Два загорелых парня почти безвылазно сидели под самодельным зонтом; играли в карты, громко и жизнерадостно смеялись. Иногда один из них брал бинокль и неспешно осматривал упирающееся в горизонт августовское море.
Они спускались на не слишком многолюдный пляж - всегда по одному. Ленка выбирала место недалеко от "мачо-мачты" и с замиранием сердца ждала, когда мимо пройдет блондин с выгоревшими волосами, похожий на Патрика Суэйзи из фильма "На гребне волны".
Он шел не торопясь, поигрывая кубиками пресса; смешливый взгляд скользил по полуголым телам. На долю секунды Ленка ловила этот взгляд и сердце пропускало удар.
Вырваться на десять дней на море и влюбиться в аборигена-спасателя. Ну не дура?
Ольга крутила роман с летчиком из Тюмени, в номер вваливалась за полночь, пьяная и счастливая. В эти минуты Ленка, содрогаясь от собственного цинизма, клялась себе завтра же перестать играть в Ассоль и выбрать реальный вариант по свой далеко не идеальной внешности.
Но завтра все повторялось вновь: она приходила на то же место, читала с электронной книжки Моэма в подлиннике, иногда купалась. Смотрела на горизонт - казалось, красный круг солнца с каждым днем падает вниз всё быстрее.
В предпоследний день, вкусно пообедав местным вином, Ленка дождалась пока герой ее романа останется в одиночестве, решительно подошла к "мачо-матче" и положила руку на горячие перила самодельной лестницы, сваренной из толстой арматуры.
- Женщина, вам чего? - лениво спросили сверху.
Вальяжное "женщина" резануло как бритвой. Ленка остановилась и до боли прикусила губу.
- Если глубокоуважаемая аудитория соблаговолит снизить уровень хаоса, я начну, - говорила она, улыбаясь одной из своих волшебных улыбок; как-то Тим решил их классифицировать - получилось около шести. Говорила Слепнева негромко, но на ее лекциях всегда было тише, чем обычно; способствовали необычный тембр голоса и изящность словесных конструкций, в которые в нужный момент вставлялся то анекдот, то крайне уместная сентенция.
Универ был кусочком Москвы - такой же стремительный, дразнящий и многоголосый. Тим не успевал за этим ритмом. Это бесило - даже в армии было легче. Поток новых знаний давил незнакомым грузом, но на лекциях Слепневой Тим уставал и отдыхал одновременно; это было совершенно новое ощущение, похожее на спуск по горнолыжной трассе. Когда она заходила в аудиторию, иронично-доброжелательно разглядывая своих студентов, Тим задерживал дыхание - ему становилось как-то пьяно и хорошо.
Однажды утром он проснулся, ошарашенный чудесным и восхитительно непристойным сном. С трудом ввинчиваясь в студенческую жизнь, Тим не сразу разобрался со своим диагнозом - влюбленность без особых шансов на взаимность.
Семинары у их группы она не вела.
Он ждал ее после занятий, но всякий раз она была не одна - с каким-нибудь коллегой, обросшим бородой и животом.
В тот вечер уже и не ждал - стоял у входа, уставший после пяти лент; она вышла следом и пошла к метро.
- Елена Ивановна, - он рванул следом. - Я провожу, разрешите...
- Букреев, это уже не смешно, - сказала она, не оглядываясь.
Тим остановился, оглушенный неожиданным равнодушием, граничащим с презрением.
"Я не Букреев", хотел он крикнуть вслед удаляющейся спине.
"Слышите, черт возьми? Я Тим, я просто хотел вас проводить".
Но Ленка Слепнева уходила всё дальше, а блондин, похожий на молодого Патрика Суэйзи, так ничего и не сказал.