Генрих III вошел в свои покои, где его давно уже с нетерпением ожидал Шико.
- Что скажешь, куманек? - начал шут.
- Сообщил брату, что в курсе всех его заговоров и планов, хорошенько припугнул и оставил под охраной миньонов, - ответил король.
- А он?
- Даже не пытался ничего отрицать, впрочем, я не дал ему и рта раскрыть. Объявил моим друзьям, что они должны забыть о том, что перед ними принц крови и обращаться с ним как с самым обыкновенным узником. Так что скучно сегодня ночью моему братцу не будет, но он это заслужил...
Шико только головой покачал. Он знал миньонов - избалованные мальчишки, не знающие меры, обожающие охоту, а теперь им дана в руки жертва, причем "горячо любимая" жертва, с которой разрешено - и даже приказано - делать все, что заблагорассудится, как бы они не натворили беды...
Шут как в воду глядел...
Генрих и Шико проводили вечер как обычно - ужинали, играли в шахматы, болтали, когда в комнату вдруг ворвался возбужденный Келюс.
- Ваше величество!
- Что случилось? - поднял глаза от шахматной доски король.
- Монсеньор герцог Анжуйский... ему, кажется, плохо.
"Так я и знал, доигрались!" - подумал Шико.
- Я сейчас заглянул к нему... А он лежит на ковре, похоже, в обмороке.
- Пошли! - Шико первым направился к дверям.
В приемной перед спальней герцога остальные трое миньонов играли в карты. По их громким восклицаниям и раскрасневшимся лицам было ясно - сегодня вечером они отнюдь не отказались от своей порции горячительных напитков.
- Ну, и зачем вас здесь оставили? - сдерживая ярость, спросил Шико. - Чтобы вы развлекались или для чего-то другого?
Король тем временем вошел в спальню и сразу увидел брата - тот действительно лежал на ковре, в лице ни кровинки, губы посинели, руки безжизненно висели вдоль тела...
- Келюс, сейчас же беги за Мироном! - распорядился Генрих.
- А вы чего сидите? - рявкнул на остальных Шико. - Поднимите его высочество и уложите на кровать, отложите уж на минутку свои карты!
- Что вы мне скажете, Мирон? - обратился король к врачу, глядя на его мрачное лицо.
- К сожалению, ваше величество, ничего хорошего, - негромко ответил тот. - Сердечный приступ, причем серьезнейший. Как правило, этому предшествует какое-то сильное нервное потрясение...
Шико и Генрих переглянулись, потом оба перевели взгляд на миньонов. Те опустили головы, но сейчас королю было не до них.
- Продолжайте, Мирон.
- Я надеюсь, что в этот раз все обойдется, хотя и не уверен, - прямо сказал лекарь. - Но еще один такой приступ убьет его высочество, это несомненно. Ему нельзя расстраиваться и переживать, необходимо себя беречь - иначе я ни за что не ручаюсь. Ну, а сейчас остается только ждать...
- Спасибо, Мирон, можете быть свободны. Вы все - вон отсюда, с вами я потом разберусь! - прикрикнул король на миньонов. Те не заставили повторять дважды, прекрасно понимая - происшедшее не сойдет им с рук.
- Шико, и ты иди отдыхать, - сказал Генрих шуту, садясь в кресло у кровати брата.
- А ты...
- А я останусь с ним.
Шико взглянул королю в глаза - и удалился, не спрашивая больше ни о чем.
Была уже глубокая ночь. Франсуа по-прежнему не подавал никаких признаков жизни, а Генрих, читая одну молитву за другой, впадал все в большее отчаяние.
"Неужели он умрет? - подумал король. При этой мысли его охватил безмерный ужас. - Как же так?! Ведь у меня никого больше не осталось - только он, детей нет и, наверное, не будет, - вынужден он был признаться себе. - А я... Ведь это я виноват в том, что случилось - принес его в жертву моим друзьям, те и рады стараться... Ах, что же я натворил!".
- Франсуа, не умирай, - вполголоса заговорил он с братом. - Я плохо обращался с тобой, признаю, мне следовало быть добрее - ты же мой брат, а я об этом забывал... Более того, я позволил издеваться над тобой своим фаворитам, прости меня и за это... Вот увидишь, все будет по-другому, - только не уходи, не оставляй меня одного, пожалуйста! В конце концов, я готов отказаться от этой несчастной короны ради тебя - только живи...
Генрих не осознавал, что Франсуа все равно его не слышит, и даже не замечал своих медленно катящихся слез - он целиком сосредоточился на этой отчаянной мольбе, и - о чудо! - ресницы герцога затрепетали, и он открыл глаза.
Король почувствовал, как исчезает ледяной обруч, сжимавший его сердце последние несколько часов.
- Слава Богу! - воскликнул он.
- Ваше величество... вы решили сменить своих фаворитов и заняться мной сами? - с горькой иронией спросил Франсуа, увидев брата.
- Скажи мне: что они сделали? - Генрих не отрываясь смотрел ему в глаза. - Я накажу их, не сомневайся!
- Да за что же? Вы ведь все им позволили, абсолютно все! - голос Франсуа прервался, хотя он и старался сдерживаться. - Они не сделали ничего особенного - сначала непрерывно оскорбляли меня, потом Можирон силой отобрал у меня мою книгу - заключенным, мол, книги не полагаются, в конце концов закрыли окна - свежий воздух заключенным тоже ни к чему...А, еще д"Эпернон нарочно швырнул на пол мою любимую статуэтку, после чего у меня в глазах потемнело, и дальше я уже ничего не помню...
- Послушай меня: завтра же (или уже сегодня, новый день уже начался) они придут к тебе извиняться, каждый из них попросит прощения на коленях,- твердо пообещал Генрих. - Если пожелаешь - я вообще выгоню их вон, отправлю в изгнание.
Франсуа не верил своим ушам.
- Я не понимаю вас, - начал он.
- Зато я сегодня кое-что понял, - перебил король. - Ты - мой брат, и я не хочу тебя терять - ни в коем случае! Когда тебе было так плохо, я поклялся, что буду вести себя по-другому - я ведь виноват перед тобой, это правда... А хочешь, я сейчас подпишу отречение от трона и королем станешь ты?
- Да что ты такое говоришь! - вскричал герцог. - Это ведь я виноват во всем, я не должен был этого делать, я теперь не понимаю, КАК я мог так поступить. Прости ты меня - если можешь...
И тут началась гроза. Франсуа вздрогнул - он с детства боялся звуков грома, и поделать с этой своей слабостью ничего не мог. Но Генрих крепко сжал его руку.