Аннотация: Когда мы, выпускники мединститута, разъезжались, ректор нам сказал: "Будете работать, не забудьте повесить в кабинете портрет прокурора"...
-Почему все по-разному ведут себя перед смертью? Это зависит от силы личности?
-Конечно. Кейтель, Седли, они военные люди, они сами взошли на эшафот, сами накинули веревки на шеи. Они видели смерть, они умерли как солдаты. А Рибентроп - гражданский человек, он ползал, его тащили, от него пахло. Жутко было смотреть даже: уже собственно не человека вешали. Умирал очень тяжело Берия, он не хотел умирать. Не хотел. Он орал, вопил, что это ошибка...
-Раз мы пришли к разговору о смерти... Все человечество хранит в себе страх перед смертью, это главный страх...
-Не всегда. Я видел людей, которые умирали с достоинством, зная, что они вот-вот умрут. Разное видел... Вот у нас умерла медсестра от острого лейкоза. Я зашел к ней в палату, она увидела меня, заплакала: "Я не хочу умирать, Евгений Моисеевич!" И умерла тут же.
-К смерти можно привыкнуть?
-Нет. К смерти нельзя привыкнуть. Сколько я ее видел! У меня целое кладбище... Я вот смеюсь: меня точно не возьмут в рай, ни один Бог...
-Почему?
-Да вы что смеетесь, что ли! У меня кладбище, целое кладбище тех, кого я вскрывал... Я же был экспертом-паталогоанатомом.
-Но ведь, говорят, Бог судит не только за поступки, но и за помыслы. Был ли умысел...
-Умысла плохого не было. Было желание спасти...Всегда...Однажды вызывают меня и говорят: "Арка лекар, тебе надо в Тарко-Сале лететь!" Иду в аэропорт, самолет стоит, рейс Салехард - Старый Уренгой. Прилетаем в Уренгой под вечер, смотрю: пилоты сибираться начали... Спрашиваю: "Куда?" "Спать". "Нам же еще в Тарко-Сале лететь..." "Да ты что, разбиться хочешь?!" "Мужики, а вы работать хотите?"
Прилетели в Тарко-Сале, а там аэропорта нет. Но ничего, думаю, не разобьемся... Только сели, я - в больницу. Представляете: поздний час, и я в больнице появился. У главного врача глаза вот такие, черные как маслины: "Пан доктор, вы приехали?" Она - главный врач района, я - главный врач окружной больницы, значит пан. Спрашиваю: где у тебя больной Билкей? Не знаю, говорит, у нас нет такого. Как нет? Что, умер что ли? Похоронили? В морге? А дежурная: "В терапии, там, где ремонт идет, по-моему, этот мужик лежит". А мужик-то не кто-нибудь, а инструктор райкома партии. Говорю главврачу: "Я тебе башку сейчас откручу или другие потом открутят".
Смотрю: человек без сознания лежит, грязные простыни, в палате ремонт, везде обои ободранные... Страсти-мордасти! Думаю: господи, хорошо, что я тут... Вызвал специалистов. Стоят: невропатолог, хирург, главный врач... Почему не пунктировали больного? Хирург отвечает: это обязанность невропатолога. Говорю главврачу: ты с сегодняшнего дня уволена. Забирай трудовую книжку и уматывай к чертовой матери, чтоб ноги твоей здесь не было! Если будешь в больнице, отдам тебя под суд.
Помогли они мне. Все сделали мы, спунктировали больного как положено. Три раза пунктировали. К утру он пришел в себя: "Евгений Моисеевич, ты откуда? Что со мной?" А он фельдшер по образованию. Менингит, говорю. "Да ты что? И я живой?" Живой, говорю. Лежит Иосиф в палате, тепленький уже, кушать хочет. Кормят его... Три дня прошло, думаю: жить что ли теперь здесь? Улетать же надо. Звоню в аэропорт: передайте руководителю полетов, что я имею право забрать любой самолет... Недолго ждал. Посадили Ан-26 с ряпушкой, тюменский.
Мне в Салехард больного транспортировать, а самолет загружен ящиками с рыбой. Велю пилотам выгружать ее, те ни в какую. Пришлось сказать, что я судмедэксперт, могу написать такое, после чего никто и никогда в жизни не посадит их за штурвал. Вынесли они из самолета несколько ящиков с рыбой, занесли Билкея, и полетели мы с ним в Салехард...
-Интересно, что может быть компенсацией за риск: уважение окружающих, момент осознания собственной правоты, признание?.. Вы много работали, такое впечатление, что один за всех.
-Да, работа такая была, что помыться толком не мог... В Лабытнангах один день в бане был женский, один мужской. Значит, мужской день, терапевту говорю: "Слушай, Надежда Петровна, я в баню. Если что, звони". Только намылился, заходит банщица (бывшая начальница женского лагеря, кликуха "Бандерша", она меня любила страшно, у нее внучка была, и чуть что, она ко мне: доктор, внучку посмотри...): "Доктор, тебя в больницу. А ну-ка, облейте доктора, дайте ему воды". Мужики, они все бывшие зеки, ее слушали. Облили меня со всех сторон: давай быстрей, доктор. Оделся я и через забор, в больницу. Терапевт меня встречает: "Помылся?" "Да нет". "Ладно, еще раз сходишь. Банщица Софья Наумовна тебя же любит".
-В городе вас, разумеется, знали все? Уважали?
-В Лабытнангах я был авторитет. Неприкасаемый. Поскольку в зоне не было врачей, то главный заставлял нас во время дежурств ездить на вызовы в зону. Ночью приехал я однажды в зону. Казарма, человек сто, а посреди казармы небольшой человечек кровью харкает, рядом с ним таз, полный крови...Стоит сержант. Говорю: "Что смотрите, грузите его в машину. "Доктор, не положено! Это же местный авторитет". "Ну и что, что авторитет?". "Сбежит". "Куда сбежит с такой потерей крови? Не сможет". "А вдруг? Пусть лучше подохнет!". "Здрасьте! Для вас подохнет, для меня нет... Кто разрешает?" "Начальник зоны". Набираю его номер. "Полковник К-в слушает..." "Я нахожусь у вас в хозяйстве. Лежит больной, фамилию не называют, говорят авторитет. Харкает кровью, полтаза нахаркал. Его надо в больницу, делать переливание..." "Пусть подохнет!" Говорю: "Вы нарушаете закон!" "И что ты мне приказываешь делать?" "Знаете, полковник, мы с вами на ты не разговаривали... Или вы даете положенный во вашим правилам номер, или я звоню прокурору". Я свои права тоже знал. "Дайте сержанту трубку!". Все! Кладут больного в машину, садят рядом автоматчика ...
Я его выходил, этого больного. Самое интересное, что он потом мне пригодился. Я ехал на учебу в Казань. К поезду "Москва-Воркута" цепляли два вагона, и в Харпе в наш вагон подсели четверо освободившихся. Боже мой, что они творили! Надоели. Подзываю одного: "Иди сюда. Ты Ванечку - подлеца знаешь?" "...Вы Евгений Моисеевич?! Извините!" Фить - и будто нет их. Ехали спокойно до Москвы. Пили они, матерились, но уже шепотком. И так любезны были!
-А встретиться с самим Ванечкой не пришлось?
-Мне говорили: после того, как ты Ванечку вылечил, ты на ушах мог ходить по зоне. Никто не смел тебя тронуть... Но я ведь еще чем хорош был. В зоне врач мог освободить от работы 0,5 процента от общего состава заключенных, и не больше. Ну, а если больше? Я освобождал. Сразу приходят: доктор, убирайте. А я не собираюсь убирать. Вот моя подпись. Все, ноль проблем. И если я считал, что надо выписать масло, сахар, белый хлеб дополнительно, то выписывал. Несмотря на возражения и запрет.
Уже позже в Салехарде мне начальник отдела кадров рыбокомбината рассказал: "Ты помнишь Ванечку-подлеца?" "Помню". "Сбежал Ванечка ведь!" "И где он?" "Не знаю, думаю, что теперь он долго к нам не попадет".
-Евгений Моисеевич, интересные у вас пациенты были. Чуть не сказала клиенты...
-Да, были... Вызывают нас под Уренгой с Германом Дворецким на операцию. В больницу доставили мужчину с огнестрельным ранением. Стрелялся. Сказали ему, что жена якобы гуляет. Он взял карабин и выстрелил в себя. А выстрелил на выдохе, в сердце не попал, кишки пробил. Прилетели мы. Встречает нас Вася Подшибякин: "Романтиков набрали, мать их так...Будет жить дурак этот?" Раз приехали, говорю, постараемся, чтобы жил. Стали того оперировать, а электроэнергию взяли и вырубили. Говорю санитарке, молоденькой девчоночке: подсвети мне с левой стороны керосинкой. А она первый раз лампу керосиновую в руках держит, взяла да ухо подпалила мне...
Ладно, у больного наркоз сняли. Осталось дырку на груди зашить. Говорю, давай, Герман, зашьем, когда он, гад, глаза откроет. Тот глаза открыл, как завопил. Вопи, говорю, в следующий раз думать будешь... Он лежит, молчит. Это что хоть такое?!
Вечером Подшибякин повел меня в баню. Мылись мы с ним всю ночь. Пили пиво. Утром я пришел, посмотрел мужика этого: все нормально, кишки заработали. Раз уж начал пукать, все, жив значит.
Тут вбегает медсестра Лида: "Евгений Моисеевич! Герман Константинович! Евгений Моисеевич!.." Мы быстрее в клинику. Там лежит баба - да! я таких не видел ни разу за всю свою врачебную деятельность! Она поехала в поселок Пурпе за платьем на "КАМАЗе"...А пыль стояла, и два встречных "КАМАЗа" столкнулись. Водители - насмерть, пассажир один насмерть, а эта живая. Но у нее все было сломано, все, что можно сломать. Сломаны все кости лицевого черепа, лицо повисло, грудина оторвалась от ребер и лежала свободно на легких, рана в подмышке...Говорю: "Герман, рану зашивай быстрее, пневмоторакс открытый, иначе сдохнет"... Зашили ее таким цыганским швом, иглу воткнули, воздух пустили, задышала... Что с ней делать? Лида просит не оставлять. А как ее везти? Давай гипс собирать, сделали ей гипсовый гробик, положили туда и повезли на вертолете в Салехард. Хирурги там натрудились, конечно, но в принципе все сделали. Прошло много лет. Звонит однажды Лида, я спрашиваю ее, как та больная. Она: хи-хи, я ей вчера аборт делала... Ну, живучая! После такой травмы! Во баба! Говорю: Лида, надо ее навечно занести в почетные списки жителей Старого Уренгоя...
-Евгений Моисеевич, а вас объективно оценивали за вашу работу?
-Всякое было. Вы, наверное, Б-а знаете? Он в Тазовском был первым секретарем райкома, потом в Салехарде. Характера буйного. Троекуров. И плевал на всех. Мне однажды женщины в приемном покое жалуются: рожениц на себе носим, машина не может к больнице подойти. Я - за телефон, нашел штаб по борьбе со стихийными бедствиями. Штабисты говорят: "У тебя выпить есть?" Конечно, есть. Время шесть утра. Тороплю их, мне ж поваров везти еще. Больница большая, 405 коек. Пришел бульдозер. Смотрю на полупьяных штабистов: наливать - не наливать? Те почистили территорию за пять минут и уехали. А мне по прямой связи женщины звонят: "Евгений Моисеевич, тут какой-то мужик бегает по приемному покою, вас требует". "Пусть поднимется". "Нет, он требует, чтобы вы спустились". Спускаюсь. Первый секретарь бегает и аж плюется: "Что, власть сменилась в городе?" "А что, зеленые пришли?" "Я тебе покажу зеленых! На хлебозавод рабочих не привезли, автобусы на маршруты не вышли, на электростанцию нефть не подвезли, а ты тут чистишь возле больницы... Сегодня в четыре бюро, посмотрим, как ты будешь выкручиваться". "Посмотрим!". "Билет положишь на стол!" "Посмотрим!".
Первый секретарь окружкома партии друг мой был. Позвонил мне: "Если будут исключать, напиши сразу заявление. Будут разбирать в вышестоящей инстанции, за что исключают главного врача"
Собираемся на бюро, а все уже все знают. Вызывают нас одного за другим. Разбираются. И, действительно, в тот день никто на работу не выехал, ни директор хлебозавода, ни директор автохозяйства, ни директор электростанции... Пурга. Первый секретарь вдруг говорит: "Этим по выговорешнику, а главному врачу объявить благодарность. Он сделал все, как надо, есть забота у человека. Думаю, члены бюро меня поддержат". Все меня поздравляют. Вечером я дома. Вдруг звонит жена первого секретаря: "Евгений Моисеевич, мужу плохо. Вы бы приехали, посмотрели его" Я говорю: "Пошел он к чертовой матери, ваш мужик. Сейчас я ему врача пришлю. Орать на меня в присутствии моих подчиненных... Что за дела вообще! Не поеду!" "Евгений Моисеевич, ведь это же мой муж, отец четверых детей". Я приехал к тому, давление у него высокое. И я с удовольствием засадил ему укол в задницу. Посидел с ним. Жена мне рюмочку налила. Накормила рыбой морской, которую я любил.
-Вы амбициозный человек?
-Не всегда. Не всегда. Иногда лишь, когда меня начинают притеснять, выкручиваюсь, стараюсь тоже нанести удар достойный. N. меня один раз с работы снимал, будучи главным медицинским чиновником города. Я написал заявление, а с учета меня не снимают - член бюро. На учете состою в городской партийной организации. Прихожу в горком. Первый спрашивает: "Что, не снимают?" "Нет, - говорю - считают, что слишком большая фигура" "А ты как думал? Главный врач окружной больницы, арка лекар. Тебя ж все знают". "Константин Иванович, я вас уважаю за ваши мозги. Но вы зря N. держите. Он вас так подставит..." "Ты просто злой на него за то, что поставили его, а не тебя заведующим горздравотделом". "Нет, - говорю, - в этом плане вы все правильно сделали. Что ж я буду сидеть в чиновничьем кресле. С меня толку больше, когда я людям помощь оказываю. Этот пусть сидит. Другое дело, что не тот человек там нужен. Там мозги нужны, а их нет". "У тебя мозгов много!". "У меня больше, чем у него".
Говорит: "Давай Тишина позовем". Позвали Тишина. Спрашиваю: "Вот вы N. "Волгу" продали? Продали. Он что сказал? Что "Волгу" свояк разбил? А он ее перепродал за две цены. Вы ему вторую "Волгу"... Он сказал: сам врезался. И опять за две цены перепродал... А жена его? Пока сливки не снимет с единственного в "молочке" бидона, детей не кормят..." "Да вы что?!" "Не слышали? Ну, услышите потом". И услышали.
Василий Тихонович Подшибякин по моей просьбе подарил цветной телевизор в Дом ребенка. N. его заменил, забрал себе, а туда свой старый черно-белый поставил. Хотя у него, помню, еще в те времена свой счет был в банке. У чиновника - откуда? Мы, которые день и ночь работали, занимали друг у друга. Несмотря на то, что в последнее время я достаточно зарабатывал, счета в банке не было, и на сберкнижке ни копейки. N. получал деньги в тубдиспансере и не платил партийные взносы. И его поймали. Валера Первушин, мой друг, сказал: "Я отомстил ему за все". Единственное, что того спасло - орден Дружбы народов. Иначе бы сидел.
-Евгений Моисеевич, вы не брались писать диссертацию? Ведь можно было сделать это не ради ученой степени кандидата наук, а для того, чтобы передать свои знания другим. Через много лет ваши потомки открыли бы монографию и читали...
-Думаю, к тому времени она уже не нужна была бы, все же меняется. Разве только представляла бы библиографическую редкость...
-А воспоминания о врачебной практике?..
-О том, как ездили по тундре на вездеходах, а рядом волки бежали... Как летали на вертолетах санитарной авиации... У меня было сто двадцать часов налета... Летчики, по-моему, в месяц должны налетать шестьдесят четыре часа. А у меня сто двадцать... Сейчас никто не летает так, и больные мрут как мухи. Летать и ездить нужно, спасать этих несчастных.
-Можете сказать, что нужно для того, чтобы стать хорошим врачом?
-Любить людей. Прощать им все. Все, что можно. Все. Их вранье, уловки. Прекрасно зная, что не пили таблетки, не принимали лекарства (если бы принимали, не было бы этого состояния)... все равно прощать. Ну, ладно, Марья Ивановна, что ты, Бог с тобой. Давай договоримся: будешь все делать, иначе тебе будет плохо... Матери почти все считают, что детские врачи калечат детей, делают что-то такое, что потом отразится на ребенке. Я в таких случаях говорю: "Конечно, ребенок может и сам выжить, если вы не будете делать то, что я прописал, но сложно ему будет. Тогда вспоминать меня будете плохими словами, а я этого не хочу".
-Мы с вашей дочерью Маргаритой ездили в Голландию, она сказала: если здесь потеряемся, не переживай. Нас найдут. У папы друзья по всему миру. В том числе и в Голландии, и в Израиле...
-Точно. Был случай, анекдотичный просто. Однажды звонит мне Хафизов, начальник главка: "Ты на месте? Сейчас приеду". Приехал и показывает фотографию: узнаешь? Нет. Как нет? Рассказывает: два месяца в Америке жил у старшего брата. В Нью-Йорке. Попросил сводить его туда, где русская речь звучит. Брат привел его в русский ресторанчик. Смотрю, говорит, поет парень, копия нашего главного врача. Подходит к нему: "Вы так на нашего врача похожи..." "А как его фамилия?" "Нигинский". "Евгений Моисеевич что ли?" Я, говорит, чуть не упал. Парень вручил ему аудиокассету с подписью "Евгению Моисеевичу на память от Миши такого-то..."
-"Слух обо мне пройдет по всей Руси великой..." Через север столько людей прошло...
-Меня действительно все знали. Вот Артур Чилингаров прислал мне телеграмму на 60-летие. Он застрял в проливе Югорский шар, а я летал туда, вытаскивал их. Помнит он меня. Телеграмму большую правительственную прислал. Он же вице-спикер.
-Многие удивляются тому, что у вас среди друзей люди самых разных национальностей.
-Когда к нам в поликлинику приходят татарин или татарка, все говорят: это родственник Евгения Моисеевича. И спрашивают: почему вы им даете зеленую улицу? А я прошел это все: унижения и прочее, прочее... Ну, придут они, пенсионеры малограмотные, а дальше что? Их лечить надо, по-настоящему, как положено, где ножом, где таблетками, а не по кабинетам гонять. Вот у Нуруллы мать... Когда нас с ним познакомили, у него мать болела. Камни. Спрашиваю: "Что прописали?" Минеральные воды. Посмотрел снимки. "Да эти камни царской водкой не растворить. Знаешь, что такое царская водка? Смесь азотной кислоты с серной. А вы хотите минеральной водой... На операционный стол!" "А как попасть в областную больницу?" Попадем, говорю. Позвонил своему приятелю, возьми, говорю, женщину изработанную, она на железной дороге рабочей работала, потом в школе техничкой.
Положили мы ее в больницу, соперировали. Знаете, я не видел среди русских, чтоб они так относились к матери, как относился к ней Нурулла. Когда его мать уже перевели из реанимации в палату, мы туда пришли, он целовал ей пальцы ног. Там бабки рядом лежали, глаза у них были по пятаку. А он матери и виноград, и персики, и плед теплый...
Потом эта женщина мне рассказывала, я смеялся: "Представь себе Моисеич, приду к докторам: почему моя Нурулла худой? Яблоки с базара, масло свое, сливки свои... Ищите, у него болячка есть! Нет у него никакой болячка, говорят..." Вот логика. Моя мать точно такая была! Она всегда говорила: полная да красивая. Полная, красивая. И все. Полная значит красивая.
-Недавно читала, что красивая внешность есть проявление красоты души. А в народе говорят: красивая значит глупая, красота несовместима с умом...
-Нет, нет, далеко не так. Красота есть красота, глупость есть глупость. Мне всякое приходилось видеть. И красивых и умных, и некрасивых и глупых...У меня Зина была очень красивая. Я смеюсь, когда меня спрашивают, как я на ней женился. Говорю, очень просто. Приехал, всего одна девка красивая в Тюмени, это Зина, и все ТВВИКУ за ней ухаживает. А я терпеть не могу этих военных. Я ее сразу и отбил.
-А почему ТВВИКУ?
-Какие еще кавалеры были в Тюмени? Она же тогда не развивалась еще. А ТВВИКУ - это все-таки перспектива.
-Про национальный вопрос. Существуют разные теории о превосходстве одного народа перед другим.
-Надо учиться, и всем дорога будет. У меня дружок Вася Борисов, татарин ульяновский, умный поразительно. Начмедом у меня был. Он дважды заслуженный врач, заслуженный врач России и заслуженный врач Узбекской ССР. Мы так поступали: когда у него заболевали, я ходил консультировать, когда у меня - он. Я ему полностью доверял, прекрасный врач был. Ученый. Да, учиться надо. Моя мать постоянно говорила: "Если ты будешь плохо учиться, ты не получишь высшего образования. У тебя пятый параграф, тебя не возьмут в институт". Это всегда было, и это я всегда помнил.
-Нам об этом же часто говорил отец, и мы себе другой жизни - без учебы - не представляли.
-Учиться нужно. А знаете, раньше, до семнадцатого года, у евреев была черта оседлости. Дальше этой черты евреям селиться было нельзя. Эта черта оседлости охватывала все западные провинции, южную Украину, территории до Урала. Белоруссия, Молдавия, часть Украины - пожалуйста, Средняя Азия - пожалуйста, а в России евреям жить запрещалось. Их судили и выбрасывали назад, если они переступали черту оседлости. В этой черте оседлости существовал определенный процент набора еврейских детей в школы и гимназии. Допустим, в гимназию идет набор, условно, человек двадцать, и принимают одного еврея, если он ответит на одни пятерки. Поэтому те, которые выходили из учебных заведений, были уже выдающиеся люди, широко образованные люди.
-Вот ответ на вопрос, почему евреи такие умные, почему они многого добиваются в этой жизни.
-Даже трудно сказать, может это действительно так... Это же столетиями складывалось. Но я часто вот о чем раздумываю: истории известно очень много народов. Были сарматы, были скифы, были гунны... Франки, норманны.. Ну, кто только не был. И все исчезли. Никого нет. А евреи остались. Сохранили культуру. Сохранили свою религию в том виде, в каком она была, сохранили язык - тот самый, на котором они начинали говорить. Самое интересное, я об этом совсем недавно узнал, что бухарские евреи всегда говорили на иврите, они не знали, что такое идиш. Я всегда смеюсь, когда у нас заморочки в стране с деньгами: ну, неужели они не читали Фейхтвангера? Чего ж проще: прочитали и все... Взяли бы, поставили министром финансов еврея, и ноль проблем (смеется).
-А почему бы и нет?
-Говорят, евреи хитрые, они сразу приглашают других евреев. А как иначе? Я иного себе не представляю. Богомяков, помню, в период освоения севера, говорил: меня упрекают, что я беру только своих. А кого я должен взять? Мне же такое дело доверили! Я должен взять только тех, кого сам лично знаю. Правильно я говорю?.. Лев Николаевич Гумилев, знаете ведь такого, в одной из своих книг, специально адаптированной для широкого чтения, поскольку его читать в подлиннике сложно (я все книги его прочел, они у меня есть), пишет, что в начале века, скажем так, четырехсотого, русские князья исповедовали иудаизм. Вплоть до середины восьмого века. Но в середине восьмого столетия стал наступать грозный ислам, и нужно было принять решение, с кем остаться - с евреями, с исламом или протянуть руку Византии. Князья решили уйти под Византию. Владимир Красное Солнышко окрестил русских людей, утопил половину, но ввел христианство на Руси. (Смеется).
Я тебе не для записи одну историю расскажу. Помнишь у Пушкина: "Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам..." Отомстил: сжег их нивы, дома... Он не знал, с кем связался. Хазары - это же евреи. Они тоже ему отомстили: подослали волхва, который напророчил смерть от коня. Что ж, коня заменили. И Олег стал смеяться над волхвами. Но те змею для него посадили в череп былого друга.
-Это чья версия?
-Моя, я ее так интерпретирую. (Смеется).
-Вы смолоду собираете библиотеку. Очень много читаете. Хобби?
-Как-то я купил книжку Роберта Бернса, за 30 копеек. Иду, встретил знакомого. "Чего это ты такую дешевую книжку купил?" А я говорю: "Ты вообще знаешь, кто это?" Не знает. "Он долго в лоб стучал перстом, забыв названье тома... Но для чего стучаться в дом, где никого нет дома?" (Читает эпиграммы Бернса). Я мемуары собираю. Коллекционирую, можно сказать. Раньше выписывал литературу по почте. Покупал книги везде, где только был. Семовских как-то приехал ко мне и говорит: покажи мне свою библиотеку. А что ее показывать, она у меня в квартиру не умещается.
Я специально даже проводил анализ, кто из медицинских работников больше всех читает. Терапевты, хирурги, детские врачи, гинекологи. Эти постоянно читают, им нельзя иначе. Стоматологи меньше всех читают и провизоры. Если люди не читают, то какие же они врачи? Я их ругаю.
Дело в том, что у нас такая специальность, что мы все ходим по острию ножа. Мы же очень мало знаем, каждый человеческий организм на все по-своему реагирует... Вот почему, когда мы, выпускники мединститута, разъезжались, ректор нам сказал: "Будете работать, не забудьте повесить в кабинете портрет прокурора".
-У вас висел портрет прокурора?
-У меня нет. Хотя, видите ... В других странах врачи неподсудны. Врачей судят только за халатность, за ошибки не судят. А у нас судят. Встанет какое - нибудь светило и скажет: "В его возрасте это уже надо знать!". После первой же пенки раздуют такое, что на скамью подсудимых сядешь. У нас интересная страна в этом плане...
-Мне известно, что вы помогаете многим материально - брату, некоторым друзьям, родственникам жены...
- Да, брату посылаю деньги. Матерям-одиночкам помогаю. Кто же им поможет?.. Они одиночки почему? Потому что мужики - пьяницы чаще всего. Алименты с них не сдерешь, ни копейки. А детей надо кормить, хорошо кормить, это я говорю как врач. У меня друг есть в Свердловске, детский травматолог, заслуженный врач России. Я ему посылаю время от времени деньги. Это что же такое, что за жизнь?! Врач от Бога, лучший травматолог, а ему зарплаты на жизнь не хватает. Он фигура, ему надо, знаете, как платить... Как-то был он у меня, жил в этой комнате. Говорит: может, есть дети, которых нужно посмотреть. Он специалист, крупный специалист. Я привел одного мальчика, он посмотрел. Мать ребенка потом удивлялась: нас никогда так никто не смотрел.
-Вы сказали: детей надо хорошо кормить.
-Американцы проводили обследование детей племени банту в Северной Африке и выяснили, что в основном они олигофрены из-за того, что не хватает белка в пище. Вот мозг человека, он же состоит из жиров, и для того, чтобы он нормально функционировал, человеку необходимо потреблять жиры.
-То есть для того, чтобы человек бы умным, он должен хорошо кушать?
-Да, полноценно питаться. Человеку нужны и жиры, и белки, и углеводы, и витамины, и минеральные вещества. Все должно быть в пропорции, как положено, согласно возрасту. Вот говорят, горох - мясо бедных. Ну, ты меня извини, сколько можно гороха съесть. А мясо, рыбу, творог есть надо. Чтобы получать белок. Белок это самое дорогое.