Тогда, совершенно спокойно при помощи осадных орудий они пробьют стену, и войдут в город, чтобы воздать всем по заслугам. Но им предстояло продержаться два дня. Задача не такая уж сложная, принимая во внимание, что численность готов составляла примерно тысячу человек, и удержать весь периметр стен им не под силу.
   Легату даже пришла в голову мысль взять крепость, не дожидаясь подмоги, но он тут же отогнал ее от себя, вспомнив про полторы тысячи погибших легионеров.
   Демеций тяжело поднялся. В сероватых сумерках наступавшего рассвета едва угадывались темные очертания цитадели. Легат скорее угадал, чем увидел темный силуэт у кромки крепостной стены, стоявшего неподвижно, словно статуя, и смотревшего на него человека.
   Элигос, стоял на крепостной стене, и смотрел на командующего легионом, которого еще накануне вечером определил по алому гребню на шлеме. Ситуация была безвыходной для обоих.
   Готы не могли покинуть город, поскольку понимали, что тут же попадут под клинки легионеров. Лощина куда выходил подземный ход, была не видна с крепостных стен, но хорошо просматривалась с того места, где был сейчас лагерь римлян. Пятьсот всадников оставшихся за крепостными стенами, не могли атаковать полторы тысячи пеших римлян.
   Легионеры не могли взять крепость потому, что для этого не доставало сил.
   Демеций ждал помощи..., он не знал, что его гонцы перехвачены и убиты..., он не знал, что среди знатных людей города не было предателей, и к этому моменту все они были мертвы. Он не знал про подземный ход.
   Эйнар с тоской разглядывал внутренний двор крепости, в котором уже сгрудились полсотни повозок груженных золотом, серебром, домашней утварью и прочим барахлом, за которое он не дал бы и ломаного гроша. Он понимал, что со всем этим скарбом им далеко не уйти.
   Эйнар смотрел на своих воинов, и они напоминали ему детей, которым внезапно достались красивые игрушки, и которые совсем не думали о том, как сложится их судьба дальше.
   - О чем думаешь? - Халга положил ему руку на плечо.
   - Смотрю на это барахло, и понимаю, что мы надорвемся, унося его с собой, - Эйнар махнул рукой в сторону повозок.
   - Не бойся..., друг, за свое они перегрызут горло любому ромлянину....
   - Надо уходить..., и уходить быстро..., иначе все это, перестанет быть нашим.
  
  
  
  
  
  
   16. ТАКТИКА.
  
  
   Ночь понемногу уступала свои права свету. На востоке небо стремительно светлело, и в пока еще темно-синем небе одна, за одной гасли звезды. Стены крепости покрылись как-то вдруг выпавшей росой, и сделались совершенно скользкими, и блестящими. В свете уходящего месяца старые камни крепостной стены блестели, и были похожи на чешую огромной рыбы, по одной известной только ей причине уснувшей на суше.
   Откуда-то сбоку послышался пронзительный крик ночной птицы, следом за этим раздалось хлопанье крыльев. Птица пролетела, едва не задев огромными крыльями, стоявшего на крепостной стене Эйнара.
   Он простоял на крепостной стене, до того самого момента, когда в лагере римлян затрубил букинатор, и остатки некогда грозного легиона, выстроились, словно на парад. Тяжелая пехота мощным правильным прямоугольником, и около сотни легких ауксилариев, стоявших на левом фланге в две шеренги.
   - Принцепс..., - к Демецию подошел примипил.
   - Я тебя слушаю.
   - Принцепс..., - видно было, что Митрил озадачен, - за ночь погибло пять человек.
   - Дозорные...?
   - Ничего не видели принцепс....
   - Варвары?
   - Не думаю..., у всех пятерых разорвано горло. Не оружием, зубами, или когтями. Все пятеро в разных концах лагеря.
   - Если не готы..., тогда кто?
   - Не знаю принцепс..., это потустороннее...
   - Ладно..., разберемся позже..., - тяжело уронил легат, глядя в сторону крепостных ворот.
   Открылись ворота крепости, и из них на виду у изумленных римлян стали выходить готы. Спокойно вразвалочку, на ходу поправляя амуницию, переговариваясь между собой, словно делали обычную рутинную каждодневную работу, будто готовились к уборке урожая, или к посевной.
   Легат Демеций наблюдал за происходящим в утренних сумерках передвижением противника, с присущим ему хладнокровием. Значит, они решили принять бой. Ну что ж это по мне. Значит, все разрешится здесь и сейчас. Он поднял правую руку, сжатую в кулак. Вновь затрубил букинатор, распространяя во влажном рассветном воздухе тягучие удушливые звуки, поплывшие над землей, вперемешку с утренним туманом.
   - Баарраа..., - легион, напоминавший неведомый механизм, тускло поблескивая доспехами, двинулся вперед.
   Земля под ногами вздрогнула от трех тысяч ног, одновременно взбивших пыль, на поверхности каменистой степи Мезии.
   Лучники на стенах города зашевелились, разминая затекшие мышцы, протирая со сна глаза, и натягивая тетиву луков, медленно занимая позиции у бойниц.
   Напряжение нарастало по мере приближения легиона к стенам крепости. Лучники уже стояли наизготовку. Небольшой отряд готов под стенами крепости сдвинул ряды, и наблюдал за передвижением римлян.
   Однако римляне остановились ровно на границе, куда едва долетали стрелы готов. Прозвучала команда стоявшего впереди легата. Словно единый организм легион внезапно сжался, ощетинился копьями, закрылся щитами, и медленно двинулся вперед. Пройдя шагов десять, римская черепаха остановилась. Еще через мгновенье верхняя часть панциря раздвинулась, и в образовавшуюся брешь высунулись лучники. Два сотни стрел улетели вверх. Отряд готов, притаившийся у ворот, вскинул щиты, прикрываясь от стрел, но они предназначались не им.
   Лучники на стенах, уверенные в собственной безопасности, и с любопытством наблюдавшие за движениями римской черепахи, отпрянули от края. Но не все..., пятеро так и остались лежать на стене, поплатившись за свою беспечность, и любопытство. В ответ на римский отряд обрушилась туча стрел, словно стая рассерженных ос они впивались в скутумы, и доспехи, но лишь две из них достигли цели. Один легионер погиб. Стрела попала ему в глаз, пробив череп. Второй получил ранение в ногу.
   Еще несколько раз повторилась дуэль лучников, но особого успеха не тем, ни другим это не принесло. Отряд готов тем временем преспокойно втягивался в открытые ворота. Поскольку все это делалось демонстративно медленно, легат решил, что, ускорив шаг, они вполне могут настичь уходящих варваров, и на их плечах ворваться в город.
   Черепаха вновь сомкнулась и, ускоряясь, двинулась вперед. В ту же минуту на римлян всей своей мощью обрушился конный отряд готов. Прокатившись по боевым порядкам легиона, конница умчалась прочь, оставив после себя трупы, и свои, и чужие. Чужих, было все же больше.
   Демеций отдал приказ отступить. Готы вновь не ввязались в открытый бой, и это было странно. Но легат Шестнадцатого Флавиева Легиона уже не удивлялся, этот готский отряд с самого начала вел себя не так как обычно поступали варвары.
   Ситуация окончательно зашла в тупик. Оставалось ждать подкрепления.
   Римляне перешли к осаде. Легат рассредоточил остатки легиона, на отряды, которые должны были перекрыть все возможные пути бегства готам. В то же время они имели возможность контролировать перемещение вражеской конницы вокруг крепости. Готы не заставили себя ждать.
   Из-за ближайшего пригорка выскочил конный отряд и ринулся на римскую когорту. Строй принял на себя удар тяжелой конницы и выдержал.
   Сила конницы в движении, но если она вязнет в статичном бою, не имея продвижения, все ее плюсы, мгновенно превращаются в минусы.
   Готы увязли, но едва ауксиларии повинуясь приказу Демеция, устремились на подмогу легионерам, как германцы в едином порыве развернули коней и устремились прочь. Видимо варвары придумали способ общения на расстоянии, поскольку было очевидно, что ими руководит кто-то находящийся на стене крепости, и видящий картину боя как на ладони.
   После нескольких конных атак, заунывно завыл рог, и в открывшиеся ворота вновь повалили пешие готы. Демеций дал команду стянуть войска, и отступить для перегруппировки сил. Хотя предполагал, что это очередная демонстрация, и готы вновь скроются за стенами, едва он даст команду атаковать.
   Однако на этот раз готы выстроились в некое подобие каре, и двинулись вперед. Но, они не были бы готами, если бы умели всегда держать строй. Пройдя половину пути, они перешли на бег и, ускоряясь все сильнее и сильнее, понеслись навстречу легиону. Теперь это уже был не строй, а толпа, в которой выделялись отдельные отряды, но общего построения уже не было и в помине.
   Сбоку в подходящую когорту ударила готская конница, смяв ее и раздавив, но остальные уже успели воссоединиться с главными силами. Остатки славного Шестнадцатого Флавиева Легиона, вновь представляли собой монолитную глыбу. И в эту скалу со всего маху словно морской прибой врезались готы....
   Они перепрыгивали через выставленные пики, уворачивались от летящих пилумов, и приземлялись на большие римские скутумы. На их стороне был психологический перевес, жажда смерти, и безбрежная вера в собственную правоту. Но все же они бились каждый за себя, хоть и делали это вместе со всеми.
   Римляне были спаяны многими битвами, и бились как единая боевая машина. И не смотря на то, что в пешем бою каждый гот стоил трех легионеров. Германцы были обречены.
   Люций Вер Демеций наблюдал за ходом битвы, сидя на своем огромном гнедом мерине, нетерпеливо перебиравшем ногами. Он видел, как затрещали, и прогнулись римские ряды, от первого удара бешеных готов, и как затем медленно и натужно распрямилась линия, отбрасывая прочь насевших варваров. Как медленно, шаг за шагом, упершись правой ногой, в землю Мезии, левым плечом в старый добрый скутум, орудуя пиками, легионеры продвигались вперед, тесня противника. Как шаг этот ускорялся, несмотря на то, что готы продолжали волнами накатывать на римский строй.
   - Бааррраа..., - радостно выкрикнул он..., не в силах сдержаться, предвидя победу и понимая, что еще немного, и сомнут его легионеры самонадеянных готов...
   - Бааарррааа - откликнулась тысяча глоток и воодушевленные легионеры задвигались еще быстрее..., чувствуя, что победа близка...
   И казалось..., нет силы, способной остановить этот порыв и эту силу..., зарождавшуюся в душах людей, и выплескивавшуюся наружу в виде страшных ударов полутора тысяч гладиев, работавших как одна огромная мясорубка, перемалывавшая плоть, кости, жилы врага.
   Слева во фланг легиону ударила вражеская конница, но это уже не могло переломить хода битвы, поскольку Демеций предвидел это, и брешь в мгновенье ока закрыли ауксиларии, ударившие в тыл готской конницы в тот момент, когда пешие легионеры перерезали сухожилия готским лошадям. В этой атмосфере всеобщей ненависти в едином окровавленном безумии по пыльной земле катались вперемешку и лошади, и люди..., и ромляне и готы.
   Зажатые со всех сторон телами они не могли наносить размашистые удары, но даже в этих обстоятельствах, понимая, что смерть уже сжала свои объятия, они кололи, и резали все, до чего могли дотянуться. Даже если дотянуться удавалось только зубами, в полном безумии рвали друг друга окровавленными ртами.
   Молодой гот, придавленный тушей собственной лошади, с распоротым брюхом, захлебывался ее дымящимися внутренностями, которые перемешались с остатками его правой руки висевшей лишь на сухожилиях. Но, перехватив меч в левую руку, рубил ненавистные ноги ромлян обутые в кожаные калиги, до тех пор, пока смерть не пришла к нему в виде римского пилума проткнувшего сердце.
   То, что произошло дальше, не могло быть правдой, поскольку противоречило не только готской тактике, которая всегда заключалась лишь в одном. Атаковать..., и всех убить..., или погибнуть. Но и римской тактике ведения боя.
   Какое-то странное предчувствие заставило легата обернуться. Он едва сдержался, чтобы не вскрикнуть. В трехстах шагах от него в тылу его легиона находились готы.
   Около пяти сотен рослых огромных воинов, держа строй, в ногу, молча, словно стая волков быстро, и неумолимо надвигались на римские боевые порядки.
   Впереди всех быстро перебирая ногами. С обнаженным мечом, в черных доспехах бежал человек. Ростом чуть выше среднего, худощав, с гордым разворотом плеч. Цепкие внимательные темно-карие глаза настороженно ощупывали все вокруг. Когда взор его остановился на легате, тот невольно вздрогнул. Глаза вождя были пусты и равнодушны, словно обладатель их давно был мертв. Демеций соскочил с лошади.
   Судя по тому, что по обеим сторонам его бежали два воина готовых в любую минуту прикрыть вождя, это был варварский рикс. Рядом с ним огромными прыжками несся пес, непонятной породы, грациозный как пардус, но размером с медведя.
   - Враг в тылу..., развернуть шеренгу..., встречай..., - с этим словами Демеций встретил ударом спаты приближающегося вождя. Тот играючи отразил удар, и в ответ не снижая скорости бега, рубанул его сверху вниз наискосок. Этот удар достигни он цели, может разрубить противника, отделив часть шеи от туловища. Но может служить и отвлекающим маневром, если противник достаточно искусен во владении мечом.
   Демеций принял удар на основание спаты, одновременно распрямляя руку, чтобы скользнув по клинку соперника нанести колющий удар в ответ. Он применял этот прием не один раз, и всегда следом за скрежетом клинков он чувствовал, как острие погружается в мягкую плоть.
   В этот раз противник был слишком быстр. Едва он почувствовал мечом скребущую поверхность клинка соперника, как он тут же нырнул куда-то вбок, и в следующую секунду, легату на голову обрушилась рукоятка меча рикса. Тот при этом задержался лишь на мгновение, что-то небрежно бросив своим соплеменникам. Два огромных бородатых гота подняли легата на ноги, и в считанные секунды связали по рукам и ногам. Демеций ничего этого уже не видел, поскольку был без сознания, и лицо его заливала густая темно-красная кровь.
   Битва меж тем продолжалась, но исход ее был предрешен. Ворвавшиеся в тыл готы разорвали легион, и битва разбилась на фрагменты. С потерей строя, легионеры потеряли слаженность действий, с потерей префекта легиона, легата Люция Вера Демеция, они потеряли надежду. Началась резня...
   Через час, все было кончено. Степь перед крепостью была завалена трупами, и обильно полита кровью.
   Смешав воедино внутренности, и испражнения, в обнимку лежали и легионеры, и готы. Смерть примирила их, сделав братьями.
   Готы задержались лишь для того, чтобы предать огню своих мертвых. Подгоняемые Эйнаром и Халгой, очень быстро собрали с трупов римлян все самое ценное. После чего горожанам разрешили похоронить легионеров.
   Солнце было уже высоко, когда войско готов в сопровождении повозок потянулось на северо-запад, оставив под стенами Истрии около десяти сотен воинов. Но это была победа, ибо никогда до этого готы не побеждали римлян, если их было больше, никогда ранее тактика готов не оказывалась сильнее римских канонов ведения боя.
   На одной из повозок лежал Люций Вер Демеций, устремив неподвижный взгляд в светло голубое небо Нижней Мезии.
   - Не расстраивайся легат, даже великий Помпей проиграл битву при Фарсале, - услышал он над головой.
   Повернув голову, он разглядел воина, которого при первой встрече принял за рикса варваров. Тот ехал на вороном коне рядом с повозкой, и насмешливо прищурившись, глядел на него сверху вниз.
   - Ты знаешь латынь? Варвар.
   - Я много чего знаю..., - произнес он, нахмурившись, - например, то, что в прошлом году ты велел распять двести пятьдесят пленных, раненых гревтунгов.
   - Это были варвары..., - Демеций скривился от боли. Говорить было тяжело.
   - Это были люди..., к тому же пленные. А ты обрек их на медленную мучительную смерть.
   - Это были воины..., пришедшие грабить..., их удел убивать..., и быть убитыми.
   - Это ты хорошо сказал..., значит не стоит горевать о твоих легионерах погибших в бою..., - Эйнар, а это был именно он, пришпорил коня, и умчался во главу колоны, оставив легата наедине со своими мыслями.
   Содрогаясь всем остовом на колдобинах, повозка жестко передавала каждый толчок избитому телу. Повозка, двигавшаяся в хвосте готского войска, была окутана клубами удушливой пыли. Голова раскалывалась. Повязка, наложенная на лоб, пропитавшись кровью, засохла и царапала кожу. Над головой кружились назойливые мухи. Улучшив момент, они садились на лицо, пытались забраться в рот и в нос. Поначалу Демеций вяло отгонял их но очень быстро силы оставили его, и мухи заняли законное место на его теле.
   - Он не должен был выжить..., - преодолевая боль, которая постепенно перемещалась в область затылка, думал легат, - он должен был остаться там, на поле Истрии. Вправе ли командир пережить своих солдат. Как должен поступить полководец, потерявший армию. Продолжать бороться, или перерезать себе горло, чтобы избежать позора...?
   Демеций вновь провалился в темноту, теряя сознание. Повозка продолжала громыхать по неровной дороге. Бурое мохнатое чудовище легко запрыгнуло на нее, и глухо заворчав, обнюхало римлянина. Видимо Вельзевулу надоело передвигаться на собственных ногах, и он решил воспользоваться транспортом. Лошадь, тянувшая повозку опасливо покосилась на волка, тот покрутившись, устроился в ногах легата и, положив морду на огромные лапы закрыл глаза.
  
  
  
  
  
  
   17. КРОВЬ.
  
  
   - Привал..., - Халга напряженно вглядывался в темноту. Что-то его тревожило...
   - Ты тоже чувствуешь? - Эйнар соскочил с коня, и подошел к риксу.
   - Да..., но не понимаю, что...?
   - И я....
   Отар резко осадил коня, окутанный клубами пыли.
   - Впереди деревня..., вы должны это видеть, - произнес он чужим сдавленным голосом.
   - Что там? - вопрос Эйнара повис в воздухе, поскольку Отар сделав жест следовать за ним, умчался вперед.
   Халга резким прыжком послал коня вперед, Эйнар последовал за ним. Через сотню метров они нагнали Отара, а еще через пятьсот метров они въехали в деревню, состоявшую из семи глиняных домиков, маленьких, но довольно аккуратных.
   Спешились у первого дома. Пригнувшись, вошли в низкие двери, сделанные из связанных вместе грубо оструганных веток. Вельзевул остановился перед дверью, недовольно рыкнув, уселся, не желая входить внутрь хижины.
   Рикс, шедший первым, едва не упал, поскользнувшись на темном склизком полу. Эйнар напрягся в ожидании неприятностей, когда понял, что пол покрыт толстым слоем свернувшейся, но еще влажной крови.
   - Молот Тора..., - воскликнул Халга, когда глаза его привыкли к сумраку, - кто мог сотворить подобное...
   Стены комнаты были забрызганы густой кровью. Лежанка в углу пропиталась кровью настолько, что при малейшем прикосновении на поверхности появлялась темно-красная лужица, подернутая бурой пленкой.
   На ровном глиняном полу небольшой пирамидкой были сложены останки трех, а может пяти человек. Среди них была женщина, ее голова венчала вершину пирамиды, и, судя по маленьким ножкам и ручкам, были дети. Эйнар сцепил зубы, чтобы не зарычать от бешенства.
   - Есть след..., - сказал Валамер, повсюду сопровождавший своего командира, - похож на след босой ноги человека.
   Эйнар склонился над четким следом, который отпечатался в пропитанной кровью глине.
   - Это не человек..., слишком длинные пальцы на ногах, их соотношение с длинной ступни, и это существо, чаще передвигается на четвереньках. Передняя часть вдавлена больше.
   - Мдаа..., и..., похоже, когти, словно у пардуса..., - Халга показал пальцем на отметины на глине.
   - Я видел это существо..., - прошептал Эйнар, но в установившейся тишине все услышали.
   - Потомство Фенрира..., жаждущее крови..., - произнес Халга совершенно чужим голосом. Он повернулся и, вынув из-за спины копье, молча, двинулся к следующему домику, покосившаяся дверь которого была вся в крови. Эйнар двинулся следом, на всякий случай, обнажив меч.
   Содержимое оставшихся домов мало отличалось от того, что они увидели в первом, разница была лишь в количестве трупов, и обилии крови. Последний домик, в котором было два почти целых трупа, они покидали, словно во сне, как вдруг Эйнар уловил слабый шорох.
   - Вы слышали? - он остановился и прислушался.
   Шедшие впереди Халга, Отар и Валамер обернулись, прислушиваясь. Целая минута прошла до того, как Халга махнув рукой, показал, что надо двигаться дальше.
   Но едва они перешагнули порог жилища, и оказались на выжженной солнцем земле, как Эйнар вновь замер прислушиваясь.
   - Там, что-то есть..., - он вновь нырнул, пригибаясь в темный проем дома. Постоял, привыкая к полумраку вслушиваясь. Прошелся мягко, словно кошка не издавая не единого звука. Остановился у открытого сундука забитого воняющим, обильно политым кровью барахлом. Ухватился левой рукой за бронзовую ручку сундука, держа в другой руке наготове меч, и резким движением отодвинул его в сторону, обнажив темный провал в земляном полу.
   Провал был глубиной около метра, и оттуда из темноты на него глянули два полных страха и отчаяния глаза. Обладатель их тихонько заскулил, и спрятал перепачканное кровью лицо в грязные ладони.
   Эйнар с лязгом вогнал меч в ножны, протянул руку в темноту ямы. Существо забилось еще глубже, и стало тихонько подвывать. Ему пришлось опуститься на колени, чтобы подхватить подмышки дрожавшего от страха и холода ребенка. Девочка была вся покрыта кровью. Он не сразу сообразил, что это кровь, стекавшая в яму от двух трупов в доме.
   На секунду, оторвав ладони от лица, девочка увидела их, и тут же забилась в истерике, подавляя рыдания, рвавшиеся из груди.
   Эйнар на руках вынес наружу..., свернувшийся в позе зародыша испугано скулящий, будто брошенный щенок, остаток человека. Всю дорогу до лагеря он нес ее на руках, чувствуя, как дрожит ее тело.
   Валамер привел венеда знавшего толк в снадобьях и заговорах, тот осмотрел девочку, нашел несколько царапин и ссадин не опасных для жизни. Велел отмыть ее, накормить и дать отдохнуть несколько дней. Пока Эйнар размышлял над тем как ему отмыть девочку, и что с ней делать вообще, сообразительный Валамер вместе со своими людьми принес в шатер большой котел с чистой водой.
   Следом за покинувшими шатер венедами, Валамер ввел женщину средних лет..., по виду ромлянку. Легонько подтолкнув ее в спину, жестом указал на девочку.
   - Ты сможешь помочь? - обратился к ней Эйнар на латыни.
   Женщина вздрогнула, услышав родную речь из уст варвара.
   - Да..., я смогу доминус...
   - Если ты поможешь привести ее в порядок, я дарую тебе свободу и отпущу тебя. - Он произнес это глядя ей в глаза, затем повернулся к стоявшему у входа Валамеру, и спросил по-готски, - чья это женщина?
   - Она принадлежала сотнику Шостару..., он узнал, что тебе необходима женщина, и отдает ее тебе, поступай с ней как знаешь.
   - Передай..., что я благодарю его, и заплачу любую цену...
   - Я не стану его обижать..., - ухмыльнулся безбородый Валамер,- это подарок..., с этими словами он протянул мешок, в котором были римские масла и благовония.
   - Займись, - бросил Эйнар римлянке, и вышел из шатра.
   Халга сидел в соседнем шатре и пил вино, захваченное у ромеев. Эйнар молча сел напротив. Халга протянул ему кубок, и некоторое время они пили, не произнося не слова. Когда в ход пошел второй кувшин, рикс, наконец, прервал молчание.
   - Что ты задумал?
   - Ты..., что научился читать мысли? - угрюмо бросил Эйнар.
   - Только твои...
   - По моим подсчетам..., мы сейчас на землях Дакии...?
   - Да, - коротко ответил вождь, - и существа эти ушли на запад, в горы. Ты же это хотел спросить.
   - Да.
   - Отар вернулся, они проехали по следу две стадии..., дети Фенрира уходят в горы.
   - Я пойду за ними..., - Эйнар упрямо мотнул головой.
   - Ты погибнешь...
   - Это не так важно...
   - Зачем тебе это...? Этот мир был полон духов до нашего рождения, ничего не изменит и наша смерть. Мы не в силах изменить то, что создали боги задолго до нас...
   ­- Помнишь..., ты говорил, что нужно прожить достаточно долго, чтобы понять для чего я здесь...
   - Ты уверен?
   - Нет..., - Эйнар решительно опрокинул в себя кубок с вином.
   - Я не смогу пойти с тобой.
   - Я знаю. Ты не должен..., я пойду один.
   Когда Эйнар вернулся в шатер, в нем обильно пахло благовониями. Было уже далеко за полночь, но лагерь не спал. Видно весть о детенышах Фенрира, бродящих рядом лишила бесстрашных готов сна.
   В дальнем углу просторного шатра беспокойно посапывала девочка, в темноте он не мог разглядеть ее лица, но слышал ее тяжелое дыхание, изредка прерываемое вскриками и стонами. Пережитое не давало ей покоя даже во сне. Рядом подстелив шкуру, спала ромлянка.
   Эйнар лег у входа в шатер, накрепко зашнуровав полог полосками сыромятной кожи. Впрочем, он прекрасно осознавал, что это не остановит кровожадных детенышей Фенрира, что бродят в темноте.
   Едва забрезжил рассвет, войско готов, двинулось в путь. Халга подошел к Эйнару, и крепко обнял его.
   - Будь осторожен брат..., и пусть помогут тебе боги
   - Обязательно буду, - улыбнувшись, ответил Эйнар, - мы еще увидимся...
   - Мы все будем ждать тебя..., - Халга махнул рукой и, толкнув ногами коня, не спеша двинулся на север.
   Следом за ним двинулось восемь сотен готов, оставшихся в живых после славного похода, результаты которого следовали за войском. Пятьдесят подвод набитых золотом, серебром и драгоценностями и прочим барахлом. Свою долю добычи Эйнар поручил передать Каре, на случай если он не вернется.
   - Сворачиваемся..., надо добраться до гор засветло, - уронил Эйнар, и десяток венедов оставшихся с ним, принялись сворачивать единственный шатер, стоявший посреди степи.
   Он внимательно разглядывал оставшихся воинов, и не мог понять, что заставляет этих людей следовать за ним, зная, что шансов выжить, у них нет. Появление детей Фенрира, не произвело на них никакого впечатления. Ему даже показалось, что они не удивились. Позже в разговоре с Халгой он понял, что странные кровожадные существа, для них были частью природы, которую создали боги. И если она создана такой, то не им рассуждать о ее целесообразности.
   Халгу, задумчиво ехавшего во главе войска готов, нагнал Ротгард, и некоторое время, молча, покачивался в седле рядом, вздыхая и подкручивая ус.
   - Отпусти меня, рикс, - произнес он, наконец.
   - Ты пойдешь с ним?
   - Да. Пришло время старому Ротгарду спеть последнюю песню, и занять свое место рядом с предками, за столом Вотана.
   - Иди..., мне жаль, что не могу пойти с вами.
   - На тебе судьба готов..., я понимаю, - сказал Ротгард, кивнул большой уродливой головой и, развернув за повод коня, умчался прочь.
   Откинулся полог шатра, и из него вышли женщины. Девочка, которую он вчера принял за ребенка, оказалось девушкой, лет восемнадцати с безупречной фигуркой, нежной кожей золотистого цвета, длинными огненно-рыжими волосами, и пронзительно голубыми глазами несвойственными местным жителям хеттам.
   - Почему вы не ушли с войском? - недовольно спросил Эйнар.
   - Наши жизни принадлежат тебе, уходить вместе с воинами, не принадлежа никому, не имея покровителя, опасно. - Ответила ромлянка.
   - Как тебя зовут?
   - Лютиция...
   - Я обещал тебе свободу..., возьми лошадей, уходите вместе с ней, - Эйнар показал на девушку, стоявшую за спиной Лютиции, - я дам тебе золота..., много, только обещай присмотреть за ней.
   - Позволь нам остаться доминус...
   - Вам нельзя с нами..., это верная смерть...
   - Может да..., а может, нет, но если мы станем путешествовать одни, то погибнем скорее, или..., попадем в рабство..., Дакия опасное место..., - Лютиция смотрела на него умоляюще.
   - Хорошо..., я оставлю вас в первой же деревне. Как ее зовут?
   - Дриана...
   - Дриана..., ты говорить умеешь? - спросил он девушку, переходя на хеттский язык.
   Дриана кивнула головой, еще больше спрятавшись за спину Лютиции.
   - Есть ли у тебя родственники..., кто мог бы о тебе позаботиться?
   - Она превосходно говорит по-хеттски, и на латыни, но очень напугана, - ответила вместо нее римлянка, - ее отец, бывший центурион, получил землю в награду за службу императору, а все родственники, погибли в деревне.
   - Скверно..., - хмуро бросил Эйнар, и пошел к единственной повозке, на которой лежал связанный Демеций.
   - Я отпускаю тебя..., - произнес он, перерезая путы, - уходи.
   Легат соскочил с повозки, разминая затекшие руки и ноги.
   - Можешь взять коня, - Эйнар показал рукой на пару крупных готских гнедых жеребцов.
   - Я не пощажу тебя при встрече..., а мы непременно еще увидимся..., - буркнул Демеций, отчего-то чувствуя неловкость.
   - Не рассчитывал..., вот держи, - Эйнар вскочил на коня, и бросил ему спату со знаком легиона на рукоятке, принадлежавшую легату, - трогаемся...
   - Всадник..., - произнес Валамер, - от наших..., это Ротгард...
   Ротгард на полном скаку осадил коня перед Эйнаром.
   - Я с вами, - кивнул он с очаровательной улыбкой. Вороной жеребец, разгоряченный скачкой, продолжал выплясывать под ним.
   - С одним условием..., ты не станешь улыбаться, иначе распугаешь отродье Фенрира..., - рявкнул Эйнар и, взлетев на коня, приложился кулаком в плечо Ротгарда.
   Воины дружно загоготали, тычками поприветствовав гномоподобного ветерана.
   Небольшой отряд тронулся на северо-запад, куда, по словам Валамера, ушли дети Фенрира. Лишь Демеций остался на месте, задумчиво глядя им в след. Когда облако пыли скрыло от взора и повозку, и всадников, он развернул коня, и пустил его шагом на юго-восток.
   К вечеру он должен был оказаться в столице Нижней Мезии, чтобы уже на следующий день выступить в погоню за готами. С наместником он был хорошо знаком, и был уверен, что тот его поддержит. Однако планам его не суждено было сбыться.
   Солнце уже клонилось к закату, когда на горизонте показался Маркианополь, столица Нижней Мезии. Отсюда с расстояния в несколько миль, крепостная стена опоясывающая город, и купола храмов, облитые прощальными лучами закатного солнца, казалось, были обагрены кровью.
   Демеций пришпорил коня, чтобы скорее оказаться в термах, смыть с себя грязь и пот, поужинать, и составить план отмщения. Уставший конь, учуяв запах человеческого жилья, перешел на рысь, бойко отбивая копытами дробь.
   Он не сразу сообразил, что произошло. Внезапный удар в спину бросил его на влажную от пота шею лошади. Он удержался, хотя должен был упасть, когда конь, почуяв неладное, припал на передние ноги.
   Узкое хищное жало стрелы, окрашенное его кровью, вызывающе выглядывало из правого плеча. Боли он не чувствовал. Легат оглянулся. Всего в каких-то ста шагах от него, на невысоком коренастом коне сидел гунн. Такой же, как и его конь, невысокий, приземистый, с широко расставленными черными глазами, на неподвижном, плоском обветренном лице. Заплетенные косички веревками ниспадали по широченным плечам.
   Гунн нагло ухмылялся, хитро прищурившись. Лучи заходящего солнца, падавшие на его лицо, превращали его в кровавую маску смерти, весело и ехидно улыбавшуюся римлянину.
   - Это уже не империя..., это проходной двор для разбойников и воров, - подумал Демеций и, выхватив спату, резко послал коня на обидчика. Внезапно он взмыл над степью. Высокий крепкий готский конь умчался прочь, его хозяин лежал на земле, и силился выплюнуть изо рта песок, и сбросить с шеи грубый аркан. От сильного удара дыханье перехватило. Легат тщетно пытался протолкнуть в легкие хоть немного воздуха, но лишь судорожно разевал рот.
   Оперенье стрелы обломилось во время падения с лошади. Боль стала нестерпимой. Наконец ему удалось вдохнуть, немного воздуха, он попытался встать, но ноги не держали его. Лежа на животе, он увидел перед собой пыльные сапоги с длинными прошитыми желтой кожаной нитью носами. Поднял глаза. Перед ним, широко расставив ноги довольно щерясь, стоял второй гунн и наматывал на локоть аркан.
   Кто-то тяжелый придавил его коленом в спину и, заломив руки, довольно ловко связал их. Обшарив одежду и отобрав спату, его рывком поставили на ноги.
   Отряд гуннов насчитывал полсотни верховых, которые с интересом разглядывали его сверху вниз, и о чем-то переговаривались. Языка гуннов он не знал, но и так было понятно, что его оценивают.
   - Эти потребуют выкуп, - решил Демеций, - сенат заплатит..., может быть, а может и нет, у него как у всякого вояки были недоброжелатели среди сенаторов. Что, принимая во внимание его резкий нрав и несдержанные речи, было неудивительно.
   Ему перевязали рану, что само по себе было неплохим знаком, значит, нужен был живым. Перекинули через круп лошади и крепко привязали, чтобы не свалился. Кровь прилила к лицу. Отряд к его удивлению, двинулся в сторону противоположную от Маркианополя, который по-прежнему маячил на горизонте, в колышущейся дымке больше напоминая мираж. Демеций потерял сознание.
   Пустыня была покрыта морщинами, словно съеденное годами лицо старухи. Огромный огненный шар висел прямо над головой. Он поднял глаза. Вращаясь с бешеной скоростью, неведомая звезда опускалась все ниже и ниже. Это не было солнце..., это не могло быть солнцем. Он пригнулся, и побежал. Легкие разрывались от вдыхаемого горячего воздуха, который высушивал внутренности.
   Верхний слой земли, обожженный, словно в гончарной печи, превратился в черепки, которые отслаивались от земли, будто старая отмершая кожа. В трещинах между черепками змеилась огненная лава, земля плавилась под ногами. Прыгая с островка на островок, которые колыхались под ногами, заставляя его балансировать, он все же чувствовал этот нестерпимый жар, подбиравшийся все ближе.
   Он перестал дышать. Его легкие потрескались и стали расползаться на отдельные куски, между которыми блестела свежая розовая плоть, сочившаяся алой кровью....
   Неожиданно в лицо дохнул ледяной ветер, он почувствовал, как вмиг онемело лицо, будто стало чужим и неуправляемым. Вместе с тем пришло неожиданное, и потому невероятное облегчение. Он с огромным трудом разлепил глаза. Огненный шар, по-прежнему висевший над головой, вонзил раскаленные иглы в глаза. Легат зажмурился, и застонал. Рядом раздалось бормотание. Затем он смог различить человеческую речь.
   - Открыть глаз..., тиха..., - к лицу прислонилась жесткая покрытая застарелыми сухими мозолями ладонь.
   Он вновь открыл глаза. В этот раз было не так больно. Корявая рука с узловатыми пальцами, покрытая глубокими черными морщинами, иссушенная ярким солнцем и горячими ветрами, прикрывала его глаза. Кто-то взял его руку и поднес к лицу. Сквозь пальцы своей руки, он увидел человека, поливавшего его водой из кожаного бурдюка. Демеций окончательно пришел в себя.
   Гунн, сидевший над ним, влил несколько капель живительной влаги в его пересохший рот. Но когда он потянулся жадными потрескавшимися губами за прохладной струей мутноватой воды, огромными глотками проталкивая ее внутрь себя. Гунн стукнул его по лбу жесткой, будто полено рукой.
   - Не можно..., издохнуть быть..., сразу..., - гуннский толмач говорил на латыни отвратительно. Но легат его понял и сдержал свой порыв проглотить все содержимое бурдюка.
   Откуда-то со стороны раздался властный окрик. Толмач повернулся, и что-то проблеял в ответ. Окрик прозвучал еще раз, теперь в нем было больше властного металла. Толмач, покачал головой, и испытывающе посмотрел на Демеция.
   - Ходить надо..., - сказал он, неуверенно глядя на легата, - уметь..., ходить...?
   - Уметь, уметь, - передразнил его римлянин, - для толмача, ты на редкость туп..., дерьмо старой обезьяны.
   - Да, да, да..., ходить, твоя ходить за мной..., как старый обезьян..., - радостно залепетал гунн, - моя помогать.
   - О боже..., что за дурак..., сын больной козы, - сдерживая стон, пробормотал Демеций, но, поднимаясь все же оперся на плечо гунна.
   Несмотря на внешнюю худобу и тщедушность, плечо у толмача было словно отлито из бронзы. И на ногах он стоял крепко, опираясь всей тяжестью тела на него, легат поднялся. Тот даже не шелохнулся, и беззубая улыбка по-прежнему озаряла его безобразное лицо. Римлянин осмотрелся. Он узнал эту деревню, не далее как вчера утром здесь он расстался со странным готом, которого звали Эйнар. Это означало, что гунны идут по их следу.
   Из ближайшей хижины вышел высокий статный гунн лет сорока, и недовольно поманил их рукой. Из покосившегося жилища доносился странный гул.
   Демеций переступил порог хижины. Закружилась голова, и к горлу подкатил горьковатый ком, от тошнотворного запаха разлагающейся плоти. Когда глаза привыкли к полумраку, взору его открылась страшная картины. Вся хижина была покрыта кровавой коростой, которая словно панцирем покрывала все вокруг и стены и потолок и предметы. В середине комнаты небрежно разбросаны останки людей, взрослых и детей. Над всем этим кружились тысячи мух. Только сейчас до него дошло, что звук, который доносился из дома, издавали мухи.
   Казалось существо, которое сделало это, еще некоторое время развлекалось, словно кошка с полудохлой мышью. Голова вновь закружилась, и он вывалился наружу, жадно вдыхая горячий, но чистый воздух степи.
   Следом за ним на воздух вышли и гунны. Вождь рявкнул на толмача, тот подобострастно, что-то ответил, пригибаясь всем телом.
   - Вождь спрашивать..., кто это делать? - затараторил толмач.
   - Не знаю..., - ответил легат, подавляя тошноту, подкатывавшую к горлу.
   - Это сделать..., твои друзья готы?
   - Они мне не друзья..., но не думаю, что это они...
   - Друзья, друзья..., я знать..., вы дружно расставаться..., - морда у гунна сделалась довольной и значительной.
   - Да пошел ты к дьяволу..., грязная задница орка.
   Его опять связали и как мешок забросили на спину лошади. На этот раз, правда, его привязали так, что голова была наверху, и он мог видеть дорогу.
   - Надо сжечь..., - выкрикнул он, - сжечь обязательно...
   Но никто не обратил на него внимания. Гунны шли по следам готов.
   - Так вот что так напугало варваров..., - думал Демеций, трясясь на идущей шагом низкорослой гуннской лошади, - вот почему они разделились. Значит..., Эйнар пошел за существами, которые устроили кровавый пир в деревне. И эта девочка, которую он видел утром, должно быть она выжила в этом аду. Хотя как это возможно? Может, спряталась...? Видимо так. Кто же мог такое сотворить, что это за твари? И тут он вспомнил..., утром под стенами Истрии, когда примипил доложил о гибели пяти легионеров за ночь. Он тогда не придал этому значения.... Разорвано горло..., так сказал примипил...., он сказал..., разорвано горло....
   Гунны оживились, пришпорили коней. Лошадь под легатом тоже перешла на рысь, приноравливаясь к шагу остальных лошадей.
   Он разглядел облако пыли впереди.
   - У готов нет шансов..., не единого. Их всего одиннадцать, и две женщины. Как бы хороши они не были, им не справиться с полусотней гуннов, на стороне которых к тому же внезапность. - Легат заворочался на лошади, пытаясь освободить руки. - Надо предупредить их..., там женщины..., надо предупредить...
   Освободиться от пут ему не удалось, связан он был на совесть. Толмач взял его коня за повод, и остановился. Остальные гунны, бросились догонять противника. Через некоторое время, когда гунны скрылись в облаке пыли сопровождавшем пустую повозку, раздался крик разочарования. Готы вновь перехитрили их. Оставалось вернуться назад, и найти когда отряд германцев покинул повозку. Половина отряда отправилась по следам назад. Вторая половина отряда осталось рядом с повозкой, поскольку в ней лежали мешки. Повозку остановили. Мешки развязали. В них оказалась серебро, монеты и посуда.
   Гунны взвыли от радости, удача сама шла к ним в руки, бросая к их ногам сокровища. Если готы, завидев их, бросили мешки с серебром, значит, с собой они увозят гораздо более ценную добычу.
   Когда осела пыль, вождь единственный кто не развязывал мешки, и не влезал в повозку, понял, что половина его воинов мертвы. Еще мгновенье пока до него дошло, наконец, что кто-то просто расстреливал их со стороны пока они, словно дети радовались серебру.
   Он не зря был вождем своего народа, трубный окрик его заставил оставшихся воинов вскочить на коней, и приготовиться встретить врага. Им не хватило лишь нескольких секунд. Готы обрушились на них словно бешеные волки, появились, будто демоны ада, из-под земли. В считанные мгновенья, половина отряда гуннов была уничтожена. Вождь успел выхватить меч, но удар Эйнара разрубивший шлем вместе с головой парировать не успел.
   Оставшиеся гунны, увидев смерть вождя, словно обезумели и, выхватив мечи, понеслись навстречу готам. Одиннадцать готов спешились, и стояли, выстроившись в шеренгу. Лица отрешенные, взгляд из-под полуопущенных век устремлен вдаль, на губах блуждает улыбка, больше напоминающая оскал волка. Вперед выехал Эйнар, он готовился принять на себя основной удар.
   Демеций с восхищением наблюдал за боем, и не мог не отдать должное готской тактике, но сейчас в открытом бою, он не поставил бы на готов и медного аса, поскольку гуннов было в два раза больше, и гунны были конные. Готы не легионеры, которые обучаются пешему бою, все время службы. Почему они спешились, было непонятно...
   Когда гунны приблизились на расстояние двадцати шагов, германцы пришли в движение. Выхватив из-за спины отточенные колья, они уперли их в землю, направив в сторону противника, острые жала. Колья были не очень длинные, но и кони у гуннов низкорослые. На всем скаку они напарывались на колья падали, обливаясь кровью, придавливая собой всадников. Многим все же удалось выбраться из-под рухнувших коней, и вступить в бой.
   В самой гуще событии прорубая просеку, шел Эйнар. Справа и слева от него шли воины, образуя клин, разрезавший гуннский отряд пополам. Эйнар двигался среди гуннов, словно машина для убийства, затрачивая на противника всего два движения, причем второе, всегда было смертельным. От его меча пала половина гуннов отряда.
   Понимая, что битва проиграна, и с пленником ему не уйти от погони, толмач вскочил на коня и был таков, предоставив легату самому выпутываться из ситуации.
   - Странный народ..., эти ромляне, их отпускаешь, но они всегда норовят вернуться, - улыбнулся Эйнар, освободите его, пусть уходит.
   - Я пойду с тобой, - произнес Демеций, и казалось, сам немало удивился своим словам.
   Гот остановился, взглянул на легата как на полоумного, и произнес:
   - Ты, похоже, перегрелся на солнце..., зачем тебе это? Возвращайся домой, будут еще битвы...
   - Я знаю, кого ты преследуешь, я пойду с тобой..., или без тебя, но я убью их всех..., а после вернусь домой.
   Эйнар улыбнулся, готы, стоявшие вокруг, засмеялись, но как-то невесело.
   - Кого я преследую..., не знаю даже я. Запомни ромлянин..., все кого ты видишь перед собой, уже мертвы. Задача лишь в том, чтобы утащить детенышей Фенрира с собой..., на тот свет. У тебя еще есть время..., уходи...
   Подъехал Ротгард, с ним Лютиция и Дриана. Смерив легата взглядом, он подкрутил ус и усмехнулся.
   - Надо взять..., используем как наживку..., - Ротгард окинул всех взглядом, определяя, оценили они его шутку, или нет. Но никто не засмеялся, кроме Эйнара.
   Двух венедов погибших в схватке с гуннами предали огню, после чего, пообедав, отправились, в сторону гор, белоснежные шапки которых, казалось, маячили совсем рядом..., но как часто бывает в этом мире, это был обман....
  
  
  
  
  
   18. ТРАНСИЛЬВАНИЯ.
  
  
   Много сотен лет спустя эту часть Карпат, в пределы которой вступил отряд готов, назовут Трансильванией. Но сейчас это была всего лишь римская провинция Дакия, в которой жили воинственные племена карпов и даков.
   Мрачные ущелья, черные скалы, непроходимой стеной встававшие на дороге, сделали эту область недоступной для римлян. Большая часть территории была под контролем проконсула, наместника Дакии, Плавтия Сильвина Тиция.
   Но там где возвышались плотной стеной горы, куда не могли добраться, не вегилы, ни легионы Рима, заканчивалась власть великой империи.
   На северо-восток, от этих мест, ближе к полноводному Данубию, горы опускались в равнины, покрытые густыми лесами в которых обитали славные готы. Неведомая сила со временем уничтожит большую часть народов Дакии, на смену им придут готы, и освободят эту область от культуры и гнета Великой Римской Империи.
   Отряд готов неуклонно поднимался вверх, повинуясь следам оставленным детенышами Фенрира, которые искусно распутывал Валамер.
   - Ты не похож на гота..., - произнес Демеций. За последние двое суток, что отряд добирался до горной гряды, они успели присмотреться друг к другу.
   - Ты тоже не похож на трусливых жирных боровов ромлян, - съехидничал Эйнар.
   - И все же..., мы эллины всегда были воинами, и учеными. Вы варвары..., и просто ничего о нас не знаете.... Мы..., это собственно и есть мир человеческий.
   - Я...? Я знаю не только ваше прошлое, настоящее, но и ваше будущее, - не унимался Эйнар.
   - Ты, похоже, возомнил себя богом? - усмехнулся римлянин.
   - Нет..., но я даже знаю как плохо, и как скоро закончат нынешние боги.
   - Эйнар..., - прервал их спор подъехавший Валамер.
   - Говори...
   - Они знают, что мы здесь..., и возможно сейчас наблюдают за нами.
   - Почему не нападают? - Эйнар, казалось, задал вопрос в пустоту, но пустота вокруг дрогнула, передавая ненависть чудовищ, таившихся в темных уголках леса.
   - Вы все сдохните..., но не сразу..., пища должна быть свежей..., кровь должна быть горячей..., - едва уловил он ревущую в тишине мысль, пришедшую из сердца тьмы.
   - Думаю..., они ждут ночи..., - уронил Валамер, - если они так быстры, как говорят..., и видят ночью как днем, это их время....
   - Значит..., они придут с темнотой, - Эйнар поднял глаза к небу. Было еще достаточно светло, но прямо перед ними возвышалась горная вершина, в тени которой они поднимались по пологому склону, - прекрасный день, чтобы окончить жизненный путь..., - подумал он, окидывая взглядом своих воинов.
   Отряд двинулся дальше впереди Эйнар, и Валамер, за ними четверо венедов прикрывающие женщин, следом Лютиция и Дриана. Рядом с женщинами повинуясь команде Эйнара, неотступно следовал Вельзевул. Лютиция относилась с опаской к огромному косматому зверю. Зато с Дрианой у пса сразу же установились доверительные отношения. Замыкали шествие еще четверо венедов, Ротгард и Демеций.
   Бросок твари был настолько быстрым и стремительным, что никто ничего не успел понять. Один из венедов, остановился, чтобы переобуть сапог, видимо в него попал камешек, и натирал ногу при ходьбе.
   - Не отставай..., - бросил Ротгард, шедший последним, сделал пять шагов и обернулся, чтобы поторопить молодого воина. - Стоять..., лопни мой зад..., где этот тупой венед....
   Венед по имени Драган, исчез. На том месте, где он присел, осталось лишь несколько капель крови. Обследовав местность, Валамер восстановил картину произошедшего, по следам и сломанным веткам.
   - Вот здесь, - показал он, когда вместе с Эйнаром углубился в чащу, - тварь поджидала нас, затем несколько мелких шагов, уже на четырех лапах. Здесь она прыгнула..., или..., может быть взлетела.
   На другой стороне тропинки они нашли место приземления твари, изрядно политое кровью, это было довольно далеко, не одно животное не могло прыгать на такое расстояние. Учитывая, что половина расстояния покрывалось уже с жертвой в зубах, силой эта тварь обладала невероятной.
   - Разжечь костры, всем оставаться здесь, Ротгард со мной, - бросил Эйнар и углубился в лес.
   - Охранять..., здесь, - повелительно крикнул Эйнар, ринувшемуся было следом Вельзевулу. Убедившись, что пес хоть и нехотя, но занял свое место рядом с Дрианой, он помчался дальше, разрубая мечом переплетенные ветви деревьев.
   Нужно было спешить, тварь тащила тело Драгана, из которого вытекала кровь, и чтобы преследовать ее, не надо было быть следопытом. К тому же с добычей она наверняка двигалась медленнее, во всяком случае, он очень на это надеялся.
   Эйнар мчался во весь дух, чтобы успеть настичь отродье Фенрира до того как окончательно стемнеет, и они станут совсем беспомощны перед исчадием ада. Ротгард едва поспевал за ним.
   И все же тварь оказалась хитрее, чем он ожидал. Эйнар вдруг почувствовал опасность, уловив едва слышный треск веток над головой. Потрать он хоть долю секунды на то, что бы поднять голову, и взглянуть наверх, он был бы уже мертв. Но он упал в сторону, переворачиваясь через голову, и сминая сухие ветки, одновременно описывая круг длинным клинком своего меча. Он не успел завершить кувырок и встать на ноги, тварь впилась когтями в его плечи, приблизив жуткую морду, вплотную к его лицу, капая вязкой вонючей слюной ему на шею.
   Отродье Фенрира, было точно таким, каким он видел его тогда, ночуя в степи, то ли во сне..., то ли наяву. Это было крупное существо, нечто среднее между человеком и львом..., очень крупным львом.
   Уродливое жуткое создание с бледной просвечивающейся кожей, мощными узловатыми мышцами, большой головой и непропорционально узкими плечами. Птичья грудь, выпирала вперед килеобразным выступом, от которого в стороны отходили ребра. Строение лап, напоминало о том, что это все же животное, но передние лапы заканчивались, совершенно человеческими руками с длинными загнутыми когтями, желтого цвета. Небольшой приплюснутый нос, и близко посаженные, светящиеся розоватым цветом, глаза.
   Толстые, мясистые белые губы, были омерзительно мокрыми. И с трудом скрывали верхние игловидные клыки, очень похожие на ядовитые змеиные. Нижние клыки были совершенно обычными, как у любого хищника семейства кошачьих. Плотная и твердая, словно панцирь шкура, была матово-белой, и кое-где собиралась в омерзительные складки.
   Белесые с розоватым оттенком глаза, этого олицетворения ужаса, между тем были полны разума и понимания. На лице..., а это было действительно лицо..., во всяком случае, верхняя его половина была вполне человеческой, застыло выражение вечной ярости. Верхняя и нижняя челюсть выдавалась далеко вперед, как у всех хищников.
   Пронзительно визгливый крик больно ударил по ушам, переходя в злобный глухой порывистый рык. Рычание распалось на фрагменты, и Эйнар вдруг разобрал:
   - Ты сдохнешь..., смертный..., ты сдохнешь..., - прошипело оно, и попыталось отпрыгнуть в сторону.
   Эйнар, однако, крепко держал его за шею, вцепившись в толстую маслянистую шкуру, не давая вонзить клыки себе в шею, но и не отпуская тварь от себя. Подобравшись словно для прыжка, оно подтянуло задние лапы, и вонзила их когти в живот Эйнару. Внимательно и с живым любопытством при этом, вглядываясь в расширяющиеся зрачки человека. Волна жгучей боли заволокла глаза, но человек лишь улыбнулся в ответ.
   Высвободив правую руку, он вонзил меч в бок чудовища, по самую рукоять. Тварь вздрогнула, и утробно взревела, дико и злобно. Эйнар провернул меч в ране. Двигалось существо уже заметно медленнее, и готу удалось дважды увернуться, от страшных ударов когтистых лап. В этот момент, могучий топор Ротгарда издав чавкающий звук, опустился на шею исчадия ада.
   Голова покатилась по траве, а поток омерзительной белой студенистой жидкости, заменявшей твари кровь, хлынул на Эйнара.
   - Ты цел...? - Спросил Ротгард, наклонившись, и протягивая ему руку, - извини..., я уже не могу так быстро бегать, в следующий раз возьму своего вороного.
   - Если бы ты бегал быстрее..., мы бы оба уже отправились пировать к Вотану.
   - Пожалуй ты прав..., - подцепив секирой, он поднял голову чудовища, - неужели..., это бессмертные боги создали такую гадость....
   - У богов..., тоже есть чувство юмора..., кстати..., вы с ним не родичи, уж больно похожи....
   Ответить Ротгард не успел, со стороны лагеря донесся пронзительный женский крик, и дикое рычание Вельзевула. Сорвавшись, они сломя голову, понеслись туда, где оставили товарищей.
   Проломившись сквозь густой лес, они выскочили на поляну, где в пляшущем свете костра метались тени. Эйнар ворвался в круг света, но понял, что опоздал. Возле костра в луже крови, лежало два трупа, одного из них он узнал, это был Валамер. Второй кто-то из молодых венедов, лежал на боку, череп его был расколот и половина лица срезана до кости, так, что он таращился на мир глазницами, заполненными кровавыми сгустками.
   Обе женщины сидели у костра, с ужасом вглядываясь в стеной подступившую темноту. Рядом с ними, присев на задние лапы, изготовившись к прыжку, сидел Вельзевул. Шерсть на нем стояла дыбом, отчего он казался еще огромнее. Глаза, налитые кровью, пытались разглядеть во тьме врага. Злобно оскаленная пасть, утыканная мощными зубами, изрыгала гортанный рык, вперемешку со злобным шипением. Голова и шея пса были перепачканы, но в темноте было трудно разобрать, что это, кровь, или грязь, или смесь того и другого.
   На границе света и тьмы стоял Демеций с обнаженной спатой наготове. Вокруг стало вдруг настолько тихо, что было слышно бормотание Лютиции, которая, стоя на коленях, молилась ромейскому богу. Дриана тем временем подползла к Валамеру и, положив, его голову себе на колени, стала перевязывать, невесть откуда взявшейся тряпкой.
   Действия Дрианы показались ему абсурдными, но он сразу же забыл об этом и невольно залюбовался неземной красотой хеттки.
   Ее огненно- рыжие распущенные волосы сливались с красным пламенем огромного костра бушевавшего за ее спиной, а раскрасневшееся лицо в ореоле косматого пламени, было безупречно прекрасно. Нервно вздрагивающие влажные губы, были похожи на розовый бутон, покрытый утренней росой.
   - Черт..., неужели это я так подумал..., розовый бутон..., невероятная пошлость, - подумал Эйнар..., и направился к ней.
   - Дриана, - позвал он. Девушка подняла на него горящие глаза, в которых плясали языки пламени.
   - Ты жив..., - вырвалось у нее, - хвала небесам.
   Валамер зашевелился и сел, постанывая. Он тоже был жив, чем немало порадовал Эйнара. Но на боку у него, были две глубокие раны, от когтей чудовищ, из которых толчками выбрасывалась темная кровь.
   - Где остальные? - Спросил подбежавший Ротгард.
   Валамер вяло махнул рукой в сторону.
   В круг света вернулся Демеций, с ним четверо венедов. Принесли труп одного из товарищей изуродованный до неузнаваемости, со свисающими внутренностями.
   - Мы ранили одного, произнес рослый венед, пока Вельзевул держал его за глотку, но твари все равно удалось вырваться, - он бросил к ногам Эйнара уродливую лапу детеныша Фенрира, с растопыренными пальцами, - вот..., чудовище оставило нам трофей.
   - Я убил детеныша Фенрира..., снес ему голову..., - подбоченясь произнес Ротгард, закручивая ус. Он продемонстрировал всем голову, которую нес на поясе как трофей.
   Голова монстра вызвала у всех, кроме женщин, неподдельный интерес. Ее разглядывали, открывали рот, щупали зубы.
   Внезапно над лесом поплыл тихий утробный звук, который постепенно усиливался, заставляя всех содрогаться от страха. Поначалу показалось, что звук этот не имеет отношения к живым существам. Но по мере его нарастания в нем появились болезненно-трагические интонации, порой казалось, что это и не вой вовсе, а стенания. С трудом представлялось существо, которое могло рыдать подобным образом. Однако, несомненно, это было животное.
   В жуткий сам по себе вой, вплелся плач, сначала едва различимый, затем сильнее, отчетливее и оттого страшнее. Затем вой перешел в протяжный стон и ухающие на все лады рыдания. Затем внезапно все стихло, животные, заслышав в окрестностях этот звук, забились в свои норы и логова. Предпочитая отказаться от охоты, нежели стать жертвой вселяющего ужас охотника.
   - Кто это...? - У Лютиции от страха отчетливо громко стучали зубы.
   - Дети Фенрира..., - присаживаясь к костру, авторитетно заявил Ротгард. Так словно речь шла о лошадях.
   - Не думаю..., - тревожно отозвался Эйнар, - я слышал их голос..., это, что-то более страшное...
   - Это сам Фенрир..., - одними губами прошептал Валамер, но все его услышали, потому как, вокруг стояла гробовая тишина.
   - Ты ранен? - Дриана смотрела на гота с неподдельной тревогой.
   - Нет, - ответил тот, и почувствовал внезапно накатившую боль, и тошноту. Опустив взгляд, он увидел, что тварь, огромными когтями, распорола кожаный доспех на животе, и углубилась в тело. На плечах, где были мощные металлические вставки от когтей остались неглубокие царапины на теле и доспехах.
   Дриана осматривала его раны, изумленно покачивая головой. В основном раны были не очень глубокие, но сильно кровоточили. Лишь в одном месте сквозь разорванную мышцу проглядывали внутренности.
   - Достань из мешка коровьи жилы, и костяную иглу. - Эйнар показал ей на мешок, притороченный к седлу.
   Демонстрируя невероятные чудеса самообладания, Дриана заштопала ему раны на животе, затем прижгла их раскаленным ножом. Даже старый Ротгард, с ужасом смотрел на процедуру лечения. Эйнар за все время не издал ни звука, но потому как весь напрягся, и покрылся испариной, было понятно, что испытывает он невероятные муки.
   - Ротгард..., установи караул, и разложите костры вокруг. - Видно было, что слова даются ему с трудом, - Дриана, сделай то же самое с Валамером..., иначе он умрет. - Эйнар лег на землю, и закрыл глаза, голова кружилась, в роту пересохло.
   Но не это его волновало больше всего. В первую же встречу с детенышами Фенрира они потеряли трех воинов, и двое получили тяжелые ранения. Убита всего одна тварь, вторая ранена, но он ничего не знал об их способности к регенерации, возможно чудовище уже отрастило себе новую лапу.
   Боль огненной волной растекалась по телу. Отблески костра пожрала тьма. Эйнар повернул голову, огонь погас, на его месте сквозь остывший пепел временами вспыхивали красные глаза еще живых угольков.
   - Почему никто не присматривает за костром..., куда все подевались? - Мысли бились в запертой черной комнате.
   Он пытался крикнуть, но словно кто невидимый зажимал ему рот. Он пытался повернуться, но тело не слушалось его, он лежал на земле безвольной тряпичной куклой, в которой бился разум. Раз, за разом пытаясь повернуться на бок, он испытывал нечеловеческие муки и еле сдерживал рвущееся наружу бешенство. Красные угольки тлеющего костра висели в воздухе, дружески подмигивая ему.
   Тьма сужалась, он чувствовал холодные скользкие границы мглы, по которым струилась едкая кровь мрака, разъедавшая его плоть. Он чувствовал, как тьма стягивает его, словно запаковывая в черный непроницаемый саван. Гибкой черной пленкой она легла на его тело, забивая рот и нос, не давая дышать и слышать. Чувствуя, как давление на тело увеличивается, как стягиваются лицевые мышцы под натиском тьмы.
   Волна отвращения захлестнула его. Он вдруг увидел Фенрира, и его детенышей. Огромный волк, больше похожий на гигантского носорога, глаза которого горели огнем, стоял над ним, вглядываясь в его глаза, и принюхиваясь. До Эйнара вдруг дошло, почему Фенрир вызывал отвращение, огромное животное было абсолютно голым. Бледно серая толстая шкура складками собиралась под мордой, казалось, что при необходимости пасть и глотка этого существа могли растягиваться до бесконечности.
   Пленка густого мрака словно распалась, и он почувствовал смрадное дыхание волка. Фенрир сделал шаг к нему и почти коснулся длинной голой мордой, лица Эйнара. Следом за ним, повторяя каждое его движение, но..., делая это более грациозно, двинулись четыре детеныша. Фенрир глухо утробно рыкнул, вздернув верхнюю губу, и обнажив чудовищные желтые клыки, размером с римский гладий, но хищно загнутые внутрь. Словно отражение в зеркале злобно ощерились детеныши, издав уже знакомый ему визг, переходящий в рычание.
   Откуда-то издалека полилась мелодия, словно зажурчал ручей. Эйнар прекратил попытки вырваться из поглотившего его савана тьмы. Прислушался. Это была не музыка, это был женский голос, который словно пробивался к нему, блуждая во мраке темного леса, ожидая, что он услышит и двинется навстречу. Эйнар стал разбирать слова.
  

Вот я поворачиваю голову, и вижу предков своих,

И смотрю в глаза Матери, родившей меня,

В глаза отца сотворившего меня,

В глаза Девы, которая любит меня,

В глаза Старухи, которая ведет меня к мудрости,

В дружбе и привязанности.

Через твой дар природы, о Богиня,

Одари нас обилием в нашей нужде.

Любовь Фрейя,

Привязанность Фрейя

Смех Фрейя,

Мудрость Фрейя,

Страсть Фрейя,

Благословение Фрейи,

И магию Фрейи,

Творить в мире Мидгард,

Также как Нестареющие творят в Асгард

Каждая тень и свет в Хельгард,

Каждые день и ночь, Фрейя,

Каждое мгновение в доброте,

Одари же нас своим Взглядом Фрейя....

   Голос Дрианы, нежный и сильный одновременно, разрывал пелену мрака, и с каждой спетой ею строчкой, он становился сильнее. Разум прояснился. Он смотрел на Фенрира, и его детенышей, и в душе его зарождалась уверенность в собственной неуязвимости и силе. Он улыбнулся. Тьма рассеялась, а вместе с ней, и чудовища мучившие его. На мгновенье в пустоте повис женский образ, смутно знакомый, но недоступный, будто звезды.
   Он пошевелился. Тело вновь подчинялось ему, но в отместку тут же отозвалось болью в животе. Эйнар застонал. Ощутил на лице ласковое прикосновение прохладной ладони и открыл глаза. Дриана продолжала петь, положив руку на его разгоряченный лоб.
   Он уже не разбирал слова песни, теперь она пела на языке, которого он не знал, но чувствовал, как в него вливаются силы. Ему казалось, что он знал эти слова раньше, очень давно, в той, другой жизни, это была часть какого-то заклинания, или молитвы. Но сколько не силился, не мог вспомнить, где и когда он мог их слышать, и что они означают.
   Дриана влила в рот Эйнару несколько капель настойки, от которой его передернуло. Однако как только капли всосались в слизистую, он почувствовал прилив сил, и странную эйфорию. Эйнару вдруг стало казаться, что если сейчас появится сам Фенрир, то он запросто свернет ему шею, голыми руками.
   Из темноты выступил Ротгард, за ним стояли пятеро венедов, лица их были встревожены.
   - Он в порядке, - Дриана повернулась к воинам, стоявшим за ее спиной.
   - Хвала великому Вотану..., - пробурчал себе под нос Ротгард, - эй бездельники, вы что не видите..., костры гаснут..., - напустился он на смущенных венедов.
   Эйнар сел. Голова все еще гудела, словно с глубокого похмелья. Дриана поднесла ему бурдюк с водой, он умылся. Стало легче. Поднялся на ноги, тело сделалось невероятно легким, словно даже невесомым. Казалось, взмахни он сейчас руками, и взлетит над землей свободный и недосягаемый.
   - Где я был? - задал он глупый вопрос. Но никто не удивился. Воины смотрели внимательно, и чуть настороженно, словно он сделал нечто не укладывавшееся в обычные рамки.
   - Большая часть тебя, ушла в сумрак, и забыла дорогу обратно, - ответила Дриана, - пришлось позвать тебя..., ты говорил на непонятном языке, а тело твое выгибалось, словно от древней божественной болезни.
   - Я ничего не помню..., только сон..., в котором я видел Фенрира.
   - Твоя сущность побывала в Хельгарде..., и вернулась обратно. Боги не смогли воспрепятствовать тебе. - В глазах Дрианы застыла тревога.
   Рядом с ней сидел пес, положив голову ей на колени, переводил умные карие глаза, то на нее, то на Эйнара. Теперь при свете костра, было видно, что морда, грудь и лапы были окрашены его кровью вперемешку с белой студенистой кровью детей Фенрира.
   - Что с ним? - Эйнар показал глазами на Вельзевула.
   - Ему разорвали плечо и шею, но не глубоко..., - я заштопала....
   - Спасибо, - ответил он и закрыл глаза, вновь впадая в беспамятство.
   В этом состоянии он вновь увидел Фенрира, рядом с которым стоял сверкающий Локки. В этот раз волк рвал его тело на части, и Эйнар чувствовал страшную боль даже во сне. Затем внезапно исчезли и Фенрир, и Локки.
   До слуха его донеслись легкие звуки музыки. Он вслушался. Это был джаз, но он никак не мог вспомнить, где и когда он слышал эту мелодию, и это слово, и это странное щемящее чувство безвозвратной потери чего-то важного. Но все это было настолько чуждо и чужеродно теперешнему Эйнару, что понять и постичь этого он не мог.
   Сознание вдруг осветилось яркими лучами солнца, залившими огромный без конца и краю зеленый луг, на котором росли тюльпаны. Обнаженная девушка с рыжими волосами, на которых покоился алый венок, собирала их в огромный красный букет. Упругая, по-девичьи острая грудь слегка колыхалась в такт ее плавным движениям, и это создавало какую-то необычайную грацию в ней, и удивительную гармонию с окружающим миром. Это была Дриана, но во сне, он словно и не знал этого.
  
  
  
  
  
  
   19.ЦИТАДЕЛЬ.
  
  
   Очнулся он от прикосновения к лицу чего-то мокрого и шершавого. Над ним сидело мохнатое чудовище, и самозабвенно вылизывало лицо хозяина.
   - Фу..., Вилли..., отстань, черт бы тебя побрал, - промычал Эйнар поднимаясь.
   Даже не поворачивая головы, он определил, что справа от него спит Ротгард. У коротышки была потрясающая способность храпеть так громко и виртуозно, что на это иногда сбегались посмотреть как на диковинку. Сам же Ротгард, считал это искусством, и невероятно гордился этой способностью.
   Обычно, после того как он просыпался, он рассказывал всем об устройстве своей уникальной носоглотки позволявшей ему выдавать подобный диапазон звуков. Надо признать, однако, что диапазон был действительно необычайно широк, начиная от визга годовалого поросенка приготовленного на заклание и, до довольного урчания тигра, завидевшего того самого несчастного поросенка.
   Позавтракав на скорую руку, они двинулись в путь по тропинке, которая все больше забирала вверх по склону, где на вершине уже был виден замок, от которого, даже на таком расстоянии веяло вселенским злом.
   День был в полном разгаре, когда они подошли к подножию черной гладкой, словно сделанной из обсидиана скале, на которой возвышался огромный замок, сверкавший графитовыми гранями. Десять локтей черной скалы, и словно вырастающий из нее еще на тридцать локтей, угрюмый замок, протыкающий облака острыми шпилями башен. Огромная пещера у основания скалы, словно разверзнутый зев левиафана, грозила проглотить любого кто осмелится приблизится к замку, достаточно близко.
   Когда-то в древние времена скала и стены замка были покрыты магическими рунами, светившимися в темноте. Но безжалостное время, или кто-то еще более могущественный, чем оно, стерли их. Сейчас о них напоминала лишь легкая шероховатость стен, которая обнажалась лишь при ближайшем рассмотрении. Вместе с письменами исчезла и колдовская сила замка. Видимо теперешний обитатель замка был настолько уверен в собственных силах, что пренебрегал магической защитой. А может, все это было устроено специально, чтобы заманивать в колдовские сети простоватых храбрецов, костями которых был усеян вход в пещеру. Или замок давно утратил хозяев и принадлежал самому себе.
   Вход в пещеру был огромным настолько, что в него могли въехать, одновременно три всадника, не пригибаясь. Несмотря на кости покрывавшие землю у входа, пещера странным образом влекла и манила углубиться в нее.
   Эйнар сделал несколько шагов внутрь. Зов усилился. Казалось, что некая сила тянула из него жилы, рождая пустоту в душе и обещая облегчение, где-то там, в сердце мрака. Теперь он отчетливо чувствовал, как нетерпеливо дрожат натянутые нервы, маня его в жирную темноту логова. Пещера тихо дохнула навстречу теплым влажным воздухом, густо насыщенным ароматом сандала.
   - Строим укрепления..., - произнес Эйнар задумчиво, - у нас есть еще несколько часов до темноты.
   Через час, когда у подножия скалы полыхнули костры, отгоняя тьму вглубь пещеры, словно испуганное животное, зарядил дождь. Но вокруг выступа, который укрывал их от дождя, продолжал вырастать свежевыструганный частокол, ощетинившийся наружу злобными кольями.
   Смеркалось. Поужинав на скорую руку, и заперевшись внутри частокола, все кроме Эйнара и Демеция уснули.
   - Что это за существа? - Спросил Демеций, подкладывая поленья в костер.
   - Не знаю..., говорят дети Фенрира...
   - Фенрира...? - ерунда, нет никакого Фенрира, это готские сказки....
   - Может и так..., только боги существуют до тех пор, пока в них верят.
   - Что же происходит после того, как люди перестают верить в богов?
   - Наверное..., они отправляются в отставку, впрочем, у богов отставка может означать только смерть, - Эйнар скосил глаза в сторону, где ему показалось легкое движение.
   - Но боги бессмертны....
   - Это всего лишь означает, что они не умирают от старости и болезней..., - в просветах между бревнами, вновь мелькнула белесая шкура. На этот раз он увидел это отчетливо, - буди людей..., начинается.
   Эйнар встал и обнажил меч. В следующую секунду тварь уже висела у него на плечах. Он едва успел подставить левую руку, поймав зверя за горло. Удерживая чудовище за толстую маслянистую шею, свободной правой рукой он вонзил меч по самую рукоять, в грудь существа, одновременно чувствуя левой, как ослабло давление монстра. Пробив грудную клетку, клинок выскочил из спины нападавшей твари. Эйнар резким движением руки провернул его в ране. Чудовище взревело, разбрызгивая слюну, и кровь.
   Позже он выяснит, что особенности анатомии детенышей Фенрира было и кровообращение, слюна, в которой была всего лишь частью крови. Во рту существа проходило очищение, наполнение ее полезными веществами, и кислородом. Любой укус этой твари, был началом смерти, или необратимых изменений.
   Перенеся вес на левую ногу, Эйнар отпихнул тварь, одновременно вытаскивая меч. Клинок вырвался на свободу со странным скрипом, заставившим содрогнуться. Соскочив с лезвия, монстр, похоже, стал приходить в себя. Едва лапы его коснулись земли, как он рванулся вперед, несмотря на то, что из раны на груди разбрызгивалась мутная жижа, заменявшая отродью Фенрира кровь. Второй удар снес чудовищу голову. На грудь Эйнару обрушился уже безголовый зверь.
   Он обернулся. В трех шагах от него Ротгард отбивался от наседавшей на него твари. у их ног лежал труп венеда с разорванным от уха до уха горлом, вокруг его головы растекалась огромная лужа крови.
   Эйнар ринулся на помощь гномоподобному готу. Но в этот самый момент, длинная, тонкая спата, обрушилась на шею детеныша Фенрира. Отвалившаяся голова повисла на остатках жил, и хрящей. Эйнар зло захохотал, настолько комично выглядела тварь с висящей сбоку головой. Странная дрожь вдруг прошла по его телу, он почувствовал, как напряглись его мышцы, и на мгновенье все вокруг вдруг замерло, и покрылось кровавой пленкой.
   Странное состояние длилось лишь несколько секунд, но в эти мгновенья он осознал, что тело его оказалось на стыке двух временных потоков двигавшихся навстречу друг другу. Некоторое время он двигался так быстро, что казалось, все вокруг просто уснули. Вместе с ним в потоке двигалась и тварь, опережая его лишь на мгновенья.
   Чудовище взвизгнуло и, несмотря на то, что из перерубленной шеи хлестала кровь, одним порывистым движением перемахнуло через частокол. В два огромных прыжка тварь нырнула и исчезла в темноте пещеры.
   Через несколько секунд, странное состояние прошло так же неожиданно, как и началось.
   Краем глаза Эйнар вдруг уловил какое-то движение за спиной, и резко обернулся, описывая мечом круг. Но Вельзевул успел раньше, совершив огромный прыжок, пес вцепился зубами в глотку чудовища, сбив его с траектории, которая должна была окончиться на спине Эйнара. Они покатились в пыль, со всего маху врезавшись в основание частокола. Чудовище, приложившись спиной к бревну, словно бы и не почувствовало удара. Вскочив на четыре лапы, оно подняло над землей огромного пса, словно щенка, и принялось мотать головой из стороны в сторону. Вельзевул болтался на шее монстра, словно растянутый галстук, однако зубов не разжимал. Тварь дважды приложила его о частокол, но он лишь злобно шипел сквозь стиснутые зубы.
   Подоспевший Валамер вонзил меч, сверху вниз пришпилив чудовище к земле. Тварь взвизгнула, и ударом задней лапы отшвырнуло его. Ротгард с громким хеканием метнул топор, перерубив монстру переднюю лапу. Чудовище ткнулось мордой в землю.
   - Вили..., ко мне, - наконец сообразил Эйнар.
   Пес словно давно ждал команды, отскочил в сторону и, оскалив зубы, приготовился сражаться. Эйнар сделал три шага по направлению к твари. Та, разинула пасть, и растопырила когти передних лап, одна из которых висела на честном слове, изготовилась к прыжку. Но он прыгнул первым, проделал кульбит, перевернувшись в воздухе, оказался вниз головой над чудовищем, и пока оно словно разыгравшаяся кошка, пыталось поймать его лапой, одним движением меча, снес твари голову. Приземлился двумя ногами на спину уже мертвого существа, которое вдруг сделалось жестким, словно древесина столетнего дуба.
   Эйнар обвел глазами поле битвы. Итогом сражения стали три трупа молодых воинов-венедов с разорванными глотками и растерзанными телами. Две твари убиты и одна ранена настолько, что вряд ли выживет.
   Эйнар осмотрел трупы детенышей Фенрира. Передняя лапа одного из них, была короче остальных, и выглядела недоразвитой. Видимо это было то чудовище, которое накануне в битве лишилось конечности.
   - Сутки..., - подумал он, - всего за сутки эта тварь отрастила себе новую лапу. Насколько сильна их регенерация? Считать ли чудовище, умчавшееся с перерубленной шеей мертвым, или через пару дней оно опять будет нападать? На всякий случай следовало быть готовым ко всему.
   Что-то его все же тревожило. Да, твари оказались сильнее, и живучее чем он предполагал. Да, брать с собой женщин было ошибкой, и он понимал, что обрек их на верную смерть. Да, они теряли людей, неоправданно много, и неоправданно часто. Но теперь все эти изначально заданные условия, менять было поздно. Кроме того, три твари были уже мертвы, и это был несомненный успех.
   Он никак не мог понять, что связывает детенышей Фенрира с вампирами, появившимися в мире людей примерно в это время. Ранее он считал, что таковыми они были всегда. Но вампиры более позднего времени, выглядели так же как люди. Неужели они так изменились в процессе эволюции. Но для нормальной эволюции нужно время. А может все вампиры, кроме этих жутких тварей, это обращенные? В таком случае, если он уничтожит живущих здесь тварей, возможно, он избавит мир людей от их засилья.
   Подбросив дрова в костер, они устроились на ночлег. Дриана забинтовывала руку Демецию, который болтал без умолку.
   Эйнар закутавшись в плащ, улегся у костра.
   Раны горели огнем, он старался не думать о боли. Что-то он упустил из виду, что-то, о чем должен был помнить, что сидело в его памяти с самого начала.
   - Эта тварь прыгнула мне на грудь, и прежде чем я успел отшвырнуть ее, дважды вцепилась мне в руку. - Голос Демеция радостно звучал в ночи. Но по тому, как весело он говорил, Эйнар понял, римлянин боится, очень боится.
   - И что..., - думал он, морщась от боли и плотнее закутываясь в плащ, - кто из нас не боится, я ведь и сам дрожу во время битвы с тварями. Эйнар прислушался. В темноте ночи он услышал бормотания, это молилась Лютиция, и кто-то еще. Кажется молодой венед, удалившись в дальний угол, молился, готовясь к смерти.
   - Осталась всего одна тварь..., и мы легко с ней справимся, - по-прежнему бубнил Демеций, но голос его уже не был таким веселым и задорным.
   - Что же я забыл..., что..., почему меня так беспокоит Демеций, - глаза Эйнара слипались, он засыпал, когда внезапно почувствовал прикосновение. С начала робкое касание пальцев лица, затем в откинутый край плаща, пересохшие губы коснулись его губ. Ощутив пьянящий аромат желанной женщины, он впился долгим поцелуем в ее губы, и открыл глаза.
   Дриана была так близко, что он не видел, ее лица, лишь чувствовал дурманящий запах молодого тела, прильнувшего к нему. Лишь прикосновение теплой шелковистой кожи, как спасение, передавшее ему тонкий трепет и успокоение одновременно. Он обнял ее и погрузился в копну волос, пахнущих костром, дымом и еще чем-то неуловимо трогательным и возбуждающим.
   - К чему все это..., мы все равно, что мертвы..., - произнес он шепотом.
   - Ты не умрешь, - ответила она, - я не позволю тебе..., даже если мы расстанемся, и никогда больше не увидимся, частица тебя все равно будет жить во мне. И никакие боги, никакие чудовища не смогут помешать этому, поскольку это великий закон, великой Фреи, которому подчиняются все боги, и все твари земные, кроме духов бестелесных. Да будет так....
   - Это не в твоей власти..., и не в моей, и даже не в его..., - Эйнар возвел глаза к темному небу, усыпанному звездами.
   - Ты знаешь много больше, чем говоришь..., ты скрыт от меня, но откуда-то мне ведомо, наша встреча не случайна...
   - Не важно..., все это не имеет смысла, я здесь, чтобы убивать, но я не знаю кого, а потому убиваю всех....
   Он почувствовал прикосновение ее узкой, и прохладной ладони к губам, и провалился в теплые, нежные объятия.
   Эйнар проснулся рано. В лагере бодрствовал лишь Ротгард, у ног которого, растянувшись во весь рост, лежал Вельзевул, пытаясь поймать пролетающую мимо муху.
   - Демеций пропал, - увидев Эйнара, старый гот поднялся.
   - Как давно?
   - Перед рассветом..., перемахнул через частокол, и удрал в лес. Думаю..., он недолго проживет там..., - гот махнул рукой в сторону пещеры.
   - Может быть..., а может..., он стал одним из них.
   - Как это?
   - Слюна, попадая в рану укушенного, заражает его, и он становится кровопийцей.
   - Кровопийцей?
   - Да.
   - Но..., как же ты..., и я..., - он показал рукой на собственную рану, - почему я не переродился?
   - Я же сказал..., слюна, или кровь..., у тебя раны от когтей....
   - А пес? - Ротгард озабоченно смотрел на Вельзевула, свернувшегося крючком, и чесавшего огромной лапой ухо.
   - Возможно, на собак это не действует..., - пожал он плечами, и направился к пещере. Ротгард молча, последовал за ним.
   День был солнечным и блестящая скала, а с ней и черный замок уже не выглядели так зловеще. Эйнар шагнул внутрь разверзнутого зева. При свете солнечного дня, пещера словно обнажилась на несколько локтей вглубь. Насколько хватало взгляда, вход был усеян человеческими костями. Пещера была явно искусственного происхождения, поскольку сразу же после торчащего острыми обломками глыб входа, начинались идеально ровные стены, постепенно враставшие в густую тьму.
   Эйнар сделал несколько шагов, остановившись лишь на границе света, Ротгард следовал за ним словно тень. Тьма вновь дохнула в лицо ароматом сандала, густо приправленным резким сладковатым запахом гниющей плоти.
   - Пора нанести удар..., - задумчиво произнес он, в сырую темноту пещеры.
   - Ты хочешь напасть на детенышей Фенрира? - Изумленно спросил Ротгард. Во взгляде его, сомнение боролось с восхищением.
   - Почему нет...? Я надеюсь встретиться и самим волком.
   - Во мраке..., в глубине пещеры, ты будешь бессилен перед ними....
   - У меня есть преимущество..., они не ждут меня....
   - Когда выступаем?
   - Ты готов идти? - Эйнар обернулся, насмешливо глядя на гота.
   - Я не пропущу этот праздник, - довольно осклабился Ротгард, словно речь шла о загородной прогулке.
   - Мы все здесь подохнем..., - улыбнулся Эйнар.
   - Все когда-нибудь умрут..., кто-то раньше, кто-то позже..., не вижу разницы. Но кто из смертных может похвастаться, что побывал в Хельгарде в этой жизни.
   - Хельгарде...?
   - Эти твари..., могут быть лишь порождением Хельгарда....
   Зов тьмы усилился. Словно кто-то невидимый повернул ручку громкости, досадуя на то, что не удается заманить воинов в сети. Ротгард заметно напрягся, и сделал шаг вглубь пещеры. Мышцы его вздулись, глаза закатились, сопротивляться зову пещеры стоило ему неимоверных усилий. Словно лунатик во сне, вытянув руки, он сделал несколько неуверенных шагов назад. Запнулся о камень. Упал. Эйнар наблюдал за ним с интересом. Сам же он, несмотря на бушующую в голове какофонию звуков и песнопений, зовущих, манящих в черное брюхо преисподни, легко с этим справлялся.
   Ротгард тяжело поднялся, приложив руки к вискам, двинулся к выходу. Лицо его посинело, жилы вздулись, казалось, что он враз постарел на сотню лет. По мере приближения к лагерю, шаг его становился увереннее, лицо приняло нормальный красноватый оттенок, а нос вновь стал напоминать лиловую грушу, что по уверению самого гота считалось признаком отменного здоровья. Все это время, Эйнар наблюдал за тем, как Ротгард боролся с зовом, и уже у самого лагеря, догнав его, мощно приложился кулаком в плечо.
   - Если не передумал..., я возьму тебя с собой.
   - Передумал? Ну уж нет..., я видел и слышал силу Хель..., я пойду туда с тобой, искать славу и смерть....
   Поставив в известность Валамера о том, что он вместе с соплеменником, остается охранять лагерь, Эйнар, ненавидевший долгие сборы и проводы направился к пещере. Вельзевул весело засеменил следом. У самого выхода из лагеря, его остановила Дриана.
   - Ты не должен идти во мрак..., ты погибнешь.
   - Такое возможно..., но я чувствую, это единственный путь, чтобы закончить все....
   - Закончить все..., - словно эхо она повторила его слова, - прости..., но ты не осознаешь, с чем ты столкнулся. Древние силы, солнечный свет для которых смерть, таятся во мгле. Если ты войдешь туда..., ты уже никогда не будешь прежним, поскольку ты изменишь не только настоящее, но и прошлое и будущее. Ты изменишь пророчества..., древние как сама жизнь. Ты разрушишь устройство мира..., привычного мира для его обитателей.
   - Твоя мудрость..., соперничает лишь с твоей красотой, и противоречит твоему возрасту. Я войду внутрь, потому, что мне это кажется правильным..., я пойду туда и убью всех, кто помешает мне. И мне наплевать на то, как измениться мир после этого..., и если моими усилиями изменится прошлое, значит, так тому и быть, а если еще и будущее, так это вообще замечательно, поскольку мне не нравится оно.
   - Ты бросаешь вызов богам..., и, похоже, они готовы его принять.... Я останусь..., и буду ждать тебя, вот возьми это....
   Она протянула Эйнару амулет на кожаном ремешке. Сделан он был из серебра, и изображал девушку верхом на волке.
   - Амулет...?
   - Это скорее связь..., со мной, а через меня с реальным миром.
   - Ты думаешь..., меня накроет безумие?
   - Я думаю..., мир духов и богов, может стать привлекательным...
   - Не для меня, - мотнул головой Эйнар, - я уже был..., и богом, и демоном, и духом....
   Она взяла из его рук амулет, и надела ремешок ему на шею. Обвив его шею тонкими руками, Дриана впилась в его губы в страстном поцелуе. Он ощутил сладковатый вкус ее мягких податливых губ, и вся его сущность запротестовала против похода, сулившего неизвестный конец.
   - Пора идти..., - Ротгарду, до того стоявшему в стороне, надоело ковырять носком сапога кости, покрывавшие пол.
   - Да..., пора..., - глухо отозвался Эйнар, и двинулся к пещере. Вельзевул довольно затрусил у ног хозяина.
   - Нет..., Вили, охранять, - он показал рукой на стоявшую в стороне, Дриану.
   Пес недоверчиво повернул голову, посмотрел на девушку, затем тоскливо, и укоризненно взглянул на хозяина. Шевельнул задумчиво хвостом. Затем, словно приняв решение, двинулся к Эйнару.
   - Охранять..., - голос хозяина стал строже.
   Вельзевул предпринял последнюю попытку. Он лег на брюхо, и пополз к нему, совершенно по-человечески всхлипывая на ходу. Выглядело это очень комично. Огромный пес, размером с теленка, весь в клочьях свалявшейся шерсти, травы и репейника, изображал несчастного брошенного щенка. Несмотря на напряженность ситуации, все рассмеялись.
   - Хватит..., ты остаешься, - рявкнул Эйнар отсмеявшись, и пошел прочь. Оставшиеся долго еще смотрели в спины двум смельчакам, бросившим вызов богам, до тех пор, пока их силуэты не растворились в вязкой темноте логова.
   - Ну что ж..., теперь за работу..., - Валамер взялся за топор, - надо приготовится к ночи..., хотя думаю..., теперь детям Фенрира будет не до нас....
   Молодой венед был прав, в ближайшие три дня в лагере будет спокойно, у тварей, богов и великанов подземного мира в эти дни появилась новая забота.
   В пределы темного царства вторглись чужаки, и хотя это были всего лишь люди, но что может быть сильнее, и опаснее человека отринувшего страх смерти и готового пойти до конца, заплатив за победу любую цену.
  
  
  
  
  
  
   20. ВО МРАКЕ.
  
  
   Они шли третий час. Глаза постепенно привыкли к темноте, и в сумраке они различали стены, которые расступались, открывая огромное пространство, уходившее далеко в темноту.
   Пол пещеры, бывший изначально ровным, словно обработанный каким-то гигантским механизмом, постепенно стал обретать холмы и лощины, меж которых время от времени попадались вросшие в землю огромные глыбы.
   Это были исполинских размеров кристаллы, когда-то видимо составлявшие часть чего-то огромного целого. Разбросанные вокруг, волной невероятного по мощи взрыва, они делали и без того удивительную картину подземелья, фантастической.
   Кристаллы эти, несмотря на густой чернильно-фиолетовый цвет, странным образом светились изнутри вращающейся огненной спиралью. Разливая вокруг себя загадочный ультрафиолет, они среди всего этого хаотичного ландшафта подсвечивали зеленоватую тропинку, петлявшую между препятствиями.
   - Волшебство..., - Ротгард как завороженный, смотрел себе под ноги.
   Эйнар присел, и подхватил в пригоршню песок, которым была посыпана дорожка. Никакого волшебства не было. Кварцевый песок, лежавший толстым слоем на твердой черной гранитной породе, был перемешан с частицами фосфора, он то и светился в темноте.
   - Это не волшебство, - усмехнулся Эйнар, - просто боги обладают знаниями.
   Все время своего пути они видели серые тени, скользившие справа и слева, то удаляясь, то приближаясь. Злобно рыкая, они будто переговаривались между собой. Словно бы сопровождая путников, они крались в особенно темных углах подземелья, но не нападали, видимо следуя намеченному плану.
   Зов тьмы, от которого Ротгард очень страдал в самом начале пути, постепенно ослаб, и совершенно не причинял неудобства. Тропинка петляла теперь вдоль небольшой речушки, вода в которой отвратительно воняла, словно это был медленный тягучий поток кислоты. Постепенно речка освобождалась от притоков, впадавших в нее, и превратилась в ручей концентрированной кислоты, над которым поднимался ядовитый желтоватый дым.
   Они вышли в просторный каменный зал, совершенно потеряв из виду стены и потолок. Воздух здесь был неподвижен и сгустился настолько, что казалось, его нужно было пережевывать, прежде чем вдохнуть. Запах сандала улетучился совершенно, уступив место кислотным испарениям и удушливому запаху серы, который вызвал у Эйнара неожиданно ностальгические ощущения. Это было всего мгновенье, но он вцепился в это чувство, пытаясь размотать его словно клубок. Ничего не вышло. Словно какая-то стена отделяла его от странных и страшных воспоминаний.
   Готы не сразу сообразили, что перед ними, когда увидели, словно висящий в воздухе меч. Через несколько шагов, картина прояснилась, меч был вставлен в распор верхней и нижней челюсти огромного волка. Это был Фенрир. С того места, где они стояли, была видна лишь огромная лысая голова его, но и она впечатляла своими размерами, и невероятным арсеналом зубов каждый в локоть длинной.
   Разинутая пасть, в которую, не пригибаясь, мог войти человек среднего роста, истекала вонючей ядовитой слюной отравлявшей ручей. Длинный, тонкий меч безупречной работы, не позволял чудовищу сомкнуть пасть, слегка вибрировал и светился в темноте начертанными на нем магическими рунами.
   Фенрир спал. Тяжелое его дыхание отравляло смрадом все вокруг, капли слюны летевшие в разные стороны разъедали кожу и доспехи.
   - Тюрфинг..., - выдохнул Ротгард.
   - Что...?
   - Священный меч Вотана, - дрожащим голосом произнес гот, - в нем души двенадцати берсерков и вутей.
   - Возьми его, - небрежно бросил Эйнар.
   - Нет..., нельзя..., Фенрир проснется..., вырвется..., быть беде. Так гласит пророчество норн....
   - Пророчество...? Мы давно уже нарушили все предсказания всех чернокнижников. Мы не должны были дойти сюда, но мы здесь. Мы должны были умереть..., а мы живы.
   - Ты не понимаешь..., его не смогли остановить боги.... Даже Тор остался без руки, приковывая его к стене.... Не зря сам великий Вотан вложил в его пасть свой меч..., согласно пророчествам..., с него начнется последняя битва.
   - Значит..., будет новое предсказание..., - нехорошо усмехнулся Эйнар, протянул руку, и резким рывком вырвал меч, из пасти чудовища.
   Лязгнули челюсти, и готы едва успели отпрыгнуть, увернувшись от мелькнувших перед ними желтоватых клыков. Фенрир поднялся. Зевнул. Несмотря на несоразмерно огромную пасть, рост его составлял всего около шести локтей, и вблизи он был похож на гигантского носорога, с головой аллигатора.
   Волк облизнулся. Язык его, раздвоенный словно у змеи, и неожиданно зеленый, будто молодой побег виноградника, прошелся по гладкой серой морде. Эйнар готов был поклясться, что он при этом улыбнулся, неотрывно глядя на него.
   Фенрир медленно, но с какой-то удивительной грацией и легкостью, двинулся к ним, словно понимал, что деваться им некуда. Сзади они чувствовали смрадное дыхание детенышей, прерывавшееся утробным рыком. Странный волк не выглядел громоздким и неуклюжим, даже, несмотря на непропорционально огромную голову и чудовищную пасть. Все его тело состояло из огромных бугристых мышц. Выглядело это так, словно Фенрир был напрочь лишен шкуры, а потому витые мускулы рельефно выделялись на теле, делая его пугающе мощным и стремительным.
   Эйнар протянул товарищу меч, который так ладно лежал в руке, словно сам держал хозяина за ладонь крепким рукопожатием.
   - Нет..., - Ротгард подкинул в руке огромный топор, и играючи крутанул его на ладони.
   Эйнар пожал плечами, и лихо закрутил оба меча так, что они образовали два металлических крыла по его бокам. Его гномоподобный товарищ в этот самый момент приложил топором тварь пытавшуюся запрыгнуть на спину гота. Удар пришелся вскользь, и детеныш Фенрира, отскочил в сторону, злобно рыкнув.
   Готы медленно шаг за шагом отступали, выбирая удобный момент для атаки, но и Фенрир не спеша, неотвратимо двигался за ними. Расстояние медленно сокращалось.
   Эйнар давно присмотрел огромный кристалл, от которого исходил особенно яркий свет, и показал жестом товарищу, куда отступать. Ротгард молча, кивнул
   - О боги..., что за мерзкое колдовство...? - Удивленно вскрикнул он, указывая Эйнару, на что-то за его спиной. Тот обернулся.
   Из темноты выступил второй детеныш Фенрира. Это было еще более омерзительное чудовище, поскольку несло на покатых плечах две головы. Одна из них была меньше и видимо отросла совсем недавно, поскольку в отличие от соседки, была светлой, почти прозрачной.
   Было нечто удивительное во взгляде этого существа, одна из голов смотрела с ненавистью и злобой, и скалила зубы, брызгая слюной, вторая смотрела с пониманием и какой-то детской сердитостью, обнажая еще не оформившиеся клыки, как это делают годовалые щенки, подражая взрослым псам. Это была та тварь, которую накануне ранил Демеций.
   - Реактивная регенерация, - пробормотал Эйнар, - но как такое возможно..., за ночь отрастить голову....
   - Колдовство..., черное колдовство, - эхом отозвался Ротгард.
   Чудовище зарычало в два голоса, и бросилось на грудь Эйнару. Тот едва справившись с охватившим его оцепенением, махнул мечом Вотана. Уже описывая дугу мечом, он почувствовал, что не достает тварь, и она проскочит мимо, обрушившись на его плечо. И тут произошло невероятное, клинок, вдруг прямо на глазах увеличился в длину. Немного, всего на ладонь, но этого хватило, чтобы располосовать грудь твари. Дикий визг раненого существа, больно ударил по ушам. Чудовище приземлилось на бок, но быстро вскочив на ноги, исчезло в темноте.
   Они встали рядом, плечом к плечу прислонившись спинами к огромной, холодной, гладкой грани кристалла. Начинаясь у ног, уходили далеко вперед на десятки шагов их бледные тени, дрожавшие в такт пульсирующему свету кристалла за спиной.
   Первой в атаку ринулась двухголовая тварь. Завертелись два клинка над головой Эйнара, и вдруг косо упали навстречу друг другу, словно ножницами отсекая обе головы. Безголовое чудовище по инерции врезалось ему в грудь, едва не переломав ребра. Ротгард тем временем мощным ударом отшвырнул от себя вторую тварь, которая, отлетев, завертелась волчком.
   Мощно утробно рыкнул Фенрир, оглушенный детеныш отскочил в темноту. Огромные зубы лязгнули над головами готов. Сразу же за этим удар огромной лапы припечатал Эйнара к твердой грани кристалла. Затрещали кости, громко лопнули кожаные ремни доспеха, перехватило дыхание. Сбоку на омерзительное рыло Фенрира обрушился топор Ротгарда, на фоне чудовища и он, и его хозяин выглядели жалко.
   Волк, повел мордой в сторону, пытаясь схватить его поперек туловища, но лишь зацепил клыком кожаный доспех гномоподобного гота. Подбросил его, и лязгнул зубами пытаясь разрубить воина. Приземляясь, тот успел оттолкнуться ногами и, несмотря на свои немолодые годы, взмыть вверх, где его настиг удар верхней челюсти.
   В отличие от обычных волков, у Фенрира подвижной были обе челюсти, а потому встречный их удар был все равно, что удар гильотины. И мог схватить жертву в любой плоскости. Попади Ротгард на зуб чудовища, ужасная смерть гота была бы неминуема, но скользнув по краю пасти, он был отброшен на два десятка локтей в сторону. Закряхтел, шумно поднимаясь, оперся на колено. Лицо и руки разодраны в кровь при падении, кожа и одежда висят лохмотьями. Сквозь кровавую маску, нарочито широкая улыбка желтоватых зубов.
   Тем временем, воспользовавшись передышкой, Эйнар успел подняться и сбросить с себя кожаный доспех, который теперь болтался на одном ремне, и мешал двигаться. Грудь была располосована в кровь, но не глубоко, видимо удар все же пришелся вскользь.
   Фенрир наклонил голову, пытаясь схватить Эйнара за голову, но тот увернулся, и полоснул по морде двумя клинками сразу. Щелкнули в воздухе чудовищные клыки, намереваясь перекусить человека пополам. Но за мгновенье до того как сомкнулись челюсти, он выпрыгнул высоко вверх, и приземлился на выпуклую скулу твари. Нечего было даже думать удержаться на голове разъяренного чудовища, человек свалился, но, скатываясь по твердой шкуре волка, вонзил меч в красный, дико вращающийся глаз.
   Пещера содрогнулась от рева Фенрира. Чудовище поднялось на задние лапы, мотая головой из стороны в сторону. Эйнар вцепился в рукоять меча, пытаясь закрепиться. В следующую секунду удар лапой, смел его. Совершив полет локтей в тридцать, он врезался спиной в кристалл, и свалился к его основанию, на некоторое время, потеряв сознание.
   Обезумевший от боли Фенрир, метался по пещере, в которой вдруг стало неожиданно тесно. В бешенной ярости он пытался подцепить лапами или достать зубами Эйнара, который только начал приходить в себя. Положение его было незавидным, забившись в угол, он с трудом уворачивался от бешено скребущих всего в дюйме от него огромных когтей.
   Разъяренный Фенрир жаждал убить своего обидчика. В порыве дикой ярости он ударом лапы снес верхушку кристалла, из которого словно пыльца во все стороны прыснул светящийся газ. Кристалл потух, в пещере стало темнее.
   Осыпанный осколками и пылью Эйнар еще глубже вжался в угол, пытаясь высвободить меч который оказался под ним. Второй клинок торчал в глазном яблоке волка, и бешено вращался вместе со зрачком. Тварь, обезумев от боли и ярости, совершенно позабыла о втором готе, который, кряхтя и тяжело вздыхая, поднялся с колен, не спеша направился к зверю.
   Тяжелый топор Ротгарда обрушился на заднюю лапу Фенрира. Впившись в плоть, топор добрался до кости, но перерубить ее не смог. Волк обернулся. Оскалился. Гот оскалился в ответ. Он уже ничего не видел, и мало что соображал. Кровь залила глаза, кровавая пелена застила разум. Топор Ротгарда сверкал в воздухе, словно крылья огромной мельницы.
   Воспользовавшись тем, что тварь отвлеклась, Эйнар поднялся и бросился на волка. До него донеслись странные звуки напоминавшие скрежет ржавого клинка в ножнах. Это пел Ротгард.
   Что-то щелкнуло в мозгу, словно открылся третий глаз. Он вдруг почувствовал, как в душе его поднимается волна ярости, которая рвалась наружу. Издав победный клич, Эйнар выпрыгнул, и вырвал меч из зрачка Фенрира. Чудовище взревело изрыгая слюну и кровь, и набросилось на него, оставив Ротгарда, который в бешенной ярости, почти перерубив мощную лапу, продолжал рубить все до чего мог дотянуться.
   Увернувшись от зубов твари, Эйнар мощным и точным ударом пробил горло волка, и, разворачиваясь, рубанул вторым клинком глубоко по шее. Изогнулся, пропуская над собой удар лапой. Выдернув оба меча, роняя капли крови, взмыл вверх. Отдаваясь во власть божественной ярости, от которой хотелось рычать, петь в голос, рубить и кромсать все вокруг, пьянея от вида и запаха крови. Убивать, убивать, убивать....
   Его собственная кровь, смешалась с кровью волка, застилала глаза, но теперь это не имело значения, повинуясь рвущемуся наружу безумию, обострились все остальные чувства и проявились новые доселе невиданные. Даже с закрытыми глазами он знал каждое движение врага, даже не слушая, он кожей воспринимал каждое колебание воздуха. Каким-то образом он предвосхищал каждое движение зверя, словно улавливая импульсы, идущие от мозга существа. Кроме того движения его многократно ускорились, и сравнялись со скоростью волка.
   Эйнар приземлился на спину Фенрира, вонзил меч в холку, чувствуя, как клинок Вотана пробивает хребет зверю, провернул его там. Ответил нечеловеческим рыком на рев раненой твари, выдергивая клинок, выпрыгнул вверх, и в сторону. А зверь тем временем валился набок, грозя раздавить всех, кто попадет под тяжелое движение огромного тела.
   Но увернулся Ротгард, продолжая наносить удары в месиво из крови, грязи и костей. Тут же пропустил судорожный удар лапой, уже умирающего животного, и, отлетев в сторону, затих.
   Эйнар продолжал рубить волка обеими руками, окончательно впав в состоянии эйфории, и лишь краешком сознания направляя движения клинков. Со стороны он выглядел как гигантская металлическая стрекоза, размахивающая сверкающими смертоносными крыльями. При этом с кончиков крыльев во все стороны разлетались мелкие капли, образуя легкое кровавое облако вокруг разъяренного гота.
   Фенрир перевернулся, волоча отрубленную ногу, попытался вновь поймать зубами Эйнара. Но тот казалось, был неуязвим.
   Громко щелкнули зубы, и волк, повинуясь инерции, снес головой половину нависавшей над ними скалы, вызвав обвал. Град камней обрушился на них. Чудовище даже не обратило на это внимания.
   Один из обломков больно ударил Эйнара в плечо, чем замедлил его движение. Это чуть было не стоило ему жизни. Лишь ощутив движение воздуха, гот упал на пол. Огромная лапа пронеслась над его головой, и он рубанул по ней мечом. Дикий рев, казалось, был способен взорвать мозг. Волк уже стоял над поверженным готом, разинул пасть намереваясь откусить ему голову, когда оба меча одновременно вонзились чудовищу в грудь, проткнув сердце.
   Эйнар едва успел откатиться в сторону, чтобы не быть придавленным внезапно обмякшей тушей зверя. Рыкнув напоследок, Фенрир заскреб передними лапами по каменистому полу. Тело его дважды содрогнулось от прокатившихся по нему судорог. Волк дважды шумно вздохнул, и затих.
   В огромном каменном зале вдруг стало неожиданно тихо. Эйнару, на мгновенье даже показалось, что он оглох.
   - Ты жив...? - Спросил он в темноту. Ответа не последовало, но слух был в порядке. Эйнар обернулся, кровь все еще бурлила в его жилах, многократно усиливая все чувства. Неподвижное тело Ротгарда валялось на покрытом мхом пригорке. Склонившись над ним, оскалился последний детеныш Фенрира, капая на его лицо вонючей слюной.
   Пятьдесят локтей отделяло Эйнара от твари. Он понимал, что прежде чем он успеет добраться до головы последнего отпрыска Фенрира, зверь успеет вонзить клыки в горло Ротгарда. Впрочем..., гот уже мог быть трупом, и тогда это уже не имело никакого значения.
   Мысли еще метались в голове, словно испуганные птицы в тесной клетке, в то время когда тело его уже откланялось назад, замахиваясь от пояса мечом Вотана. Мысли двигались с той же скоростью, что и тело. Разница была лишь в том, что движения тела были осмыслены и подчинялись неумолимой логике рационального убийства.
   Он издал рев, которому позавидовал бы сам Фенрир. Зверь обернулся и ощерился. На линии клинка оказалась голова твари, и он раскрыл ладонь, выпуская на волю меч. Движение торса, затем плеча, руки передалось клинку, и тот полетел вперед, со свистом разрезая плотный, густой воздух. Коротко пропев свою победную песню, с глухим ударом клинок вонзился в голову животного, и отбросил его назад на десяток локтей. Будто это был не крупный зверь весом не меньше центнера, а набитое соломой чучело.
   Пелена с глаз спадала, Эйнар опустился на одно колено, положив лоб на оголовье меча. Кружилась голова. Подташнивало. Собрав силы, он поднялся, и, пошатываясь, пошел к тому месту где, по-прежнему без движений, лежал Ротгард.
   Гот был без сознания, но все тело его находилось в движении. Он словно бы спал и видел дурные сны. Глаза, мышцы лица, двигались непрерывно. Руки и ноги попеременно вздрагивали. Эйнар присел рядом, снял с пояса Ротгарда кожаную флягу с водой и, выдернув деревянную пробку, влил несколько капель ему в рот. Затем отхлебнул сам. В голове прояснилось.
   Он поднялся, и подошел к мертвой твари. Голова ее была прошита насквозь, а гарда меча разбила половину черепа. Эйнар не без усилий выдернул меч и, отправив его в кожаные ножны за спиной, вновь вернулся к товарищу. Тот все еще находился странном ступоре, и не реагировал на оплеухи.
   - И что мне с тобой делать? - Спросил он вслух.
   - Делать, делать, ...елать..., - отозвалось эхо.
   Эйнар вздрогнул, ему показалось вдруг, что раньше никакого эха в пещере не было.
   - Какая глупость..., - крикнул он.
   - Глупость..., глупость, - согласилось эхо.
   - Все кончилось..., - радостно выкрикнул он, в порыве мальчишеского озорства.
   - Кончилось..., ончилось..., - поддержало эхо.
   Он присел, положив руки на колени, и опустив голову. Усталость была настолько сильна, что он с трудом сдерживался, чтобы не повалиться набок и не заснуть глубоким сном. Хотелось есть. Он достал из сумки кусок сушеного мяса, и стал его грызть. Ничего вкуснее он в жизни не пробовал.
   - Надо разбудить Ротгарда, и уходить, - произнес он устало, взглянул на гота, толкнул его сапогом.
   - Нет, нет, нет..., - загадочно воспротивилось эхо.
   Под сводами пещеры прокатился женский смешок, словно перезвон колокольчиков.
   - Спать, спать, спать, спать..., - похоже, эхо теперь обходилось без его голоса.
   Глаза слипались, свинцовые веки отказывались подчиняться, и держать глаза открытыми. Все еще держа в руке недоеденный кусок мяса, он вдруг откинулся назад, больно стукнувшись затылком о камень, и заснул.
   Пещера погрузилась в тишину. Древние магические руны на клинке Вотана, словно раскалились, и отчетливо светились в темноте....
  
  
  
  
  
  
  
   21.ХЕЛЬ.
  
  
   Тишину нарушало лишь умиротворяющее журчание ручья, в котором теперь струилась чистая вода. Небольшой водопад, образовавшийся после того как Фенрир снес кусок скалы, теперь с глухим шумом ронял свои воды на отполированную поверхность пола. Готы лежали на небольшом пригорке, провалившись в глубокий беспокойный сон. Тела их временами терзала судорога жутких сновидений и кошмаров.
   Из-за струй водопада, медленно и осторожно, появилось лицо женщины. Поначалу вообще казалось, что это причудливо изогнулась струя, затем отчетливо проглянула водяная маска, на которой выделялись лишь сверкающие желтые глаза. Настороженно осмотрев пещеру, наконец, из воды шагнула женщина. Тонкий слой воды, до того покрывавший тело, вдруг спал, словно тонкие облегающие одеяния, сдернутые смелой рукой. Божественная нагота теперь едва прикрывалась прозрачной туникой, словно сотканной из паутины.
   Невероятная ее красота потрясала воображение, но веяло от нее могильным холодом, страхом и едва уловимым запахом тлена. В полумраке пещеры тело ее казалось смуглым, но когда она вдруг оказалась на свету, стало видно, что разделено оно на две части. Левая сторона, имела синеватый оттенок, правая красный, словно половина ее тела была покрыта инеем, а вторая залита кровью.
   Грациозно перебирая длинными ногами, она подошла к спящим готам. Склонилась к Эйнару, долго вглядываясь и втягивая ноздрями густой воздух подземелья. Протянула синюю руку с безупречно вылепленными пальцами и неожиданно безобразными кривыми когтями на их концах, раздвинула воротник кожаной рубахи. Улыбнулась, обнажив идеально ровные и белые зубы, в злобном оскале.
   Амулет в виде девушки верхом на волке, слабо светился. Она протянула руку и простерла ее над головой человека. Лицо его исказилось гримасой боли. Скулы на лице человека напряглись, мышцы на плечах и руках вздулись от нечеловеческого напряжения.
   Эйнар устало брел в темноте. Какое-то время ему даже казалось, что он внезапно ослеп, и не спотыкается лишь потому, что поверхность под ногами была идеально ровной. Пол под его ногами странным образом колыхался в такт его движению, и казалось, что под ногами шкура спящего исполинского существа. В темноте ему слышались странные звуки: всхлипывания, стоны, что лишь подтверждало его худшие опасения. В какой-то момент ему даже стало казаться, что он внутри живого существа и выхода нет.
   Вдруг внезапный свет озарил пьедестал впереди, на котором, стоял невероятных размеров трон, выкрашенный в синий и красный цвета. На троне восседала женщина ослепительной красоты. Прозрачная туника делала наготу еще более загадочной, еще более манящей. Сидя в непринужденной позе, слегка откинувшись на спинку трона, она смотрела на него в упор, и слегка покачивала в воздухе босой безупречной ступней.
   - Здравствуй великий воин из темных глубин, - произнесла она, но губы ее при этом не разомкнулись.
   - Кто ты, - Эйнар пытался произнести слова спокойно и с достоинством. Но выкрикнул.
   - Я...? Но как же..., ты ведь знаешь ответ на этот вопрос.... Ты знаешь кто я....
   - Хель...?!
   - Да..., великий воин, и я призываю тебя..., приди в подземное царство, правь вместе со мной, стань господином всего мертвого мира, - величественно произнесла она, грациозно качнув головой и протянув к нему руки, цвета крови и снега, синюю и красную.
   Эйнар вдруг почувствовал, как все в нем потянулось ей навстречу, едва Хель простерла руки. Невероятное, неземное блаженство окутало его, словно вот здесь и сейчас он нашел рецепт гармонии и спокойствия. Он сделала два шага, но остановился, хотя это стоило ему невероятных усилий, сопротивляться манящей привлекательности смерти.
   В нем самом, что-то происходило, он замер и прислушался к ощущениям. Тело его за минуту до этого словно опутанное невидимыми нитями, обретало свободу, и огонек этой свободы бился в груди, словно загнанный мотылек у безжалостного источника света.
   Он опустил глаза, амулет в виде девушки сидящей на волке раскалился и обжигал кожу. Волк, казалось, еще больше оскалил пасть. Было не очень понятно, то ли он очень горячий, то ли невероятно холодный. Скорее всего, он пульсировал, с огромной скоростью меняя температуру от нестерпимого холода, до огненного жара. Вытянув его из-за пазухи, он, поморщившись, перекинул амулет поверх кожаной рубашки, и поставил ногу на первую ступень лестницы уходящей к подножию трона. Серебряный амулет прожег рубаху и вновь добрался до кожи.
   - Нет..., - усмехнулся Эйнар, - твое царство..., обитель мертвых, и я там уже был..., давно.... И потом..., я бы предпочел править в одиночестве.
   - Ты не понимаешь, - злобно зашипела Хель, - ты все равно станешь моим, это лишь вопрос времени. Тебе не избегнуть участи всех смертных..., придет час, и за тобой придет жнец. Но тогда..., ты станешь рабом.
   - Скорее всего, так и будет..., но меня приведут уже не к тебе..., - Эйнар схватился за меч, но тот словно прирос к ножнам, - дьявольское отродье, тебе не взять меня.
   - На твоей стороне любовь. Это сила. Но твоим он тоже не будет..., он умрет, - прошептала женщина, и голос ее разнесся под сводом пещеры. Слова эти предназначались не Эйнару, и та..., к кому они были обращены, услышала их.
   - Проснись..., любимый..., проснись. - Услышал он голос Сильвии, приглушенный и искаженный столетиями.
   Во сне он все еще помнил ее, извлекая стертый в памяти прекрасный образ из подсознания. Смутное ощущение тревоги росло в нем, он вдруг отчетливо осознал, - все происходящее с ним всего лишь сон. Эйнар попытался открыть глаза, и вынырнуть из пелены грез. Но внезапно возникший туман похожий на густой белесый кисель словно спутал его по рукам и ногам.
   - Проснись любимый..., заклинаю тебя, - теперь это был голос Дрианы. Голос полный любви, нежности и тревоги. - Проснись, открой глаза....
   Эйнар вновь как когда-то услышал песню на чужом языке, это была молитва и он понимал, о чем она, и он чувствовал, как она дарует ему силу.
  

Царь богов и пресветлый Хранитель

миров!

Тебе, победителю и властителю неба я воздаю хвалу!

Тебе, обрюхатившему землю, я приношу почитание!

Родоначальник старейших богов облеки меня в милость их!

Покрой меня своей звездной короной

небес

Да будут силой твоей повержены боги

чужие,

Да будут изгнаны демоны и

спутники их,

Да будут изгнаны отпрыски демонов и заклинания злые!

Да будут изгнаны грязь и вражье

колдовство!

Из тела больного я строю новое

царство,

  
   Он очнулся как раз вовремя, чтобы успеть откатиться в сторону, в тот же миг на место где только что покоилось его тело, обрушился огромный топор Ротгарда. Выглядел гот словно кукла, подвешенная на невидимых нитях. Тело двигалось быстро, но совершенно игнорируя особенности строения человеческого тела. Ноги и руки гнулись самым неестественным образом, и в самых невероятных местах. Топор в его руках выписывал удивительные траектории, словно двигался сам по себе, а рука и тело воина двигались за ним.
   - Ротгард..., - окликнул Эйнар, уворачиваясь от пролетающего со свистом над головой топора, - очнись, собачье дерьмо..., сын дохлой козы....
   Гот продолжал размахивать топором, наседая на него. Эйнар отступал, временами парируя удары тяжелого топора, непрерывно сыпавшиеся на его голову.
   - Ротгард..., - Эйнар изловчившись, шлепнул его клинком плашмя по щеке. И тут он вдруг увидел, несчастные глаза, товарища. На покрытом засохшей кровью лице выделялись живые подвижные зрачки, в которых застыла мольба. Губы едва различимые под кровавой коростой, что-то шептали. Эйнар присмотрелся.
   - Убей..., убей меня..., - шептал Ротгард, и видно было, что слова эти даются ему с неимоверным трудом. Невероятная сила, завладевшая его телом, не смогла справиться с разумом, старого воина.
   - Нет..., - крикнул Эйнар, - борись..., ты должен....
   Ротгард теперь рубил в два раза быстрее, Эйнару нужно было все его мастерство и скорость, чтобы не угодить под убийственные каскады ударов, сыпавшиеся на него со всех сторон все быстрее и быстрее.
   Из-за струящегося водопада, за всем происходящим наблюдала Хель. Видя, что Эйнар не в состоянии нанести урон соратнику, намеренно сдерживая инстинкты, она довольно улыбалась, ее расчет оказался верным. Он не станет убивать друга, пока жива надежда, что тот в состоянии вернуть контроль над телом.
   Воистину..., надежда умирает последней. В этом случае она умрет лишь тогда, когда покинут этот мир оба воина.
   Смерть волка, порадовала ее, она испытала истинное удовольствие, глядя, как готы, убивают когда-то слывшего непобедимым зверя, ставшего сущим проклятием для всего рода. Она всегда недолюбливала Фенрира, тот был слишком глуп и необуздан. В некотором смысле готы, оказали ей услугу, отправив брата в небытие, ведь даже боги боялись его, даже они не смогли укротить чудовище. И смерть его, освобождала весь род Локки от этого проклятия. И возможно со временем, она сможет занять место в Асгарде..., законное место, несмотря на то, что ее мать была из рода етунов, ненавидевших всех асов. Но сейчас на карту была поставлена жизнь самой Хель.
   Усыпив своими чарами людей, она прочла их мысли, словно надписи на кожаных свитках. В голове молодого гота, который был защищен от нее силой любви, она обнаружила ненависть и презрение ко всему божественному. Словно бы он знал нечто такое, что делало жизнь, асов, етунов, духов, всех кроме жалких смертных, никчемной и недолговременной.
   В своих мыслях, он называл единственным богом, хранителя, который, как известно, создал и богов, и великанов, и людей, и животных. Но это была легенда, одна из тех, которые так любил рассказывать ее отец, сидя вечером у очага, в те давние времена, когда она еще умещалась у него на ладони. В Асгарде есть свитки, в которых записано, что хранитель трех миров, спит до того времени, пока все: люди, асы, етуны, окажутся в мире мертвых. Тогда он проснется и создаст новый цикл.
   Она была уверена, если не убьет сейчас гота с темным прошлым, и рано или поздно он убьет ее, а может и ее отца, тем самым, положив конец старому циклу жизни и приближая пробуждение хранителя, приход которого не сулил ничего хорошего. Готы уже изменили пророчество, убив Фенрира, и никто, включая самого Вотана, не сможет теперь предсказать, как отреагирует на это мировое дерево, которое возделывает хранитель.
   Эйнар тем временем достиг западной стены пещеры, дальше отступать было некуда. Топор гота врубался в твердую породу над его головой, каким-то чудом ему до сих пор удавалось уклоняться. Так не могло продолжаться бесконечно, поскольку Ротгард шел на него, не замечая острия меча Вотана обращенного в его сторону.
   - Остановись..., черт бы тебя побрал, старый волчара....
   Ротгард лишь улыбнулся в ответ, демонстрируя кривые желтые зубы, напоминавшие старый частокол, в нескольких местах пробитый каменными снарядами катапульт. Возможно, для этого ему пришлось приложить дополнительные усилия, оттого улыбка вышла жалкой и кривой. Кровавая короста на лице потрескалась и из-под нее сочилась свежая кровь. Лицо гота стало еще ужаснее, и напоминало одну из тех масок, что люди надевают во времена весенних плясок, чтобы отогнать злых духов.
   Эйнар приставил острие меча к горлу товарища, в надежде остановить его подобным образом. И тот действительно остановился на мгновение. Его живые глаза прошлись по безупречному клинку и впились в глаза друга.
   Ротгард усмехнулся лукаво, и следом за этим одним движением головы вогнал острие клинка себе в горло. Эйнар вздрогнул. Гот еще был жив, и, похоже, сила, завладевшая его телом, ослабила хватку. Истекая кровью, из последних сил, он опустился на одно колено, дружески кивнул, и опустил голову, подставляя шею под удар.
   - Прости меня..., брат, - громко прошептал Эйнар, и вонзил меч сверху вниз, в шею товарища, одним страшным ударом ломая позвонки, разрывая легкое и пронзая сердце. - Мы с тобой еще встретимся, в зеленых, бескрайних полях, где вечно светит солнце, и скачут, взбрыкивая, каурые кобылицы, выбрасывая из-под копыт дымящиеся комья черной жирной земли.
   Ротгард умер мгновенно, не испытав даже агонии, видно великий меч Вотана, не только разил насмерть врагов, не взирая на их сущность, но и дарил последнее успокоение друзьям, когда это единственное, что ты можешь сделать для них.
   Эйнар повел мечом Вотана в сторону, когда острие указало на водопад в глубине пещеры, руны на нем засветились.
   - Пора закончить работу, - усмехнулся он и, выдернув из ножен второй меч, направился к Хели, которая наблюдала за ним из-за струй водопада, всеми силами пытаясь проникнуть в сознание гота. Но тот прикрытый амулетом не реагировал никак.
   Человек шагнул под струи, за которыми обнаружился проход. Здесь стоял сильный запах разложения, и казалось, царила вечная осень. В отличие от пещеры, в преддверии Хельгарда не было освещения, однако непонятно как, здесь царил ровный серый полумрак. Сразу за входом начинался мертвый лес, мягкая теплая земля была усеяна сухими ветками и разлагающимися листьями. Ядовитые испарения, поднимавшиеся от земли, легким туманом покрывали землю. Поначалу ему показалось, что деревья покрыты тонким ровным слоем, в полумраке казавшегося серым, снега. Звуки тоже казались приглушенными, даже водопад, оставшийся за спиной, был едва слышен. Сухие ветки валежника, ломавшиеся под легкой поступью Эйнара, делали это совершенно бесшумно.
   Внезапно на голову гота обрушилась притаившаяся под потолком Хель. Эйнар упал, успев перевернуться на спину. Повелительница подземного мира предстала перед ним в своем истинном обличии. Полуразложившийся труп, высотой около шести локтей, с пустыми глазницами, в глубине которых едва светились таинственным желтоватым светом глаза. Когтями, которые теперь оказались втрое длиннее прежних, она вцепилась в шею Эйнара, и если бы он не сбросил ее, то наверняка уже истекал кровью, валяясь в пыли с разорванным горлом.
   Однако человек был ослаблен, усталость брала свое, и тварь это знала. Руки хозяйки темного мира имели страшную способность, впиваясь в тело человека высасывать из него жизненную энергию.
   Эйнар, пытался сопротивляться, но сознание его растворялось в сером сумраке царства мертвых, тело слабело и словно разваливалось на части. Дважды ему удавалось отшвырнуть от себя дьяволицу, но отскочив на несколько локтей, она, злобно зашипев, вновь бросалась на него, раз за разом, делая его слабее.
   В порыве отчаяния человек, просунув руку в вырез кожаной рубашки, нащупал амулет, но по тому, как тот был холоден, понял, здесь в царстве безраздельного владычества Хели, все амулеты теряют силу. Даже грозный меч Вотана, теперь был всего лишь клинком из серого тусклого металла, на котором были едва заметны магические руны, похожие на старую истертую временем гравировку.
   В разгар сражения в мертвом лесу появился сам Локки. Скрестив руки на груди, он наблюдал за схваткой, и смеялся, время от времени показывая на человека пальцем. Эйнар получив удар когтями в лицо, снес сухое дерево, и свалился на землю с разорванной щекой. Обливаясь кровью, он пытался встать, но силы покинули его. В царстве мертвых нет места живым, здесь свои законы, и свои способы ведения боя. Здесь не терпят силу живых, и всякий пришедший сюда, должен заплатить свою цену смерти.
   - Оставь его..., я хочу говорить с ним, - произнес Локки, отсмеявшись.
   Хель в ответ злобно зашипела, но отступила от окровавленного воина. Локки, сверкавшие золотом доспехи, которого, здесь выглядели старыми, и ободранными железяками, наступил на горло готу.
   - Ну..., где же теперь твоя спесь? - Довольно ухмыльнулся он, - я признаться думал ты сильнее.
   - Пошел ты..., - шепелявя пробитой щекой, Эйнар плюнул сгустком крови.
   - Я..., хочу, чтобы ты знал..., - Локки брезгливо стряхнул с кожаного сапога плевок. - Это я привел тебя сюда.... Почему...?
   Эйнар улыбнулся, всем своим видом демонстрируя безразличие. На устах его пузырилась кровь, опухшие глаза, залитые кровью, две тоненькие щелки.
   - Пророчество..., которое с твоим появлением откопали наши насмерть перепугавшиеся бессмертные..., ха-ха..., гласит: в день, когда появится из ниоткуда человек, несущий за спиной тень черных крыльев. Время потечет по новой ветви Иггдрасиль. Но..., - в пророчестве сказано, что этот смертный убьет Хель..., и займет ее место на троне в царстве вечной ночи. А значит..., это не ты дружок....
   Эйнар не понимал, о чем говорил ему Локки, голова раскалывалась, словно по ней молотили дубиной. Обрывки мыслей метались в сознании, словно разбросанные пазлы. Хель продолжала воздействовать на его психику. Человек вдруг поймал себя на том, что плачет. Боль, обида, бессильная злоба, ненависть, и жалость к себе, собственной участи, разрывали душу. Кажется, он совсем потерял контроль над собственным телом и разумом, и от этого чувствовал себя еще ужаснее.
   - Забери его..., он твой, - Локки брезгливо оттопырил губу, - так всегда с этими смертными, много разговоров, а прижмешь легонько, и все..., пшик, лишь кучка дерьма, и мерзости.
   Хель довольно оскалилась и завыла, высоким страшным голосом, на ее зов откликнулись несколько голосов и, из внешнего мира сквозь струи водопада в пещеру влетели странные светящиеся сгустки. Жнецы, собиратели душ. Один из светящихся вращающихся шаров, из тех, что люди называют шаровой молнией, подлетел к человеку, и завис над его лицом, в ожидании последнего вздоха.
   Хель занесла над Эйнаром свои когти, целясь в горло, тот от сильного и длительного воздействия на сознание, бессмысленно и тупо смотрел прямо перед собой. Смешиваясь с кровью, с улыбающихся губ стекала слюна. По штанам растекалось мокрое пятно. Последние обрывки мыслей покинули его, человек закрыл глаза, поскольку сил держать их открытыми уже не было.
  
  
  
  
  
  
  
   22. НОВАЯ РАСА.
  
  
   Проводив взглядом ушедших во тьму пещеры готов, оставшиеся воины и женщины, пребывали в тревоге. Несмотря на заверения Валамера, что опасаться им нечего, все понимали, они вполне могут стать добычей, диких зверей, небольшого отряда гуннов, или просто разбойников, которые во множестве водились в этих горах.
   Чтобы хоть как-то отвлечься от невеселых мыслей, все принялись за работу, подправляли частокол, заготавливали дрова на ночь, готовили пищу. Лишь Вельзевул лежал посреди лагеря, и наблюдал за происходящим из-под полуопущенных век.
   Временами он вдруг отрывал от земли тяжелую косматую голову, и, приподняв одно ухо, прислушивался. В такие моменты люди замирали, и все взоры обращались к псу. Но, понюхав воздух, прислушавшись, он вновь укладывал голову на лапы, и люди опять принимались за работу.
   После ужина наступало время, когда закутавшись в плащи, каждый из них оставался наедине со своими страхами и болью. Вслушиваясь в звуки, доносившиеся из леса, само существование которых говорило о том, что нападения дьявольских отродий, можно пока не опасаться, люди засыпали тревожным беспокойным сном.
   В первую ночь после ухода Эйнара, пес вел себя странно, он то бросался к частоколу, то дружелюбно вилял хвостом, оглашая окрестности, воем, переходящим в басовитый лай. Ночь прошла беспокойно, но без происшествий. Однако на следующий день все были напряжены и задумчивы.
   - Демеций бродил вокруг лагеря, - мрачно уронил Валамер, когда вернулся утром из леса, - я видел его следы.
   - Уверен? - Дриана, задумчиво вглядывалась в чащу леса.
   - Римские калиги, у которых сбит нос, я узнаю всегда. Это был он.
   - Но почему он скрывается, - спросила Лютиция, для которой, Демеций, все еще оставался римским легионером, в обязанности которого входила защита граждан, а значит и ее.
   - Не знаю..., но думаю, это уже не Демеций..., - тихо, но так, что все услышали, произнесла Дриана, - надо быть осторожнее, мы не знаем, с чем имеем дело.
   День выдался на редкость солнечный и теплый. Страхи отступили в глубину пещеры, которая напоминала всем, что ночь еще непременно наступит. Все были заняты работой, но Лютиция мысленно все время возвращалась к словам Дрианы.
   - Нет..., - думала она,- Демеций не мог измениться, только не он. Такой большой, сильный и справедливый. Наверняка есть причина, по которой он не возвращается в лагерь.
   Наступил вечер, как всегда неожиданно на лагерь обрушилась темнота. Подобравшись поближе костру, люди стали устраиваться на ночлег.
   Лютиция, как обычно, вознеся молитвы во славу господа, и попросив его защиты, устроилась на ночь рядом с Дрианой, по правую руку от которой всегда лежал Вельзевул. Пес в эти дни казалось, не спал вообще, пребывая в состоянии полудремы, и контролируя все происходящее вокруг. Иногда встрепенувшись, он подолгу вглядывался в чащу леса, словно пытаясь что-то разглядеть среди деревьев.
   - Лю-ти-ция....
   Она проснулась среди ночи, ей вдруг показалось, что кто-то во тьме прошептал ее имя. Открыв глаза, огляделась. Отблески костра делали тьму вокруг еще более густой и устрашающей.
   - Лютиииицииияяяя....
   Воображение рисовало страшных чудовищ притаившихся в темноте и выжидающих момента, чтобы набросится на людей.
   - Лютицияяяяя....
   У костра, положив обнаженный меч на колени, клевал носом молодой венед, последний оставшийся в живых, из отряда Валамера. Временами он вздрагивал, поднимал голову, и подолгу борясь с тяжелой дремой, смотрел в темноту. Ночь по-прежнему пела на все голоса. Где-то вдалеке завыл волк, тоскливо, жутковато меняя тональности. Ему ответил другой, третий, четвертый.
   - Лю-тиииии-цииииияяяяя..., - прошелестели кроны деревьев, обрывая шепот на полуслове.
   Она вдруг вспомнила. Однажды ночью к лагерю подошла голодная стая волков.
   Показавшись на опушке леса, они долго наблюдали за людьми и псом, который вышел вперед, угрожающе растопырив лапы и оскалившись. Волки, выстроившись полукругом, некоторое время вполголоса переговаривались между собой, тявкая и подвывая, Вельзевул, иногда отвечал утробным ворчанием. Так продолжалось около двух часов, затем, вожак крупный матерый волк, а с ним и вся стая исчезли в лесу. Больше люди их не видели, хотя по ночам волчий вой иногда тревожил их воображение, и терзал слух.
   То ли они признали в Вельзевуле родственника, то ли не решились на нападение, понимая, что эта охота для многих станет последней. Но людей оставили в покое, признав за ними право на территорию и жизнь.
   Лютиция перевернулась на бок, и закрыла глаза.
   - Люююю-тиииии-цииииияяяяя..., - донесся до нее шепот, приглушенный шумом леса, и далеким воем волков.
   Она вновь села. Воин у костра по-прежнему, мучительно боролся со сном, который, похоже, одерживал верх. Налетевший порыв ветра расшевелил огромные сосны, и похоронил голос в шуме разлапистых веток.
   - Показалось..., - решила она.
   Пробежав по вершинам, зеленых великанов, ветер умчался вдаль, унося за собой шумное дыхание леса. Где-то рядом ухнул филин, Лютиция зябко поежилась, от страха. Недалеко от лагеря раздался хруст веток, словно свалилось дерево. Вельзевул поднял голову, и прислушался.
   - Ты тоже слышал? - непонятно зачем, спросила она его.
   Пес обернулся на звук ее голоса, и несколько мгновений, смотрел на нее, не отрываясь. Опустил голову, и прикрыл глаза.
   - Лютиииццииияяяяя..., помогииии мнее..., - на этот раз голос звучал очень отчетливо. Это был голос Демеция, она обрадовалась. Одному богу ведомо, что испытывала она патрицианка среди варваров. Среди тех, кто убил ее мужа, и ограбил ее дом.
   С детства ее учили скрывать собственные мысли, это было частью жизни в высшем свете Рима. Это ей пригодилось, когда она уехала с мужем, глупым, но добрым и богатым малым в Нижнюю Мезию. Где он чаще любил мальчиков-рабов, которых специально покупал, чем прикасался по ночам к ней.
   Это умение ей пригодилось, когда омерзительно воняющий варвар насиловал ее на мраморных ступенях собственного дома. Чтобы не последовать за мужем, обезглавленный труп которого валялся на лужайке перед домом, выставив вверх, ставший вдруг огромным живот, она спрятала свою ненависть далеко в себя, но всегда помнила о ее существовании. Демеций был для нее глотком воды подпитывавшем ее женскую стойкость.
   - Лютиция..., Лютииииициииияяяяя..., идииии..., ко мнееее..., идииии..., - Демеций настойчиво звал ее в ночь. Страх куда-то исчез, ему на смену пришла отчаянная решимость. Она поднялась и, закутавшись в плащ, двинулась в темноту леса.
   - Эй..., ты куда..., - озадаченно окликнул ее встрепенувшийся воин. В темноте было видно, как блестят его глаза, отражая рыжие всполохи костра.
   - Мне надо..., по нужде, - она решила не говорить ему про Демеция, ведь сам принцепс, был бы против.
   - Это..., эээ..., только не далеко..., в лесу опасно..., - смущенный воин не знал как себя вести.
   - Хорошо..., - произнесла она, не сбавляя шаг.
   Поднялся Вельзевул, потянулся, вытягиваясь на всю свою огромную длину, двинулся было за ней, но остановился на полпути. Оглянулся на спящую Дриану, и, повернув голову вслед уходящей Лютиции, недовольно заворчал.
   - Идииии..., идиииии..., идиииии..., - голос Демеция, зазвучал глуше. Она вдруг поняла, что кроме нее никто не слышит его, и ускорила шаг. Ей вдруг показалось, что римлянин уходит глубже в лес.
   Осторожно ступая по неровной земле, обходя поваленные деревья и пни, она все больше углублялась в лес, когда, наконец, увидела маячивший за деревьями силуэт Демеция.
   В ореоле загадочного лунного света, он манил ее рукой, и призывно улыбался. Какое-то время ей казалось, что по мере того, как она ускоряет шаг, он все больше отдаляется. Ее даже охватило отчаяние, от осознания того какая пропасть их разделяет.
   Лю-ти-ция..., ты где, вернись..., - раздался приглушенный расстоянием окрик воина-венеда.
   Она остановилась, будто внезапно наступило пробуждение. Спавшая с глаз пелена открыла ей жуткую картину. Она стояла одна посреди чащи леса, в совершенной темноте, не понимая, как сюда добралась, и в какой стороне лагерь. Ее босые ноги были разодраны в кровь, она замерзла, и дрожала от холода и страха. Кругом насколько хватало взгляда, высились вековые сосны, делавшие лес еще темнее и страшнее.
   Иногда по вершинам деревьев пробегал ветер, приводя все вокруг в движение. В такие минуты казалось, что вокруг нее недовольно ворочается большой и страшный зверь. Страх сковал ее ноги, и пригнул к земле, она не могла двинуться с места.
   Лю-ти-ция..., - теперь к голосу венеда присоединилась Дриана.
   Она силилась ответить, но голос отказывался подчиняться.
   Ледяная волна ужаса затопила ее, когда она почувствовала на своих голых плечах холодное прикосновение. Закрыв ладонями глаза, она упала на колени и завыла, дико по-звериному, выплескивая весь ужас и боль скопившиеся в ней. В следующую секунду она почувствовала, как кто-то настойчиво отрывает ее руки от лица. Раздвинув пальцы, она увидела Демеция, и, опустив руки, обвила его шею.
   Перед ней был действительно принцепс, уставший, бледный, похудевший с огромными синяками вокруг светящихся удивительным светом глаз, но это был он.
   - Не бойся..., ничего не бойся. Теперь все будет хорошо, страх уйдет. Ты получишь силу невиданную доселе. - Он горячо шептал ей на ухо слова, прикасаясь к ней холодными зябкими губами, половину из которых она не понимала. Но это уже не имело никакого значения. Она почувствовала легкий укол в шею, вместе с его прикосновением. У нее неожиданно приятно закружилась голова, ноги ее подкосились, и Лютиция чуть было не упала. Но он держал ее в объятиях, и сила его была невероятной.
   Голоса из лагеря теперь доносились смутно, словно приглушенные огромным расстоянием, а может ей, просто заложило уши, или мозг отказывался воспринимать любые посторонние звуки кроме голоса Демеция.
   - Господи..., как я люблю его, - отчего-то вдруг подумала она. Но ничто в этой мысли не вызвало протеста. Все было правильно.
   Внезапно словно прошло оцепенение, и в голову ее ворвался шум леса. Но это был уже другой лес, в нем она слышала, как ворочается мышь в норе, как падает лист с дерева, как крадется волк. Как косуля объедает побеги молодого кустарника. Или, это она уже была другой.
   Внезапно, она услышала как где-то совсем рядом шумно дышит Вельзевул, пробираясь сквозь чащу леса по ее следам. Почувствовала его острый волчий запах. Видимо это услышал и Демеций.
   - Бежим..., - прошептал он ей на ухо.
   - У меня нет сил..., я не смогу, - в тон ему, вполголоса ответила она, отстраняясь.
   - Сможешь..., я знаю, теперь ты сможешь....
   Она сделала первый шаг, который дался ей с невероятным трудом, словно мышцы ее закостенели. Ей даже на секунду послышался скрип собственных суставов и связок. Но за первым шагом последовал второй, затем третий, и вот она уже бежит по лесу. Справа от нее огромными прыжками несется принцепс, ободряюще улыбаясь ей. Что-то изменилось в его улыбке, но что?
   Поначалу она удивлялась, что ей удается бежать так быстро, но затем, она стала испытывать нечеловеческое удовольствие от бега. Они помчались еще быстрей. Если по пути им попадалось поваленное дерево, или пень, они перепрыгивали их, совершая огромные прыжки в пятнадцать, а может и все двадцать локтей. Она слышала, как почуяв их, звери в испуге прятались, уступая им дорогу. Медведи и волки, поджав хвосты, спешили исчезнуть в лесу, или спрятаться в берлоге, чтобы не попасться им на глаза.
   Они давно оторвались от преследователей, но продолжали мчаться вперед. Иногда она поглядывала на Демеция, видимо боясь пропустить момент, когда он скажет, - все..., мы дома.
   Но ничего подобного не происходило, до тех пор, пока они не достигли подножия скалы с другой стороны.
   Здесь вверх уходила крутая лестница, вырубленная прямо в скале. Не сразу было понятно, что это лестница, поскольку ступени были высотой около четырех локтей. Но Демеций не колеблясь не секунды, стал огромными прыжками подниматься наверх, и Лютиция без лишних вопросов последовала за ним. Через некоторое время они достигли стены замка, которая теперь казалась еще выше, чем снизу. Пройдя вдоль нее, они нашли небольшую калитку, выкованную из цельного куска неизвестного металла.
   Римлянин просунул руку в слуховой окно, пошевелил ею там, через секунду раздался, скрежет и дверь распахнулась. Взяв ее за руку, он провел ее через мрачный внутренний дворик, где на ветке раскидистого платана, висел истлевший труп, крупного мужчины.
   - Это, похоже, бывший хозяин..., - произнес Демеций, перехватив ее взгляд.
   - Понятно, - улыбнулась она в ответ, в который раз за ночь, удивляясь собственной реакции на происходящее.
   Они вошли в просторный зал, который выглядел несколько мрачновато, поскольку был основательно запущен и давно не убирался. Стены его кое-где покрывала плесень, на полу был толстый слой пыли, без малейшего намека на человеческий след. Когда-то видимо бывшие хозяева очень дорожили замком, под толстым слоем пыли, кое-где проглядывали великолепные фрески, полуистертые безжалостным временем.
   - Здесь..., будет наш дом..., я приведу его в порядок. Не сразу, не быстро. Но со временем замок примет прежний вид. - Демеций деловито разжигал огромный камин, в котором уже были заготовлены дрова.
   - И как же мы будем здесь жить? Здесь ведь нет людей, лишь волки и дьявольские твари, готовые убить тебя в любое время.
   - Ты пока не осознаешь..., - Демеций взял ее лицо в сильные руки, и заглянул ей в глаза, - эти твари..., они нам не враги, мы теперь с ними одной крови. А люди..., я бы сказал, что нам надо держаться от них подальше, но это вряд ли возможно.
   - Что ты хочешь сказать...? - Лютиция, подвинула старое кресло к камину, и протянула озябшие ноги к весело занимавшемуся костру. Ей почему-то совершенно не хотелось с ним спорить.
   - Придет время..., ты сама во всем разберешься, а пока..., пойдем, я покажу тебе замок, он того стоит.
   Взяв ее за руку, Демеций повел ее в соседнюю комнату. Это была спальня с огромной, прекрасно сохранившейся кроватью, под тяжелым балдахином из странной очень плотной ткани. Кровать была застелена, чистыми простынями, на которых видимо до того спал Демеций. Лютиция блаженно растянулась на постели, и прикрыла глаза.
   - Ах..., если бы здесь были термы..., - произнесла она, - я не мылась уже три недели.
   - Термы..., не обещаю..., но кое-что здесь все же есть. - Он толкнул деревянную дверь в соседнюю комнату, и поманил ее пальцем. - Иди за мной.
   Они прошли в коридор, через который попали в просторную комнату, сплошь отделанную черным материалом похожим на мрамор, который она видела в Риме. В центре комнаты находился бассейн, выполненный из обычного белого с желтыми прожилками мрамора, заполненный чистейшей голубоватой водой. Лютиция опустила босую ногу в бассейн и разочарованно отдернула ее.
   - Очень холодная....
   - Это естественно, ведь она попадает сюда из горной речки.
   - Все равно..., это лучше чем ничего....
   - Погоди немного..., - засмеялся Демеций, - не знаю как..., но через полчаса после того как зажигается огонь в очаге, вода в бассейне нагревается.
   - В Риме бассейны подогревают рабы в помещении под термами.
   - Здесь нет рабов, здесь нет людей..., здесь вообще никого нет.
   Спустя час, закутанная в покрывало, она нежилась в кровати. Волосы ее были еще мокрыми, и пахли ароматическими маслами. Глаза ее слипались, но Демеций ей рассказывал, как нашел вход в этот замок, как впервые заночевал здесь. Ей все время казалось, что он пытается ей, что-то сказать, но всякий раз дойдя до определенной грани, останавливается, словно боясь напугать.
   Сквозь закрывающиеся веки она смотрела на него, и ей казалось, что сейчас в темноте глаза его светились изнутри, еще ярче, это было необычайно красиво. Во сне она подумала, что, наверное, Демеций теперь бог, а значит и она рядом с ним станет богиней, и будет жить здесь на Олимпе. И глаза у нее будут так же красиво светиться....
   Демеций смотрел на нее, любуясь ее красотой и благородством. Сомнения терзали его.... Став после укуса твари, существом, которому не нужна пища и вода. Которое, не ведает усталости и страха, которое сильно как дикий зверь, и выносливо как пустынный верблюд. И единственный недостаток которого, необходимость пить кровь. Он постоянно мучился, не зная, угодно ли богу существование его в подобном теле.
   В первую ночь, когда он бежал из лагеря людей, он как безумный катался в траве в глухом лесу, мучаясь жаждой, и не понимая, как унять эту почти физическую боль. Движимый жаждой и страхом он полночи бежал, не разбирая дорог, пока не поймал олененка. Повинуясь новым инстинктам, он прокусил ему яремную вену, и стал жадно пить кровь еще живого животного, которое брыкалось и пыталось убежать. Давясь и задыхаясь от отвращения, жажды и неземного удовольствия, он напился горячей крови. И стало легче, но ненадолго.
   Позже он понял, что огромное количество выпитой крови животного, дает умиротворение лишь до следующего заката. Глоток человеческой крови, который он сделал, когда выманил Лютицию из лагеря, дал ему такой заряд бодрости, что казалось он целый месяц, сможет жить без пищи. Но это еще предстояло выяснить.
   Он рассудил правильно, если в результате попадания в кровь слюны детеныша Фенрира, он стал сверхсуществом, то, скорее всего его слюна тоже обладает теперь таким свойством. И он решил всех обратить, хотя понимал, что возможно они будут против. Но он не мог им дать почувствовать, то невероятное ощущение силы, которое он испытывал сейчас, это было практически безграничное всемогущество. Люди могли понять и испытать это, лишь став таким как он.
   Первый же укус, который по его желанию достался Лютиции, подтвердил его предположение, он был счастлив, когда увидел, как она бежит рядом с ним, легкая, грациозная и стремительная как антилопа. Теперь, он знал, что пройдет несколько часов, и она проснется от страшной жажды, не понимая, что с ней. Ей будет казаться, что все ее внутренности горят в адском пламени, но никакая вода не способна будет загасить этот жар.
   Лютиция повернулась на бок, тихо застонав. Бывший принцепс напрягся. Начиналось. Она вновь перевернулась на спину и открыла глаза. Взгляд ее тоскливый и в то же время недоумевающий, приобрел особое очарование. Вокруг темно-карего зрачка появилась желтая светящаяся полоска.
   - Спокойно..., спокойно..., все хорошо..., - Демеций гладил ее разгоряченный, покрытый бисеринками холодного пота, лоб. - Я помогу тебе.
   Он подхватил ее на руки, легко, словно пушинку, и направился к выходу из комнаты. Он был готов к подобному повороту событий. В дальней комнате замка, со вчерашнего дня, ждала своей участи молодая горная коза, именно туда он нес Лютицию, у которой уже начинались судороги.
   Видимо организм ее был ослаблен, поскольку процессы перерождения в нем шли гораздо быстрее. Прижав ее к себе, он побежал, огромными прыжками преодолевая длинный коридор. Крупная дрожь, которая била ее, передавалась Демецию, и он понимал, что времени совсем мало. Последние несколько метров, он преодолел одним прыжком, распахнул ударом ноги калитку и, остолбенел. На месте где еще вчера вечером была привязана коза, болтался обрывок веревки.
   Как он был самонадеян, как глупо самоуверен. Он упустил из виду, что здесь в горах есть дикие животные, которые могли учуять запах жертвы. Он опустился на одно колено, и, высвободив руку, ощупал веревку. Даже в полумраке было понятно, что ее перерезали острым ножом. Но какое это имело значение, сейчас, когда каждая секунда была на счету. Он видел, как пожирающая Лютицию изнутри жажда, убивает ее.
   Времени на поиск похитителей не оставалось. На мгновенье он удивился собственному хладнокровию. Решение созрело само, словно снизошло озарение, и в этом он увидел благословение божье.
   Демеций вынул из ножен спату, которую по-прежнему носил на боку. Провел клинком по руке, кровь потекла, прочертив темную жирную полоску на бледной коже. Он приложил руку к ее губам, ожидая возражения и отторжения. Но Лютиция впилась губами, и большими глотками глотала кровь. Он взглянул ей в глаза, и все понял. Они были полны безумия, бессмысленный взгляд горящих глаз, был устремлен вверх, и в бесконечность. Разум покинул ее.
   Сделав несколько глотков, Лютиция откинулась и закрыла глаза. Демеций осторожно перенес ее вновь на постель. Полночи она металась в бреду, выкрикивая в ночь обрывки молитв и проклятий. Тело ее содрогалось в мелкой дрожи, на губах клочьями повисла желтая пена. Все это время он сидел рядом, обтирая ее лицо влажной тряпкой. Это единственное, чем он мог ей помочь, и это бессилие рождало в нем дикую ярость. Наконец, когда за окном забрезжил рассвет, она открыла глаза.
   - Что со мной?
   - Теперь все в порядке..., - ответил вполголоса он, и погладил ее по лицу.
   Она увидела кровь на его руке, и машинально провела по лицу ладонью. Обнаружив на собственных губах кровь. Она с удивлением, и страхом некоторое время смотрела на кровавый отпечаток на руке.
   - У меня..., шла носом кровь?
   - Нет..., - не посмел он солгать.
   - Тогда откуда..., - она подняла на него глаза полные страха, похоже она начала о чем-то догадываться.
   - Понимаешь..., мы теперь изменились, - он наклонился и обнял ее за плечи, - мы теперь питаемся кровью.
   - Человеческой...? - Она спросила это так буднично, словно речь шла о мульсуме. Демеций вздрогнул. За все это время он ни разу не произнес этого вслух, словно, сделай он это, тотчас превратится в чудовище.
   - Не только..., но человеческая лучше.
   - Я уже кого-то убила? - Вновь спросила она, глядя на следы крови на руке.
   - Нет..., это моя..., - он показал ей порезанное запястье. И потому как вспыхнул ее взгляд при виде крови, он понял, самое сложное для нее, уже позади. Она осознала, и приняла новый образ жизни. Разум вернулся к ней, но он был уже другим.
   - Нам нужно идти..., - проронил он.
   - Куда?
   - У нас украли козу...,
   - Козу...? - Засмеялась она.
   - Да..., очень важную для нас козу.
   - Важную козу, - словно эхо повторила она, сквозь смех. - И..., что мы будем делать?
   - Надо выяснить кто, вернуть животное, и наказать похитителей.
   - Я пойду с тобой...
   - Это опасно....
   - Вот уж не думаю..., - настроение Лютиции явно приобретало игривые формы.
   Источник этой веселости был скрыт от него. Он не мог понять, чего в этом ее состоянии больше, страха, или эйфории, которую на некоторое время дает глоток человеческой крови. Но все было гораздо проще, она любила его, и впервые со времени знакомства могла не скрывать этого. Чувства ее были к тому же многократно усиленны состоянием лихорадочного возбуждения, которое сопровождает сам процесс перерождения.
  
  
  
  
  
  
   23. ЛЮЦИФЕР.
  
  
   Вельзевул вернулся из леса один. Едва забрезжил рассвет, все вместе направились по следам Лютиции, которые при свете дня, на выпавшей росе, Валамер читал, словно раскрытую книгу. Отошли от лагеря на сотню шагов. Венед наклонился над травой, и нахмурился.
   - Вот здесь..., она встретилась с ромлянином..., и....
   - Он убил ее? - С дрожью в голосе спросила Дриана.
   - Нет..., но следы здесь обрываются, словно они отправились прямиком в Асгард....
   - В Асгард?
   - Да..., - воин показал на небо.
   - Это не возможно..., они всего лишь люди, да и..., Демеций, и Лютиция поклоняются Вифлеемскому богу..., они не верят в существование Асгарда.
   Валамер еще некоторое время ползал по траве, осматривая каждый отпечаток. Пока из чащи, наконец, не донесся его ликующий крик.
   - Есть след..., есть, - счастливый Валамер тыкал пальцем в отпечаток ноги обутой в римские калиги, указывая подошедшей Дриане на след, - они бежали..., быстро....
   Он рванул в ту сторону, куда были направлены следы. После недолгих ползаний в траве среди деревьев, нашел еще отпечатки, потом еще, и еще....
   - Значит, она уже не с нами, и тоже больше не человек. - На глаза Дрианы навернулись непрошенные слезы.
   - Да..., - озабоченно почесал затылок венед, не заметив перемены в ее настроении, - люди не умеют прыгать как дикий пардус, и бегать как легконогий олень.
   Они вернулись в лагерь в подавленном состоянии. Валамер разделал добытого по дороге оленя. Два воина, девушка и огромный лохматый пес, ели в полном молчании.
   Так же как раньше они переживали смерть Демеция, теперь их тревожила его жизнь, вернее то, во что она превратилась. Приобретя сверхъестественные способности детенышей Фенрира, и сохранив ум, знания, хитрость и изворотливость человека, он становился смертельно опасным противником. Если предположить, что ему передалась неуемная жажда крови, то нападения можно было ожидать в любое время.
   - Детеныши Фенрира, не нападали днем, - произнесла Дриана вслух, словно отвечая на немой вопрос, висевший в воздухе, - солнце для них смертельно.
   - Если только..., - начал было Валамер, но замолчал, глядя на Дриану.
   - Если только..., он унаследовал нелюбовь к солнцу..., - закончила она. - В любом случае, отдыхать надо днем, ночи теперь будут беспокойными.
   Она не хотела рассказывать воинам, что чувствует присутствие жаждущих, как она теперь называла Демеция и Лютицию, почти постоянно, словно меж ними установилась незримая связь. К тому же, она очень отчетливо чувствовала их жажду, словно сама испытывала ее, настолько яркими и болезненными были ощущения. Но беспокоило ее не только это.
   До сегодняшнего утра, она ощущала свою ментальную связь с Эйнаром, воспринимая ее как одно из чувств, которое помогает познавать окружающий мир. Что-то происходило там, в пещере, то чего она понять не могла. Но вполне ощутимо чувствовала угрозу, с того момента, когда Эйнар словно исчез из ее сознания, где прибывал все то время, пока находился в чреве страшной пещеры. Однако она была уверенна, ее возлюбленный жив. Во всяком случае, образ его в сознании не покрылся, мертвой коростой, как было всегда, когда погибали близкие ей люди.
   Дриана мучилась сомнениями вплоть до середины дня, стараясь не показывать никому свою тревогу и беспокойство, пока вдруг, темное нутро пещеры не выдохнуло ей в лицо струю горячего, опаляющего воздуха:
   - На твоей стороне любовь. Это сила. Но твоим он тоже не будет..., он умрет....
   Потянувшись к Эйнару, она ощутила угрозу..., и смерть, идущую рядом, и сон глубокий, опасный. Дриана стала взывать к нему во тьме, но понимала, он слишком далеко, и разделяет их не только расстояние. Между ними непреодолимой пропастью лежали заклятия, древние как зло притаившееся во тьме пещеры. Зло органично дополняющее добро, и имеющее право на жизнь в этом, и в том мире, о котором она мало, что знала, все больше чувствовала.
   Тогда воззвала она в молитве своей к всемогущему и всесильному, хранителю и создателю. Никогда еще за всю ее недолгую жизнь не обращалась она в заклинаньях к основе мироздания, о котором даже боги говорили вполголоса.
   Внезапно, будто огонь опалил ее лицо. Она почувствовала, как огненный смерч подхватил ее слова, и понес туда, далеко, где с помутненным сознанием лежал ее любимый, тот, кто был предсказан ей, тот, кто был выбран ею, тот, кого послала ей Фрея - прародительница.
   Понес ее мысли и желания, многократно усиливая их. Но..., что-то все равно происходило не правильно, что-то было не так, и она остро это чувствовала.
   - Мы должны идти..., - неожиданно даже для себя самой произнесла она.
   - Куда...? В лес?
   - Нет..., в пещеру, за Эйнаром, они в беде, - откуда-то взялось стойкое чувство, будто помощь и поддержка пришли не от хранителя, будто кто другой протянул руку. Но рука эта была костлявой и страшной, и сулила многие беды. Все смешалось в ее голове. Впервые она не знала, как поступить, но где-то в глубине души чувствовала, что спасение для всех там, в масляном чреве черной и страшной пещеры, таящей многие знания, и многое зло затаившееся и ждущее своего часа, чтобы сожрать все до чего сможет дотянуться.
   Свет в ее глазах внезапно померк, словно солнце закрылось тучами. Дриана подняла глаза, все вокруг застыли, будто время остановилось. В нелепых позах застыли воины, пес лежал, не двигаясь и глядя прямо перед собой. Лес вокруг замер, вековые сосны, только что приветливо махавшие ветру острыми вершинами, вдруг застыли в поклоне. Среди всего этого застывшего мира, двигалась только она.
   Дриана повернула голову, и взглянула в сторону пещеры, будучи уверена, что ужас гнездился там. Но темное жерло, застыло в безмолвном крике, и мрачный замок над головой был так холоден и бесстрастен.
   - Будет поздно.... - в тягучей, абсолютно немой тишине, шепот прозвучал словно гром.
   Дриана вздрогнула, пытаясь определить, источник звука. Завертела головой, и вдруг прямо перед ней из воздуха сформировался силуэт, из темной материи, напоминавшей густой дым. Это была человеческая фигура, огромным ростом соперничавшая со стоявшими на опушке соснами. В центре нее вращался клубок огня, который собственно и был источником дыма. Ближе к краям дым был уже не таким темным, но казалось, достигнув края, он вновь стремился к центру.
   Колосс навис над ней, словно склонился в поклоне, лицо его стремительно приближалось к ней до тех пор, пока не закрыло всю опушку леса, и, не смотря на полное отсутствие глаз, рта, носа и ушей, она чувствовала на себе его тяжелый пристальный взгляд. Ее охватил животный страх, тело отказывалось повиноваться. Казалось еще немного, и неведомое чудовище, протянет темную беспалую руку, и схватит ее, сомнет в нечеловеческом рукопожатии, раздавит или сожрет, беззвучно двигая огромными черными челюстями.
   - Чего ты хочешь? - набравшись смелости, выкрикнула она, и голос ее дрожал от страха.
   - Иди за ним..., иди..., или, ты потеряешь его..., - голос чудовища гудел, словно рев раненого слона.
   - Кто ты...? - Дриана поднялась во весь рост, но фигура уже растворилась в воздухе, так же быстро, как и возникла.
   - Ты увидела духа? - Тронул ее за плечо Валамер, в его округлых голубых глазах застыло любопытство.
   Она вздрогнула, взглянула на него, так словно видела его впервые, нахмурилась.
   - Надо спешить, - она поднялась и, перекинув через плечо сумку, вопросительно взглянула на воинов. Те словно понимая, что происходит нечто для них непостижимое, тут же вскочили на ноги и спешно засобирались.
   Через несколько минут, следуя по пятам за Вельзевулом, они вошли в пещеру. Примерно час, они шли в кромешной темноте, доверяясь чутью пса. Шли быстро, пещера казалось, была пуста, и совершенно не обитаема. Несколько раз они видели в темноте пары светящихся глаз, но заслышав лай пса, и топот людских ног они исчезали.
   Примерно через два часа, стены вдруг неожиданно расступились, и взору их открылась фантастическая картина. Перед ними насколько хватало взгляда, раскинулась долина, подсвечиваемая волшебными кристаллами, источавшими загадочный фиолетовый свет. Среди всего этого великолепия, сочась зеленоватым светом, петляла тропинка, уходившая вдаль. Слева журчала неглубокая речка, воды которой были чисты и невероятно прозрачны настолько, что повсюду было видно дно, густо поросшее светящимися синими водорослями, колыхавшимися в такт беззвучной мелодии. Люди застыли в восхищении.
   Лай Вельзевула, вывел всех из оцепенения. Пес беспокойно носился вокруг, рычал и скалился. Отбегал, затем вновь возвращался, скулил и призывно глядел на них, всем своим видом показывая, что там впереди происходит нечто не справедливое, требующее его немедленного и обязательного присутствия. Затем словно решившись наконец, он сорвался, огромными скачками унесся вперед, и очень скоро скрылся из виду, в самом сердце мрака подземелья. Люди поспешно двинулись следом, отбросив прочь, всякую осторожность.
   Вельзевул несся в темноте огромными прыжками, преодолевая расстояние, которое отделяло его от хозяина, запах которого он теперь чувствовал очень отчетливо. Вместе с тем пес все явственнее ощущал, как ко всему разнообразию подземелья примешивались запахи тлена, и разложения, таившие в себе угрозу. Понадобилось всего несколько мгновений, чтобы оказаться в пещере, где он обнаружил тело Ротгарда. Следы хозяина вели дальше, туда, где за мертвой тушей странного чудовища, шумел водопад.
   Вельзевул в два прыжка преодолел расстояние и встал как вкопанный перед струями воды. Следы хозяина уходили в воду, что для пса было делом непостижимым и удивительным. И все же преодолев природную нелюбовь к воде, он шагнул под холодные струи и через мгновенье высунул морду, в мертвом лесу.
   Окровавленный Эйнар, лежал без движения, лицо его застыло в умиротворенном безразличии ко всему происходящему. Над его телом, вскинув красную руку в смертельном замахе, злобно скалилась Хель.
   Прыжок Вельзевула был стремителен и быстр. Возможно, не будь владычица мертвого мира так занята мозгами Эйнара, она бы почувствовала приближение пса. Но стояла она спиной к входу, и эйфория, затопившая все ее существо в предвкушении убийства воина с черной тенью за спиной, сделали ее беспечной. Пес приземлился ей на спину.
   Вельзевулу не хватило всего нескольких дюймов, чтобы вцепиться в загривок злобной твари. Но удар его тяжелого тела в спину, отшвырнул Хель на добрый десяток локтей. Приземлившись на четыре лапы, пес вновь ринулся в атаку. Но хозяйка загробного мира, уже приготовилась.
   С легкостью поймав его в воздухе, она оскалилась, и вцепилась внезапно отросшими клыками в глотку псу. Челюсти ее раздвинулись, и сомкнулись на мохнатой шее, пытаясь сквозь длинную густую шерсть достать до горла. Пес сопротивлялся, огромные лапы его скребли по ее груди, но лишь оставляли полосы, не причиняя особенного вреда.
   В следующую секунду все ее огромное тело, ничем не напоминавшее еще недавно блиставшую красотой женщину, неуклюже повалилось на бок. Эйнар едва пришедший в себя, лежа, рубанул одним страшным ударом по ногам твари. Меч Вотана, здесь в преддверии Хельгарда, утратил свои колдовские свойства, но это все равно, был отменный клинок. Хель рухнула, словно подкошенная. Разжала челюсти, и тяжелое тело пса, свалилось в пыль.
   Поднявшись на ноги Эйнар, собрав остаток сил, принялся рубить, злобно визжащую, и катающуюся по полу Хель. Некоторые удары падали на тело и голову, но основная их часть все же пришлась мимо, или на локти которые у твари были невероятно крепки. Ошарашенный происходящим, Локки, некоторое время наблюдал за происходящим, затем выпрыгнул вперед, и обрушил на гота свой меч. Эйнар был готов к такому повороту событий, и легко отразил удар.
   Хель получив передышку, вновь принялась за разум воина, но все ее попытки взять его под контроль, оказались тщетными. То ли кто-то теперь прикрывал его, то ли состояние дикой ярости близкое к боевому безумию, не позволяло управлять кипящим мозгом. Тварь вскочила и стала подбираться ползком к воинам, осыпавшим друг друга градом ударов.
   Эйнар, только, что лежавший бессознательном состоянии, теперь сражался на равных с богом, временами превосходя его в скорости движения. Такая метаморфоза всерьез озадачила Локки, он чувствовал, что проигрывает смертному, и это бесило его. Ярость удвоила силы бога, но даже теперь он понимал, ему не одолеть гота.
   В разгар сражения, Эйнар, все это время не выпускавший Хель из поля зрения, нанес прямой удар ногой в грудь Локки, отбросив его назад. Развернулся, и одним ударом отсек голову владычицы подземного мира скорби. Которая успела подобраться довольно близко. Гулко стукнувшись об пол, голова покатилась вниз, и остановилась лишь у ног Локки, который с удивлением смотрел на произошедшее. С таким же неподдельным удивлением голова Хели смотрела теперь на окружающий мир.
   Эйнар ринулся на Локки, намереваясь покончить с ним раз и навсегда, но удар его меча лишь разогнал сгусток дыма, висящий в воздухе там, где только что стоял бог.
   - Я все равно найду тебя..., отрыжка, дохлой коровы..., найду и убью, где бы ты ни прятался..., - гот продолжал размахивать мечом, высекая искры из камней, в которые попадал клинок Вотана.
   Однако ярость Эйнара продолжала владеть его разумом, который словно чаша, был заполнен до краев боевым безумием, временами расплескивая его и проливая в стороны. И успокоить его было не просто.
   Наконец воин упал на колени. Силы оставили его. Он склонился над землей, с трудом переводя дыхание. Глаза его были устремлены вперед, где на пригорке покоилось тело пса, не подававшее признаков жизни. Преодолевая усталость, он поднялся и подошел к нему. Вельзевул был мертв. Хель разорвала ему горло, почти оторвав голову, своими огромными клыками. Все пространство вокруг тела собаки было залито кровью, которая мгновенно впитывалась во влажную землю. Эйнар склонился над псом и беззвучно заплакал, закрыв лицо руками. Здесь его никто не видел.
   Так он просидел достаточно долго. Слезы иссякли, осталась лишь боль утраты и злость, но и того и другого было в избытке. Срубив несколько деревьев, он сложил погребальный костер, бережно водрузил сверху тело пса. Пока костер пылал, Эйнар сидел в стороне, и тупо смотрел на языки пламени. Костер догорел, человек зарыл пепел, и двинулся дальше вглубь пещеры.
   Через несколько шагов, он подошел к широкому отверстию в стене, с которого начинался длинный тоннель, имевший правильную цилиндрическую форму, и плавно уходивший вниз. В конце темного тоннеля был виден яркий ослепительный свет, манивший туда своей чистой теплотой.
   Не колеблясь не секунды, он шагнул вперед, держа наготове меч. С трудом передвигая ноги от усталости, он долго шел по коридору пока не достиг конца тоннеля. Взору его открылась удивительная, но отчего-то до боли знакомая картина. Тоннель оканчивался в отвесной скале.
   Впереди, на сколько хватало взгляда, пространство заполняла мгла, перечеркнутая светящимся потоком. Словно по темному небу текла огненная река.
   Эйнар присел, и взглянул вниз. Ровная отвесная скала терялась в темноте. Никаких признаков дна у этой пропасти не было, но странным образом она манила, и притягивала броситься в нее с головой.
   - Хочешь туда...? - насмешливый голос за спиной оторвал его от созерцания бездонной пропасти.
   Он обернулся. Перед ним, заполненный клубами черного дыма, вырисовывался человеческий силуэт.
   - Кто ты..., черт возьми, - Эйнар приготовился отразить атаку.
   - Ха-ха-ха..., - картинно рассмеялась безгубая голова призрака, - ты собираешься со мной драться?
   Одним движением выдергивая из-за спины меч Вотана, человек нанес несколько ударов, но меч прошел сквозь тело призрака, не нанеся ему никакого урона, лишь слегка разогнав дым, который тут же вновь вернулся в прежние границы.
   - Ой..., ой..., ты убил меня..., убил..., - призрак откровенно потешался над воином, - может, еще попробуешь?
   Эйнар устало опустился, прислонившись спиной к влажной стене тоннеля.
   - Успокойся..., это тебе не местные соломенные божки..., чье время ушло в небытие....
   - Чего ты хочешь?
   - Понять..., кто оказал мне неоценимую услугу....
   - Не понимаю о чем ты, - человек положил меч на колени, устало, с тупым безразличием наблюдая за призраком.
   - В этом все дело..., я и сам не очень понимаю, кто ты и откуда. Может..., расскажешь?
   Человек слегка качнул головой в сторону.
   - Ну..., если ты больше не собираешься меня убивать, пожалуй пора поговорить по душам..., - призрак нехорошо усмехнулся.
   Дым, наполнявший его тело, стал сворачиваться с невероятной скоростью. Потемнел, став совершенно черным и вдруг уплотнившись, превратился в человеческое тело. Перед Эйнаром стоял чернокожий нубиец атлетического сложения. За спиной его воздух уплотнился и вибрировал, создавалось впечатление, будто это дрожат черные крылья. Крупные навыкате глаза с любопытством, и в то же время настороженно смотрели на человека. В руках он вертел кинжал с огромным красным рубином на рукоятке. В тон рубину светились и глаза незнакомца. Легкая черная с позолотой туника, подчеркивала мощный торс, и обнажала мускулистые черные ноги. Двухметровый гигант сделал несколько осторожных шагов, и опустился напротив человека.
   - Откуда ты взялся?
   Человек молча, пожал плечами.
   - Ну ладно..., я начну. Итак, несколько циклов назад, когда хранитель создал армию ангелов, как своих наместников, или смотрителей на земле. Земные боги, которым было доверено управление планетой, обнаружили древний манускрипт, который вызвал переполох среди бессмертных.
   - Это я уже слышал..., - кивнул Эйнар, - что дальше?
   - Ты как все смертные, нетерпим и нетерпелив....
   - Это я тоже слышал....
   - Вот, что странно..., манускрипт был написан на древнейшем из арамейских языков..., но на материале..., который еще не известен..., не людям, не местным богам.
   - Не понимаю..., как это касается меня. - Эйнар откинулся на стену не в силах больше сохранять вертикальное положение.
   - Сейчас поймешь, - нубиец прикрыл глаза и принялся декламировать нараспев:
  

И придет день, и явится миру смертный,

Несущий за спиной тень опаленных черных крыльев,

И человек сей, уничтожит богов земных,

Из тех, которые перечить ему и мешать всячески станут,

И освободит, преисподнюю, для царства ангела несущего свет...

   - Понятно..., тебя-то это, каким боком касается? - Спросил Эйнар, но говорил он это уже не уверенно. Страшная догадка блуждала где-то совсем рядом, но он никак не мог ее ухватить.
   - Я..., ангел, несущий свет....
   - Люцифер...? - Человек встрепенулся, отбросив усталость, вскочил на ноги, и изготовился к бою, пригнув голову.
   - Эй, эй, эй..., какая муха тебя укусила, - Люцифер отскочил в сторону, насмешливо глядя на гота. - Что за народ эти смертные, умереть готовы, даже без причины.
   До Эйнара вдруг дошло, что Люцифер, стоящий перед ним, почти на полторы тысячи лет моложе того который отправил его сюда. Манускрипт, о котором он говорит, отправлен из будущего, им же самим, в качестве подсказки, и написан на бумаге. Немудрено, что они не знают, что это за материал? И не удивительно, что они не знают кто он.
   Человек засмеялся, чем вызвал удивление Люцифера. Ситуация действительно была комичной, с одной стороны перед ним стоял, падший ангел, будущий король ада, и мучился сомнениями и догадками, по поводу документа который сам же и создал. С другой он, Элигос, собственноручно расчистил ему дорогу и создал ад, убив Хель прежнюю владычицу здешних мест. Неужели Люцифер все это просчитал.
   - Чему ты смеешься, смертный?
   - Не сейчас..., этот круг замкнется в двадцатом столетии, и ты сам все поймешь.
   Ему вдруг пришло в голову, что раз Люцифер, здесь находится в неведении, то скорее всего, он не властен над временем, и пользуется неким каналом. Это означает, что существует портал перемещения, ведь отправил же он как-то из двадцатого века и его, и документ. Но если есть коридор, то возможно он работает в обе стороны.
   - Где нашли манускрипт?
   - В Етунхейме, - не задумываясь, ответил Люцифер, - если конечно Локки не врет.
   - В стране великанов?
   - Да.
   - Какая разница..., Локки врет всегда.
   - Не скажи..., случалось, он говорил правду. - Люцифер усмехнулся. - Когда припрешь к стенке.
   На светящейся полосе вдруг появился медленно передвигающийся темный силуэт паромщика. Глядя в их сторону, он медленно перемещался на своей лодке, едва шевеля веслом. Проплывая мимо, он вдруг поднял руку и приветливо махнул. Эйнар был уверен, жест этот предназначался ему. Еще одно открытие, паромщик на реке Стикс, его помнит. Но как..., черт возьми, и что может значить? Еще одна загадка.
   - Вы знакомы? - В голосе Люцифера было столько неподдельного удивления, что у гота отпали все сомнения.
   - Не думаю..., мрачно уронил человек, - во всяком случае, не в этой жизни.
   - Хочешь..., пошли со мной..., - Люцифер указал рукой вперед, в темноту. Там..., за чертой, ты получишь все, о чем мечтал, силу, власть, бессмертие.
   - Неа..., - протянул человек, - в следующий раз. - Вновь засмеялся, и тут же застонал от боли, короста подсохшей крови лопнула и из-под нее потекла свежая.
   - Зря..., будет много интересного, я уже отринул навязчивую власть хранителя. И очень скоро собираюсь прибрать к рукам всю землю, и установить свою власть повсеместно. Я сделаю тебя наместником любой из завоеванных областей.
   - Я не люблю фантастические проекты, - Эйнар развернулся и ушел вглубь темного коридора.
   Люцифер не стал останавливать его, странного смертного знающего больше богов и ангелов, но молчащего, словно связанного страшной клятвой. Впрочем, он был уверен, что они еще встретятся, и он не ошибался. Но даже он не мог предположить, как часто, и в каких разных ипостасях это будет происходить, пока один из них не покинет этот мир навсегда. Но возможно ли такое...?
  
  
  
  
  
  
  
   24. РАЗБОЙНИКИ.
  
  
   Едва солнце позолотило верхушки зеленых исполинов, Демеций взобрался на чердак одной из башен, и долго осматривал окрестности, скрытый тенью. Он давно заметил лагерь людей, которые видимо, появились здесь лишь вчера вечером, но ему нужно было время, чтобы обдумать ситуацию, потому как в присутствии Лютиции, делать это становилось все сложнее. Похоже, она если не читала, то достаточно точно угадывала его мысли.
   Лагерь разбойников находился у подножия скалы, именно в том месте, где они вчера преодолели крутой подъем. Оставалось лишь удивляться, как Демеций, который, теперь прекрасно видел в темноте не заметил их. Возможно, они переместились туда уже после того. В том, что воровство козы было их рук дело, сомневаться не приходилось. Тем более что сам предмет преступления был еще жив, и тоскливо блеял возле костра, привязанный к вбитому в землю деревянному колу.
   Бывший принцепс не спешил спускаться вниз, где его ждала Лютиция. Нужно было время, чтобы подумать, и осознать происходящее. Он был солдат, и за многие годы службы ему приходилось питаться по-разному, и самыми различными вещами. Видимо поэтому, а может оттого, что он по натуре своей, никогда не был сентиментальным, скорее грубоватым, столь резкая смена рациона никак не повлияла на его психику, и желудок, который достаточно быстро перестроился. Его беспокоила Лютиция.
   Произошедшее вчера порадовало его, но не обмануло. Он понимал, что пить чужую кровь из разорванной вены, в бессознательном, безумном состоянии дьявольской жажды, когда зарождающие инстинкты сами руководят твоими поступками, это одно. И совсем другое, напасть на человека, и перекусить ему яремную вену, или сонную артерию, чтобы выпить кровь. Тем более если это собирается сделать человек никогда ранее никого не убивавший. Но он прекрасно понимал, в этих горах он не сможет всегда быть рядом с ней, а значит, она должна уметь защищаться, и нападать, чтобы охотиться.
   Им не надо было бояться диких зверей, поскольку те спешили спрятаться при их приближении. Но люди, это существа которые, становятся тем более опасны, чем больше бояться. А то, что они со временем будут внушать бывшим соплеменникам ужас, он не сомневался. И тогда, на них начнут охоту.
   Люди самых различных воззрений посчитают, что они не имеют права на жизнь, присвоив себе божественное право решать, кто достоин, жить, а кто нет.
   И церковь.... Он знал, стоит, священнослужителям узнать об их существовании, как они станут подсылать одного убийцу за другим, пока не добьются своего. Именно поэтому его первоначальный план, жить в одиночестве, и стараться не попадаться никому на глаза, претерпел серьезные изменения. Нужна была армия, серьезная армия единомышленников, чтобы противостоять этому страшному, опасному миру.
   Он видел, что Лютиция уже сильнее любого взрослого мужчины, но она не была морально готова убивать. А значит, любой воин видевший смерть своего врага будет иметь перед ней психологическое преимущество. И это надо было изменить, если он хотел обезопасить ее, и развязать руки себе.
   Демеций легко спрыгнул с высоты около десяти локтей, на залитую солнцем каменную площадку, которая, не смотря на утро, успела нагреться от горячих солнечных лучей. Было видно, как от раскаленной поверхности поднимается марево, искажающее красивейшие горные виды.
   Едва приземлившись на ноги, он поспешил укрыться в тени сводчатой арки, у основания сторожевой башни. Жар солнца полыхнул по коже. Рядом с башней, лишь немного уступая ей в высоте, стоял платан, на одной из веток которого, словно предостережение, висел прежний хозяин замка.
   - Сними его..., пожалуйста.... - Лютиция, легкая, и свежая, обвила его шею руками, и спрятала лицо на широкой груди. - Он словно страшное предсказание нам.
   - Хорошо..., как только зайдет солнце....
   - Чем займемся?
   - Нанесем визит воришкам..., - он испытывающее заглянул ей в глаза, - если ты конечно не против....
   - Может не сегодня? - Она старательно прятала от него взгляд.
   - Понимаешь милая..., - он отстранил ее от себя, - нам придется это делать, поскольку ты не сможешь все время питаться моей кровью. Иначе я умру....
   - Да, да..., я понимаю..., но, может не сегодня..., может в другой раз?
   - Другого раза может не быть..., тем более что козу они еще не закололи. Она так славно блеет у подножия горы.
   - Ладно..., пошли. - Она нерешительно качнула головой.
   - Чуть позже..., я не люблю дневной загар..., - улыбнулся он, и ей показалось, будто зубы его стали белее и крупнее. Или выросли только клыки. - Да и тебе солнечные ванны, теперь вредны. - Добавил он.
   Принцепс поднял ее на руки, и понес в спальню. Это была единственная комната в замке, которая была приспособлена для жизни. Едва ее затылок коснулся мягкой подушки, Демеций накрыл ее губы холодным, как лед поцелуем, но это было приятно, поскольку тело ее горело в огне.
   Горячая истома затопила ее всю, нестерпимый жар опалил огнем оскверненное варварами лоно. Лютиция обхватила его могучую шею руками, втянула дрожащими ноздрями терпкий запах его плоти, и притянула к себе, желая почувствовать тяжесть мужского тела. Демеций неотрывно смотрел ей в глаза, будто карауля момент, когда нужно будет остановиться. Он не знал своей теперешней силы, не понимал, как с ней управляться, и это несколько сдерживало его пыл. Он пытался быть осторожным и нежным, и оттого видимо производил впечатление неумелого и угловатого любовника.
   Но весь его страх и неуверенность были бессмысленны, поскольку неземное блаженство поглотило ее без остатка, не оставив места разуму, лишь при одном его прикосновении, словно обладал он теперь колдовской, завораживающей силой.
   Она вдруг ощутила, как пылающий жар ее тела внезапно залил колючий источник жуткого холода, как все внутри нее неожиданно съежилось, но не от страха смерти, а от удовольствия более тесного соприкосновения. В эту минуту ей казалось, что они проникли друг в друга, срослись, превратившись в единое целое.
   Какое-то время, она продолжала видеть окружающий мир сквозь пелену страсти, будто делая это не глазами, а чем-то иным, как вдруг она услышала рычание Демеция, и на секунду увидела его искаженное страстью лицо, в любое другое время вызвавшее бы в ней животный страх.
   Глаза его светились неестественным светом, черты лица погрубели, и приобрели звериное выражение. Раскрытый рот демонстрировал огромные страшные клыки, готовые впиться и растерзать живую плоть. Но, на удивление это не вызвало в ней не страха, не отторжения. Это было свидетельством его любви, демонстрация его страсти.
   Ее крик, свободный раскованный не боящийся быть услышанным, и неправильно понятым, заставлял вибрировать стены замка, бурлить и клокотать, словно вулкан его кровь. Ей на секунду показалось, что она вросла в старые камни, словно ноги ее пустили корни, вплетаясь в древние стены.
   Ее кровеносная система переплелась с жилами и венами жилища. Замок ответил ей, заключая в объятия, и даруя ей силу, которая поначалу испугала ее. Душа ее, или то, что от нее осталось, замерла, пробуя новые доселе неведомые ощущения единения с окружающим. Но замок не был просто окружающим миром, он воспринимался ею как огромный живой организм. Это продолжалось всего мгновенье, но будто бы кто показал ей огромный мир с цветными картинками. Мир, проходивший перед этими стенами, много тысяч лет.
   Вдруг все затихло, они замерли, и все вокруг замерло, глядя на них. Казалось, что само время остановилось, чтобы понаблюдать за тем, что произойдет дальше, и какие беды обрушаться на головы людей презревших все законы божьи.
   Они пролежали, не шевелясь несколько часов, когда Демеций вдруг приподнялся на руках, долго, и как-то по-особенному нежно поцеловал ее.
   - Пора..., - тихо прошептал он.
   Молча поднявшись, она натянула тунику, непослушными дрожащими руками, и, наконец, осмелилась робко поднять глаза на него. Он улыбался. Обнявшись, они двинулись к выходу в полной темноте. Но даже если бы они разжали объятия и разошлись, они чувствовали бы на расстоянии запах своих тел приобретших сегодня новую окраску, ибо впитала она его запах, а он поглотил ее аромат.
   Ночь была довольно светлой, яркие крупные звезды, окружившие полную луну, освещали темный лес пытавшийся скрыть ночные тайны. Они спустились по уже знакомым огромным ступенькам беззвучно, словно призраки, встали вдалеке от костра вокруг которого сидели пять оборванцев, хлеставших вино из вонючего бурдюка. Вино было отвратительным, она чувствовала его мерзкий запах даже на таком расстоянии.
   Все пятеро, были уже основательно пьяны, и спорили о том зажарить козочку сегодня, или оставить ее на завтра.
   - Вы грязные свиньи..., вы видели эту парочку...? - Ревел один из них, видимо главарь, поскольку никто не перечил ему. - Завтра, утром, мы вернемся в замок, и он станет нашим..., на долгие..., долгие времена..., навсегда. А эта парочка..., станет нам прислуживать. Хотя нет..., пожалуй, я возьму ее в жены, и тогда она будет прислуживать мне....
   - В жены? Ха-ха-ха.... - Один из оборванцев, закатился в приступе смеха. - Зачем тебе жена?
   - Это уж я сам разберусь..., не твоего ума дело. Нам всем пора становится богатыми зажиточными, и достойными разбойниками.
   - И как же мы станем богатыми, если ты обзаведешься женушкой? Может у этой шлюшки богатое приданое?
   - Свинья..., ты будешь всю жизнь жить на помойке. - Вожак поднялся на ноги, и взглянул в темноту, туда, где стояли вампиры, все-таки звериным чутьем его бог не обидел. - А я..., - произнес он, и сделал шаг в темноту, голос его перешел в булькающий хрип.
   - Опять нажрался..., наш благородный господин, - довольно осклабился один из разбойников. Все весело заржали.
   Через мгновенье подельники его с удивлением увидели, как ноги атамана оторвались от земли.
   На границе света костра, и густой тьмы леса его встретил Демеций и, схватив за горло, приподнял над землей. Глаза атамана вылезли из орбит. В следующую секунду, пролетев локтей двадцать над землей, он врезался спиной в толстый ствол дерева. Раздался громкий хруст, сопровождаемый истошным воплем бандита. Позвоночник атамана переломился, словно тонкая тростинка, а тело распласталось по стволу дерева, прежде чем упасть к торчащим из земли узловатым корням.
   Разбойники только теперь разглядели источник опасности. И выглядело это, надо признать, жутковато. В темноте было видно лишь бледное, белое лицо Демеция, которое казалось, просто висело в воздухе, сверкающие карие глаза, клыки которые не умещались во рту. Зловещая улыбка снисходительного превосходства, которая, повергла бы в ужас людей менее суеверных.
   На разбойников, жизнь которых всецело зависела от везения, и которые на всякий случай, чтобы не спугнуть удачу, верили во всех богов, духов и демонов без исключения, это произвело неизгладимое впечатление. Все трое бросились врассыпную.
   Демеций бегал гораздо быстрее. Первый, рванувшийся в сторону леса разбойник, упал со сломанной шеей, едва успев сделать два шага. Второй, получив удар калигой между лопаток, упал и, пытаясь подняться, получил второй удар в лицо такой силы, что мгновенно потерял сознание, заливаясь кровью. Почувствовав аппетитный запах крови, Лютиция рванула к поверженному противнику, но, опустившись на колени перед неподвижным телом, заколебалась.
   Перед ней лежал мужчина средних лет, грязный, в оборванной одежде едва прикрывавшей изможденное тело. Глаза его были закрыты, и веки трепетали, словно бы он спал и видел дурной сон. Лицо было залито свежей кровью, от вида которой рот ее наполнился слюной, и свело судорогой скулы. Она сглотнула, но продолжала, как завороженная смотреть на несчастного. Из его разбитой губы сочилась кровь, распространяя вокруг невероятный аромат.
   Лютиция сдвинула воротник грязной рубахи, и обнажила горло поверженного разбойника, и уже не могла оторвать глаз от пульсирующей жилки у основания его шеи. И все же перед ней был человек, которого ей предстояло убить. Возможно, если бы она была голодна, инстинкт выживания сделал бы все сам, но сейчас она еще была сыта кровью Демеция.
   Она понимала, этот рубеж ей все равно придется перешагнуть, и чем скорее это произойдет, тем лучше для всех. Но иногда ей казалось, что стоит лишь помолиться, и все вернется назад, и она вновь станет человеком. Господь милостив и милосерден, он не оставит рабу свою. Но тут, же где-то глубоко в душе зарождался протест. Она слишком долго терпела побои, насилие и унижения, выпавшие на ее долю, но ее терпение, это жертва великому господу.
   Чего ради терпел сам всемогущий, почему он, обладая неисчислимой армией, и неограниченной силой, равнодушно взирал, как издевались над его чадом послушным. Почему не вступился, почему не протянул ей руку помощи, почему не обрушил на злодеев всю мощь своего гнева, почему не испепелил врагов ее. Разве она мало молилась, разве не молила его о помощи, и разве не сказано: просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам....
   Впервые за всю жизнь ее покинул страх, который всегда присутствовал, принимая разные формы, оправдываясь необходимостью, маскируясь под другие чувства, липкий, гадкий, омерзительный, он сидел глубоко внутри, всегда напоминая о себе. Теперь она это отчетливо понимала, поскольку страх покинул ее, и она надеялась, что навсегда.
   Но за все в этой жизни надо платить, и сейчас она должна была внести первую часть суммы. Сколько в итоге придется заплатить за счастье быть свободной, она не знала, да и принцепс этого не знал, поскольку они были первыми на тропе, по которой поднимались к вершине пищевой цепочке.
   Пока Лютиция, мучимая сомнениями сидела, склонившись над разбойником, Демеций догнал третьего бандита, который успел сделать всего около двух десятков шагов. Слегка толкнув в спину насмерть перепуганного бродягу, принцепс навалился на него сверху. Впрочем, о сопротивлении тот даже не помышлял, и послушно позволил себя связать, пеньковой веревкой, которая висела у него же на поясе. Схватив бедолагу за отворот кожаной куртки, Демеций резким рывком поставил его на ноги, и подтолкнул к костру, где сидела Лютиция.
   Когда подошел принцепс, она по-прежнему смотрела на разбитое лицо оборванца. Заслышав шаги, подняла голову, и Демеций понял - она колеблется.
   - Тебе все равно придется это сделать, - произнес она едва слышно, не глядя ей в глаза, словно склонял ее к чему-то постыдному.
   - Я знаю..., но..., - она подыскивала слова, но не находила их.
   - Что...? - Его начинала раздражать ее нерешительность, но он подавил гнев в зародыше, отметив про себя, что вспышки гнева посещают его все чаще.
   - Я не готова..., - одними губами произнесла она.
   - Хорошо..., но учти, у нас не так много времени. И..., в следующий раз, когда начнется жажда, меня, может не оказаться рядом.
   Она подняла на него полные слез глаза, и он почувствовал себя последним негодяем, истязающим невинное существо. Но решил сохранить твердость, поскольку понимал, что поставлено на карту.
   - Свяжи его..., покрепче, - буркнул он, и направился к главарю, который по-прежнему лежал под деревом, глядя в ночное небо, и негромко стонал. Тело его было парализовано.
   Взвалив на плечо, Демеций донес паралитика до костра, и небрежно сбросил на землю. Тот неудачно свалился на грудь, лицо его покоилось в грязи, откуда доносились глухие стоны. Свалив рядом второго разбойника, римлянин связал ему ноги. Затем проверил, как Лютиция справилась со своей задачей.
   - Я должен настигнуть последнего, пока он не ушел далеко. Присмотри за этими, я скоро вернусь. Она кивнула головой, по-прежнему не поднимая на него взгляда.
   Поколебавшись, он все же решился довериться ее благоразумию, и зарождавшимся инстинктам. Все время пока он шел к опушке леса он чувствовал на себе ее взгляд, полный отчаяния и надежды. Но, ни разу не обернулся, чтобы подбодрить ее жестом или взглядом.
   Искать последнего разбойника пришлось не долго. Едва Демеций вошел в лес, как перебивая все лесные запахи, в нос ударил тяжелый запах дешевого вина, и давно не мытого тела. Через несколько минут он увидел затаившегося в кустах бандита, и направился прямо к нему. Конечно, тот не мог знать, что странный человек, поселившийся в заброшенном замке, теперь видит ночью так же как днем.
   Рассчитывая на то, что принцепс пройдет мимо, оборванец сидел в кустах, затаив дыхание. И лишь когда осознал, что преследователь направляется прямо к нему, выскочил и взмахнул мечом. Легионер даже не стал вынимать спату, висевшую на боку. Слегка наклонился влево, уходя из-под вялого удара, неумелой руки, дрожавшего от страха соперника. Схватил его за руку, дернул на себя, и большим пальцем правой руки выбил ему глаз. Выронив меч, разбойник осел, и, схватившись руками за окровавленную глазницу, завыл.
   От вида крови Демеция стало мутить, рот наполнился слюной. Ему захотело разорвать клыками вену, и выпить всю кровь до дна, оставив пустым этот живой бурдюк. Но он сдержался, надо было срочно возвращаться. Не стоило оставлять ее надолго в одиночестве, во всяком случае, пока.
   Схватив за ногу, проинцепс поволок его за собой, слыша за спиной подвывания несчастного. Тот даже не помышлял о сопротивлении, и через несколько минут, они оказались возле костра, где Демеций свалил бедолагу в кучу его подельников. Лютиция по-прежнему сидела, отрешенно глядя перед собой, беззвучно шевеля губами, словно решала сложную математическую задачу.
   - Идти сможешь, - римлянина всерьез беспокоило ее состояние.
   - Да, - ответила она, и поднялась на ноги, словно боялась, что он будет недоволен ею.
   Принцепс пинками поднял разбойников, развязав им ноги и, водрузив паралитика на плечо одного из них, который показался ему самым крепким.
   - Господин..., позволь мне сказать, - пришедший в себя бандит с разбитой мордой, вкрадчиво, и подобострастно смотрел ему в глаза.
   - Говори..., - рявкнул, Демеций так, что вздрогнул даже парализованный главарь.
   - У нас есть тайник..., там золото, оно станет твоим, если отпустишь меня.
   - Я слушаю....
   - Сначала пообещай....
   - Обещаю.
   - В замке под платаном, висит хозяин замка, ноги которого указывают на место, где закопан клад..., мы нашли его случайно, и он..., - разбойник от души пнул парализованного главаря, - не хотел ни с кем делиться.
   - Понятно..., пошли.
   - Я могу идти?
   - Нет.
   - Но..., господин..., ты обещал мне.
   - Я тебя обманул..., - хищно улыбнулся бывший принцепс, и продемонстрировал длинные белые клыки. Разбойник мгновенно сник.
   Давно замечено, что циничные мерзавцы склонны требовать от окружающих тем большей порядочности и честности, чем менее сами наделены этими качествами. Однако взгляд Лютиции на секунду вспыхнул, и погас, а губы беззвучно прошептали молитву о спасении бессмертной души бывшего принцепса. От него это не ускользнуло, но он не собирался терзаться моральными проблемами перед существом, которое воспринимал как еду.
   То ли для того, чтобы усилить эффект, то ли поддаваясь голоду, римлянин схватил за голову разбойника, которому до того высадил глаз, тот мгновенно перестал скулить. Принцепс откинул его голову назад так, что у бедолаги затрещали шейные позвонки, и впился ему в шею. Кадык римлянина заходил вверх и вниз, было слышно, как булькает в его горле, горячая кровь.
   Разбойник онемел от страха, и совершенно не помышлял о сопротивлении. Постепенно лицо его побледнело, глаза ввалились, и закрылись. Похоже, он просто уснул, и умер во сне, не издав ни звука. Вампир, довольно крякнув, отшвырнул от себя мертвое тело бандита, и вызывающе взглянул на Лютицию. Та смотрела на него так, словно наткнулась на ядовитую змею.
   Когда дошли до лестницы, Демеций легко без усилий стал забрасывать разбойников наверх, поскольку ступени такой высоты те преодолеть были не способны. Глаза лесных оборванцев наполнились ужасом, когда они смотрели на то, как легко управляется с ними принцепс. Еще больший страх испытали они видя как он, и его женщина взбирались на скалу, легко совершая чудовищные по своей длине и высоте прыжки.
   Теперь пришла их очередь молиться, лишь главарь шайки, безучастный ко всему, лежал на спине, тупо уставившись в ночное небо, и издавая гортанные стоны. Он уже не мог шевелить губами. Судя по всему, в то время когда римлянин швырял его словно тряпичную куклу, паралич прогрессировал.
   Взобравшись на террасу у замка, Демеций обошел пленников, равнодушно заглянул в глаза главарю, отметив про себя, что тот не доживет до рассвета. Решил, что как только окажутся в замке, этот сосуд нужно будет испить в первую очередь. Остальные чувствовали себя хорошо, и могли хранить кровь; свежей и горячей еще некоторое время. На секунду он ужаснулся циничности своих рассуждений, но тут же отогнал от себя непрошенную слабость.
   В замке, он загнал пленников в кладовую, где не было окон, и подпер снаружи дверь. Все это время пока они поднимались вверх по лестнице, он размышлял над тем, как ему вести себя с Лютицией, и решил оставить пока все как есть, дожидаясь скорого, неизбежного приступа жажды, который заглушит в ней брезгливость и страх.
   - Ты пока отдохни..., день выдался тяжелый, - произнес он, прикоснувшись к ее щеке, - а я сниму повешенного....
   Она накрыла его руку своей, и еще крепче прижала ее к щеке. Демеций отметил про себя, что температура ее тела значительно понизилась. Глаза лихорадочно блестели, словно она пребывала в плену безумия.
   - Ты хорошо себя чувствуешь? - спросил он.
   - Да..., хорошо, почему ты спрашиваешь? - голос ее звучал необычно глухо, и ровно.
   - Нет..., ничего..., отдыхай я скоро..., - он осторожно вынул свою руку из ее ладони, и направился к выходу.
   Она не могла понять, почему нее остался легкий осадок от их разговора. Словно обманутые ожидания, обещавшие недосказанное, и не подарившие ничего помимо обещанного, в очередной раз принесли лишь разочарования.
   Так бывало часто, она додумывала, дорисовывала, достраивала сказанное окружающими, но затем оказывалось, что вещи очевидные, на самом деле очевидны только ей.
   Она прекрасно понимала, что Демеций сердится, как понимала и причину его недовольства. Но сделать с этим она ничего не могла, поскольку пересилить себя перешагнуть через собственные ощущения она не могла. К тому же она не понимала, почему он так уверен, в том, что иного пути нет. Почему он думает, что господь отринул их, если они стали другими. Возможно, это всего лишь болезнь, и лекари могут найти спасение от нее.
   В глубине ее робкой души все еще теплилась надежда, что господь услышит ее, и молитвы спасут их от вечных мук на страшном суде. Но тут же ее сознание подсовывало ей неповторимое ощущение свободы и эйфории от неограниченных возможностей, которые она испытала совсем недавно. Скорее всего, это был эмоциональный спад после невероятной встряски испытанной организмом, и это был предвестник голода.
   Демеций вышел в темноту. Луна скрылась за тучами, ветер стал сильнее. Бывший хозяин раскачивался словно маятник, под тяжестью которого ветка платана уныло скрипела. Подпрыгнув, он уселся на ветку, и одним ударом спаты перерубил веревку. Останки повешенного хозяина, упали на устланную булыжником площадку и рассыпались. Собрав все, что было возможно, принцепс подошел к краю террасы, и выбросил останки человека вниз, туда, где сейчас густо клубилась темнота.
   Вернувшись, осмотрел площадку под платаном, на которую прежде указывали ноги мертвеца, и без особого труда нашел, расшатанный булыжник со следами недавнего вскрытия, а под ним увесистый кожаный мешок, который был полон золотых монет римской чеканки.
   - Похоже, судьба благоволит нам, - он подбросил на руке мешок, пытаясь оценить его примерный вес.
   Неуемная любовь людей к желтому металлу не так просто вытравливается даже серьезным кровопусканием, которым, по сути, является обращение. И Демеций еще не был свободен от этого человеческого порока. Впрочем, справедливости ради надо отметить, что потомки его никогда не смогут, обходится без презренного металла, но делать это будут лишь для того, чтобы скрыть свою истинную сущность. Хотя более поздние вампиры Европы, будут законодателями моды во всем, что касается показной роскоши и утонченной красоты.
   Многие знаменитые роды эпохи возрождения, приближенные к европейским королевским дворам, несли в своих жилах отравленную кровь детенышей Фенрира. И именно они привили высшему обществу богемный образ жизни, который, по сути, поощрял сон до наступления сумерек, и бурную жизнь с наступлением темноты.
  
  
  
  
  
  
   25. ВАМПИРЫ
  
  
   Демеций провел на террасе еще около часа, сидя на парапете, и размышляя о странностях судьбы, бросавшей его из одной крайности в другую. Превращая его друзей во врагов и, наоборот, по нескольку раз, перебрасывая его, то в один лагерь то в другой, меняя его отношение к людям, и к самому себе. Меняя попутно, и его самого настолько, что в итоге он стал относиться к людям как к еде.
   Он поднялся только тогда, когда на востоке небо посерело, и звезды стали гаснуть одна за другой. Едва он легко спрыгнул с парапета, как до него донесся приглушенный стон.
   - Лютиция, - он рванулся. Выбил дверь ногой, и в два прыжка преодолев коридор, распахнул дверь спальни. Она была пуста.
   Он вновь выскочил в коридор, завертел головой, пытаясь определить в какую сторону унесли ее похитители. Вдруг понял, что чувствует ее запах, и рванулся по коридору, следом за терпкими флюидами, шлейфом сопровождавшими ее.
   Через несколько шагов, там, где коридор делает резкий поворот, он нагнал ее. Никаких похитителей не было, и по ее безумным глазам он понял, что ее гнала вперед дикая жажда. Она чувствовала запах людей, слышала, как бьются их сердца, пульсирует кровь, она шла к кладовке, где были заперты разбойники. Он решил предоставить ей полную свободу, и лишь наблюдать со стороны за происходящим. Она двигалась мелкими шагами, но достаточно быстро, и через некоторое время достигла темницы. Выбив ногой деревяшку, подпиравшую дверь, она запрыгнула внутрь.
   Ближайший к ней оборванец, на свою беду был единственный кто находился в комнате на ногах, остальные лежали на охапках соломы. Услышав шум за спиной, тот обернулся, и в следующее мгновенье, половина его шеи была вырвана, из огромной раны хлестала струя крови. Усевшись на поверженного противника, Лютиция подставляла под фонтанирующую кровь распяленный окровавленный рот.
   Хватая горячую струю губами, захлебываясь и давясь, она глотала кровь, при этом большая ее часть разлилась по комнате. Перепуганные пленники забились в угол, и тихо скулили от страха. Все кроме главаря, который по-прежнему равнодушно смотрел вверх, словно знал, куда устремиться вскорости его грешная душа.
   Кровавый фонтан постепенно терял силу, и вскоре совсем иссяк. Лютиция, наконец, подняла голову, и взглянула на разбойников. Взгляд ее был осмысленным, равнодушным, и каким-то отстраненно обыденным, словно проделывала она это ежедневно, и не видела в своем поступке ничего необычного.
   Увидев ее лицо и глаза, несчастные пришли в такой неописуемый ужас, что казалось еще немного, и оба лишаться чувств. Она поднялась на ноги, и только тут видимо заметила, что туника, впитавшая кровь прилипла к телу, и очень эротично передавала рельефные выпуклости ее груди живота и бедер. Казалось это вызвало у нее удивление, но, тряхнув головой отгоняя от себя наваждение, она одернула платье, и повернулась к принцепсу, стоявшему за ее спиной.
   - Мне нужно помыться, - виновато произнесла она, избегая смотреть ему в глаза.
   - Я сейчас провожу тебя, - он улыбнулся, - только позавтракаю.
   Демеций подошел к главарю, единственному на кого кровавая сцена не произвела никакого эффекта. На парализованных его губах, застыла кривая усмешка, он словно насмехался над ними. Вампир сильным рывком оторвал его от земли, и, запрокинув его одеревеневшую шею, впился в нее клыками. Делал он все это нарочито открыто и демонстративно, для того, чтобы показать женщине, что сделанное ею, он не воспринимает как преступление, или отклонение от нормы. Впрочем, это было неразумное расточительство, жажды он не испытывал.
   Она, кажется, поняла, и оценила его поступок, поскольку как только он оторвал окровавленный рот от шеи несчастного, приблизилась к нему, и впилась страстным поцелуем в его губы. Они целовались долго и неистово, не обращая внимания на пленников, которые боялись пошевелиться.
   Кровь, которая покрывала почти все ее тело уже начинала сворачиваться, и превратилась в сгустки. Перемазавшись этими сгустками, были похожи на посланников ада на земле. Подхватив ее на руки, он понес возлюбленную в спальню и там, они долго и нежно вылизывали тела друг друга, до тех пор, пока на них не осталось крови.
   Кровавое безумие перешло в еще более безумную близость, и в этот раз оба отбросили страхи, таившиеся до того в их отравленных душах. Бешеный ритм слил их воедино, словно оба слышали бой боевых барабанов, будто от этого зависела их жизнь и будущее. Задыхаясь от страсти и сумасшедшего ритма, они одновременно забились в конвульсиях, оглашая пустынный замок рычанием, переходящим в утробный вой, услышав который все живое в лесу спешило забиться в норы.
   Их сплетенные тела рухнули на постель, не в силах разъединиться, или, боясь вновь потерять то, что второй раз дарила им ночь, и что рассеивалось, словно мираж с первыми лучами солнца. Но такова видимо судьба вампира, безгранично могущественный ночью, он слаб, и уязвим днем.
   Половину дня они нежились в бассейне, предаваясь блаженному безделью. Утром принцепс проверил пленников, оказалось, что он не запер темницу. Однако разбойники были так напуганы, что не сдвинулись с места, и пребывали в том положении, в котором их оставили ночью.
   Оставив Лютицию в постели отдыхать, после тяжелой ночи, принцепс вновь навестил пленных. Оба узника пребывали в полном ступоре, забившись в угол, и неотрывно глядя на два обескровленных трупа валявшихся на полу темницы, которые к тому же начинали разлагаться. Первым делом Демеций, вышвырнул трупы в коридор, решив заняться ими потом. После того как предметы, притягивавшие взор исчезли, оба разбойника как завороженные уставились на вампира, чего собственно и добивался от них тот.
   - Как вы попали сюда, - ласково спросил он, стараясь вызвать доверие.
   - Ты нас привел господин.... - испуганно ответил один из них, второй при этом радостно заулыбался.
   - В первый раз..., - уточнил он, обращаясь к тому который отвечал, понимая, что другой, похоже, повредился рассудком.
   - Ааа..., да, да, да..., понимаю, - подобострастно ответил разбойник, - там была лестница, она выводила на второй этаж замка.
   - Второй этаж? - Демеций изумился, но тут же подумал, что у него не было достаточно времени, чтобы обследовать весь замок. - Где выход на второй этаж?
   - Я покажу..., - с готовностью отозвался пленник, и вскочил на ноги.
   - Пошли, - бросил принцепс, и двинулся в коридор, разбойник послушно поплелся следом.
   В конце коридора за одной из массивных дубовых дверей, оказалась узкая, темная лестница, резко уходившая вниз. Через полчаса они подошли к двери, которая выходила наружу. Демеций выглянул. Прямо перед ними на залитой солнцем поляне красовались остатки ночного лагеря разбойников.
   - Надо заделать, наглухо, - подумал он, и двинулся обратно, сзади за ним послушно семенил бандит.
   По пути обратно, он нашел еще одну дверь, непонятного происхождения, сделанную из цельного куска странного металла, черного цвета. Все его попытки сломать дверь оказались тщетны, несмотря на чудовищные удары, наносимые им, она не сдвинулась не на дюйм.
   Кончилось тем, что он оставил проклятую дверь, в покое решив вернуться к ней в случае крайней необходимости. И как это обычно случается, если есть дверь, то рано или поздно кто-то ее откроет. Возможно, знай, он заранее, что, а вернее кто придет через эту дверь, он бы не был так беспечен. Но Демеций теперь как никогда был уверен в своих силах, а потому решил, что справится с любой опасностью, откуда бы она, ни пришла, и чем бы она не была.
   Возвращаясь обратно, он совершенно позабыл о таинственной двери, и размышлял над тем, что в хозяйстве, ему нужен будет помощник. Похоже, единственный оставшийся нормальный разбойник вполне подходил на эту роль. Оставалось решить, сохранить его в прежнем состоянии, заодно использовав как резервный сосуд крови, или обратить.
   И тот и другой варианты имели свои положительные стороны, и очевидные недостатки. В первом случае придется тратить много сил на охрану, и все время быть начеку, во втором - появится еще один голодный рот. Во втором случае, правда, он приобретал союзника, который ускорил бы процесс увеличения численности новой расы.
   Он так ничего и не решил по дороге и, вернувшись в замок, снова запер разбойника в темницу. Когда он вошел в спальню, Лютиция лежала на кровати, улыбаясь собственным мыслям, и пребывала в хорошем настроении.
   - Поцелуй меня..., - прошептала она, томно потягиваясь.
   Он прильнул губами к ее холодным устам, и вздрогнул от накатившей на него волны страсти и нежности. Она обхватила его ногами и, слившись воедино, они предались страсти, позабыв обо всех проблемах и разногласиях.
   Впереди их ждала вечность, но странным образом грядущее бессмертие спрессовало мгновения так плотно, что они почти физически ощущали, как по их жилам протекало беспокойное и безжалостное время. Впрочем, к ним оно было более благосклонно. Глупая безмятежность..., это, пожалуй, единственное, что еще связывало их с человеческим родом, но в их случае для ее существования было, пожалуй, гораздо больше оснований.
   - Тот разбойник, что еще в здравом рассудке, - произнес он, когда утомленные они откинулись на подушки, - я хочу обратить его.
   - Он бандит и душегуб, - возразила она.
   - А мы?
   - Мы..., лишь пытаемся выжить....
   - Не вижу разницы, - уронил он, поднимаясь с кровати, - возможно, он тоже стал разбойником, чтобы выжить.
   Она задумалась, сложно было отрицать, правоту принцепса, но ее пугал сам факт появления столь же сильного существа, что и они, но с порочной душой.
   - Что если он вздумает нас убить?
   - Не беспокойся..., я справлюсь с этим.
   - Поступай, как знаешь, - Лютиция пожала плечами, - но будь осторожен, сейчас здесь только ты и я, и мы доверяем, друг другу, но появится третий. И этого третьего мы совсем не знаем.
   - Нам все равно придется обращать других людей, иначе человечество раздавит, и уничтожит нас....
   Взявшись за руки, они вышли из спальни, и направились к темнице, откуда раздавалось громкое пение.
   - Что это?
   - Один из них повредился рассудком, - ответил Демеций.
   - Почему?
   - Ты не помнишь? Он видел, как ты питалась...
   - Да? - она смешно нахмурила нос, - я не помню..., совсем ничего....
   Он снял засов и распахнул дверь. Увидев Лютицию, оба разбойника забились в угол, и смотрели на нее глазами полными ужаса.
   - Спокойно..., спокойно, никто вас не тронет, - Демеций показал пальцем на человека, - ты..., как тебя зовут?
   - Меня? - глаза разбойника заметались в поисках спасения.
   - Тебя....
   - Бастер..., господин. Меня зовут Бастер....
   - Ты здешний?
   - Нет, господин..., я фракиец....
   - Мы..., - Демеций сделал жест, в сторону Лютиции, - хотим сделать тебя равным себе..., почти богом.
   - Благодарю тебя..., господин, - похоже, он испугался еще больше, - но я не уверен, что смогу..., - бедняга тщательно подбирал слова, чтобы их не оскорбить, - так как вы..., - закончил он, так и не подобрав подходящих слов.
   - Выбирать тебе..., либо ты пища, либо хищник...
   - Да, да..., конечно, я согласен.
   - Подойди, - величественно произнес принцепс, сделав царственный жест.
   Бастер медленно подошел, опасливо скосив глаза на Лютицию, похоже ее он боялся больше. Римлянин взглянул на нее, и кивнул головой, указывая на Бастера. Она подошла, нежно обняла его за шею, успокаивающе поглаживая затылок, и едва прикоснулась губами к его шее, выпуская белые клыки. В душе принцепса шевельнулась ревность, и это позабавило его.
   Разбойник смешно ойкнул и, откинув голову, закрыл глаза, словно впав в прострацию. Демеций видел, как глаза ее сузились от удовольствия как заходили желваки под молочно-бледной кожей, всасывая кровь, и понял, еще немного, она не справится с собой и разорвет ему вену. Тогда он осторожно положил свою тяжелую ладонь на ее плечо. Она вздрогнула, и выпустила жертву. Бастер рухнул на солому, и потерял сознание.
   - Спасибо..., - уронила она, когда они возвращались, - не могу это контролировать.
   - Тебе надо научиться.
   К утру Бастера стала мучить жажда. Глаза его вывалились из орбит, грязные волосы стояли дыбом, он на глазах превращался в животное. Демеций привел к нему козу. Тот набросился на нее, едва завидев, но пил кровь, спокойно размеренно не роняя не капли. Высосав все, что можно он приобрел почти человеческий вид.
   - Спасибо, - сказал Бастер, отдышавшись. Чем немало удивил принцепса.
   - Пожалуйста....
   - Чем мне надлежит заниматься.
   - Сейчас, когда светит солнце..., отдыхай, ночью пойдем на охоту.
   - Да, господин, - Бастер покорно склонил голову. - Но..., позволено ли мне, гулять по замку.
   - Конечно..., ты теперь один из нас. - Демеций рассудил, что если тот захочет сбежать, то удержать его теперь все равно не удастся. Да и куда он побежит среди бела дня, через двести метров с него слезет вся кожа, и он будет похож на запеченную свинью.
   Демеций ушел в спальню. Бастер отправился изучать замок. В голове его вертелась мысль о побеге, но он понимал, что в одиночку он не выживет. А потому, хотя бы на первое время ему нужен был наставник.
   Открыв дверь в темный коридор, куда они ходили накануне, он медленно спускался вниз. Мысли одна интереснее другой посещали его голову. Он представлял, как отправится в городок, где родился. Где когда-то был его дом, его отец, зажиточный ремесленник, любивший свою жену, и двоих детей. Как отомстит всем, кто виноват в его бедах и несчастьях.
   Детство Бастера протекала спокойно и счастливо, до тех самых пор пока его старшую сестру однажды увидел местный проконсул. Он воспылал к ней страстью, и пожелал иметь ее наложницей, предлагая любые деньги. Отец, свободный гражданин, воспротивился.
   Однажды ночью под видом разбойников на дом напали люди проконсула. Они убили отца и мать, увели сестру. Бастера отец в последний момент выбросил в окно, тот хоть и сломал ключицу, но остался жив. В память о той ночи, он на всю жизнь остался слегка кособоким.
   Так в тринадцать лет жизнь его круто изменилась, он вынужден был бродяжничать, и добывать себе хлеб насущный. Он примыкал к разным разбойничьим шайкам, но когда понимал, что наступает конец, уходил. У него было великолепное чутье на опасность, и сейчас похоже оно усилилось многократно. Он чувствовал, приближается сила исход встречи, с которой, непредсказуем. Но, чего ему бояться сейчас, когда он обрел невиданную силу, и невероятные способности.
   Бастер добрался до конца коридора, и уже готов был выйти, и добежать до остатков их лагеря, где остался его баул, как вдруг учуял запах. Он так удивился этой своей способности, что в первую минуту опешил и замер. В следующее мгновенье он увидел, как на поляну из пещеры выходит воин.
   Вампир присел, пытаясь разглядеть, сколько их, но тот был один, и Бастер каким-то образом это знал. Он сглотнул скопившуюся слюну, и обнаружил, что на таком расстоянии слышит, как бьется сердце будущей жертвы, и пульсирует в венах горячая кровь.
   Все произошло словно против его воли, он совершил два огромных прыжка, вырвал кусок кровавого мяса из шеи, и захлебываясь бьющим в лицо фонтаном, в один прыжок вновь очутился в коридоре, прячась от губительных солнечных лучей.
   В руках его умирал молодой воин, смотревший на него глазами полными ужаса. Впрочем, это продолжалось всего мгновенье, после чего глаза его закрылись навсегда. Бастер выпил всю кровь, тело спрятал в углублении стены, где было особенно темно, решив ночью его перепрятать. Он почему-то знал, что Демеций будет недоволен, его поступком.
   И точно, едва он переступил порог замка, как навстречу ему вышел принцепс, лицо его было мрачнее тучи.
   - Никогда, не убивай людей без моего разрешения, - произнес Демеций тихо, но твердо.
   - Я не....
   - Я все знаю, я все чувствую, как и ты будешь чувствовать, что происходит с теми, кого обратишь, и кого обратят они....
   - Я понял господин....
   - Запомни..., животных сколько угодно, но людей только с моего разрешения. Мы должны быть осторожны, если хотим выжить.
   - Я понял господин..., - произнес он еще раз, хотя болтовня этого солдафона, начинала его доставать.
   Демеций, еще раз пристально взглянул ему в глаза, отчего у Бастера пробежал холодок между лопаток, и мучительно зачесалось то место, в которое его укусила эта сумасшедшая дамочка.
   Принцепс вернулся в спальню, и повалился на кровать рядом с Лютицией. Она, перегнувшись, положила голову ему на грудь.
   - Скоро ночь, - произнес он....
   - Да, - эхом отозвалась она.
   - Время охоты....
   - Да....
   - Ты пойдешь с нами?
   - С нами? - в ее голосе сквозило удивление, - ты хочешь взять разбойника?
   - Да..., пора его приучать, - он сделал паузу, и она почувствовала, Демеций пытается что-то скрыть от нее. - Называй его Бастер....
   - Хорошо.
   - Он сегодня убил человека, - выдавил он, чувствуя, как она шарит в его сознании, в поисках истины.
   - Уже?
   - Да....
   - Кто-то стучит....
   - Нет..., показалось - покачал он головой, - я хочу приучить его повиноваться.
   - Стучат..., - повторила она.
   - Я не слышу..., наверное, ветер..., - он напряг слух, и до него донесся отдаленный стук. - Похоже твой слух, острее моего.
   - Мне кажется...
   - Что?
   - Нет, ничего..., потом....
   - Это на втором этаже. Я пойду, посмотрю. Найди Бастера, пусть идет ко мне.
   - Демеций....
   - Что...? - он обернулся в дверях.
   - Будь осторожен..., ради меня..., ради нас....
   Он легкомысленно кивнул головой, и исчез за дверью.
   Возможно, задержись на несколько минут, и поговори с ней откровенно, Демеций изменил бы свое решение. Но, он спешил, поскольку чувствовал опасность, которая требовала его немедленной реакции. К сожалению, как все поспешные решения, его реакция была неверной. Впрочем, кто знает, что произошло бы поступи он по-другому.
  
  
  
  
  
  
  
   26. ВЫЗОВ.
  
  
   Эйнар поднимался вверх по темному коридору, покидая преддверие ада, который теперь мог с полным правом носить это имя. Хельгард больше не существовал, но эта ветвь мирового дерева, представляющая собой скорбный мир мертвых, никогда не будет пустовать. Отныне он станет прибежищем грешников, отверженных и падших.
   Так же как свято место не бывает пусто, так и проклятые темные места, никогда не остаются без обитателей, а тем более без хозяев. Глупо и наивно полагать, что жизнь во всем ее разнообразии есть лишь на светлой стороне.
   Человек выбрался в проклятый лес, где еще совсем недавно он предал огню своего лохматого друга. Не спеша пересек мертвый лес, каждым своим шагом поднимая облако пыли и пепла, которые затем долго, медленно оседали, словно земля вовсе не притягивала их.
   Пройдя сквозь струи водопада, он вновь оказался в огромной пещере, где, темным холмом возвышался труп Фенрира, уже тронутый разложением. Эйнар отыскал тело Ротгарда, которое по-прежнему покоилось на песке, там, где он его оставил.
   Эйнар поднял тело друга на руки, удивился, насколько оно оказалось тяжелым, и перенес его подальше от смердящего трупа волка. Затем вновь вернулся в проклятый лес, и принес огромную охапку веток. Проделав это несколько раз, он сложил из них пирамиду, и водрузил на вершину тело друга, вложил в его руки топор, который был его верным спутником при жизни. Достав кресало, разжег костер, и долго молчал, наблюдая за тем, как танцуют пляску смерти языки погребального костра.
   Он простоял так до тех пор, пока костер не превратился в мерцающую кучу углей лижущих воздух маленьким красными языками, и подернутых кое-где серым пеплом. Ему вдруг почудились голоса, он повернулся, пытаясь разглядеть в загадочном полумраке источник звука. Почудилось какое-то движение вдалеке. Он замер прислушиваясь, и совершенно отчетливо услышал голос Дрианы.
   Через некоторое время они стояли, обнявшись, словно боялись вновь потерять друг друга. Венеды отошли в сторону, вполголоса переговариваясь между собой, и разглядывая труп Фенрира, цокали восхищенно языками. Обошли с другой стороны, заглянули в пасть, изумлению не было предела.
   Диковинный зверь, о котором столько говорили сказания, сейчас поверженный лежал у их ног, представляя собой гору разлагающегося мяса. И это не могло не потрясти их воображения, ибо сейчас прямо на их глазах, менялось то, что было предсказано задолго до их рождения, и существовало тысячелетия. Значит, конец этого мира наступит не так, как гласит предсказание норн, и они стали виновниками того, что все изменилось.
   Но странным образом был устроен человек того времени, они совершенно не испугались, и не оробели перед всемогущими силами. Великие герои, как внушали им с детства, своими поступками могут менять не только настоящее, но будущее, хотя как утверждают седые старики, покрытые шрамами и морщинами, прозревать его могут только боги.
   Но не им, не героям, никому не под силу менять прошлое, оно незыблемо, на нем покоится мир. Из него вырастает мировой ясень Иггдрасиль, цепляясь крепкими корнями за почву прошлого, и черпая силу из перегноя жизни.
   - Почему вы не остались в лагере? - спросил Эйнар.
   - Я почувствовала, что ты на краю гибели, и помочь тебе не могла, что-то закрывало тебя....
   - Хель..., и ее колдовская сила..., когда появился Вельзевул, я был все равно, что мертв..., - он прижал крепче к себе дрожащую мелкой дрожью Дриану. - он спас мне жизнь.
   - Вельзевул...?
   - Мертв..., Хель порвала ему глотку....
   - Надо уходить отсюда, - тихо уронила она, - здесь пахнет смертью, здесь..., - она с трудом подбирала слова, - плохо, - очень плохо.
   - Здесь..., больше никого нет..., Фенрир повержен, детеныши его - мертвы. Есть лишь Люцифер, но ему сейчас не до нас....
   - Кто это..., Люцифер?
   - Один из новых богов, - произнес он, чтобы избежать долгих расспросов.
   Они тронулись в обратный путь. Шли медленно, часто останавливаясь, поскольку израненному Эйнару, несмотря на все знахарское искусство Дрианы, идти было тяжело. Кроме того, одна из ран загноилась, и у него поднялся жар. Они разбили лагерь и в течение двух дней не двигались с места.
   Разрезав рану, Дриана промыла ее, затем прижгла раскаленным лезвием ножа. Постепенно жар спал, и Эйнар стал приходить в себя. Но о том, чтобы тронуться в путь не могло быть и речи. Он был все еще слаб, а попытки нести его привели к тому, что одна из ран вновь открылась, и начала кровоточить. Решено было пока оставаться на месте.
   Венеды по очереди уходили на охоту. Ближе к выходу, вполне можно было пристрелить водяную крысу, или кабана, но им попадалась всякая мелочь, которой хватало лишь на один раз. В одну из таких вылазок пропал молодой венед. Тщетны были их попытки отыскать его.
   Валамер прошел по следам родича, но тот словно сквозь землю провалился. В ста шагах от выхода из пещеры, куда дошел венед видимо в поисках крупной дичи, его следы просто обрывались, а на траве алели несколько капель крови.
   Помня о необычных способностях Демеция и Лютиции, он сделал два расширяющихся круга в поисках следов, но ничего не нашел.
   В тот же день Валамер возвращался с тушей молодого оленя, подстреленного им у входа в пещеру, когда внимание его привлекла тропинка, уходящая в сторону. Оставив оленя на развилке, он решил пройти по ней, тем более, что впереди откровенно чернела стена.
   Он прошел шагов пятьдесят, прежде чем разглядел лестницу, уходящую вверх, и темную металлическую дверь в стене. Поднявшись по лестнице, он с трудом отодвинул массивный засов, видно дверью давно не пользовались, и осторожно заглянул внутрь. За дверью был темный коридор, уходивший вверх, постепенно теряясь во мраке.
   Ему послышались осторожные шаги, но, сколько он не вглядывался в темноту так ничего и не разглядел. Постояв так некоторое время в темноте и тишине, он не мог решить, идти вперед или вернуться назад. Любопытство и отвага звали его туда в темноту неизвестности, а осторожность и долг призывали вернуться, поскольку он был нужен раненому Эйнару. И все же он повернул обратно, тихонько притворив за собой дверь, и задвинув засов, направился в лагерь.
   Через час он свалил тушу оленя у костра, и пока свежевал его, рассказал спутникам о своей находке.
   - Лестница, скорее всего, ведет в замок, - задумчиво произнес Эйнар.
   - Да..., было бы неплохо отдохнуть, и провести там несколько дней, - Валамер вопросительно взглянул на старшего товарища.
   - Почему ты думаешь, что там никого нет? - Дриана разрезала мясо на небольшие кусочки, и пристраивала их над огнем.
   - Мы никого не видели за все время, и потом, чего нам бояться, мы ведь не грабить идем....
   - Люди не могут жить в таком месте....
   - Тогда кто?
   - Может боги..., - Дриана принесла зажаренное мясо Эйнару, который все это время молчал, и внимательно слушал их разговор.
   Валамер недовольно засопел, словно обиженный ребенок, и взглянул на гота, тот ухмыльнулся в ответ, всем своим видом выражая пренебрежение.
   - А хоть бы и боги, - ободренный отношением Эйнара, произнес венед, - чего нам бояться?
   - Завтра отправимся взглянуть, куда ведет этот проход, а то я скоро совсем отвыкну от дневного света.
   - Ты еще слишком слаб, - вяло запротестовала Дриана, понимая всю бесперспективность этого занятия.
   - Вот..., там и наберусь сил....
   Оставшуюся часть дня, и всю ночь, они проспали, благо в темноте пещеры это не имело никакого значения, ночь и день здесь слились в тесных объятиях, словно любовники. И, несмотря на то, что никто больше не проронил ни слова о предстоящем походе в черный замок, мысль эта не покидала их.
   Если пещера под замком хранила чудовищ, ранее не виданных человеком. Имена, которых люди боялись произносить вслух, чтобы не потревожить зло, описанное в песнях и предсказаниях, сложенных еще до появления людей. Какое зло обитало в самом зловещем замке, люди могли лишь предполагать.
   Они не испытывали страха, поскольку это чувство со временем притупляется. Еще никому, и никогда не удавалось бояться всю жизнь. Рано или поздно ты привыкаешь к этому чувству, и перестаешь обращать на него внимание, и в этот момент, ты по-настоящему становишься храбрецом. Ибо страх умирает, когда о нем забывают.
   Утром следующего дня двинулись в путь и, не останавливаясь, добрались до лестницы, ведущей вверх. Поднимались медленно, впереди Валамер, читавший едва заметные следы. Он прекрасно видел, что на лестнице после его посещения никого не было, вековая пыль была совершенно не тронута, а на полу сиротливая цепочка его следов уходила к двери, и возвращалась, по привычке след в след. Следом за ним шла Дриана, замыкал шествие Эйнар.
   Дверь отворилась так же легко, без скрипа, как и в первый раз. Они вошли в темный коридор, и здесь Валамера ждало открытие. С тех пор как он приходил сюда, он обнаружил кучу следов, возможно в первый раз он их просто не заметил, а может за прошедшие сутки, здесь ходили люди. Во всяком случае, следы принадлежали людям, или колдунам, или богам.
   Земля под ногами была сильно утрамбована, и сказать что-либо конкретное о тех, кто здесь побывал, не представлялось возможным. Следы были едва заметны.
   - Их много, человек пять не меньше, - прошептал Валамер.
   - Ну что ж..., это хотя бы не чудовища, - усмехнулся Эйнар, - идем наверх, думаю, самое интересное нас ждет там.
   Через полчаса, они уткнулись в массивную дубовую дверь, запертую с другой стороны.
   - Надо постучать, и попроситься на ночлег, - Эйнар ухмыльнулся, и осторожно, дважды стукнул кулаком по двери.
   - Может, стоило взломать?
   - Не думаю, что это удастся сделать тихо....
   За дверью царила гробовая тишина, которую лишь подчеркивал заунывный вой ветра. Эйнар требовательно забарабанил кулаком в дверь. Глухой стук разнесся по замку, отдаваясь эхом в разных его уголках. Прокатился по коридорам, затерялся в закоулках, ухнул в колодцах и затих.
   На некоторое время вновь воцарилась тишина. Затем где-то в глубине зародились решительные шаги, стремительно приближавшиеся к двери. Кто-то подошел к двери с обратной стороны, и замер, словно пытаясь понять, что за люди потревожили его покой.
   - Эй..., хозяин..., эээ..., господин, мы могли бы переночевать у вас? - чувствовалось, что Валамер пытается вложить в речь всю учтивость, на которую был способен.
   Никто не ответил, но человек, или нет..., по-прежнему стоял за дверью.
   - Эй вы..., черт бы вас побрал..., откройте дверь, мы ведь слышим, что вы там....
   - Уходите..., - сдавлено произнес за дверью неестественный, человеческий голос.
   - Вы откажете путникам в ночлеге?
   - Не бойтесь..., мы не причиним вами зла, - Эйнар пытался разговорить незнакомца. Ему казалось, что тот специально изменил голос, это могло означать только одно, он боялся быть узнанным.
   За дверью вновь воцарилась тишина, но обитатель замка не покидал своего поста, и по-прежнему стоял за дверью.
   - Послушайте..., нам нужен отдых..., а в округе на три дня пути не одного поселения..., - Валамер раздраженно приложился кулаком в дверь.
   - Уходите..., - вновь произнес голос сдавленным баритоном, словно говорящего кто-то держал за горло.
   - Откройте..., иначе мы взломаем дверь, и никто нам не помешает, черт возьми, - Эйнар уже догадывался, кто стоит по ту сторону двери.
   - Уходите....
   - Демеций..., тебе нет места в этом мире, все равно я убью тебя. Выходи, и сразись со мной.
   - Если вы хотите сохранить жизни, и души..., лучше покиньте это место, видит бог, мне тяжело сдерживаться, - после длительной паузы, произнес Демеций рычащим голосом, словно бы начал забывать язык людей.
   - Сколько людей ты еще убьешь..., или сделаешь себе подобными, если я сохраню тебе жизнь....
   - Полагаю..., список твоих жертв окажется ничуть не меньше, ты ведь большой мастер выпускать кишки людям.
   - Я не убиваю просто так..., - неуверенно ответил Эйнар.
   - И я, не убиваю..., просто так, лишь когда испытываю голод.
   - Выходи..., сразись со мной..., принцепс, или..., потеряв душу, ты утратил и храбрость?
   Препирательство через запертую дверь становилось комичным. Обе стороны зашли в тупик.
   Эйнар понимал, какими способностями обладал сильный вампир, а Демеция, несомненно, можно было отнести к таковым. Исход схватки для него был тайной, но как это было всегда, хорошую драку с сильным соперником, он предпочитал всем остальным решениям. Его тревожило присутствие Дрианы, он не мог не понимать, что ее ждет в случае его гибели.
   Бывший принцепс, а ныне альфа вампир, колебался. Демеций видел гота в бою, знал, что тот на многое способен, и в прежние времена он не хотел бы, иметь такого врага. Но сейчас все было по-другому. Он стал другим, и новые способности давали ему значительные преимущества в битве. И все же, что-то его останавливало, от того чтобы распахнуть дверь, и перегрызть горло всем, кто стоял с другой стороны. Странным образом, он испытывал уважение к человеку, который разрушил его карьеру, и изменил жизнь.
   Еще до появления в замке Эйнара, принцепс размышлял о возможности сделать его союзником. Он не мог не признать, что гот относился к тому типу людей, которым трудно навязать свою волю, если конечно они сами не приходят к осознанию истины. Потому видно каждый раз, мысленно возвращаясь к возможности инициации спутников, иного решения как убить его, он не видел. И это была своеобразная дань уважения одного воина другому. Но если бы в силу каких-то непостижимых обстоятельств они стали бы союзниками. Через некоторое время, этот мир принадлежал бы им.
   И все же, несмотря на туманные перспективы сражения с вампиром, Эйнар был полон решимости покончить с дьявольским отродьем. В его голове уже давно сложилось четкое понимание, откуда и каким образом на земле появилась раса кровососущих.
   - Это смешно..., вам все равно не уйти..., - Эйнар раздраженно пнул ногой дверь. Из-за которой, в ответ послышался раскатистый смех Демеция.
   Эйнар сделал жест рукой, призывая спутников к тишине, нахмурился прислушиваясь. Так и есть, за дверью послышались легкие шаги, принадлежащие женщине. Он взглянул на Валамера, тот молча, кивнул, и прикрыл глаза в знак согласия. Это была Лютиция. Тут же из глубины, совершенно не таясь пробухали тяжелые сапоги, принадлежавшие мужчине, судя по обуви - простолюдину. Эйнар вновь взглянул на венеда, но тот лишь удивленно развел руками и показал три пальца.
   - Сколько же их там, молот Тора..., - договорить он не успел, распахнувшаяся дверь, разбила ему лицо, из рассеченной губы брызнула кровь. В следующую секунду, совершив огромный прыжок, из-за спины Демеция на него обрушился разбойник. Валамер не удержался на ногах, и, сцепившись, они кубарем покатились вниз по лестничным ступеням.
   Сражения подобного рода, оставлявшие глубокий след в истории, случались довольно часто. Они меняли расклад сил в политике, меняли историю государств. Низводили одних монархов, жестоких, страшных тиранов, и приводили им на смену других, не меньших тиранов, чем предыдущие. И, несмотря на малочисленность действующих лиц, эта стычка с силами зла по праву может считаться исторической, поскольку именно тогда решался вопрос о существовании вампиров на земле. Впрочем, если к этому моменту вы слышали о вампирах, значит, человечество проиграло в той битве....
  
  
  
  
  
  
  
   27. ПОЕДИНОК.
  
  
   Эйнар оказавшись лицом к лицу с Демецием, улыбнулся, и демонстративно медленно обнажил меч Вотана. К его удивлению, руны на клинке вновь засветились, видимо здесь наверху он вновь обрел магическую силу.
   Бывший принцепс, обнажил спату, держа ее обеими руками. И вдруг выпрыгнул вверх, оттолкнулся двумя ногами от стены, и обрушился всей массой на гота. Тот отлетел, врезался спиной в стену, однако тут же сгруппировавшись, оттолкнулся и устремился на вампира.
   Взвизгнула острая спата навстречу Эйнару, заставив его отшатнуться, и подставить меч. Парировав, гот нанес встречный удар, сверху вниз, римлянин уклонился, тут же получив ногой в грудь. Но даже не шелохнулся.
   - Это все..., или у тебя в запасе есть еще пара трюков? - принцепс улыбнулся, оскалив клыки.
   - Ну и рожа у тебя..., принцепс...? Я окажу тебе милость..., я убью тебя..., - скривился Эйнар, и нанес молниеносный удар в шею, сделав выпад вперед. Он сознательно старался оттеснить вампира, поскольку за его спиной прижавшись к стене, стояла Дриана. Примерно так же испуганно выглядела Лютиция, чей силуэт маячил в проеме двери, за спиной Демеция.
   Вампир рванулся вперед, и сделал это так быстро, что Эйнар едва успел встретить его прямым ударом меча, от которого тот играючи увернулся. Гот понимал, что проигрывает вампиру в скорости, но ограниченное пространство, сводило это преимущество на нет.
   Они вновь ринулись навстречу друг другу, посыпались взаимные удары, высекая искры из металла. Гот выдернул из-за спины второй меч, и теперь осыпал принцепса ударами с обеих рук, не давая тому не секунды передышки.
   - Ты готов сдохнуть, кровосос...? - Эйнар улыбнулся, он чувствовал, как медленно в глубине живота зарождается безумие. Он знал, когда волна холодного бешенства достигнет мозга, он станет непобедим.
   - Пожалуй..., я выпью тебя первым, - хрипло расхохотался Демеций.
   - Смотри..., не подавись....
   - Ха..., я сделаю чашу для крови из твоего черепа....
   Краем глаза Эйнар наблюдал за тем как в полной тишине, Валамер сражался против оборванца, который оказался на удивление проворным. Размахивая кривым мечом, разбойник с невероятной для его комплекции скоростью носился вокруг венеда. Однако пока Валамер вполне удачно отбивался, просто поворачиваясь лицом к кружащему вокруг него разбойнику.
   Боевое безумие пришло внезапно, хотя Эйнар уже некоторое время чувствовал его приближение. Накатила кипящая волна, отхлынула, оставив пустоту в мыслях. Он уже ничего не видел вокруг, перед ним был враг, и его меч. Вторая волна, накатив, заставила сильнее забиться сердце, и вспенила кровь, ударившую в голову. Движения его стали быстрыми, и в то же время удивительно пластичными.
   Выгнувшись, он сделал обманный выпад. Повинуясь инстинкту, принцепс уклонился, и мгновенно среагировав, отбил падавший на него меч, сверкнувший в воздухе, будто рыбий бок. Почти мгновенно Эйнар ударил с другой стороны, клинок на ладонь вошел в ногу римлянина.
   Несмотря на тяжесть раны, Демеций лишь криво усмехнулся, и вдруг выпрыгнул вверх, чтобы обрушится на противника всей массой. Однако там наверху его встретил проворный гот, который, предугадав его замысел, прыгнул навстречу.
   Они сшиблись под самым потолком. Поймав на основание меча клинок спаты, Эйнар нанес убийственный, почти горизонтальный удар в шею противника. Принцепс сгруппировался, меч гота лишь со свистом распорол воздух, над его головой, уводя по инерции руку в сторону, и обнажая бок. В левой руке римлянина блеснул кинжал, но, оттолкнувшись от стены, гот нанес удар ногой. Холодное жало кинжала лишь полоснуло по бедру, и выбросило струйку алой крови. Эйнар казалось, даже не заметил собственной раны, но увидел, как внезапно увлажнились губы вампира, при виде крови сочившейся из его бедра.
   Бой, который начинался с медленных, почти ленивых обменов ударами, постепенно приобретал невероятную стремительность. Шаг за шагом бойцы двигались все быстрее, в тщетной надежде оказаться проворнее и хитрее своего соперника. Они уже перестали подначивать друг друга, и осыпать проклятиями, теперь они берегли силы, но за них это делали их клинки порхавшие вокруг двух человеческих тел.
   Демеций рычал в бешенстве, пытаясь достать гота, но тот раз за разом уворачивался, и наносил ответные удары. Бешенство вампира грозило перерасти в неконтролируемое. Похоже, было, что того начинала мучить жажда. Активные движения сжигали энергию, и она требовала восполнения. Вид пульсирующей струйки крови на боку гота сводил вампира с ума.
   На римлянина было страшно смотреть. В эту минуту он больше походил на зверя. Впрочем, злобное рычание, временами прерывалось вполне осмысленными ругательствами на латыни, которые он выплевывал после неудачных выпадов.
   Эйнар выглядел не лучше. Глаза, налитые кровью под сдвинутыми насупленными бровями, сверкали словно угли. Ставшие вдруг резкими черты лица его, пугали своей неподвижностью, напоминая гипсовую маску.
   Некоторое время они неистово рубились стоя на месте. Три клинка сверкали между ними, с такой невероятной скоростью, что это напоминало повисшее стальное облако между двумя воинами. Не один не отступил, но было заметно, что теперь вампир уступает готу в скорости движения. Ему все сложнее было парировать удары двух клинков, порхавших вокруг него, и грозивших снести голову в любой момент. Демеций понимая, что проигрывает, и внутренне недоумевая этому факту, стал медленно отступать, к двери.
   Тем временем Валамер получивший уже три рубленный раны, от весьма подвижного разбойника, постепенно слабел. Раны его не были тяжелыми, но потеря крови, приводила к тому, что двигался он медленнее. Дважды он наносил удары, достигшие цели, нанося глубокие раны противнику, но, похоже, вампиру, это не доставляло никаких неудобств. Решив не тратить силы попусту, венед, сосредоточил все удары на голове.
   Вид человека истекающего кровью, лишь делал вампира агрессивнее и настойчивее, но совершенно лишал его осторожности. И план Валамера, отрубить одним решающим ударом голову разбойнику, вполне мог сработать. Однако времени было мало, и стоило поторопиться. Он уже чувствовал легкое головокружение, и шум в ушах, что обычно означает критическую потерю крови.
   Время замерло в ожидании кровавого пира, а вместе с ним замерли все вокруг. Черта, которую пересек Эйнар, отделила его от происходящего, и наделила невероятной способностью видеть истинную природу вещей. Внутри своего безграничного безумия в этот раз ему удалось сохранить вполне ясные мысли, и ледяное хладнокровие. С каждым разом он все лучше контролировал свое состояние, открывая новые возможности человеческого тела. Движения его стали столь стремительны, что казалось, опережали даже время. Оттого ему казалось, что все вокруг будто двигались в густом сиропе.
   Главное, что поразило его, это древний замок. Это был живой организм, и по венам его, заменяя кровь, циркулировала темная, яростная, энергия. Цитадель словно древний ясень уходила корнями вниз в самый ад, откуда видимо черпала силы и энергию, а может он и был, частью великого ясеня Иггдрасиль. Стены и потолок строения полыхали буйно красным, будто плоть огромного ужасного животного, которое сейчас с любопытством глядело на происходящее. Камни будто живые клетки, пульсировали и набухали, готовясь выплеснуть накопленное, разметать, раздавить людей посмевших посягнуть на патриархальную тишину, и покой древнего монстра.
   От каменного пола к босым ногам Лютиции, змеясь и извиваясь вокруг ее ног, присосались две голубые изломанные ветки, через которые в римлянку качалась дикая энергия живой плоти каменного монстра. Из того слоя реальности, в котором пребывал Эйнар, он видел, как светится ее тело, и горят безумным светом ее глаза, обращенные к римлянину.
   Она протянула руки к возлюбленному, в отчаянной попытке помочь ему, и Эйнар увидел, как от ее пальцев в спину Демеция ударили молнии. Поначалу ничего не изменилось, но как только он решил покончить с римлянином, тот парировал удар. При этом невероятным образом вампир ускорился, и вдруг оказался за незащищенной спиной гота.
   Эйнар ринулся вперед, выпрыгнул, оттолкнувшись от стены, совершил кувырок через голову, в какой-то момент, сделавшись похожим на ежа, ощетинившегося клинками. Два удара спатой последовавшие за ним, не достигли цели. Гот вновь оказался на ногах, и, понимая, что сюрпризов древний замок может выдать невероятное множество, обрушился на вампира со всей возможной скоростью, на которую только был способен. Но римлянин теперь ничуть не уступал ему в быстроте и реакции, и, пожалуй, превосходил в силе.
   Дриана испуганно взирала на происходящее, прижавшись спиной к влажной прохладной стене. Слева от нее рубился Валамер, по-прежнему отражавший, все нападки разбойника. Что происходило справа, она не могла понять, поскольку со стороны это выглядело как один огромный пчелиный рой, перемещавшийся из стороны в сторону. При этом странное облако издавало лязгающие металлические звуки, которые порой сливались в едины мощный рев.
   Она закрыла глаза, и потянулась к Эйнару, читая заклинание прикосновения. Но то, что она увидела в его сознании, заставило ее испуганно отшатнуться. В теле ее возлюбленного вращался огромный раскаленный добела металлический шар, ощетинившийся огромными шипами.
   Она не рискнула приблизиться к нему, столько было боли, и ненависти в этом сгустке дикой неукротимой мысли и силы. Собственно это был уже не он, поскольку сознание, управлявшее им, держало взаперти все чувства, и подчинялось лишь холодной, неумолимой логике..., логике рационального убийства. Это делало его машиной смерти, что было очень кстати в данной ситуации, но существенно отдаляло от человека, и это могло иметь далеко идущие осложнения, физического и психологического восприятия мира.
   Вампир дважды был близок к тому, чтобы заколоть гота, но каждый раз в последнее мгновенье тому удавалось подставить меч, или увернуться. Впрочем, две кровоточащие раны на теле Эйнара уже были, но неглубокие, и не опасные.
   Он видел, как через Лютицию в вампира продолжает вливаться сила, и пришел к закономерному выводу, что контакт с замком есть только у римлянки. Эйнар даже пытался подобраться ближе к ней, чтобы вывести ее из игры. Но каждый раз между ними оказывался Демеций.
   Сквозь кровавую пелену боя он слышал певучие молитвы Дрианы и видел осторожную ее попытку прикосновения, но не мог открыться ей навстречу, поскольку стал бы уязвим. Поток энергии, идущий от замка к Лютиции, стал бледнее, начал прерываться, и неожиданно иссяк. Единственное объяснение происходящему, Эйнар видел в действиях заклинания Дрианы.
   Мысли ворочались в голове, а руки и ноги гота продолжали делать свое дело. Эйнар неожиданно выпрыгнул вверх и нанес удар, сверху вниз. Ему удалось разрубить шею вампиру, и голова того безвольно повисла, болтаясь из стороны в сторону, словно испорченный маятник. Лютиция вскрикнула, и закрыла глаза руками.
   Зрелище было комичное..., и ужасное одновременно. Однако, болтающаяся сбоку голова, ничуть не мешала вампиру успешно противостоять готу. Еще ужаснее это стало выглядеть, когда из раны стала расти другая шея, напоминавшая огромный, набухающий фурункул.
   - Дьявольское отродье...., - заскрежетал зубами Эйнар, испытывая гадливое чувство, и с двух сторон, словно ножницами срубил голову вампиру. Однако какого было его удивление, когда тело римлянина, и без головы продолжало некоторое время наносить по нему удары, правда были они не точны и хаотичны.
   Так продолжалось еще несколько мгновений, но постепенно Демеций, или вернее то, что от него осталось, стал терять быстроту движения. Через несколько минут тело рухнуло к ногам Эйнара, и в одно мгновение превратилось в высохшую мумию в истлевшей рваной одежде.
   Остановившись на секунду, гот двинулся было в сторону Лютиции, но внезапно из стен замка с шипением вырвался отвратительный, зеленый, мерзко воняющий дым. Густые клубы лишь на мгновенье скрыли римлянку, но когда они рассеялись, в углу никого не было, как не было и деревянной двери, у которой стояла она.
   - Колдовство..., черное колдовство..., - услышал гот, возбужденный шепот Дрианы.
   Эйнар обернулся, и двинулся к Валамеру, который, едва держался на ногах, от усталости и потери крови. Завидев приближающегося гота, разбойник живо оценил ситуацию, развернулся, и с диким криком бросился на нового противника. Тот слегка уклонился и, махнув мечом, словно играючи, снес вампиру голову. Черная густая кровь вязкой струей ударила вверх, испаряясь от соприкосновения с воздухом. Тело вампира, замерев на несколько мгновений, с выставленным вперед клинком, неожиданно рухнуло вперед. Тело стало разлагаться прямо на глазах и представляло собой черную отвратительно воняющую жижу.
   Внезапно накатила слабость, последствие боевого безумия. Ноги Эйнара подкосились, и он рухнул на утоптанный земляной пол, который был на удивление горячим, словно под ним бушевало адское пламя.
   - Надо разрушить..., это чертово гнездо..., - шептали его губы. Глаза в это время шарили по стенам замка, видя в них то, что было недоступно простому взгляду. - Надо убить ее..., выследить и убить....
   - Нет..., мы не должны..., она беременна..., у нее будет ребенок..., сын который..., - Дриана устремила свой взгляд вдаль, будто пытаясь проникнуть взором сквозь толщу веков.
   - ... станет настоящим бичом человечества...., - эхом отозвался Эйнар, начинавший приходить в себя. Взгляд его очистился от кровавой пелены, и прояснился. Он вполне осмысленно взглянул на Дриану.
   - Что ты видишь...?
   - Кровь..., много крови и страданий, а еще бессмертие и ужас обреченных....
   - Да, все так..., все так..., и я должен это остановить. Я не могу оставить это за спиной....
   - Тебе не под силу..., он против....
   - Кто?
   - Замок..., он живой....
   - Я знаю.
   Подошедший Валамер лишь покачал головой, он успел обойти ту часть коридора, где находились они. Там где раньше были двери, теперь стояли ровные стены, в которых не было никакого намека существовавшие когда-то проемы. Теперь можно было лишь идти под уклон вниз, куда плавно спускался коридор, теряясь во тьме.
   Эйнар поднялся, оперевшись на подставленную руку венеда.
   - Надо идти вниз..., это единственный путь. - Валамер показал мечом в темноту.
   - Там есть выход?
   - Не знаю..., выбор у нас не большой..., возможно там нас ждет ловушка. Но это все же лучше, чем сидеть здесь, и ждать смерти.
   - Да..., ты прав, надо покинуть брюхо этого монстра. Если есть возможность его разрушить то лишь снаружи.
   Валамер двинулся в темноту. Следом за ним Дриана, замыкал процессию Эйнар. Воздух был совершенно неподвижен и надежды на то, что в конце пути их ждет выход на свежий воздух, таяли с каждой минутой.
   Они совершенно не были удивлены, когда через несколько минут, уперлись на глухую стену, в которой не было и намека на проход. Здесь они нашли едва тронутый тленом труп венеда пропавшего два дня назад. У воина было разорвано горло и тело было совершенно белым, и обескровленным.
   - Что дальше? - Валамер, привыкший полагаться на знания и интуицию старшего товарища смотрел на гота.
   - Мы все равно, что мертвы..., терять нам нечего. Идем вверх попробуем прорубить проход там, где он точно был. Если он живой, значит, его можно рубить..., значит, он смертен....
   Вернувшись по своим следам, они некоторое время топтались у того места, где из-под стены тянулась цепочка их следов. Выдернув меч из-за спины, Эйнар принялся рубить стену. Не смотря на то, что внешне она казалась прочной, от нее отскакивали куски и, увидев результат, к работе подключился Валамер.
   - Это бессмысленно..., - уронил Эйнар, когда через час работы они присели отдохнуть.
   - Почему ты так говоришь?
   - Это просто..., за час мы углубились на два пальца. Толщина стены около трех локтей, мы умрем от голода и жажды, прежде чем прорубим лаз. И это еще не все....
   - Этого вполне достаточно....
   - Смотри..., - Эйнар показал венеду свой меч, на котором появились глубокие зазубрины, а режущая кромка серьезно затупилась. - У меня есть второй меч..., но думаю, что и этого будет мало.
   - Выходит..., мы умрем здесь? - В голосе молодого венеда не было и тени страха.
   - Скорее всего, так и будет, но пока у нас есть силы, мы будем сражаться. - Эйнар вынул из-за спины меч Вотана, глядя на сверкающий клинок с плохо скрываемым сожалением. Руны на клинке пылали столь ярко, что казалось, в них плещется расплавленный металл. Магический клинок чувствовал бушующую вокруг злую силу.
   - Наверное..., у выкованного Етунами клинка, металл покрепче?
   - Надеюсь..., но мне очень не хочется рубить такой красотой бездушные камни.
   Некоторое время они молчали, откинувшись спинами на шершавый холодный пол, и прикрыв глаза. Дриана тем временем смазала их раны остатками снадобья, которое успела приготовить еще в лагере.
   Воины вновь поднялись, чтобы продолжить свою тяжелую и неблагодарную работу. Каково же было их удивление, когда они обнаружили, что выдолбленная ими ниша, за время их отдыха затянулась. Словно свежая рана, покрытая подсохшей коркой, прямоугольник явственно выделялся на черной стене более светлым покрытием.
   Эйнар приложил ладонь, и тут же отдернул ее. Заросший кусок стены был обжигающе горячим. Словно раскаленная вулканическая лава, выступившая из стенных пор, только начала застывать.
   - Отродье Хеля..., похоже, мы погребены здесь навсегда.
   - Запомни Валамер..., - Эйнар повысил голос, поскольку был недоволен настроением венеда, - ничто и никогда не бывает навсегда.
   Гот ковырнул мечом свежую раскаленную породу. Видимо она еще не окаменела до конца, поскольку ему удалось отколоть довольно внушительный камень, который упав на пол, расплющился, словно кусок сырой глины.
   - Если попытаться делать это быстрее..., то наверно мы справимся..., - произнес он задумчиво.
   Валамер хмыкнул, и покачал головой.
   - Не думаю..., мне кажется, чем быстрее мы будем ее ковырять, тем скорее она зарастать станет. Взгляни..., след от твоего меча уже затянулся. Замок живой..., он не выпустит нас....
   Эйнар чувствовал, что венед прав, но врожденное упрямство мешало ему смириться с поражением.
   - Тогда мы сожжем его....
   - И сгорим сами?
   - Коридор длинный..., мы уйдем в дальний его конец.
   - Стены из камня..., сгорит мох камень все равно останется, - сказала Дриана, до того слушавшая воинов молча, и прикоснулась пальцами к шершавой стене покрытой коротким ярко зеленым мхом. Раздался громкий хлопок.
   Тело ее задрожало мелкой дрожью, и следом, чудовищной силы удар отшвырнул ее от стены, и бросил на пол. Тело хеттки, дрожало, вибрировало, словно оно по-прежнему было связанно с замком. На губах ее выступила пена, сквозь нее с невероятной скоростью выталкивая воздух, вылетали слова, странные и непонятные.
   Эйнар опустился на колени и прислушался.
   - Сдохните..., все сдохните, все сдохните..., убившие Хель да будут преданы смерти, преданы смерти, преданы смерти, страшной ужасной смерти. Я убью вас всех..., я убью вас всех..., я убью вас..., проклятие ее плоти настигнет вас, проклятие ее силы убьет вас, проклятие ее сути сожрет вас....
   Она замолкла, Эйнар с трудом поднял ее на руки, мох впился в ее тело, и не желал его отпускать. Дриана продолжала дрожать всем телом, но уже не так сильно. Пена на губах приобрела кровавый оттенок, и перестала пузыриться.
   Валамер расстелил на полу плащ, и Эйнар бережно опустил ее на него. В полумраке коридора ее лицо казалось посмертной маской. Ввалившиеся в считанные мгновенья глаза смотрели на гота черными провалами. Эйнар отер ей рот, и прильнул к нему своими губами. Они были холодны как лед, но продолжали шевелиться, беззвучно произнося, то ли молитву, то ли проклятья.
   - Она умирает? - голос Валамера был совершенно безжизненным, - и мы ничего не можем сделать?
   - Нет, - глухо уронил Эйнар, - ничего. В нем вновь поднималась страшная волна ненависти, и безумия, которая уже заполнила живот, и поднималась все выше, и выше сковывая ледяной коростой ярости сердце. Еще немного и он готов был сразить целую армию врагов, или сонм чудовищ.
   Враг был рядом, он мог дотянуться до него рукой, но был неуязвим, и его боевое безумие пропадало зря. Он не мог сокрушить того, кто убивал любимую женщину у него на глазах. Чудовище было огромно и непостижимо как весь этот мир, как всемирный ясень Иггдрасиль, что корнями своими покоится в Асгарде и Етунхейме, а кроной поддерживает мудрого орла взирающего с высоты на разделенные миры.
  

Не ведают люди,

какие невзгоды

у ясеня Иггдрасиль:

корни ест Нидхёгг,

макушку -- олень,

ствол гибнет от гнили.

Мир гибнет в страхе...,

Во прахе.....

   Он едва уловил заклинание, которое теперь она шептала на языке хеттов. Голос ее становился все тише. Лицо приобретало умиротворение, какое бывает лишь у людей шагнувших одной ногой в вечность. Черты лица заострились, глаза приобрели страшную, пугающую неподвижность, и подернулись мертвым туманом. Дважды глубоко вздохнув, Дриана вытянулась всем телом, и перестала дышать.
   - Нет..., - от его крика вздрогнули стены, - нет..., - замок зарычал в ответ. Утробно, страшно перемежая дикий рык с хохотом. Так, что кровь застыла в жилах, у всех кто это слышал. Но кровь Эйнара была уже покрыта инеем божественного безумия, которому рев лишь добавил вибрации. Он вскочил на ноги и, выхватив из-за спины Тюрфинг, рубанул им каменную стену.
   Клинок сверкал, словно молния когда вспарывал каменную плоть замка, разрывая ее словно брюхо дракона под крепкой чешуей. Из вспоротой стены хлынула черная кровь чудовища, заливая Эйнара с ног до головы. Но тот даже не заметил этого. Ничуть не удивившись, он продолжал кромсать темную плоть каменных стен. Во все стороны от него летели кровавые куски, сверкающий меч был покрыт черной слизью, которая шипела и испарялась на нем, словно масло на сковороде.
   Невероятная вонь, заполнила каменный коридор, который теперь был наполнен едким дымом.
   - Нет..., - ревел безумный гот, красные глаза его из-под прищуренных век смотрели в одну точку, словно как орган и не нужны были ему вовсе.
   В трех шагах от него на коленях стоял молодой воин венед, вспоминавший всех своих богов, и со страхом взиравший на происходящее.
   Эйнар будто пушинку подхватил одной рукой Дриану, разорвав вросший в нее мох не желавший отпускать ее на волю, и шагнул в образовавшуюся кровавую рану стенного проема. Неровные края раны окаменели, и приобрели причудливую форму, словно великий зодчий украсил вход невероятными кружевами. Встрепенувшись, Валамер двинулся следом, стараясь мечом раздвинуть границы прохода, но его клинок по-прежнему лишь высекал искры из камня.
   Эйнар продолжал кромсать стену, шаг за шагом углубляясь в нее. Внезапно очередной взмах меча принес с собой дуновенье ветерка. Гот заработал с удвоенной энергией, хотя каждый его удар сопровождался диким ревом замка. Временами казалось, что мозг не способен выдержать низкий вибрирующий крик, и очередной стон огромной бездушной, злобной твари разнесет его на мельчайшие частицы. Но воины упорно двигались вперед, невзирая на дикую боль, кромсавшую душу, и сжимавшую голову словно тисками.
   Эйнар расширил отверстие, сквозь которое уже пробивался тусклый свет пещеры, и откуда на него дышал чуть затхлым, но все же воздухом внешний мир. Который, теперь казался невероятно дружелюбным и радушным. Еще несколько взмахов меча, и гот вывалился на лестницу, ведшую вниз по которой они еще недавно поднимались, не ведая, что их ждет впереди.
   Он устало опустился на ступеньки, и бережно положил тело Дрианы. Она не дышала, и губы ее были неподвижны и холодны. Обессилевший Эйнар положил голову ей на грудь, в молчаливой скорби прощаясь с ней.
   Человек так никогда и не смог научиться распоряжаться собственными чувствами. Ты встречаешь человека, и никогда не знаешь до конца, что произойдет, и кем станет он для тебя. Не дано людям постичь природу любви, и ненависти. Встречаясь на миг, мы порой остаемся с людьми навсегда, даже если никогда их больше не видим. Вспоминая на смертном одре мимолетную встречу, глаза, запах, жест женщины, которой никогда не обладали, мы считаем это мгновенье минутой откровения в нашей жизни. Порой же повинуясь первому чувству, поддавшись мгновенной обжигающей страсти, мы задерживаемся подле человека, уже на следующее утро, понимая, что ничего кроме досады общение с ним у нас не вызывает.
   Но..., повинуясь привычке или страшась одиночества, мы долго цепляемся за остатки того внезапно возникшего чувства, которое поразило нас, и заставило изменить собственную жизнь. Мы боимся самого страха одиночества, с того самого момента как однажды его испытали. Хотя, наверное, это единственное естественное состояние для человека. Ибо мы рождаемся и умираем в одиночестве, даже если вокруг толпится народ, понимая, что уже завтра восстановится привычный бег времени, и мы будем забыты. Как в свое время были забыты миллиарды других, пришедших и ушедших до нас.
  
  
  
  
  
  
  
   28. ВОЗВРАЩЕНИЕ.
  
  
   В полумраке пещеры устало склонив голову на тело любимой женщины, лежал великий воин, которого еще не знала земля. Его слезящиеся глаза были устремлены вдаль, словно там далеко в темноте преисподни, жизнь которой он изменил навсегда, прозревал нечто великое и страшное, что предстояло пережить народам, населявшим этот мир. Пожалуй, сейчас он был подобен богу, поскольку знал прошлое, понимал настоящее и видел будущее.
   Но именно теперь перешагнув черту, за которой исчезают страх, сожаление, гордость, боль, он меньше всего хотел жить. Он меньше всего понимал смысл своего существования. Наверное, еще вчера в нем клокотала бы ненависть, и сердце взывало бы к кровавой мести, но сегодня понимание бессмысленности человеческой, да и не только человеческой, жизни вообще, привело его к осознанию тщетности чувств. И он отринул их от себя как не нужные.
   Эйнар не знал, сколько прошло времени, прежде чем он поднял тяжелую налитую свинцом голову и сел. В полумраке пещеры день был похож на ночь, а мертвые ничем не отличались от живых.
   - Пошли, - бросил он через плечо, зная, что где-то там, на почтительном расстоянии сидит Валамер, не смевший нарушить его скорбную неподвижность и молчание. Так же безмолвно, как и сидел венед последовал за готом, когда тот, подняв на руки тело Дрианы, пустился в путь.
   В полном молчании они шли два часа. Валамер несколько раз порывался предложить Эйнару помощь, но слова сами собой замирали на его устах, когда он видел безразличные ко всему пустые глаза гота. Они вышли на поляну, где по-прежнему находился их лагерь. Похоже, здесь ничего не изменилось. Даже кони, спокойно бродившие внутри частокола, радостно заржали навстречу людям.
   - Надо приготовить дрова..., для погребального костра, - мрачно уронил Эйнар в темноту ночи.
   - Я сделаю..., - отозвался Валамер.
   Положив Дриану на подстеленный плащ, гот присел рядом. Скорби и боли потери уже не было. Как не было страха и сожаления. Все его существо заполняло безразличие ко всему происходящему. Тем не менее, он знал, что после придания огню тела Дрианы, он отправится к готам, и займет свое место среди народа, который приютил его, рядом с великим вождем Халгой. Будет сражаться и убивать, совершенно не испытывая при этом не страха, не сожаления, ни эйфории от победы, ни горечи поражения.
   Воин, утративший страх и чувство самосохранения не живет долго. Но гот знал, смерти нет, есть лишь бесконечное путешествие полное скорби и боли. Есть лишь общение с всевышним, где твоим ответом на его вопросы служат кровь, слезы, смерть. Любой другой ответ мелок и бездарен. Любой другой ответ не принимается.
   Венед терпеливо стоял в стороне, своим присутствием давая понять, что погребальный костер готов. Склонив голову и скрестив руки на груди, он олицетворял собой скорбь.
   - Пора..., - Эйнар подхватил Дриану на руки, и понес к сложенной поленнице дров.
   - Погоди..., - Валамер склонился над землей.
   - Что...?
   - Взгляни..., - Валамер показал рукой на место где только, что покоился труп. Иней, покрывавший траву, превратился в капельки влаги, и темнеющий отпечаток тела очень четко был виден при лунном свете.
   - И что?
   - Она спит..., - выдохнул венед, - тело теплое.
   - Прошло слишком мало времени, она просто не успела остыть....
   - Положи ее..., - Валамер достал меч.
   - Что ты собираешься делать? - Эйнар бережно уложил тело на траву.
   Венед поднес клинок к губам Дрианы, и очень долго вглядывался в него, стараясь поймать свет луны.
   - Кажется..., она дышит..., слабо..., еле заметно, но дышит, клинок запотевает.
   Гот опустился на колени, и приложил ухо к ее груди. Замер на некоторое время. Затем откинул голову.
   - Я не слышу стука сердца...
   - И все же..., она жива.
   Полдня понадобилось воинам, чтобы соорудить удобную повозку, и уложить на нее Дриану. Привязав прутья, натянули над повозкой плащ, который должен был хоть отчасти спасать ее от дождя и палящего солнца.
   - В нашем роду есть знахарь, ведун, - произнес Валамер, привязывая конец плаща к шесту, - он справится..., обязательно справится. Он великий колдун, и говорит с богами.
   Эйнар молчал, слушая венеда, который казалось, пытался убедить самого себя в том, что все обойдется. Но оба понимали, что повозка существенно тормозит их скорость, а значит в случае нападения большого отряда гуннов, на быстрые ноги собственных коней рассчитывать не приходится.
   Впереди было несколько дней опасного пути по степям, и лесам, полным разбойников, и людоедов, по дорогам которые нередко контролировались римлянами, но чаще всего гуннами, сарматами, или хазарами. И любая из этих встреч, могла стать для них последней.
   Осень пришла в Данубийские степи, бескрайние просторы сочной зеленой травы, скрытые кое-где рощами и перелесками, только начинали покрываться рыжеватыми проплешинами. Тяжелый, сырой ветер дул в спину, подгоняя путников, и мелкие капли дождя, на север. Солнце, окончательно скрывшись за тяжелыми свинцовыми облаками, и не желало показываться, чтобы подсушить промокшую землю.
   Шел десятый день пути..., когда первый порыв угас на смену ему, пришло тупое упрямство, и воины мерно покачиваясь в седлах, молча, сопровождали подпрыгивающую на ухабах повозку. Эйнар заглянул под мокрый, тяжелый полог. За время пути Дриана превратилась в обтянутую кожей мумию. Ее закрытые глаза ввалились, и казалось еще немного и кости прорвут тонкую кожу. Но она еще была и жива, и это вселяло в него слабую надежду.
   Теплая, но насквозь сырая одежда исходила тошнотворным паром немытых тел. Вдобавок ко всему к вечеру на поля опустился туман, и совершенно скрыл горизонт. Воины держались в стороне от дороги, чтобы в плотном тумане не нарваться на недружественный отряд.
   - Как ты догадался..., что Тюрфинг способен разрушить плоть замка? - Чтобы в тумане не потерять друг, друга из виду..., Валамер пытался поговорить с угрюмым готом.
   - Я не догадался....
   - Случайность...?
   - Да..., и не было никакой плоти..., - Эйнар невесело усмехнулся.
   - Тогда..., что это было? - впервые с того момента когда они вырвались наружу, Валамер заговорил об этом.
   - Морок....
   - Морок...? Колдовские чары....?
   - Называй это как хочешь..., но все это нам привиделось, замок сыграл злую шутку с нашим сознанием....
   - Тогда почему Тюрфинг разрубил стену...
   - Клинок Вотана..., разрушил чары замка..., как только я рубанул им по тому, что нам казалось стеной....
   - Его можно разрушить? - спросил Валамер.
   - Не думаю..., он слишком силен..., и черпает энергию из самой преисподни....
   Вновь повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь грохотом повозки. Оба воина погрузились в невеселые думы. Чего стоят гунны, сарматы, ромляне, золото, богатство, еда..., после того как ты однажды понимаешь, что есть абсолютное зло. Которое нельзя разрушить, нельзя убить, но с которым нельзя смириться. И не важно..., что ты много раз слышал предания и песни скальдов, о том, что зло существует. Ты его увидел..., и жизнь твоя разделилась на, до..., и после. И в этом после..., нет ничего, кроме вопроса, как жить дальше....
   По расчетам Валамера к утру завтрашнего дня, они должны были достигнуть территории венедов, а потому по молчаливому согласию решили не устраивать привал. Туман далеко разносил даже тихие звуки, но за грохотом повозки, что-либо расслышать было невозможно. Валамер дернул поводья, остановив измученного коня, и поднял руку. Эйнар подхватил повод лошади запряженной в повозку. Все замерли. Некоторое время в сыром матовом воздухе висела тишина.
   Эйнар крутил головой в разные стороны, пытаясь в порывах ветра уловить звуки, что встревожили венеда. Но ничего не слышал. Рассчитывать на зрение не приходилось, ибо он едва видел даже повозку, скрытую клубами тумана. Неожиданно где-то совсем рядом, раздался резкий и оттого пугающий лязг железа. Такой звук издает подкова, наскочившая на камень. Эйнар перехватил взгляд Валамера, и его растопыренные пальцы показывающие пять, кивнул в ответ.
   Теперь было отчетливо слышно, как мимо проезжает конный отряд. Эйнар по примеру венеда запустил руку в ноздри лошади, и зажал ей рот. Валамер крепко держал морды своей, и лошади запряженной в повозку. Двигались они в полной тишине и если бы не топот лошадиных копыт и чуткий слух венеда, они вполне могли столкнуться лбами.
   Отряд прошел так близко, что в какой-то момент Эйнар в разрыве тумана увидел черный бок лошади, и гуннский мягкий кожаный сапог, швом наружу. Конечно, это мог быть и готский отряд, и венеды, поскольку в те времена обувь без зазрения совести снимали с поверженных и убитых противников. Но сам по себе этот факт был тревожным. Топот копыт постепенно затихал вдали, и Эйнар выдохнул облегченно. Еще через некоторое время они двинулись дальше, стараясь делать это как можно тише.
   Однако не прошло и получаса, как Валамер вновь насторожился. На этот раз он смотрел назад, вынув меч из ножен, и развернув коня. Почти тотчас Эйнар услышал медленный перестук копыт, затем еще один, и еще....
   - След совсем свежий, - прозвучало из тумана совсем рядом, словно говоривший находился в шаге от них, - повозка и двое конных.
   - Как далеко они могли уехать? - вопрошал голос привыкший повелевать видимо старший в отряде.
   - Где-то совсем близко..., сотня локтей..., не больше....
   - Тогда чего ты орешь, ишачий сын, будто тебе прищемили яйца, сын больной кобылы..., или ты желаешь оповестить всю степь о нашем приближении?
   Говорили на языке гуннов, один из говоривших, судя по голосу, был совсем молод. Второй был явно постарше. Но всадников было больше, по всей вероятности остальные были опытными воинами и знали, как густой туман усиливает звуки. Эйнар вопросительно взглянул на венеда, тот снова показал растопыренную пятерню. Гот медленно вынул из-за спины оба меча, и мягко спрыгнул с лошади, набросив поводья на край повозки. Так же поступил Валамер, поскольку ближе к земле туман был не таким густым, и можно было выиграть важные мгновенья, увидев врага первым.
   Однако и предводитель гуннов был не так прост. Когда из тумана появились первые лошадиные ноги гот сразу же сообразил, что на лошадях никого нет, и отпрянул в строну, где повозка прикрывала ему спину. В следующую секунду перед его лицом вызвав фантастические завихрения тумана, пролетел узкий кривой клинок. Эйнар ударил в ответ, не глядя туда, где по его расчетам должно было, находится тело гунна.
   Он промахнулся, хитрый гунн, понимая, что удар прошел мимо сдвинулся в сторону всего на пару ладоней, и это спасло ему жизнь, но лишило и руки, и меча.
   Удар Эйнара пришелся точно в локтевой сустав, и, будучи усиленным встречным движением руки, отсек ее начисто. Сразу же за этим гот услышал крик, и увидел вылетающую из тумана огромную бородатую морду, с распяленным в диком крике ртом. Меча он не видел, но интуитивно просчитал, что тот в замахе над головой воина. Эйнар вскинул меч, и принял чудовищной силы удар на основание клинка. Заныла кисть, боль передалась в плечо, но он устоял. Слева от него рубился Валамер, судя по звукам, он успешно противостоял двум гуннам.
   Гот отвечал на удары огромного гунна, который теперь появился целиком. Был он на две головы выше соперника, и вдвое шире в плечах. Брюхо выпирало вперед, но видимо он так привык к нему, что не испытывал неудобства. Рубился он с методичностью машины, бесхитростно но, вкладывая в каждый удар силу, парируя который гот вынужден был терять драгоценные мгновенья. К счастью Эйнар бился двумя мечами, и компенсировал тяжелые удары скоростью, и ответными выпадами, из-за которых тяжелый гунн должен был все время отскакивать. Видимо не привыкший к таким соперникам делал он это с неповторимой грацией бегемота.
   Взгляд Эйнара сосредоточенный на противнике внезапно обнаружил на собственной руке кровь. Улучшив мгновенье, он ощупал плечо. Худшие опасения оправдались, в плече глубоко по самое оперенье сидела гуннская стрела. Только теперь он почувствовал острую боль в плече. Стрела вошла глубоко, это значит, стреляли с близкого расстояния. Впрочем, в таком тумане иначе стрелять было бесполезно.
   Оглядевшись, он увидел притаившегося под крупом гуннской лошади, верхняя часть которой была скрыта в тумане, юношу, с едва пробивавшимися усами. Он висел вниз головой и уже накладывал на тетиву новую стрелу. Видимо он уже выстрелил несколько раз, но не попал. Лошадь, которая никак не хотела стоять на месте, мешала прицелиться.
   Эйнар коротко без замаха швырнул меч. Издав ухающие звуки, и совершив несколько оборотов клинок с громким чавканьем, вошел под лопатку лошади, почти до рукоятки. Лошадь присела на задние ноги, и совершила невероятный скачок. Однако приземлялась на передние ноги она уже мертвой, а потому рухнула, придавив собой незадачливого стрелка.
   Краем глаза Эйнар продолжал следить за огромным соперником, который махал мечом как дровосек топором, издавая при этом громкие хрюкающие звуки. Момент, когда гот швырнул меч, он естественно увидел, и решил воспользоваться мгновенным замешательством противника. Вложив всю силу, он нанес удар по касательной в шею. И тяжелый меч, разрубив край повозки, вошел глубоко в дерево, поскольку гота на этом месте уже не было. Силой гунн был не обделен, и вынуть меч не составляло труда. Но как опытный воин он понимал, ему не позволят, это сделать. Он едва успел повернуть голову, как она полетела в траву, так и не успев разглядеть своего противника. Через два подскока косматая голова гунна скрылась в тумане.
   Эйнар двинулся на помощь Валамеру. Тот стоял твердо, не смотря на все полученные им новые раны, и открывшиеся старые. У его ног валялся мертвый гунн, с рассеченной грудной клеткой. Второй все еще бился, но видно было, что силы его на исходе, поскольку венед разрубил ему плечо, и из раны стекая по рукаву, кровь заливала зеленую траву под ногами.
   - Он мой..., - одними губами прошептал Валамер. Но Эйнар прочитал движение губ, и остановился в ожидании. Не прошло и минуты. Как изможденный потерей крови гунн, после очередного выпада, замешкался, и меч венеда впился ему в шею, практически отделяя ее от туловища.
   - Ты как...?
   - В порядке..., а у тебя гуннская стрела в плече....
   - Да..., я заметил..., - усмехнулся Эйнар.
   - Потерпишь...?
   - Угу....
   Срезав ножом оперенье стрелы, Валамер резким движением выдернул ее из раны. Эйнар вздрогнул, но не проронил, ни звука.
   Не сговариваясь, оба опустились на землю, поскольку силы были уже на исходе, и, прислонившись спинами к повозке, закрыли глаза.
   - Если гунны появятся сейчас, нам крышка..., - произнес Валамер.
   - Я думаю, что если из-под дохлой лошади выберется этот щенок..., он убьет нас обоих....
   - Какой щенок?
   - Там..., под лошадью придавленный лежит маленький гунн..., который прострелил мне плечо....
   - Надо добить..., - Валамер с трудом поднялся на ноги, оставив на зеленой траве, кровавый отпечаток.
   - Нет..., не убивай его..., пусть уходит..., только отбери оружие...
   - Ну..., это все равно, что убить..., без оружия он вряд ли выживет в степи..., - с этими словами венед наклонился над поверженной лошадью, и слегка приподняв ее, вытащил насмерть перепуганного мальчишку на свет божий.
   Не дожидаясь пока тот сообразит, что грозный воин, покрытый с ног до головы кровью, сам едва держится на ногах, венед завернул ему руки за спину, и жестко связал их, вынутым из штанов узким кожаным ремнем.
   Маленький гунн рычал, и бился все это время, словно волчонок, попавший в капкан и надеющийся вырваться на свободу, напугав врага серьезностью своих намерений. Валамер закончив привычную процедуру, слегка подтолкнул мальчишку, отчего тот мешком свалился на траву. Опустившись, воин связал гунну еще и ноги, понимая, что если то бросится бежать, догнать его будет никому не под силу, учитывая их физическое состояние и густой туман.
   Маленький гунн все это время, что-то без умолку болтал, и в голосе его все больше слышались величественные и угрожающие нотки. Эйнар прислушался, надеясь на свои слабые знания гуннского языка, но разобрал лишь отдельные слова, из которых следовало, что совершили они страшную ошибку, удерживая сына великого вождя непобедимых гуннов в плену. И если они его сейчас же отпустят и извиняться, то, пожалуй, у них еще есть слабенький шанс остаться в живых. В противном случае, ждет их смерть скорая, неминуемая и ужасная. Это была первая встреча с человеком, которому предстояло стать Великим Атиллой завоевателем.
   Венед усмехнулся, в отличие от гота он знал язык гуннов, и, что-то ответил мальчишке, после чего тот замолчал, бросив быстрый испуганный взгляд на Эйнар.
   - Что ты ему сказал...,
   - Я..., сказал, что ты тот великий герой..., что победил Фенрира..., - Валамер сделал жест рукой, словно призывая всех, в свидетели того, что не наврал.
   - Он знает, кто такой Фенрир?
   - Конечно..., только зовется он у них по-другому.... Что мы станем делать с ним?
   - Сейчас передохну..., и попробую побеседовать с ним.
   Однако так быстро побеседовать с мальчишкой Эйнару не удалось. Едва он расслабился, смежил веки, как почувствовал прикосновение к плечу, и инстинктивно выхватил кинжал. Рядом с ним, пригнувшись, стоял венед, приложив палец правой руки к губам, он призывал его к тишине. Левой рукой, он зажимал рот мальчишке, которому все же удавалось извиваться и мычать.
   Эйнар очень отчетливо услышал топот копыт. На этот раз это был большой отряд, всадников двадцать, не меньше. Туман потихоньку рассеивался, и, скорее всего всадники просто наткнуться на них. Валамер видимо это тоже сообразил, поскольку медленно, стараясь не шуметь, вытягивал меч из ножен.
   Мерный стук копыт становился все ближе, и ближе, в такт ему медленно поднимались Эйнар и Валамер, обнажая клинки. Было понятно, что это последний бой, поскольку оба едва держались на ногах, и вряд ли были способны на серьезное сопротивление большому отряду. Однако оба были полны решимости умереть, и это делало их вдвойне опасными.
   В разорванную пелену тумана ворвались всадники. Впереди на огромном вороном жеребце воин в простой плетеной кольчуге и в шлеме с узкими прорезями для глаз. В огромной руке, занесенной над головой длинный топор со сверкающим лезвием. Эйнар вскочил на ноги, и принял на перекрестье двух мечей древко топора, с трудом удержав чудовищный удар. И тут же нанес встречный удар, уже вдогонку пролетающей мимо лошади. Удар пришелся всаднику в спину, но тот каким-то звериным чутьем угадал его, и клинок гота разрубил пополам щит.
   Разъяренно и дико взревел всадник, резко осадил коня, спрыгнул с него, на ходу отбрасывая разбитый щит и топор, выхватил широкий меч. Позабыв о боли, ранах и усталости, Эйнар закрутил мечи над головой, и издал протяжный вой. Рядом плечом к плечу стоял Валамер, и с трудом отражал наскоки двух воинов. Выглядел он как мертвец, восставший из могилы. Бледное лицо отливало синевой, было сплошь покрыто кровавой коростой. Красные воспаленные глаза смотрели сквозь узкие прорези век злобно и настороженно.
   - Мы еще повоюем..., - выкрикнул Эйнар и захохотал. При звуке его голоса противник напрягся. Но гот, словно безумный, набросился на него.
   Оба меча Эйнара, с утроенной силой летали вокруг воина, но сам он стоял, не шелохнувшись, поскольку понимал, сделай он сейчас хоть шаг, и не удержится, упадет. Эйнар резко взмахнул мечом, намереваясь снести противнику голову, он видел, как из тумана выбегают все новые и новые воины, на ходу спрыгивая с лошадей. Воин уклонился, но меч гота сорвал с него шлем, разорвав пряжку.
   Краем глаза Эйнар увидел, как бессильно опустились руки Валамера, и он обреченно уронил меч на траву. Он рванулся на помощь венеду, но кто-то ткнул древком копья ему под ноги, и он кубарем покатился по земле.
   - Догомар..., Догомар..., - было последнее, что Эйнар услышал. Слабый, изможденный голос Валамера кого-то звал по имени. Видимо потеряв сознание, он начал бредить....
  
  
  
  
  
  
  
   29. МОКША.
  
  
   Лицо покрылось колючим инеем. Холод пронизывал до костей так, что казалось, будто поверх них вовсе нет кожи, а жилы скреплявшие суставы одеревенели от мороза и громко скрипели. Оглядевшись, он никак не мог понять, откуда белым дрожащим маревом врывается ледяная стужа, и почему, вокруг нет, не единой души. Он никак не мог вспомнить, как попал сюда и почему перед глазами маячит серая выщербленная поверхность, которая вполне могла быть уменьшенной копией земного рельефа.
   Глубокая трещина, разделявшая все пространство над головой на две неравные части, скорее всего, это был большой каньон, или же русло пересохшей реки прорезавшей в земной коре
   глубокую впадину.
   - Но почему все это над моей головой...? - думал Эйнар, тщетно пытаясь повернуться, чтобы прекратить не покидающее его ощущение затяжного падения.
   Трещина не имела четких очертаний, и ему стоило невероятных усилий разглядеть ее целиком. Пространство над головой сдвинулось на несколько градусов..., или это ему только показалось? Нет. Большой каньон теперь пересекал ландшафт с юга на север, исчезал где-то далеко за горизонтом.
   Широкие и острые края обрывов по обеим сторонам теперь были совсем рядом. Ему казалось, протяни он руку и сможет дотронуться до них. Однако ему никак не удавалось это сделать.
   Рука вздрогнула от прикосновения к ней чего-то грубого и шершавого. Он знал..., это край холодного и острого гранита окаймлявшего каньон. В то же время он чувствовал прикосновение к другой руке, чего-то острого, и незыблемого передававшего страх быть раздавленным сходящимися гранитными скалами.
   - Но почему все это у меня над головой, - мысль эта не давала ему покоя, - почему все, что он видит вокруг..., медленно вращается. Словно он помещен в центр вселенной.
   Неожиданно все задрожало и, набирая обороты, принялось вращаться все быстрее и быстрее, словно падая вниз, он окончательно утратил контроль над своим телом. Он пытался закрыть глаза, поскольку видеть это безумное вращение не было сил. Тошнота подкатила к самому горлу. Он проглотил липкую, тягучую тошнотворную слюну, скопившуюся у горла.
   В голове нарастал гул, по мере того как безумное вращенье мира вокруг становилось невидимым. Все вокруг него слилось в сплошную спрессованную пеструю массу. Он вновь потерял сознание, и провалился во тьму, в которой не было ничего, кроме пустоты и страха.
   Тьма караулила его здесь..., у ворот небытия она приняла его в свои жесткие холодные руки, и окутала со всех сторон, словно черным саваном. Он уже не чувствовал движения, но был совершенно уверен, что падает все глубже и глубже.
   Сознание металось за пределами тела, временами возвращаясь и пытаясь постичь происходящее. Затем оно вновь покидало тело и витало где-то совсем рядом. В такие минуты Эйнар чувствовал его присутствие..., или это сознание чувствовало присутствие его бездыханного неподвижного тела висящего в черной пустоте.
   Время остановилось. Эйнар застыл в нем словно букашка в янтаре, обреченный существовать всегда. Ему казалось, что прошла вечность, пока, наконец, к нему пришла страшная боль, в виде красной пульсирующей плазмы. Не видя собственного тела, он чувствовал, как она давит и расплющивает его, рвет на части его сознание.
   Прошла еще вечность и сквозь веки стал пробиваться свет, и слух его уловил бормотание, едва напоминавшее человеческую речь. Он открыл глаза....
   Высоко над ним, почти под самым потолком деревянного жилища, где он лежал на груде мягких вонючих шкур, маячила огромная голова медведя с застывшим взглядом потухших глаз. Огромное тело животного складками ниспадало к чистому глиняному полу, который был покрыт царапинами от когтей дикого животного.
   Лишь присмотревшись можно было заметить розовощекую безусую физиономию, лукаво выглядывающую из клыкастой пасти медведя.
   - Он очнулся, - донеслось из медвежьей пасти. Голос был тоненький и хриплый.
   - Добрая весть..., я сообщу Мокше, - отозвался густой бас снаружи.
   - Где я..., что с Дрианой?
   - Дриана...? Аа..., мертвая хеттка, которая лежала в повозке?
   - Мертвая? Она умерла, - голос Эйнара предательски дрогнул.
   - Нет, нет, нет..., - замахал руками медведь, - но она во власти духов. Хотя тело ее все еще здесь, в мире людей, душа давно находится за большим пределом.
   - Валамер?
   - Валамер? С ним все хорошо, - голос теперь доносился из живота медведя, поскольку человек, пыхтя и фыркая, снимал шкуру через голову.
   - Кто ты такой?
   - Я...? - старичок с лицом младенца стоял перед ним, - я венед..., мое второе имя Рагнехт...
   - Второе? А первое?
   - Первое? - он усмехнулся, и весь подобрался, отчего сразу стал похож на злобного хорька. - Первое тебе не надо..., первое знают только духи. Если я скажу тебе..., ты оглохнешь и потеряешь дар речи. Ииии..., тоже станешь духом..., гадким и занудным, что по ночам не дают покоя людям. Слишком громкое мое первое имя.
   - Понятно..., кто такой Догомар...? - Эйнар вдруг вспомнил имя, услышанное им, перед тем как сознание покинуло его.
   - Догомар...? Хм..., ты не знаешь, ведь это он привез вас в лагерь. Он младший брат великого Мокши, нашего вождя.
   Мощно и требовательно распахнулась дверь. Вошел Мокша, хитро зыркнул на Эйнара. Все такой же, высокий, худощавый жилистый с руками похожими на старую виноградную лозу, с большими ладонями и пальцами крепкими, словно клешни старого рака. За прошедший со времени их последней встречи год, он казалось, еще больше похудел и вытянулся. Наклонившись, обнял Эйнар, и прошептал, так чтобы услышал только он:
   - Спасибо тебе..., за сына, он вернулся..., и вернулся настоящим мужчиной. Он рассказал мне все, и я горжусь им.
   - Он настоящий сын вождя, - Эйнар сел, - нет..., не так, он готов стать будущим вождем венедов.
   - Да..., - глухо отозвался Мокша, - пережить подобное, победить, и остаться человеком. Это великий подвиг, который под силу великим вождям, или..., - Мокша усмехнулся, - или богам.
   Прошло две недели, прежде чем Эйнар окреп настолько, что смог прийти на совет старейшин венедов. Совет, в котором Мокша был, пожалуй, самым молодым, кроме него состоял из шести седобородых стариков, каждому из которых было под сотню лет. Однако были они довольно бойкие и скандальные. Валамер, похоже, в тысячный раз рассказывал историю их похождения, слегка привирая для пущей важности, когда откинув кожаный полог в избу совета вошел гот.
   Валамер почтительно отступил вглубь избы, уступив центральное место Эйнару. Старики уважительно закивали головами, причмокивая при этом сморщенными губами, прикрывавшими беззубые рты.
   Приподняв посох, заговорил один из них, видимо глава совета, остальные притихли, внимательно вслушиваясь в тихий скрипучий голос.
   - Все, что произошло с вами в походе, есть великий подвиг и великая слава. Они напомнили мне времена моей юности, когда боги и люди ходили по одним дорогам. Когда люди были равны богам..., не то, что нынче..., - он сделал паузу и обвел всех горящим взглядом, словно пытаясь понять, кто из присутствующих готов ему возразить. Но все молчали, застыв в ожидании, видно про то, что нынче не те времена и люди, они слышали не в первый раз.
   - Но..., - продолжал старец, убедившись, что никто не собирается оспаривать его мнение, его кривой тонкий палец уперся в Эйнара. - Вы вели себя достойно..., достойно для своего времени.
   Все одобрительно закивали головами, и лишь Мокша отвернулся, чтобы спрятать хитрую улыбку от присутствующих, и тайком подмигнуть Эйнару.
   Старцы замолчали, выжидательно глядя на гота. Тот, бросив взгляд на вождя, понял, что пришло время ответной речи.
   - Я..., благодарен мудрецам, за похвалу..., и за кров, предоставленный мне..., и моей жене..., - Эйнар заметил как при слове жена, глаза стариков затуманились, а глава нахмурился. Он вновь бросил взгляд на Мокшу и тот успокаивающе кивнул ему в ответ.
   -...и за молодого, но уже великого воина Валамера сына Мокши, воспитанного вашим народом и не раз спасавшим мне жизнь, - закончил гот.
   - Мокша..., хочет, чтобы ты остался с нами и стал ему братом, - произнес глава совета, хитро прищурившись, но нас беспокоит твоя женщина воин.
   - Почему?
   - Она во власти темных сил, и через нее черные, дурные духи придут в наши края. Они видят ее, поскольку большая ее часть сейчас в мире духов и теней. Мы..., - старик обвел сверкающим фанатичным взглядом окружающих, должны защищать нашу ветвь на всемирном дереве..., вот почему нас беспокоит появление среди нас одержимой.
   - Я благодарю Мокшу за уважение, и мы скрепим наше братство кровью..., но вы не должны беспокоиться из-за моей жены, поскольку завтра я покину ваш гостеприимный дом и отправлюсь к моему народу. К славным готам и их вождю Халге.
   - Валамер, - повелительно рыкнул Мокша, видно было, что позиция совета ему не понравилась. - Сходи..., узнай, не приехал ли Догомар.
   Валамер улыбнулся, понимающе кивнул головой и покинул избу совета. Эйнар было поднялся вслед за ним, был остановлен царственным жестом вождя.
   - Я, Мокша..., вождь венедов уже тридцать зим..., и никто, никогда не говорил, что я чего-то испугался, или оказался неблагодарным. - На удивление старцы замерли, обратив взор на Мокшу, который возвышался над советом, словно скала над бушующим морем, - теперь же..., совет склоняет меня к тому, чтобы потерять честь. - Старцы недовольно заворчали....
   - Так вот, - продолжал он, возвысив голос, - что я Мокша - вождь венедов вам скажу..., мой брат Эйнар, останется здесь, сколько пожелает, и мы вместе будем бороться за жизнь его жены, даже если надо будет сражаться с тучей духов, демонов, или драконов. Иначе....
   - Ты не так нас понял Мокша вождь....
   - Иначе я..., и весь мой род уйдем вместе с ним и станем изгоями..., это будет ваша вина, и вы ответите перед духами нашего народа....
   - Ты не можешь бросить свой народ..., вождь, - мрачно уронил глава совета.
   - Если мой народ заставляет меня предавать друзей..., и терять честь.... Если мой народ не знает благодарности и не ценит сделанное великим готом для нас..., то могу.
   - Ты вождь..., и волен поступать, как знаешь, мы лишь хотели предостеречь тебя от ошибки....
   - Ты вождь..., ты..., с тобой говорят боги..., решай сам, - наперебой загалдели старцы.
   Мокша улыбнулся, похлопал по спине Эйнара и увлек его за собой прочь из жилища, где остались старцы обсуждать насущные проблемы.
   - Меня пробирает дрожь, когда я представляю себе, что стану таким.
   - Ты не доживешь Мокша, - улыбнулся гот, - смерть найдет тебя в бою, так же как и меня.
   - Спасибо за добрые слова, - ухмыльнулся вождь, одарив Эйнара улыбкой.
   Они вышли на поляну где несколько молодых венедов мутузили друг друга деревянными мечами. Чуть поодаль скрестив руки на груди, за сверстниками наблюдал Валамер, на губах его блуждала усмешка. Мокша перехватил его взгляд и, встретившись глазами, кивнул в сторону сражающихся.
   Валамер подобрал деревянный меч и двинулся к молодым воинам. Половина из них отступили в сторону, и в кругу осталось трое. Все как на подбор высокие, широкоплечие. Стоявший в центре, не выдержал первым, и выпрыгнул вперед....
   Три мягких кошачьих шага приблизили Валамера к противникам и первый, оказавшийся рядом, получил локтем в подбородок. Удар со стороны казался легким тычком, но отбросил противника на несколько шагов. Валамер проводил глазами падающее тело, словно хотел убедиться, что не нанес существенных увечий, затем повернувшись, поманил рукой оставшихся соперников. Те ринулись на него с нетерпеливостью неопытных хищников.
   Три коротких взмаха деревянным мечом повергли их в пыль, и довольный Валамер бросил вопросительный взгляд на Эйнара. Тот слегка качнул головой в знак одобрения. И они направились дальше, вдоль ровных красивых домиков поселения венедов.
   Мокша подвел гота к сараю, который сейчас был темницей, и открыл дверь. На охапке соломы сидел маленький гунн, захваченный ими в плен в последнем бою, и с довольной физиономией грыз кусок вареного мяса с огромной костью, которая была больше его головы.
   Увидев вошедших, мальчишка вскочил и принял горделивую позу.
   - Как твое имя? - Спросил Эйнар.
   - Меня зовут Атилла..., - мальчишка еще больше выпятил грудь, и стукнул по ней кулаком, - вождь гуннов..., будущий вождь.
   - Что с ним делать? Может прирезать, он твой? - хищно вращая зрачками, захохотал Мокша, - или можно его сварить и съесть.
   На лице маленького гунна, мелькнул страх, но лишь на мгновенье, прежде чем он еще выше задрал подбородок.
   - Хорошая мысль, - усмехнулся гот, - но лучше, Валамер, отдай ему мою лошадь и провизию на пять дней, если доберется до своих, значит, из него выйдет толк.
   Валамер отправился на конюшню, прихватив с собой маленького гунна, а Мокша, взяв гота под локоть, увлек его в свою избу. Это была вторая встреча с Великим Атиллой.
   Несмотря на то, что Мокша давно был вождем своего народа, изба, в которой он жил мало отличалась от жилища сородичей. Струганные стены, деревянные лавки и такой же стол. Несколько полок, на которых лежало оружие, и кадка с водой в углу. Вот и вся обстановка в жилище великого и непобедимого вождя Мокши.
   - Оставайся с нами..., у тебя будет самое почетное место за столом совета. - Произнес Мокша, когда его тихая сухонькая жена с грустными и мудрыми глазами поставила на стол кувшин с медовым напитком и незаметно исчезла.
   - Прости меня вождь..., но как только Дриана встанет на ноги..., я уйду к своим.
   - Это может произойти не скоро, - не глядя ему в глаза, уронил вождь.
   - Я знаю..., - вздохнул Эйнар, - и я надеюсь на твоего целителя.
   - Я не люблю повторяться..., но если тебе когда-нибудь понадобится помощь..., помни, у тебя есть братья и ты не одинок.
   - Спасибо....
   - Готы грубы и хвастливы..., они хорошие воины, но не ценят того, что имеют. Зачем тебе возвращаться?
   - Да..., наверное..., ты прав, - грустно улыбнувшись, произнес Эйнар. Особых различий между готами и венедами, он не находил, однако, предпочел не распространяться об этом. - Но у них есть качества, за которые они достойны уважения.
   Мокша, молча, покачал головой, всем своим видом демонстрируя несогласие, но спорить, не стал.
   Иной раз переубедить друга бывает сложнее, чем навязать свою волю врагу, и старый воин понимал это. Оттого, наверное, все оставшееся время пока гот пробыл у венедов, вождь не заговаривал об этом. А может, посчитал, что слово, сказанное однажды - нерушимо, если это слово такого великого воина как Эйнар.
  
  
  
  
  
  
  
   30. ТАПАКАН.
  
  
   Почти все свое время Эйнар проводил у постели Дрианы. Долгими днями и ночами он рассказывал ей о мире и его устройстве, о людях прошлого и людях будущего, о сказках и были, ужасных подвигах и великих предательствах. Он не был уверен, слышит ли она его, но слова сами лились из него, словно ему нужно было выговориться, и он боялся не успеть.
   В мертвой тишине, которая наступала, когда поселение венедов окутывалось ночной мглой, звучал лишь его сильный, низкий голос. Со стороны могло показаться, что он читает молитвы, или творит страшное колдовство под покровом ночи.
   Местные с наступлением темноты старались обходить стороной избу, из которой слышалось невнятное бормотание сумасшедшего гота. И лишь Дриана была совершенно безучастна к происходящему. Порой ему казалось, что душа уже покинула ее тело. Тогда он подносил к ее бледным губам клинок, и, убедившись, что она все еще жива, вновь продолжал свое бесконечный рассказ.
   В одну из таких ночей, тихонько стукнула дверь. В узкий проем боком протиснулся Рагнехт, и встал за его спиной.
   - Зачем пришел? - Бросил гот, через плечо, не оборачиваясь.
   - Надо испробовать последнее средство...
   - Опять последнее....
   - Я нашел заклинания в древнем кожаном свитке. Еще дед моего деда, оставил на нем знаки..., тайные знаки.
   - Чего же ты молчал до сих пор?
   - Я только сейчас понял, как их прочесть....
   - Пробуй, - произнес Эйнар совершенно равнодушным голосом.
   - Мне нужна ее кровь..., и....
   - Что?
   - Твоя кровь....
   - Бери..., - усмехнулся Эйнар, и протянул ему руку.
   Слегка надрезав запястье, Рагнехт нацедил в глиняную плошку крови. Затем взяв кисть руки Дрианы, долго разминал и массировал ее. Ловким и быстрым движением, сделал надрез и сцедил кровь в ту же плошку. Медленно помешивая, он принялся скороговоркой бормотать заклинания, который Эйнар как не напрягал слух разобрать не смог.
   Спертый воздух избы слегка сгустился и принялся вибрировать, Эйнар насторожился. Странный, но смутно знакомый, запах распространился по комнате. Вначале едва уловимыми флюидами, а затем удушливыми клубами наполняя комнату.
   Постепенно, комната, освещаемая лишь огнем в очаге, погрузилась во тьму. Когда глаза стали привыкать Эйнар различил в темноте внушительную темную фигуру нубийца, в клубах черного дыма. Его светящиеся глаза были обращены на Рагнехта, который как-то вновь весь подобрался и вновь стал похож на огромного злобного хорька.
   - Я воспрошествую тебя о силах небесных для спасения невинной души..., - нараспев загундел жрец.
   - Дерьмо старых богов..., какого..., тебе нужно от меня сморчок? - прорычал Люцифер, еще больше погружаясь во мрак черного дыма.
   - Подчинись мне черная сила, ибо я есть посланник богов имеющий их силу..., - бубнил венед.
   Люцифер вытянул руку, она почему-то вдруг оказалось ослепительно белой, и безупречно женской. Мрак опустился к его ногам, и перед взором Эйнара предстала ослепительная брюнетка в костюме из мягкой кожи.
   - Мда..., так гораздо симпатичнее..., - произнес Эйнар.
   Люцифер резко обернулся на звук его голоса.
   - Ты?
   - Почему тебя это удивляет?
   - Думал ты ушел дальше.
   - Не могу..., - Эйнар показал рукой на светящееся в темноте бледное лицо Дрианы.
   - Я приказываю тебе..., - Рагнехт делал в воздухе смешные пасы руками.
   Люцифер не глядя, отмахнулся от него и тело Рагнехта подлетев, повисло под потолком хижины.
   - Помолчи пока, - Эйнар бросил мимолетный взгляд на венеда.
   - Хорошо, - неожиданно смиренно произнес тот, и, сложив руки на груди, наблюдал за происходящим из-под потолка.
   Люцифер подошел к лежащей Дриане, и некоторое время смотрел на нее. Затем протянул руку над ее головой, и прикрыл глаза.
   - Это все, что я могу. - Она придет в себя завтра утром, но она все равно умрет..., скоро умрет. Люцифер так же быстро испарился, как и появился в комнате.
   Раздался страшный грохот, это Рагнехт упал с потолка на глиняный пол.
   - И чего ты не предупредил, что вы знакомы? - Спросил венед, ворча и недовольно отряхиваясь.
   - Я не знал, кого ты призываешь. И не делай этого больше, ты ведь даже не представляешь, с чем имел дело. Ведь так?
   Ну да, ну да, ну да..., - затараторил старик, - но ты ведь мне расскажешь? - венед заискивающе заглядывал ему в глаза. - А..., расскажешь ведь?
   - Нет..., не думаю.
   - Почему?
   - Ты не поймешь.
   Уставший Эйнар, выпроводил венеда за дверь, и лег спать рядом с Дрианой. Она по-прежнему лежала без движений, но дыханье ее стало ровным и размеренным. Эйнар очень быстро провалился в сон без сновидений и впервые без кошмаров. Похоже было, что он в очередной раз пересек некий рубеж, изменивший его отношение к жизни здесь.
   Ему казалось, что спал он всего секунду, но когда открыл глаза разбуженный прохладным и ласковым прикосновением рук возлюбленной, за стенами жилища плескалось яркое солнце, и птицы распевали на все голоса.
   - Дриана..., - было первое, что он произнес, открыв глаза.
   - Да любимый...
   - Я так долго тебя ждал....
   - Я знаю, я все слышала и чувствовала, пока душа моя блуждала в затерянных мирах, откуда нет исхода.
   - Теперь все позади..., и мы можем отправиться к моему народу.
   - Я готова следовать за тобой даже на край света.
   Однако прошла целая неделя, прежде чем они тронулись в путь, поскольку Дриана была слишком слаба, чтобы совершить такой переход. Когда, наконец, они выехали за ворота городища венедов, провожать их вышли все от мала до велика.
   Вождь поочередно прижал их к своей широкой груди.
   - Здесь ваш дом навсегда..., - произнес Мокша, и Валамер стоявший за его спиной лишь молча, кивнул, в подтверждение его слов.
   - Я благодарен тебе за все, - ответил Эйнар, и чтобы не растягивать прощанье запрыгнул на крупного жеребца, личный подарок Мокши.
   Шесть лошадей одна за другой двинулись путь. На первых двух сидели Эйнар и Дриана, остальные были навьючены мешками, в которых лежали различные подарки и подношения венедов. Двигались медленно на север, поскольку почти весь путь пролегал по глухим и темным лесам населенным живностью.
   Густой трудно проходимый лес замедлял их движение, и почти все время приходилось идти пешком. Эйнар предпочитал медленное перемещение в чаще леса, быстрой скачке по степям и полям, рискуя нарваться на гуннов. На пятый день пути они вышли к знакомым лесам, которые в свое время он исходил вдоль и поперек. За пять дней пути лишь однажды они встретили вооруженный отряд на охоте, но Эйнар увидел их раньше, и встречи с сотней всадниками удалось избежать.
   Подтверждая старые прописные истины, которые гласят, что неприятности начинаются там и тогда, когда ты меньше всего их ждешь, следующий день приготовил сюрпризы. Оставался всего лишь один переход до бурга, и они решили отдохнуть перед последним днем пути.
   Едва они расположились на ночлег, предварительно соорудив ложе из еловых веток и кусков шкур животных, чуткое ухо Эйнара уловило посторонние звуки. Вынув меч из ножен, он было приготовился отразить атаку, но Дриана вышла вперед, и голосом исходящим откуда то из недр ее маленького хрупкого тела, запела странную песню.
   Буквально через мгновенье на поляну вывалилось странное существо, которое напоминало эльфа лишь формой ушей. В остальном он больше походил на старый кряжистый дуб, который решил отправиться погулять. Моргнув глазами Дриане, которая в ответ поздоровалась, назвав деревяшку, хозяином леса, он остановился на безопасном расстоянии от воина, и замер бесцеремонно разглядывая его.
   - Как твое имя, воин...? - спросил он, слегка наклонив голову на бок.
   - Меня зовут Эйнар..., кто ты...?
   - Я властелин этого леса, - насмешливо произнесла деревяшка, комично притопнув при этом ногой, или вернее тем, что считалось ногой.
   - Властелин имеет имя...? Или я могу его называть его, как мне взбредет в голову? - Эйнар в такт ему топнул ногой.
   - Мое имя..., - деревяшка вполне по-человечески почесал голову, - очень древнее....
   Было похоже на то, что он соображал, стоит ли вообще сообщать свое великое имя первому попавшемуся...?
   - Ну если это секрет..., - развел руками Эйнар.
   - Тапакан..., - все-таки произнес он, видно решив снизойти до смертного, - меня зовут Тапакан....
   - Ааа..., ну тогда я о тебе слышал..., - улыбнулся, Эйнар, всем своим видом показывая дружелюбие.
   - От кого..., - недовольно повел он носом..., или вернее тем, что могло считаться носом.
   - Мия..., - ответил Эйнар.
   - Откуда ты знаешь ее...?
   - Мы встречались..., в лесу..., давно, - он задумался, - больше года назад....
   - Внуки..., это существа которые вьют из нас веревки..., а у меня уже сотня правнуков..., ты понимаешь, что это такое?
   - Вряд ли..., - улыбнулся Эйнар.
   Тапакан замер на минуту, словно прислушиваясь, издал звук похожий на стрекотание сверчка. Затем вновь замер, будто задумался.
   - Она тебя помнит..., темный человек, так она тебя называет, - извиняющимся тоном добавил он. - Но..., ты сильно изменился, видно год был не из легких....
   - Твоя, правда..., Тапакан..., год был действительно сложным, но теперь все позади. Я возвращаюсь к своему народу. Надеюсь, меня там ждут.
   - Тебя там ждут..., похоже, Халга вновь замыслил поход....
   - Спасибо за добрую весть....
   - Но..., - Тапакан внезапно замолк, бросив взгляд на Дриану.
   - Что...?
   - Будь осторожен..., на ее груди написала смерть, и она вернется в любой момент.
   - Если бы это было так..., - Эйнар усмехнулся, - она бы знала.
   - Она знает, - бросил эльф и, прислонившись к дереву, растворился в нем.
   Утром следующего дня Эйнар проснулся от тревожного стрекотания птиц, потревоженных чьим-то бесцеремонным вторжением. Дриана еще спала, спал, казалось и окружающий лес. Но Эйнар был уверен, кто-то приближался к месту их ночлега, хотя делал это очень осторожно.
   Перекатившись, он оперся на колено и с легким шелестом извлек меч из ножен. Через мгновенье он увидел их. Сначала одного в предрассветных сумерках лицо его сливалось с окружающей листвой. По тому, как лицо его отливало черной блестящей краской, Эйнар узнал болотный народ. Следом за первым шел второй, затем еще и еще.
   Считать не было смысла, их могло быть десять, а могло и сто. Уходить, тоже не было времени. Скорее всего, это была случайность, которая так часто меняет наши планы. Видимо черномордые охотились поблизости, и случайно почувствовали дым их костра. Сотня болотных дикарей не пугала его, но с ним была Дриана, и это существенно ограничивало пространство для маневра.
   Зажав Дриане рот, он как мог, растолковал ей ситуацию и попросил держаться возле него, но не вставать во весь рост. Словно услышав его наставления, из кустов вылетел первый дикарь. В руке его было копье, и направлено оно было в грудь гота. Чуть уклонившись, Эйнар рассек незадачливому воину грудь, и тот без единого звука рухнул на землю, орошая траву кровью. Эйнар выхватил из-за спины второй меч, и завертел ими перед собой, готовый схватиться хоть с тысячей чертей.
   То, что произошло потом, напоминало преисподню, которая методично изрыгал черномордых чертей, пытающихся, всеми доступными способами, убить Эйнара. Однако трупов было уже больше десятка, а на теле воина появилась лишь царапина, нанесенная брошенным издалека камнем. Несколько раз он уворачивался от летящих острых камней, но не это было страшно. Трупы вокруг них с Дрианой множились, и дикарям приходилось взбираться по трупам соплеменников, чтобы добраться до ненормального гота.
   Когда им удавалось это сделать, они, стоя на трупах, нападали на него сверху вниз. И теперь ему приходилось, еще и отбиваться от летящих сверху копий. Эйнар сбросил несколько трупов под ноги и взобрался на них. Теперь он уровнял шансы, если это можно было назвать так. Черномордые лезли со всех сторон, и будь на его месте обычный воин, с обычным мечом, смерть бы уже успокоила его.
   Но Эйнар рубил головы, руки и ноги с невероятной для человека скоростью, а там где он не мог достать врагов, свое дело делал меч Вотана. И чем больше врагов становилось вокруг, тем сильнее на нем разгорались магические руна, и тем проворнее становился меч. Несколько раз ему удавалось разрубить пополам за раз двоих дикарей, не прикладывая для этого особых усилий.
   Однако прошло два часа, вокруг уже лежала сотня трупов, но поток нападавших не уменьшался. Эйнар начинал уставать. Упорству болотного народа позавидовал бы кто угодно, и что-то в их поведении было совсем не похоже на черномордых. Такое количество мертвых сородичей за два часа, должно было давно охладить их пыл, и, прихватив трупы, они уже должны были отправиться обедать. Но вместо этого они по-прежнему атаковали бастион из трупов, на котором словно скала стоял несгибаемый гот. Это было необычно, и могло означать лишь одно, они пришли сюда не случайно, и пришли за ним. Готовые заплатить любую цену, за его труп, и это было странно.
   Существенно осложнял Эйнару жизнь поток крови, который залил все вокруг. Ноги скользили по мокрым от крови трупам, рукоять меча густо покрылась кровью.
   Уже некоторое время он чувствовал легкое головокружение, как предвестник приближающегося боевого безумия, но старательно оттягивал момент его прихода. Эйнар понимал, что в состоянии безумия он забудет о том, что необходимо защищать Дриану, и просто врубится как дровосек в ряды дикарей, в безумной жажде слепого убийства. Но, похоже, организм, чувствуя усталость, требовал стимуляции, которую мог дать только мозг, вбрасывавший в такие моменты кислоту в кровь, заставляя ее закипать.
   Голову все больше и больше наполняла звенящая пустота, руки и ноги двигались быстрее. Мозг отключился.
  
  
  
  
  
  
  
   31. ДОМ..., МИЛЫЙ ДОМ.
  
  
   Испуганные дикари еще некоторое время размахивали копьями и топорами, но вид летающего воина, который двигался так быстро, что был едва виден в утренней дымке, и сеял вокруг себя смерть, пробудил в них животный страх. И свидетелем происходящего были все лесные жители, передававшие затем из поколения в поколение легенду о человеке, ставшем карающей десницей Вотана.
   Небольшой отряд готов во главе с Халгой возвращавшийся с охоты, был привлечен шумом, и, завидев побоище, атаковали своих извечных врагов болотных людей. Каково же было удивление Халги, когда в окровавленном страшном демоне, крошившем врагов, он узнал боевого товарища, но даже он не решился в этот миг приблизиться к нему, настолько тот был страшен в охватившей его безумной жажде убийства.
   Лишь когда он прикончил последних дикарей, не успевших сбежать с поля боя, и рухнул на колени, опираясь на меч. Когда стиснул зубы, в немой попытке обуздать дикую боль пронзающую мозг, жилы, и сердце, перекачивающее кипящую кровь, пресыщенную кислотой и бурлящую кислородом. Лишь тогда на его плечо легла огромная шершавая как старый булыжник ладонь его друга.
   Эйнар поднял голову, кровавая пелена спадала с глаз. Прошло несколько мгновений, пока он понял, кто перед ним. Поднялся и заключил старого друга в тиски объятий. Еще через мгновенье он вспомнил о Дриане и ринулся на ее поиски.
   Она была едва жива, заваленная трупами и залитая кровью врагов. Ее усадили в повозку, и отряд двинулся к бургу. Сам же Эйнар ехал верхом в окружение Халги, Отара, Варгаха, и еще полусотни товарищей, с которыми он всего год назад грабил Ромейские земли, и выиграл не одну кровавую битву.
   - Как давно это было..., - подумал он, - словно сотня лет прошла с того момента когда они наткнулись на детенышей Фенрира.
   Все же человеческая жизнь невероятно длинная, видимо потому, что смертные относятся ко времени совершенно иначе, откровенно презирая его ценность. Или это все же свойство эпохи, позволяющее воинам ценить каждый прожитый миг, но относиться к самой жизни не слишком серьезно. Потому, что мгновенье может стать последним, и приблизить воина к царству великого Вотана. А как ты прожил жизнь, никого особенно не интересовало, если ты не праздновал труса.
   Ехавшие вокруг него воины старались не пропустить не единого слова из его рассказа о детях Фенрира и самом Легендарном Волке. О том, как владычица подземного мира Хель едва не убила его, и, как верный пес Вельзевул, пугавший когда-то своим видом жителей бурга, спас ему жизнь. О том, как погиб славный старый и мудрый воин Ротгард, до конца не выпустивший боевой топор из своих цепких рук. И молодые, и бывалые воины, слушая его, цокали языками и покачивали головами, дивясь смелости своего товарища, и бесстрашию его друзей.
   Когда Эйнар закончил свой рассказ, Халга радостно сообщил, что через три месяца они собираются в поход. Дела, творящиеся на западных землях неслыханны и невероятны. И очень кстати его возвращение домой.
   Остготы во главе с вождем Фритигерном, оказались в западне, и ромляне обращаются с ним хуже, чем с собаками. И все остготы, готовы взяться за оружие, поскольку дошли до неслыханного бесчестия, продавая собственных детей, дабы прокормить оставшихся. Но нет у них оружия, поскольку его отобрали легионеры при переходе границы, и обнищал Фритигерн, тщетно ожидавший милости от ромейского императора. И обратился вождь остготов к Халге за помощью, пытаясь спасти остатки своего народа, терпящего великие бедствия.
   - Все, что делают боги, имеет свой смысл..., - произнес Халга, и думаю теперь, Фритигерн это понимает.
   И теперь задача наша проста, мы соберем пятитысячное войско и отправимся туда. Мы возьмем с собой оружие, и отдадим его нашим братьям по ту сторону Данубия, и будет у нас войско численностью в десять тысяч воинов. Мы выпотрошим тугие кошельки ромейских сенаторов..., разграбим их храмы, обратим в рабов их жен и детей.
   Мы дойдем до самого Рима..., и разрушим это царство черной лжи и обмана, погрязшее в роскоши и забывшее о доблести. Мы будем париться в термах, и жить в мраморных домах. Мы станем знатью Рима, и принесем в него свежую кровь наших доблестных воинов.
   Все пребывали в прекрасном настроении, когда они въехали в бург. Весть опередила отряд и все уже знали о возвращении Эйнара. Весь народ сбежался, чтобы стать свидетелем возвращения великого героя. В толпе, пожирая его и Дриану глазами, стояла и Кара, изрядно похудевшая, но все еще вполне привлекательная. Ее, скромно стоящую в стороне, заметил Эйнар. Он поманил, обнял нежно за плечи, подвел к повозке и познакомил с Дрианой. Затем, показав жестом вождю, что придет позже, отправился домой, который в его отсутствие, превратился в зажиточную усадьбу.
   Смыв с себя засохшую кровь, и сменив одежду, Эйнар оставил Дриану на попечение Кары и отправился во дворец Халги, который теперь мало чем отличался от его собственного дома. Эйнар был слишком занят произошедшими переменами, иначе бы заметил, глаза Кары, которые темнели при одном взгляде на Дриану. Впрочем, сама Дриана все поняла с первого взгляда, и почувствовала всю гамму чувств и переживаний, которыми была в эту минуту переполнена душа Кары. Боясь спугнуть доверие наложницы, Дриана решила отложить задушевный разговор на потом.
   Он шел по улицам бурга, и отмечал, что удачный предыдущий поход на ромейские земли, оказал благотворное влияние на развитие поселения. Теперь, это был город, небольшой, уютный, с чистыми деревянными мостками. Бросалось в глаза наличие больших и богатых усадеб.
   Эйнар вошел уверенным шагом в просторный зал дворца Халги, где уже собрался военный совет, решавший судьбу предстоящего похода на ромлян. Все кто сидел за длинным деревянным столом, поднялись, горячо приветствуя боевого товарища. Халга посадил его по правую руку от себя.
   - Сегодня ты выглядишь гораздо лучше..., - молвил вождь, широко улыбаясь, - вчера ты был весь в крови черномордых, и тебя просто невозможно было узнать.
   - Кровь врагов..., всегда была лучшим украшением для настоящего гота..., - уронил он с достоинством.
   Сидевшие по обеим сторонам стола довольно заворчали, приветствуя его слова.
   - Я рад..., брат мой, что ты с нами, в будущем походе нам очень пригодится твоя умная голова, и твое храброе сердце, не знающее страха.
   - Если бы ты знал..., как я рад видеть всех вас..., - улыбнулся Эйнар.
   Все вновь довольно загалдели, памятуя о том, через что пришлось пройти их товарищу в дальнем походе.
   И вновь, в сотый уже раз, Эйнару пришлось отвечать на вопросы и рассказывать историю о том, что он видел в далеких землях. Как сражался с чудовищами, и пребывал в Хельхейме, как ему удалось выбраться оттуда. О кровожадных детях Фенрира, и людях ставших вампирами. И как всегда особый восторг вызвал Тюрфинг, легендарный меч Вотана, который по просьбам слушателей демонстрировал он снова и снова. Крики восторга перешли в довольный гул, издаваемый пятидесятью лужеными глотками.
   - Мы..., - Халга успокоил всех коротким движением руки, - планируем выступить будущей весной, потратив зиму на подготовку.
   - Хорошо..., - уронил Эйнар.
   - Сейчас у нас около двадцати сотен воинов, соберутся еще тридцать сотен. Мы возьмем с собой еще оружия, и, перейдя границу империи, вооружим наших братьев.
   - Согласиться ли Фритигерн, признать твою власть?
   - Узнаю старого друга..., каково твое мнение? Как ты думаешь, зная эту хитрую лисицу?
   - Думаю..., нет....
   - И замечательно..., - весело заржал вождь, - я отдам ему его долю славы, если он согласиться выполнять мои приказы, выдавая их за свои.
   - Рано и поздно..., такой союз обречен на провал..., - произнес Эйнар.
   - Я это понимаю....
   - Хорошо.
   - Но..., к тому времени, все будут знать кто спас остготов от смерти и бесчестия....
   - И кто позволил им разбогатеть..., - закончил мысль Эйнар.
   - Именно так..., и если не я..., то мой сын объединит всех готов, западных и восточных, под властью общего царя. И тогда, мы возьмемся за гуннов.
   - Хорошо.
   - Теперь ты знаешь мои планы..., и скажи мне брат..., ты со мной?
   - Конечно..., ты сомневался? Я и оба мои меча, к твоим услугам, можешь распоряжаться ими.
   Гул одобрения прокатился меж воинов.
   - Ты прошел страшные испытания, сражался с чудовищами и людоедами, тело твое покрыто шрамами, многие из которых еще не зарубцевались, и возможно тебе нужен отдых.
   - Лучший отдых, для воина в седле коня во время дальнего похода.
   Все одобрительно загалдели. Халга махнул рукой, распуская совет, и командиры отрядов потянулись к выходу, громко переговариваясь между собой.
   Через минуту в просторном зале остались лишь Халга, Эйнар и ничуть не изменившийся такой же недоверчивый жрец, седой Хангвар.
   - Я не верю Фритигерну, эта лиса вспомнила о готской чести, лишь, когда его основательно прижало..., - проворчал Хангвар.
   - Ты никому не веришь, - ухмыльнулся Халга.
   - Думаю, никто и не собирается верить вождю остготов..., но это не исключает возможности союза с ним.
   - Правильно...
   - Ну вот..., - проворчал Хангвар, - еще один советчик, объявился. - Бросил недовольный взгляд на Эйнара, - впрочем..., у тебя хоть мозги есть, не только жадность.
   Хангвар тяжело поднялся, всем своим видом демонстрируя старость и усталость, вышел.
   - Ничего не изменилось..., и старый медведь все такой же....
   - Ну да..., он говорит, что убив Фенрира, ты разрушил старый миропорядок, и теперь наступит хаос, пока Иггдрасиль не отрастит новые ветви жизни.
   - Кто знает..., может он прав. Во всяком случае, первые молодые побеги древа мира, я уже видел, и они не порадовали меня. Но я не мог поступить иначе.
   - Я знаю брат, - кивнул головой вождь, - у каждого из нас своя ветвь на этом дереве и свое предназначение в этом мире.
   Утром следующего дня Эйнар отправился на охоту, как делал это в старые добрые времена, в одиночку бродя по окрестным лесам. В это раз он взял с собой Зугара, раба из болотных людей который работал на его поле. Оказалось, что за время своего отсутствия Эйнар превратился в крупного землевладельца. Кара рассказала ему, что участок для него выбирал лично Халга, и это была лучшая плодородная земля в окрестностях бурга. Он же настоял на том, чтобы Кара приняла в дар несколько рабов, для работы в поле. Кроме того, изрядное количество золота серебра и драгоценных камней, что составляло долю Эйнара в общей добыче за последний поход. Все это было аккуратно сложено, просчитано и преумножено.
   Зугар, которого когда-то он оставил в живых, оказался смышленым и преданным работником. За прошедший год, он очень серьезно изменился и внешне, и внутренне. Оброс жиром, стал грамотно изъясняться, словно какой-то вельможа. Кроме того употребление в пищу человечины, считал страшным грехом для разумного человека. А собственное рабское положение почитал редкостной удачей в своей жизни, и ежедневно возносил хвалу Вотану, за то, что Эйнар тогда его не убил.
   Живности в окрестных лесах было как всегда в избытке, и, довольно быстро подстрелив оленя, Эйнар решил углубиться в лес. Наслаждаясь свободой и девственной природой вокруг, он незаметно прошел почти десять километров и остановился лишь, когда Зугар взмолился о привале.
   Облокотившись на ствол дерева, он наблюдал за тем, как его раб разжигал костер и жарил мясо для своего господина. Эйнар вдруг поймал себя на мысли, что воспринимает все происходящее как должное. И новый статус рабовладельца совершенно его не смущает. Веселое щебетание птиц, и шорох осенней листвы, создавали в лесу особую обстановку. Гот вдруг вспомнил, как таким же осенним днем появился в этом мире, больной, испуганный, слабый.
   За спиной Эйнара внезапно послышался легкий шорох и сразу за этим мурлыкающий, вкрадчивый голос Мии.
   - Здравствуй воин....
   - Здравствуй Мия, - отозвался Эйнар, не поворачивая головы. - Почему ты больше не зовешь меня темным человеком.
   - Ты сильно изменился..., - хихикнула она.
   - Все меняется..., и я не исключение.
   - В твоей жизни появилась женщина.
   - От тебя ничего не утаишь.
   - Она связывает твое сердце и разум с этим миром, потому ты теперь больше здесь, чем там, - она сделала неопределенный жест рукой.
   - Даже не спрашиваю где это там, - улыбнулся он, - лучше расскажи мне последние новости.
   - Ну..., во-первых, ты очень понравился моему прадедушке, - она смешно загибала тоненькие пальцы, - он сказал..., что ты меняешь мир, но еще не осознаешь важности происходящего.
   - Я счастлив....
   - Во-вторых, тебя по-прежнему хотят убить.
   - Ну, это не новость.... Кто...?
   - Бог в сверкающих доспехах.
   - Локки! - подтвердил он.
   - Да..., - он заставил болотный народ напасть на тебя вчера. Он рассказал им, что если они съедят тебя, то станут великими воинами, подобными богам. Но ты убил их всех, я видела. Ты был страшный, и очень их напугал.
   - Так это его работа..., а я гадал, с чего они такие упорные..., ну в общем ничего удивительного.
   - Он боится тебя.
   - У него есть на это основания, - самодовольно ухмыльнулся Эйнар.
   - Он пытается поссорить твоих женщин.
   - Моих женщин?
   - Да.
   - Думаю..., у моих женщин хватит ума договориться между собой, - улыбнулся Эйнар, в очередной раз, подивившись гибкости человеческого сознания. Наличие двух женщин одновременно совершенно его не смущало. Кроме того он считал, что и женщины должны воспринимать ситуацию нормально.
   - Ты плохо знаешь женщин....
   - А ты хорошо...? Забавно выслушивать рассуждения о женщинах от эльфа. - Гот расхохотался.
   - Я предупредила..., - пискнула Мия в ответ, и исчезла в зарослях. - Решать тебе, - донеслось из кустов.
   - И ведет себя как женщина..., - довольно проворчал он, и откинулся на мягкий, слегка пахнущий сыростью мох.
   Он не мог понять почему, но появление эльфа придало его настроению полноты и, ощущение законченности картины мира, с которым он готов был мириться.
   Были друзья, были могущественные враги, любимые женщины, свобода, и этот лес полный запахов и звуков. Он шумно втянул ноздрями слегка горьковатый воздух, к которому примешивался аромат жареного мяса. Эйнар открыл глаза, перед ним навытяжку стоял Зугар, держа в руках прут на котором шипело и истекало жиром жареное мясо оленя. Теперь картина мира стала совершенной.
   Обед окончательно привел его в прекрасное расположение духа, и умиротворенный он заснул. Последняя мысль, перед тем как веки его закрылись, поразила своей простотой и мудростью.
   - Как здорово..., что все это скоро кончится, не успев надоесть..., - Эйнар, громко захрапел, раскинув руки, словно хотел обнять весь этот мир.
   Он спал, как спят люди, которым нечего терять и некого бояться..., но ему еще предстояло осознать, что любые человеческие чувства есть иллюзия, отражающая вечное стремление человека к гармонии. Но представление самого человека о гармонии, меняются каждую минуту, в зависимости от его настроения.
  
  
  
  
  
  
  
   32. ИГРЫ БОГОВ.
  
  
   Жизнь в бурге набирала обороты, из всех готских земель стекались сюда подводы с оружием и провизией, подготовка к войне шла полным ходом, несмотря на то, что впереди было еще три долгих месяца зимы. В общей, казалось бы, бессмысленной суматохе, каждый житель поселения делал свое маленькое дело, и был подчинен общей идее.
   Кара с самого утра отправилась в амбар, чтобы начать заготовку зерна и муки. И то и другое надо было тщательно очистить и, засыпав в глиняные сосуды, залить горловины воском. Урожай был давно собран и четверо рабов сидя на деревянных лавках, мололи муку.
   Не смотря на отсутствие Зугара, который, последние несколько месяцев выполнял функции управляющего, рабы, приученные к распорядку, уже делали свое дело. Кара, потоптавшись, некоторое время у входа в амбар, отправилась в поле. По правде говоря, и там ей было делать нечего, но она сознательно оттягивала момент возвращения домой, предаваясь собственным невеселым мыслям.
   - Домой..., - она произнесла это слово вслух, словно прощалась с ним. Кара давно привыкла к тому, что в этом мире нет ничего постоянного, в особенности, если это было что-то хорошее.
   Свежий, пахнущий прелым сеном, влажный воздух, успокоил и привел мысли в порядок. Страх, вот как называлось то, что поселилось в ее душе после возвращения Эйнара. Мерзкий, липкий, ноющий страх, от которого хотелось, свернувшись лечь на землю, спрятав внутрь себя руки, и закрыв глаза завыть по-волчьи, громко в голос.
   Нет, она не сомневалась, что хозяин относится к ней по-доброму, и не прогонит ее. Но она видела, какими глазами он смотрел на нее, на эту проклятую хеттку, что привез с собой из похода. И в первый же день поняла, что теперь она больше не хозяйка в этом доме.
   Она приняла это, проплакав всю ночь, и решила, что будет тем, кем захочет видеть ее Эйнар. Всегда рядом, всегда смиренна, и готова прийти на помощь.
   Однако она не могла не понимать, что с появлением Дрианы, изменяться и порядки в доме, и в этом новом положении вещей, для нее может не быть места. И, тогда ее будущее будет покрыто мраком неизвестности. Что станет с ней, когда она больше будет не нужна, а хозяину придется выбирать между ней и Дрианой?
   Она понимала, что Эйнар не станет ее продавать, а скорее всего, просто отпустит, и это было еще хуже, чем попасть в руки жестокого хозяина. Идти ей было ровным счетом некуда. Разве, что вернуться к Энгусу, но тот жил обособленно, и работников не брал, покупая лишь рабов, предпочитая платить один раз.
   - Нет..., - подумала она, - уж лучше умереть, чем вернуться туда, в это жалкое униженное состояние.
   Кроме того, Эйнар собирался в поход, а значит, в доме останется хозяйкой Дриана, и как она себя поведет было сложно предсказать. Ноги отказывались держать ее, усталость сковала все тело, она со стоном опустилась в стог сена и, закрыв руками лицо, заплакала. Слезы текли обильно по лицу видимо наверстывая упущенное, поскольку она никак не могла вспомнить, когда она плакала в последний раз.
   Неожиданно она почувствовала горячее дыхание у уха, и резко обернулась. Преклонив одно колено и склонившись к ее лицу, стоял воин в золотых доспехах сверкающих на солнце.
   Кара зажмурила глаза, доспехи, да и сам облик воина слепил ее.
   - Я знаю..., почему ты плачешь, дитя мое..., - прошептал он, казалось, кровь закипела в ее жилах от этого низкого вибрирующего голоса.
   Она вздрогнула.
   - Простите..., я думала, что меня никто не видит.
   - Тебе незачем молить о прощении..., мы боги, для того и существуем, чтобы помогать людям, попавшим в беду.
   - Боги...? - Кара вскочила на ноги, но тут же, словно испугалась собственной дерзости, бухнулась на колени.
   Локки..., а это был именно он, миролюбиво опустился рядом и положил ей на плечо свою горячую руку. Температура тела богов около пятидесяти градусов, а потому люди, чувствовавшие их прикосновение, рассказывали об огненной длани господней. Локки очень любил этот прием в общении с людьми, поскольку он сразу же создавал дистанцию между ними. И расставлял все на свои места.
   - Ты должна бороться - молвил Локки.
   - Как?
   - Любыми средствами, ведь ты так долго мечтала о своем доме. Ты имеешь на это право....
   - Да.
   - Ты прошла через столько страданий, потерь и унижений....
   - Да.
   - Он умирал..., и ты спасла ему жизнь.
   - Да.
   - Он ушел в поход..., и ты ждала его, даже когда другие считали, что Фенрир убил его.
   - Да.
   - Ты сохранила его богатство и преумножила его.
   - Да.
   - Ты и сейчас готова отдать жизнь за него.
   - Да.
   - Разве ты заслужила, чтобы она выбросила тебя на улицу, как собаку?
   - Нет. Это не справедливо, - всхлипнула Кара, - я не заслужила подобного отношения.
   - Именно потому я здесь, чтобы научить тебя и помочь тебе.
   - Что мне делать? - Кара уже ревела в голос.
   - Для начала успокойся, и престань плакать. Не подавай виду и никому не рассказывай о нашей встрече. Я буду приходить каждый день, и однажды мы избавимся от нее.
   - Нет..., о боги, я не смогу.
   - Сможешь....
   - Нет.
   - Да..., вы люди никогда не знаете скрытых в вас возможностей. Но я помогу тебе раскрыться, - Локки самодовольно ухмыльнулся. - Я научу тебя....
   - Как...?
   - Это проще чем, кажется, у нас есть добрая сотня способов, чтобы избавиться от нее. Придет время, и ты поймешь сама, что делать. А теперь иди..., иди..., - воин в золотых доспехах растаял в воздухе, словно его и не было.
   - Идиии..., - донеслось из пустоты.
   Кара тяжело поднялась, голова болела, ноги подкашивались, словно разговор с богом отнял у нее остаток сил. Пока Кара шла домой, она мысленно повторяла весь разговор с Локки, и сейчас, когда его не было рядом, она ужаснулась тому, как быстро, и главное легко согласилась избавиться от Дрианы. Вся вина
   которой лишь в том, что ее полюбил великий гот, как за глаза его называли в округе.
   Она всегда знала, что боги жестоки и несправедливы, что человеческая жизнь для них всего лишь разменная монета. Но разговор с Локки открыл в ней самой такие невероятные глубины мрака, что она ужаснулась и испугалась того, что скрывает ее душа. И в некотором смысле, разговор с богом, имел совершенно противоположный эффект, нежели ожидал Локки.
   Сквозь отчетливый липкий страх, ей удалось осознать, какие темные закоулки в ее душе она может открыть на этом пути. И как жить когда ты знаешь и понимаешь всю глубину собственной подлости, и черноту собственной души.
   - Нет..., никогда она не навредит Дриане..., никогда, - решила Кара, когда до дома оставалась сотня метров, - чтобы не случилось, с ней дальше, она готова была принести эту жертву.
   Эйнара все еще не было, они с Дрианой, сели за деревянный стол и принялись перебирать горох. Все было, проделано молча, словно по заранее договоренному сценарию. Машинально перебирая пальцами твердые, гладкие шарики гороха, они были погружены в собственные мысли.
   Некоторое время обе молчали, глядя на собственные пальцы, что сноровисто делали свое дело. Тишина становилась тягостной. Обе пытались найти тему для пустой болтовни, что часто служит способом сблизиться, но не находили. Напряжение нарастало, атмосфера в комнате сгустилась настолько, что казалось воздух, стал жидким.
   - Если тебе нужна помощь по хозяйству..., - наконец нарушила тишину хеттка, - я готова помочь, ты только скажи, что делать.
   Слова ее повисли в тишине, и снова, прошла, казалось вечность, прежде чем прозвучал ответ.
   - Всю работу делают рабы..., - почти прошептала Кара, запинаясь в такт бухающему сердцу.
   - Да, да, да..., я понимаю, - очень быстро, почти скороговоркой ответила Дриана, - и просто хочу сказать, пока я не разберусь сама, ты говори мне, что делать.
   - Хорошо, - одними губами прошептала Кара. Про себя подумав, что слова, которые она так боялась, только, что были произнесены.
   - Мне бы хотелось, чтобы мы стали подругами..., - голос хеттки звучал, ровно и дружелюбно. Может именно поэтому, Каре послышались в нем снисходительные нотки.
   - Да..., - уронила Кара, но про себя отметила, что хеттка уже говорит как хозяйка.
   Дриана чувствовала странную неловкость в общении с ней. Она давно поняла, что чувствует Кара, еще тогда в первый день своего появления в доме, в котором ей предстояло стать хозяйкой. Она вновь поймала себя на том, что сочетание "хозяйка дома", кажется ей невероятным. Тогда она перехватила скорбный, возмущенный взгляд Кары, полный боли и страха, которым она наградила Эйнара.
   Гот занятый своими мыслями совершенно не обратил на это внимания, но она все видела, и все понимала. Не имея опыта подобного общения, она не знала как себя вести. Кара была старше ее на десять лет, на самом же деле их разделяла целая пропасть жизненного опыта.
   Ссыпав в глиняную тарелку очищенный горох, Кара поднялась, и тяжело ступая, словно на нее давил тяжкий груз, вышла из комнаты. Чувствуя возникшее между ними напряжение, она искала способ его сгладить, но все слова, все мысли, которые приходили ей на ум, казались откровенно фальшивыми и глупыми.
   Кара вышла на воздух, чтобы не задохнуться, от запертых слов и мыслей, которые грозили разорвать голову, или свести с ума. Сверкнула молния, озаряя все вокруг, в такт ей вскрикнула она, отшатнувшись от Локки, чье присутствие обнаружила вспышка.
   - Не вини себя..., - произнес он.
   - Но как же....
   - Во всем виновата она, ее здесь никто не ждал, она здесь никому не нужна.
   - Да.
   - Если ее не станет, всем будет только лучше, - глаза воина в золотых доспехах страшно блеснули в темноте.
   - Да, - безвольно ответила она, и в ту же секунду почувствовала горячее прикосновение руки бога вложившей в ее руку холодную сталь.
   - Храни это..., он придаст тебе сил, в нужный момент.
   Кара еще долго стояла, вслушиваясь во тьму бушевавшей бури, но бог покинул ее так же внезапно, как и появился. Оставив после себя леденящую ладонь сталь, и смутное ощущение неизбежности надвигающихся событий.
   Она промокла и продрогла, но никак не могла заставить себя вернуться в дом, ставший в одночасье чужим и неуютным.
   - Ты почему здесь? - Голос Эйнара, разорвавший бурю, вывел ее и из задумчивости.
   - Не знаю..., - она подняла на него глаза полные мольбы, но он как это часто бывает с мужчинами, не правильно истолковал ее состояние.
   - Тебя обидел кто-то?
   - Нет?
   - Тогда что?
   - Ничего, - ответила она. Он как всегда ставил ее в тупик своими прямыми, бесхитростными вопросами, требовавшими таких же бескомпромиссных ответов. И она уже раскрыла рот, чтобы все ему рассказать....
   - Ладно..., пошли в дом, все будет хорошо, - он обнял ее за плечи, и почти силой потащил в дом.
   Момент был потерян, Кара закрыла рот, и спрятала кинжал в складках платья. Эйнар опять ничего не заметил, мысли его были там, в лесу, где на обратном пути обходя озеро, они обнаружили вход в пещеру, которая была видна лишь при вспышках молнии. В обычные дни, он не раз проходил мимо этого места и ничего не видел.
   Эйнар решил, что непременно вернется туда, чтобы проникнуть в пещеру, но теперь сожалел, что не сделал этого сразу.
   Не вдаваясь в подробности происходящего, он отправился спать, будучи уверенным в том, что контролирует происходящее вокруг. Кара отправилась спать в другую комнату, поскольку место в большой кровати рядом с хозяином заняла хеттка.
   Эйнар почти спал, утомленный дальним переходом, когда забравшаяся под руку Дриана, удобно примостившись, задала первый вопрос.
   - Ты поговорил с ней?
   - О чем? - Эйнар устало зевнул, не открывая глаза.
   - Как о чем, о том, что происходит.
   - А что происходит?
   - Эйнар..., только не говори мне, что не видишь, как она переживает.
   - Вижу..., и что? Все это глупости, она привыкнет. И ты тоже....
   - Успокой ее....
   - Хорошо..., завтрашнюю ночь я проведу с ней.
   - Я..., не совсем это имела в виду..., но если ты считаешь....
   - Спи, - оборвал ее гот, - все будет хорошо.
   Последнее, произнесенное им слово, плавно перешло в храп. В темноте долго еще блестели открытые глаза Дрианы, не сомкнувшей всю ночь глаз.
   В соседней комнате глядя немигающим взглядом на стену, за которой громко храпел хозяин, лежала Кара, подложив руку под подушку, где ладонь ее приятно холодил гладкий клинок, божественной стали.
  
  
  
  
  
  
   33. МИМИР ТРЕХГЛАЗЫЙ.
  
  
   Утро не принесло ясности, и покоя в дом. Едва забрезжил рассвет, Эйнар проснулся, и отправился к Халге. Во дворце было тихо как в гробу. Халга обнаружился, в кровати с нечастным страдальческим выражением лица.
   - Хангвар вчера хвастался, что у него лучшее пиво в бурге..., - виновато произнес он.
   - И что?
   - Он прав..., этот старый седой медведь прав..., Хель его побери. Впрочем, какая Хель, ты же убил ее.
   - Ну извини....
   - Теперь даже не понятно как ругаться. Этот старый боров, варит странное пиво, которое валит с ног, после пятой кружки.
   - Я по делу, - произнес Эйнар нетерпеливо.
   - Ну, какие дела, в такую рань..., - Халга скорчил недовольную физиономию.
   - Кажется..., я нашел корни Иггдрасиль.
   - Глупость..., где?
   - Всего день пути пешком.
   - Почему ты решил....
   - Потому, что у корня три норны..., и я видел Мимира.
   - Ну и как он тебе? - Халга довольно ухмыльнулся.
   - Страшен. Огромный рост, три глаза, и отвратительная рожа..., ну примерно как у тебя сейчас.
   - Не убивай его сразу..., - Халга покачал головой, дай взглянуть на него.
   - Это как получится.... Ты пойдешь со мной?
   - Нет. Я не хочу, чтобы ты разрушил весь мир.
   - Что ты хочешь сказать?
   - Видишь ли..., - вождь сел, схватившись огромными мощными руками за голову, - мммм..., больно.
   - Я слушаю.
   - Брат, я воин и сражаюсь с воинами, я не хочу драться с богами и великанами, духами и оборотнями, если они не причиняют вреда моему народу. Я человек этого мира.
   - А я...?
   - Не обижайся брат мой. Если завтра ты позовешь меня драться с Вотаном. Я..., встану рядом с тобой. Но я всего лишь строчка в песне скальдов.
   - А я...?
   - А ты..., - Халга засмеялся, - ты сам сочиняешь эту песню. Ты видишь время и оцениваешь его..., а я живу в нем.
   - Чушь..., тебе надо проспаться, иначе ты рассуждаешь как барышник торгующий лошадьми.
   - Убирайся..., Эйнар, и не тревожь меня, пока я не очухаюсь. Я пойду с тобой убивать Мимира..., но завтра..., не раньше.
   - Черт бы тебя побрал, я совершенно не собираюсь его убивать, но я должен видеть источник мудрости, - произнес Эйнар, и, развернувшись, вышел.
   Возмущенный поведением Халги, Эйнар прошел почти двадцать километров, прежде чем остановился отдохнуть. Кругом насколько хватало взгляда, царил лес, сплошной стеной. До пещеры, которую он видел ночью, оставалось километров пять. Откинувшись на ствол дерева, он закрыл глаза и задремал.
   Сейчас, когда злость прошла, он подумал, что зря сердился на вождя. Во всяком случае, он был абсолютно откровенен. Нарушение существующего порядка, для обычных готов вряд ли обернется прогрессом, и лишь создаст дополнительные проблемы. И даже не смотря на это, Халга был готов составить компанию своему другу. Около часа, он пролежал с закрытыми глазами, чутко улавливая посторонние странные звуки.
   Когда он уже собрался отправиться дальше, ухо опытного охотника различило осторожные шаги по осенней листве. Эйнар откатился в сторону и притаился в зарослях колючего кустарника. Шаги затихли, видимо незнакомец тоже обладал тонким и чутким слухом.
   Прошло около часа, Эйнар давно готов был подняться, но странное ощущение, что кто-то очень осторожный и внимательный наблюдает за ним, не покидало его.
   Прошел еще час, не одна ветка, ни один лист, в пределах видимости не шелохнулись, ожидание и вынужденная неподвижность, были невыносимы. Эйнар вдруг засомневался..., а не показалось ли ему. Чтобы проверить, он передвинул ногу. В то же время страшная боль пронзила его тело. Тонкий блестящий меч вонзился ему в бок, пришпилив самого Эйнара, словно бабочку к земле.
   Рванувшись в сторону, он разорвал бок, вскочил на ноги, орошая траву фонтаном крови. Благо меч противника лишь зацепил кожу и не задел жизненоважных органов. Враг, огромный великан, стоял наизготовку, готовый напасть, и сверлил гота огненным взглядом трех глаз.
   - Я полагал..., что великаны страны ванов, выше ростом, и благороднее..., - крикнул Эйнара, задирая голову, чтобы взглянуть в лицо Мимиру.
   Его противник, страж охранявший источник мудрости у корней всемирного ясеня, был выше его примерно в два раза.
   - Слава о тебе идет впереди тебя..., потому асы решили убить тебя, пока ты не наделал еще больших бед.
   - Асы...? Боги...! Кто тебе сообщил эту радостную весть?
   - Ты слишком дерзок..., человек. Я знал, что ничтожнейшие из смертных бывают заносчивы. Но кажется, ты превзошел все мои ожидания.
   - Ты не ответил, кто из асов объявил на меня охоту?
   Мимир наморщил лоб, видимо соображая, не нарушает ли он запрет богов, разговаривая со смертным. Эйнару показалось, что мозг этого верзилы работает как несмазанный механизм, во всяком случае, он откровенно слышал скрип.
   - Я не должен даже говорить с тобой, меня предупредили о твоем коварстве.
   - Локки...? Я угадал...? - по тому, как оскалился великан, гот понял, что попал в точку.
   - Он передал весть от асов, после того как тебя заметили у источника мудрости.
   - И ты..., конечно же, сразу поверил ему, и решил расправиться со мной.
   - Да..., ведь ты убил Хель..., и Фенрира, и его детей, или ты станешь отрицать этот факт.
   - Нет..., но у меня на то, были причины.
   - Причины? Какие могут быть причины, чтобы сознательно разрушать устройство трех миров...?
   - Дети Фенрира, убивали людей, и пытались убить меня. Потом это пытался сделать сам Фенрир и красотка Хель.... Все они хотели моей смерти.
   - Убивали людей..., - Мимир вновь наморщил лоб, отчего верхний глаз его стал узким как у китайца, - но так было всегда, люди для того и существуют, чтобы иногда умирать, подпитывая своим душами Иггдрасиль.
   - Да ну..., а если людям это не нравится...?
   - И что? - простодушно спросил великан, уставившись на него, всеми тремя глазами.
   - Если они не хотят умирать? Мало того, что жизнь воинов принадлежит Вотану, так еще и женщины и дети, которых убивали детеныши Фенрира.
   - Так устроен этот мир..., он был создан не нами, задолго до нашего появления в нем..., и..., не нам его изменять.
   - А мне не нравится, как он устроен.
   - Кто ты такой..., чтобы судить о мире.
   - Человек....
   Мимир заржал так громко, что у Эйнара заложило уши, от его хриплого, низкого баритона.
   Опустившись на одно колено, и положив руки на меч, он хохотал без остановки. Когда Эйнар решил, что у него припадок, тот неожиданно перестал смеяться, и вытер слезы, выступившие на глазах.
   - Ты смешной..., жаль, что мне надо убить тебя, мне было бы интересно с тобой беседовать. Но я должен.
   - Люди говорят, что ты умен..., но я вижу, что вдалеке от источника мудрости ты изрядно глупеешь.
   - Пришло время..., - промычал великан и занес свой длинный тонкий меч над головой непокорного гота.
   Эйнар отпрянул, нехотя вынимая из-за спины легендарный Тюрфинг, и увидел, как загорелись глаза у великана, при виде меча. Ему совсем не хотелось драться и убивать этого простодушного верзилу, но видно такова судьба человека, чья слава перерастает его самого. Он вынужден сражаться с теми, кого даже не знает, и убивать тех, кого не хочется.
   - Я совсем не хочу тебя убивать, - крикнул гот, в тщетной попытке остановить неизбежное.
   - Уловки, - осклабился Мимир.
   Эйнару вновь пришлось изогнуться почти до земли, чтобы пропустить сверкающий клинок над головой. Великан начинал всерьез наседать. И может быть, ему показалось, но в торопливых движениях Мимира сквозил страх. Видимо он был наслышан о легендарном готе.
   Гот выпрыгнул оперевшись ногой о толстый пень. Взлетев, нанес прицельный и сильный удар в голову, но противник молниеносно парировал, не сделав и шагу в сторону. Встречный удар меча великана был настолько силен, что человека отбросило в сторону. Упав на спину, он откатился и вовремя, поскольку меч Мимира вспахал землю там, где только, что покоилось его тело.
   Бой продолжался уже около часа, у обоих были всего лишь легкие ранения и царапины. Лес, окружавший бойцов, изрядно поредел, поскольку его нещадно выкашивал своим мечом великан. На открытом пространстве Эйнару приходилось труднее, Меч его соперника был почти на метр длиннее. Но гот казалось, даже не замечал этого неудобства, он понимал, что как только он войдет в состояние боевого транса, легко убьет стража источника мудрости. Кроме того, его легендарный клинок в нужный момент и сам удлинялся. Рана на его боку теперь лишь слегка кровила, и совершенно не угрожала большой потерей крови.
   Безумие уже возвещало о своем появление пустотой и холодом в животе. Мысли покинули его, двигался он, теперь не глядя, и почти не думая, с легкостью уклоняясь от ударов, почти не обращая внимания на противника, словно танцуя причудливый танец теней.
   Мимир прекрасно осознавал, что происходит с противником и знал, что такая же метаморфоза произойдет и с ним, но для этого надо было разбудить в себе отчаяние. Страж источника подивился тому, как этот обычный с виду человек легко вгонял себя в транс, и при этом умудрялся оставаться человеком.
   Среди людей иногда встречались берсерки или вутьи, впадавшие в это состояние, но психика их была травмирована, и они не могли жить обычной жизнью среди людей. Мозг, пораженный безумием, не справлялся с простейшими бытовыми задачами, и человек становился опасным даже для близких.
   Гот порхал вокруг великана, словно рассерженная оса, готовая ужалить в любой момент. Он двигался так быстро, что Мимиру приходилось суетливо и неуклюже отмахиваться от него, уже не задумываясь о силе и точности ударов. Страж пропустил два серьезных удара мечом, один зацепил подколенное сухожилие, и рана причиняла боль и неудобство. Второй удар пришелся в бок. Боли не было, но страж начал терять кровь.
   Звон в ушах совпал с очередным выпадом бешеного гота, и неожиданно для противника великан, до того момента уступавший в скорости, поймал его левой рукой за горло, когда тот выпрыгнул, целя мечом в голову. Мимир держал его на вытянутой руке всего мгновенье, но этого было вполне достаточно, чтобы понять, силы теперь равны. Великан рубанул мечом слева на право, пытаясь перерубить тело человека пополам. Но задыхающийся Эйнар сдавленный могучей клешней стража, мгновенно среагировав, подставил меч, и следующим мимолетным, стремительным движеньем рубанул его по руке.
   Удар не получился сильным, но в руках у гота был Тюрфинг, легендарный меч, когда-то принадлежавший Вотану. И он казалось, сам впился в тело великана, вырывая из него кусок плоти и фонтан крови.
   Мимир отдернул руку, выпустив человека, который едва коснувшись земли ногами, вновь выпрыгнул и, оттолкнувшись от согнутого колена великана, взмыл над его головой, распластавшись в пространстве словно орел, парящий над лесом. Задрав голову, страж восхищенно наблюдал за ним, он еще никогда не видел подобного и только сейчас он понял, как сложно ему будет справиться с этим странным существом. Про себя он уже не называл его человеком.
   Эйнар сложившись и выставив меч вниз, пикировал на голову великана. Тот вовремя успел среагировать и увернулся, одновременно пытаясь разрубить его в полете. Он попал в человека, но там, куда он попал, был меч. Мощный удар отбросил гота, но не причинил ему вреда.
   Между тем рука великана продолжала орошать деревья густой необычно желтой кровью. Бросив взгляд на рану, и оценив ее опасность, Мимир ринулся в атаку, рыча, как дикий зверь, гот ринулся ему навстречу, оглашая окрестный лес безумным ревом.
   И с новой силой возобновился бой, который сопровождался лязгом стали, кровавыми брызгами и искрами, летящими во все стороны от соприкосновения клинков.
   В пылу бешеного боя ни один из воинов не заметил, как из-за деревьев показались золотые доспехи Локки. Некоторое время он лишь наблюдал за поединком, но когда стал понимать, что его замысел может не сработать, и этот проклятый гот может справиться с Мимиром, решил, что нужно вмешаться. Это было невероятно, но он не мог не признать возможного исхода поединка.
   Пропела звенящая стрела, выпущенная из тугого лука Локки, и впилась в плечо человека. Почувствовав внезапную боль, Эйнар обернулся и в бешенстве зарычал. Стрела, торчащая в плече, создавала невероятное неудобство для движения. Теперь готу приходилось двигаться так, чтобы следить за Локки.
   Долго это не могло продолжаться. Увернувшись от очередной стрелы. Пригнувшись, пропуская сверкающий меч над головой, Эйнар ринулся вперед, рубанул колено великана, увернулся от стремительного выпада. Отбил мечом летящую в него сверкающую стрелу, и, улучшив момент, когда Мимир припал на одно колено, оттолкнувшись от него, взмыл вверх. И взлетая, рубанул снизу вверх мечом, придавая ему еще большую скорость, зацепился клинком за подбородок и аккуратно срезал огромную голову с массивной шеи.
   Вниз они падали одновременно, Эйнар забрызганный кровью стража источника мудрости и голова, разбрызгивающая во все стороны кровь простодушного великана, ставшего жертвой хитрых интриг богов.
   Едва коснувшись ногами земли, гот стремительно полетел вперед, но Локки исчез, так же быстро, и неожиданно, как и появился.
   - Локкииии..., - ревел Эйнар, во власти все еще властвовавшего над ним безумия, - Локкииии..., чертов трус, покажись..., я убью тебя.
   Но лес в ответ молчал, как молчал и Локки стоявший на вершине холма, откуда наблюдал за безумством гота.
   - Теперь самое главное, сообщить об этом жестоком и коварном убийстве Вотану, - улыбнулся Локки, - а сразиться с тобой я всегда успею..., если конечно ты доживешь до этого....
   Эйнар сломал стрелу и, ухватившись за торчащий наконечник, вырвал ее из тела, рухнул на траву, и забылся. Рука его по-прежнему сжимала меч, но тело его было ослаблено, слишком много сил отдано бою, слишком много потеряно крови.
   Через несколько минут на поляне усеянной срубленными деревьями раздались тихие несмелые шаги. Еще через минуту над телом человека простерлись изящные шестипалые руки Мии. И раны его стали стремительно затягиваться.
  
  
  
  
  
  
  
      -- АСГАРД.
  
  
   Вотан пребывал в дурном настроении, каким всегда его заставал конец осени и начало зимы. Это было время, когда воины превращались в лежебок и коротали вечера, греясь у костров. Не битв, не подвигов, и даже мелкие междоусобные стычки замирали, словно замороженные пришедшими холодами. Было невероятно скучно. Иногда он собирал богов и устраивал охоту, или турниры. Но боги были осторожны, и предсказуемы, поскольку бессмертны. В них не было той неистовости и безрассудства, что так нравилось ему в людях.
   Будущая весна сулила массу развлечений. Готы собирались на большую войну, и масштабы ее должны будут потрясти мир. Во всяком случае, Вотан надеялся на это, и незримо всячески помогал Халге готовиться к войне. И возможно всемирный ясень, который совершенствовался, постоянно выращивая новые побеги, и сбрасывая тупиковые ветви, отрастит новые варианты развития будущего, для всех трех миров. И может быть тогда, будет, выращена отдельная ветвь, где будут жить воины, сражающиеся вечно. Во славу самой славы.
   К готам вернулся этот сумасшедший воин, который наделал столько шума в Мидгарде и Хельхейме. Вотана невероятно развлекало, когда Локки прибегал жаловаться на него. Обычно все было наоборот. И боги и люди жаловались на самого Локки. Вотану был по душе этот отвязанный гот, совершенно не знающий страха и обладающий такой невероятной внутренней силой, что научился не только впадать в боевой транс, но и впервые смог обуздать его.
   Слух о нем облетел все земли, готов, гуннов, венедов, аланов, хузар, сарматов, и многих еще племен и народов. И это было хорошо, поскольку во все времена нужны герои, о которых складывают песни и на кого хотят быть похожими. И он как никто подходил на эту роль. Страшный и смелый убийца легендарных чудовищ, и великанов.
   Готы невероятно гордились своим соплеменником, хотя история его происхождения была туманной и необъяснимой. Даже сейчас никто толком не знал, как и откуда появился он и где его родина. Этого не знали даже боги, хотя надо признать неоднократно пытались это выяснить.
   Возможно, это была задумка хранителя, но никто не знал о ней, и тому не было никаких свидетельств. Где-то откопали пророчество норн, которые вроде бы предсказали появление темного воина, который изменит существующий мир и положит конец власти богов. Вотан не очень-то в это верил, поскольку конфликт бешеного гота распространялся лишь на Локки, и его с Ангбродой омерзительное семейство. Но Локки..., это отдельная песня, он и сам неоднократно хотел свернуть шею этому насмешнику. Однако Вотан терпел его, поскольку во времена депрессии и отсутствия войн, он иногда развлекал его, устраивая интриги с людьми и богами.
   Менять этот мир дело хлопотное, и для того, чтобы влиять на Иггдрасиль, заставляя его отбрасывать старые ветви и отращивать новые, нужно быть не только сильным воином, но и обладать недюжинными магическими способностями, в чем великий гот замечен не был. Не достаточно всего лишь убить Фенрира, которого и сам бог воинов давно хотел прикончить, или уничтожить Хель, которая раздражала всех. Нужно изменить направление роста ветвей ясеня, направление развития миров. Задача непосильная даже для богов.
   Когда Вотану сообщили, что в руках у Эйнара его Тюрфинг, он лишь посмеялся. Меч принадлежит тому, кто посмел его взять, а в случае с Тюрфингом еще и тому, кого признал сам меч. Гот владел мечом уже полгода, и снес им не одну голову. Это означало, что он владеет им по праву.
   В тишине раздалось осторожное шлепанье босых ног, по черному мрамору. Вошел раб, молодой, но с усталым старческим лицом, словно измученный непосильным трудом. К тому же он припадал на правую ногу, когда спешил на голос рога. Здесь в высокогорье люди выдерживали недолго, и Вотану приходилось часто менять рабов. Это было насмешкой, бог, под началом которого находились души умерших величайших воинов, довольствовался общением калеки грека.
   Раб смиренно преклонил колени.
   - Разрешаю тебе приблизиться..., Парис....
   Раб подполз ближе и заискивающе взглянул в глаза бога, тут же спрятав их в жесткие ладони, из-под которых обильно потекли слезы.
   - Великий бог..., владелец всего сущего....
   - Я слушаю.
   - Пришел Локки..., но и Фрика дожидается вас.
   - Зови жену мою..., Локки..., пусть ожидает.
   Парис поспешил к выходу, оставляя на отполированном черном мраморе, светлые пятна босых ног.
   Через несколько мгновений после того как Парис неслышно удалился, в просторный зал черного мрамора, ограненного золотом, вошла Фрика. При ее приближении легкой порхающей походкой, светильники из горного хрусталя залились лазурным светом. Так было всегда, стоило ей появиться, все вокруг начинало расцветать и сиять волшебным светом.
   Шурша шелковым одеянием, как всегда легка и улыбчива, она приблизилась к величайшему из воинов.
   Снисходительно улыбнувшись, Вотан обнял ее огромной рукой, густо поросшей рыжей шерстью. Притянув ее гибкий стан к себе, он словно пушинку поднял ее одной рукой, посадил к себе на колено, и вопросительно взглянул на нее.
   - Локки пришел..., - мило улыбнулась она.
   - Да, я знаю..., зачем? - Вотан единственный кто знал ее удивительную способность читать мысли богов и людей.
   - Как всегда..., жаловаться на великого гота....
   - Опять..., мог бы и сам его убить, если он так ему мешает.
   - Он боится..., но сегодня кое-что произошло.
   Вотан поднял на нее глаза в немом вопросе.
   - Гот убил Мимира....
   - Мимира...? О..., великий хранитель..., но как..., зачем?
   - Кажется наш бродяга, превзошел все ожидания.
   - Это неслыханно, он перешел все границы, и я должен буду....
   Фрика мило улыбнулась и погладила его по щеке.
   - Не спеши..., все не так очевидно как кажется.
   - Что ты хочешь сказать...?
   - Пока ничего..., но я знаю, он не хотел смерти стража источника мудрости. Им всего лишь движет любопытство. - Фрика хитро улыбнулась и все так же грациозно удалилась из тронной залы великого супруга.
   Ворвавшийся будто вихрь, Локки как всегда принес собой бурю эмоций и страсти.
   - О великий Вотан, гроза и владыка великих воинов, - произнес он, картинно заламывая руки.
   - Говори....
   - Нам всем грозит гибель..., всем асам и всему Асгарду в скором времени уготовано забвение и смерть..., у нового владыки Хельхейма..., Люцифера....
   - Ну..., ты насколько я помню не ас..., твой отец был етуном, тебе-то чего бояться?
   - Бояться...? О нет..., брат мой не страх привел меня к тебе, а лишь желание процветания мира....
   - Говори..., кто покушается на мой мир.
   - Тот, кого готы называют Эйнар..., чужак завладевший твоим великим Тюрфингом. Тот, кто убил Фенрира и его потомство, тот, кто подло зарубил Хель. И наконец, тот..., кто, сегодня, пытался проникнуть к источнику знаний и обманным путем обезглавил Мимира, стража источника.
   - Он перешел все границы..., - нахмурился Вотан, - что о себе возомнил этот смертный?
   - Истинные слова твои владыка верхнего мира, но это не все....
   - Говори....
   - Помнит ли мой брат..., - вкрадчиво произнес Локки, - что не так давно этот проклятый гот убил сине белую Хель.
   - Помню, - кивнул Вотан.
   - А помнит ли владыка..., кто стал властелином нижнего мира?
   - Да..., некий отринутый хранителем бунтарский дух Люцифер.
   - А кто сказал, что божество сие низвергнуто хранителем?
   - Говори яснее..., - Вотан недовольно скривился.
   - Это сговор..., сегодня он заменил владыку нижнего мира..., завтра он сам станет владыкой Мидгарда, а там и твоя очередь, он найдет и тебе замену.
   - Кто осмелиться занять мой трон?
   - Ну..., я не знаю, - уклончиво ответил Локки, отводя глаза, - наверное, он сговорился с тем, кто может претендовать на трон....
   - Ве..., или Вили..., кто из них..., - бешено оскалился Вотан, его рыжая борода зло топорщилась во все стороны.
   - Откуда мне знать..., великий воин, кто из твоих братьев хочет стать владыкой мира, я всего лишь высказал предположение, скромно потупившись, произнес Локки.
   Вотан пружинисто поднялся, прошелся задумчиво по огромному залу. В центре зала из черного мраморного пола поднимался ствол всемирного ясеня Иггдрасиль, и уходил мощными ветвями в облака, служившие крышей обиталищу богов. Он подошел и положил огромные лапы с мясистыми пальцами, поросшими рыжей шерстью, на шершавый ствол дерева. Почувствовал, как в него вливается сила всемирного древа. Резко обернулся, к инстинктивно отпрянувшему Локки.
   - Ладно..., я разберусь, но если ты солгал?
   - Я могу ошибаться..., но лгать тебе никогда....
   - Уходи, - рявкнул Вотан, и растворился в воздухе.
   - О..., как я вас обожаю..., тупых самодовольных солдафонов. Тщеславие - ваше лучшее качество. - Пропел Локки, когда убедился, что его никто не слышит, и легкой походкой направился к выходу, собираясь нанести визит братьям и супруге Вотана.
   Вотан шагнул на мягкую лесную почву покрытую слоем гниющих листьев, и присвистнул от удивления.
   - Славная была драка..., хвала создателю.
   Он несколько раз обошел образовавшуюся поляну, и по поваленным и разрубленным деревьям попытался восстановить картину битвы.
   - Скорее всего, Локки приврал, по поводу подлого убийства великана, поскольку сражение было долгим и жарким. Но как он посмел поднять руку на Мимира, который всегда отличался миролюбием.
   Вотан и сам часто любил побеседовать с добродушным великаном, поскольку тот был не только добр, но и хранил в своей огромной уродливой голове невероятное количество знаний, почерпнутых из источника.
   Он наклонился и поднял голову, лежащую с закрытыми глазами, будто страж только что заснул. Держа ее подмышкой, бог отправился вглубь леса, и после третьего шага растворился в воздухе.
   Внезапно слой листвы недалеко от места, где только, что стоял верховный бог, зашевелился, и из-под него появилась пара остреньких зеленых ушей, которые некоторое время улавливали звуки вокруг. Затем, листья, прикрывавшие Мию, разлетелись, и рядом с ней обнаружилось тело Эйнара. О прошедшей битве напоминали лишь свежие, но уже затянувшиеся шрамы. Гот глубоко вздохнул и приподнялся, удивленно разглядывая себя и эльфа сидящего рядом.
   - Что со мной? - спросил гот, видя кровь но не находя раны на своем теле.
   - Я немного подлечила тебя..., - улыбнулась Мия, показав ровные, маленькие, остренькие зубы.
   Вотан подошел к скале Веды, и перед ним разверзлись врата. Он шагнул в темноту и прохладу основания Иггдрасиль. Во все стороны уходили узловатые сплетения прозрачных корней, звеневшие, словно струны на ветру. Им вторили леса и поля, моря и океаны, облака в небе и духи подземного мира. Кожа богов покрылась мурашками, словно кто-то пытался забраться под нее. Боги, всегда чувствовали каждого приближающегося к корням великого ясеня.
   Все они и самые великие и самые ничтожные были слугами этого древа жизни, наполнявшего клетки всех существ жизнью, и получавшего от каждого из них информацию о происходящем во всех уголках великого дома.
   Прозрачные корни-щупальца зашевелились, что-то вновь менялось в этом мире. Снаружи загремел гром и начался ливень. Отсветы молний освещали вход в пещеру. Из темноты навстречу богу шагнули три женщины, норны. Старшая из норн, дряхлая и облезлая Урд. Средняя - Верданди, и совсем еще юная Скульд. Они, молча, подняли на него свои белесые невидящие глаза.
   - Вотан..., - проскрипела Урд, - я знаю твое прошлое, но я не знаю, почему ты здесь?
   - Я принес весть о смерти Мимира..., ответил верховный бог.
   - Вотан..., я вижу твое настоящее, - пропела грудным голосом Верданди, - и я..., знаю, зачем ты здесь?
   - Я принес голову Мимира....
   - Вотан..., я вижу твое будущее, но я не знаю, почему ты здесь..., - взвизгнула Скульд.
   - Я принес сосуд..., чтобы вернуть мысли Мимира, - ответил в третий раз Вотан.
   Три Норны расступились перед ним, пропуская вглубь пещеры, где из-под корней вытекал кипящий источник, булькающий и шипящий как тысяча ядовитых змей. От источника поднимались испарения, причудливо витавшие над ним в воздухе. Вотан вдохнул пары источника знаний.
   Мысли его затуманились, он опустился на колени и взглянул в воду. Поверхность источника расчистилась, и он увидел, как гот вонзает кинжал в сердце его жены Фрики. И вновь источник стал кипеть и испаряться.
   Вотан положил в пары источника голову бывшего стража источник мудрости. Голова Мимира порозовела, утратив мертвенную бледность. Глаза открылись и, осмотрев пещеру, остановились на боге.
   - Хель нас всех побери..., - воскликнула голова, - он все-таки убил меня. Предсказание Скульд сбылось.
   - Я отомщу за подлое убийство....
   - Подлое...? Что ты несешь дружище, паров нанюхался? Это ведь ты приказал убить его.
   - Я...?
   - Да..., мне передал Локки.
   - Локки...? И ты поверил этому пройдохе?
   - Ну да..., я старая облезлая обезьяна..., поверил хитрому Локки..., - хрипло захохотал он.
   - Нет..., ты голова старой облезлой обезьяны..., - в такт ему заржал Вотан.
   - Поединок был честный, я сам напросился, - грустно произнесла голова Мимира.
   - Мне жаль....
   - Ты приходи ко мне..., поговорить, пока сможешь. Или пока я еще смогу говорить....
   - Что ты хочешь сказать?
   - Мир меняется, разве ты не видишь, и это не зависит от великого гота, или от всех готов вместе взятых. Это не зависит даже от тебя. Мы все, лишь орудие. Иггдрасиль сам отращивает новые ветви и сбрасывает старые, гот лишь расчищает пространство. Взгляни, Такого никогда не было, - страж показал глазами на движущиеся корни великого ясеня. - Придут новые боги, новые духи, новое зло, и новое добро....
   - И ничего не останется? - спросил бог.
   - Ну почему же..., останутся люди..., - ответил богу Страж Источника Мудрости.
   - Смертные...? - удивился бог.
   - Да..., они смертны, и это делает их непобедимыми.... Погибнут нынешние герои, и на их место придут их дети, которые тоже станут героями. И так будет всегда..., пока существует Мидгард..., пока растет Иггдрасиль.
  
  
  
  
  
  
  
      -- ИСТОЧНИК МУДРОСТИ.
  
  
   Эйнар все же решил закончить дело, ради которого он шел сюда. Оказалось, что Мия достаточно много знает о пещере, которую видел он предыдущей ночью.
   - Это выход в странное место, где останавливается время, и где у каждого свое мерило.
   - И что там такое?
   - Корни Иггдрасиль..., и источник знаний, позволяющий человеку познать окружающий мир и самого себя. И это единственное, что есть общего для всех.
   - Кто охраняет это место?
   - Охранял..., Мимир трехглазый, но ты убил его. Может, теперь это будешь ты, а может кто другой, не знаю. А еще у входа три слепые Норны..., прошлое, настоящее и будущее, и не вздумай им перечить, наведут порчу, сгоришь в один день.
   - Порчу? Я не верю в порчу и сглаз..., - ухмыльнулся Эйнар.
   - А им наплевать, - съехидничала Мия, - они колдуньи, и очень сильные. Они могут не пустить тебя, а могут оставить на вечные времена сторожить источник.
   За разговорами и обменом колкостями, они не заметили, как дошли до скалы. Начинался дождь, где-то уже совсем рядом рокотали тяжелые раскаты грома, сверкала молния, выхватывая из темноты мрачную мокрую скалу, но прохода в уходящей вверх гранитной стене не было.
   - В чем дело?
   - Надо просить..., - пропела Мия.
   - Кого просить? - удивился Эйнар, здесь никого нет.
   - Хранителя.... Ключи от этого места принадлежат только ему. Только он решает, кого впустить.
   - Замечательно..., и где мне его искать? - гот оглянулся по сторонам.
   - Ищи его в себе..., в каждом из нас есть частица хранителя. - Мия прислушалась к шуму нарастающей бури. - Мне пора....
   - Спасибо тебе....
   Мия махнув ручкой на прощание, в мгновенье исчезла, затерявшись среди раскидистых лап елей и сосен. Эйнар остался один, присел на корточки у скалы и погрузился в себя.
   - Легко сказать..., загляни в себя и найди там частицу верховного бога. Есть ли она там? Или может ты исключение сделанное другим способом, и содержишь в себе частицу иных сил.
   - Трудно искать черную кошку в темной комнате..., особенно если ее там нет, - произнес он вслух..., отчего-то ему вспомнилась японская пословица, - это должно быть, что-то хорошее, что-то составляющее вечные человеческие ценности.
   - Почему ты решил, что ценности всевышнего и человека совпадают? - донеслось справа.
   Эйнар обернулся на звук голоса, и увидел себя сидящего рядом. Пожалуй, он не смог бы этого объяснить, но он сидел, прислонившись спиной к скале, смотрел и говорил сам с собой.
   - Я схожу с ума? - спросил он.
   - С чего ты так решил? - ответил он вопросом?
   - Я говорю сам с собой....
   - Ты делал это и раньше.
   - Да..., - задумался Эйнар, - но никогда не видел себя и не слышал своего голоса.
   - Место здесь странное, - собеседник подозрительно обвел глазами темнеющий лес.
   - Ну и что ты думаешь..., есть в нас частица создателя?
   - Если и была изначально, то давно погибла, уступив место лишь инстинктам.
   - Если бы не они, я бы был трижды мертв.
   - Может где-то глубоко в душе?
   За разговорами с самим собой, прошло около двух часов. Однако частицу хранителя он в себе так и не нашел.
   - Дьявол..., как же туда попасть? - Эйнар встал, прошелся пружинящим шагом вдоль скалы, разминая затекшие ноги.
   - Дьявол...? Пожалуй, в этом есть рациональное зерно, - собеседник по-прежнему сидел, прислонившись к скале. - Он-то наверняка знает, что в нас не принадлежит ему....
   Эйнар осмотрел все щели и трещины на уходящей вверх ровной стене, но ничего подозрительного не нашел.
   - Не принадлежит ему, - эхом повторил он, - душа..., это же очевидно.
   Остановившись у того места где вчера был вход, он приложил ладонь к скале, она была теплая и слегка вибрировала. Гот положил вторую руку, скала дрогнула. Эйнар приложился лбом к уже горячей скале, и в ней сначала появилась небольшая выемка, проваливаясь все глубже и глубже, и вот, наконец, образовался проход, уходящий в темноту крутыми ступеньками.
   Тридцать девять ступеней он спускался вниз, пока нога его не коснулась мягкой, естественной почвы. Глаза потихоньку привыкали к темноте, и когда он встал на влажную землю двумя ногами, то обнаружил, что на него смотрят три пары мутных белесых глаз.
   - Ну..., здравствуйте бабушки..., - в смущении промычал он, хотя заметил, что в категорию бабушек можно было занести лишь одну из них. Вторая была женщина средних лет и последняя совершенно юное создание лет шестнадцати. Они, не мигая, смотрели на него, видимо ожидая кодовой фразы. И этот страшный мутный взгляд выворачивал душу наизнанку.
   - Так вы это..., норны? Что ли?
   - Эйнар..., - скрипучим голосом пропела Урд, - я не знаю твое прошлое, и не знаю, почему ты здесь?
   - Ну, так я тоже не знаю, зачем вы здесь. Говорят здесь источник мудрости.
   - Эйнар..., я вижу твое настоящее, - пропела грудным голосом Верданди, - но я не знаю, почему ты здесь?
   - Я пришел прикоснуться к мудрости....
   - Эйнар..., я вижу твое будущее, и я знаю, почему ты здесь..., - взвизгнула Скульд.
   - Я пришел испить из источника мудрости....
   - Не может смертный испить из источника мудрости. Кто позволил тебе приблизиться к корням Иггдрасиль?
   - Я убил стража источника мудрости великана Мимира, и я хочу испить из источника.
   - Кто возвестит о тебе...? Смертный.
   - Я здесь, и свидетельствую о его делах, - послышался из глубины пещеры низкий хриплый голос.
   Норны молча, расступились, пропуская гота внутрь. Эйнар шагнул вперед. Со всех сторон его окружали корни, необычной формы и цвета. Легкая вибрация передавалась стенам и полу, странным образом вызывая щемящее тоскливое чувство в душе. Чем дальше он продвигался вглубь, тем сильнее щемило в душе, к горлу подкатывала тошнота. Человек с трудом проглотил застрявший в горле ком. Впереди все пространство пещеры заполнял ядовитый туман. Человек в нерешительности остановился у границы тумана, который казалось, потянулся к нему белесыми нитями тонких эфемерных щупалец. Гот отшатнулся.
   - Ха, ха, ха..., где же твоя пресловутая смелость человек, - донеслось из тумана.
   Эйнар глубоко вдохнул и шагнул вперед. Затаив дыхание он двинулся вперед на ощупь. Шаг, за шагом продвигаясь вперед, он уже вполне отчетливо слышал журчание родника. Однако туман становился все гуще. Человек осторожно вдохнул. Тело его сложилось пополам. Эйнар упал на колени, едва сдерживая позывы рвоты.
   Неожиданно глаза его широко раскрылись, и он увидел, смерть Дрианы. Она лежала на спине и захлебывалась кровью. В груди зияла страшная рана. Она силилась, что-то сказать, но частые спазмы прерывали ее речь. Он, наконец, смог разобрать, что она произносит его имя, и еще что-то.... Но он не мог разобрать что...
   Картинка сменилась, теперь он видел собственную смерть, и она была ужасной. Его тело уже было растерзано и покрыто сгустками крови. Левая рука отсутствовала по локоть. Грудь была разорвана и фонтанировала кровью. Рядом с ним, спина к спине, стоял изрядно постаревший Халга. Он как всегда улыбался своей кривой довольной улыбкой. Ноги их скользили в крови, а полчища врагов, наседали со всех сторон. Три копья одновременно возились в его грудь, и он умер, огласив окрестности гомерическим хохотом, обращенным к небесам. Почти одновременно рухнул Халга, меч распорол ему живот. Они лежали лицом друг к другу, и старый вождь держал в руках собственную требуху. Они о чем-то говорили, но Эйнар не мог разобрать о чем.
   Последнее видение было о Каре, она лежала в стоге сена вниз лицом. На теле ее не было никаких повреждений, но он был уверен, она мертва. Из-под ее тела в белом льняном платье вытекала кровь, медленно впитываясь в землю.
   Эйнар тряхнул головой, отгоняя видение, и решительно шагнул вперед. На берегу источника криво усмехаясь, лежала голова Мимира.
   - Ну что..., добрался, герой? - произнесла она.
   - Как видишь, у меня есть вопросы.
   - Удивил..., - хмыкнула голова.
   - Мне было видение....
   - Да...? И что?
   - Оно....
   - Сбудется..., не сомневайся. Источник не ошибается, вернее не ошибается твой мозг, под действием паров источника.
   - Мой мозг?
   - Да..., видишь ли жидкость в источнике и ее испарения, всего лишь усиливают работу твоего мозга, который начинает прозревать будущее.
   - А....
   - Нет, свойства не сохраняются, выйдешь отсюда таким же тупым, как и вошел..., - захохотала голова.
   - Зато с туловищем..., - ответил Эйнар, ехидно.
   Гот опустился на одно колено, внизу у самой воды ядовитый туман был гораздо реже, но странный сладковатый запах сильнее. Человек зачерпнул рукой жидкость из источника.
   - Не надо..., не делай этого, - вкрадчиво произнесла голова Мимира.
   Бросив взгляд на все, что осталось от великана, человек сделал глоток.
   - Ну почему вы такие упрямые..., - донеслось до человека сквозь пелену забвения.
   Тело человека сотрясали конвульсии, глаза закатились. Руки и ноги свело судорогой. Эффект превзошел все ожидания, перед его взором двигались города и люди, полчища гуннов, римские легионы. Сменялись времена года, двигалось солнце и луна. Дни и ночи чередовались с бешеной скоростью.
   Стремительно менялась одежда людей, их лица, их поступки. Гот видел, как меняются боги, и люди, как меняются общественные ориентиры и ценности. Меняется общественный строй. Начинаются мировые войны, и заключается мир. Землю утюжат танки, и пикируют бомбардировщики, сбрасывая на головы людей напалмовые бомбы. Он увидел бунтующего демона Элигоса и Сильвию, ставшую камнем преткновения в борьбе сил добра и зла. Ему улыбнулся сын Сильвии, играющий в снежки, где-то на бескрайних просторах далекой России. И очень похожего на него человека, сошедшегося в кровавой битве с Люцифером.
   Скорость смены картинок ускорялась, он видел автомобили, самолеты, ракеты. Взрыв атомной бомбы. Появились и исчезли компьютеры, люди обрели синтетические тела, и стали жить вечно. Но людей на земле становилось все меньше, люди стали расселяться по все вселенной.
   Исчезли автомобили люди стали телепортироваться в любую точку земли усилием разума. Человечество отказалось от тел вообще, достигнув высшей формы существования в виде духов. Катастрофа уничтожила жизнь на земле, но оставшиеся люди стали богами, и вновь стали возрождать жизнь. И боги были суровы и жестоки с людьми на земле. И боги воспринимали смерти людей как естественный ход истории. И лишь жизнь бога была важна и ценна.
   Эйнар уже не мог фиксировать мелькающие картинки, слившиеся в бликующий калейдоскоп цветных пятен, и неясных мазков. Человек рухнул на влажный мох, и потерял сознание, под его закрытыми веками, по-прежнему бешено вращались зрачки.
   - Я предупреждал, - улыбнулась голова, - но вам людям обязательно надо попробовать все самим.
   Прошла целая вечность, прежде чем сквозь пелену небытия он услышал монотонное бормотание головы чужой головы. Человек попытался открыть глаза, но тщетно. В какой-то момент ему вдруг показалось, что веки срослись и теперь ему никогда не открыть глаза. Но в эту минуту, не понимая почему, он счел слепоту благом для себя. А смерть спасением для человечества.
   Эйнар раскачивался из стороны в сторону, с трудом сдерживая звериный вой, рвавшийся из груди. Но прошло еще полчаса боли и страха, прежде чем он разлепил веки, и открыл глаза. Еще некоторое время он не различал предметов и тщетно напрягал глаза. Наконец зрение восстановилось, прекратились спазмы и судороги. Человек все еще тяжело дышал, но взгляд его был уже осмысленным.
   - Ну как...? - спросила голова.
   - Бодрит, - ответил он, после паузы, пытаясь подобрать слово.
   - Хм..., - хмыкнула голова Мимира, - так еще никто не характеризовал это состояние.
   - Но тогда все это бессмысленно.
   - Что?
   - Боги люди, прогресс, смена декораций, новые боги..., и так по кругу....
   - Не совсем так..., каждый виток происходит на новом уровне, и к чему это все приведет, не знает даже источник. Во всяком случае, не один мозг еще не выдержал дальше того, что видел ты.
   - Значит это процесс бесконечный....
   - Нет..., каждый виток меньше предыдущего, мир сужается..., и в конце он....
   - Обратиться в точку...?!
   - Да.
   - И это гибель богов.
   - Да. Это конец всего.
   Эйнар тяжело поднялся, и принялся медленно, не спеша отряхивать одежду от прилипших травинок и кусочков мха. Мимир внимательно и с неподдельным интересом наблюдал за ним. Эйнар поправил одежду, подтянул ремень. Туман вокруг рассеялся, и из-за ствола дерева на него смотрели два светящихся глаза, на огромной уродливой чешуйчатой змеиной голове. Эйнар отшатнулся.
   - Это Фафнир..., он смирный с тех пор как пришил собственного папашу.
   Эйнар оглянулся, только теперь он понял каких невероятных размеров пещера, в которую он попал. Вокруг ствола и причудливых корней бродили огромные олени и кабаны, объедая молодые побеги с корней Иггдрасиль.
   - Ну что ж мне пора, меня ждут, - произнес человек.
   - И что ты теперь будешь делать?
   - Я...? Сражаться.
   - Какой в этом смысл, после того, что ты увидел?
   - Это ничего не меняет.
   - Да?
   - Да! Меня ждут друзья, любимая, мой народ, и великий поход за славой. И ничто не изменит этого, пока мы живы. Прощай Мимир.
   - До свиданья, надеюсь, мы еще увидимся, дорогу ты теперь знаешь.
   - Не думаю, - задумчиво произнес гот, - я узнал, то, что хотел знать, - и, задержав дыхание, быстрым шагом направился к выходу.
   Норны у входа, молча, проводили его невидящими глазами, и Эйнар вырвался наружу. Следом за ним скала вновь обрела прежний вид, словно никакого входа не было и в помине.
   Снаружи бушевала буря, крупными хлопьями валил снег, закручиваясь в немыслимые фигуры. Ветер гнал снежную пыль, поднимая ее с земли. Небо было затянуто тучами, а деревья гнулись, чуть ли не до земли. Сколько же он пробыл в пещере. Когда он только пришел сюда был вечер, теперь стояла глухая ночь. Значит полночи..., или чуть больше. Но как за такое короткое время могло выпасть столько снега? Эйнар шагнул вперед и ноги его увязли по колено в снегу.
   Выбора не было, пока холод не убил его, следовало двигаться вперед. Эйнар отправился в бург, стараясь держаться опушки леса, где снег был не такой глубокий, и было легче идти. Гот с трудом находил дорогу, не имея ориентиров и не видя луны и звезд.
   Несколько раз ему приходилось корректировать направление, и он понимал, что сделал крюк длиной в пару километров. Однако шел шестой час, когда он, наконец, увидел огни костров, у которых грелись дозорные в бурге. Он ускорил шаг, надеясь через час оказаться в тепле родного очага. Где его ждали верные друзья и любимые женщины, которых он покинул накануне.
  
  
  
  
  
  
  
      -- СМЕРТЬ.
  
  
   Дриана проснулась от громкого стука, словно кто-то пытался привлечь ее внимание. Открыв глаза, она еще некоторое время лежала на спине, тупо глядя в потолок, и не шевелясь. Стук повторился, может она ошибалась, но, кажется, теперь он звучал еще настойчивее. Она села на кровати, стук прекратился на некоторое время, чтобы затем возобновиться вновь.
   Поднявшись, она медленно прошла по комнате, остановилась..., прислушалась. Стук доносился снаружи. Дриана огляделась. Серо- желтая комната, освещаемая дневным светом сквозь окно затянутое бычьим пузырем, выглядела зловеще. Проходя через короткий коридор, она прихватила тяжелый топор, с отполированной жесткими руками работников, ручкой.
   Спустившись по скрипящим ступенькам крыльца, она отправилась вдоль стены, для того, чтобы заглянуть за угол. Держа топор наизготовку, она выглянула. Причина стука оказалось банальной, и была очевидна, как снег зимой. Деревянные ставни, которые обычно фиксировались в открытом положении деревянным клином, сейчас болтались на ветру, а выпавший деревянный клин валялся тут же на земле.
   Облегченно выдохнув, она подошла к оконному проему. Подняла валявшийся на земле клин, и вставила его в угол створки ставни, зафиксировав ее в открытом положении. Тонкая кожа, затягивавшая окно, оказалась покрыта слоем пыли. Протянув руку, она провела по шершавой поверхности кожи, стерев с нее пыль. Взглянула на испачканную ладонь, подула, сдувая пыль, и подняла глаза, невольно вглядываясь сквозь мутную кожу внутрь дома.
   Дриана вздрогнула. Неясная тень мелькнула перед ее взором, но все произошло так стремительно, что она не успела ничего разглядеть. Сжав в руках тяжелый топор, она медленно и осторожно, двинулась обратно. Вошла в дом, огляделась. Заглянула во все комнаты по очереди, но ничего не обнаружила.
   Вышла в просторную залу, где накрытый чистой льняной тряпицей, немым укором ей лежал на столе завтрак.
   Дриана опустилась на массивный стул и, взяв ломоть ароматного хлеба, понюхала его. Свежеиспеченный хлеб пах домом и уютом, она аппетитно укусила хрустящую корочку. И взяла с деревянной тарелки ломтик козьего сыра. Сделав глоток молока, она вдруг услышала скрип двери, и приготовила независимое выражение лица для вернувшейся из амбара Кары.
   Она не хотела оправдываться, поскольку единственным ее господином был Эйнар. И она не собиралась больше не перед кем отчитываться за свои поступки. Она считала себя вполне самостоятельно и умной женщиной, и хотела, чтобы к ней относились с уважением. Иногда ей казалось, что она ведет себя как ребенок, но она гнала от себя эту мысль, считая, что каждая женщина имеет право на небольшую долю капризов.
   Мелькнула тень, боковым зрением Дриана увидела это, но не обернулась, всем своим видом демонстрируя достоинство и независимость. В доме вдруг стало светлее, она вновь уловила какое-то движение в углу, и исходящий оттуда свет.
   Она резко обернулась. За столом напротив нее сидел воин в золотых сверкающих доспехах. Он откровенно разглядывал ее. Дриана зябко поежилась и натянула шаль на обнаженные плечи.
   - Эйнара нет дома..., ты должен уйти.
   - Не думаю, - пошло хохотнул воин.
   - Кто ты такой?
   - Я...? Бог. Мое имя Локки.
   - Локки...?! - Дриана отшатнулась, но быстро взяла себя в руки, - ты не ас..., ты потомок етунов, уродливых злобных великанов. Я не должна с тобой говорить.
   - Умная девочка..., и смелая.
   - Ты должен уйти, иначе мой муж убьет тебя.
   - Меня?
   - Он убивал чудовищ и пострашнее, - улыбнулась она.
   - Ты зря сердишься, я пришел помочь тебе.
   - Мне не нужна твоя помощь..., - отрезала Дриана.
   - Думаешь...? - улыбнулся Локки, - а вот я сомневаюсь. Знаешь ли ты, что перешла дорогу хозяйке этого дома?
   Дриана собралась было ответить очередной резкостью, но запнулась. Видно было, как в ней борются противоположные чувства.
   - Так ты желаешь меня выслушать? Или мне уйти? - Локки, наклонив голову, насмешливо наблюдал за ней.
   - Что ты хочешь сказать?
   - Она убьет тебя, - молвил бог, разглядывая собственные ногти.
   - Ложь.
   - Не спеши, она знает, что теперь ты станешь хозяйкой усадьбы, и хозяин любит тебя больше чем ее.... - Локки спрятал улыбку в руку.
   Дриана довольно улыбнулась.
   - Ей придется смириться с этим....
   - Она уже была в рабстве, и не хочет обратно.
   - Никто не собирается ее продавать, она полноправный член семьи.
   - Бывшие рабы думают по-иному. Или ты об этом не знала? Единственный способ для нее остаться здесь хозяйкой, это избавиться от тебя.
   - Глупости.... Она и мухи не обидит.
   - Уверена?
   - Да. А еще я знаю, кто ты..., Локки, - усмехнулась Дриана, - так, что не старайся..., я не верю твоим словам.
   - Да..., и правильно..., - иронично промурлыкал Локки, - словам вообще верить не стоит..., пошли, я кое-что покажу....
   Локки поманил ее пальцем, и она, после некоторого колебания, послушно двинулась за ним. Бог вошел в комнату Кары и подошел к аккуратно заправленной кровати. Подняв к верху указательный палец, показал глазами на подушку.
   - Готова...? - иронично взглянул он на Дриану.
   Она кивнула головой.
   - Оппа..., - Локки отбросил большую подушку, картинным жестом руки, предлагая ей взглянуть.
   Она опустила глаза вниз, и увидела сверкающий граненой сталью изящный кинжал. Как завороженная, не спуская с него глаз, она подошла и взяла его в руки.
   Кинжал был безупречной работы, ей прежде никогда не приходилось видеть подобного оружия. Тонкое хищное лезвие, готовое впиться в плоть, словно само призывало, убей..., убей..., убей....
   Три острые грани были отточены невероятным образом. Дриана провела по одной из них пальцем и тут же отдернула руку, на клинке остались капли крови.
   Локки хитро улыбнулся, - теперь кинжал знал вкус ее крови, и будет жаждать ее.
   Великолепной работы рукоять, была тонкой и изящной, словно сделана для женской руки. Дриана сжала в руке кинжал, занесла его над головой, и мгновенно ощутила непреодолимое желание заколоть кого-нибудь. Вонзить в кого-нибудь стальное жало.... Бросила мимолетный взгляд на Локки.
   Она в страхе отшвырнула от себя колдовской клинок, тот упал на то же место где лежал прежде. Локки вернул на место подушку, и вышел из комнаты с торжествующим видом.
   - Что скажешь?
   - Это ничего не значит, - неуверенно ответила она, - кто сказал, что это для меня...?
   - Да...? Ну что ж, может, я ошибаюсь.
   - Да, - эхом отозвалась Дриана.
   - Ну что ж..., мне пора. Я бы пожелал тебе удачи, но видимо ты исчерпала свое запас. Так что..., будь осторожна.
   - Да.
   Локки улыбнулся, и вышел прочь из дома. Дриана тяжело опустилась на стул. Она могла предполагать все, что угодно. Склоки, скандалы недомолвки, взаимные обиды, то к чему внутренне она была готова, но представить, что Кара готовиться убить ее, она не могла.
   Сейчас думая о собственной беспечности, она мысленно поставила себя на место своей соперницы. Страх и унижения, через которые ей пришлось пройти, исковеркали душу этой несчастной женщины. И теперь предполагая, что год спокойной жизни полноправной хозяйкой усадьбы, вновь может смениться годами рабского унижения, насилия и побоев. Она была готова на все, чтобы избежать этого.
   Под страхом подобной перспективы человек может решиться на что угодно. Она понимала, как нелегко Каре далось это решение, но кинжал, спрятанный под подушкой, говорил о многом. Дриана впала в состояние ступора, понимая, что надо принимать решение, но не могла пошевелиться.
   Любое ее решение не будет одобрено Эйнаром, и она прекрасно это осознавала, поскольку единственным ее аргументом был кинжал, принадлежащий Каре. Но наличие оружия, которое в это время было неизменным атрибутом любого человека, еще не означает злого умысла. А приложить к нему свои мысли и ощущения она не могла, и понимала, что будет не убедительной. Значит выход один, прежде чем что-то предпринять поговорить с Эйнаром, и переложить на его плечи, разговор с Дрианой.
   Она решила..., как только появиться хозяин, показать ему оружие.
   Хлопнула дверь и Дриана заметалась по комнате, не зная как смотреть в глаза сопернице, которая сейчас войдет в комнату. Кара словно постарела за ночь на несколько лет. Едва войдя, она подняла заплаканные глаза на Дриану.
   - Здравствуй..., ты уже проснулась?
   Ей почудилось..., что в голосе Кары сквозит плохо скрываемый упрек.
   - Перестань..., - голос Дрианы сорвался на крик, - за время путешествия, я столько пережила, что мне просто необходим отдых. И..., не смей меня упрекать....
   Уже договаривая последние слова, и глядя сопернице в глаза, она поняла, что перегнула палку, Кара ничего подобного не подразумевала.
   - Да, да..., конечно, я понимаю, - удивленно ответила Кара, и ушла в свою комнату.
   Теперь в тихом доме Эйнара поселились трое, две испуганные женщины и смерть. Но смерть только собиралась нанести свой коварный удар. Они обе это чувствовали, ибо, как только Кара вошла в свою комнату она увидела, что кто-то рылся в ее постели.
   В панике она бросилась к кровати, с ужасом думая о том, что ее соперница могла забрать его, и тогда жизнь ее вообще ничего не будет стоить. Но кинжал оказался на месте, и она сжала его в кулаке. Дикое непреодолимое желание выскочить и бить кинжалом ненавистную соперницу пока та не испустит дух, залило ее сердце.
   Она закрыла глаза и представила, как делает это, как из тела ее соперницы вытекает кровь, вновь подивилась тому, что спрятано глубоко в человеческой душе. Ведь никогда прежде она не помышляла об убийстве.
   - Теперь она знает, что у меня кинжал, - с ужасом подумала Кара, - и все расскажет Эйнару. И тогда..., тогда меня ничто уже не спасет. А вдруг она решила, что я хочу ее убить..., и вдруг решит нанести удар первой? Кто осудит ее..., когда узнают о кинжале. Надо выбросить его, и чем скорее, тем лучше.
   До самого вечера обе женщины просидели в своих комнатах. Не делая попыток поговорить или прояснить ситуацию. Вечером разыгралась буря, и все снаружи ревело, выло и стонало на все голоса. Словно все ведьмино отродье вырвалось наружу, справляя ночной колдовской шабаш.
   Кара выглянула из комнаты, сжимая в руке клинок, и пряча тонкое лезвие в рукаве платья. Очень хотелось есть. Она подошла к полке, на которой лежал хлеб и молоко. Решив отрезать краюху хлеба, и запить молоком, она пошарила на полке где обычно лежал огромный железный нож. Но ничего не обнаружила. Сначала Кара решила, что утром переложила его, но поиски ничего не дали. И страшная догадка поразила ее, нож забрала Дриана в качестве оружия.
   Опасность становилась вполне ощутимой, и она отбросила мысль избавиться от кинжала. Не будучи уверенной в уравновешенности своей соперницы, она решила на всякий случай переночевать на сеновале. Выйдя из дома в объятия бушующей стихии, она отправилась к сараю. Здесь расстелив прихваченное одеяло и положив рядом с собой кинжал, она забылась тревожным тяжелым сном, вздрагивая и просыпаясь, каждый раз, когда ей казалось, что кто-то крадется в темноте.
   Дриана свернувшись калачиком, лежала на необъятной постели, прижав к груди огромный железный тесак который днем нашла на кухне. Ей совсем не хотелось быть кроткой бессловесной жертвой. Глубоко в душе она все же сомневалась в способности Кары убить ее. Но как учил ее муж, нужно быть готовой ко всему. У нее даже мелькнула мысль напасть первой и обезоружить соперницу, но она не решилась. Во-первых, чтобы не спровоцировать конфликт, и, во-вторых, совершенно не была уверенна в результате.
   Кара проснулась от осторожного прикосновения к ее щеке. Вздрогнув, она вскочила на колени, выставив перед собой кинжал. В темноте она не сразу разобрала, что перед ней сидит Зугар, сложив под себя ноги.
   - Что тебе нужно...? - Кара отчего-то говорила шепотом.
   - Госпожа..., почему ты спишь здесь?
   - Так надо.
   - Тебя выгнала, молодая хозяйка? Да?
   - Нет. Иди спать.
   - Я знаю, что происходит. Ты всегда была добра ко мне, и Зугар поможет тебе.
   - Как? Мне никто уже не поможет. Ничего нельзя изменить.
   - Дай мне..., - Зугар протянул руку, глазами показывая на кинжал.
   - Нет. Даже не думай.
   - Мне было видение..., ко мне пришел бог, и сказал: Зугар должен убить новую хозяйку.
   - Нет, тебе все привиделось. Иди спать....
   Зугар, привыкший ей повиноваться беспрекословно, отправился в домик для рабов. Однако сверкающий бог не выходил у него из головы. Правильно ли он понял бога, ведь он сказал вполне ясно, что Кара хочет смерти молодой хозяйки. Но госпожа не хочет ее смерти, он сегодня это ясно сказала, а уж желания ее Зугар давно научился угадывать. Сегодня в первый раз он не мог выполнить желание хозяйки, поскольку не мог понять чего она хочет. Но Зугар решил, он поймет, он узнает, как сделать так, чтобы она стала счастливой. И может быть, об этом ему скажет золотой бог. А может быть хозяин, великий воин, когда вернется, совершив новые подвиги.
   Зугар вышел в ночь, небо над головой было затянуто черными тяжелыми тучами, из которых сыпал крупный белый снег. Закручиваясь в витиеватую спираль, он ровным слоем покрывал траву, деревья, дома. На земли готов пришла зима.
  
  
  
  
  
  
      -- ВЕНЕДЫ.
  
  
   Два десятка всадников, в полном молчании, мелкой рысью преодолевали широкое поле, запорошенное снегом. Копыта лошадей выворачивали комья земли и отчетливо рисовали на девственно белом поле цепочку следов. Впереди бок, обок ехали два всадника. Первый молодой, высокий, широкоплечий с кучерявой русой головой и едва пробивающейся вьющейся бородкой, но уже отмеченный боевыми шрамами на юном лице. Второй, широкоплечий жилистый воин, с задубевшей кожей обветренного лица, орлиным взором внимательных глаз, разглядывающий опушку черневшего впереди леса.
   Венеды ехали к готам, чтобы договориться о совместном походе на ромлян. Предыдущий поход, в котором участвовал лишь небольшой отряд венедов, принес солидный доход, и совет старейшин во главе с Мокшей решил вновь присоединиться к готам. Мокша, и его младший сын Валамер во главе небольшого отряда, отправились в готский бург, чтобы оговорить условия будущей большой войны. Несколько дней назад Халга лично пригласил их на большой готский тинг, где будут обсуждаться условия и планы похода.
   В былые времена, между этими двумя племенами не раз пробегала черная кошка, и одному Вотану было известно, сколько народу погибло с обеих сторон, но сейчас все было иначе.
   Нынешний вождь вестготов Халга, считавшийся в военное время верховным вождем, был другом венедов. И старый Мокша доверял ему и его побратиму великому Эйнару, которого род Мокши считал своим родичем. А венеды почитали его соплеменником.
   Чутье у старого воина было волчье. Едва они достигли середины поля, как на опушке произошло какое-то движение. В тени деревьев было не разобрать, кто скрывается за раскидистыми лапами хвойных деревьев, стоявших словно воины, плечом к плечу.
   Отряд развернулся лицом к опушке. Оттуда словно птичья стая в воздух взмыли стрелы.
   - Вперед, вперед..., не стоять, - рявкнул Валамер, и первый сорвался с места, придал ускорение коню, пнув его пятками. Умное животное, привыкшее с полуслова понимать хозяина, сделало скачок, и ринулось вперед.
   Примеру молодого воина последовал весь отряд, и это спасло если не самих воинов то их коней. Место, где только, что пребывал отряд, было сплошь усеяно стрелами. Даже прикрывшись щитами, было бы трудно уцелеть, настолько плотным был обстрел.
   Мокша обернулся и на скаку кинул взгляд на стрелы.
   - Готские стрелы, - крикнул он. - Атакуем....
   Отряд ворвался на опушку леса, но тут же вынужден был остановиться. Слишком густой лес не позволял двигаться по нему верхом. Валамер первым спрыгнул с лошади и, припав на одно колено, пытался разглядеть врагов. Далеко впереди он успел разглядеть несколько человеческих фигур, но понять к какому племени они относились было не возможно.
   - Шакалье отродье, - выругался Мокша, когда соскочил с коня и понял, что преследование бессмысленно.
   - Это не могут быть готы, - произнес Валамер, все местные готы подчиняются Халге.
   - Может это какие-нибудь готские отщепенцы, небольшой отряд.
   - Небольшой отряд, занимался бы грабежом, но никак не нападением на вооруженных людей, способных за себя постоять.
   - Двигаемся дальше, - уронил Мокша, пресекая бессмысленные дальнейшие обсуждения.
   Отряд двинулся дальше, держась у опушки, чтобы не подвергнуться еще одной атаке. Однако далеко отъехать им не удалось. Едва опушка леса сделала крутой поворот, открывая обширное пространство, как навстречу им, разворачиваясь правильным каре, двинулся отряд.
   Воины были одеты в кожаные костюмы на готский манер. И выглядели они как самые настоящие готы. Но опытный Мокша сразу понял..., что-то не так с этими готами. Никогда еще готы не нападали плотным строем, выдерживая интервалы и дистанцию. За всем этим угадывалась серьезная многодневная выучка. Это была ромейская военная школа.
   - Стоять..., плотным строем, - крикнул Мокша.
   - Нет..., отец надо атаковать, взгляни назад....
   Мокша бросил взгляд через плечо, и увидел то, что укрылось от его взора прежде. За спиной, разворачивался еще один отряд, готовый ударить в спину.
   - Вперед..., атакуем с ходу, - рявкнул Мокша, бросив одобрительный взгляд на сына.
   Отряд ринулся на врага, разгоняясь, словно катящийся с горы камень. Ромеи перешли на шаг, и отряд ощетинился длинными копьями, готовясь отразить венедскую атаку.
   - Охват, - рявкнул Мокша, когда до врага осталось несколько метров.
   Отряд венедов, разделившись пополам, обошел соперника с двух сторон. И не снижая скорости, венеды вырезали по десятку всадников с каждой стороны, которые, не ожидая подобного маневра, оказались совершенно бессильны. Длинные копья, выглядевшие в прямой атаке несомненным преимуществом, теперь оказались помехой, поскольку мешали отряду развернуться.
   - Уходим..., - крикнул Мокша. И отряд не снижая скорости, уходил все дальше, и дальше.
   Мокша преподал сыну, будущему вождю еще один урок, самое ценное, что есть у народа, это воины. Нет смысла терять лучших воинов племени, ради десятка серебряных монет. Все остальное Мокша уже знал. Ромеи извещены о готовящемся походе, и таким странным способом пытаются помешать им. Надо было спешить, чтобы сообщить о происходящем вождю готов. Кто знает, что еще придумали коварные ромеи, чтобы помешать славным воинам, совершать новые подвиги во славу богов.
   До бурга, оставался еще день пути, и оторвавшись на приличное расстояние отряд вновь перешел на шаг. Незачем было загонять лошадей, пока опасность не была реальной.
   Отпустив поводья, Мокша, покачиваясь, дремал в седле, но его безмятежность была лишь видимостью. Великий вождь венедов размышлял о странностях судьбы и о том, как же все-таки причудлива иногда линия жизни. Еще пару лет назад он обдумывал планы борьбы с Халгой, который слишком уж активно расширял жизненное пространство вестготов. Что неизменно сказывалось на интересах венедов. И хотя венеды и вестготы были родственными народами и молились одним богам, за все время пока на этом свете живет Мокша, он мог по пальцам пересчитать годы, когда они не убивали друг друга.
   Появление Эйнара в этом мире все изменило. Никто не знал, откуда он взялся, но то что он был посланцем богов совершенно очевидно. Его везенье и невероятная удача принесли огромную пользу венедам, и в этом Мокша видел божественное мудрое решение. Но удача венедов, пришедшая к ним с появлением великого гота, измерялась не только в количестве золота, просыпавшемся на головы его соплеменников.
   Мокша понимал, что гораздо важнее то, что венеды стали играть существенную роль в расстановке сил по эту сторону Данубия. Следствием прошлогоднего похода был и невероятный рост авторитета Мокши среди других племен венедов. Достаточно сказать, что племя в результате объединения с другими выросло в три раза. И еще важнее было то, что теперь он знал, кто сменит его на троне венедов. Эйнар сделал из глупого разболтанного мальчишки, каковым был Валамер, умного, внимательного и смелого воина. Который, теперь мог не только бездумно бросаться в атаку, но и просчитывать все ее последствия.
   И все же Мокша тревожился, сегодня под рукой Халги было уже двадцать сотен воинов, и еще столько же были готовы прибыть по первому зову. Это была огромная сила, слишком большая для Данубийских степей. Что произойдет завтра с его народом, если не станет Эйнара и измениться отношение к ним готов. Скорее всего, зажатые между готами и ромеями венеды будут раздавлены, исчезнут навсегда.
   Именно поэтому новый поход на Рим, должен был решить для венедов еще одну задачу. Западнее земель, на которых обитали венеды, жили тайфалы, во главе с их вождем Герменерихом. Это остготское племя, было многочисленным и воинственным, они частенько нападали на пограничные отряды. И в последнее время их нападения стали чаще и агрессивнее. Захваченный пленник из знатных воинов под пыткой рассказал вождю много интересного. Ромляне, чтобы ослабить венедов, которые были союзниками остготов, регулярно платили тайфалам золотом, за набеги на венедские земли.
   Пройтись огромным войском по землям тайфалов и заставить их задуматься, вот в чем был замысел Мокши. Кроме того он намеревался отхватить огромный кусок лесных угодий у знатных тайфалов. И решительно подвинуть авторитет Герменериха в Данубийских степях, а может быть сделать Герменериха союзником, и вместе с ним расширить земли на юг.
   - Отец..., - голос Валамера вывел вождя из задумчивости.
   Мокша поднял голову и увидел, небольшой отряд, одетый на венедский манер галопом уходил от преследователей. Кто из младших вождей мог решиться на промысел в готских землях. Пожалуй, саму возможность такого неповиновения можно было исключить.
   Преследовали отряд готы и видимо кони у них были не такие свежие, поскольку кучка лжевенедов довольно споро уходила от преследователей.
   Эта чехарда с переодеваниями начинала действовать ему на нервы. Не произнеся не звука, Мокша пришпорил коня, вынимая из ножен меч, уверенный, что остальные последуют его примеру. Пришло время получить ответы на вопросы.
   Их заметили довольно поздно, когда до ближайшего воина оставалось примерно пятьдесят шагов, и командир, стелившийся в галопе во главе отряда, попытался уклониться от сражения. Но опытный охотник Мокша знал, как ловить дичь, и слегка отклонившись влево, обманул незадачливого полководца, первым врубился в боевые порядки лжевенедов. Увернувшись от короткого меча, вождь нанес встречный удар, целясь прямиком в доспех. Командир отряда, получив чудовищный удар в грудь, слетел с коня и свалился под копыта лошадей.
   Оставшийся отряд, ввязавшись в драку, был обречен, поскольку через несколько мгновений на него всей тяжестью навалился преследовавший их готский отряд. В живых остались лишь командир, который чудом не был затоптан копытами лошадей, и один из воинов который предпочел сдаться, когда понял, что бой проигран. Съехавшиеся готы и венеды, шумно приветствовали друг друга. Отар возглавлявший отряд готов, обнялся с Валамером, поскольку не виделся с ним больше года. Он же рассказал, что отряд лжевенедов разграбил несколько усадеб, которые находились вдали от бурга. Наткнулись на них случайно, когда готы занимались заготовкой мяса.
   - Вы поверили, что венеды могли так поступить?
   - Халга с самого начала сказал, что это невозможно. - Отар улыбнулся, похлопав Валамера по плечу, - хотя признаюсь многие считали, кто-то из ваших взбунтовался.
   Мокша недовольно покачал головой, это означало, что не многие готы верили в его способность контролировать мелких вождей. Он изъявил желание немедленно самостоятельно допросить пленников, и никто ему не возразил, поскольку он был старше всех. Легко спрыгнув с коня, словно ему было двадцать лет, он подошел к командиру, который надменно взирал на происходящее.
   Мокша некоторое время изучал его, затем достал кривой нож, и совершенно неожиданно, вонзил его в глаз стоящего рядом второго воина, после чего провернул его в ране, не обращая внимания на вопли несчастного. Командир отряда вздрогнул, надменное выражение на его лице сменилось сначала отвращением, а затем страхом.
   Мокша подошел к нему вплотную, вытер кривой нож о рукав кожаной куртки пленного. Тот еле справился с подкатившей к горлу тошнотой.
   - Как твое имя? - Мокша говорил едва слышно, так что пленнику приходилось невольно наклоняться, чтобы расслышать его слова.
   - Мое имя Маркус..., - заикаясь от окончательно охватившего его страха, произнес командир отряда.
   - Маркус?
   - Да..., Маркус..., господин....
   - Откуда ты взялся..., Маркус?
   - Из Рима господин.
   - Маркус из Рима....
   - Да господин...
   - Что тебе нужно на готских землях..., Маркус из Рима?
   - Я..., я выполнял прямой приказ проконсула Аврелия Сципиона....
   - Ага..., Сципиона значит..., - произнес Мокша, словно речь шла о старом приятеле, - в чем же состоял приказ достойного проконсула?
   - Набрав отряд из граждан Рима находящихся в тюрьме, я должен был совершать набеги на поселения готов.
   - Зачем?
   - Я..., не знаю..., - после некоторого колебания, - начал свой рассказ Маркус, но запнулся....
   Мокша деловито извлек из ножен меч, и без замаха коротким ударом снес голову истекавшему кровью солдату, жалобно скулившему у его ног.
   - Продолжай..., - что же ты остановился? - уронил Мокша.
   - Я..., я..., не убивайте меня, прошу вас.
   - Посадите его на коня, позже разберемся, - бросил вождь, взлетая на коня, - пора ехать.
   Отряд смешавшихся готов и венедов двинулся дальше. Мокша вновь погрузился в свои мысли, и казалось, что старый вождь дремлет, мирно покачиваясь в седле. Валамер и Отар, ехали по обе стороны Маркуса и слушали его рассказ. Иногда, правда дремавший вождь открывал глаза и задавал вопрос, но получив ответ, вновь опускал голову на грудь и затихал.
   - Я не ромлянин..., я грек, и с детства я жил в доме ланисты, который пользовал меня наравне с собственной женой. С самого детства, в свободные от работы часы я наблюдал за гладиаторами дома Бенито, которые мне тогда казались великими героями. Много позже я стал понимать, что все они были такими же рабами как и я, с единственной привилегией умереть, когда вздумается на потеху толпы. Когда я достиг совершеннолетия, меня соблазнила жена ланисты, а когда хозяин узнал об этом, он отправил меня в гладиаторскую.
   Я был крепок силен, но гладиатором так и не стал, поскольку каждый раз выходя на арену, испытывал невероятный страх. Наконец всем стало понятно, что боец из меня никчемный и ланиста продал меня сенатору Фрикилию.
   Фрикилий купил меня для собственной утехи, и в порыве страсти бил меня кнутом. Воспитанный в нежности и любви, я выдержал всего лишь неделю, и однажды ночью зарезал сенатора. Меня долго разыскивали, но я прибился к бродячим комедиантам, и несколько лет бродил по всей империи. Всю правду я рассказал лишь однажды, когда в маленьком поселении встретил девушку, сразившую меня своей красотой и умом.
   Ей было всего шестнадцать, и она говорила со стихиями. Мы провели всего одну ночь вместе, и утром меня схватили вегилы. Она донесла на меня, получив награду, и я поклялся отомстить. Так я попал сначала в тюрьму для смертников, а затем к проконсулу Аврелию Сципиону. Который и поставил меня перед выбором, либо я выполняю его поручения, либо отправляюсь на арену, прямиком в пасть львам. И я согласился. А что мне было делать?
   - Что было дальше? - спросил Отар.
   - Дальше...? Меня некоторое время готовили, потом подобрали в тюрьмах таких же как и я несчастных, и переправили через границу империи.
   - Зачем это было нужно проконсулу? - пожал плечами Валамер.
   - Не знаю.
   - Многие в Риме знают о будущей войне? - открыл один глаз Мокша.
   - Все.
   - Угу, - хрюкнул вождь и закрыл глаз.
   - Хитры эти ромейские собаки..., - оскалился Отар.
   - Это не страшно, - возразил Валамер, - они не смогут перекрыть всю границу.
   - Зачем всю? - открыл другой глаз Мокша, - только границу Мезии....
   - Мезии? - переспросил Отар.
   - Остготы в Мезии, - качнул головой Валамер, - и если они знают о планах готов.
   - Ничего..., - беспечно хохотнул Отар, - с нами Эйнар, его ума и удачи хватит на любые ромейские хитрости.
   - Он в бурге? - спросил Мокша, не открывая глаз.
   - Нет..., как всегда бродит окрестных лесах, но скоро вернется....
   - Ромейская хитрость..., может обернуться против них самих..., - задумчиво произнес Валамер.
   Отар и Мокша, молча, воззрились на молодого венеда.
   - Так бы сказал Эйнар, - пожал тот плечами, - ведь в Мезию..., можно попасть разными путями.
   Отар восхищенно ткнул кулаком в плечо молодого друга. А старый Мокша, лишь хитро усмехнулся, закрыл глаза и продолжил дремать.
   - Со временем, он станет величайшим из венедов, и приведет наш народ к процветанию и силе, - думал старый венед, мерно покачиваясь в седле. - Сейчас же главная наша задача дать возможность роду развиваться, не сталкиваясь, а лишь союзничая с интересами готов, накапливая богатства и позволяя женщинам рожать много воинов. Всему..., свое время....
   Честолюбивым замыслам Мокши не суждено было сбыться, во всяком случае, в том виде как он себе это представлял. Внутренние противоречия и разобщенность отдельных племен не позволит даже великому Валамеру, объединить всех и выйти из тени готов. Но народ его рассеянный по всей восточной Европе, со временем даст начало многим народам, которые обретут государственность и переживут века.
   Мокша, как и Халга, довольно быстро понял какую силу и удачу несет с собой Эйнар. И он прекрасно осознавал, что сила эта заключена не в милости богов, во всяком случае, не тех богов, которым они пели хвалебные песни. Было, нечто такое, внутри самого великого гота, что отличало его от всех остальных, потому-то старый венед так давно хотел привлечь его на свою сторону.
   Конечно, презрение к смерти, быстрота и сила, безрассудная смелость и мастерство воина, в мире, где сила решает все, делали его авторитет непререкаемым. Но главное было в другом, он словно прозревал время, мог предвидеть события и умел противостоять им. И его сила была свободной, настолько, что ставила его вровень с богами. Этого пока не понимали те, кто был рядом с ним, да и сам он, пожалуй, не до конца понимал этого, но истина эта открылась Мокше.
   И он знал, что Эйнар с одинаковой, спокойной деловитостью скрестит меч с вонючим разбойником, и самим Вотаном, если приведется. И одержит победу, старый венед не сомневался в этом. Он давно понял, для великого гота, есть друзья, есть враги, есть принципы. Но он был свободен от ложных, да и не ложных авторитетов. В нем не было страха перед богами или духами, чудовищами и людоедами. И это отличало его от всех, и венедов и готов.
   Несомненно, дружба с Эйнаром была почетна, и он очень ею дорожил, но если бы он остался жить среди них. Мокша еще при собственной жизни смог бы объединить всех готов, герулов, гепидов, и прочие племена под властью венедов. И тогда его род стал бы величайшим и сильнейшим по эту сторону Данубия.
   Но теперь они вынуждены были идти вслед за готами, которые, боги свидетели не достойны величия свалившегося на них. Это тоже было хорошо, поскольку приносило золото, но это не совсем то, о чем мечтал великий Мокша, сын Воршера.
   Старый венед открыл глаза, услышав шум. Отряд подъехал к воротам бурга. Весь отряд венедов состоял из воинов, участвовавших в прошлогоднем походе, и их здесь встречали старые друзья, шумно и задиристо как это делают готы.
   - А может..., я слишком стар, чтобы принять новый порядок вещей, - думал Мокша, глядя как венеды, и готы, обнимаются и радостно тузят друг друга пудовыми кулаками, словно малые дети.
   Презрев этикет и необходимость поддерживать собственный авторитет верховного вождя, Халга вышел встречать его к главным воротам бурга. Горячо обняв старого товарища, вождь готов увлек его в свой дворец. Где уже был накрыт стол, и разливалось пиво из огромный бочек.
   - Мы перебили отряд переодетый венедами, - мрачно произнес Мокша.
   - Да, да..., я знаю, мы уже неделю пытаемся их поймать.
   - А еще раньше, на нас напали Ромляне, переодетые готами.
   - Да...? - Хмм..., кто-то хочет нас поссорить....
   - Они знают, что ты готовишь поход.
   - Ну и что..., - беспечно ответил вождь. - Раньше они не знали..., теперь знают, и что это меняет?
   - Они знают, что ты пойдешь в Мезию, чтобы воссоединиться с Фритигерном.
   - Плохо..., - засмеялся Халга, почесав затылок, - но такое уже было не раз.
   - Да..., Эйнар, сильно изменил вас.
   - И тебя тоже, - вождь похлопал его по плечу, - он меняет все, к чему прикасается. Иногда я даже боюсь, что он изменит этот мир слишком сильно.
   - Мдаа..., этот может, но где же он?
   - Когда он в последний раз поднял меня с постели, он звал меня к скале Веды, чтобы сразиться с Мимиром.
   - И что...?
   - Не знаю, я был еще во власти пивных духов и послал его в Хель....
   - Смешно, - вздохнул Мокша, - если учесть, что он там уже побывал и убил ее.
   - Да..., он полон сюрпризов.
   - Мы привезли некого Маркуса, с которым стоит побеседовать. О том, откуда проконсул Рима знает о походе.
   - Оставим это на завтра, а пока..., - Халга хлопнул в ладоши.
   Массивные дубовые двери распахнулись, и дворец заполнился хохочущими и орущими воинами. Забулькало пиво, зашипела пена, захрустели кости кабанов и оленей. Готы и венеды предались безудержному веселью, что зачастую говорит о благополучии общества, больше чем золото и серебро.
  
  
  
  
  
  
  
      -- БОГИ ПРИШЛИ РАНЬШЕ....
  
  
   Холод оказался сильным соперником, против которого он еще не научился бороться. Хвала небесам, дозорные на воротах только сменились, и глаз их еще не замылился падающими хлопьями снега. Они увидели черную фигуру на белом покрывале поля, которая двигалась со скоростью старой коровы.
   Они не сразу узнали Эйнара, но двое из них отправились, чтобы помочь уставшему путнику. Когда они подошли довольно близко, и снежная пелена уже не застилала глаза, Эйнар взглянул на соплеменников и повалился на снег, потеряв сознание. Слишком сильны были потрясения последних часов, или слишком легко он был одет для такой погоды.
   - Халга..., Халга, великий вождь, - во дворец правителя готов ворвался Отар.
   - Что..., что произошло? Ромляне сами принесли нам все свое золото, или гунны все издохли?
   - Нет..., вождь, - Отар стушевался.
   - Тогда что ты орешь..., как в приступе святой болезни? Будто баба на сносях....
   - Эйнар вернулся..., - произнес Отар, глядя в глаза вождю.
   - Что...? Когда...? Какого орка ты молчишь? Где он? Ты что..., язык откусил?
   - Его отнесли в его дом.
   - Где он пропадал целый месяц? Он уже знает...? О смерти его женщины?
   - Я не знаю, он без чувств.
   - Без чувств...? Но как он вернулся.
   - Он сильно обморожен, и упал в двух сотнях шагов от главных ворот.
   Последние слова Отара вождь слушал уже в дверях, поскольку спешил навестить своего друга.
   - Куда побежал..., - пожал плечами Отар, - я же сказал, без чувств.
   - Это не важно..., - проскрипел старый Хангвар, сидевший в темном углу, - иногда мне кажется, что они общаются, словно рыбы не произнося слов.
   - Ты опять спрятался, старый медведь, не боишься ослепнуть в темном углу.
   - Мне не нужны глаза, для того, чтобы видеть то, что не видят другие. - Усмехнулся Хангвар, - а из темных углов всегда лучше видно, что делается на свету.
   - И что же ты увидел?
   - Много чего..., например, знаешь ли ты глупый мальчишка, кто убил женщину Эйнара?
   - Нет..., ее нашли в поле с кинжалом в груди.
   - Интересно..., что ты ответишь своему другу Эйнару когда он тебя спросит об этом.
   - Почему он должен спросить меня об этом?
   - Скажи..., когда ты уходишь в поход, ты надеешься, что кто-нибудь из твоих друзей присмотрит за твоим домом?
   - Да, это так..., - помрачнел Отар, понимая, куда клонит старый жрец.
   - Почему же ты..., называющий себя его другом, до сих пор не нашел убийцу его женщины? Хозяйки его дома. Если уж не смог ее защитить....
   - Я пытался....
   - Хороший ответ, для лучшего воина готов..., - презрительно усмехнулся жрец. - Теперь я могу спокойно умереть.
   - Я не стану с тобой спорить, поскольку ты уже стар и выжил из ума...
   - А может тебе просто стыдно?
   - Я не стану с тобой говорить, - надулся Отар.
   - Это потому, что ты трус....
   - Я трус? - в мгновение в руках у Отара оказался меч. Он сделал шаг вперед, но одумался и остановился в нерешительности, - я не могу с тобой драться....
   - Конечно, ты же трус....
   Кровь ударила Отару в голову, и он ринулся на жреца. Тот не вставая со стула резким толчком ноги швырнул скамью под ноги воину. Скамья сильно ударила его под колено, и от неожиданности он потерял равновесие. Падая, Отар угодил в железные объятия Хангвара, который по-прежнему сидел на стуле. Его железные руки крепко, словно щипцами, обхватили шею молодого воина.
   - Отпусти..., - орк тебя побери, кричал Отар. Но железные объятия сжимали его все сильнее. - Я убью тебя....
   - Что здесь происходит..., - раздался рык Халги, - отпусти его Хангвар, ты вдвое старше.
   - Кто-то должен научить его уважению к старшим, - Хангвар отпихнул от себя Отара.
   Тот отскочил и подхватил меч, который выронил при падении.
   - Отар..., спрячь меч..., - от голоса Халги вздрогнули стены, - похоже, я вождь умалишенных....
   Халга прошелся по залу, поежился, задумчиво протянул руки к очагу. Некоторое время он, молча, смотрел на то, как языки пламени лижут его задубевшие руки. Вернулся тяжелым шагом и плюхнулся на трон, притихший Отар стоял в стороне, понимая, что вождь не в духе.
   Он взглянул на Хангвара, и тот повел головой в сторону, призывая его к терпению. Прошла, казалось вечность, прежде чем задумчивый Халга разомкнул уста.
   - Он убил Мимира, и испил из источника мудрости у корней Иггдрасиль. - Выдохнул Халга, взглянув на притихших готов.
   - Но как?
   - Не знаю, мне удалось задать лишь несколько вопросов. Прежде чем он опять утратил рассудок.
   - Невероятно, - прошептал Отар, - его не было сорок дней....
   - Он говорит, что пробыл там половину ночи, не более.
   - Время течет по-другому у корней великого ясеня.... - вздохнул Хангвар.
   - Он уже знает, что произошло?
   - Да.
   - Что он сказал...?
   - Ничего.
   - Хангвар знает, кто убил ее..., - уронил Отар, глядя на жреца.
   Старый жрец недовольно покачал головой.
   - Говори, - вождь выжидающе уставился на него.
   - О боги..., эта молодежь совершенно не может держать язык за зубами.
   - Говори....
   - Хорошо..., я расскажу, а ты подтвердишь или развеешь мои подозрения.
   - Говори.
   - Это случилось сразу после того как выпал первый снег. Я проснулся рано утром, когда вся эта молодежь еще храпит как вонючие барсуки, почесывая собственный зад, и решил отправиться к капищу, взглянуть, как поживают жертвенники. Жертвенники надо чистить хотя бы иногда, и это приходиться делать старому жрецу, ведь нынешняя молодежь не уважает богов. Но никому нет до этого дела, даже великому вождю, да продлят боги его дни.
   - Хангвар..., - Халга нетерпеливо развел руками.
   - Да, да..., заканчиваю. Итак, я прихватил несколько кусков оленя, чтобы принести жертву Тору и Вотану. Я подходил к опушке леса, когда увидел цепочку следов уходящих в лес, в сторону жертвенных камней.
   - Причем здесь боги? - нетерпеливо фыркнул Отар.
   Хангвар лишь покачал головой. Халга сделал нетерпеливый жест, призывая молодого гота к молчанию.
   - Дальше....
   - Я решил не выдавать своего присутствия и проследить за тем, кто посещает жертвенники раньше меня. Готы в последнее время не слишком набожны. И это меня серьезно беспокоит. Боги не прощают пренебрежения, как не прощают забвения. Фритигерн в полной мере ощутил это на себе. Мы должны вовремя понять, что наши боги, это опора власти и силы нашего народа....
   - Хангвар, - Халга покачал головой.
   - Да..., на чем я..., эээ..., так вот. Я углубился в лес и спрятался за деревом, чтобы не быть обнаруженным. Сначала все было тихо, и я даже не сразу увидел человека, который простерся ниц перед жертвенным камнем, на котором дымилось мясо. Я уже было решился выйти, чтобы похвалить набожного гота, поскольку не ожидал дальше ничего интересного. Но вдруг капище осветилось ярким сиянием, и у изголовья молившегося появилась фигура в сверкающих доспехах.
   - Локки....
   - Да..., это был он. Его появление было очень красиво, он словно спустился с небес в огненном сиянии, и это вселило в меня уверенность, что этот сын етунов, замыслил недоброе. Человек встал перед ним на колени, и они долго говорили. Я не мог расслышать слов, но....
   - Что...?
   - Мне показалось..., он знает, что я наблюдаю за ними, и наслаждается этим. Когда, наконец, Локки исчез, я увидел, как из леса выбежал человек, и помчался в бург так, словно за ним гналась сотня демонов.
   - Кто...?
   - Раб принадлежащий Эйнару.
   - У него их несколько..., какой из них, - нахмурился Халга.
   - Это может быть только болотный..., кажется, его зовут Зугар, - высказал предположение Отар.
   - Да..., - кивнул головой жрец.
   - Почему ты сразу не сказал.
   - Разве общение человека с богом, означает, что кто-то умрет?
   - Он не бог....
   - Но приближен к асам, - возразил жрец.
   - И все равно ты должен был....
   - Рассказать Эйнару, - закончил Хангвар, - я так бы и поступил, появись он во время.... Но боги решили иначе....
   - Приведи его..., - уронил Халга мрачно взглянув на Отара....
   Прошло время и в распахнувшуюся дверь, получив пинок, влетел Зугар, и упал к ногам Халги.
   - Встань раб....
   Зугар поднял голову, на его лице уже красовался синяк след активных действий Отара. Увидев перед собой вождя готов, раб от страха потерял дар речи. Он не чувствовал за собой вины, но ему никогда еще не приходилось быть так близко с великим вождем готов, о котором ходило столько легенд.
   - Слушаю господин..., - склонился Зугар, с трудом справляясь с животным страхом.
   - Ты убил свою хозяйку?
   - Да.
   - Ты не отрицаешь своей вины?
   - На мне нет вины, господин.
   - Ты не считаешь убийство виной?
   - Я всего лишь выполнил волю богов.
   - Ты говорил с богами?
   - Только с одним великий господин.
   - Вот как..., и, что же он тебе сказал?
   - Великий бог Локки приказал убить госпожу, чтобы избавить ее от мучений.
   - И как же ты это сделал?
   - Я пронзил ей сердце божественным кинжалом. - Зугар достал из-за пазухи кинжал, принадлежавший Каре, и протянул его Халге.
   Халга принял божественный кинжал, который действительно поражал своим великолепием, совершенством, и тонкой работой. Вождь сжал клинок в руке и почувствовал, как в его душу вползает жажда убийства. Клинок носил в себе колдовские чары, и если уж он опытный воин не мог противостоять этим силам, то несчастный раб был игрушкой в руках Локки.
   - Тебе его дал Локки?
   - Нет, господин....
   - Кто?
   - Госпожа.
   - Как ты это сделал?
   - Я встретил госпожу, попросил у нее прощения. Она сказала, что не знает за мной вины. И я сказал, что ведаю как облегчить ее горькие страдания. Она удивилась и заплакала, но не громко, а так как плачут когда очень больно. Когда слезы текут сами собой, и нет голоса, чтобы сопровождать их. Я пытался ее успокоить, сказав, что боги научили меня как сделать всем хорошо, чтобы не было больше слез и страха, чтобы все ночевали под своей крышей. Дождавшись, когда она поднимет на меня глаза, я вонзил кинжал ей в грудь, и мы, обнявшись, смотрели в глаза друг другу.
   - О боги....
   - Я очень старался попасть прямо в сердце, чтобы она не мучилась. Я ведь и раньше убивал людей, до того как меня пленил великий Эйнар, но в этот раз все было по-другому, я словно вонзил кинжал в собственную грудь. Но я клянусь вам, господин, что постарался выполнить наказ богов так, чтобы не причинить ей боли.
   Халга слушал сбивчивую речь раба, возомнившего, что он орудие богов, и думал о том, какое количество людей гораздо более умных и свободных совершали страшные злодеяния с именем бога на устах. И хорошо, если это были воины, и богом этим был Вотан, признающий убийство, лишь в бою, когда у твоего соперника такие же шансы лишить тебя жизни, сколько и у тебя.
   - Я все рассказал, - молвил Зугар, глядя на великого вождя невинными глазами.
   - Иди раб..., твой господин решит твою судьбу, когда у него будет время.
   - Да конечно..., я ждал, что появиться мой хозяин и разрешит мои сомнения, но боги пришли раньше и разрешили их.
   Отар присутствовавший при разговоре, удивленно поднял глаза на вождя. Халга почувствовав взгляд своего воина, впился глазами в него.
   - Отпустить его?
   - Да.
   - Но Халга..., может его запереть?
   - Его судьбу, пусть решает его господин.
   - Если он сбежит?
   - Не думаю, но даже если так случится, Эйнар, найдет и убьет его.
   - Хорошо..., - кивнул головой Отар, открыл дверь и пнул раба под зад.
   - Отправь гонца к Мокше, пусть расскажет все..., ну ты знаешь, что передать.
   - Слушаю вождь.
   - Поставь к дому Эйнара охрану. Лучших своих людей.
   - Сделаю вождь.
   - Головой за него отвечаешь, - голос Халги перешел в свистящий шепот, так было всегда, когда его душил гнев.
   Отар предпочел исчезнуть, чтобы не раздражать великого вождя готов.
   - Ты поступил правильно - молвил Хангвар.
   - Да...? А может..., может, стоило отрубить ему башку?
   - Нет, он всего лишь орудие, истинный убийца и далеко и где-то рядом. Но мы не можем его наказать.
   - Эйнар так не считает, и в этом разница между нами.
   - Локки не бог..., но его могущество велико.
   - Могущественный...? Вряд ли Эйнара это остановит. Как не остановил Фенрир и его злобные детеныши. И Хель, и Мимир....
   - Посмотри на это с другой стороны. И возможно ты задашься вопросом, почему Вотан, который нам покровительствует, до сих пор не вмешался.
   - Что ты хочешь сказать?
   - Возможно, богам не нравится, все, что делает Эйнар....
   - Тогда..., почему они молчат? - Или у них нет чести?
   - Они боги..., у них своя честь. Ты сегодня уже говорил, про орудие..., может быть Локки тоже орудие.
   - Орудие?
   - В руках богов..., вождь.
   - Теперь..., я бы не дал за его жизнь..., и медного аса...
   - Как знать, что задумали боги?
   - Скоро..., мы это узнаем. Как только очнется мой брат, - Халга хищно оскалился.
  
  
  
  
  
  
  
      -- ВРАГ БОГА.
  
  
   Эйнар открыл глаза. В доме стояла мертвая тишина, он сбросил ноги с широкой кровати и поднялся. Его слегка пошатывало но, похоже, он легко отделался. Руки и ноги, которые горели огнем, целую неделю, наконец, приобрели нормальный цвет, и перестали болеть.
   Он прошелся пружинистым кошачьим шагом по деревянному полу, восстанавливая кровообращение. Эйнар снова чувствовал себя сильным и быстрым. Глаза заболели от нестерпимо белого снега, когда он вышел из дома. У крыльца сидели два здоровенных воина из сотни Отара, и играли в кости. Завидев Эйнара, вытянулись в струнку.
   - Рады видеть тебя в добром здравии, брат..., - приветствовал его тот, что был старше.
   - Спасибо братья, мне больше не нужна охрана, я на ногах.
   - Мы сообщим об этом Отару, - ответил все тот же воин.
   - Моего слова тебе не достаточно? - нахмурился Эйнар.
   - Не сочти это неуважением, брат. Но Халга, обещал спустить шкуру, со всех нас. Если с твоей головы упадет, хоть один волос.
   - Позовите Отара..., - уронил Эйнар.
   Молодой воин бросился исполнять приказ, тот, что был старше, присел рядом с ним.
   - Как дела в бурге?
   - Все по-прежнему..., после смерти твоей женщины Халга рассвирепел, он узнал, что Локки подучил твоего раба убить ее.
   - Уши этого отпрыска етунов торчат отовсюду.
   - Он почти бог, и асы покровительствуют ему.
   - И что?
   - Его будет не просто убить.
   - Знаю.
   Отар соскочил с огромного вороного жеребца и обнял друга.
   - Теперь все будет по-другому, ты снова с нами, и я признаться очень рад.
   - Убери охрану....
   - Ты уверен, что в порядке?
   - Да.
   - Может....
   - Не может, - отрезал Эйнар и протянул руку к воину, показывая глазами на меч.
   Воин улыбнулся, предвкушая забаву, достал свой клинок и протянул его рукояткой вперед.
   - Защищайся, Отар, - Эйнар описал мечом круг вокруг себя, словно расчищая дорогу.
   - Ты еще не совсем здоров, дружище, и я не хочу тебя покалечить.
   - Вставай жирный боров, не то я тебя побью палкой. - Эйнар легонько шлепнул его плашмя по плечу.
   Отар подскочил как ужаленный, и выхватил меч. Эйнар улыбнулся. Отар молодцевато крутанул меч вокруг ладони, и сделал выпад. В следующую секунду ему пришлось отбиваться от каскада ударов, которые посыпались на его голову беспрерывно. Отар отбил первую атаку великого гота, и азартно бросился вперед. Эйнар дважды позволил ему провести быстрые выпады.
   Когда молодой гот вновь ринулся в атаку, он спокойно пропустил его, отбил удар мечом, захватив кисть, дернул на себя, и дважды нанес удар ногой в бок. Отар упал, но сгруппировался и вновь вскочил на ноги.
   - Ты так разжирел, что не стоишь на ногах..., - засмеялся Эйнар.
   - Ну, это мы еще посмотрим....
   Отар вновь ринулся вперед, но противник увернулся и шлепнул его по спине мечом. Молодой гот отмахнулся мечом пытаясь достать соперника. Но Эйнар вновь увернулся и, захватив кисть, державшую меч крутанул ее. Ноги Отара оторвались от земли следуя вращению, которое придал его телу Эйнар, и он неуклюже шлепнулся на спину.
   - Теперь я вижу, мой брат пришел в себя, - соскочивший с коня Халга заключил его в объятия так, что у него затрещали кости.
   - Как ты это сделал? - подскочил Отар.
   - Снимешь охрану?
   - Конечно, пока ты их не покалечил. Но этот прием....
   - Я покажу..., потом, - похлопал его по плечу Эйнар. - А сейчас..., пошли, выпьем пива.
   Халга, Эйнар и Отар вошли в дом, и расселись за столом. Хозяин достал кувшин с пивом и разлил его по кружкам.
   - Тебя не было больше месяца, за это время мы далеко продвинулись в подготовке к будущей войне. Но как это всегда бывает, появились и первые трудности, - рассказывал Халга, - ромляне каким-то образом пронюхали о нашем походе. И как это и присуще змеям и трусам, они пытаются разрушить наш союз с венедами и остготами.
   Подсылали переодетые отряды, чтобы жечь и грабить деревни и усадьбы. И даже посылали наемных убийц ко мне. Дважды мне отравляли пиво. Один раз пытались зарезать во сне. Я их всех убил..., собственными руками перерезал глотки. Но уверен, что на этом они не остановятся.
   Хлопнула входная дверь и мужчины обернулись, раскрасневшаяся с мороза, свежая и благоухающая вошла Дриана.
   - Здравствуйте, - скромно поздоровалась она и скрылась за стеной, где с недавних пор была отгорожена кухня. Вскоре на столе появилось вяленое мясо и овощи, ароматный и мягкий хлеб, козий сыр и лесные орехи. Воины заработали челюстями, перемалывая мелкие кости жареных перепелок.
   - Теперь, - закончил Халга свой рассказ, - ты знаешь столько же сколько и я, но мы должны знать больше, иначе на границе Мезии, мы попадем в ловушку.
   - Понимаю....
   - Я..., хочу, чтобы ты занялся кознями ромлян, раскрывая их, или создавая наши. Для этого ты отбери себе триста воинов, которых подготовишь сам. Кстати Мокша просил, чтобы ты снова взял себе Валамера.
   - Хорошо вождь.
   - Это первая просьба к тебе, но есть и вторая. Мой сын, Аларих..., ты наверняка помнишь его. Ему исполнилось шестнадцать, он неплохо управляется с мечом, цепко сидит в седле. Но я хочу, чтобы ты сделал из него настоящего воина. Пусть послужит под твоим началом. Парнишка с характером, но ты для него бог....
   - Хорошо брат.
   - Ну вот..., пожалуй, и все, приходи в себя и за работу.
   - Я уже в порядке.
   - И еще..., твой раб....
   - Я знаю.
   - Здесь замешан Локки, - Халга положил на стол перед ним кинжал. - Разберешься сам, Кара принадлежала тебе....
   Эйнар грустно качнул головой, словно сомневаясь в собственном ответе. Все произошедшее здесь в то время пока он бродил у источника знаний, было словно где-то далеко. Он солгал, его мысли, его желания, его страхи, все еще были далеко от этого места.
   Не так-то просто увидев миллиарды лет человеческой цивилизации, и его страшный конец, вдруг вновь заниматься тем, что всего лишь прах и пыль, на ступнях великой жизни.
   Эйнар сидел за столом, опустив голову на руки, понимая, что жизнь его в эту самую минуту меняется безвозвратно. Источник знаний сломал его здешнюю жизнь, ибо обладая живым умом, он уже не мог жить по-прежнему, зная, бессмысленность и бесперспективность всего происходящего здесь и сейчас. И нужен был стимул, чтобы жить дальше, чтобы каждый твой последующий шаг, имел смысл и мотивацию.
   Он почувствовал прикосновение прохладных нежных рук Дрианы. Он поднял руки, обнял ее за голову и, подняв лицо, зарылся в копну ее рыжих кучерявых волос, пахнущих полынью и лепестками розы. Эйнар закрыл глаза, пытаясь впитать в себя ее жажду жизни. Она наклонилась к нему и нашла мягкими влажными губами его губы.
   Эйнар повернулся, оторвавшись от ее нежных губ, и впился в коричневый внезапно набухший сосок, маленькой упругой груди. Дриана вздрогнула всем телом и, запрокинув голову, задохнулась от нахлынувших чувств. Он встал, поднял ее на руки и шагнул в спальню. Положив ее на широкую кровать, он почувствовал влагу тайного желания, а сразу же за этим горячее объятие ее нежности.
   Им руководило не обычное человеческое желание, вернее не только оно. Где-то глубоко в душе он верил, что подобно солнцу, наделяющему все живое энергией и силой, возлюбленная наградит его верой в важность и необходимость происходящего здесь и сейчас. Он впрочем, и сам не мог понять, каковой должна стать его мотивация. Что заставит его идти вперед, меняя и дальше действительность, что его окружает.
   В многой мудрости, много печали, и кто умножает познания, умножает скорбь. Это Эйнар почувствовал на собственной шкуре. Источник мудрости павший на благодатную почву изменил его отношение к жизни. И с подобным чувством можно было только умереть, но не жить.
   Спустя три часа Эйнар вышел из дома и направился к домику, где обитали рабы. Лицо его было непроницаемым и отчасти даже безразличным к происходящему.
   Рабы склонились перед ним пытаясь понять настроение хозяина, о котором они знали лишь понаслышке, но никогда его не видели. Но даже то, что они знали лишь по рассказам, внушало страх и уважение. Зугар склонился в поклоне ниже всех, понимая, что хозяин, который никогда не интересовался хозяйством и работниками пришел за ним.
   - Пошли..., - кивнул Эйнар.
   Зугар тяжело поднялся и обреченно поплелся за хозяином, со страхом и уважением глядя в его широкую спину. Они дошли до опушки леса, и только здесь раб увидел знакомый кинжал в руках господина.
   - Расскажи мне все....
   - Да господин.
   - Подробно....
   - После того как вы покинули нас, я видел как мучаются обе госпожи, так продолжалось довольно долго. Пока страх не завладел ими. Он мучил их обеих, и стало это заметно. Тогда-то я впервые вопрошал, бедую госпожу Кару, могу ли я чем-то помочь ей. Я увидел кинжал и понял, что это вещь богов смущает ее. Но она не сказала мне ничего, хотя уже тогда я понимал, что она хочет смерти другой..., черной хозяйки.
   - Дальше..., - уронил гот.
   - Потом я спросил о том же вторую хозяйку, но и она мне не ответила ничего, пытаясь казаться лучше, чем есть на самом деле. Страх завладел всем, и стал передаваться слугам и рабам, но только я понимал и знал его источник.
   Чем больше Эйнар слушал исповедь раба, тем больше хмурился, до прихода сюда ему казалось, что стоит вонзить клинок в глотку провинившегося, и чувство утраты испарится. Теперь в нем росло сомнение....
   - Некоторое время спустя, меня посетил бог. Я сразу понял кто он. Не потому, что он спустился с небес в сверкающих доспехах, и лицо его было невероятно красиво. Но еще и потому, что он явился мне, когда я убирал навоз на конюшне. От него исходило истинное величие, и он говорил со мной как с собственным сыном. Он раскрыл тайну, которая не давала мне спать. Но тогда он не сказал, как помочь несчастным женщинам, лишь предупредил, что я должен буду помочь той, которая первой попросит моей помощи.
   - Дальше....
   - Еще через две луны, ко мне подошла Кара, протянув кинжал, попросила спрятать его так, чтобы она не могла его найти. Но я видел, белая хозяйка хотела смерти. И не могла решить, чья смерть ей более угодна черной хозяйки или собственная. Зугар все это видел и тоже не мог решить, как поступить. Тогда я взмолился к богу, чтобы он вразумил меня. Я свершил грех, украл козленка и отправился к жертвенному камню. Я принес его в жертву. И тогда явился бог. Зугар простерся ниц перед богом и поведал ему все сомнения. И тогда он сказал, что мне будет знак.
   - Знак...?
   - Да..., и он был. Едва я вернулся домой, как мне сообщили, что меня разыскивала белая хозяйка. Такого раньше никогда не было, поскольку она всегда знала, что я занят делом. Мне сказали, что надо собрать оставшееся сено на поле, и я отправился туда. Едва я начал работать, как услышал за спиной легкие шаги и обернулся, ко мне направлялась Кара, и первые ее слова, обращенные ко мне, были, - сделай это Зугар..., сделай. Я все понял и, вынув из-за пазухи кинжал, вонзил его в сердце хозяйки. Она удивленно охнула и умерла.
   Я отправил ее душу в лучший мир..., я это знаю.
   - Что ты можешь знать? Раб.
   - Она была доброй госпожой, и боги позаботятся о ней, так мне сказал бог в золотых доспехах.
   - Что еще сказал бог? - Эйнар тяжело со вздохом поднялся с бревна, на котором сидел.
   - Еще..., он предсказал мне смерть, но не сказал, что уготовано мне.
   - Ты половину жизни жрал людей....
   - Я знаю, и мое место в Хеле, но ты мой господин уничтожил Хель, и что теперь будет, я не знаю. Но..., я готов, - Зугар склонил голову.
   - К чему?
   - Боги предсказали мне, что ты по прибытии убьешь меня, и я вправе защитить свою жизнь. Но я не хочу. Может боги и правы, но с тех пор как я убил хозяйку, я перестал спать.
   - Уходи...
   - Нет..., о боги, - взмолился Зугар, - не прогоняй меня, лучше убей.
   - Уходи.
   - Но теперь..., я не смогу жить среди своих сородичей, и стану изгоем.
   - Уходи..., как можно дальше, а бога твоего я убью - бросил Эйнар и решительно зашагал прочь.
   Он медленно брел к воротам бурга, погрузившись в собственные мысли. Рассказ раба лишь ухудшил его состояние и возбудил сонм мыслей и терзаний, что не давали ему покоя с тех самых пор как он опрометчиво вошел в пещеру истины.
   Состояние его не могло длиться вечно, и оно должно было смениться, либо смертью, либо желанием жить. Он понимал, что Халга ждет от него помощи в будущем походе, и страстно желал выполнить свое предназначение в предстоящей войне.
   Он и не заметил, как перед ним распахнулись ворота бурга, как его приветствовали солдаты, стоявшие в карауле у главных ворот. Он не дошел до дома, ноги сами привели его на конюшню, в которой стояли десять лошадей. Вскочив на любимого жеребца, Роко, которого когда-то ему подарил Мокша.
   Он медленно выехал к воротам. Не задав ни одного вопроса, караульные все так же беспрекословно открыли перед ним ворота. Умное животное, вырвавшись на простор полей, мигом сообразило, чего от него хочет человек. Бешеная скачка и свежий встречный ветер освежили его сознание.
   Роко весело оглашал окрестности громким заливистым ржанием, радуясь неожиданной свободе. Эйнар бросил поводья, и жеребец прибавил скорости. Теперь он казалось, летел над землей, не касаясь ее копытами.
   Неожиданно ему померещился странный звук. Гот осадил коня, и тот заплясал на месте, демонстрируя нетерпение. Он прислушался. Лес был погружен в тишину, лишь ветер шелестел, перебирая вершины елей. Роко нетерпеливо заржал, и он услышал, как в ответ ему заржала кобылица в лесу. Сразу же за этим он их увидел.
   Раздвигая ветви деревьев, из темноты леса на белый снег выезжали всадники. Их набралось два десятка, одетых в одежду готов, но двигавшихся как римские легионеры, которые привыкли сражаться пешими. Видя, что одинокий всадник не делает попыток бежать, они не спешили. Выстроились в правильное каре и не спеша затрусили навстречу Эйнару.
   Ему уже были понятны намерения противника, но, похоже, он их недооценил. Судя по их поведению, цель их была не только убийство и провокация, но и сбор сведений.
   - Наша земля привлекательна, но у нее есть хозяин, - прокричал тот, что ехал во главе отряда.
   - Ваша земля?
   - Да..., мы готы не любим когда здесь шляется кто попало.
   - Я..., не желаю вам зла..., - скрывая рвущуюся усмешку, произнес Эйнар.
   Они окружили его и старший наклонившись, забрал оба его меча. И взглянув на клинки невероятной по красоте работы, он нахмурился. Что за бродяга разъезжает по лесу, чье оружие и конь стоят целое состояние, - пронеслось в его голове. Но римлянин не придал этому значения, поскольку в этот момент на его стороне была сила. Во всяком случае, он так считал.
   - Кто ты такой? - Спросил он.
   - Меня зовут Элигос, я путешественник, и не участвую в войнах.
   - Элигос? Что за дурацкое имя?
   - Имена придумываю боги..., и порой фантазия им изменяет..., - усмехнулся Эйнар.
   Ситуация его забавляла, и он уже чувствовал холодок зарождающийся в животе. Два десятка римлян способных сражаться лишь в строю, для него, даже безоружного не представляли опасности.
   - Откуда ты?
   - Я..., пришел с северных земель.
   - Галл?
   - Нет..., еще севернее, там, где ледяные земли. Но кто вы такие?
   - Мы..., - видимо командир успокоился и посчитал, что незачем таиться перед человеком, который уже почти мертв, - служим великому Риму, и Аврелию Сципиону..., да продлят боги его дни....
  
  
  
  
  
  
  
      -- АВРЕЛИЙ СЦИПИОН.
  
  
   - Бессмертные боги..., неужели в собственном доме мне нужно ждать вечность, чтобы получить кувшин вина? - Орал Аврелий Сципион, и лицо его было красным от неистовой натуги и уже выпитого вина.
   Две рабыни, возлежавшие рядом с ним на ложе, усыпанном лепестками роз, в ужасе скатились на пол и умчались на кухню.
   Правнук великого Помпея приподнялся на ложе и опрокинул в себя кувшин превосходного вина, которое было доступно лишь сенаторам и самому благословенному Цезарю. Впрочем, всех их во главе с самим Флавием Юлием Валентом, Аврелий считал отбросами великого Рима, и детьми пастухов, не достойных носить пурпур.
   Но таковы были времена нынешней империи, когда рядом с ним, чья родословная была подтверждена от самого Зевса, в сенате восседали ублюдки и свиньи, чьи матери делили ложе с рабами, а отцы предавались утехам с конюхами. У него хватало ума не распространяться на эту тему, ибо даже стены его дома имели уши, и длинные языки.
   Но вино, что туманит рассудок даже самых великих людей, частенько развязывало ему язык и заставляло откровенничать с рабынями. И он частенько называл нынешнюю знать Рима продуктом клоаки.
   Аврелий поднялся, слегка пошатываясь, прошелся босыми ногами по мраморному полу, который приятно холодил разгоряченное тело. В свои сорок лет он разительно отличался от тех, кого называли римской знатью. Высокий, широкоплечий, с мощными мускулами, покрывавшими тело атлета, он был воплощением героя римских мифов. В нем странным образом сочетались пьянство и разврат, природная лень и любовь к воинскому искусству, презрение к труду и невероятно гибкий ум.
   Сам он считал, что пьянство это следствие смертельной скуки, в объятиях которой он пребывал большую часть времени. Его жизнь в Риме, была заполнена придуманными подвигами и фальшивыми страстями. Чтобы развлечься, он частенько выходил на песок арены как обычный гладиатор. И хвала богам, всегда побеждал. Он предавался любви со всеми знаменитыми гетерами Рима, досаждая своей жене, и убивая коварное время.
   Все это было в прошлом, до того момента пока нынешний император не отправил его наместником в Мезию. В этой захолустье он чувствовал себя мертвым. Словно гробница, в которой он был заключен медленно, и верно убивала его. Но кровь великих полководцев стоявших вровень с титанами, во времена великих героев, текла в его жилах, и это не мог изменить даже он сам.
   В перерывах между обильными возлияниями, он привел в порядок провинцию, загнав воров, убийц и мздоимцев, так глубоко, что жизнь людей стала если не легче, то намного проще. Но верховному правителю Великого Рима не нужна была сильная провинция. По его приказу в Мезии поселились несколько тысяч готов, которые стали настоящей занозой в заднице.
   Хорошо еще Аврелий предвидя будущие проблемы, приказал разоружить варваров, и тем самым поставил их в положение униженных просителей. Но ситуация все еще оставалась сложной.
   Этот самодовольный индюк Фритигерн, что был зачат его вонючим бородатым предком, в свинарнике, пытался встать вровень с Мизийской знатью. Но никто не хотел видеть на вечеринках и играх, рядом с собой надушенного разодетого в шелка, но все же варвара.
   Несколько попыток варварского рикса завести дружбу с богатыми людьми провинции, закончилось тем, что тот стал изгоем. И жизнь жителей Мезии превратилась в ад. Выход был один, сделать так, чтобы варвары исчезли.
   Понимая, что открытое уничтожение народа перешедшего под руку империи может иметь негативные последствия, он решил сделать все тихо.
   Несколько сформированных им отрядов, убивали варваров без суда и следствия, за любую даже самую незначительную провинность. И через полгода ситуация вновь вошла в привычное русло. Среди варваров стали ходить легенды о карательных отрядах, которые охотятся на готов. Но никто не видел их. Ибо увидевшие их, умирали.
   Безоружные варвары, по началу, молча и безропотно, погибали от голода, продавая своих детей в рабство, и это было именно то, чего он и добивался. Численность готов стремительно сокращалась, но тут произошло, то, чего он не мог предвидеть. Сначала в ответ на его действия, возникли мобильные отряды готов, которые под покровом ночи, вырезали не только отряды карателей, но и семьи богатых мизийцев.
   Безропотные земледельцы днем, ночью превращались в вестников смерти. И, как и следовало ожидать Фритигерн, договорился с вестготами о том, что те придут на помощь братьям.
   Поначалу это были всего лишь слухи, которые приносили ему торговцы, побывавшие на севере и видевшие приготовления к войне. И это не особо его тревожило, поскольку на территории провинции было почти четыре легиона с вспомогательными войсками. И он небезосновательно полагал, что этого будет вполне достаточно, чтобы уничтожить толпу диких варваров.
   Однажды ночью он проснулся от нестерпимой жажды. Пнув ногой, спавшую рядом жену он потребовал вина с водой. Но эта мерзкая сучка сообщила ему, что у них в доме для этого случая есть служанки. Аврелий поднялся и медленно, словно болея лунной болезнью, добрался до ящика, в котором был лед, ежедневно привозимый с Альп.
   Достав кувшин с мульсумом, он пригубил его и сделал несколько больших глотков, роняя капли напитка на волосатую грудь. Блаженная истома растеклась по его телу, и он уже было собирался вновь отдаться в объятия Морфея. Как вдруг почувствовал чей-то внимательный взгляд, смотревший ему в спину.
   Комната залилась золотистым светом и, обернувшись, он увидел женщину воительницу в золотых доспехах. Пары мульсума бродившие в его голове помешали проникнуться торжественностью момента, и он только недовольно хрюкнул. Чем видимо разочаровал ее. Аврелий нырнул вперед, совершив кувырок, и через мгновенье стоял, наизготовку сжимая в руках, тускло блестящий в темноте гладий.
   - Вижу..., слухи о тебя правдивы, - спокойно произнесла красотка, наградив аплодисментами его маневр.
   - Кто ты? И что тебе нужно?
   - Я...? Да брось, ты же не всерьез, неужели ты так плохо знаешь богов, не узнал меня.
   - Нет. Я тебя не знаю.
   - Ты вызвал мое восхищение, но рискуешь вызвать мой гнев.
   - Я весь дрожу от страха..., - усмехнулся он.
   - Боги помогают смелым, - она положила нежную безупречную руку ему на плечо. - Мне нравится, что в тебе нет страха.
   - Что ты хочешь?
   - Я хочу предупредить тебя, ибо твоя беспечность может разрушить империю.
   - Если бы я имел возможность, я бы помочился на империю и ее правителя.
   - Я знала, что ты так ответишь.
   - Это все?
   - Боги любят тебя.
   - Я их тоже.
   - Эта империя станет твоей, после того как Валент будет убит в бою. Но если варвары разрушат Рим, ты наследуешь лишь развалины.
   - Я не вижу никакой возможности стать императором.
   - Ее видят боги....
   - Итак...? - Произнес он утомленный длинными речами богини.
   - Ты готов спасти империю..., свою империю?
   - Послушай как тебя там?
   - Артемида....
   - Так вот..., Артемида..., между мной и троном стоят четыре наследника династии. Если ты не в курсе....
   - Мы в курсе, - очаровательно улыбнулась она.
   - Так как же империя станет моей?
   - В битве с варварами, что произойдет уже в этом году при Адрианополе. Все они погибнут на поле брани....
   - Все...?
   - Бабах..., - засмеялась она, и развела руками, - какая приятная неожиданность....
   Она подошла вплотную к проконсулу, так близко, что он ощутил ее ароматное горячее дыхание. Неожиданно даже для самого себя он прильнул к ней губами в сладостном поцелуе. Она ответила, погрузив в него свой горячий и нежный язык.
   - Ты великий воин..., но ты должен избежать ошибки, что присуща всем бесхитростным воинам. - Оторвавшись от его губ, произнесла она с придыханием.
   - О чем ты говоришь?
   - Ты..., как все сильные мужчины, - она провела по его плечам ладонью, - слишком беспечен....
   - Освети мой разум светом истины..., - он заключил ее в объятия, и повалил на мраморный пол....
   - Ты не очень уважаешь богов, - сказала она, когда он, задыхаясь от страсти, лег на пол рядом с ней. Ее голос был совершенно спокоен и ровен.
   - Нет..., я их люблю..., - улыбнулся он.
   - Слушай меня..., если хочешь стать императором, ибо в следующий раз я возлягу, лишь с правителем Рима.
   - Слушаю тебя богиня..., - он дурашливо коснулся губами ее безупречного живота.
   - Твоя провинция..., кишит готами, в которых клокочет злоба и ненависть....
   - Знаю.
   - И сейчас они в сговоре со своими собратьями вестготами собираются разорить сначала Мезию, а затем и всю империю.
   - Неужели ты думаешь, что кучка варваров способна победить четыре лучших легиона Рима?
   - Ты не понимаешь.... Их будет более десяти тысяч....
   - И что...?
   - Они войдут в союз с венедами, гревтунгами, гепидами.... Их вождем станет не этот болтун Фритигерн, а Халга, который разграбил в прошлом году северные провинции и ушел невредимым. Его правая рука, человек, слухи о котором дошли даже до Рима, Эйнар, готов идти с ним до конца, и полон желания разрушить империю.
   - Чего ты ждешь от меня? - Раздраженно спросил он.
   - Действий..., разрушь их союз, сделай так, чтобы они перессорились между собой и перегрызли глотки друг другу....
   - Это не сложно, - произнес он.
   - Убей их вождей..., Эйнар и Халга, должны умереть, чтобы спасти жизни многих граждан.
   - И это не сложно, варвары беспечны.
   - Ты слишком самоуверен.
   - Разве я только, что не поимел богиню? - Усмехнулся он.
   - Сейчас..., Эйнара нет в бурге и это благоприятная новость. Самое время нанести удар, - произнесла она, пропустив его слова мимо ушей.
   - Я внял твоему совету, но не пытайся мной руководить..., я не люблю настойчивых дев.
   - Что ж, я предупредила, решение за тобой.
   - Благодарю тебя....
   - Мы еще увидимся....
   Артемида легким шагом удалилась, мелодичный звон ее золотых доспехов, еще некоторое время переливами звенел в его ушах.
   Прополоскав рот вином, Аврелий отправился спать. Спешка, худший советчик в военных делах, обычно требующих стремительности действий, и он решил, что все это потерпит до утра.
   Выйдя из дома в благоухающий ухоженный сад, воительница в золотых доспехах, прошла по ровной дорожке из желтого кирпича. Изумленные вегилы, не решились остановить женщину, вышедшую из дома господина, и они лишь проводили ее глазами, до тех пор пока она не вышла за ворота.
   Но если бы кто-то из них проследил взглядом уходящую богиню, то увидел бы, как за поворотом стены лицо ее превратилось в лицо мужа, мышцы ее стали мощнее, а ноги короче и мускулистее. Через несколько шагов, она превратилась в Локки, и потомок етунов сверкая золотыми доспехами, растворился в темноте. На устах его блуждала довольная улыбка победителя.
   На утро Аврелий Сципион, призвал к себе вегилов, которые должны были отобрать людей для реализации его замыслов. Ему нужны были отщепенцы и мерзавцы, которых жизнь научила лгать и изворачиваться, поскольку у него не было времени воспитывать новых ублюдков.
   К вечеру во дворе его ожидала толпа самых омерзительных рож, какие только можно было встретить в темных закоулках мизийской столицы. Маркус, Веций, Ледок..., перечислял вегил тыкая стеком в грудь оборванцев.
   Еще через сутки у него были три полноценных отряда и десяток шпионов, которых и готовить не было необходимости, поскольку жизнь это сделала за него. Бывшие легионеры, бывшие разбойники, убийцы, клятвопреступники..., это было отборное войско, которое должно внести в стан варваров такой хаос, что содрогнуться их дикие сердца и омоются кровью.
  
  
  
  
  
  
      -- ПРОТИВОСТОЯНИЕ.
  
  
   - Как твое имя?
   - Меня зовут Веций, и советую тебе запомнить это имя. Поскольку вернувшись в империю, я возвеличусь с помощью великого наместника Мезии.
   - Я не забуду, столь доблестного мужа..., обещаю тебе, - улыбнулся Эйнар, - но вижу я..., тебе уготовано другое будущее....
   - Что ты можешь знать..., мертвец..., - заржал Веций, пытаясь вынуть из ножен Тюрфинг. Но странное дело, он словно сросся с ножнами.
   Эйнар поднял коня на дыбы и, ухватившись за его шею, нанес удар двумя ногами в грудь Веция. Тот не ожидая подобного поворота, слетел с коня в пыль под ногами. Эйнар выхватил кинжал, и вытянул руку, прикрыв на мгновение веки. На глазах изумленных ромлян, великий меч Вотана, выскользнул из ножен, что были в руках их командира и нырнул в руку гота. Эйнар улыбнулся, это было началом ада.
   Через мгновенье пятеро стоявших ближе всего к готу пали обезглавленные и изрубленные. Страх поселился глазах бандитов, но именно он заставил их сплотиться и наброситься одновременно на Эйнара. Подвернувшийся под руку Веций получил удар в лицо и вновь упал на этот раз, потеряв сознание.
   Послав коня вперед, гот разрубил ближайшего соперника пополам, до самого седла. Наклонившись, подобрал второй меч, и закрутил оба клинка вокруг себя, словно даже и не держа их руками. Оба меча, казалось, сами порхали вокруг него, сверкая блестящими гранями.
   Эйнар вскочил на ноги, подбросил меч, перехватил его в воздухе, и полоснул по шее воина стоявшего рядом. Фонтан крови ударил вверх, окропив брызгами всех вокруг. Огромный воин ринулся на гота, занеся над ним топор. Удар пришелся в меч, зазвенела сталь, высекая искры. Ромлянин оскалился, чувствуя, как мощный топор пробивает блок и уносит меч, вырывая его из рук варвара.
   Эйнар улыбнулся в ответ, лишь воин, достигший его уровня, мог позволить себе намеренно выпустить из рук меч, чтобы освободить дорогу второму клинку. Топор, уносящий клинок мимо, рассек воздух, и доставил меч в подставленную левую руку гота. Правая рука его в это же время ухватила второй клинок, подброшенный вверх левой, и что было сил, вонзила его, сверху вниз пробивая сердце, удивленного ромлянина. Провожая левой рукой меч получивший ускорение, он снес голову воина стоявшего слева, и, вынув правой рукой застрявший в ключице меч, полоснул им по шее атаковавшего справа.
   Через несколько минут, все было кончено. Лишь один из воинов решившийся спастись бегством успел оторваться от него на сотню шагов, и у ног его коня, корчился пришедший в себя Веций. Эйнар спешился, подобрал оброненное кем-то копье, и что было сил запустил его в след уходившему галопом всаднику. Копье пробило тому череп, и, слетев коня, он разбился о камни, разнося в щепки древко.
   - Ну что..., Веций..., - хороший я предсказатель? - Эйнар улыбнулся кровавой улыбкой.
   - Не убивай меня..., прошу тебя....
   - Ну что ты..., если бы я хотел тебя убить, ты бы давно был мертв....
   - Я могу быть полезен....
   - Конечно, когда Халга выдавит тебе глаз, ты будешь очень полезен....
   - Нет, нет..., я ведь всего лишь выполнял приказ.
   - Садись на коня..., и расскажи все что знаешь.
   Эйнар двинулся в бург бок обок с поверженным соперником, который трещал без умолку, стараясь показать свою осведомленность в делах наместника Мезии. Однако все его сведения почти ничего не стоили, поскольку это были лишь его домыслы и сплетни.
   Однако главное Эйнар все же узнал. Каким-то образом наместнику Мезии, проконсулу Аврелию Сципиону были известны почти все движения и планы готов. И меры, которые он принимал, могли стать препятствием на пути к успешному походу.
   Никто не знал, что за два дня до описываемых событий, Аврелий посетил Рим и встретился с императором. Ему понадобилось все его красноречие, чтобы убедить Валента в реальности опасности исходящей от варваров. Император пообещал отправить еще два легиона для удержания границ империи. Аврелий не посчитал это достаточным, но счел за благо промолчать об этом, как промолчал и Валент, о том, что предыдущей ночью его посетила богиня в сверкающих доспехах, и нашептала ему решение.
   Эйнар, сам того не понимая, нашел лекарство от философской лихорадки. Его лекарством была битва, и чем больше было врагов, тем лучше оно действовало. И теперь ему предстояло вновь схватиться в смертельной схватке с Великим Римом. Это сулило бешеное удовольствие.
   По возвращении в бург, Эйнар прошелся по всем подразделениям и отобрал себе триста бойцов, отличавшихся молодостью, свирепостью и презрением к смерти. Затем отправил гонца к венедам, чтобы сообщили Валамеру, о том, что его ждут в бурге для подготовки.
   В первый же день когда он устроил тяжелое испытание, для отобранных воинов заставив их пробежать двадцать километров и после этого провести учебный бой. Он позволил пятидесяти воинам вернуться обратно в их подразделения. Когда был окончен учебный бой, в котором наравне со всеми сражался и сын вождя Аларих. Эйнар вышел перед строем.
   - Есть ли здесь люди, что не знают меня..., - громко произнес он, обводя строй притихших воинов.
   - Все знаем Эйнар..., все....
   - Я уважаю вас как лучших воинов..., и потому оставляю выбор за вами. То, чем вы занимались сегодня, это отдых, по сравнению с тем, что вам предстоит делать завтра. Но..., это не самое страшное и трудное.... Самое страшное, вы должны осознать, что любой мой приказ должен выполняться беспрекословно. И любое невыполнение приказа, во время учебы сулит вам изгнание, а в бою будет караться смертью.
   - Я..., - Эйнар обвел всех взглядом, - лично убью каждого кто усомниться в моем праве, отдавать приказы. И потому, через час на новом построении, в строю не должно быть людей, которых это не устраивает.
   Через час, в строю не досчитались пятидесяти человек. А на следующий день прибыл Валамер..., и привел с собой пять сотен, из которых пятьдесят во главе с ним составили три сотни Эйнара.
   По заказу Эйнара триста один комплект кожаных доспехов были выкрашены в черный цвет, и все его воины были переодеты. Три сотни отборных воинов в доспехах цвета ночи выглядели очень устрашающе. Но подготовка их, все еще оставляла желать лучшего.
   Эйнар угнал их в лес на несколько дней, и здесь они сражались друг с другом, учились выживать без пищи и воды. Красться незаметно, снимать часовых, бесшумно двигаться и убивать врагов одним движением ножа или деревянного сучка.
   Несколько раз, чтобы проверить подготовку, гот отправлял их в рейды по тылам болотного народа. Однажды им попался отряд отщепенцев из числа людей Аврелия.
   Эйнар отобрал у них оружие, и заставил атаковать их равным числом. Отряд был уничтожен в течение получаса. Но Эйнар остался недоволен, резонно полагая, что в лесу это можно было сделать за пять минут.
   Однако отряд с каждым днем становился все сильнее и сильнее. И гот не мог этого не видеть. По возвращению в бург, Эйнар пришел к вождю.
   - Нам нужна тяжелая конница....
   - Мы веками воевали в пешем строю, и это приносило успех, - нахмурился Халга.
   - Нам предстоит встретиться с легионами Рима....
   - Мы и раньше с ними встречались....
   - Да..., но не с шестью легионами..., это ведь почти десять тысяч бойцов и строй они держат лучше, чем наши.
   - Согласен, но не это главное наше достоинство.
   - И все же..., нам нужен железный кулак....
   - Сколько...? - спросил Халга.
   - Пять сотен..., не меньше.
   - Хорошо..., кто их обучит?
   - Отар..., я расскажу, что надо делать.
   К вечеру этого дня пятьсот всадников было посажено на самых крупных жеребцов, которых только удалось отобрать. И одеты они были в металлические доспехи, римской работы. Каждый из них нес с собой копье, и длинный изогнутый меч, который выковали кузнецы по рисунку Эйнара. Отар внимательно выслушав наставления великого гота, следовал им в точности.
   К концу зимы, Халга решил проверить, на что было потрачено время, и устроил то, что позже назовут военными маневрами. Тяжелая конница под командованием Отара, в представлении не нуждалась. Ее агрессивный марш с выставленными тупой стороной копьями, привел в ужас противостоявшие им полторы тысячи пеших готов. С первого же захода они разметали пеший строй готов, и умчался дальше. Вождь, стоявший рядом с Эйнаром, похлопал его по плечу, видно было, что атака тяжелой конницы произвела на него впечатление.
   - А что же твои подопечные..., их не видно..., - усмехнулся Халга.
   - Я два месяца их учил, чтобы они были не заметными.
   - И они просто решили спрятаться в лесу..., - заржал вождь, - удобная тактика.
   - Нет, вождь, - улыбнулся Эйнар, - они здесь.
   - Здесь?
   - Да....
   - Не вижу.
   - Атака..., - выкрикнул Эйнар.
   Из-под ног Халги, словно дух подземного мира выскочил его сын Аларих. Следом за ним, один за другим, выскакивали присыпанные землей воины. Быстрые, агрессивные, с размалеванными физиономиями они производили ужасающее впечатление на зрителей. В несколько мгновений, все командование во главе с Халгой, оказалось в плену.
   Эйнар поднял руку и все триста воинов, выстроилось в коробки по тридцать человек. Ни один из них не носил с собой щита, а по примеру своего командира были вооружены двумя мечами, спрятанными в ножнах за спиной. Черные доспехи, черные повязки на головах, раскрашенные черным лица, говорили о том, что они готовились действовать ночью.
   Двигались они настолько тихо и бесшумно, что казалось, что перемещаются призраки.
   Эйнар и Халга остались довольны.
   - Что они еще могут? - Спросил вождь.
   - Почти все..., рейд по тылам, на сотни километров, быстрые рывки и атаки противника ночью. Снять часовых. Сидеть часами в укрытии или нанести разящий удар. Они могут все. А твой сын..., один из лучших воинов.
   - Проверим?
   - Попробуй, - усмехнулся Эйнар.
   - Аларих..., - крикнул Халга.
   - Да отец, - прозвучало из-за его спины.
   Вождь обернулся, удивленно глянув на сына. Эйнар спрятал улыбку в кулак.
   Доставая меч, Халга удостоил всех хищной улыбки, не сулившей сопернику ничего хорошего.
   Аларих вопросительно глянул на Эйнара. Тот едва заметно качнул головой. Аларих достал из-за спины оба меча, и выставив их перед собой, приготовился к атаке. Халга не дожидаясь, когда сын кивнет, в знак готовности, ринулся вперед, осыпая его градом ударов.
   Аларих не отразил не одного удара, но не один из них и не достиг цели. Изобразив невероятный танец, с множеством удивительных пируэтов, он просто ушел от всех ударов, ни разу не ответив встречным ударом меча. Лицо Халги вытянулось. Аларих бросил взгляд на учителя, ожидая одобрения и получив в ответ скупой кивок, улыбнулся.
   Халга вновь ринулся вперед, пытаясь достать колющим ударом сына, но тот невероятным образом изогнувшись, вновь ушел от острия меча.
   - Почему ты не дерешься?
   - Потому, что в реальной битве, не будь ты его отцом, ты был бы уже мертв, - ответил за него Эйнар.
   - Каким образом? - Халга недовольно скривился, - я контролировал все пространство.
   - Ты опытный и искусный воин, - Эйнар показал Алариху, что тот может быть свободен. - Но именно это делает тебя уязвимым.
   - Не понял...?
   - Ты считаешь, что если противник отступает и уворачивается, значить он проигрывает позицию.
   - Да.
   - Вот..., но пока ты наступаешь, ты сокращаешь расстояние, и он просто мог тебя проткнуть, на встречном движении.
   - Покажи....
   Эйнар жестом показал Алариху, который стоял во главе сотни, чтобы вызвал двух человек. Из строя вышло двое, и следующие несколько минут, их фантастический танец в котором они самым невероятным образом пытались убить друг друга, произвел на окружающих неизгладимое впечатление.
   Это был, какой-то новый уровень боя, в котором казалось противники, читают мысли друг друга.
   - Довольно..., - крикнул Эйнар, и почтительно склонив головы, бойцы отправились в строй.
   - Можно этому обучить всех?
   - Молодых да..., состоявшихся воинов, уже нет. Они привыкли махать мечом как кузнец молотом и переучить их дело сложное.
   - Спасибо тебе брат, - Халга обнял Эйнар, - теперь нам не страшна вся ромейская рать.
   - Я бы не был так уверен....
   - Почему ты так говоришь?
   - У нас есть пять тысяч воинов, которые два месяца готовились в войне.
   - Да.
   - Но у нас есть и еще пять тысяч остготов, запуганных, униженных, безоружных подданных римской империи.
   - Мне кажется..., - задумчиво произнес Халга, - они так ненавидят ромлян, что готовы будут их убивать и без оружия.
   - Может быть..., но нам предстоит воевать с самой организованной армией мира, а половина нашего войска, будет просто толпой отчаявшихся.
   - Что ты предлагаешь?
   - Пока ничего, - ответил Эйнар, - поживем, увидим. Но это надо иметь в виду.
   Отряд римских разведчиков во главе с бывшим легионером Гонорием Ледоком, уже третий день находился вблизи готского бурга. Его опытный глаз, умевший видеть то, что не видели другие, помог ему собрать довольно серьезные сведения о происходящем в лесах.
   Подготовка воинов готов вызывала удивление и тревожила. Гонорий считал, что сведения эти должны дойти до Сципиона, и чем раньше это произойдет, тем лучше. Ледок был обижен на империю, но он по-прежнему был патриотом, и полагал, что любая власть Рима, лучше, чем нашествие варваров.
   Он принял решение, поспешить в Мезию, чтобы дать возможность Аврелию Сципиону, подготовиться к вторжению. Надо было донести до ушей наместника мысль о том, что провинция подвергнется нашествию не обычной орды диких племен. А серьезно обученных солдат способных выполнять любые боевые задачи, но не утратившие готской свирепости и презрения к смерти.
   Отряд не рискуя выбираться на открытую местность, медленно пробирался сквозь чащу. Ледок сам выдвигался вперед вместе с разведчиками и проверял каждую сломанную ветку или сдвинутый камень на дороге.
   Дважды ему показалось, что их кто-то преследует. И дважды он, объявив привал, возвращался и обследовал каждый клочок земли и деревьев. Однако никаких следов постороннего присутствия он так и не нашел. И все же его чутье не подводило, он чувствовал чей-то внимательный взгляд неотступно следовавший за ними. К вечеру второго дня, пропало два воина, замыкавшие колону. Они не издали ни звука, и не было следов борьбы, в том месте, где обрывалась цепочка их следов.
   Остановившись, они долго еще прочесывали лес, пытаясь отыскать трупы товарищей, но тщетно, они просто испарились. Выставив часовых, все легли спать. Гонорий понимал, что сильно рискует, но его люди валились с ног и не могли сделать не шагу. Он шкурой чувствовал присутствие врагов, но как не пытался их обнаружить, все было тщетно. Утром, не досчитались еще троих, игра с врагом вступила в напряженную фазу.
   Через два часа, лес огласил вопль, и, ринувшись назад, Ледок обнаружил лишь лужу крови, и не единого следа. Взбешенный Гонорий ревел как бешеный зверь, оглашая окрестности, и пытаясь выманить врага на открытое пространство, чтобы сразиться с ним в честном бою, даже если он будет последним. Но эхо вторило его словам, а тишина и легкий шелест еловых веток были ему ответом.
   Надо было идти дальше. Теперь Гонорий шел замыкающим, и чутким ухом солдата ловил каждый звук. Лишь однажды до того как впереди были убиты еще два человека, он услышал легкий шелест, словно кто-то спрыгнул с дерева. Обернувшись, он долго всматривался в колышущиеся ветви деревьев, но ничего не увидел. Сразу же следом впереди раздался душераздирающий крик, и Ледок ринулся вперед.
   В этот раз никто не убирал трупы, и оба лежали в одной луже крови с одинаково разорванным горлом. Ледок выпрямился и обвел глазами кроны деревьев. На секунду ему показалось, что каждое дерево смотрит на него и пытается его убить.
   - Вы..., слышите меня..., я знаю, вы здесь, - в бешенстве вскричал он, - грязные варвары, я Гонорий Ледок..., и вам не взять меня..., никогда....
   Это были последние слова легионера в следующую секунду, краем глаза он увидел летящую тень, и поднял голову. Меч летящего Алариха, вошел ему в рот, и распорол внутренности. Одновременно с ним погибли и оставшиеся солдаты. Из кустов вышли еще три десятка бойцов, а следом за ним и сам Эйнар.
   - Теперь..., бегом в бург, и там проведем разбор операции.
   Выстроившись правильным каре, два взвода рванулись сквозь чащу леса. Эйнар не спешил за ними. Отойдя на сотню шагов, он свистнул, и из кустов вышел Роко. Эйнар легко вскочил на коня, и отпустил поводья. Умное животное зарысило вперед, плавно переставляя стройные ноги, чтобы, не мешать хозяину, предаваться размышлениям.
  
  
  
  
  
  
      -- ПОХОД.
  
  
   Вернувшись в бург, Эйнар собрал воинов.
   - Наверное, теперь вы считаете, что достигли вершины воинского искусства..., - он выдержал паузу, вглядываясь в глаза воинов.
   Судя по их довольным лицам, они действительно считали так.
   - Так вот..., я должен вас разочаровать..., сегодня вы вели себя не как воины, а как идиоты. И, похоже, мне придется вас учить развязывать пояса, и снимать штаны, прежде чем вы сходите в сортир.
   Три сотни воинов, стояли, не шелохнувшись, с виноватыми лицами, но похоже было, что они не понимали в чем их вина.
   - Да..., никто из вас до сих пор не догадался, что можно было взять командира в плен, допросить его и получить важную информацию?
   Воины удивленно переглянулись.
   - Ваша задача не бездумно убивать, а думать, и понимать. Что может принести информация, которая способна и убить, и спасти жизни, которая сильнее любого оружия. Сегодняшний день, каждый из вас потратит на отработку, приемов захвата пленников. По возможности не причиняя ему серьезных увечий.
   До великого похода на юг, оставалось два дня. Собравшись в последний раз, все вожди и командиры, разработали план выступления, поскольку войско численностью более пяти тысяч человек еще ни разу не ступало по этой земле.
   Следующее утро оказалось пасмурным и неприветливым. Эйнар с самого утра отправился пешком в лес, чтобы привести мозги в порядок. Охота не удавалась видимо потому, что он был погружен в свои мысли и живность разбегалась еще до того как он успевал ее заметить.
   Он бродил по лесу несколько часов, бездумно меняя направления, пока буквально не наткнулся на Мию. Она как всегда неожиданно появилась из-за деревьев, уставившись на него немигающим взглядом.
   - Здравствуй Эйнар....
   - Приветствую тебя Мия....
   - Вы уходите?
   - Да.... Через день.
   - Я знаю, - улыбнулась она, - и я принесла тебе подарок. - Она достала из-за пазухи амулет, висевший на кожаном ремешке, и протянула его Эйнару.
   Эйнар взял амулет и глянул на него. На костяном овале был вырезан и залит серебром глаз эльфа. Мия нетерпеливо отобрала его и сама надела амулет на шею готу.
   - В обычном бою..., он бесполезен....
   - Ну, понятно..., он спасает от злых духов..., - ухмыльнулся гот.
   - Нет..., - не заметив насмешки, произнесла Мия, - но твои противники не смогут колдовать.
   - Каким образом?
   - Если бы я знала....
   - Тогда кто тебе сказал?
   - Прадедушка.... Он просил тебе передать....
   - С чего вдруг?
   - Он сказал, что это поможет тебе победить главного врага....
   - Понятно..., только я и сам пока не знаю..., кто мой главный враг....
   - Знаешь.
   - Локки...?
   - Я не знаю..., но Тапакан сказал, ты знаешь....
   - Ну, если он так сказал..., - с сарказмом произнес Эйнар.
   - Да..., прощай, - шепнула Мия и исчезла так же неожиданно, как и появилась.
   Эйнар распахнул куртку, чтобы спрятать амулет на груди. Едва тот коснулся кожи, как неожиданно растворился в ней вместе с кожаным ремешком. Эйнар удивленно потер грудь, на которой в память о соприкосновении с амулетом остался легкий зуд..., и залитый серебром глаз эльфа на коже. Который теперь был выбит серебряной амальгамой на самой груди.
   - Что за..., - гот попытался ковырнуть отпечаток на коже, но тот не поддался.
   Через мгновенье отпечаток растворился в коже и остался лишь поблескивающий отпечаток, словно татуировка сделанная серебром. Эйнар покачал головой и двинулся дальше. В этот день ему не удалось подстрелить живность, но, наверное, он не за этим ходил в лес. Скорее всего, он бродил по лесу в поисках душевного равновесия, а нашел он его или нет, покажет время.
   Сутки спустя..., ворота бурга выпустили войско во главе с Халгой и Эйнаром, следом за ними потянулись, выстроившись четкими коробками три сотни отборных отрядов, тяжелая конница, и еще двенадцать сотен отборного готского войска. Остальные ожидавшие за воротами, пристраивались в хвост колоне, которая словно огромная змея уползала, извиваясь между перелесками.
   Когда Эйнар и Халга исчезли из виду тех, кто стоял на стене, провожая войско, последние воины лишь отъезжали от стен бурга.
   Мерно покачиваясь в седле, Эйнар предавался собственным мыслям. Дриана, которую он оставил в бурге, понимая, что этот поход, скорее всего, станет последним для него, воспринимала их разлуку с трагичным надрывом.
   Его отношения с ней сильно изменились после смерти Кары. Словно ее гибель стояла между ними, и мешала им быть откровенными и открытыми как раньше.
   Эйнар не считал ее виноватой в смерти Кары, но в его ушах звучала фраза раба, не дававшая с тех пор ему покоя:
   - Она..., хотела казаться лучше, чем есть, и смерти белой хозяйки....
   Несколько раз за то время, пока он был в бурге, он пытался спросить ее, как могло произойти, что Кара осталась один на один с собственными надуманными проблемами. Или..., эти проблемы не были надуманы, и она все же несет на себе часть вины за смерть Кары.
   Она никогда не пыталась поговорить об этом, и это было плохо. Словно он позволил ей пытаться справиться со своей виной в одиночку. Однако и он боялся ошибиться, поскольку все его трактовки ее поведения, могли оказаться ошибочными. А он боялся ошибиться. И это было очень странно, и это было еще одним свойством человеческой души. Страх, который был неведом ему перед лицом смерти и страданий, вдруг неожиданно проявился в страхе обидеть близкого человека подозрениями.
   Сейчас он вдруг подумал, что надо было все же задать этот вопрос, и раз и навсегда разрешить их сомнения. Но он не задал его, поскольку боялся получить ответ, который убьет его любовь. Или почувствовать, что ему солгали, тем самым убив все живое в нем. Повиснув же между ними, вопрос этот с каждым днем отдалял их друг от друга.
   Но он уже был далеко и не мог вернуться, чтобы разрешить эту проблему и эти сомнения.
   Эйнар уезжал от дома все дальше и дальше, оставив за спиной неразрешимые проблемы, не высказанные желания и упреки. Это тяготило его, но он тщательно скрывал от своих товарищей, что великий Эйнар, гроза обоих миров, переживал из-за того, что недосказал женщине, то, что хотел сказать.
   Но все это было уже за спиной, и разумно решив, что если он сейчас не способен что-то изменить, значит, оно подождет до следующего раза. Если этот следующий раз наступит, а если нет, то и печалиться не о чем. Эйнар пытался направить свои мысли в иное русло.
   К вечеру следующего дня, головная часть колоны достигла городища венедов, где их встречал Мокша вместе с седобородыми старцами, ворчавшими на то, что в их время воины сидели в седле лучше и оружием владели виртуознее, чем сейчас.
   Мокша обнял Эйнара, словно брата, которого не видел много лет. И вместе с Халгой повел их в собственную избу. После изрядного количества пива, и мяса, когда Эйнар и Халга расслабились, Мокша качнул головой, выражая сожаление.
   - Я бы ушел вместе с вами....
   - Что тебе мешает? - удивился Халага.
   - Все..., - коротко ответил вождь венедов.
   - Не понял?
   - В том числе и тайфалы с Герменерихом....
   - Я помню наш уговор, - произнес Халга, - мы надерем задницу тайфалам, завтра..., не сегодня.
   - Вы о чем? - Эйнар переводил взгляд с одного вождя на другого.
   - У него тут..., - Халга пьяно обвел рукой по краям избы, - есть враги.
   - И что?
   - И мы договорились пройтись войском по их землям..., ну в целях устрашения, - улыбнулся вождь готов.
   - Устрашения? - Эйнар поднял глаза на Мокшу.
   - Да..., - кивнул тот.
   - Сколько у них воинов?
   - Примерно три сотни....
   - Сколько останется у тебя, когда мы уйдем?
   - Полторы сотни, - Мокша закусил губу, понимая, куда клонит гот.
   - И как они поступят, когда мы уйдем?
   - Не осмелятся, - фыркнул Халга.
   - Ты готов рискнуть? - Эйнар не сводил глаз с вождя венедов.
   - Собой..., да..., женщинами и детьми, нет.
   - Значит надо их всех убить, - Халга стукнул кулаком по столу.
   - Как бы ты поступил, если бы на нашу землю пришло войско в несколько раз больше нашего.
   - Мы бы ушли в леса.
   - Почему ты думаешь, что они поступят иначе.
   - И что?
   - Или мы собираемся потратить всю весну, вылавливая их в лесу?
   Халга недовольно нахмурился.
   - У нас нет на это времени..., - проворчал он.
   - Я тоже так думаю....
   - Что ты предлагаешь, - спросил Мокша.
   - Надо, чтобы у них осталось меньше воинов....
   - Так я и предлагаю всех убить.
   - Нет, - возразил Эйнар, - надо, чтобы они ушли с нами.
   - Как?
   - Завтра мы с ним встретимся, - улыбнулся гот, и поднялся из-за стола, - я отправлю десяток, пусть подготовят встречу.
   Эйнар вышел на крыльцо и поманил к себе пальцем первого же воина попавшегося ему на пути.
   - Валамера ко мне....
   Из-за угла дома выскочил Валамер, словно ожидал, что понадобиться.
   - Возьми десяток, отправляйся к тайфалам, договорись о встрече..., завтра после рассвета.
   - Сделаю, - улыбнулся Валамер и вскочил на коня.
   Гот потянулся, аппетитно хрустнул, разминая кости, и хищно втянул ноздрями свежий воздух долины.
   - Это парень понимает меня с полуслова, - подумал он, и, толкнув дверь, вернулся в избу.
   Через несколько часов, когда на городище венедов опустилась тьма, в дверь тихим кошачьим шагом вошел Валамер. Приблизившись к столу, он пригнулся и что-то прошептал на ухо Эйнару. Мокша недовольно нахмурился, Халга весело заржал....
   - Там кое-что произошло, - произнес гот.
   - Что?
   - Герменерих..., тяжело ранен на охоте..., помял медведь.
   - О боги....
   - И что мы теперь будем делать? - Мокша, встал и нервно прошелся по комнате.
   - У него есть старший сын, Торикс, честолюбивый, смелый, и глупый. Но он не обладает властью, пока жив отец.
   - Нанесем завтра визит...?
   - Да..., и решим на кого поставить. Если вообще придется делать ставку.
   Утром едва солнце залило золотистым светом долину, Эйнар, и три сотни воинов двинулись к поселению тайфалов. Вождь готов тоже изъявил желание отправиться на переговоры, но Эйнар отговорил его.
   Негоже великому вождю готов, ведущему с собой пятьдесят сотен воинов, самому приходить на переговоры с местным князьком, а уж тем более с его сыном. Халга скрепя сердце согласился с доводами друга, хотя от всей этой дипломатии его тошнило.
   У границы земель тайфалов их встретил Торикс, в окружении трех сотен воинов. Эйнар окинул взглядом войско противника и усмехнулся. Тайфалы были одеты, как попало, вооружены, чем попало, и двигались каждый сам по себе. Это было не войско, а сборище разбойников.
   Эта реакция не ускользнула от Торикса, но, не смотря на свою молодость, он понимал, что весь его сброд, не стоил и сотни стоявших за спиной Эйнара воинов.
   - Отец..., согласился уделить вам время..., но недолго, он ранен.
   - Угу..., - кивнул головой Эйнар. Ему показалось, что при слове ранен, на лице молодого тайфала промелькнуло подобие улыбки.
   У огромного шатра стояло два десятка караульных охранявших покой вождя. Это были отборные воины огромного роста массивные, волосатые. Все как на подбор с безобразными рожами. Эйнар оценил гвардию. Воины были опытными, и сильными, но в силу возраста и большой массы двигались медленно. Однако в открытом бою, скорее всего, были очень опасны.
   Эйнар вошел в шатер, в котором стояла ужасающая вонь. Приблизившись к вождю, он мгновенно определил источник вони. Огромная, ужасающая рана на боку вождя гноилась, и
   было понятно, что вождь умирает. Однако он не зря был вождем, и, не смотря на бледность и слабость, кивнул в ответ на приветствие.
   - Отчего же сам Халга не пришел..., считает, что я ему не ровня?
   - Халга..., занимается подготовкой великого похода, я его уста, и его уши. Но я имею и свой голос, который звучит громко на совете готов.
   - Будем считать, что я тебе поверил, - криво усмехнулся старый тайфал.
   - Меня зовут Эйнар. Я рад тебя приветствовать....
   - Я слышал о тебе..., ты и вправду убил Фенрира?
   - Да.
   - И Хель....
   - Да.
   - Ты не очень-то хвастаешь этим, хотя все вестготы хвастуны.
   - Хвастаться убийством, глупо.
   - Хммм..., может быть ты и прав..., убийством глупо, богатством смешно.... Но..., что привело тебя к нам..., воин?
   - Я пришел, по поручению великого вождя Халги, чтобы предложить тебе принять участие в нашем походе, - Эйнар почти физически ощутил, как напрягся почтительно стоявший в углу Торикс. Видимо разговор на эту тему уже происходил между отцом и сыном.
   - Ромляне мне не враги, - отрезал вождь, а мир с ними приносит нам больше пользы.
   - Это я понимаю....
   - Тогда зачем мне резать курицу несущую золотые яйца?
   - Не все так просто..., - задумчиво произнес Эйнар.
   - Ты о чем?
   - Ты..., умираешь вождь.
   Герменерих наградил его долгим взглядом. Гот утвердительно кивнул головой, в подтверждение своих слов.
   - Он..., - Эйнар повернулся и показал пальцем на Торикса, - станет вождем. Остается лишь выяснить вождем чего он станет, если по вашей земле пройдет пятитысячное войско.
   - Мы уйдем....
   - Нет..., у меня здесь триста подготовленных отборных воинов, которые если и не перебьют вас, то задержат, до подхода основных сил, составляющих пятьдесят сотен отборных воинов.
   Вождь бросил взгляд на сына, тот в ответ едва заметно склонил голову, подтверждая слова гостя. Герменерих перевел тяжелый взгляд на Эйнара, и некоторое время оценивал его.
   - Мы..., - тяжело начал он, - никогда не были врагами вашего народа. Почему...?
   - Я буду с тобой откровенен..., вождь. Мы оставляем здесь наших союзников венедов с малым войском, и чтобы обезопасить их от тебя....
   - Венеды..., тьфу.... Почему вы решили, что я могу на них напасть?
   - Потому, что именно за это тебе платят ромеи..., или нет?
   По реакции вождя гот понял, что попал в точку.
   - Если я пообещаю, что не стану....
   Гот усмехнулся и повел головой в сторону.
   - Кроме того, мы отправляемся на славную войну, и твой сын как настоящий воин..., готов присоединиться к нам.
   - Нет..., - заорал вождь.
   - У меня мало времени, - жестко произнес гот, - но мы можем подождать, пока ты издохнешь.
   Герменерих снова бросил взгляд на сына, тот опустил голову. Эйнар поднялся, обвел взглядом просторный шатер. Сделал шаг в сторону, затем вновь взглянул на вождя и произнес так, чтобы услышал лишь он.
   - Но..., мы торопимся, за большой добычей, и можем ускорить твою смерть....
   Может ему показалось, но в глазах вождя он заметил мгновенно заметавшийся ужас.
   - Выбирай..., - уронил Эйнар.
   - Хорошо..., - после некоторой паузы начал вождь, - я отправлю с вами сотню воинов и младшего сына.
   - Две сотни..., и старшего сына.
   - Он должен унаследовать...
   - Я сделаю так, что ты будешь жить, и дождешься возвращения сына.
   Вождь недоверчиво взглянул на Эйнара, но тот излучал такую уверенность, что вождь невольно покорно кивнул в ответ.
   Эйнар научил лекарей вождя, как очистить и продезинфицировать рану при помощи каленого железа. Показал, как зашивать раны коровьими жилами. К вечеру того же дня к войску готов присоединилось две сотни тайфалов присягнувших Халге, во главе со счастливым Ториксом, который, сообщил готу, что отцу уже стало легче.
   Войско двинулось вперед, на это раз двигаясь колонной по десять человек. Густые леса сменились степями, и такой способ передвижения был вполне оправдан и удобен.
   Данубийские степи были совершенно безлюдны, видимо готское войско поднимало такое облако пыли, что окрестные племена старались держаться подальше. Утром следующего дня вернулись разведчики из группы Эйнара, и подтвердили, что граница с Мезией перекрыта двумя отборными легионами, и конницей сирийских лучников.
   - Может, пробьемся? - Халга скорчил недовольную физиономию.
   - Лобовая атака двух легионов, которые ждут нас, обойдется нам дорого, а Мезия не конечный пункт назначения.
   - Ты прав..., придется идти через Дакию.... Но мы потеряем дней пять....
   - Ага..., и через земли сарматов.
   - Плевать..., я хотел на сарматов, с таким войском.
   Халга оказался прав, сарматы которые обычно не позволяли безнаказанно разгуливать по собственным землям. В этот раз предпочли держаться подальше. Но их отряды постоянно появлялись на горизонте, словно прослеживали путь готского войска.
   Видимо среди гордых кочевников сарматов были информаторы империи. Разведчики принесли сведения о том, что в Дакию вошел легион присланный наместником Мезии.
   - Один легион? - скривился Халга, это неуважение....
   - Что ты предлагаешь? - спросил Эйнар, заранее предполагая ответ.
   - Дакия..., одна из самых бедных провинций.... Здесь нечего брать.... Но, пожалуй, оставлять легион за спиной, будет ошибкой....
   Через два дня разведчики доложили о том, что легион встал лагерем, и в нем около двадцати сотен легионеров, и пять сотен конных ауксилариев.
   - Атакуем с ходу, - ощерился Халга.
   - Дай мне ночь на подготовку, и мы сократим потери....
   - Нас в два раза больше, к чему хитрости?
   - Люди нам еще пригодятся, - возразил Эйнар.
   - Хорошо..., отложим атаку до утра....
   Ночью во главе своего небольшого войска Эйнар пробрался к лагерю римлян. Сняв часовых, Валамер с десятком воинов пробрался в палатку принцепса, и перебил всех, кто находился там. Легион был обезглавлен.
   Устроив пожар в лагере, они разогнали всех лошадей по степи, а когда беспечные сирийцы бросились их ловить, многие из них нашли себе могилу. В эту ночь легион потерял четверть воинов, и почти всех лошадей.
   Когда пожары были потушены, оставшиеся лошади собраны, часовые вновь выставлены. Лагерь легиона вновь затих. Им повезло, командиром первой сотни оказался толковый офицер, и, взяв на себя командование, очень быстро восстановил порядок. Но видимо он не обладал информацией и не предполагал, какая сила противостоит им. Иначе, остаток ночи он бы потратил на устройство оборонительных сооружений вокруг лагеря.
   Но..., он, как и все римляне, свято верил в непобедимость римских легионов, особенно когда им противостояли дикие варвары.
   Утром на лагерь римлян обрушился огненный шквал стрел и зарядов из катапульт. Римляне, выстроившись в правильные каре, принялись маневрировать, чтобы избежать больших потерь. Когда они, наконец, увидели толпу готов словно лавина, которой не было конца, сбегавших со склона холма. Легион двинулся вперед, не спеша, печатая шаг, и ударами гладиев о скутумы извлекая угрожающие звуки.
   Неожиданно на середине спуска с холма готы остановились, словно готовились отразить атаку легионеров. Ровные ряды легионеров продолжали все так же размеренно двигаться вперед. Будто готовы были смести на своем пути любое препятствие. Когда до них осталось около сотни шагов, из-за спин готов на головы римских солдат посыпались тучи стрел.
   Несколько легионеров упали пронзенные стрелами, но ряды сразу же затянули бреши, и выстроившись черепахой, они укрыли головы щитами. Выставив в щели между скутумов, копья они продолжали двигаться вперед.
   Неожиданно плотные ряды готов расступились, и сквозь них ринулась тяжелая конница. Ударив по касательной во фронт, конница готов смяла несколько передних рядов, пройдясь копытами огромных жеребцов по живому настилу. Удар был настолько силен, отбросил воинов стоявших в четвертой и пятой шеренгах. Следом за конницей на головы римлян обрушились пешие готы, которые с размаху запрыгивали на щиты и одним ударом разрубали шлемы ромлян.
   Строй был нарушен, и легионерам приходилось отступать, чтобы вновь сгруппироваться. Но готы не дали им передышки, преследуя их по пятам. Многие из легионеров понимая, что отступление лишь грозит смертью, приняли бой. Битва продолжалась около часа, но это уже была агония.
   Уничтожив более двух тысяч римлян, готы потеряли всего лишь сотню человек. Это был триумф, это была победа. Путь на Мезию был открыт, но Эйнара сейчас беспокоило, чтобы информация о битве достигла ушей наместника Мезии как можно позже. Он уже давно чувствовал, что проконсул Мезии, будет самым сложным соперником, поскольку был умен и дальновиден.
   Однако как всякий римлянин, он недооценивал противника, полагая, что варвары могут лишь сражаться, не имея представления о тактике. И каждая минута его неведения, приближала его к катастрофе.
   Эйнар разослал своих людей вперед, чтобы те перекрыли дороги, ведущие в Мезию, с приказом привести всех кого удастся поймать, и убить всех остальных. На следующий день все разосланные им отряды вернулись. В общей сложности они перехватили полторы сотни легионеров, тридцать из которых удалось привести живьем.
  
  
  
  
  
  
  
      -- МАРКУС.
  
  
   - Грек.... Проклятие, где тебя носит..., - старый Хангвар, огрел суковатой палкой, вынырнувшего из-за угла Маркуса.
   - Я готовил дрова для очага..., - застонал грек, потирая ушибленное место.
   - Я же тебе говорил, чтобы ты принес воды....
   - Но я....
   - Заткнись..., и делай, что тебе говорят, иначе я убью тебя.
   Маркус в сопровождении старого жреца, который день ото дня становился все несноснее, отправился к главным воротам бурга, чтобы подготовить землю к посеву. Проходя вдоль домов, Хангвар шедший впереди, мимолетно поздоровался с женщиной, стоявшей у невысокого забора богатого дома.
   Она слегка наклонила голову и прошептала слова приветствия. Хангвар не видел, как поравнявшись с ним ее лицо, вдруг исказил животный страх, когда она увидела лицо шедшего следом за ним Маркуса. Словно на мгновенье она увидела привидение, дохнувшее на нее ледяным дыханием.
   Грек тоже не видел этого, поскольку шел, понурив голову, и смотрел себе под ноги. Когда он, наконец, поднял взгляд, скользнув им по женщине, в его глазах не отразилось ничего. И он вновь уткнулся взглядом в широкую спину Хангвара.
   Женщина побледнела, едва не лишилась чувств и вынуждена была, остановившись, опереться на деревянный забор.
   Грек думал о том, как безвозвратно меняется его психика, он больше не боялся смерти. Теперь этот врожденный страх сменился еще более унизительным страхом побоев. Но в нем крепло и росло внутреннее ощущение, что еще немного и что-то внутри него лопнет. Тогда должно произойти непоправимое, то, что освободит его, одним из двух доступных способов. Либо смерть заберет его, отправив, наконец, к родным греческим богам, которым было наплевать на него. Или..., во что верилось значительно меньше, ему удастся бежать и вернуться в империю.
   Те невероятные сведения и опыт, который он приобрел, находясь у варваров, должны были помочь ему вернуться в империю триумфатором. Иногда он представлял, как вернется в Мезию, и предстанет перед Аврелием Сципионом. Он представлял выражение лица наместника, когда он начнет выкладывать ему сведения о расположении войск и вооружении варваров. О риксе Халге, и невероятно авторитетном готе Эйнаре, которого все называли не иначе как Великий Гот.
   Он полагал, что после такого подвига заслуженно займет подобающее место подле ног самого проконсула. Еще бы..., ведь он собирался стать спасителем империи. Он собирался остановить полчища варваров, зная их тактику, стратегию, внутренние противоречия. Оказать неоценимую услугу императору, и всем гражданам Великого Рима.
   - Маркус..., - яростный окрик дикого жреца, вывел его из задумчивости.
   Замечтавшись, он и не заметил, как Хангвар остановился, и врезался ему между лопаток.
   - Отрыжка дохлой коровы..., - продолжал реветь жрец, выискивая, чем бы его огреть на этот раз. Но поле, на котором они находились, было давно очищено, и готово к пахоте. Не деревяшек, ни камней, словом ничего такого, что можно было бы использовать как орудие.
   Хангвару пришлось удовлетвориться лишь ударом кулака в ухо, которого впрочем хватило для того чтобы раб свалился на влажную после дождя землю.
   - Вставай..., дерьмо старой клячи..., пока я не забил тебя насмерть.
   Маркус кряхтя, поднялся. Голова раскалывалась от жгучей боли, у этого старого медведя кулак был словно вытесан из камня.
   Маркусу на мгновенье захотелось вцепиться в горло жрецу и разорвать его в клочья. Но он понимал, этот варвар мог бы задушить его одной рукой, если бы захотел. Да и лучники, что лениво прогуливались над воротами, свое дело знали. Он не успел, бы, пробежать и полсотни шагов как стрела впилась бы ему между лопаток, пронзая легкое и сердце.
   Стоило ему представить, как шершавый металлический наконечник разрывает его плоть и пробивает сердце, он внутренне сжимался и готов был лишиться чувств. Ужасный страх смерти тотчас же возвращался на прежнее место. И страх его становился тем сильнее, чем больше он представлял себе собственную смерть.
   Маркус делал это часто, и если в детстве собственная смерть представлялась ему героической и смелой, то сейчас он был уверен, это будет ужасно и омерзительно. Когда перед ним вновь замаячила перспектива скорой смерти, страх перед побоями отступил в тень, уступив место страху смерти.
   Маркус уже довольно давно обдумывал способ побега, но он понимал, что стоит ему только попытаться перебраться через частокол, как его убьют. Наверняка убьют, эти варвары, они даже не зададутся вопросом, кого и зачем они убивают. Им ведь все равно заколоть свинью, или убить его, Маркуса, словно он какое-то животное недостойное жизни. Это единственное, что удерживало его от побега.
   Утром следующего дня, его вновь отправили работать в поле. Благо день был сухой и солнечный. Сопровождавший его варвар, был угрюм и молчалив. Лишь когда Маркус задумывался и замедлял шаг, тот древком копья пихал его в спину.
   Проходя вдоль ряда больших домов, где проживали богатые готы, он украдкой скользнул взглядом по женщине. Она стояла словно изваяние за невысоким забором, скрывавшем половину ее тела. Лицо ее было бледно, а темные глаза четко выделялись на мраморном лице. Но..., он мог бы поклясться, она смотрела на него.
   Ее огромные глаза были затуманены, и она словно хотела, что-то ему сказать, губы ее слегка шевелились, временами обнажая ослепительно белые ровные зубы. А может она просто молилась, кто их разберет этих варваров, а тем более их баб. Но шли мгновения, он проходил мимо и она молчала.
   - Что же это такое..., - думал Маркус, удаляясь от женщины, - неужели мне так повезло. Богатая и влиятельная жена варвара влюбилась в меня, настолько, что не скрывает своего волнения. Неужели его величество случай улыбнулся и ему недостойному.
   Он успел прокрутить в голове сотню сценариев, как с ее помощью он сбежит отсюда и отправится в Рим, туда, где ему самое место. Он уже принес ее в жертву собственной свободе, но нисколько не смущался этим. Чего стоит жизнь варварской женщины по сравнению с его жизнью и благополучием. Но как подобное могло произойти.
   Он всегда полагал, что хорош собой, но сейчас под грязным рубищем и синяками, которые покрывали все его тело, это было трудно разглядеть.
   Удивительная вещь, она смотрела на него, так будто готова была протянуть ему руку помощи. Видно даже готские женщины наделены состраданием и человеколюбием. А сострадание их, как и у просвещенных женщин может вылиться в любовь. Невероятно, но, похоже, это было так.
   В то день Маркус работал как заведенный. Надежда вспыхнула в нем с новой силой, и он готов был принести на алтарь этой надежды всего себя, да и не только себя. Не чувствуя голода и усталости он закончил работу поздно вечером когда солнце уже склонилось к закату и длинные тени легли на вспаханное поле.
   Он отправился обратно, вглядываясь в черные тени под деревьями во дворе дома, где утром стояла прекрасная незнакомка. Там никого не было, или он просто никого не увидел. До боли в глазах он вглядывался в темноту, пока варвар, шедший сзади не пнул его в спину, и Маркус поспешил в ночлежку для рабов.
   Ночь оказалась намного длиннее, чем все предыдущие. Первую половину он ликовал и радовался произошедшему. Ближе к утру его охватило сомнение. Быть может, ему все это лишь показалось. И он принял желаемое за действительное.
   Он увидел женщину, грустно стоявшую у крыльца своего дома, возможно из-за того, что муж ее ушел на войну, а он решил, что она смотрит на него. Что за невероятная чушь, и удивительное наваждение, порожденное уставшим воспаленным мозгом.
   Сейчас он понимал, это глупость. Она даже не могла разглядеть его на таком расстоянии. Да и он лишь смутно представлял ее образ. Он даже не мог точно сказать какого цвета ее заплаканные глаза, но при этом решил, что она проливала слезы из-за него.
   Утро принесло избавление от холода и озноба, а вместе с этим еще и тяжелую усталость. Со скрипом распахнулась дверь, на пороге стоял Хангвар.
   - Вставайте..., грязные свиньи..., пора за работу. Даром кормить я вас не собираюсь.
   Пятеро рабов сидевших в тесной коморке поплелись к выходу. Маркус шел последним, с трудом передвигая ноги. Бессонная ночь давала о себе знать.
   - Эй..., что это с тобой?
   - Все в порядке господин.
   - В порядке? Да ты еле ноги волочишь. Как же ты будешь работать?
   - Я смогу....
   - Ладно..., оставайся дома. Если к обеду очухаешься, я дам тебе работу по дому.
   Хангвар махнул рукой воину, и тот угрюмо поплелся за рабами, которые словно старая кляча, знали дорогу и на работу и обратно.
   - Нет..., нет..., господин, пожалуйста....
   - Что такое? - поднял бровь жрец.
   - Позвольте мне отправиться на работу.... - Жалобно застонал Маркус.
   - Это..., что-то новое, - подозрительно взглянул в глаза рабу Хангвар. - Что ты задумал?
   - Ничего господин, я лишь хочу принести пользу....
   - Ага..., - промычал жрец. Видно было, что он не верит не единому слову раба. - Останешься дома, я сказал.
   Маркусу стало плохо, когда он подумал о том, что ему предстоит мучиться сомнениями еще день и ночь, прежде чем ему вновь удастся увидеть женщину. Изможденный он опустился на землю, под внимательным взглядом Хангвара, и безвольно уронил руки на колени.
   Его все же оставили дома, и до обеда он провалялся в сарае на охапке сена. Снаружи светило солнце и щебетали птицы. Маркус выбрался из сарая, и опустился на корточки, прислонившись спиной к стене сарая. Скупое солнце дарило приятное тепло, и заставляло кровь бежать по жилам быстрее. Раб закрыл глаза и откинул голову, впитывая солнечные лучи. Мысли его потекли по течению вдоль берегов его воспоминаний.
   Казалось, он был уже не здесь, у полуразвалившегося сарая в готском поселении, избитый и униженный. А где-то далеко в римской империи, в ложе театров, глядя на великолепные театральные представления, облаченных в маски актеров.
   Перед его воспаленным взором проплывали обнаженные тела, кровь, песок..., и вся слава Рима выстроенная столетиями. Ужасная маска с растянутыми в гротескной улыбке губами и страшными провалами слепых глазниц, приблизилась к нему и дохнула холодом.
   Это был бред, изможденного и усталого организма, находившегося между двумя мирами, что разделяют сущее и потустороннее. Возможно, это было преддверие смерти, что часто награждает человека прекрасными видениями. Маркус открыл глаза, перед ними маячило размытое пятно, в которое превратилась маска. От этого она выглядела еще страшнее и страшный ее язык, который двигался в такт произносимых фраз, казалось, пытался прикоснуться к нему.
   Через мгновенье он понял, это был мокрый нос огромного ужасно злобного пса, который днем обычно сидел на привязи.
   Пес не проявлял агрессивности, и казалось, даже пытался помочь человеку, чье состояние оставляло желать лучшего. В обычное время, все рабы обходили его стороной, настолько он был злобен, но сейчас, с ним произошло невероятное.
   - Что в тебе изменилось..., - прошептал Маркус, потрепав за мохнатую морду пса.
   - Изменилось не в нем..., а в тебе, - услышал он голос. Который, не мог принадлежать собаке. Маркус вновь раскрыл глаза.
   Маска сатира, которая в своем веселье выглядела зловеще, смотрела на него в упор, и будила животный страх где-то внизу тела в районе паха. Глаза ее теперь выражали страх и ужас, и смотрели они неотрывно на него. Холодный липкий страх заползал под кожу.
   - Ты умираешь..., так и не простив меня....
   - Я не знаю..., за что мне тебя прощать?
   - Три года назад, я предала тебя....
   - Это было так давно, что я уже и не помню.
   - Но я не забыла, - лицо перед взором Маркуса, приобрело женские очертания, и они были смутно ему знакомы. Однако он не мог вспомнить, где и когда видел эту женщину. Усилия эти приносили ему страданий тем больше, чем больше он напрягался.
   - Это, наверное, было не со мной....
   - Нет Маркус..., это был ты....
   - Тогда почему?
   - Я была молода..., и страх душил меня.
   - Как ты оказалась здесь?
   - Это была долгая дорога....
   - Долгая...?
   - Да..., очень долгая, почти в вечность.
   - Это какая-то невероятная глупость..., или просто бред....
   - Нет.
   - Да.
   - Нет, ты не понимаешь.
   - Что я должен понять?
   - Ты должен вспомнить.
   - Я уже не могу вспомнить.
   - Почему?
   - Страх и боль, убили мою память.
   - Я помогу тебе, - прохладные нежные руки прикоснулись к его щекам.
   - Поздно....
   - Нет, не говори так.
   - Я не говорю.
   - Тогда не думай..., ибо ты думаешь оглушительно громко.
   - Это уже не я....
   - Кто?
   - Я не знаю..., мне страшно.
   - Я спасу тебя.
   - Ты...? - он засмеялся.
   - Меня не могут спасти даже боги....
   - Даже боги, - эхом повторил женский голос.
   - Даже боги..., - вторил он.
   - Но я попытаюсь, доверься мне.
   - Оставь меня..., я хочу смерти.
   Маркус провалился в колодец, холодные и скользкие стены которого он чувствовал вытянутыми ободранными локтями. Тьма поглощала его все больше и больше. И он растворялся в этой тьме. Или это всего лишь казалось ему.
   Он рухнул вниз и ощутил всем телом сырость, проникающую в поры его тела. Маркус вздрогнул и открыл глаза. Затуманенный взор проследил расплывчатый женский силуэт, что медленно покачивая бедрами, покидал двор жреца Хангвара.
   Маркус протянул руки и пытался окликнуть ее, но голос отказался повиноваться ему. Истратив последние силы на попытку крикнуть, он упал лицом в грязь, и затих.
   Огромный пес подбежал к лежащему рабу и обнюхал его. Человек не подавал признаков жизни, и это озадачило умное животное. Пес лизнул его в щеку, почувствовав могильный холод, поднял морду вверх и огласил поселение протяжным воем, закончив его лаем на высокой ноте.
   - Это еще что такое? Палки захотел? - Хангвар выскочил из дома и недовольно засопел, увидев тело раба в луже.
   - А ну вставай..., дерьмо прошлогоднее..., - жрец пнул тело раба, в надежде, что тот поднимется.
   Маркус не шевелился, и не подавал признаков жизни.
   - Ханна..., - заорал жрец.
   Из дома выскочила старая жена Хангвара, с которой он прожил сорок лет, и которая давно стала ему другом.
   - Что...? - испуганно спросила она.
   - Кажется..., он издох....
   - Это не повод, чтобы пугать меня..., - спокойно ответила она.
   Ханна подошла к телу раба скрючившегося у стены сарая, и приложила к его шее ладонь.
   - Еще утром..., - начал, было, жрец, но жена махнула рукой, призывая его к тишине.
   - Он жив..., неси его в дом.
   - В дом?
   - Да.
   - Зачем?
   - Ты хочешь..., чтобы он выжил?
   - Да мне плевать.
   - Тогда, зачем ты меня звал? - Она поднялась и не спеша двинулась в дом.
   - Только вонючих рабов..., не хватало в моем доме, - Хангвар недовольно засопел, но легко, словно пушинку поднял Маркуса на руки, и понес в дом.
   Положив его на лежанку, жрец пошел брезгливо мыть руки. Ханна проводила его глазами и покачала головой. Она протерла лицо раба влажной тряпкой, и заметила, как под действием прохладной воды напряглись мышцы его лица, и на щеках появился легкий румянец.
   - Стоит это того...? - Спросил вернувшийся жрец.
   - Да.
   - Может его просто зарыть, чтобы не распространял злых духов.
   - Это ты всегда успеешь..., и в нем нет духов, лишь усталость.
   - Усталость? Святые боги, от чего?
   - От непосильной работы.
   - Я в молодости работал и сражался гораздо больше их..., этих бездельников и дармоедов.
   - Я помню, - она улыбнулась, - но ты был силен как бык и мог съесть барашка в один присест.
   - И что?
   - Ничего.
   - Думаешь, я плохо их кормлю?
   - Да.
   - Ну конечно..., давай все наше добро спустим на прокорм рабов бездельников.
   - Нам некому оставлять наше добро..., - поджала губы Ханна.
   - Ты опять за свое?
   - О чем ты?
   - Я что..., не понимаю..., что ты хочешь сказать...? Разве я виноват, что оба наших сына погибли, а ты больше не можешь иметь детей.
   - Нет.
   - Тогда почему ты все время меня упрекаешь?
   - Это не так.
   - Так.
   - Нет, Хангвар..., - она грустно качнула головой.
   - Я слышу.
   - Да..., ты слышишь то..., о чем думаешь.
   - Я не думаю, об этом. Наши сыновья пируют с Вотаном и это лучшая смерть для воина.
   - Почему твой Вотан, забрал наших сыновей, когда им было всего восемнадцать?
   - Замолчи женщина..., он великий бог воинов, и сам решает, кого забирать, и когда.
   - Я ненавижу твоего бога.
   - Что ты говоришь, Ханна?
   - То, что думаю. - Женщина вышла из дома, хлопнув дверью. Хангвар знал, что теперь она будет плакать целый день.
   Это убивало его. Он очень любил эту женщину, когда-то, очень давно. И ему пришлось долго уговаривать ее отца, который согласился на брак, лишь после того, как Хангвар спас все семейство во время набега алеманов. Наверное, если бы не смерть сыновей, все было бы по-другому. Она была единственным близким ему человеком, и сейчас он испытывал к ней чувства. Но иногда, когда она начинала тихо плакать, ему хотелось подойти поближе и свернуть ей шею, разом прекратив все ее мучения.
  
  
  
  
  
  
  
      -- ДАКИЯ.
  
  
   Ограбив мертвецов противника, и предав огню своих мертвых, готы двинулись дальше. Путь лежал через бедные районы Дакии, где совсем не было поселений, а лишь небольшие в несколько домов усадьбы, в которых брать было нечего. Халга под страхом смерти запретил убивать и грабить крестьян, чтобы не тратить на это времени, и не размениваться на мелочевку.
   На следующее утро на горизонте появились крепостные стены, и у Халги загорелись глаза.
   - Поселение называется Тиасум..., - доложил Валамер, вернувшись из дозора, - гарнизон, две сотни и те не легионеры, а городская стража.
   - Может, обойдем? - прищурился Эйнар.
   - Вот еще, мы прошли столько, чтобы сражаться, и добывать золото, а не прогуливаться.
   - Нам надо спешить в Мезию..., в Маркианополь....
   - Не ворчи, лучше придумай, как по-быстрому их выпотрошить.
   Остановившись неподалеку от ворот, готы не стали разбивать лагерь и ставить шатры, всем своим видом демонстрируя, что это ненадолго.
   - Ну что...? - Халга вопросительно смотрел на друга.
   - Пара пустяков, - бесшабашно ответил Эйнар, - как стемнеет, готовь атаку. Ворота мы откроем.
   - Уверен?
   - Конечно..., стены невысокие. Часовых мало, и те беспечные.
   Когда окрестности поселения погрузились во тьму, три сотни Эйнара словно тени пробрались к подножию стены, и, забросив крюки, стали быстро взбираться наверх. Трое вегилов стоявших на этом участке стены заметили их лишь, когда над стеной взлетел первый гот. Ошарашенные сторожа несколько мгновений глазели на странное создание в черных доспехах и закрашенной черной краской физиономией. Лишь когда в темноте сверкнул клинок, начисто отсекая голову их товарищу, они бросились на обидчика. Но из-за стены появился второй воин, за ним третий, и оба охранника не издав и звука, рухнули рядом с товарищем.
   Один за другим воины появлялись над стеной, и скоро на стене стояли лишь воины Эйнара. Аларих в полголоса раздавал указания, и воины словно тени спустились вниз к воротам.
   Несколько человек охранявших ворота изнутри, не ожидая нападения со спины, рухнули в пыль. Издав громкий скрип, распахнулись ворота и в них, на полном скаку влетела конница готов, сметая все на своем пути.
   Из казарм и домов поселения выскакивали сонные защитники городка, попадали под копыта лошадей, клинки и копья готов. Узкие улицы заполнились трупами, ноги лошадей скользили в потоках крови. В считанные минуты все защитники городка были мертвы.
   Люди Эйнара после открытия ворот в атаке не участвовали. Валамер отвел их за пределы поселения и приказал установить шатры и готовить пищу. Великий гот наблюдал за всем со стороны, не без гордости отмечая, что его люди не участвуют в грабежах и убийстве.
   К сидящему на коне Эйнару подъехал Халга, и проследив его взгляд удовлетворенно кивнул головой.
   - Надо было всех отдать под твое начало....
   - Нет.... Я взял тех, кого еще можно переделать.
   - Остальных думаешь поздно?
   - Да..., драться они умеют, но грабеж у них в крови.
   К ним на полном ходу подлетел Отар, осадив коня в клубах пыли.
   - Город бедный..., немного золота, немного серебра. Остальное барахло.
   - Кроме золота ничего не брать, у нас еще долгая дорога.
   - Понял рикс.
   - Всем отдыхать..., никого больше не убивать.
   - Как быть с девками?
   - Девок..., можете пользовать, но без убийства, - поморщился Халга, - предупреди всех, лично отрублю руки....
   - Хорошо рикс.... - Отар вновь вскочил на коня и помчался в город, наводить порядок.
   Эйнар и Халга спешившись, направились в шатер, где уже был накрыт ужин для них.
   - Завтра..., поутру, выступаем.
   - Да..., было бы здорово пересечь границу Мезии до темноты.
   - Отправь разведку. - Пробурчал Халга набитым ртом, - пусть свяжутся с Фритигерном.
   - Хорошо, - Эйнар выглянул из шатра и поманил рукой Алариха.
   - Я слушаю, - молодой гот вытянулся в струнку перед двумя ветеранами.
   - Отправишься к остготам, сообщишь Фритигерну, что мы будем через два дня, пусть готовится.
   - Не откровенничай с ним..., - проворчал Халга, - это хитрая лиса.
   - Понял.
   - Возьми с собой полсотни. И возвращайся скорее, нам нужна информация.
   Аларих кивнул головой.
   - В бой не с кем не вступать.
   Молодой гот вновь кивнул головой.
   - Все отряды более ста человек отмечать на карте.
   - Сделаю....
   - Удачи тебе, - Эйнар похлопал его по плечу.
   Аларих выскочил из шатра, счастливый оттого что Эйнар доверил ему самостоятельное дело. Дело, в котором нужно было не просто выполнять приказы, а самому принимать решения. Вложив два пальца в рот, он свистнул по-мальчишески, и принадлежащая ему сотня выстроилась в шеренгу. Молодой гот довольно улыбнулся, и показал жестом, кто отправится с ним.
   - Выступаем....
   Через несколько минут полусотня верховых на полном ходу галопом умчалась в степь, и растворилась в темноте.
   - Он тебя слушается больше..., - ухмыльнулся Халга.
   - Конечно..., потому, что я отношусь к нему как к воину.
   - А я...?
   - А ты..., тыкаешь носом во все..., как ребенка.
   - Подумаешь..., воин желторотый..., - фыркнул вождь.
   - Он..., Халга..., видел смерть врага, и убивал....
   - Да....
   - И сам мог погибнуть.
   - Да.
   - А значит это воин..., но ты этого не заметил.
   - Понятно..., спасибо тебе.
   - Да, в общем-то, не за что, он парень толковый. Давай спать.
   Лагерь по-прежнему жил своей жизнью. У костров сидели воины и травили байки, пили вино и пиво, ели мясо, которое жарили на огне здесь же. Лишь немногие в эту ночь спали, умея сохранить хладнокровие перед лицом грядущих событий.
   Валамер не смотря на свою молодость, спал сном праведника, его не пугали не грядущие битвы, ни многочисленные враги. Он верил в Эйнара и научился у него главному, нет страха, нет смерти, есть лишь бесконечное путешествие. А потому, не стоит переживать, придет день и будут враги и будет битва, в которой они победят. И будет новая слава и легенды, которые сложат о них скальды.
   Ему уже в таком возрасте удалось услышать героические сказания о себе и Эйнаре. И как сказал его отец, если ты слышал песнь о себе, значит можно спокойно умереть, ибо ты уже прожил не зря.
   Когда небо на востоке лишь начало светлеть, Эйнар и Халга были уже на ногах. Лагерь заскрипел, загудел, поднимаясь, и задвигался, словно рассерженный улей, наполнился запахами и звуками.
   Прошло еще некоторое время, прежде чем войско двинулось на юго-восток, оставляя за спиной разоренное поселение и разбитый легион. Легион, который исчез с лица земли, словно его и не было, ибо никто из тех, кто был в нем не смог бы ничего рассказать.
   До границы с Мезией готы добрались без боев. Несколько раз разведчики перехватывали римских лазутчиков, которых по мере продвижения становилось все больше. Однако учитывая, что никто из тех, кто видел движение готского войска не смог уйти от людей Эйнара. Можно было надеяться, что готам все еще удавалось сохранять инкогнито.
   Возвращавшиеся отряды докладывали, что два легиона находившиеся на северной границе провинции развернулись, и двинулись к столице Мезии. Было ли это следствием просочившейся информации о движении готов. Или перемещение было заранее спланировано.
   Эйнара очень тревожили приходившие вести, но он был уверен, что прокололись они еще на землях варваров. Это означало, что легионы не двинуться им навстречу, поскольку не знают их местоположения. Скорее всего, проконсул ждет информацию от Дакийского легиона, резонно полагая, что бесследно исчезнуть целый легион не мог. Из всего этого следовало, что до тех пор, пока они не пересекли границу Мезии, атак римлян можно было не опасаться.
   Вернулся Аларих, миссию свою он выполнил блестяще. Рассказал о том, что Фритигерн готов выступить в любой момент, и ждет лишь оружие. Но на обратном пути молодой гот наблюдал перемещение легиона, который направлялся к границе с Дакией. И это могло стать проблемой, поскольку он перекрывал путь воссоединения готов.
   - Придется уничтожить легион, по пути к Маркианополю, - рубанул рукой Халга.
   - Это если не будет другого выхода.
   - А его и нет....
   - Надо подумать.
   - Ну, ну..., думай....
   На следующий день они вышли к границе с Мезией, и вернувшиеся разведчики доложили; впереди легион расположился лагерем. Двадцать пять сотен отборных легионеров и десять сотен подвижных сирийских лучников. Это была серьезная сила.
   - Мы можем их уничтожить..., но....
   - Что но..., - нахмурился Халга.
   - Мне не нравится расклад, который будет после....
   - Объясни....
   - Мы оставим на этом поле половину наших воинов, и когда воссоединимся с Фритигерном, остготов будет в два раза больше.
   Халга присел на землю и задумался. Рядом с ним притихли и опустились на корточки все командиры.
   - Что предлагаешь?
   - Надо..., отправить оружие Фритигерну, чтобы он ударил им в спину.
   - Если перехватят?
   - Мы отвлечем.
   - Может, сработает....
   - Должно.
   - Повозки с оружием дойдут до Фритигерна дней через десять.
   - У нас много свободных римских лошадей, можно отправить караван вьючных. Они доберутся дня за три.
   К вечеру караван в сопровождении сотни Валамера отправился в обход легиона вглубь провинции. Одновременно с этим на лагерь Мизийского легиона налетел конный отряд. Римляне не ожидали такой наглости, но успели сгруппироваться и избежать больших потерь. Конные ауксиларии успели развернуться и отразить атаку.
   Ожидая масштабной атаки, легионы выстроились боевым порядком, но готы исчезли за холмами также быстро, как и появились. Разведчики, посланные принцепсом Манием, командиром легиона, обратно не вернулись. Он решил двигаться вперед. Обладая тремя тысячами отборных воинов он резонно полагал, что ему не страшны готы, которых хоть и было пять тысяч, но это все же были варвары.
   Легион, выстроившись походным порядком, двинулся дальше к границе с Дакией. Столкновение с готами было неизбежно, и Маний желал этого всем сердцем. Полагая, что ему удастся раздробить силы варваров и затем уничтожить их по частям, он сознательно приближал момент контакта.
   Разделяй и властвуй, ему всегда нравилась эта формула, и она не раз приносила ему успех. Это помнили алеманы, на которых он охотился два года назад, это помнили сарматы, которые посмели вторгнуться в Мезию три года назад. У него был серьезный опыт в борьбе с варварскими риксами, он должен был ему помочь, и на этот раз.
   Эйнар и Халга сидели в шатре, и третий час выслушивали рассказ вернувшегося Валамера.
   - С тех пор как Аларих встречался с Фритигерном, многое изменилось. Император Валент прислал Флавия Лупицина, для того, чтобы тот навел порядок с готами, среди которых начинались волнения. Вчера Лупицин прислал своих послов и пригласил Фритигерна и его правую руку Алавива на обед, чтобы обсудить будущее готов.
   - И что решила эта свинья?
   - Он сказал, что может быть удастся, все решить мирным путем, и он завтра отправится на обед, с Лупицином.
   - Тупой ублюдок, зарычал Халга, - несколько минут он метался по палатке, словно дикий зверь.
   - Мы должны были это предвидеть..., - уронил Эйнар.
   - Я убью его своими руками....
   - Если он будет еще жив....
   - Что ты хочешь сказать?
   - Не думаю, что они договорятся..., - усмехнулся Эйнар, - но нам это уже не поможет.
   - Да..., - сказал Халга, - придется драться, нам не дадут так много времени.
   - Драка..., это хорошо.... - Эйнар поднялся, - надо подготовиться. Валамер всем спать..., ночью атакуем ромлян.
   В полночь они покинули лагерь, и двинулись навстречу римлянам. Легион продвинулся за день гораздо дальше, чем можно было ожидать, и они обнаружили россыпь белых шатров за ближайшими холмами.
   - Дерьмо..., они двигаются гораздо быстрее, чем следует, - проворчал Эйнар, - лошадей оставляем здесь, работаем пешими. Никакого шума, никаких пленных, никаких раненых.
   Эйнар говорил шепотом и его слова передавались по цепочке.
   - Я подам сигнал, крик совы..., сразу же после этого встречаемся здесь. Если вдруг..., что-то пойдет не так, собираемся здесь без команды. Дальше по обстоятельствам.... Двинулись....
   Триста теней спустились с холма, пользуясь тем, что горящие в лагере костры делали тьму вокруг еще более темной и зловещей. Эйнар шел первым, обойдя по кругу лагерь, он убил двух часовых и утянул их трупы в темноту. Он добрался до дальнего конца лагеря и приметил себе костер, у которого клевал носом огромный галл. Еще пять человек спали вповалку, вокруг костра поворачиваясь то одним, то другим боком к теплу.
   Эйнар опустился, и на полусогнутых приблизился к галлу. Тот видимо был опытным воякой и в самый последний момент повернул голову, словно почувствовал приближение гота. Он немного опоздал, клинок вонзился ему в глаз, разбивая череп и пробивая затылок. Галл не упал, он так и остался сидеть, словно превратился в соляной столб. Гот аккуратно вынул меч, придержав его рукой, как снимают мясо с вертела, и прилег рядом с убитым, сливаясь с темнотой.
   Его подопечные работали хорошо, в лагере стояла мертвая тишина, прерываемая лишь редким ржанием лошадей. И даже если каждый из них убил по одному римлянину, это был серьезный удар по количеству и боевому духу легионеров. Эйнар тихо перерезал горло лежащему рядом римлянину, на всякий случай, зажав ему рот. Мягко перекатившись через труп, притаился у костра, наблюдая за тем, как часовой мягким пружинистым шагом обходит ближайший шатер.
   Здоровый мускулистый легионер, удушливо храпевший в лицо готу, неожиданно открыл глаза и удивленно уставился на Эйнара. В следующее мгновенье, удар кинжалом в висок вновь отправил его в страну грез, но тот успел застонать. Шаги часового за шатром остановились, затем гот услышал как римлянин, мягко ступая за его спиной, приблизился к костру. От него омерзительно воняло потом и прокисшим вином.
   Видимо черные кожаные доспехи показались ему подозрительными, и он наклонился над готом пытаясь рассмотреть его лицо. Эйнар вонзил ему в горло меч, и мягко придержав, опустил труп на землю. Откатившись в сторону, он затих и лежа в тени шатра, некоторое время наблюдал со стороны за происходящим.
   Вокруг было тихо. Лишь один из спавших вокруг костра вдруг неожиданно начал громко храпеть, и грозил разбудить остальных. Эйнар мягко прыгнул вперед и, кувыркнувшись через голову, коротким движением перерезал горло храпевшему.
   Послушав тишину, он облегченно вздохнул и пробил череп легионеру, который спал, положив затылок на собственный шлем. У костра осталось еще двое. Гот, тихо по-кошачьи двинулся к ближайшему из них. Тот словно почувствовав угрозу, поднял голову и сонно огляделся. Эйнар еле успел слиться с землей, краем глаза наблюдая за легионером.
   Прошла целая вечность, в течение которой легионер осматривал окрестности. Затем шумно вздохнув, уронил голову и затих. Гот напрягся, готовясь нанести молниеносный удар, когда где-то недалеко раздался громкий крик. После паузы, во время которой он надеялся, что все еще обойдется, зазвенели мечи и громко заорали часовые. Только что уснувший легионер, и его спавший товарищ, подскочили как ошпаренные и ринулись на крики.
   Один из них наступил на притаившегося гота и тут же упал с отрубленными ногами, изрыгая кровь и проклятия. Второй бросился вперед, пытаясь достать копьем теперь уже стоявшего на ногах Эйнара. Но тот, отмахнувшись мечом, перерубил древко и следующим движением снес голову римлянину. Теперь таиться уже не стоило. Эйнар трижды громко прокричал совой, хотя понимал, что в этом теперь нет необходимости.
   Он мог бы уйти сразу, но решил отвлечь римлян, чтобы дать возможность ретироваться остальным. Отовсюду к нему бежали легионеры, вынимая на ходу мечи или одевая доспехи. Эйнар бросился вперед, намереваясь забрать еще несколько жизней, прежде чем покинуть лагерь. Два меча взметнулись над его головой и легким порханием срезали пару голов. Широко расставив ноги, он убивал всех до кого мог дотянуться. Несколько раз в него бросали копья, но гот, шутя, отбивал их, сопровождая каждое движение гомерическим хохотом.
   Он внимательно осматривал подходы к костру, который теперь находился за его спиной. И отчетливо видел тени, которые казалось, стекались сюда со всех сторон. Эйнар не давал себя окружить, работая обоими мечами, с невероятной скоростью, он уже уложил вокруг себя десяток трупов. Пора было уходить, времени прошло достаточно для того, чтобы все его подопечные успели покинуть лагерь римлян.
   Римляне пытались взять его в кольцо, придавив скутумами, и возможно огромные щиты легионеров смогли бы сдавить его со всех сторон, но огонь за спиной не давал сомкнуться окружению. Гот подпрыгнул и обрушился на головы римлян как раз в тот момент, когда через костер перепрыгнуло несколько огромных лошадей. Расчистив пространство на месте приземления, он обернулся, чтобы решить, что делать с нагрянувшей конницей.
   Он только сейчас сообразил, что дальний край римского лагеря атакован его людьми. Первым несся Валамер и рядом с ним бок обок скакал его жеребец Роко. Эйнар сделав два легких шага одним махом, запрыгнул в седло, и резко развернул хрипящего жеребца, срубая попавшуюся под руку голову легионера.
   - Уходим..., - рявкнул он.
   Черная масса из людей и животных полным галопом уходила в ночь. Многие из римлян видевшие готский отряд испуганно крестились и в страхе шептали слова молитвы, видя плоды содеянного ими. В этот день легион потерял больше девяти сотен человек. Сирийские лучники, что бросились за готами в погоню, увеличили число римских потерь еще на две сотни. В полной темноте они нарвались на ближний бой с готами и поскольку мечами они владели гораздо хуже, чем луками, половина их пала тут же под ноги коней.
   Остальные в панике бежали, пытаясь применить более привычное оружие, но через сотню шагов совершенно потеряли готов из виду. Готы, убедившись, что их не преследуют, перешли на шаг и медленно приближались к лагерю.
   Но в готский лагерь вернулось на двадцать человек меньше, чем покидало его. Еще десять человек истекали кровью, от тяжелых и легких ран. Такова была плата за ночную вылазку. Но одна эта вылазка подарила готам победу над одним из отборнейших легионов империи. Оставалось лишь уничтожить, то, что от него осталось.
  
  
  
  
  
  
      -- СКЕЛЕТЫ В ШКАФУ.
  
  
   Когда Маркус, наконец, пришел в себя, и открыл глаза, он все еще лежал в доме жреца. Сбросив ноги на пол, он, кряхтя, поднялся и, шатаясь, пошел к выходу.
   - Что оклемался? - догнал его голос Хангвара.
   - Да..., - едва слышно ответил Маркус.
   - Иди в сарай..., я приготовил тебе одеяло, и еду. Сегодня отдохни.
   Маркус качнул головой, поскольку на все остальное сил уже не было. У него начинался жар, и Маркусу было уже все равно. Дойдя до лежанки в сарае, он рухнул и вновь лишился чувств. Скрипнула дверь и в сарай вошел жрец. Беззвучно, одними губами, выругался и, наклонившись, заботливо укутал раба в одеяло. Раб улыбался весело и счастливо, словно сейчас с ним происходило лучшее, что было в его жизни.
   Сам император Валент, встретил его у крыльца огромного и красивого дворца построенного еще великим Клавдием. Валент протянул царственную руку и повел Маркуса в палаты призывая оставаться жить здесь. Он чувствовал себя знатным вельможей, которому обязан жизнью даже император.
   Его уложили на мраморный пол, устланный мягкими подушками и шелковыми покрывалами. В высоких стеклянных стаканах сверкало рубиновое вино, которое подливали стройные нубийские наложницы, похожие на красивые статуэтки, что привозят с земель Хань. В стаканах из зеленого африканского стекла вино выглядело, словно кровь человеческая.
   Маркус возлежал на подушках и его разгоряченный лоб овевали свежие струи воздуха, разгоняемые цветными опахалами, сделанными из странных перьев заморских птиц. Тонкая наложница опустилась рядом с ним на колени и, прикоснувшись к нему нежными ладонями, запела песню, на непонятном языке.
   Ему вдруг показалось, что где-то, когда-то, в далеком краю, он уже слышал эту песню и этот голос. Что-то внутри его призывало бежать, бежать без оглядки спасая если не тело свое, то бессмертную душу. Но странная истома валила его набок, и он не мог пошевелить рукой или ногой, не мог позвать на помощь.
   Надо признаться ему не очень-то хотелось взывать о спасении. И лицо наложницы, что склонившись, заглядывала ему в душу огромными карими глазами, было казалось очень близко и знакомо. Щемило сердце от странного ее прикосновения и песни будившей воспоминания о прежних годах счастья и предательства, любви и ненависти.
   Этот клубок, поселившийся в его сердце, рвал душу на части, а наложница все пела и пела. Маркус начал плакать и слезы его словно журчащий ручей текли по лицу, смывая страх и усталость. И мелодичный звук щебечущего ручья сливался с голосом ее, соревнуясь в чистоте и прохладе. Прохладе, которая охлаждала его разгоряченное лихорадкой тело, что горело прежде, словно в огне.
   Маркус открыл глаза, жар отступил, и тело покрылось испариной. Пятно перед глазами превратилось в лицо красивой женщины, которая неотрывно смотрела на него.
   - Дриана..., - прошептал раб, глядя на нее, и вновь закрыл глаза. Он лихорадочно пытался вспомнить, где и когда он видел это лицо и слышал это имя. Но память отказывала ему, покрывая непроницаемой пеленой прошлое.
   Хеттка склонившись над ним, подняла голову и принялась поить раба дымящимся отваром. Стукнула дверь, и вошел жрец.
   - Как он? - в голосе Хангвара сквозила благодарность.
   - Уже хорошо..., - ответила Дриана.
   - Я благодарен тебе....
   - Ничего..., я побуду еще..., помогу....
   - Хорошо - кивнул головой жрец, и вышел в темноту улицы.
   - Ночь? - Удивленно спросил Маркус.
   - Да..., ты пробыл в забытье целый день.
   - Я тебя знаю?
   - Да.
   - Не помню.
   - Это не важно.
   - Мне знакомо твое лицо....
   - Мне было всего шестнадцать....
   - Я..., - протянул грек.
   - Мне было страшно, и семья умирала с голоду....
   - Я..., поклялся убить тебя..., но не думал, что мы когда-то встретимся....
   Грек протянул грязную костлявую руку, и схватил ее за горло. Сжимая его, насколько позволял ему остаток сил, он смотрел ей в глаза, с удовлетворением отмечая, как они затуманиваются. Лицо ее налилось кровью, и на глаза навернулись крупные слезы.
   - Прости..., - прошептала она, не пытаясь сопротивляться.
   - Не думаю..., я три года мечтал об этом.
   - Сегодня я спасла тебе жизнь.
   Маркус слегка ослабил хватку. Ее глаза по-прежнему смотрели на него, и в них вперемешку со страхом и жалостью, он вдруг увидел любовь. Его это страшно удивило, настолько все это было странно, и непостижимо. Он вдруг подумал, что женщины управляют своими чувствами гораздо лучше, чем мужчины, и подивился тому, как ему сейчас удается еще и пытаться понять ее.
   - Как ты оказалась здесь?
   - Всю мою семью, убили пожиратели плоти....
   - И....
   - И лучший воин среди готов, взял меня.
   - И что теперь...?
   - Я помогу тебе уйти.
   - Уйти?
   - Да. Но....
   - Что...?
   - Возьми меня с собой..., - она испытывающе смотрела на него.
   - Тебя? - удивился он.
   - Да.
   - Тебе здесь плохо?
   - Ты не поймешь.
   - Попробуй..., - усмехнулся он ее наглости.
   - Чувство вины..., я..., не знаю.
   - Говори.
   - Я виновата в смерти человека..., женщины.
   - И что? Все..., виноваты в чьей-то смерти, - буркнул Маркус.
   - Не знаю..., но, я не могу жить по-прежнему.
   - Это смешно..., - он скорчил гримасу.
   - Почему ты так говоришь?
   - Ты пытаешься использовать меня, даже в состоянии близком к смерти.
   - Нет..., не так....
   - Не так...? Ты могла быть повинна в моей смерти..., это чудо, что я тогда выжил, - Маркус взглянул на нее презрительно, - а как же мужчина твой?
   Дриана отвела глаза в сторону, разглядывая узорчатую выщерблину на стене сарая. Она не знала, как объяснить ему то, что с ней происходило. Да и был ли в этом смысл. Вряд ли грек поймет, а уж тем более поверит ей, что встреча с ним через столько лет, перевернула всю ее жизнь. Что тогда, увидев его, уныло бредущего вслед за жрецом, избитого и униженного, она вдруг вспомнила их ночи и первую любовь, которая словно свалилась с небес и была странной смесью безумства и нежности.
   Казалось с того времени прошла целая вечность, и вся эта история происходила не с ней. Но сейчас все ее тело напоминало, как тогда вдруг сладко заныло внизу живота, и защемило сердце, разом напомнив все; слова, мысли, прикосновения, горячее дыхание, влажную от пота кожу и сытую усталость, сопровождаемую странными разговорами о далеких звездах, всесильных богах и великих героях.
   - Я не могу больше оставаться с ним, - прошептала она, одними губами.
   - С чего вдруг?
   - Не могу..., - она поднялась и шмыгнула за дверь.
   - Будь я проклят..., - простонал Маркус, - если она не вернется, я так и сдохну в рабстве. О, бессмертные боги..., вразумите меня, я не желаю окончить жизнь в куче навоза понукаемый дикими варварами.
   Беспокоился он зря. Дриана шла домой и думала о том, что если им не удастся выбраться из этого готского гнезда, то Маркус в скором времени умрет. Поскольку организм грека не был приспособлен к тяжелой рабской работе, и плохому питанию.
   Утром она вновь пришла в сарай. Маркус выглядел гораздо лучше. Остальные рабы уже разошлись на работу, и он закутанный в одеяло в одиночестве дремал в углу. Когда Дриана вошла в сарай, он некоторое время, молча, провожал ее глазами, пока она резала мясо и наливала ему пиво.
   - Ешь....
   Маркус, подвинулся, закутываясь в одеяло, и принялся жевать, по-прежнему глядя на нее в упор. Его внимательный задумчивый взгляд смущал ее. Ей чудилось презрение и укоризна в нем. Она старалась не встретиться с ним взглядом, но в тесном сарае, это было сделать тем сложнее, чем больше она пыталась избежать этого.
   - Как ты себя чувствуешь, - спросила она, не глядя, поправляя на нем одеяло.
   - Чудесно..., - в его голосе сквозил сарказм, - я раб у варваров, и жизнь моя не стоит и медного, ломаного асса.... Все просто великолепно..., ты не находишь?
   - Если ты готов..., мы можем завтра уйти.
   Маркус поперхнулся от неожиданности. Она впервые подняла на него глаза. Их взгляды встретились и ему вновь почудилась любовь, и нежность в ее взгляде. И было там еще, что-то трогательная и страстная мольба о прощении.
   - Как...? - спросил он, еле сдерживая прорывающееся раздражение.
   - У меня на конюшне две лошади, и я завтра попрошу Хангвара, дать тебя мне в помощь.
   - Поймают, и убьют.
   - Нет..., хватятся лишь вечером, и мы будем уже далеко.
   - Почему я должен тебе верить? Ты ведь однажды меня предала....
   - А ты не верь..., пока не верь.... - Дриана шагнула к выходу.
   - Ты видимо совсем лишилась разума женщина, рабство, это все же лучше чем смерть от побоев.
   - Придется рискнуть, если не хочешь сгнить здесь, - она взглянула на него неожиданно жестко.
   - Погоди, - он взял ее за руку, стараясь придать своему голосу, всю проникновенность, на которую был способен, - я верю тебе.
   - Спасибо, - ответила она и вышла.
   Он проводил ее взглядом, задержавшись на захлопнувшейся двери, на которой некоторое время, словно маятник раскачивался деревянный засов.
   - Убить я ее всегда успею,- подумал он, - продолжая жевать вяленое мясо. - А может..., и нет, главное, чтобы все получилось.
   Мысленно в этот вечер он был далеко, он уже въезжал триумфатором в Рим, под аплодисменты и приветственные крики толпы. Ему вспомнился сон, и он подумал, что боги не зря послали ему весть о грядущем спасении.
   Ночь казалась бесконечной, под мерный храп грязных рабов вернувшихся с работы, он нетерпеливо ждал рассвета.
   Утром, едва стало светать, в сарай вошел старый Хангвар, молча, вывел рабов, беззлобно покрикивая на них. Уже уходя, бросил тяжелый взгляд на Маркуса.
   - Пойдешь..., сегодня с женщиной Эйнара, и чтобы работал на совесть, - сказал он и показал на Дриану стоявшую во дворе.
   Они, молча, вышли со двора, и двинулись вдоль домов и усадеб, в полной тишине. Дошли до конюшни, вывели двух жеребцов и двинулись к главным воротам. У Маркуса дрожали руки от страха и возбуждения. К его удивлению, Дриана была совершенно спокойна и невозмутима.
   Держа лошадей под уздцы, они вышли за ворота под пристальные взгляды караульных и двинулись в лес. Воины, охранявшие ворота были братьями, но совершенно не похожи, один маленький и плотный, второй худощавый и длинный словно жердь.
   - Куда это они собрались Олаф? - спросил тот, что пониже.
   - В лес..., ты, что не видишь..., - отозвался второй.
   - В лес..., на двух лошадях?
   - Это лошади Эйнара, и женщина его, хочешь задать ей вопрос?
   - Нет, - смущенно промычал коротышка и отвернулся.
   - Я тоже....
   Дриана и Маркус углубились в лес и, вскочив на лошадей, двинулись вперед, так быстро как позволяли им заросли. Некоторое время скорость движения была не высока, но постепенно лес становился реже, деревья расступались, обнажая обширные поляны.
   Когда они отъехали достаточно далеко, так, что могли не опасаться нарваться на готских охотников или лесорубов, Маркус вывел их на опушку леса и лошади легко перешли в галоп. У Дрианы в этот момент возникло странное ощущение, словно кто-то внимательный и таинственный наблюдал за ними из леса. Она оглянулась на ходу, но опушка темного леса была непроницаемой, ни одна ветка не шелохнулась, не одна птица не потревожилась, взлетая с насиженного места. Она решила, что ей показалось, такое иногда случается с впечатлительными натурами, в опасных ситуациях.
   Пара всадников уносилась все дальше и дальше от опушки леса и готского бурга. Хеттке не показалось, действительно в спину им смотрели две пары внимательных глаз. Одни отражали сожаление и недоумение, и принадлежали они молодому лесному эльфу Мие. Вторые излучали злорадство, и ненависть, и были это глаза Локки, доспехи которого на этот раз не были золотыми, а сливались с окрестной зеленью.
   Несколько раз они чуть было не наткнулись на отряды, судя по внешнему виду, это были гунны. Но боги хранили их, и им удалось вовремя увидеть воинов и скрыться в ближайшей роще. Однако лесов вокруг становилось все меньше и опасность столкнуться с врагами все больше. Дриана понимала, что Маркус не будет ей защитой, поскольку воин из него был никудышный, но может быть именно потому, ее тянуло к нему. Рядом с ним, она чувствовала себя нужной, осознавая, что без нее грек, скорее всего, погибнет.
   Поздно вечером, когда Хангвар сначала не обнаружил Маркуса, а затем не нашел и хеттку, в бурге забили тревогу. Несколько десятков охотников и воинов отправились в лес на поиски жены Эйнара.
   Лишь к утру, они нашли следы пары лошадей, которые уходили прочь от бурга, еще почти день они двигались по этим следам, чтобы убедиться, что обратно они не вернулись.
   - Они ушли..., бежали..., - произнес Олаф, виновато переминаясь с ноги на ногу перед жрецом.
   - Что это значит? - Нахмурился Хангвар.
   - Она помогла ему бежать....
   - Этого не может быть.
   - Но, мы проследили следы на день пути в сторону империи.
   - Может..., она мертва, и этот мерзавец похитил лошадей.
   - Не думаю....
   - Тебе и не надо думать, ты должен был искать следы.
   - Следов борьбы я не нашел, и обе лошади были под седоками.
   - Вот..., - жрец поднял указательный палец.... - Это значит, что на второй лошади был труп.
   - Не уверен....
   - Или она была связанна.
   - Может быть....
   - А это значит, что вы должны были нагнать их и убить грека.
   - Чтобы нагнать их, нужно дня три, к тому времени они уже будут на территории Мезии....
   - Почему я до сих пор вас слушаю..., и все еще не убил? - Спросил Хангвар.
   Олаф испуганно пожал плечами.
   - Мы не виноваты, жрец..., если бы ты отправил нас в погоню чуть раньше.
   - Убирайтесь..., - примирительно уронил он, понимая правоту их слов.
   Воины поспешно ретировались. Хангвар сел за стол и задумался, подперев голову руками.
   Он не смог уберечь женщину воина своего племени. Во время больших походов мужчина, оставшийся дома отвечал за все происходящее в нем. У него были некие сомнения по поводу поведения самой Дрианы. Но он не мог следовать их логике, пока нет верных тому доказательств. Эйнар и Халга узнают об этом не скоро, и если ничего не измениться, он должен будет ответить своей жизнью за случившееся.
   Хангвар давно жил на этом свете, и понимал, никто в племени готов не поднимет на него руку, и не потому, что он был еще довольно силен, и Халга, и тем более Эйнар могли убить его в мгновенье. Но авторитет Хангвара был велик, да и не станут великие воины упрекать его в ошибке, совершенной под влиянием женщины.
  
  
  
  
  
  
  
      -- МЕЗИЯ.
  
  
   Утром Эйнар собрал своих людей и устроил им легкий разнос, за то, что те в нарушение его приказа вернулись за ним. Пока он объяснял недоумевающим воинам, что поставленная задача, важнее жизней отдельных воинов и командиров, в лагерь вернулись разведчики и сообщили, что римляне строят оборонительные сооружения, ожидая атаки готов.
   Халга кивнул головой и пнул ногой, стоявшего рядом раба, который тут же приложил к губам огромный рог горного козла и протяжный заунывный вой разнесся над мизийской долиной. Звуки, издаваемые рогом, очень напоминали протяжный вой голодных волков в зимнюю ночь. И тут же в отчет ему завыли тысячи готских глоток, предвкушая кровавое пиршество.
   В считанные минуты готы выстроились в четыре огромных толпы, которые, по их мнению, должны были означать строй. Во всем этом бардаке, выделялись лишь люди Эйнара стоявшие в стороне черным зловещим каре, да тяжелая кавалерия, блиставшая железными доспехами в несколько идеально ровных шеренг.
   Халга поднял правую рук, сжал ее в кулак и ровным шагом двинул коня вперед. К нему присоединился Эйнар, показав своим, чтобы держались в стороне от основного войска. Сразу за спиной вождя сотрясая землю, двигалась тяжелая конница. Халга оглянулся и удовлетворенно кивнул головой, видя как страшно и внушительно, выглядит кавалерия. Когда они поднялись на гребень холма, то увидели, что вокруг лагеря ромлян выстроена целая полоса укреплений, ощетинившаяся в сторону готов толстыми кольями с заостренными концами.
   Сразу же за кольями была вырыта канава, которая по какой-то причине заполнилась грязной водой. Видимо ромляне наткнулись на грунтовые воды. Эйнар удивленно покачал головой, удивляясь тому, как быстро умели работать легионеры в случае необходимости.
   Халга вопросительно взглянул на него, тот пожал плечами. Положение и впрямь было странным. Пытаться прорваться через заграждения, означало потерять много воинов и свести на нет все ночные усилия. Можно было ждать, когда они сами выберутся наружу, но это могло продолжаться долго. За это время к ним могла подойти помощь, а готам нужно было спешить. Ситуация с их союзником Фритигерном менялось стремительно, а значит ее нужно было срочно брать под контроль.
   - Проклятье..., - Халга соскочил с коня и пнул ногой подвернувшийся камень.
   - Можно отправить пехоту....
   - Нет..., пока они будут перебираться через ров, их всех перебьют.
   - Мдаа..., это верно, - Эйнар махнул рукой, подзывая к себе Алариха. - Командуй катапультам, пусть забрасывают их горящими бочками....
   Аларих убежал выполнять приказ и скоро на холм выдвинулись четыре катапульты, захваченные в прошлом походе у ромлян.
   - Куда..., - рявкнул Эйнар, - не надо так близко иначе вас сожгут.
   - Но отсюда мы не достанем их, - удивился худощавый гот, что командовал катапультами.
   - Смотри..., - Эйнар опустился на корточки и принялся рисовать кинжалом схему обстрела, - мы стоим выше. Тебе нужно добиться вот такого угла, тогда попадешь..., понял?
   - Да..., - кивнул гот.
   - Только начинай с камней пока не начнешь попадать, экономь бочки со смолой.
   Гот кивнул головой и затрусил к катапультам. Через какое-то время, недалеко от лагеря стали падать крупные камни. Поначалу они лишь вызывали насмешки, но раз за разом они ложились все и ближе и ближе. Вскоре огромные булыжники стали разбивать колья и падая в ров выплескивать грязную воду на берег.
   Тем временем оба гота стояли на холме, задумчиво глядя на лагерь римлян.
   - Так они будут долбить весь год....
   - Пусть пока упражняются..., хуже не будет.
   - Это верно, - сердито засопел Халга.
   - Ну, колья мы убрать можем....
   - Как...?
   - Веревки крючья и сильные лошади тяжелой конницы.
   - Может и получится.... А что делать со рвом?
   - Не знаю, - нахмурился Эйнар, - пока не знаю....
   Римляне выстроились у рва, и поджигая стрелы вымазанные смолой запускали их в сторону катапульт. Стрелы пролетали по небу, оставляя дымный след, но не одна из них не долетела до цели. Эйнар усмехнулся, провожая взглядом стрелы ромлян, вскочил на коня.
   - Я сейчас..., - бросил он вождю и умчался к катапультам.
   Довольно долго ему пришлось объяснять готам, что снаряд должен отрываться раньше от корзины и тогда траектория будет выше и полет дальше. Наконец ему просто пришлось взять руководство на себя и отправить пару снарядов в лагерь римлян. Дикий крик торжества раздался среди готов, когда огромный валун разнес в щепки первый римский шатер, убивая и калеча десяток легионеров.
   - Теперь бочки со смолой, - приказал Эйнар, вскакивая на коня.
   Не успел он добраться до вершины холма, как новый взрыв ликования заставил его обернуться. Четыре бочки со смолой, залили огнем западную часть лагеря, превратив его в настоящий ад. Эйнар понимал, что это максимальная дальность для катапульт, и вся остальная огромная часть лагеря находилась в безопасности, и все же психологически это был удар. И римляне могут предпринять попытку захвата боевых машин.
   - Отар..., - заорал он, едва приблизился к вершине, - они могут атаковать, - он показал рукой на катапульты. - Прикрой....
   Тот кивнул головой и, махнув рукой, увлек за собой почти пять сотен пеших готов. Эйнар проследил глазами маневр и улыбнулся, умница Отар все понял и повел отряд в обход, скрываясь от глаз римлян.
   - Думаешь..., они настолько глупы? - покачал головой Халга.
   - Нет..., но пусть будут наготове..., на всякий случай....
   - Они не решаться на вылазку....
   - Не знаю..., там сейчас страшно, и они не знают, что это предельное расстояние для этих катапульт.
   Словно услышав слова гота, из-за густых клубов дыма выскочили несколько легионеров и опустили на ров доски, по которым тут же словно цепочка муравьев побежали солдаты. Преодолев ров они выстроились в ровный четырехугольник и умудряясь держать строй даже на бегу, ринулись к катапультам. Все напряженно наблюдали за атакой, особенно два десятка готов обслуживавших машины. Им было невдомек, что за их спиной притаились соотечественники. Когда до катапульт осталось полсотни шагов, из-за холма, словно демоны ада с диким воем выскочили готы, впереди всех размахивая мечом, огромными прыжками несся Отар.
   Римляне остановились, видимо повинуясь приказу и приготовились отразить атаку, тем более, что их было не намного меньше.
   - Халга..., конницу..., - прошептал Эйнар, понимая, что его не услышат.
   Но Халга услышал, и махнул рукой, отправляя вперед лавину тяжелой конницы. Медленно набирая скорость, словно лавина, с холма скатывалась конница. Неожиданно из лагеря перебегая по доскам, выскочил еще отряд и, построившись, ринулся на помощь своим.
   Волна тяжелой конницы, сверкая железом и лоснящимися лошадиными боками, смяла римский отряд, и пешие готы обрушились на раздавленных римлян. Через несколько минут первый отряд перестал существовать, оставив после себя лишь потоки стекавшей по траве крови и горы трупы. Готская конница развернулась и ринулась на второй отряд.
   - Нет..., проклятье нет, - в бешенстве орал Эйнар, отправляя в атаку своих людей.
   - Мы потеряем половину людей, - кричал Халга, видя, как три сотни его конницы атакуют в лоб римскую когорту, ощетинившуюся копьями, словно огромный дикобраз.
   Эйнар понимал, что его отряд не успеет разрушить строй римлян, атаковав его с тылу. И пешие готы не успевали, прежде чем безрассудная конница налетит на длинные копья римлян.
   Такое случается, редко, но случается когда в переломный момент истории в дело вступает его величество случай, или это господь протягивает руку тому, кого считает достойным милости. У одной из катапульт лопнул кожаный трос, и горящая бочка, разбрызгивая горящую смолу, обрушилась прямо в середину римского строя. Огненная волна залила легионеров, сжигая их заживо, и опаляя спины передним рядам.
   Строй сломался. И сразу же следом за этим, в него врезалась конница, круша железо, ломая кости. Могучие всадники втаптывали в грязь тела римлян, и сбрасывали в огненную стихию оставшихся в живых. Огромные кони ржали оскаленными мордами, упиваясь фонтанами кипящей крови. Подбежавшие готы лишь наблюдали за творившимся ужасом.
   Огненные силуэты метались и бесновались, словно в безумной пляске, которая охватывала все больше и больше легионеров. Некоторые все же смогли справиться с дикой паникой, добежать до рва, и рухнуть в грязную воду, но выбрались на землю единицы.
   - Отар..., Отар..., - как бешеный орал Эйнар сложив руки рупором и держась одними ногами за округлые бока жеребца, - ров..., захвати ров....
   Отар услышал и, рявкнув во всю глотку, ринулся вперед, перебегая по деревянным мосткам.
   - Аларих..., вперед..., - орал Халга, отставая от него на полголовы, - поддержать атаку..., поддержать.
   Люди Эйнара спешились и бросились по мосткам в лагерь римлян. Римляне не были готовы к такому повороту событий. Однако командиры довольно быстро пришли в себя от потери половины оставшегося легиона. И первое каре двинулось к плацдарму, где обосновались готы. Но тесно было на этом маленьком пятачке, и вынуждены были они сгрудиться и сломать строй, чтобы добраться до варваров. А когда первый ряд каре столкнулся с готами, в нем было всего пять человек, остальным из-за кривизны рва просто не хватило места.
   В этой сумятице огромные готы привыкшие сражаться поодиночке стоили трех легионеров. Опираясь на вздыбленные щиты, они выпрыгивали и приземлялись на головы римлян, выкашивая огромными топорами целые поляны. Подвижные и быстрые воспитанники Эйнара прорывались в щели между щитами и, пригнувшись, рубили римлян по незащищенным скутумами ногам.
   Раздался вой, готы почтительно расступились, выпуская на волю великих. Первым врубился в строй Халга, через мгновенье, демонстрируя невероятную для человека скорость, разбросал передние ряды Эйнар. Они двигались параллельно, проделывая в рядах римских воинов широкую просеку. Которая мгновенно заполнялась ликующими и опьяненными кровью готами. Их места заполняли все новые и новые варвары, пробегавшие по утлым мосткам в лагерь легиона.
   Через два часа все было закончено, готы потеряли четыре сотни воинов, полсотни из которых были воспитанниками Эйнара, но отборный легион был уничтожен. Содрав с трупов золото и серебро, готы предали огню своих мертвых, воспевая их великую победу и славную смерть, завыли на тысячи голосов. Кровь стыла в жилах жителей окрестных деревень и хуторов, куда долетали звуки погребальной песни готов.
   В это многоголосье вплетался мощный и уверенный вой Эйнара, стоявшего бок, обок с Халгой. Это была их великая победа.
   Решено было выступить завтра, отдохнув ночь и набравшись сил. В это вечер долго никто не спал возбужденные великой победой и тем, с какой малой кровью она досталась. Готы прищелкивали языками, пересказывая друг другу, как шаг за шагом он приближались к этой победе и боги были на их стороне и на их стороне был Эйнар. И только глупец мог не разглядеть в порвавшемся ремне и упавшей на головы ромлян, бочке благоволение богов. Ближе к утру, лагерь успокоился, и все кроме часовых спали мертвецким сном от усталости и доброй порции крепкого пива. Лишь пересвист дозорных нарушал теплую тишину степи, и легкий ветерок, гуляя между рядов палаток, хлопал их отворотами.
   Рассвет возвестил раб, протрубивший в рог, заунывно и протяжно оглашая окрестности песней похода. Воины нехотя поднимались, проклиная все на свете, полоскали рты и мочились, едва отойдя от места ночлега. Позавтракав сушеным мясом и хлебом, двинулись в путь. К вечеру их ждала встреча с соплеменниками, а там и столица Мезии с ее сокровищами и богатствами, которые позволят жить беззаботно не одну зиму.
   Эйнар тревожно вглядывался вдаль, словно пытаясь разглядеть там будущее, что им предначертано. Но горизонт был пуст и лишь отдельные деревца в колышущемся море степной ковыли напоминали о том, что земля эта плодородна.
   - Что ты ищешь там брат мой, - Халга был в хорошем расположении духа.
   - Не вернулся разведчик из сотни Алариха, который остался с Фритигерном....
   - Теперь..., это не так уж важно....
   - Не понимаю..., - Эйнар удивленно уставился на вождя.
   - Мы уничтожили два полных легиона ромлян, почти не понеся потерь..., боги на нашей стороне.
   - Боги...? Они, что обещали тебе хотя бы сотню воинов?
   - Ты не веришь в богов..., а ведь они тебя любят....
   - Я верю в богов, но я не верю богам..., поскольку видел их.... А наши победы лишь следствие наших действий.
   - Считай, как знаешь..., но я думаю, мы справимся и без Фритигерна.
   - Смотря, какие мы ставим себе цели....
   Халга погрузился в глубокое раздумье, мерно покачиваясь в такт движению жеребца.
   - Вчера Фритигерн отправился на обед к Флавию Лупицину, посланнику Валента.
   - К чему ты клонишь?
   - Если они договорятся, возможно..., нам придется драться не только с ромлянами.
   - Нет..., - недоверчиво протянул вождь.
   Эйнар лишь пожал плечами.
   - Нет..., он так не поступит..., не посмеет.
   Эйнар лишь бросил быстрый взгляд на Халгу.
   - Тогда мы убьем его.... Повернуть наше оружие против нас..., это ли не предательство.
   - Эта битва станет концом похода, может быть.... А может..., они и не договорятся.... - Улыбнулся Эйнар. - И я просто паникер.
   Некоторое время они ехали, молча, думая каждый о своем. Халга думал о странностях его судьбы. Всего лишь несколько лет назад, он став вождем думал лишь о том, как обеспечить выживание племени. Именно в те времена, он встретил в лесу странного эльфа, что предсказал ему появление темного человек с тенью крыльев за спиной. И о том, что человек этот изменит все. Умолчав лишь о том, что человек этот придет рабом, и о том, что он принесет удачу или беды их народу.
   - Ты узнаешь его..., когда увидишь, - сказал тогда Эльф, - и в этом он тоже оказался прав.
   Сейчас же вождь думал, что все в этом мире гораздо сложнее, чем ему представлялось и удача, которая до сих пор сопутствовала готам, может в одночасье обернуться гибелью. Ибо произнося слова о наказании Фритигерна за предательство, он не мог не понимать, что большая половина его воинов погибнет. И еще меньшее их число сможет вернуться обратно, из самого сердца кровожадной империи. А племя их станет легкой добычей для всех, кто пожелает протянуть руку, чтобы уничтожить последнюю горстку храбрецов.
   Эйнар знал Фритигерна, и понимал, что его страхи не напрасны. Если только появиться возможность получить золото от ромлян, он сделает это непременно, не задумываясь ни на мгновенье. И единственное на что он надеялся в этой ситуации, это на самодовольство и чванливость Фритигерна. Как не странно, но самые отвратительные его качества могли сослужить хорошую службу готам.
   Поскольку Лупицин считал всех варваров дикарями, не достойными быть гражданами Рима, то он не станет сдерживаться в присутствии варварского рикса, считающего себя королем.
   В жилах Флавия Лупицина текла кровь великих предков, до двенадцатого колена, среди которых были и Великий Помпей, и Марк Антоний, и договориться с готами шанс был минимальный. Но он был, и Халга своими победами, мог сделать ромлян сговорчивее. И тогда они могут заставить Фритигерна повернуть оружие против своих братьев, чтобы доказать преданность императору Рима.
   - Всадник..., - выкрикнул подскакавший Аларих, и, поймав вопросительный взгляд Эйнара, повел головой в сторону. - Не наш....
   Всадник оказался молодым готом, который сообщил радостную весть, Фритигерн не договорился с Лупицином. Более того, во время обеда был убит Алавив правая рука готского рикса. В возникшей свалке была перебита вся свита Фритигерна, среди которой был и воспитанник Эйнара.
   - Наш король..., великий Фритигерн, просит вас поторопить своих коней, ибо кровь его кипит жаждой мести..., - проговорил скороговоркой посланник, видимо речь заучивалась наизусть.
   - Мы непременно поспешим, - важно кинул головой Халга, подмигнув Эйнару.
   - И еще..., наш король просил поблагодарить вас за оружие, что вы послали.
   - У короля будет возможность сделать это лично, - довольно осклабился вождь, чем привел в замешательство гонца.
   Уставшего посла уложили на повозку, позволив ему отдохнуть, после долгого пути. И войско двинулось дальше. Время от времени разведчики сообщали об отрядах, которые спешили убраться с дороги, чтоб не оказать на пути огромного войска.
   К вечеру на горизонте показались костры, и вернувшиеся разведчики сообщили, что это первые поселения готов. Встретили их радостно словно спасителей, и Эйнар вдруг подумал, что если бы Фритигерн задумал предательство, то они повесили бы его первым. Видимо слух о победоносном шествии докатился и до этих мест. Их встречали как героев, приглашая в каждый дом. А Эйнара и Халгу вообще почитали как великих народных героев. Они продвинулись еще немного вглубь, и остановились у большого поселения сплошь состоящего из цветных шатров. Фритигерн не вышел навстречу им, но пригласил в свой шатер сразу по прибытии.
   - Орк его побери..., - выругался Халга, - меня так и подмывает ощипать этому павлину хвост.
   - Не сейчас..., - отозвался Эйнар.
   - Я устал ждать....
   - Осталось..., совсем немного....
  
  
  
  
  
  
      -- ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ.
  
  
   Они отправились в шатер к Фритигерну, где был накрыт стол. Несмотря на то, что народ бедствовал, стол у вождя ломился от яств.
   - Не очень понимаю..., зачем тебе наша помощь? - Халга указал рукой на стол. - И так все хорошо....
   - Мой народ, голодает.
   - Поделись....
   - Этого не хватит на всех....
   - Вот как..., объедок с ромейского стола на всех не хватает.
   Фритигерн заметно заскрежетал зубами. Улучшив момент, когда тот отвернулся Эйнар ткнул Халгу кулаком в бок. Вождь обернулся и изобразил удивление на лице. Эйнар нахмурил брови и покачал головой. Король остготов обернулся....
   - Я понимаю вашу реакцию....
   - Это хорошо.
   - Думаю..., лучше будет, если мы забудем прошлое, - видно было, что Фритигерн с трудом сдерживает гнев.
   - Между нами не было ничего такого, что стоило бы предать забвению. Лишь твои слова....
   - Да....
   - Но иногда надо самому убедиться....
   - Да..., - вновь повторил король.
   - Сейчас..., - вмешался Эйнар, - надо готовиться к выступлению. Разведка доложила, что Валент собрал десятитысячное войско во Фракии под Адрианополем, и движется к нам....
   - Да..., надо выступать....
   - Войском должен командовать один человек....
   - Да....
   - Я полагаю..., - начал Эйнар, - что ты....
   - Пусть это будет Халага..., - прервал его Фритигерн, - если он не против.
   - Это огромная ответственность..., - довольно произнес вождь.
   Нужные решения были приняты, нужные слова были сказаны, Эйнар и Халга отправились готовить огромное войско к выступлению. Они не очень представляли объем работы, который им предстоит. Огромное войско Фритигерна представляло собой толпу голодных оборванцев, утративших боевой дух. Два дня ушло на то, чтобы привести их в относительный порядок. На третий день, объединенное войско готов выступило в поход.
   Вернувшаяся разведка сообщила, что войско Флавия Лупицина, в которое прибыл сам император Валент, находится чуть севернее Адрианополя. По подсчетам в войске около двадцати тысяч воинов.
   Услышав новость, Халга недовольно покачал головой. Численность войск противника оказалась гораздо больше чем предполагалось.
   - Это будет славная битва..., - произнес он задумчиво. И по выражению его лица Эйнар понял, что вождь предвидит огромные потери.
   - Мы постараемся уровнять шансы, - нарочито беззаботно уронил он, хотя душа его была полна сомнений.
   Войско готов медленно двигалось к Адрианополю. По пути вожди все же пытались сделать из людей Фритигерна слаженное войско. Третью часть из них посадили на лошадей, и, назначив командиров из лица вестготов, сформировали два отряда тяжелой конницы. Каждый, из которых составлял две тысячи копий. Под пристальным взглядом Эйнара командиры гоняли их, заставляя двигаться слаженно.
   Огромный плюс был в том, что сражаться, их не надо было учить, поскольку воинами они становились с детства. Получив в руки оружие и обретя командиров, они воспряли духом, а ненависть, накопленная за время пребывания на землях империи, сделала их неистовыми. Глядя на них, Эйнар понимал, что именно они могут принести им победу в грядущей битве, ими надо было всего лишь умело управлять. Слава о его подвигах гуляла легендами среди остготов. А потому, когда он жестоко насаждал дисциплину, и самолично убил двух воинов, не желавших подчиняться новым командирам, все восприняли это как должное.
   На пеших не стали тратить время, поскольку у них было оружие и командиры из числа вестготов, храбрости, ненависти, желания драться, у них было с избытком.
   На второй день пути разведчики привезли захваченных легионеров из состава передовых частей. Халга и Эйнар занялись допросом. Когда Халга достал камень для наточки мечей, и, схватив одного из римлян, стал пилить ему зубы, тот орал как безумный и начал говорить так быстро как позволял ему посторонний предмет во рту. Из его рассказов стало ясно, что самые боеспособные части это легион преторианской гвардии, личная охрана императора. Но в бой они вступят лишь, в крайнем случае. Правое и левое крыло составляет легкая конница, которая призвана разбить фланги противника.
   Еще один легионер рассказал, что среди легатов командующих легионами есть противоречия, и, несмотря на то, что общее руководство осуществляет сам император Валент, на самом деле разработкой стратегии занимается Флавий Лупицин.
   На третий день войско готов пересекло границу Фракии, и встало лагерем. Днем была хорошая погода, и просматривался не только лагерь римлян, но и сам Адрианополь.
   С наступлением темноты, Эйнар собрал своих людей.
   - Войско ромлян вдвое против нашего по численности, но вы знаете, что побеждает не тот, кого больше. И мы с вами должны уровнять силы. Основная задача всадники, расположенные по краям ромейского войска. Разогнать лошадей, убив охрану, это цель номер один. Затем, когда поднимется суматоха, и они начнут ловить коней, вырезать как можно больше ромлян. Сигнал к отходу боевой клич, подает тот, кто будет обнаружен.
   - Их слишком много, и они будут начеку..., - сказал Халга, когда они остались вдвоем.
   - Ничего..., мы готовились к этому....
   Эйнар еще раз прошел вдоль строя, в котором стояло двести двадцать человек, в темноте выделялись лишь белки глаз на лицах измазанных сажей. Столпившиеся вокруг готы смотрели на них, со странной смесью страха и уважения.
   - Всем попрыгать....
   Привыкшие выполнять любые команды Эйнара, все двести двадцать человек несколько раз подпрыгнули на месте, раздалось легкое позвякивание. И виновник, тут же сообразив, поправил амуницию.
   - Вперед..., - выдохнул Эйнар, и побежал в темноту. Следом за ним совершенно беззвучно легким шагом в темноту, словно тени, ушли все остальные.
   Из тени своего шатра, за всем наблюдал Фритигерн, и то, что он видел, ему не нравилось. Халга становился слишком силен, и это было плохо. Король остготов нахмурился, понимая, что сейчас он ничего поделать с этим не сможет. Значит, придется выжидать, и когда готы выполнят свою задачу, от них можно будет избавиться. Но потом..., не сейчас. Фритигерн усмехнулся и ушел в свой шатер. Он не мог знать, что с того момента как объединились два войска, Эйнар приставил к нему одного из своих разведчиков, который следил за каждым его шагом. Тот не мог слышать мысли короля готов, но выражение его лица говорило о многом.
   Когда показались огни костров римского лагеря, гот остановился, и все замерли словно тени.
   - Расходимся здесь..., Аларих твой левый фланг, Валамер..., твой правый. И внимательно слушать....
   Эйнар остался на месте, и наблюдал, как два отряда бесшумно растворились в темноте.
   - Я хорошо их обучил..., - удовлетворенно отметил он про себя, и двинулся прямо к ближайшему костру.
   Первые два легионера встретились ему уже через сто шагов. Он увидел их раньше, чем они его, но не стал таиться. До лагеря было еще достаточно далеко, и он прикинул, что в случае чего криков никто не услышит.
   - Эй..., ты кто такой? - окликнул его один из легионеров.
   Он по-прежнему шел, словно и не слышал их. Когда первый размахнулся, чтобы шлепнуть его плашмя по затылку, Эйнар пригнулся и, распрямляясь, вонзил меч ему под ребра. Тот умер сразу.
   Второй легионер, будучи опытным воякой, отскочил и принял боевую стойку. Но гот не дал ему времени на осмысление ситуации, выпрыгнув вперед, вонзил ему меч в горло, туда, где заканчивался доспех.
   Эйнар вытер клинок о плащ легионера, и оттащив их в сторону спрятал трупы под пригорком слегка присыпав землей. Набросив второй плащ себе на плечи, он, не таясь, направился в лагерь.
   Аккуратно лавируя между кострами, так чтобы не оказаться на свету, он двигался к центру лагеря, где стояли самые большие шатры. Безумная мысль посетила его. Смерть самого императора, или главного полководца, могла существенно уровнять шансы сторон. Пожалуй, он смог бы это провернуть, сейчас, когда лагерь спал мертвым сном.
   Лагерь был огромным, вокруг каждого костра спали вповалку с десяток человек. Иногда кто-нибудь из них поднимал голову и провожал сонным взглядом гота. Никому не могла прийти в голову, что в центре римского лагеря разгуливает враг. Когда до центрального шатра, который в отличие от других был синего цвета, оставалось две сотни шагов, он понял, что его безумная идея не осуществима.
   Вокруг самого шатра по кругу стояло полсотни солдат преторианской гвардии. Около двух сотен окружали шатры командного состава и свиты императора. Кроме того у всех костров окружавших шатры бодрствовали люди. Невозможно было убить одного так, чтобы этого не заметил кто-нибудь.
   Эйнар закутался в плащ и опустился у одного из костров, откуда можно было наблюдать за шатрами.
   - Кто ты такой? - спросил его открывший глаза огромный легионер, прежде чем он вонзил ему в горло кинжал.
   Перевернув тело, он укрыл его плащом, чтобы не было видно лужи крови под ним. Остальные даже не пошевелились. Некоторое время Эйнар лежал, наблюдая из-под плаща за гвардейцами, он увидел, как меняется караул у шатра императора. Как расхаживают, негромко переговариваясь, остальные преторианцы.
   Неожиданный шум и переполох, где-то с краю, вызвал оживление и в центре лагеря, здесь в самом сердце его было еще некоторое время очень тихо. Прибежавший вестовой передал послание начальнику королевской стражи, и тот исчез в одном из белых просторных шатров. Некоторое время спустя откинутый полог выплюнул наружу взбешенного Лупицина, он метался как бешеный, выкрикивая ругательства вперемешку с командами.
   Подбежал еще один вестовой, и на командующего стало страшно смотреть. Эйнар понял, что Аларих и Валамер начали свое дело. Он поднялся и, не таясь, двинулся в обход столпившихся возле командующего офицеров и солдат. На него никто не обратил внимания, и ему удалось обойти шатры командного состава.
   Видимо из-за того, что основная часть преторианцев сгрудилась вокруг командующего, здесь с задней стороны шатров стояли лишь двое. Оперевшись на копья, они вполголоса лениво переговаривались сонными голосами. Эйнар пошел к ним. Преторианцы были настолько уверены в собственной безопасности и превосходстве, что среагировали лишь тогда, когда брошенный кинжал вонзился в глаз одного из них, тот издал громкий стон, прежде чем подскочивший гот перерезал ему горло. Развернувшись, Эйнар вонзил меч под доспехи второго.
   Скрыть плоды своих трудов было невозможно и он, рассчитывая на то, что в темноте тела найдут не сразу, выдернул один из кольев и проник в шатер. Внутри царила темнота и, двигаясь на ощупь, он ориентировался на доносящийся храп. Когда он подобрался достаточно близко к спящему, глаза его уже привыкли к темноте и гот смог разобрать доспехи спавшего римлянина. Он не очень разбирался в римских званиях, но на кровати спал командир достаточно высокого ранга. Эйнар без сожаления перерезал ему горло, когда вдруг откинулся полог шатра, и в проеме замаячила фигура преторианца.
   Так погиб легендарный наместник Мезии Аврелий Сципион, который видимо был единственной надеждой римской армии, поскольку имел совершенно четкое представление о том, что за армия пришла на его земли. Понимал насколько сильной и организованной была эта армия, в отличие от предыдущих орд и племен до того вторгавшихся на территорию империи.
   Готу удалось остаться незамеченным лишь потому, что глаза солдата не сразу привыкли к темноте. Оставив полог опущенным, преторианец осторожно двинулся к уже мертвому офицеру, вполголоса произнося его имя.
   - Сципион..., сенатор Сципион..., проснитесь.... Принцепс....
   Удар меча сверху вниз сломал ключицу, разорвал аорту и легкое, прервал его жизнь на полуслове. Сняв с него синий плащ, и набросив себе на плечи, он водрузил на голову преторианский шлем и ровной походкой покинул шатер.
   Толпившиеся до того офицеры уже разбежались выполнять приказания, и у центральных шатров стояли лишь караульные и командир преторианцев. Эйнар не таясь, прошел в нескольких шагах от них, но скрытый падающей тенью шатра остался незамеченным. Лишь когда он отошел достаточно далеко, ему вдруг на плечо легла тяжелая рука.
   - Что преторианец делает так далеко от своего поста?
   Эйнар обернулся и взглянул снизу вверх на стоявшего перед ним огромного легионера. Судя по его акценту, это был варвар, гревтунг или гепид.
   - Ты..., не преторианец, - удивленно воскликнул он.
   - Я бы уже убил тебя, если бы племена наши не были братскими.
   - Гот...? - Гревтунг был немного туповат и никак не мог осознать ситуации.
   - Если ты будешь так орать..., мне придется перерезать тебе глотку.
   - Эйнар...?
   - Ты меня знаешь?
   - Я участвовал в прошлом походе. Попал в плен.... Ну и..., мне предложили.... - Смущенно замялся он.
   - Ты готов вернуться?
   - Да..., я, конечно..., тем более....
   - Что?
   - Нам не платят третий месяц....
   - Сколько наших здесь? - Эйнар произнес это, чтобы дать понять легионеру, что его все еще считают своим.
   - Сотни две..., это только те, кого я знаю....
   - Поговори с теми, кто хочет вернуться, занять законное место и получить положенную часть добычи.
   - Хорошо.
   - Кто согласится, приходите к утру в лагерь. Караул я предупрежу.
   - Хорошо.
   - Но помни.... У тебя только ночь..., утром мы атакуем.
   - Хорошо..., - в третий раз повторил легионер и быстрым шагом скрылся в темноте.
   Эйнар сделал несколько шагов и наткнулся на патруль, состоящий из двух ливийцев. Не раздумывая, выдернул из ножен оба меча и тремя движениями убил обоих. Ближе к краю лагеря Эйнар обнаружил бочки со смолой, которые видимо, могли быть использованы для катапульт. Но самих катапульт он не видел. Впрочем, они могли быть далеко от центра.
   Гот пригнулся и пробежал вдоль бочек. Охрана в виде десятка легионеров сидела тут же возле ближайшего костра. Из них трое бодрствовали, временами поднимаясь, прогуливались вокруг бочек. Остальные спали мертвецким сном. Но даже те, кто бодрствовал, были невероятно расслаблены, словно находились где-то в окрестностях Рима.
   Эйнар спрятался между бочек, и первых двух, что встали размять ноги, он убил, не дав им издать ни звука. Третий видя, что товарищи не возвращаются, был более осторожен и держался от самих бочек на почтительном расстоянии. Брошенный готом кинжал, вонзился в глазницу и пробил череп римлянина. Еще несколько минут понадобилось готу, чтобы убить оставшихся воинов у костра, поскольку не желал, чтобы ему мешали в реализации задуманного.
   Перетащив несколько головешек из костра, Эйнар устроил костер между бочек, подождал, пока тот разгорится. Подбросил еще дерева, и разбил одну из бочек смола, из которой мгновенно воспламенилась. Отойдя на приличное расстояние, Эйнар подняв голову, завыл по-волчьи. Из разных концов лагеря ему ответили голоса готов. В эту минуту развалились остальные бочки со смолой, и огонь полыхнул невероятным заревом, осветив весь лагерь римлян. Смола стала растекаться, заливая огненной волной спящих воинов. Эйнар со склона наблюдал, как увеличивалось количество охваченных пламенем фигур легионеров, катавшихся по земле и оглашавших окрестности воплями.
   Гот медленно поднялся на вершину холма, куда через некоторое время подтянулся весь отряд.
   - Коней разогнали почти всех, удалось сжечь весь фураж и угнать часть лошадей. Потерь нет. - Докладывал гордый собой, Аларих.
   У Валамера ситуация примерно такая же, за исключением того, что по нелепой случайности они потеряли двух человек. Оба отряда в общей сложности уничтожили около ста человек. Это конечно не велика потеря для двадцатитысячного войска, но утром когда пересчитают потери, это вызовет панику. Кроме того Эйнар уничтожил около полусотни воинов, а обожженные вряд ли смогут принять участие в битве. Римляне по-прежнему считали, что варвары воюют только при свете дня, и при помощи лобовых атак.
   - Часть лошадей они, конечно, соберут..., - рассказывал Эйнар вождю, - но..., во-первых, мы угнали у них около трехсот голов, а это минус в кавалерии. И еще я встретил гревтунга, и он рассказал, что они давно не получают денег, и он должен увести с собой готов, гревтунгов, гепидов, вандалов, венедов, словом всех наших, что служат у ромлян.
   - Это хорошо..., завтра у нас будет преимущество.... - Уронил Халга.
   Шум снаружи прервал его на полуслове, оба выскочили на улицу и глазам их предстало удивительное зрелище. Колонна готов в римских доспехах в окружении всадников из охраны лагеря приближались к ним. Впереди всех шел огромный гревтунг, которого Эйнар встретил в римском лагере.
   - Вот..., - заорал он, - я же говорил, Эйнар ждет нас.
   Их было триста человек, и их распределили по пешим отрядам. Эйнар особо сделал упор на то, чтобы разделить их, на случай если среди них были завербованные ромлянами, шпионы. После чего он побеседовал с некоторыми из них, и убедился, что все чисто. Затрубил рог. Заунывные звуки поплыли над холмами Фракии. Готы, ворча, поднимались и готовились к бою.
  
  
  
  
  
  
      -- ИМПЕРАТОР ВАЛЕНТ.
  
  
   Валент слышал, что ночью был переполох, но сон прерывать ради этого не стал. Не дело императора вскакивать по ночам, чтобы разбираться в деталях армейской жизни. Он был совершенно уверен в завтрашней победе.
   Дикие, варвары, чьим несомненным преимуществом была неистовость и безграничная воля к победе, не могли противостоять легионерам. Но он знал о них все, отсутствие дисциплины и единого командование, не способность подчинить свои интересы общим, внутренние противоречия, все это делало их легким соперником в бою с легионами империи. Он не мог понять, как диким племенам удалось разбить два легиона, и не находя другого объяснения списывал все на недостатки командования.
   Валент был невероятно суеверен и, имея собственного астролога, следовал его советам всегда. Месяц назад тот сообщил ему, что с севера движется дикая сила, что сметет его царство и положит конец его правлению. Услышав предсказание, а затем, получив результаты работы шпионов на готских землях, Валент отправил в помощь Аврелию Сципиону два отборных легиона. А услышав о разгроме легиона в Дакии, незамедлительно выехал во Фракию. По прибытии сюда ему сообщили о разгроме еще одного легиона и гибели его командира легата Мания. И император в очередной раз убедился в правдивости и уме своего астролога. Приезд его был необходим, тем более что он привел с собой еще четыре легиона.
   Собрав довольно внушительное войско, он был уверен в победе, а потому совершенно спокоен. Его больше заботили внутренние противоречия и грызня между военными чинами и сенаторами, которые считали, что они содержат слишком большую армию и тратят на нее слишком много денег. Однако в последнее время империю сотрясали постоянные войны, и Валент предпочитал содержать большую армию. Но денег в казне становилось все меньше, а вместе с ними и таяла преданность легионов. И здесь он не склонен был сентиментальничать, скверну и предательство он в буквальном смысле выжигал каленым железом.
   Император восточной части великой империи Флавий Валент, открыл глаза. В императорском шатре было по-прежнему темно, сквозь складки входа пробивался рассвет и шум лагеря. В воздухе еще влажном после ночи плыл басистый звук, что букинатор извлекал из боевой трубы. Император сбросил ноги на ворсистый ковер и надвинул на ноги войлочные туфли.
   Согнувшись в три погибели в шатер вошел один из слуг и подобострастно взглянув в лицо императора, поставил перед ним серебряный таз с родниковой водой. Валент некоторое время разглядывал свое отражение в кристально чистой воде. Лицо его опухло и выглядело уставшим и постаревшим. Он опустил кисти рук в воду и, зачерпнув, плеснул ее себе в лицо. Вода была невероятно холодной, и это взбодрило его.
   Его одели и побрызгали розовой водой, почувствовав себя посвежевшим, и помолодевшим, он вышел из шатра. Снаружи его уже дожидался Лупицин. Вид командующего говорил о том, что ночной шум не принес ничего хорошего.
   - Ну..., выкладывай....
   - Варвары ночью напали на лагерь..., - выпалил командующий, - угнали лошадей, убили около сотни всадников. Пропали триста легионеров.
   - Да..., а кто организовывал охрану? - Скорчил ехидную рожу император.
   Из-за спины Лупицина выглянул Люций Вер, один из богатых офицеров для которых служба была лишь обязанностью.
   - Все было организованно по всем правилам....
   - Угу.... Разжаловать и в первый легион рядовым....
   Побледневшего вояку увели под руки, поскольку ноги его подкашивались от страха.
   - Аврелий Сципион....
   - Этому что еще нужно, - нахмурился император.
   - Он мертв, доминус....
   - Как...?
   - Зарезан..., ночью....
   - Кто...?
   - Трудно сказать, вокруг шатров было два кольца охраны..., скорее всего, это свои.
   - С таким же успехом могли зарезать и меня..., - взвизгнул Валент.
   - Ваш шатер охраняли отдельно....
   Император зло смерил его взглядом.
   - Это ведь еще не все....
   - Нет доминус..., вернулся один из шпионов Сципиона, его рассказ очень интересен.
   - Приведи....
   Вперед вывели Маркуса, который почтительно склонился перед императором. По обеим сторонам его стояли два дюжих преторианца готовых в любой момент зарубить грека.
   - Ты был у варваров?
   - Да император....
   - Что ты знаешь?
   - Все..., император....
   - Говори.
   - Войско варваров возглавляет готский рикс Халга, который пользуется уважением почти во всех племенах диких готов. Но главная опасность не в нем....
   - Вот как...?
   - Да мой император, - самодовольно продолжал грек, - истинным бичом божьим можно назвать Эйнара, которого еще зовут великий гот. Именно он обучает войско, разрабатывает тактику. Он подготовил отряд, который действует по ночам, скрытно. Он создал тяжелую конницу. Говорят..., он собственноручно убил Фенрира....
   - Кто это?
   - Это..., гигантский волк, враг богов и людей.
   - Это не интересно..., что это за человек...?
   - Никто не знает доминус....
   - Как это?
   - Говорят..., он появился у готов несколько лет назад и стал другом вождю....
   - Опять болтовня....
   - В моих руках..., - Маркус сделал эффектную паузу, - жена Эйнара.
   - Вам удалось ее похитить?
   - Нет..., мой император..., она предпочла меня....
   Валент с сомнением смерил взором грека и перевел взгляд на Лупицина. Тот едва заметно кивнул головой и оглянулся назад. В сопровождении преторианцев вперед вышла Дриана, вид у нее был слегка испуганный, но она старалась не выказывать этого.
   - Как тебя зовут..., дитя мое?
   - Дриана доминус....
   - Ты и вправду была женой варвара Эйнара?
   - Да, господин.
   - Но ты ведь не из варварского племени...?
   - Нет..., доминус, я из племени хеттов, мой отец служил империи.
   - Вот как..., расскажи, как ты попала к варварам.
   - Всю мою семью уничтожили пожиратели плоти..., Эйнар называл их детеныши Фенрира, он забрал меня с собой и убил всех детенышей..., и самого Фенрира.
   - Это не миф? - Нахмурился Валент.
   - Нет доминус..., я видела его это невероятное чудовище, а его детеныши питались человеческой кровью.
   - Интересно..., почему же ты покинула воина, что спас тебе жизнь...?
   Дриана опустила голову, разглядывая носки собственных ботинок. У нее не было ответа на этот вопрос. Император невольно задал ей вопрос, который она задавала себе всю последнюю неделю их путешествия по империи. Но ответа она не находила, и не то, чтобы она испытывала чувство вины перед готом, потому как и она спасала ему жизнь за время их приключений. Но что-то внутри ее не давало ей жить спокойно, что грызло и давило ее изнутри.
   - Она влюблена в меня доминус, - вперед выступил Маркус.
   - Разве я тебя спрашивал?
   - Нет доминус, но она смущена....
   - Флавий..., накормите их и заприте, - кивнул император командующему, - я еще побеседую с ними.
   Лупицин кивнул головой, и преторианцы увели Маркуса и Дриану вглубь лагеря.
   - Мы можем использовать ее, чтобы шантажировать гота..., как его там..., Эйнара?
   - Не вижу смысла, войско наше вдвое больше и люди лучше обучены.
   - Мда..., и, тем не менее, ночью они угнали лошадей и убили людей.
   - Это случайность. И в битве....
   - Я не хуже тебя знаю, что будет в битве..., - прервал его император, - трубите построение.
   Валент легко вскочил на прекрасного белого скакуна, которого ему подвели. И двинулся вперед в окружении свиты и трех сотен преторианцев. Светило солнце и ему казалось, что теперь, когда он знает весь расклад сил, все сложится, как надо.
   Он был в принципе неплохим человеком, но для того, чтобы быть императором этого мало. Чтобы держать в повиновении такое количество провинций, нужно обладать недюжинными способностями. Он был малообразован, но даже не это мешало ему видеть все в истинном свете, он был человеком поверхностным, считающим, что все происходит, так как выглядит, так как он себе это представляет.
   Император с гордостью и невероятным счастьем разглядывал выстроившиеся легионы. Строй и движения их были отточены до невероятности и вид этого доставлял ему наслаждение. В стороне он заметил какое-то движение, двое легионеров тащили волоком еще живого воина в черных доспехах. Воин был удивительно молод, и тело его было покрыто страшными ранами.
   - Кто это?
   - Это один из нападавших ночью....
   - Что с его лицом?
   - Они вымазывают его краской, чтобы быть незаметными ночью.
   - Хитро..., приведите его, - император соскочил с коня.
   К нему подвели воина, тот едва мог стоять на ногах. Два легионера поддерживали его с двух сторон.
   - Как твое имя..., варвар...?
   - Айрих.... - несмотря на раны, он улыбался.
   - Я слышал об одном из ваших риксов, кажется, его зовут Эйнар.
   - Да..., великий гот Эйнар, мой учитель.
   - Он и вправду так силен?
   - Я не знаю, - раненый перевел дух, - зачем ему войско, он мог бы в одиночку уничтожить все ваши легионы.
   - Надо же..., он что бог?
   - Боги..., бояться его. А ты..., император Валент. Беги пока есть возможность. Он уничтожит твою империю.... - молодой гот захохотал.
   Валент соскочил с коня подошел вплотную к раненому готу. Он видел лишь его белозубый оскал. И голос, хохотавший, будто ужасное карканье ворона предвещавшего беду. Император вынул гладий и вонзил его в грудь раненого гота, тот захлебнулся кровью, но продолжал хохотать, выплевывая крупные капли крови. Глаза его расширились от боли и мгновенно остекленели убитые смертью.
   Валент знал, что теперь этот юноша будет приходить к нему в снах. Его остановившийся взгляд остекленевших глаз и оскаленный в безумном хохоте рот, из которого рубиновыми нитями стекала густеющая кровь.
   - Вперед..., - скомандовал он, вскакивая на коня, и пуская его в галоп.
   С командного пункта, который располагался на невысоком холме, Валент хорошо видел свое бесчисленное войско и расположившегося на склоне противоположного холма противника. Наступило время, которое должно было решить все. И хотя он был уверен в победе, в его ушах все еще звучал голос гота, которого он собственноручно заколол, поскольку слова его прозвучали пророчески.
   Даже отсюда он видел двух всадников перед варварским войском. Один в металлических доспехах тускло поблескивающих на солнце. Второй в черных доспехах совсем как у молодого гота, носился вдоль строя варваров.
  
  
  
  
  
  
  
      -- ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА.
  
  
   Эйнар и Халга расположившись во главе войска, рассматривали ровные прямоугольники римских отрядов. Эйнар носился вдоль строя и без конца инструктировал командиров. Видя построение римских войск с конницей на флангах, он видел в ней слабое место. Конницы был не так много, и была она хуже готской, поскольку это были лучники вооруженные короткими мечами, что для всадника очень неудобно.
   - Когда прорвете оборону конницы, тут же поворачиваете и бьете во фланг легионам пехоты. - Инструктировал Эйнар командиров конницы. - Главное время, все должно быть очень быстро и напористо. Ваша задача не уничтожить их, а смять, разрушить ряды и внести хаос....
   Первыми в бой вступили катапульты. Римские катапульты забрасывали строй готов огромными каменными шарами, но из-за того, что войско варваров находилось выше, точных попаданий было не так много. Но несколько каменных шаров все же попали в ряды готов и, раскалываясь, калечили и убивали воинов, проделывая бреши в их рядах.
   Через какое-то время в бой вступили катапульты готов, их было существенно меньше, но точность попадания была гораздо выше, поскольку все войско римлян было как на ладони. Кроме того катапульты готов едва пристрелявшись стали забрасывать римлян бочками со смолой, и попадая в ряды легионеров они буквально заливали их огненной волной. В какой-то момент император приказал начать движение, поскольку все бочки забрасываемые варварами ложились ровно в ряды легионеров. Потери могли стать критическими. Ровными рядами легионы двинулись вперед, под звуки барабанов.
   Когда между рядами противников осталась сотня шагов с обеих сторон полетели стрелы и римляне и готы прикрылись щитами и урона большого они не нанесли. Но это стало сигналом, по которому тяжелая конница готов, разгоняясь на склоне медленно набирая скорость, понеслась вперед. Словно две железные волны ударили в ряды конницы римлян и левый фланг едва отступив, уперся. Невероятным напряжением, пытаясь противостоять невероятной мощи, которая оказалось сильнее и страшнее чем они предполагали. Они вонзали острые копыта лошадей в сухую землю Фракийской степи, пытаясь устоять, и не быть раздавленными и втоптанными во взрыхленную ими же почву.
   Правый фланг отступил, пытаясь сохранить линию, но сделав шаг назад, они сделали и второй, а затем и третий. Дикое ржание лошадей, которые под натиском огромных готских жеребцов весивших почти в два раза больше пятились назад, придавливая задние ряды, пока те тоже не стали пятиться. Некоторое время в воздухе лишь мелькали огромные мечи готов и короткие мечи лучников. Готы побеждали, но проигрывали время и правый, и левый фланг выкашивали всадников римской армии, но увязнув, не продвигались вперед. Вся надежда Эйнара на то, что тяжелая конница с ходу разнесет фланги имперских легионов, не оправдалась, и это могло стать концом готского войска.
   Между пешими рядами воинов осталось несколько шагов, и готы сорвались с места, увлекаемые вековыми инстинктами, огромными прыжками понеслись к римлянам. Готская волна налетела на бастион непоколебимых рядов римских легионеров, сверкающих свежим металлом, и увязла в нем, устилая землю трупами. И вновь нахлынула волна готов, вырывая из рядов кусками солдат легионов и расшвыривая трупы вокруг, но бреши в рядах затянулись и вновь ощетинились копьями, а скутумы сдвинулись так плотно, что в расстояние между ними невозможно было просунуть клинок.
   Император Валент улыбался, глядя на то, как бьются волны готов, падая под ноги солдат империи. Он видел, какие потери, несут варвары и понимал, что победа приближается с каждым мгновеньем.
   Эйнар был чернее тучи, машинально сея смерть обеими руками направо и налево, он тоже все видел и все понимал, хотя в отличие от императора находился в самой гуще событий. Он первым выпрыгнул и обрушился сверху на головы римлян, снес две головы и, свалившись вниз, в одно мгновенье расчистил поляну вокруг себя. Но пытавшаяся убить его, сила римского строя не смогла с ним справиться, и тогда, просто срослась за его спиной новым строем.
   Римлян было слишком много, и они были очень хорошо обучены. Рядом с ним пыхтел Халга и под каждым его ударом падал римлянин, его удары были настолько сильны и точны, что от них не спасали даже римские доспехи, которые тот легко, играючи разрубал.
   Две сотни воспитанников Эйнара стояли на холме в качестве резерва и изнывали в ожидании команды к атаке. Они даже не помышляли о том, чтобы ослушаться приказа наставника, хотя на лицах их застыли досада и нетерпение. Вытягивая шеи, они разглядывали поле битвы, изредка переговариваясь между собой.
   Сгруппировавшись, готы вновь нанесли удар по рядам римлян, но и эту атаку постигла та, же участь. Впрочем, трупов на земле перед римским строем было примерно равное количество, но это было на руку более многочисленным римлянам. Неожиданно Эйнар издал зловещий вой, в котором слышались нотки радости и триумфа. Халга обернулся и, проследив за его рукой, увидел, как на левом фланге тяжелая конница готов прорвала оборону римлян и сейчас, нещадно топча остатки ее, разворачивалась, чтобы ударить во фланг пехоте.
   Лупицин все видел и указал на это императору предлагая отправить туда преторианцев, поскольку это был единственный резерв. Валент некоторое время раздумывал, глядя на происходящее, на фланге, но решил иначе, отправив туда несколько отрядов легионеров из центра еще не вступивших в бой. Но легионеры двигались медленнее кавалерии, а потому не могли оказать быстрого влияния на ход битвы. Кроме того император ослабил центр, что в последствии могло пагубно сказаться на мощи всего войска римлян.
   Тяжелая конница всей своей невероятной силой обрушилась на крайние колоны легионов и сминала их словно фигурки из влажной глины. Они разворачивались, пытаясь дать отпор, но противостоять этой дикой силе не было никакой возможности. И все же, пятнадцать тысяч пеших воинов выстроенные в несколько каре, слишком большая сила, чтобы ее могла поколебать тысяча даже очень мощных всадников.
   Правый фланг продвинулся на несколько шагов, и становилось ясно, что римской коннице удалось сдержать наступательный порыв готов. Эйнар взвыл, поднял руку над головой, привлекая внимание Валамера и Алариха, быстрым движением указал на правый фланг. Две сотни легкой конницы ринулись на помощь. Еще не подлетев на близкое расстояние, каждый из них на скаку успел выпустить по несколько стрел, и почти все они попали в цель.
   Когда конница Эйнара врезалась в строй римлян, размахивая парой мечей, рубили направо, и налево не тратя силы и время на повороты и укрывания щитом, те дрогнули и побежали. Пока быстрые и подвижные воспитанники Эйнара преследовали и добивали всадников империи, тяжелая конница медленно развернулась и врезалась в пеший строй, взрывая его с другой стороны.
   Валамер на ходу окрикнул Алариха, призвав молодого друга не увлекаться, и две сотни легких конников державшихся на спинах лошадей одними ногами, свернув, проскользнули в просвет между боевыми порядками легионов и ворвались в центр, неся смерть и разрушения.
   Это стало переломным моментом. Оба крыла тяжелой конницы сдавливали легионы, с флангов давя их мощью и силой. А бесновавшаяся конница Эйнара утроила кровавый пир в самом сердце римского войска, тем самым облегчая продвижение тяжелой конницы. Первые ряды римских легионов впервые дрогнули. Плотный строй вообще очень чувствителен к боковым ударам, здесь же выкашивался уже центр. Не чувствуя поддержки задних рядов, передние стали отступать все явственнее чувствуя спинами зияющую пустоту тылов и инстинктивно оборачиваясь, чтобы взглянуть назад.
   Пешие готы видя что незыблемый до того строй римлян начинает колебаться принялись атаковать с удвоенной энергией. Отталкиваясь от щитов товарищей, они взмывали, вверх врезаясь ногами в ряды легионеров. Рубили, и кололи, падали, рубили ноги и вновь поднимались, чтобы крушить и раскалывать римские черепа.
   Это была первая в истории великая битва двух столь непохожих армий. И впервые в подобной битве побеждал не римский строй и порядок, а неистовость и храбрость под управлением холодного расчетливого ума.
   Первое движение войска уловил император Валент, обладая невероятным чутьем, он сообразил, что еще секунда и отступление легионеров превратится в беспорядочное бегство. И он отдал команду отступать под прикрытием преторианцев. Однако было уже поздно, едва успев отступить на сотню шагов они стали свидетелям того как римская армия побежала. Постепенно это превратилось в паническое бегство, падая и теряя оружие, втаптывая в кровавый песок своих товарищей, они словно обезумели. Испуганные огромные глаза и бушующий в них страх, который гнал людей назад, не разбирая дороги, и их преследовала сама смерть.
   Многие из тех, кто покинул поле, погибли от мечей готов или раздавленные собственными товарищами. Но некоторым все же удалось спастись, затаившись в ближайших деревушках где их никто не искал. Собственно готов они и не интересовали. Организованно отступала лишь одна группа, державшаяся вместе, император, его свита и почти три сотни преторианской гвардии.
   Готы преследовали их отрядом в триста человек, основную часть которых составляли воспитанники Эйнара. Несколько часов преследования постепенно сокращало количество преторианцев, ибо те из них кто отставал, становился жертвой стрел готов. Кони уставали, и император решил дать последний бой. Тем белее, что преследователей было не так много. Они остановились у небольшой деревушки и спешились, поскольку кони совсем не держались на ногах.
   Так же поступили готы, и плотной толпой двинулись вперед. В приступе отчаянной храбрости преторианцы ринулись вперед и две группы сшиблись в смертельной схватке. Но во главе готов стояли Эйнар и Халга, каждый из которых в первую же минуту, убил по два десятка римлян. Короткая схватка была ожесточенной и кровавой. Когда пал Лупицин защищавший императора, за спиной готских вождей осталось две сотни человек, но преторианцы были мертвы все.
   - Фритигерн просил привести ему императора..., - напомнил Халга.
   - Да..., помню....
   - Я не желаю быть рабом у этого павлина, дайте мне умереть.
   - Он не трус..., - удивился Халга.
   - Может и вправду? - Эйнар взглянул на вождя.
   Халга кивнул головой и подошел к императору. Тот медленно опустился на колени и снял шлем.
   - А пошел он этот Фритигерн..., - выкрикнул Халага, вонзая меч в шею Валента.
   Так погиб великий император Флавий Валент, ставший первым свидетелем усиления готского влияния.
   Уставший отряд медленно возвращался назад, впереди показались белоснежные шатры бывшего лагеря императора. У шатров их встретил озабоченный Отар.
   - Эйнар..., мы тут кое-что нашли..., - он показал рукой на императорский шатер.
   - Что...?
   - Посмотри сам....
   Эйнар шагнул вперед, приподняв рукой полог. Когда глаза привыкли к полумраку, он различил два силуэта, мужской и женский. Он подошел ближе и отшатнулся.
   - Дриана...?
   - Да. - Ответила она.
   - Но как..., почему ты здесь?
   - Я не виноват Эйнар..., она сама.
   - О чем он говорит?
   - Он говорит правду..., это я помогла ему бежать, это я предала тебя.
   - Это Маркус? - Эйнар подошел к мужчине. - Ты сбежала с рабом греком?
   - Да Эйнар.
   - Я не виноват..., - вновь произнес Маркус.
   - Заткнись..., - Эйнар вынул из ножен меч.
   Маркус ринулся, вперед выставив перед собой гладий, но успел сделать всего лишь шаг, наткнулся на меч Эйнара.
   - Боги..., ты убил его.... - Дриана с размаху всадила короткий кинжал в плечо гота.
   Пронзенный насквозь, Маркус упал к его ногам.
   - Извини..., и в мыслях не было.... - Произнес гот, спокойно вынимая кинжал из плеча.
   - Но..., он мертв.... Зачем, он, же совершенно безвреден.
   Эйнар устало опустился в кресло.
   - Я устал..., - произнес он, закрывая глаза.
   Дриана сделала шаг к нему, но вздрогнула и рухнула лицом вперед. За ее спиной стоял Локки, вытирая блестящий клинок о шитую золотом накидку.
   - А я..., устал ждать, когда ты, наконец, решишься, - произнес он.
   - Зачем ты это сделал? Думаешь..., это тебе поможет справиться со мной?
   - Конечно..., ведь я только что уничтожил последний смысл твоего существования.
   - И что?
   - Тебе больше незачем жить.
   - И что же дальше...?
   - Ты умрешь.
   - Не думаю. Ты только что..., дал мне новый смысл жизни.
   - И что же это?
   - Твоя смерть....
   Эйнар подскочил в кресле и, несмотря на сочащуюся из раны кровь бросился на Локки. Тот парировал его удар, отбросив самого Эйнара на стену шатра, которая под его тяжестью треснула. Гот вывалился наружу, и следом за ним сквозь дыру вышел Локки, его доспехи сверкали невероятным светом. Готы, стоявшие неподалеку, окружили место битвы.
   Эйнар вынул второй меч и, закрутив оба клинка над головой, ринулся вперед. Локки отбивался, парируя бешеный напор гота. Неожиданно воспарив над головой воина, потомок етунов обрушился на него сверху. Но гот был готов к такому маневру, и, увернувшись, нанес боковой удар двумя клинками. Локки парировал удар. И скользнув по поверхности клинка противника, рубанул наискосок. Эйнар увернулся и полоснул бога по животу. Тот, отскочив, сверкнул очами и удивленно взглянул на руку, на которой едва заметно желтели капли крови.
   - Это не возможно..., - пробормотал он.
   Эйнар ощутил жжение на груди там, где был амулет подаренный Мией.
   - Работает..., - удовлетворенно хмыкнул гот. - Конец твоему колдовству етунская мерзость.
   - Мы еще встретимся..., - пробормотал бог и провел рукой в воздухе. Образ его задрожал, растворяясь в воздухе. Но ничего не произошло. Амулет на груди Эйнара горел огнем.
   - Бессмертные боги..., - Локки, поняв, что избежать боя не удастся, ринулся на гота. Тот встретил его ударом ноги, отбросив назад. Эйнар выпрыгнул, вперед вонзая клинок в грудь Локки. Но тот невероятным образом увернулся и ударил в ответ мечом, пытаясь пробить доспех.
   Длинный меч скользнул по краю доспеха, не причинив вреда. Гот сломя голову, атаковал бога нанося попеременные удары обеими руками. Локки сделал сальто, нанося удар ногами в грудь человека. Эйнар сделав кувырок через голову, и оттолкнувшись, взмыл над головой бога. Удар меча сверху был невероятно силен, Локки парировал его, но устоять на ногах не смог и покатился по земле.
   Эйнар бросился следом, и вскочивший бог вновь скрестил с ним свой меч. Удар ногой отбросил гота на несколько шагов, и Локки рубанул сверху лежавшего на земле человека. Перекатившись на бок, Эйнар вонзил клинок в живот противника. То опустился на колени, орошая траву желтой кровью. Эйнар словно ножницами двумя клинками снес голову Локки. Притихшие готы, молча, смотрели, как покатилась по траве голова легендарного Локки.
   Эйнар устало опустился на траву и обнажил руку, по которой стекала кровь из раны на плече. Ему помогли прижечь рану, и он усталый отправился спать. По периметру шатра Аларих выставил охрану из воинов в черных доспехах, которых после битвы осталось полторы сотни.
   Эйнар проспал сутки, и не один гот за это время не двинулся с места. Халга лишь отдал приказ сообщить ему, когда Великий Гот проснется.
   Он спал и видел сны, в которых жизнь его была невероятно красивой и счастливой. В этой жизни не было предательства и врагов, ненависти и злости. Ему не хотелось умирать, поскольку это была райская жизнь приносившая радость, лишь одним своим существованием. Но рано или поздно, он должен был проснуться, и понять, что, еще в этой жизни может заставить его убивать и рисковать жизнью. И есть ли возможность жить иначе....
  
  
  
  
  
  
      -- АДРИАНОПОЛЬ.
  
  
   Когда Эйнар вышел из шатра, огромное войско готов, уже было готово к походу. Он легко вскочил на спину жеребца и под одобрительный гул семи тысяч глоток занял свое место рядом с Халгой во главе войска. Их ждал Адрианополь и его несметные сокровища. А далее путь на Рим.
   Фритигерн в отличие от них ехал в повозке, которая была невероятных размеров и позволяла спать, есть, принимать гостей. Не могла она только одного быстро передвигаться. Потому его сопровождала охрана в пять сотен всадников, чтобы не тормозить все войско.
   Фритигерн остался недоволен, тем, что ему не отдали плененного Валента, но Халга сообщил ему, что в того попала стрела, и он погиб на поле битвы. Обидчивый король уже начал торговаться из-за своей доли в добыче.
   - Пока еще..., и делить нечего, серебряную посуду из шатра императора ты можешь забрать в качестве подарка, - Эйнар сплюнул под ноги Фритигерна.
   - Я король, - визгливо вскрикнул тот, - а ты безродная свинья....
   - Если ты еще раз повторишь это..., я выволоку тебя за волосы, и убью на глазах твоих людей. - Прошипел Эйнар в ответ.
   - Или..., это сделаю я..., если мой брат не захочет марать руки.
   Фритигерн замолчал, но было видно, что это далось ему нелегко. С этого дня они чувствовали глухую возню за спиной, но до поры не предавали этому значения. Солидная добыча предполагалась впереди во время захвата беззащитного Адрианополя, и воины Фритигерна не откажутся от своего пирога, даже если на этом будет настаивать король или сам Вотан. Потому до захвата города можно было не обращать внимания на закулисную игру короля остготов.
   День прошел и Халга не перемолвился с Эйнаром и парой слов, понимая его грустную задумчивость. Необъяснимый поступок Дрианы, ее смерть, бой с Локки, все это как-то изменило его.
   Халга не мог проникнуть в его мысли, но он мог дать возможность другу самому разобраться в навалившихся проблемах. Когда на горизонте показался Адрианополь, Эйнар нарушил молчание.
   - Надо решать....
   - Фритигерн?
   - Да..., завтра, когда мы возьмем город..., будет поздно.
   - Да, ты прав.
   - Я сделаю, - уронил Эйнар, и подозвал к себе Валамера.
   Венед, молча, выслушал сказанное ему на ухо, и бесстрастно кивнув головой, умчался к своим воинам.
   Утром, когда войско стояло у стен города, по лагерю прокатился слух о смерти короля. А еще через полдня, приехала его повозка и из нее вынесли труп Фритигерна.
   Халга расспросил охрану, но те ничего толком не могли рассказать, хотя колотая рана на затылке говорила о том, что короля убили. Наследник Фритигерна Модрикс еще совсем молодой юноша смотрел на Халгу как на бога, и тот решил его пока не убивать. Хотя предвидел будущие проблемы с ним.
   Тело короля Фритигерна предали огню, и пропели погребальную песню. После вечера беспробудного пьянства войско готовилось к штурму.
   Адрианополь был окружен высокими стенами, взобраться на которые незаметно было невозможно. На стенах постоянно дежурили лучники готовые поднять тревогу в любой момент. Крестьянин, которого удалось допросить, рассказал, что сейчас в городе остался гарнизон в десять сотен человек, остаток от легиона который влился в войско Валента. Еще примерно две сотни вегилов, которые были вооружены, но воинами при этом не стали.
   Эйнар трижды в полном молчании объехал крепость по кругу, но ничего придумать не мог. Он отправил людей демонстративно рыть подкоп под стеной. И готы принялись с энтузиазмом копать подземный ход, предвкушая будущую добычу. Чтобы не попадать под стрелы адрианопольцев, они загородили место подкопа деревянными щитами. Неожиданно рытье подкопа стало продвигаться довольно быстро и на второй день Эйнару сообщили, что подкоп прошел стену.
   Он решил спуститься и взглянуть на результаты. Подкоп действительно достиг стены и прошел под ней, достигнув внутреннего обреза стены. Можно было начинать рыть круто вверх, но Эйнар понимал, что едва они достигнут поверхности на головы им польется кипящая смола, и полетят стрелы. Значит, нужно было увести выход подальше от стены, желательно далеко в сторону.
   Он определил направление, и готы привыкшие выполнять его приказания без обсуждений принялись вновь копать.
   Но им не удалось удалиться от стены далеко, поскольку к обеду свод подземного хода обвалился и на головы землекопам посыпались круглые камни, снаряды от катапульт. Это было странно, поскольку самих катапульт в городе не было. Эйнар сообразил, что видимо они, были забраны на битву. Но это сейчас не имело никакого значения.
   Эйнар пробрался в подземный ход. Судя по тишине, он до сих пор не был обнаружен. Оказалось, что это был сарай, в котором были сложены камни. Учитывая отсутствие катапульт, можно было предполагать, что сюда никто не войдет. Гот посадил в сарае своих воспитанников, которые в случае необходимости могли бы уничтожить противника, не поднимая шума.
   Готы довольно быстро растащили снаряды, освободив сарай, теперь путь был свободен, осталось лишь дождаться ночи. Но к вечеру пришлось форсировать события, поскольку в сарай вошли три вегила, двух из них убили на месте, а третьему заткнув рот, связали руки.
   Когда перепуганного вегила, дрожащего от страха, привели к вождю, готы принялись готовиться к атаке. Эйнар расспросил горожанина и составил подробную карту города, где были отмечены все места, где располагалось золото. Он же сообщил, что в городе собраны налоги со всей провинции, а это почти два сундука золотых монет. Кроме того здесь были вегилы из Мезии, что сопровождали собранное золото в Рим, и это было еще два сундука.
   Тем временем первыми из сарая вырвались на волю, воспитанники Эйнара и, взлетев на стену, очень быстро очистили ее северную сторону. Остальные ринулись к воротам и, уничтожив охрану, открыли массивные створки. В считанные часы все было закончено, и начался грабеж. Командиры отрядов учитывали каждую золотую монету, которую находили воины. Поскольку Халга объявил, серебра каждый может набрать себе столько, сколько унесет, но все золото должно идти в общий котел, чтобы потом разделиться на всех.
   Первым делом Аларих и Валамер нашли сундуки с золотом и принесли их вождю. Следом взяли под контроль храмы, богатые дома, ювелирные лавки. Добыча, учитывая, что брали они лишь золото, превысила все разумные ожидания. И о том, чтобы идти с огромным обозом вглубь империи не могло быть и речи. Халга принял решение вернуться обратно, чтобы сохранить добытое.
   На удивление все восприняли это известие с энтузиазмом. И огромное войско, повернув обратно, двинулись к границе Фракии. К вечеру они пересекли границу и вошли в Мезию, не встретив сопротивления. На второй день пути впереди показалась уже знакомая по прошлым походам Истрия.
   - Надо пополнить запас продовольствия..., - сказал Халга.
   - Давай навестим, старых знакомых.
   - Думаешь, они не засыпали его?
   - Проверим....
   Эйнар взял с собой два десятка бойцов отправился к склону холма, где раньше был вход в подземный ход. Вход был засыпан песком, но к нему вели следы, и они очень быстро нашли его. Очистив от песка, они дошли до сарая, который гостеприимно принял их в прошлый раз, отвалив большую крышку, они поднялись наверх.
   - Невероятно..., они даже не подумали его засыпать.
   - Может..., в городе не знают о нем? - высказал предположение Аларих.
   - А контрабандисты?
   - Они не очень-то делятся своими тайнами.
   Здесь Эйнар отправил двух человек с докладом к Халге, а сами затаились.
   Некоторое время спустя они услышали, как беседовали два легионера.
   - Постарайтесь продержаться пару дней..., я приведу помощь.
   - Хорошо....
   - После моего ухода замаскируйте выход, и поставьте охрану.
   Схватка была короткой все пятеро легионеров, что вошли в сарай были убиты. Сразу же за этим из подземного хода донесся шум, это приближались готы.
   - Ну что ж..., вперед..., - произнес Эйнар и распахнул дверь сарая.
   Готы высыпали на улицы города. Гарнизон составлял всего-то сотню человек, и был уничтожен в считанные минуты. Ограбление города принесло еще несколько талантов золота, и, пополнив припасы и запасы воды, готы в спешке покинули город. Разведчики доложили Эйнару, что легион, который шел на воссоединение с Валентом, сейчас в Адрианополе, и преследует готов по пятам.
   Легион был не полным, но все же это было пятнадцать сотен человек. Шесть тысяч готов могли раздавить римлян. Но Эйнар считал, что если они развернуться, то могут увязнуть в боях, и дадут время римлянам сгруппироваться.
   После короткого совещания Халга принял точку зрения друга, и решено было двигаться дальше, тем более, что путь впереди был свободен. Готы полным ходом уходили к границе, унося с собой награбленные сокровища империи. Но легион, который двигался день и ночь и не имел медленно движущихся обозов, постепенно нагонял их. К исходу третьего дня стало понятно, что уйти не удастся и надо принимать бой.
   Эйнар не зря беспокоился, поскольку основательно потрепанный легион был под командованием Аврелия Красса. Это был уже немолодой легат, который с некоторых пор был в немилости у императора. И когда до него дошла весть о гибели Валента, Красс ничуть не огорчился. Варвары оказали ему услугу, освободив от деспота, и теперь он сам мог предъявить права на трон. Но мавр сделал свое дело, мавр может уходить.
   И сейчас Красс понимал, что нельзя позволить варварам уйти и унести с собой золото. По его подсчетам варвары уносили около пятидесяти талантов, и это была огромная сумма. А во-вторых, он знал, что они вернуться с еще большим войском и тогда может наступить конец империи, которая в последнее время итак держалась, на честном слове.
   Аврелий Красс был хорошим стратегом, но обладал неуступчивым характером. Отсюда его вечные ссоры с сенаторами и императором.
   Он понимал, что догоняет медведя, разбить которого ему не под силу. Он знал, что из Адрианополя ушло шесть тысяч готов, и это было слишком много, для его полутора тысяч. Он подробно расспросил тех, кто остался жив, после разгрома, и услышал, что варвары обзавелись тяжелой конницей, которая буквально разнесла конницу императора Валента.
   Собирая рассеянных по всей провинции легионеров, он довел численность легиона до двух тысяч. Он реквизировал всех лошадей, которые попались ему по пути, в Адрианополе и Истрии. Продолжая преследование, ему удалось посадить на коней тысячу воинов, и создать некое подобие легкой конницы, поскольку планировал терзать войско готов постоянно, но не ввязываться в прямой бой.
  
  
  
  
  
  
  
      -- СОЛДАТ ИМПЕРИИ.
  
  
   Настал, наконец, тот день, когда Красс увидел на горизонте готскую пехоту, над которой стояли клубы пыли. К тому моменту под его началом было двадцать три сотни воинов, из них полторы тысячи были на лошадях и вооружены луками.
   Они, конечно, были не бог весть, какие всадники, но в седлах держались прилично и могли стрелять на скаку, но не совсем точно. Он считал, что этого должно было хватить, чтобы задержать готов. На юге Фракии стояли два Фракийских легиона, и Красс давно отправил туда вестовых с просьбой срочно прибыть для отражения нападения варваров. С командующими этих легионов его связывало некое подобие дружбы, и он полагал, что когда они узнают о смерти императора и его бедственном положении то непременно выступят.
   Эйнару доложили о римских всадниках, которые появились в пределах досягаемости. Его это всерьез взволновало, и он отправил два отряда тяжелой конницы в арьергард войска. Халга не разделял его волнений и полагал, что они всегда смогут отбиться от полутора тысяч ромлян.
   Однако первое столкновение с имперским легионом Красса показало, насколько Эйнар был прав. Налетевшие столь неожиданно, что последние ряды готов едва успели развернуться, римляне убили десять человек. Движение легкой кавалерии пролетевшей словно вихрь, по крайним рядам готского войска, были не очень ловкими, но невероятно эффективными. Римские всадники, что не были сирийцами и не сидели в седле с самого детства выглядели весьма неуклюже, но стрелы их по какой-то причине оказались точны и смертоносны.
   Примчавшиеся в конец колонны Эйнар и Халга были вне себя от ярости. Десяток готов погибли, но не это было главным, они не смогли оказать никакого сопротивления римлянам, настолько быстро те атаковали и исчезли. Это было именно то, чего боялся Эйнар. Комариные укусы, которые не могли нанести серьезного урона готам вполне способны были ослабить все еще огромную армию.
   К вечеру того же дня атака римлян повторилась, в этот раз погибли еще семь человек. Будучи готовыми к атаке готы ответили градом стрел, но быстрые римские всадники почти не пострадали, успев исчезнуть еще до того как готы среагировали. Едва успела утихнуть шумиха, как из-за пригорка выскочила сотня римлян, и на полном скаку выпустила тучу стрел.
   Готы, не ожидавшие повторной атаки прикрылись щитами, но пятеро все же погибли. Кроме того стрелы противника ранили десять человек, которые стали обузой, и замедляли движение войска.
   Это продолжалось вся неделю. Готы едва могли противостоять летучим отрядам римлян, и за это время войско потеряло пятьдесят человек, и еще двадцать было ранено.
   Для войска в шесть тысяч человек это не было критичной потерей, но существенно замедляло движение. Кончилось это тем, что Эйнар отправил полторы сотни своих воспитанников в конец колоны. Едва черные доспехи появились у последних повозок, как римляне совершили очередной налет.
   Аларих контролировавший степь, среагировал невероятно быстро, и в результате атака римского отряда была отбита и имперский легион потеряли два десятка человек. Кроме того Валамер и Аларих предприняли мгновенную попытку контратаки, и едва не нагнали римский отряд, отступив лишь когда впереди замаячили основные силы легиона.
   Но в тот же день отряд римлян ударил в центр колоны и убил десяток венедов. Реакция готов была быстрой, но не настолько, чтобы настигнуть римлян, они вновь исчезли.
   Так продолжалось еще неделю, пока, наконец, Эйнару удалось просчитать очередную атаку римлян. Едва отряд в сотню всадников взлетел на холм, их встретила сотня черных доспехов. Римляне совершенно не умели воевать верхом, и в течение получаса они были мертвы. Чтобы оказать психологическое давление на соперника, Эйнар приказал, не брать пленных, и уничтожить врага с особой жестокостью.
   Когда на исходе третьего часа отряд не вернулся, Аврелий Красс в сопровождении когорты легионеров сидевших на лошадях, словно пастухи на коровах, двинулся в сторону войска варваров. Когда он медленно поднялся на холм, его взору открылась картина, от которой содрогнулось его сердце. Сотня воинов, были разорваны на части и устилали северный склон холма, который сплошь окрасился кровью.
   Это было страшное зрелище, словно здесь не воины состязались, в старании уничтожить друг друга, а некий дикий зверь в слепой ярости растерзал всех, кто посмел вступить на его территорию. С той лишь разницей, что части тел были отделены друг от друга не рваными ранами клыков, а ровными срезами клинков.
   Красс словно окаменел. Он понял, что это было послание, от предводителя готов, и он пока еще не знал как ответит на этот вызов. Но, то, что он ответит, не вызывало никаких сомнений. Приказав предать огню тела своих воинов, Красс вернулся к войску, и приказал готовить три сотни для атаки на готов. Противник сделал свой ход, огрызнулся, обнажив клыки и показав, что преследование римлян в последние несколько недель изрядно его достали.
   Эйнар понимал, в следующие сутки надо ждать ответ от римлян, на полученное ими послание. Он чувствовал, что противник умен и опытен и все перестроения в рядах врага были тому подтверждением. Будь он на месте римлян, он поступал бы именно так. Но он был на своем месте, и это место призывало его заботиться об интересах своих соплеменников готов. Сейчас он видел серьезную угрозу их делу. Не так далеко оставалось до границы со свободными землями, но это не означало, что римляне оставят их в покое.
   Кроме того после границы империи земли постоянно подвергались нашествию гуннов, аланов и сарматов. И если готам не удастся сохранить численность войска, то они вполне могли стать жертвой кочевников.
   Ранним утром следующего дня центр колонны готов подвергся нападению римлян. Разведчики из числа венедов были убиты и три сотни римлян обрушились на готов. Развернувшись двумя крыльями, готы пытались контратаковать, но римляне уклонились от прямого боя и исчезли за холмом. Результатом этой атаки стали девяносто пять трупов готов. Бешенство Эйнара и Халги было беспредельно.
   - Это не может так продолжаться....
   - Что ты предлагаешь, - Халга неистово грыз грязные ногти.
   - Надо дать бой.... - В голосе Эйнара впервые не было уверенности.
   - Он уклонится....
   - Значит, нагнать его..., мы можем разделить войско.
   - Это займет немало времени, и есть риск привлечь все силы империи....
   - Я возьму своих воинов..., и еще тысячу конницы, и остановлю его.
   - Этого мало..., - пожал плечами Халга.
   - Ты не хуже меня знаешь..., количество не так уж важно, - возразил Эйнар.
   - Возможно это ошибка, - задумчиво уронил вождь, положив руку на плечо друга, - но другого выхода у нас нет.
   Армия готов уходила все дальше и дальше скрываемая повисшим в воздухе облаком бурой пыли. На небольшом пятачке, вокруг старого колодца сгрудились оставшиеся воины, с тоской наблюдавшие за уходящими соплеменниками. Они понимали, что это их последняя битва, но не смогли отказаться, когда их позвал Великий Гот. Этот человек был единственной надеждой на то, что им удастся справиться с римлянами и нагнать своих. Они знали его великую силу, и верили в его великую удачу.
   Эйнар отправил в трех направлениях дозорных, которые должны были держаться на расстоянии и контролировать движение имперского легиона. Через некоторое время он получил известие о том, что на юге висит огромное облако пыли, скрывающее две тысячи римлян.
   Эйнар присел на край колодца и задумался. Его тяжелая конница способна раздавить римлян, но те уже не раз доказывали, что способны избежать прямого боя, и в этом случае догнать их смогут лишь его воспитанники, которых осталось меньше полутора сотен. Надо было навязать бой, от которого римляне не смогли бы уклониться, но сейчас эта задача казалась ему не выполнимой.
   Наступала ночь, и он приказал разжечь костры, предполагая, что это отвлечет римлян от основных сил. Каждый воин разжег костер, создавая иллюзию огромного войска. В центре вымышленного лагеря были поставлены шатры. Эйнар словно паук расставил сети и ждал, когда в них попадется жертва. Но это была зубастая жертва, поимка которой была не безопасна.
   Под утро Аларих привел двух связанных римлян, что были задержаны при попытке провести разведку на окраине ложного лагеря.
   - Допроси их, - устало кивнул Эйнар.
   - Хорошо, - ответил Валамер, и исчез в темноте.
   Информация, добытая им, порадовала гота и подписала смертный приговор римлянам. Красс решил дать отдохнуть легиону, который последнюю неделю двигался круглые сутки, запутывая готов. Сейчас легион расположился на склонах холма в нескольких минутах езды от них.
   Не затушив костров и не сняв шатров, готы плотным строем ринулись вперед. И еще через час готская конница втоптала римлян в песок, не дав им не единой возможности оказать сопротивление. Примерно четверть легиона панически бежала так и, поняв кем, они были атакованы в темноте ночи. Дикая орда всадников с горящими факелами сеющие смерть направо и налево, казалась демонами преисподни.
   Эйнар задумчиво расхаживал вдоль поваленных шатров и потухших костров римского лагеря, когда привели Красса. Принцепс смотрел на варваров свысока, и подбородок его был задран к верху. Гот усмехнулся, этот римлянин думает, что он придумал нечто новое.
   - Ты ведь не боишься смерти ромлянин...?
   - Кто ты такой..., чтобы задавать мне вопросы?
   - Я..., тот, кто тебя победил, - ухмыльнулся гот, - и тебя..., и твоего императора.
   - Все равно..., я не желаю выслушивать глупости, - Красс опустил глаза и взглянул на гота.
   - Я могу тебя просто убить, но ведь для тебя поражение хуже смерти.
   - Философствующий варвар..., смешно....
   - Я дам тебе еще один шанс.
   - Лучше дай мне клинок....
   - Дайте ему меч..., - бросил Эйнар воинам.
   На песок у ног принцепса упал римский гладий.
   - Если ты победишь..., тебя отпустят. - Эйнар обвел взглядом улыбающихся воинов. - Все слышали?
   Готы довольно закивали головами в знак согласия. Красс, подхватив меч, сделал гигантский выпад вперед, пытаясь проткнуть гота. Тот едва уклонился, даже не достав клинок. Римлянин ринулся вновь, нанося удары один за другим в голову гота. Но тот, улыбнувшись, уклонился, но так и не вынул меч, что находился у него за спиной. Принцепс не удержался и упал. Гот возвышался над ним словно колосс. Освещаемый всполохами костра его лицо олицетворяло мощь и уверенность. В этот момент римлянин физически ощутил, что здесь и сейчас начинается закат великой империи, его империи.
   Впервые за многие годы в душе Красса проснулся страх, ведь под угрозой было все, что было ему дорого. Все, что окружало его с самого детства, гибло в эту самую минуту. И он солдат великой империи подвел свой народ и своего императора. Он облеченный властью и силой, которого страна готовила с самого детства как великого заступника и воина, не выполнил своего предназначения. И он был достоин смерти..., позорной смерти.
   Принцепс Аврелий Красс, опустил руки, уронил меч и склонил голову. Великий Гот одержал сокрушительную победу, не вынув меч из ножен. Эйнар кивнул головой готу, стоявшему рядом, и тот вонзил меч в согбенную шею римского легата. Хруст ломающегося позвоночника не сопровождался не единым звуком. Аврелий Красс умер мгновенно..., впрочем, может быть..., он уже давно был мертв.
   Великие люди часто переживают не только собственную эпоху, но и собственную смерть. Порой, не замечая этого. Они остаются навечно в строю.... И продолжают сражаться, за то..., во что привыкли верить. Нет понимая, что все вокруг уже нашли новых богов.
  
  
  
  
  
  
  
      -- ПОСЛЕДНЯЯ ПЕСНЯ.
  
  
   Эйнар решил, что все воины, которых после атаки римлян осталось около семи сотен, заслужили отдых и первым подал пример, устроившись прямо на песке, заснул мертвецким сном. Аларих по привычке назначил дозорных, хотя понимал, что степь на многие километры вокруг пуста. Но так его учил великий воин Эйнар, друг его отца.
   Готы проснулись, когда солнце уже во всю припекало. Предав огню своих павших, они тронулись в путь, надеясь уже сегодня нагнать войско. Эйнар задумчиво покачивался в седле, не произнося не слова, по обеим его сторонам ехали Аларих и Валамер, следом, словно стая воронов полторы сотни воинов в черных доспехах. Замыкали шествие тяжелые всадники, мирно дремавшие в седлах. К вечеру они пресекли границу империи и лишь однажды столкнулись с небольшим отрядом. Готы не стали гнаться за алой сирийских ауксилариев, тем более, что те совершенно не проявляли агрессии.
   Утром следующего дня на горизонте показалось облако пыли, неизменный спутник большого войска. Предвкушая встречу с друзьями все невольно пришпорили лошадей, и отряд двинулся вперед с удвоенной скоростью. Скорее повинуясь привычке, чем предполагая опасность, Аларих отправил вперед разведчиков.
   - Это верно..., - впервые за весь путь произнес Эйнар.
   - Там все равно кроме наших, никого нет, - Валамер махнул рукой.
   - Может быть..., может быть.... - Эйнар прикрыл глаза.
   Некоторое время они ехали, молча, думая, что Великий Гот уснул, и, боясь потревожить его сон, или его мысли. Первым увидел возвращающихся разведчиков Валамер, и его смутило, что они возвращались галопом.
   - Что это с ними?
   - Не слишком ли радостное возвращение? - Удивился Аларих.
   - Что...? - Эйнар открыл глаза, и мгновенно оценил ситуацию, - всем за холм.
   Он толкнул пятками коня, и умчался вперед, увлекая за собой весь отряд. Это было не лишнее, поскольку сразу же за этим горизонт обнажил огромное войско гуннов, что двигалось, пересекая путь готского отряда.
   Взобравшиеся на вершину холма Эйнар, Аларих и Валамер, несколько часов наблюдали за тем, как на северо-запад уходила огромная орда гуннов, которой не было конца. Трудно было сказать, сколько их было, одних воинов тысяч пятьдесят, если не больше. Кроме них кибитки, и повозки везущие скарб, скот сопровождавший войско, мастера и оружейники, табун свободных лошадей.
   Это была чудовищная толпа, которая казалось, двигалась, не подчиняясь никаким законам и не выдерживая никакого строя. Выдерживалось лишь направление заданное кем-то невидимым.
   - Если они настигнут наших..., мы не удержимся, - прошептал Эйнар.
   - Может быть, нам удастся развернуть их.
   - Не думаю..., у них есть цель....
   - Но..., какая?
   - Не знаю.
   - Что мы будем делать?
   - Пока они двигаются западнее.
   - Пока..., - эхом повторил Эйнар, - надо предупредить наших.
   Сонному и размеренному передвижению пришел конец. Им пришлось сделать крюк, обходя гуннское войско и потратить еще день, чтобы догнать готов уже ступивших на земли дружественных племен, алеманов и герулов. Сразу по приезду Эйнар отправил разведчиков на запад, чтобы контролировать передвижение гуннов.
   - Говоришь их много? - Халга недовольно покачал головой.
   - Очень, много....
   - Больше чем ромлян?
   - Раза в три..., на первый взгляд....
   - Может они пройдут за Данубий?
   - Может да..., а может, нет.
   Вернулись разведчики, принеся с собой плохие вести, гунны наткнулись на поселение гепидов и, свернув, разрушили дома и убили всех, кто не успел уйти. Сейчас они шли почти параллельно с готами, скорее всего, следующими на их пути будут венеды, а затем готы. С этого дня они стали двигаться быстрее. Когда Мокша встретил их у ворот, они уже чувствовали дыхание гуннов в спину.
   На большом тинге на который были приглашены старейшины и на равных присутствовали Валамер, Отар и Аларих. Все высказались за то, что венеды и готы должны уходить на восток.
   - На востоке мало плодородных земель, - уронил Аларих.
   - Согласен..., - произнес Мокша.
   - Мы..., задержим гуннов, только для того, чтобы вы избежали встречи с ними, и у вас будет время, потом уйти южнее, а следующей весной..., - Эйнар остановил свой взгляд на Аларихе. Тот понимающе кивнул головой.
   - Мы возьмем Рим....
   - Да..., вы возьмете Рим, - Халга поднялся, и посмотрел на молодых вождей, - но для этого вы, должны спасти наши народы.
   - А мы..., задержим гуннов, - добавил Эйнар.
   Распахнулась дверь и на пороге встал Торикс, теперь он был вождем тайфалов, после смерти его отца, и этого никто не мог оспорить, поскольку он вернулся с дружиной и с огромной добычей.
   - Гунны уже близко, их тысячи тысяч..., я привел всех тайфалов, - проговорил он.
   - Уходите..., времени больше нет.
   Нагрузив повозки и собрав все, что можно было, караван двинулся на восток. Эйнар, Халга и Мокша остались встретить гуннов. Отобрав проверенных воинов числом в три тысячи. Аларих и Отар отправились с войском на север, чтобы увести готов из бурга, и воссоединиться с венедами и тайфалами. Так нашествие гуннов сослужило хорошую службу в деле воссоединения готских племен, и это было лишь начало.
   Объединенное войско двинулось на юго-запад, где временно остановились гунны. Через два дня Эйнар, Халга и Мокша, с холма наблюдали за гуннами. Сейчас их войско казалось еще больше. Безбрежное море, колышущимися головами людей и лошадей уходило за горизонт. Трехтысячное войско готов было лишь каплей в этом безбрежном море, которое грозило поглотить все вокруг.
   Внезапно гунны стали почтительно расступаться, и они разглядели мальчишку лет двенадцати, уже выделявшегося на общем фоне своим недюжинным ростом и мощью. Это была третья встреча с вождем гуннов Атиллой, которого современники назовут: "Бич божий".
   - Надо убить его..., - уронил Мокша.
   - У нас уже была такая возможность, - прошептал Эйнар.
   - Тогда он не был вождем....
   - Да..., до него еще добраться надо, - возразил Халга.
   - Если вообще найдем его в такой толпе, - усмехнулся Эйнар.
   - Ты прав..., на это уйдет вся жизнь....
   Вернувшись к отряду, они принялись за еду, спешить было некуда, если вдруг гунны начнут движение, то это займет целый день. Все уже смирились с собственной смертью, а потому были спокойны и веселы. Во время еды они обсуждали стратегию и тактику нападения на гуннов, не помышляя уничтожить их, но лишь задержать и по возможности направить в другую сторону.
   Вечером они атаковали гуннов, пока те готовили еду. Предварительно вырезав охрану, которая была организованна отвратительно. Они спустились с холма, и, промчавшись по касательной, порубили всех, кто оказался на пути их лошадей. И не снижая скорости, ушли дальше на запад к берегу Данубия. Гунны довольно медленно развернулись и попытались организовать погоню. Стихийный отряд сформировался из двух тысяч человек, но они очень быстро вернулись обратно. Эйнару показалось, что гунны спокойно отреагировали на гибель почти тысячи воинов. Этими своими соображениями он поделился с Халгой и Мокшей, и те не могли не согласиться. Видимо войско гуннов гораздо больше, чем ему показалось сначала.
   В этот вечер они нанесли еще один удар по гуннам, отъехав на несколько километров на юг, они вклинились в боевые порядки гуннов и после короткой схватки умчались прочь. Но, несмотря на гигантское войско, связь видимо была налажена, поскольку второе вторжение обошлось им в полсотни жизней. Ночь прошла в тишине, если не считать непрерывный гул, что производило гигантское войско кочевников, и утром они вновь атаковали гуннов.
   На этот раз они пришли в движение и отряд в три тысячи человек бросился в погоню за готами. Кони гуннов были свежее и через несколько километров они нагнали их.
   Готы развернулись и ринулись навстречу врагу, лишая их преимущества стрельбы из луков. Несколько человек были убиты, пока они достигли гуннов, но готам удалось заставить степняков схватиться за мечи. Понадобилось совсем мало времени, чтобы оставить отряд гуннов истекающим кровью в дорожной пыли.
   Потери готов были значительно меньше, но отряд их таял, а гунны так и не свернули с пути. Дав передохнуть лошадям, утром они вновь догнали врага. На этот раз гунны были начеку. Со всех сторон огромное войско сопровождали конные разъезды по пятьдесят всадников, готовые в любой момент поднять тревогу. Готы долго выбирали место атаки, и наконец, воспользовавшись тем, что один из разъездов потерял зрительный контакт с остальным войском, внезапно атаковали его.
   От десятка отделился всадник и помчался в сторону войска, пока готы на полном ходу разрывали его товарищей. Когда готы достигли войска противника, им все же удалось опрокинуть первые ряды и врубиться в ряды гуннов. Глубже всех в гуннское войско углубилась троица ветеранов, которые косили врагов направо и налево.
   - Надо отходить..., - выкрикнул Халга, - это бессмысленно.
   - Ты прав..., - ответил Эйнар.
   Развернув лошадей, они двинулись обратно, но поток стрел обрушился на них сразу же, как только они пытались отступать.
   - Уходите..., - крикнул Мокша, и, развернувшись, врубился в толпу гуннов, следом за ним разбрасывая врага, последовало полсотни ветеранов венедов. Они скоро потеряли их из виду, но слышали еще долго ругань, крики, лязг мечей и вопли умирающих гуннов. Когда они вырвались из рядов гуннов, и Мокша, и его люди были уже мертвы.
   Готы еще долгое время уходили от преследователей, которых на этот раз оказалось гораздо больше. Когда измученные кони отказались двигаться вперед, они остановились и спешились. Слева шумел Данубий, вспенивая воды о крутые берега, справа возвышалась отвесная скала, поросшая редким кустарником.
   Пять сотен готов стояли плечом к плечу, приготовившись встретить две тысячи гуннов. Те выскочили из-за поворота отвесного берега и на полном скаку врезались в ряды готов. Выставив вперед копья, они остановили первый ряд, и, принялись кромсать врага, который волнами накатывал и разбивался о незыблемые ряды готов. Неожиданно сверху со скалы на головы гуннов посыпались еще две сотни воинов, и через час от диких гуннов остались лишь трупы и кровь на речном песке.
   Собрав гуннских лошадей, готы вновь двинулись вслед их войску. И вскоре вновь нагнали орду степняков. Пять сотен воинов врубились в несметные полчища, расшвыривая во все стороны трупы и разбрызгивая кровь. Их становилось все меньше, а гунны все прибывали и прибывали. Готы уже и не помышляли об отступлении, поскольку со всех сторон были враги.
   На острие отряда из ста человек рубились два гота залитые кровью с ног до головы. Тело Эйнара было сплошь истыкано гуннскими стрелами, часть из которых, застряли в его мышцах и костях. Ему уже надоело обламывать их, и он просто перестал обращать на них внимание.
   Халга выглядел еще хуже, помимо стрел в его теле дважды побывал клинок, и он истекал кровью. Невероятное количество врагов не оставляло им надежды на спасение, но похоже души их давно перешли Стикс и готовились к смерти. Сотня атакующих обошлась гуннам в тысячу трупов, но и готы все погибли....
   Их осталось двое, враги были кругом. Их осыпали стрелами, на которые они давно перестали обращать внимание. Эйнар перешел границу безумия и, двигаясь с невероятной скоростью, наводил ужас на суеверных гуннов. Он не заметил, как умер Халга, поскольку стоя по пояс в крови и трупах, он не упал, а лишь застыл с перекошенной улыбкой, на бледном лице, и широко открытыми глазами. Тело его было все разорвано, ибо, даже видя его глаза, остекленевшие от прихода вечности, гунны продолжали стрелять в него из луков и рубить его тело мечами.
   Наконец сквозь пелену безумия Эйнар видимо осознал, что остался один и его друг уже давно мертв, в дикой ярости набросился на врагов, отгоняя их от тела вождя. И бережно помог мертвому другу опуститься к земле, хотя самой земли было не видно за трупами и кровью. Эйнар, в сущности, тоже был давно мертв, или это была новая стадия боевого безумия. Он не управлял своим телом, и разум его не контролировал движения. Скорее само тело управляло всем остальным.
   Его сознание словно наблюдало за телом гота со стороны, и лишь дивилось тому, как ловко он управляется с врагами. Его душа словно вселилось в орла, парящего над полем битвы, и он оттуда сверху видел, как гунны поворачивали на запад, уходя в сторону противоположную той, куда ушли племена готов. И лишь вокруг него их собиралось все больше и больше, в дикой жажде разорвать тело ненавистного гота.
   Он увидел Атиллу стоявшего на холме и смотревшего на него с примесью страха и восхищения. Он был еще очень молод, и его время было еще впереди. Возможно, сейчас в эту самую минуту он создавал себе идеал воина презирающего смерть и отринувшего жизнь.
   Эйнар прозревал будущее, все же Великий Мимир Трехглазый ошибался что-то остается в нас от источника мудрости, если мы однажды коснулись его благословенный живительных струй.
   И видел Эйнар, как Аларих сын Халги возьмет Рим. И будет пировать в нем вместе с Валамером сыном Мокши. Видел, как готы разрушат империю, тем самым положив конец великой культуре и великому греху. У великих народов впереди было великое и славное будущее, а он навсегда стал частью их великого прошлого, оставив свой след в песнях и сказаниях скальдов.
   Но главное что сейчас, оглядываясь на короткий и славный путь, что он прошел, будучи человеком, Эйнар понял. Нет более жизнеспособного и сильного существа на земле, чем смертный.
   Несколько раз за короткую жизнь он умирал, его втаптывали в грязь и уничтожали. Он не мог сосчитать сколько раз, он был на грани смерти, и сколько раз обретала смертный покой его бессмертная душа. Но каждый раз, когда ему самому казалось, что это конец и мертвое тело, и мертвая душа никогда более не споют песню в этом мире. Неожиданно где-то внутри зарождались силы, что помогали ему восстать из пепла, чтобы вновь возвысить свой голос в этом мире.
   Теперь, он знал точно, ЧЕЛОВЕК-БЕССМЕРТЕН, и жаждал смерти....
   Тело его одновременно проткнули два копья, посланные сильными руками. Он улыбнулся, перерубил ударом меча два торчащих из груди древка, не чувствуя боли. В ответ сразил пятерых гуннов, которые неосмотрительно подошли слишком близко. Вокруг него образовался круг почтения, и никто не смел, нарушить дистанцию. На него пытались набросить арканы, но он со смехом разрубал их. Сотня стрел, впилось в его тело одновременно. Эйнар сделал два шага вперед, гунны испугано попятились, и выпустили еще сотню стрел.
   Но и это не смогло его остановить. Он сделал еще несколько шагов вперед и выпрыгнул, грациозно приземляясь в кучу гуннов. Очертил круг кровавыми трупами, и вновь выпрыгнул, поймав грудью еще два копья. Приземлившись, убил тех, кто стоял слишком близко и недовольно взглянул на собственную грудь. Срубил деревянные древка которые мешали ему двигаться, и устало опустился на одно колено. Заколол подбиравшегося сзади гунна, и перерубил двоим ноги. В его грудь вонзилось еще одно копье, и он недовольно взглянул на него.
   Эйнар пошатнулся, тело его соскользнуло вниз и упало рядом с другом.
   - Я не оставлю тебя одного..., на сочных лугах где скачут каурые кобылицы, - прошептал он, глядя в лицо Халги.
   Тело его вытянулось, глаза остекленели, и лицо приобрело отрешенное выражение.
   Оба тела были растерзаны, словно прошли через мясорубку. Опасливо подошел Атилла, отрубил обоим готам головы и гордо вздернул их над ревущей толпой, выпускавшей весь свой страх в этом нечеловеческом реве. Это была последняя встреча с Атиллой. Но этого Эйнар уже не видел, его закрутило в водоворот и понесло в черном коридоре, который ощетинился шипами внутрь. Где-то впереди он видел свет в конце тоннеля и стремился к нему. Его душа рвалась в клочья, когда он, переходя из одного состояния в другое, терял фрагменты сознания. А свет все отдалялся....
   Он увидел странные жернова, сделанные казалось из плоти и крови. Эта странная конструкция, что перемалывала его сознание, и стирала память, оставляя лишь смутные ощущения, которые будут преследовать его всю следующую жизнь. Когда схожие ситуации или похожие люди будут вызывать смутное ощущение дежавю, терзая его сознание сомнениями.
   Кровавая пелена пульсирующей плоти окружала его. Сейчас он был совершенно уверен, что так выглядит мир. А возможно, так выглядел ад, а может рай, ибо он знал, или смутно помнил и то, и другое. Какая, в сущности, разница, что это, важно лишь, что он был здесь и сейчас, в объятиях странного спокойствия.
   Что-то должно было произойти, он испытывал смутное беспокойство. Он чувствовал, что приходит его время, но боялся момента, когда привычная среда мутной воды, что окружала, отторгнет его. Но это было неизбежно. И когда наступило время..., его время. Страх и боль заставили его кричать, возвещая миру свое возвращение. И лишь доброе лицо, поражающее своей неземной красотой, смутно помнимое или ощущаемое когда-то им, ободряюще улыбалось ему.
  
  
  
  
  
  
      -- ЭПИЛОГ. ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ ВЕК.
  
  
   День был жаркий и душный, вдобавок ко всему на улице висел смог от горящих в области торфяников. Дым пробивался сквозь закрытые наглухо окна и хваленный тройной стеклопакет, игнорируя рекламные обещания компании "Райские Окна".
   - Если есть ад на земле, ну или еще где-нибудь..., то он выглядит именно так, - подумал Сашка и, затаив дыхание, выскочил из подъезда на улицу.
   Ленинградский проспект окутал веселым гулом и ревущими клаксонами, перебиваемыми истеричными вскриками сирен. Он оглянулся по сторонам и, пробежав короткую дистанцию, нырнул в метро, где пока еще царила живительная прохлада.
   Звали молодого человека Александр Горн, и сегодня у него был небольшой юбилей. Ровно год назад он приехал в Москву, и этот суетливый, подозрительный и удушливый во всякое время года город, не захотел его отпускать.
   Еще не так давно он вместе со своей матерью Сильвией Горн, жил в небольшой деревушке под Новосибирском. И первые восемнадцать лет его жизни прошли совершенно беззаботно и весело. По рассказам матери и деда, он знал, что до приезда в Россию, они жили в Англии. Мать по-прежнему по-английски говорила лучше, чем по-русски.
   Мать не любила рассказывать о том времени, когда она познакомилась с отцом. Ему поначалу казалось, что это из-за того, что он их бросил. Но постепенно, чем старше он становился, тем больше понимал, что история, произошедшая с его матерью и дедом Бернаром, была не так проста. Недаром дед с самого детства призывал его к внимательности и осторожности. Но Сашка с детской беспечностью и наивностью игнорировал все его предупреждения и рассказы о демонах и темных силах.
   Мать не одобряла эти рассказы, но дед говорил, что нельзя делать вид, будто всего этого не существует.
   - Ты ведь знаешь..., рано или поздно его предназначение найдет его, - при этом он бросал на мать многозначительный взгляд, - мы не сможем быть всегда рядом.
   - Может быть, это обойдет его стороной, - с надеждой в голосе произносила она, и тяжело вздыхала.
   Ему не повезло, состав только ушел, втягивая следом за собой в темноту тоннеля ревущий гул уходящих вагонов. Он дошел до середины перрона и с любопытством принялся разглядывать двух смешливых девчонок, которые почему-то были одеты как "готы". Заметив, что он обратил на них внимание девушки стали хохотать еще больше, временами бросая на него любопытнее взгляды.
   - Вы должны знать..., он уже идет, - кто-то схватил его за руку.
   Горн обернулся. Всклокоченные волосы, длинный нос, старомодные очки в роговой оправе, видавший виды костюм с острыми стрелками на потертых брюках.
   - Учитель математики..., или физики, - мелькнуло в его голове.
   Перед ним стоял мужчина средних лет с явными признаками безумия, и смотрел на него горящим и в то же время испуганным взглядом. Может это из-за очков....
   - Чувак..., ты чего? - Алекс, пытался высвободить руку, но хватка у тщедушного учителя была железной.
   - Бегите, бегите пока еще можете, Горн..., - человек испуганно оглянулся и бросился бежать. Рявкнув гудком, на станцию входил состав. Сделав два шага, учитель прыгнул навстречу поезду. Раздавшийся следом хлопок, выплюнул в лицо Алексу сгусток крови.... Станция наполнилась запоздалым визгом тормозов и дикими воплями ужаса....
  
  
  
  
   КОНЕЦ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Эдуард Алиев г. Москва 2012г.
  
  
   No Отступник 2. Человек. 468
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"