Аннотация: В такие дни, когда пепельная луна является на небе, опасно давать волю гневу...
Пепельная луна
Над горизонтом висел тоненький яркий серпик. Вглядевшись в вечернее небо, можно было различить и оставшуюся часть лунного диска, тусклую, бледно-серую. Она смотрелась, как капелька воды на миниатюрной серебряной подложке. Пепельная луна. Все её, наверное, видели, но лишь немногие знают, что в такие дни, когда пепельная луна является на небе, опасно давать волю гневу.
В полупустой бар в старом городе зашли двое молодых мужчин. Один, невысокий, с узким лицом и тонкими губами, всё никак не мог усесться перед стойкой: ёрзал на высоком стуле, крутил золотое кольцо на безымянном пальце, доставал из кармана зажигалку с эмблемой чемпионата мира по футболу 1982 года и тут же прятал её, а потом вдруг принимался оглядываться по сторонам. Второй, коротко стриженный крепыш с лицом, усыпанным родинками, заказал два хереса и поставил бокал перед приятелем:
- Выпей, Паблито! Тебе нужно успокоиться.
- Спасибо, Чичо! Давай выпьем по одной и сразу по второй!
Осушив по очереди два бокала, Пабло так и не обрёл внутреннюю гармонию. Он слез со стула и начал прохаживаться перед барной стойкой. Крепыш похлопал друга по плечу:
- Чувак! Успокойся!
- Дерьмо! Как тут успокоиться? Ну скажи, Чичо, я козёл?
- Нет, Паблито! Ты самый клёвый чувак на нашей улице!
- Так почему же она держит меня за дебила? Я уже устал терпеть её выходки!
- Чувак! Остынь!
- Ну как тут остынешь? Чичо! Почему все твердят о семье, браке? Это же полный отстой! Поживёшь с такой, как Пепита, и поймёшь, что всё это лажа! Какая, к дьяволу, семья с такой? Откуда? У неё одни тряпки на уме, да скандалы! Как же я устал от её воплей, ты не представляешь, Чичо! С виду, она такая милая, личико ангельское, а на самом деле - мегера! Злобная, жадная ведьма!
Распалившийся Пабло метался перед барной стойкой, как затравленный заяц. Парень поджал губы, его глаза болотного цвета тоскливо посмотрели сначала на миску с маринованными оливками, потом на бармена, наблюдающего за футбольным матчем на экране телевизора. Пабло отошёл в дальний угол заведения и вдруг заметил за столиком седого, но крепкого мужчину в чёрном одеянии с белой вставкой в воротничок.
- Святой отец, ну скажите вы, можно ли жить с мегерой и при этом верить в семью?
- Сын мой, не пристало кабальеро так говорить о женщине! А семейные тяготы нужно переносить, как добровольно избранную нами долю.
- Легко вам говорить, вы же не женаты! А я не могу больше терпеть Пепиту! Это выше моих сил! Она ведьма! Она хуже, чем ведьма! Она сам Сатана в юбке!
- Не богохульствуй, юноша! Окажи хоть чуточку уважения моему сану: я, всё-таки, священник! Смирись, сын мой, смири свою гордыню. Ты уже несколько раз назвал ведьмой ту, которой клялся в вечной любви. А ведь вы, наверное, венчались в церкви?
- Да, падре. На горе нам обоим.
- Что ты знаешь о горе, юноша? Что ты знаешь о ведьмах? Твоя жизнь ещё только начинается, и ты слишком многого ещё не видел! Знаешь ли ты, что сейчас в небе пепельная луна? В такие дни лучше не поддаваться злости. А знаешь ли ты, на что способна женщина в гневе? Известно ли тебе, каким ужасным и разрушительным может быть её гнев, если дело касается семьи, её семьи? Садись рядом и слушай. Всё, что я расскажу тебе, будет правдой, истинной правдой.
Нашу семью знал в Кадисе каждый. Знал, уважал и побаивался, особенно бабушку. Донна Мария Теофила Гарсия, несмотря на возраст, была способна внушить трепет любому, даже самому губернатору. А уж на алькальда она и вовсе смотрела, как на пустое место. Как на старого, дона Альфонсо Галардо, так и на нового, дона Франциско Коссио. Увидит мэра на улице - сразу плюнет себе под ноги и громко скажет: "Знаю я этих алькальдов, этих прохвостов. Мой батюшка был мэром, пока не помер, и лучше бы он оставался дома с женой и детьми, чем просиживал штаны на заседаниях! Да от моего кота Тома больше пользы, когда он под хвостом себе вылизывает, чем от всех этих алькальдов, будь они неладны!"
Дон Альфонсо терпел это безропотно, как и подобает настоящему кабальеро. А вот дон Франциско, как только получил пост алькальда, стал задирать свой нос выше колокольни собора Святого Креста. И очень его задевали слова моей бабушки. Стал алькальд думать, как бы заставить её замолчать; укоротить, да пообиднее. Даже к епископу обращался. А отец Томас ему сразу сказал, что у донны Марии Теофилы доброе сердце, и она самая ревностная католичка во всём городе. Но есть у неё в глубине души какая-то тень, след чего-то древнего, языческого, непонятного, но невероятно сильного и опасного. И этой тени лучше не давать подняться и заполнить всю душу донны Марии. Он, отец Томас, делает для этого всё возможное, и рекомендует дону Франциско не трогать строптивую сеньору. Епископ посоветовал алькальду выкинуть из головы всякие глупости и больше думать о Кадисе. Ведь тогда ещё Альхесирас не был главным портом Испании, и большинство кораблей из обеих Америк шло к нам. Когда б алькальды думали о будущем, а не о мелочных счётах...
В ту весну моей сестре Лусии исполнилось семнадцать. Она расцвела, как яркая гацания под жарким южным солнцем. Прелестное лицо, большие карие глаза, пышные волосы цвета воронова крыла, гибкий стан... Если бы франкисты не запретили наш карнавал, Лусия, безусловно, стала бы его королевой. На празднике Тела и Крови Христовых, когда святые отцы катили по улицам Кадиса громадную серебряную дароносицу, сестра шла в белоснежном платье в самом начале процессии и разбрасывала цветы. Лусия была так прекрасна, что от неё невозможно было отвести глаз. Каждый засматривался на прелестную девушку. Увидел её и дон Франциско и сразу осведомился у секретаря, кто эта очаровательная сеньорита. Узнав, что Лусия внучка донны Марии Теофилы, алькальд скривился, будто съел лимон, и в сердцах буркнул что-то про плоды худого дерева. А потом добавил, что дорого дал бы, чтобы посмотреть, как будут объезжать такую кобылку.
Всем на беду рядом с мэром стоял человек, который услышал всё до последнего слова. То, что алькальд сказанул в запале, этот человек воспринял так же, как четыре рыцаря Генриха Плантагенета поняли слова своего короля о Фоме Бекете...
В июне у Лусии появился таинственный поклонник, который каждый вечер передавал для неё букеты цветов и коробочки со сладостями. Через неделю, когда выяснилось, что тайный ухажёр - военный моряк, сестра сияла от восторга. Капитан-лейтенанта Рамона Мартинеса недавно перевели на базу военного флота в Кадисе. Он так замечательно смотрелся в своей парадной форме с чёрными погонами, на которых сияли золотом три полоски. Лусия млела от восхищения, когда смотрела на Мартинеса. Каждые выходные, после того, как спадал дневной зной, сестра и её кавалер прогуливались по аламеде Аподача под сенью экзотических деревьев и кустарников этого замечательного сада. Затем они сворачивали на проспект Карлоса Третьего, где фланировали по набережной вдоль берега океана, и позже уходили в Генуэзский парк. Променад среди кипарисов и финиковых пальм обычно заканчивался у летнего театра, куда Мартинес покупал билеты на представление. Сначала Лусию сопровождала донна Мария Теофила, но всё было так чинно и пристойно во время этих прогулок, что даже моя бабушка, в конце концов, начала доверять военному моряку.
А в середине августа Лусия вдруг пропала. Сестры не было дома три дня и за это время мать и бабушка просто извелись. Они разом постарели от горя и безуспешных попыток найти девушку. Мы всей семьёй обошли весь Кадис, спросили, наверное, каждого жителя нашего города. Только в военный порт нас не пустили, но оно и понятно, база Испанской Армады - не место для гражданских. Мы падали от усталости, но всё ходили и ходили по улицам и набережным с восхода до заката, вглядываясь в каждое лицо. А когда на третий день вернулись вечером домой - Лусия сидела на скамейке у дверей. Я глянул на сестру и сразу понял, что с ней сделали что-то ужасное. То же прелестное лицо, те же большие карие глаза, но всё стало каким-то тусклым и безжизненным. Так выглядит рождественская иллюминация в сумерках после того, как выключили электрические лампочки.
Лусия бросилась к матери и разрыдалась у неё в объятиях.
- Мама! Как он мог? Мама! - и сестра захлебнулась слезами. Её тут же отвели на женскую половину, и нам с отцом не дали возможности поговорить с Лусией. Но из отрывистых реплик матери удалось понять, что капитан-лейтенант Мартинес оказался подлецом. Отец схватился за наваху, но женщины обступили его со всех сторон и не дали выйти из дома.
Бабушка отправилась в полицию, чтобы найти управу на коварного обольстителя. Дон Хосе Луис Гомес, высоченный, усатый, фанатичный фалангист, носивший значок с ярмом и стрелами даже на купальном костюме, был тогда начальником участка. Он отказался не только арестовывать капитан-лейтенанта, но и даже заводить дело. Когда донна Мария Теофила устроила скандал, её выставили из кабинета и отправили к алькальду. А уж дон Франциско Коссио, с трудом скрывая своё торжество, вежливо заявил, что он гражданский мэр Кадиса, и военные моряки ему не подчиняются. И вообще, почтенной сеньоре Гарсиа следовало лучше следить за воспитанием своей внучки, чтобы та не бросалась на шею каждому встречному.
Такого моя бабушка стерпеть не смогла. Как рассказывал мне потом секретарь мэра, донна Мария Теофила потемнела лицом, а глаза её загорелись недобрым огнём:
- Да что ж ты говоришь такое, башка твоя плешивая? У матери дочь любимую увели средь бела дня, у меня - внучку украли, а ты тут мне за воспитание выговариваешь! Да глаза б мои не видели морду твою наглую, если б не нужда, а ты надо мною в эту горькую минуту издеваешься! Да что ж ты за кабальеро?
Тут уж дон Франциско и сам отбросил всю вежливость и очень резко напомнил бабушке, как она его бранила, почём зря, каждый раз, как на улице видела. Алькальд немного увлёкся и сильно повысил тон, забыв, что этого при общении с почтенными сеньорами делать нельзя ни в коем случае. Донна Мария Теофила широко раскрыла глаза, а затем проговорила голосом чужим и страшным, как зимний шторм:
- Я проклинаю тебя, дон Франциско Санчес Коссио! Отныне не будет тебе здоровья до конца дней твоих, и сгрызёт тебя болезнь до последнего члена тела твоего! Я проклинаю капитан-лейтенанта Рамона Мартинеса! Он сгинет без следа, сгорит в геенне огненной вместе со своими грехами неотмоленными! Я проклинаю этот город, где такие, как ты творят беззаконие, и пусть обрушится на него гнев Мелькарта, Астарты и Баала! И пусть кровь невинных падёт на твою голову, и не будет душе твоей покоя до конца дней твоих, дон Франциско!
В тот вечер над горизонтом висела пепельная луна. Яркий серпик отражался в неспокойных водах океана, и серебристая дорожка плясала на верхушках волн, изгибаясь, как танцовщица фламенко.
На следующее утро бабушка взяла лодку и вместе с Лусией уплыла на остров Санкти-Петри. Когда я спросил у матери, куда и зачем они отправились, та ничего не ответила, только вздохнула. А отец по большому секрету сообщил, что донна Мария Теофила решила показать моей сестре то место, где когда-то в древности стоял храм Мелькарта, и где женщины из рода бабушки порой совершали таинственные ритуалы. Что за ритуалы - отец не пожелал уточнять, но сказал лишь, что мужчинам эту тайну не доверяют.
А вечером без четверти десять небо над заливом окрасилось в багровый цвет. Вслед за этим раздался оглушительный грохот и жуткий рёв. Казалось, что распахнулись ворота ада, и оттуда вырвались на свободу чудовищные порождения тьмы. Все дома в нашем городе заходили ходуном, как во время землетрясения. Над гаванью поднялся гигантский столб огня, который почти достал до звёзд. Потом его сменило исполинское облако из пыли и дыма, среди которых сверкали тысячи раскалённых искорок. А затем взрывная волна ворвалась в Кадис. Она вышибала двери и разбивала окна, она валила пальмы и телеграфные столбы. За считанные мгновения многие дома внутри городских стен рассыпались, как будто были сделаны не из камня, а из сухого песка. Тяжёлые бронзовые ворота собора сорвало с петель и вмяло внутрь храма. В один момент Кадис остался без электричества, воды и телефонной связи, а железнодорожные пути лишились рельс.
Как мы узнали позже, в порту взорвались склады военного арсенала, где хранились сотни мин, торпед и глубинных бомб. Каким-то чудом лейтенант Паскуаль Пери с горсткой моряков смог потушить пожар возле погреба номер два, где лежало сто тонн взрывчатки. Если бы рвануло ещё и там - город снесло бы совсем. Но и то, что случилось - ужасало. Погибли десятки людей, а тысячи были ранены. В газетах напечатали, что похоронили сто пятьдесят человек, но фотограф Антонио Гонсалес, которому власти поручили фотографировать трупы для опознания, как-то вечером после пятого бокала хереса проболтался, что мёртвых ему довелось увидеть гораздо больше, чем сообщалось.
В тот страшный вечер капитан-лейтенант Рамон Мартинес дежурил на базе военно-морского флота, как раз возле минных и торпедных погребов. Он пропал бесследно, как будто испарился во время чудовищного взрыва. От него не осталось ничего, ни единого кусочка тела, ни единого клочка одежды.
Дон Франциско Санчес Коссио сразу после разговора с бабушкой слёг в постель. Когда на Кадис обрушилось несчастье, алькальд превозмог свою хворь и сразу же бросился к воротам городского совета. Он провёл на ногах всю ночь, направляя пожарных, полицейских и добровольцев разбирать завалы. Вместе с адмиралом Эстрадой они делали всё, чтобы помочь людям. Эту ужасную ночь, наполненную страданиями, криками боли и отчаяния, слезами матерей, потерявших своих детей, я не забуду никогда. В свете автомобильных фар мы разгребали обломки каменной кладки, пытаясь достать из-под них стонущих земляков. Кое-где полыхали пожары. А когда руки и ноги, перенапряжённые за эту кошмарную ночь, перестали подчиняться, наступил рассвет. И в лучах утреннего солнца Кадис предстал перед нами апокалиптическим видением. Я подумал, что таким станет наш мир перед вторым пришествием Спасителя.
Бабушка вместе с Лусией вернулись в город в первой половине дня и сразу же отправились в больницу Сан-Хуан-де-Диос помогать врачам. Моя мать была там с ночи. Все вместе они трудились до самого позднего вечера, а когда пришли домой, мы с отцом уже успели привести в порядок наше жилище. Спасибо прадеду за то, что не пожалел денег, когда строил Casa Nazareno. Спасибо иезуитам, которые воздвигли свою церковь так, что она закрыла наш дом от взрывной волны. В Casa Nazareno только выбило стёкла из окон. Стены и крыша устояли.
А потом донна Мария Теофила всю ночь провела на коленях у образа Девы Марии. Бабушка всегда истово молилась, но никогда я ещё не видел, чтобы она обращалась к небесам с таким жаром и пылом. Наутро донна Мария отправилась к алькальду. Тот после ужасной ночи сделался седым и уже не мог стоять на ногах. О чём они говорили - бабушка никогда нам не рассказывала, но дон Франциско Санчес Коссио так и не поправился. В следующем году алькальдом стал полковник Хосе Леон де Карранса. И почти сразу он разрешил гражданам Кадиса провести карнавал, чтобы хоть что-то согрело души измученных людей.
Бабушка после визита к алькальду попрощалась со всеми нами и ушла в монастырь Вальбона-де-лес-Монжес. Лусия хотела отправиться вместе с ней, но мама и донна Мария Теофила запретили ей даже думать об этом. А чтобы моя сестра не изводила себя нехорошими мыслями, её отправили санитаркой в больницу Сан-Хуан-де-Диос. Там она познакомилась с молодым хирургом Хоакином Флоресом, за которого по весне и вышла замуж. Так что не довелось нашей Лусии стать королевой карнавала, но зато она обрела надёжного и верного супруга, прекрасного отца её четверых детей.
Я же после всего того, что пережил, выбрал для себя духовную карьеру. Наш епископ разрешил мне поступить в семинарию Святого Варфоломея. Когда я закончил её, отец Томас самолично рукоположил меня в сан священника.
В каждом из нас сидит чудовище, вне зависимости от того, как нас воспитывали родители. Наши страсти - это зверь, рвущийся из клетки. Но каждый в силах остановить своего зверя. Моя бабушка всю жизнь сражалась со своей второй натурой, полученной в утробе матери. Всю жизнь донна Мария Теофила была ревностной католичкой, истово верующей во Христа, но в тот недобрый час, когда под светом пепельной луны кто-то посягнул на её семью, бабушка не смогла остановить в себе зверя. И древнее зло вырвалось на волю, собрав кровавую жатву. Гнев оказался сильнее, чем страх за бессмертную душу. И теперь мой долг - молиться за мою семью, за мою бабушку и за всех тех, кто погиб в ту страшную ночь. Человек должен найти в себе силы, чтобы обуздать собственное чудовище, но иногда судьба ломает и праведников. И нам остаётся лишь молиться за их несчастные души
А ты, юноша, попробуй заглянуть в свою душу и понять, почему ты несчастен со своей Пепитой. Ты называешь жену мегерой, ведьмой и Сатаной в юбке. Но вряд ли она была такой, когда ты вёл её к алтарю! И вряд ли ведьма захотела бы связать себя священными узами брака. Подумай, возможно, что от Пепиты ты слышишь то, в чём боишься признаться себе самому. Скорее всего, тебя приводит в гнев истина, сказанная твоей женой. Пораскинь мознами, и постарайся эту истину принять, какой бы горькой она ни являлась. Сможешь ли ты вспомнить, почему пошёл под венец именно с этой женщиной! Если да, то, быть может, слово семья перестанет быть для тебя пустым звуком. И не забывай, что говорят люди о пепельной луне...
