Аннотация: В городе ловили дезертира. Но, оказалось, что это вовсе не дезертир...
Когда же это произошло? Тридцать лет назад? Или сорок? Помню прекрасный весенний день. В городе уже прошёл Ленинский коммунистический субботник. Мусор, накопившийся за зиму, убрали, газоны тщательно вычесали граблями, а все деревья побелили снизу.
Я вернулся из школы, пообедал, слушая по радио юмористическую передачу "Опять двадцать пять", потом быстро доделал уроки и отправился в гастроном. Сметану и творог в тот день не завезли, поэтому бабульки, толпившиеся у прилавка, сразу разошлись, и очередь за молоком сделалась совсем маленькой, человек пятнадцать, не больше. Отстояв полчаса и дождавшись, когда продавщица нальёт мне в бидон три литра, я прошёл к выходу и расплатился на кассе. Мама оставляла бумажный рубль и юбилейный пятнатик с рабочим и колхозницей, так что сдачу можно было оставить себе.
Вернувшись домой, я налил стакан молока и выпил его залпом. Цельное! Иногда с завода привозили восстановленное молоко, сделанное из порошка. Такое мне не нравилось, а вот цельное я пил с удовольствием. Налив себе ещё один стакан, достал из комода два мятных пряника. Их было очень приятно запивать прохладным молоком.
Теперь можно и на улицу. Деревья ещё стояли без листьев, но почки на кустах распухли, а из земли уже вылезла свежая зелёная трава. Это означало, что начался дачный сезон. Скоро каждый выходной до самой поздней осени придётся ездить утром вместе с родителями на троллейбусе до "Малого порта", оттуда тащиться пешком километра три по грунтовой дороге, присыпанной щебнем, до нашего участка и там до самого вечера ковыряться на огороде. Осознание этого ужасного факта побуждало меня использовать будние дни так, чтобы не было мучительно больно за бездарно потраченные субботы и воскресенья.
В соседнем дворе мы с друзьями играли в "чижика" и "пекаря" на площадке, где каждую зиму дворник заливал каток. Инвентарь для этих игр, сломанную ручку от швабры и рейку от ящика из-под польских яблок, я прятал за сараем у автобазы. Оставалось только узнать, во что сегодня решили сразиться пацаны.
Но в тот день ребятам было не до "чижика" и не до "пекаря". У чёрного деревянного двухэтажного дома, построенного ещё японскими военнопленными, стояли жёлтый милицейский "газик" с синей полосой и тёмно-зелёный "уазик" военной комендатуры. Мои друзья окружили машины, разглядывая их водителей и салоны через стёкла. У подъезда дома дежурили милиционер и солдат в полевой форме. У каждого на плече висел автомат Калашникова.
Увидеть вооружённых людей на городских улицах тогда было большой редкостью. Подбежав к пацанам, я начал выяснять, в чём дело. Оказалось, что милиция и армейский патруль ищут сбежавших дезертиров. Виталька из нашего двора авторитетно добавил, что эти дезертиры удрали из части, прихватив с собой автоматы, и теперь, скорее всего, прячутся в нашем районе.
Из подъезда вышел участковый, снял фуражку и вытер ладонью лоб. Потом милиционер заметил нас и беззвучно выругался в сторону, а для нашей компании громко произнёс:
- Ребята! Шли бы вы отсюда!
Участкового мы неплохо знали. Каждый год он появлялся в нашей школе на общей линейке, посвящённой вопросам дисциплины, и монотонным уставшим голосом сообщал, сколько учеников было поставлено на учёт в детской комнате милиции. Обычно, ребята попадались, когда плющили гвозди под колёсами поездов на железнодорожных рельсах. Но в устах милиционера это звучало угрожающе: "Деяния, предусмотренные 86-й статьёй УК РСФСР"...
Отойдя для вида, мы наблюдали за действом из-за ближайшего гаража. Послышался грохот подкованных сапог и вскоре вооружённые солдаты вышли из подъезда. Участковый собрал их вокруг себя и указал на соседние жёлтые двухэтажки. Их тоже когда-то возвели японцы.
- Сейчас чердаки проверять будут, - заявил Виталька.
Милиционеры направились к ближайшему подъезду. За ними топали солдаты. Дробное цоканье кирзачей по асфальту звучало тревожной музыкой, предвещающей зрелище, как в кино. Вот сейчас кто-нибудь выскочит из дома, а солдаты побегут за ним, потом начнётся схватка или даже перестрелка...
Но ничего особенного не происходило. Ещё, наверное, час мы наблюдали за облавой, которая оказалась на редкость скучной. Потом собрались в тенистом дворике возле инфекционной больницы на лавочках вокруг стола, там, где жители соседних домов по выходным играли в лото, и начали рассказывать друг другу байки.
Лёшка поведал историю, услышанную от отца, о том, как однажды дезертиров ловили в приамурском селе.
- Они в сельсовете забаррикадировались и отстреливались. Двоих ментов ранили. И тогда привезли солдат и выдали им особые патроны. Секретные, их для Афгана сделали. У них пуля, если в ногу попадёт, потом крутится под кожей, как бешенная, и через всё тело проходит до самого сердца. И солдаты дезертиров теми пулями обстреливали. А потом, когда всё закончилось и они в сельсовет заходили, на дезертиров смотреть не могли. Их в фарш превратило теми пулями!
Виталька, который не мог допустить того, чтобы последнее слово осталось за кем-то другим, важно добавил:
- Это называется пули со смещённым центром.
Остальные некоторое время поражённо молчали, представляя себе, как суперсекретная пуля, пробив руку, начинает неумолимо продвигаться к сердцу, раздирая все мышцы и сосуды на своём пути. Потом рыжий Юрка неуверенно начал:
- А вы слышали, как китайские диверсанты однажды ночью на погранзаставу напали?
Все кроме Витальки сказали "Неа" и Юрка продолжил:
- Они Амур переплыли в грозу и к казарме подползли. Часовых сняли на раз, внутрь забрались. А там всех спящих почикали.
Женька не поверил:
- И что, никто не услышал?
Юрка помотал головой, потом добавил:
- Они их спицами в уши! - и показал руками как.
В нашем городе все знали, что от китайцев можно ждать любых неприятностей. В краеведческом музее была небольшая экспозиция, посвящённая конфликту на острове Даманский, а каждое лето кто-нибудь обязательно рассказывал историю о трупах, заражённых жутко опасной болезнью и сброшенных в Амур или Уссури коварным южным соседом.
За такими разговорами время пролетело незаметно. Когда я спохватился, что пора домой, на улице уже темнело. Отец не ругался, но прямо с порога отправил меня выносить ведро. Мусоропроводы в нашем доме отсутствовали, мусор выбрасывали в контейнеры за спортзалом. Эту обязанность родители давно поручили мне.
Возвращаясь с пустым ведром, я остановился, чтобы полюбоваться звёздами. В нашем дворе не было фонарей, только тусклые лампочки над дверями подъездов. Благодаря этому в ясные ночи стоило лишь немного отойти от дома, чтобы небесный свод открылся во всём своём сияющем великолепии.
Обычно я отыскивал Большую Медведицу и пытался увидеть возле маленького белого Мицара крошечный Алькор. Даже знание того, что моё зрение не позволяет их разглядеть, не останавливало этих попыток. Потом мысленно продлевал переднюю стенку большого звёздного ковша и находил Полярную звезду и возле неё - Малую Медведицу. Рядом - "утюг" Цефея и Кассиопея, похожая на букву "М", на которую ненароком сел сверху небесный великан...
Кто-то кашлянул у соседнего дома. Вернувшись к действительности, я повернул голову и увидел у стены корейца, который докуривал папиросу. Лицо этого человека показалось мне незнакомым, но я никогда не помнил всех жителей нашего квартала. К тому же они постоянно менялись: кто-то съезжал, кто-то вселялся.
Зашагав домой, я заметил на скамейке у среднего подъезда рыжего Юрку, которому что-то рассказывал Гуляш. Этот невысокий худощавый брюнет в очках поселился в нашем доме пару лет назад. Где он работал - оставалось загадкой, но все очень быстро узнали, что Гуляш легко может починить телевизор или радиоприёмник. При том с соседями он общался мало, но иногда выходил поиграть с нами в волейбол. А порой вечерами на Гуляша что-то накатывало, и он выбирался во двор, садился на скамейку у подъезда и грустно глядел в небо.
Если рядом оказывался кто-то из нас, мальчишек, то Гуляш становился разговорчивым, и, источая резковатый запах "Жигулёвского", начинал рассказывать про чудный город Рассветный, в котором живут мировые башковитые мужики, про Установку, которая вот-вот заработает, и тогда на Земле сразу наступит коммунизм, про Ухо, которое он, Виктор Гуляев, почти закончил и которое должно было показать такое, от чего все сразу ахнут.
Обычно Ухом всё и заканчивалось. После упоминания о нём Гуляш всегда многозначительно произносил: "Но об этом вам знать не положено" и замолкал. Отмолчавшись, он поднимался со скамейки, проделывал какое-то странное упражнение выставленными перед собой руками, выдыхал с шумом и уходил в свою квартиру на первом этаже.
Я спрашивал у отца про Рассветный, но город с таким названием ему не был известен. Виталька клялся, что смотрел в районной библиотеке двадцать первый том Большой советской энциклопедии и никакого Рассветного там не нашлось. Лёшка предположил, что это засекреченный город. Наверное, Лёшка был прав.
Я помахал рукой Юрику и Гуляшу, но подходить к ним не стал. И так уже задержался во дворе. К счастью, родители были так увлечены фильмом "Стакан воды", который показывали по местной программе, что на часы даже не посмотрели. Моей маме очень нравилась Наталия Белохвостикова, а отец являлся поклонником актёрского таланта Кирилла Лаврова.
На следующий день на первой же перемене я подошёл к рыжему Юрке и поинтересовался, о чём они беседовали с Гуляшом. Одноклассник окинул меня хитрым взглядом и произнёс с хорошо узнаваемыми интонациями:
- Вам об этом знать не положено! - после чего не сдержался и прыснул со смеха. Я тоже заулыбался, настолько похоже Юрка изобразил Гуляева. Потом мой приятель посерьёзнел и сказал уже обычным тоном:
- Давай об этом после уроков поговорим.
Юрка знал, как разжечь любопытство. Если к моменту нашего разговора мне, в общем-то, было плевать, о чём они там с Гуляшом трепались, то после сообщения приятеля этот вопрос не на шутку меня заинтересовал. Ну что такого мог изречь Гуляев, о чём Юрка не стал бы говорить на перемене? Я так задумался об этом на уроке немецкого, что не услышал, где оказался репортёр Шрайбикус во время очередной командировки, и ляпнул что-то невпопад на вопрос учительницы. В результате получил совершенно ненужную тройку по этому предмету, который давался мне легко.
На последнем уроке я едва дождался звонка. Выйдя в коридор, толкнул Юрку плечом и сказал самым зловещим голосом:
- Урри, Урри, я Стамп! Где кнопка? Где у него кнопка?
На что одноклассник ответил:
- Муля, не нервируй меня! - потом добавил: - Пошли под лестницу.
Оказавшись в укромном уголке, где никто, обычно, не ходил и никто не мог подслушать, Юрка быстро огляделся и сказал:
- Гуляш говорит, что вчера не дезертиров ловили.
И замолчал. Я всё ждал, пока он продолжит, но не выдержал первым и спросил:
- А кого же ещё? Китайских шпионов?
Юрка округлил глаза, затем приподнял рыжую голову и посмотрел куда-то вверх. Я не понял намёка и сказал с угрозой:
- Да ты гонишь, чувак! Говори, куда дел сокровища убиенной тобой тёщи!
Мой приятель вздохнул и пробормотал:
- Нет, это не Рио де Жанейро! - посмотрел на меня, как на идиота, и продолжил: - Ты знаешь, чем занимался Гуляш в Рассветном?
Я напряг память и ответил:
- Ну, Ухо своё делал... Почти доделал, но его оттуда выперли.
Юрка тут же спросил:
- А что такое Ухо, ты знаешь?
Я пожал плечами:
- Наверное, устройство какое-то.
Приятель важно произнёс:
- Это система контроля космического пространства. И Гуляш в Рассветном был ведущим инженером.
- О как! За что ж его оттуда попросили?
Юрка пояснил:
- Ухо должно было за американцами следить и за китайцами. За их спутниками. А Гуляш - романтик. Ему хотелось звёзды слушать. Ну и... Дослушался, короче.
Я вспомнил недавно услышанный анекдот и воспроизвёл его концовку:
- Слушайте свои "Валенки", Виктор Иванович, и не выпендривайтесь!
- Ага. Примерно так. Но он успел найти частоту, на которой ловилось что-то интересное.
- Что?
Юрка снова округлил глаза и посмотрел вверх. На этот раз до меня дошло!
- Да ты гонишь, чувак!
- Зуб даю!
- Да это просто Гуляш на тебя вооружённым глазом смотрел, как лектор Никадилов! Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе -- это науке неизвестно. Наука ещё пока не в курсе дела. Асса!!!
Приятель посмотрел на меня, как на какое-то противное насекомое и произнёс:
- Вот те честное слово, что Гуляш вчера даже пива не пил. Он на этой частоте опять что-то услышал.
Я покрутил пальцем у виска:
- Да ты гонишь! Чем услышал? Его Ухо осталось в Рассветном!
Юрка тихо сказал:
- Он себе новое сделал, только маленькое. И вчера что-то поймал... Интересное... Они здесь, у нас.
- В Хабаровске?
- Да.
Тут я сразу сел на ступеньку. Юркины слова меня ошеломили и ошарашили. Недавно в клубе показывали комедию "Жандарм и инопланетяне". Я представил себе, что внеземные андроиды заменили кого-то из моих близких, как в том фильме, и по спине пробежал неприятный холодок.
- Он уверен?
- Да.
- И что теперь?
Юрка снова огляделся и присел рядом.
- Гуляш говорит, что если мы ему поможем, то он найдёт их логово. Ты в деле?
Конечно же, я был в деле! В кои-то веки в нашем дворе происходило что-то интересное. Как же было остаться в стороне?
Квартира Гуляева больше напоминала лаборантскую кабинета физики: те же шкафчики у стен с большим количеством выдвижных ящиков, та же груда сломанных радиоприёмников в углу, тот же большой стол у окна с паяльниками, проводами, канифолью и цешкой рядом с прямоугольным куском гетинакса, на котором хозяин квартиры монтировал радиодетали. Но вот рядом со столом стояла на чёрных ножках древняя радиола "Ригонда" в деревянном корпусе. Только вместо проигрывателя в ней громоздилось множество металлических пластинок и катушек, от которых отходили проволочки в разноцветной изоляции.
- Это маленькое Ухо, - сказал Юрка.
Я лишь пожал плечами. Устройство выглядело не слишком эффектно. Я ожидал чего-то более навороченного, примерно как в фильме "Иван Васильевич меняет профессию". А тут какая-то переделанная допотопная радиола.
Гуляш воспринял наше с Юркой появление, как что-то само собой разумеющееся, и быстро начал командовать. Сделать большое Ухо в домашних условиях было невозможно. Но Гуляев придумал разнести дополнительные модули своего устройства и тем самым увеличить чувствительность. Для этого и потребовались мы с Юркой.
Первым делом Гуляш попросил раздобыть несколько десятков метров проволоки. Я вспомнил, что видел деревянный барабан с алюминиевыми скрутками недалеко от станкостроительного завода. Там строители огородили площадку, поставили бытовку, выкопали котлован и бросили всё до лучших времён, как это часто происходило в то время. Фрагмент забора повалило ветром, и бобина с кабелем просматривалась издалека. Иногда ребята из нашего двора забегали на никем не охраняемую территорию и отламывали себе немного алюминиевой проволоки, чтобы делать самострелы и пульки к ним.
Мы с Юркой управились за полчаса. Потом мой приятель, который не боялся высоты, залез по пожарной лестнице на крышу и установил там один модуль Уха, от которого тянулись провода до самой квартиры Гуляева. Второй модуль я прикрепил к вязу во дворе. Я не слишком хорошо лазил по деревьям, но, совершенно неожиданно, мне на помощь пришёл тот самый кореец, которого я видел вчера вечером. Он подсадил - и дополнительный модуль прекрасно поместился в развилке между ветвей. Хорошо, что мы принесли так много проволоки - её едва хватило!
Гуляш тем временем допаял свою плату и заявил, что ему потребуется два кусочка металла граммов по десять каждый. Желательно - устойчивого к коррозии и с высоким электрическим сопротивлением. Пока мы с Юркой морщили лбы, пытаясь представить, что и где можно раздобыть, Гуляев пояснил:
- Железные рубли подойдут.
За рубль можно было купить десять порций молочного мороженого или восемь литров кваса. За эти деньги я мог десять раз сходить в кино на детский утренний сеанс или взять билетик "Спринта" и, теоретически, выиграть "Волгу". Поэтому подобная просьба Гуляша вызвала у меня саркастический ответ:
- И ключ от квартиры, где деньги лежат!
Юрка одобрительно хмыкнул.
До Гуляева вдруг дошло, что он требует слишком многого, и он сказал:
- Я потом отдам. Мне Фёдоровы приёмник хотели принести. И Петровы. Как починю - они расплатятся, и я отдам. Сразу!
Я глянул на Гуляша, потом - на Юрку. В моей копилке железных рублей не водилось, но я знал, где их можно было раздобыть.
Мои родители когда-то получили трёхкомнатную квартиру от завода, но нашими были только две комнаты. Третью занимала семья Куськиных. Их к нам подселили временно, на несколько лет. За эти годы за нашей школой обещали построить две панельных девятиэтажки для рабочих завода. Куськин-старший был токарем шестого разряда и очень прилично зарабатывал. Его сын Серёжка как-то похвастал мне, что у них на холодильнике стоит копилка, в которой полно железных рублей, и что он, Серёжка, копит себе на мопед "Верховина".
Запасной ключ от комнаты Куськиных лежал в ящике их тумбы на нашей общей кухне. С работы никто из взрослых ещё не должен был вернуться. Если быстро сгонять домой и немного облегчить Серёжкину копилку, то, скорее всего, никто не заметит.
Я понимал, что это было воровством, и что воровать - плохо. Но почему-то эта мысль меня совершенно не пугала, а напротив, странным образом возбуждала и притягивала.
Ещё в глубоком детстве, когда родители позволили мне самостоятельно уходить в детский сад, я развлекался тем, что, выйдя из дома, забирался на территорию автобазы и вытаскивал оттуда какой-нибудь агрегат, беспечно оставленный автослесарями на виду. Всё уворованное оборудование я складывал за соседним домом и сразу же забывал о нём. Важен был лишь момент кражи, когда тебя в любой момент могли поймать, и от осознания этой опасности бессмысленные действия приобретали романтическую окраску.
Чуть позже, уже в школьные годы, меня заинтересовала возможность стянуть что-нибудь из местного гастронома. Незаметно вытащить из витрины-холодильника рыбный пирожок, а потом тихо пронести его мимо кассы, не заплатив, оказалось невероятно лёгким делом. Пожалуй, именно эта лёгкость и удерживала меня от повторения подобных экспериментов в магазинах.
А прошлой весной, когда нашу школу на полгода закрывали на ремонт, а всё школьное имущество сложили в большом сарае, мы с Юркой практиковали налёты на этот импровизированный склад. Вытащив несколько гвоздей, мы с приятелем смогли проделать дыру в стене сарая и пробирались через сложенные штабелями столы и стулья к коробкам с химическими реактивами. Пироман Юрка искал селитру, чтобы сделать порох в домашних условиях, но я присоединялся к нему исключительно ради острых ощущений во время опасного мероприятия.
И вообще, отношение к воровству в тогдашнем обществе было на редкость двойственным. С одной стороны, все ненавидели квартирных воров, а по телевизорам и в газетах регулярно жгли глаголом расхитителей социалистической собственности. Но, в то же самое время, возможность утащить что-то с работы домой для большинства сограждан считалось чем-то типа дополнительных производственных льгот, включенных в соцпакет. Тот же Куськин регулярно приносил с завода инструменты и метизы, а наши школьные учителя не слишком возражали, когда мы во время уроков воровали макулатуру на близлежащей книжной базе или доски на станкостроительном заводе. И макулатура и доски использовались в деятельности школы, но проще всего было достать их в нужном количестве лишь с помощью банального воровства.
Войдя в квартиру, я включил свет и потрогал двери в коридоре. И наша, и Куськинская были заперты. Заглянул на кухню и прислушался: через открытую форточку с главной улицы города доносился грохот грузовиков. Я закрыл форточку, чтобы слышать шаги на лестничной клетке, потом выдвинул ящик соседской тумбы. Ключ нашёлся под старой газетой, прижатой столовыми приборами.
Замок долго не хотел открываться. Потом заскрипела подъездная дверь, и я замер, прислушиваясь к шагам. Кто-то поднимался, но до нашего третьего этажа не дошёл. Повозившись ещё с замком, я, наконец, проник в комнату Куськиных. Холодильник "Бирюса" стоял у окна. Серёжкина копилка была керамической, в виде сидящей чёрной кошки. Чтобы достать из неё железные рубли, пришлось вставить в верхнюю прорезь металлическую линейку, обнаружившуюся на столе, потом перевернуть копилку и потрясти.
Монеты сначала не хотели вылезать, потом неожиданно дружно посыпались на пол. Хорошо, что у Куськиных в комнате был постелен полосатый деревенский половик. Ткань смягчила звук и не дала монетам далеко разлететься. Я выбрал рубли с лобастой головой Ленина и с изображением Воина-освободителя в берлинском Трептов-парке. Остальные монеты по одной закинул обратно в копилку. Ещё я подумал, что когда Гуляш вернёт обещанные два рубля, мне придётся так же тайком проникать в комнату соседей. Эта мысль заставляла предвкушать приятные острые ощущения в будущем.
Чтобы запереть соседскую дверь, снова пришлось помучиться. А когда я убрал ключ под газету и начал задвигать ящик тумбы, на лестничной клетке послышались шаги. На этот раз они затихли лишь возле нашей двери на третьем этаже. Я против воли задержал дыхание и замер: неужели кто-то из взрослых пришёл? Но тут запищал дверной звонок. Оказалось, что это Юрка решил узнать, как у меня дела.
Гуляшу уже не терпелось закончить устройство, которое он назвал пеленгатором. Он уложил гетинаксовую плату с припаянными радиодеталями в пластмассовую коробку с отверстиями на крышке, прикрепил сверху два переменных резистора и теперь собирался разместить там же железные рубли. На наш вопрос Гуляев довольно туманно объяснил, что для точной подстройки прибора будет использовать электрическую ёмкость и сопротивление собственного тела.
Наконец, пеленгатор оказался собран и уложен в брезентовый рюкзак Гуляша. Туда же отправилась наушники "ТДС-5", на которые мы с Юркой смотрели с вожделением. Говорили, что звук у них - лучше, чем у японских!
После этого Гуляев проверил карманы рюкзака. В одном лежал складной ножик, в другом - спички, а в третьем - компас. Я пошутил, что ещё не хватает тушёнки и перловки, после чего наш старший товарищ метнулся на кухню и вернулся с литровым небьющимся термосом.
Мы вышли во двор. Юрка спросил, в какую сторону пойдём, на что Гуляев довольно неопределённо махнул рукой в направлении станкостроительного завода. Дошагав до ближайшего пустыря, Гуляш опустил на землю рюкзак, выудил оттуда наушники и надел себе на голову, потом достал пеленгатор и воткнул штекер наушников в разъём на торце коробки.
Лицо худощавого брюнета сразу же преобразилось. Если раньше, даже когда он возился с паяльником над гетинаксовой платой, Гуляш напоминал странного чудака, то сейчас перед нами стоял настоящий советский учёный, почти как с плакатов, что висели на стендах возле дворца профсоюзов и отраслевых НИИ. Казалось, что мы сейчас направимся сразу в коммунизм или, по меньшей мере, к звездолёту, который унесёт нас к чужим мирам.
Гуляев быстро глянул на нас и ленинским жестом указал дорогу. Мы прошли вдоль железобетонного забора станкостроительного завода, свернули к гаражам и вскоре очутились возле склада бочкотары. Через главные ворота нас бы не пропустили: там у шлагбаума дежурил стрелок ВОХРа, но стоило отойти немного за угол деревянной ограды с колючей проволокой наверху, как обнаружилась дырка под забором, через которую мог спокойно пролезть взрослый человек.
Бочки громоздились на складе громадными штабелями. Я думаю, что наш дом был пониже некоторых из них. Гуляев покрутился с пеленгатором в руках, поигрался с переменными резисторами и рублями, потом зашагал к штабелю с противоположной стороны. Дойдя до груды лежащих рядами бочек, Гуляш вдруг пропал из вида. Вот только что мы видели его невысокую фигуру на расстоянии пары метров, и через мгновение она исчезла, как будто растворилась среди потемневших доньев и тронутых ржавчиной железных обручей.
Я раскрыл рот и глянул на Юрку. Тот пожал плечами и приблизился к штабелю. И тоже исчез!
Я посмотрел под ноги и поднял длинную щепку, обломок ящика или клёпки, и ткнул ею в ближайшее донце. Щепка прошла, не встречая никакого сопротивления. Тут среди донцев внезапно появилась Юркина голова и сердито проговорила:
- Ты идёшь или будешь дожидаться, когда тебя сторож заметит?
Пришлось превозмочь себя и шагнуть сквозь бочки. Я не ощущал никакого сопротивления, как будто никакого штабеля передо мною не существовало. Вероятно, так оно и было на самом деле. Эти воображаемые бочки маскировали странное помещение, тёмное на первый взгляд. Но стояло пробыть в нём некоторое время, как оказывалось, что это место пронизано светом, странный неярким светом, так не похожим на солнечный. А ещё здесь было тихо. Так тихо, что я мог слышать, как бьётся моё сердце, как кровь движется по венам и артериям.
Рядом стояли Юрка и Гуляш. Я и не предполагал, что они такие шумные. Юркино сердце тикало, как механический будильник, а Гуляевское - как деревенские ходики с гирьками. Я хмыкнул и открыл рот, чтобы сообщить им о своих забавных наблюдениях, как вдруг в моём разуме полыхнуло, и перед внутренним взором появилась рука, зажимающая мой рот. Потом в сознании появилась информация о том, что шуметь здесь не стоит.
Спины коснулось что-то твёрдое. Я оглянулся и увидел стрелка ВОХРа, который подталкивал меня кончиком ствола своего карабина. Пришлось повиноваться. Мы втроём прошли через всё это тихое помещение, пронизанное светом, и вышли куда-то.
Во время последнего шага я испытал лёгкое головокружение: показалось, что верх и низ поменялись местами. Из-за темноты глаза не сразу смогли различить хоть что-нибудь вокруг. А ещё я почувствовал, что изменился воздух - он был плотнее и пах совершенно иначе, чем несколько минут назад. В нём присутствовал какой-то металлический аромат, как будто рядом резали сталь и алюминий одновременно.
Потом я поднял голову и увидел звёзды, очень яркие и большие. И было их в небе гораздо больше, чем можно заметить вечером в Хабаровске. А ещё я осознал, что не нахожу ни одного знакомого созвездия. И это открытие заставило сердце стучать в два раза чаще.
Стрелок ВОХРа тем временем навёл свой карабин на Гуляша и потянулся к его пеленгатору. Гуляев отдал прибор без сопротивления. Охранник же взял коробку и начал рассматривать железные рубли на верхней крышке. И тут с ним произошла любопытная метаморфоза: в одно мгновение пропали карабин и тёмная форменная гимнастёрка, а голова стрелка тут же лишилась растительности. Перед нами стоял человек в струящемся серебристом комбинезоне. Его сероватое лицо его показалось мне странно знакомым. Если добавить к нему мысленно усы, бородку клинышком и брови над глазами, то получится...
Юрка меня опередил. Он крикнул полувопросительно:
- Дедушка Ленин? - и упал в обморок. Примерно так мой приятель отключался пару лет назад, когда Виталька рассказал нам в школе, как останавливать сердце, и мы решили на перемене опробовать эту методику. Ни у кого не получилось, кроме Юрки, но Юрка, проделав все положенные действия, покраснел, сложился вдвое и рухнул на пол. Чтобы привести приятеля в чувства, мы хлопали его по щекам, трясли за плечи. Уже начинался урок литературы, когда нам удалось поднять незадачливого экспериментатора и усадить на место.
Гуляш молниеносно выхватил из рюкзака термос, отвинтил крышку, достал затычку и капнул моему приятелю на лицо. Юрка сразу зашевелился, а человек в струящемся серебристом комбинезоне недовольно зашипел.
Конечно же, это был не Ленин. Тут же к нам подошли ещё несколько серолицых. Все они оказались лысыми и лобастыми. Тот, кто надевал на себя личину стрелка ВОХР, повернулся к сородичам, но ничего не произнёс. Я предположил, что серолицые общались между собой телепатически. Во всяком случае, после обмена взглядами вновь прибывшие с огромным интересом рассматривали рубль на верхней крышке пеленгатора. Тот самый, на котором был отчеканен Ленин.
Потом нас развели в разные стороны и начали допрашивать. Сразу подтвердилась моя гипотеза о телепатии. Вопросы серолицых возникали в голове, как странный чужой голос. Вероятно, сходство Владимира Ильича с местными обитателями сыграло в нашу пользу, поэтому атмосфера допроса была спокойной. Я честно ответил на все вопросы, затем вернулся к Юрке и Гуляшу.
Серолицые снова обменялись взглядами. Наверное, сравнивали наши ответы. Вскоре в моей голове опять возник чужой голос. Он поведал, что мы попали на планету Сарм через червоточину в пространстве. На самом деле наши миры разделяют невообразимые расстояния, но здешние учёные научились создавать хитрые короткие пути, которые позволяют путешествовать в космосе даже без звездолётов.
И вот один такой путь привёл учёного с Сарма на Землю. Именно этот сармианин застукал нас в червоточине и доставил на родную планету. Теперь нам предлагали помочь ему, отыскать на Земле какие-то редчайшие минералы, чрезвычайно важные для Сарма. Взамен сармиане обещали поделиться некоторыми технологиями.
Гуляша это предложение вдохновило. Он выпытывал серолицых о последних достижениях их науки и вслух прикидывал, какую пользу это может принести нашей стране. Юрка лишь пожимал плечами, а я был настроен скептически, поскольку недавно прочитал романы Фенимора Купера и опасался, что сармиане легко смогут покорить нашу разобщённую планету и поработить её жителей, как бледнолицые американских индейцев. Но о своих опасениях я не сказал никому.
В помощь первому исследователю серолицые отрядили ещё троих. Потом нас проинструктировали, что в червоточине ни в коем случае нельзя шуметь, поскольку акустические колебания и вибрации могут нарушить стабильность короткого пути. Ещё у местных учёных вызывал опасения термос Гуляша, но, после очередного безмолвного совещания, они оставили его Гуляеву, попросив лишь не пользоваться им в червоточине. После этого сармиане повели нас к точке входа.
Двигались цепью. Сначала Гуляш, потом я и Юрка. Серолицые следовали позади. Молча преодолели помещение, пронизанное неярким чужим светом. Выйдя уже на Земле, я снова испытал лёгкое головокружение и чуть качнулся в сторону. Сразу после этого меня больно ударили по плечу. Я заорал и метнулся обратно, сбив с ног Юрку. Мы оба упали под ноги сармиан, а в горловине червоточины с земной стороны появилось знакомое лицо. Тот самый мужчина, который помогал мне пристроить дополнительный модуль маленького Уха на дереве!
В руке кореец держал палку. Вероятно, именно ею он и ударил. А если бы меня не повело после выхода из червоточины, я бы получил этой деревяшкой по голове и, скорее всего, потерял бы сознание! Наверное, перед входом лежит оглушённый Гуляш. Где-то в глубине моего разума тёмной волной закипала злость. Я быстро подобрал колени, опёрся на руки, рванулся с места, и, не разгибаясь, ударил корейца головой в живот. Тот охнул и выронил палку.
Юрка сообразил, что нужно что-то предпринять, и потянулся к деревяшке. Кореец же схватил меня за шкирку и отбросил, как котёнка. Потом он ударил моего приятеля ногой и полез в карман. Через мгновение в руке корейца оказался пистолет.
Дело приобретало крайне неприятный оборот. Мы с Юркой медленно отползали к сармианам, которые пятились к своему выходу из червоточины. Кореец выпрямился и навёл пистолет на меня. Я глядел на круглое отверстие в блестящем чёрном стволе и услышал, как бешено колотится моё сердце и как стучит сердце моего друга. От бессильной ярости на глазах выступили слёзы. Какой-то неизвестный пытается убить меня и моих друзей. Почему? За что?
Потом позади корейца что-то мелькнуло, и почти одновременно раздались глухой удар и оглушающий выстрел из пистолета. К счастью, меня не задело. Юрку - тоже. Наш недруг повалился на бок, и мы увидели Гуляша с окровавленной головой. Хорошо же ему досталось! Я задумался о том, что неплохо было бы перевязать рану нашего старшего товарища, а Гуляев с недоумением посмотрел на расколовшуюся коробку пеленгатора, вздохнул и стянул с плеч рюкзак. Аккуратно уложив сломанное устройство, Гуляев достал термос.
Тут кореец зашевелился. Мы с Юркой разом вскочили на ноги, но вряд ли бы успели дотянуться до врага. Но этого не понадобилось! Гуляш со всей силы ударил его термосом по голове.
Кореец отключился. Но тут изменился цвет стен червоточины. Они пожелтели, потом сделались оранжевыми и вскоре уже краснели. Я смотрел на них, завороженный странным зрелищем, не в силах сдвинуться с места.
- Валим отсюда! - крикнул Юрка.
Он подхватил меня за руку и потащил в сторону Земли. Мои оцепеневшие ноги отказывались шевелиться, но приятель заставил меня сделать шаг, потом другой. И вовремя! Через мгновение стены прохода пылали огнём. Вероятно, выстрел из пистолета и звон разбитого термоса нарушили стабильность червоточины.
Я оглянулся и увидел, что Гуляш побежал в противоположную сторону, за сармианами. Потом всё исчезло, скрывшись за бушующими языками пламени. Тут моё оцепенение прошло, я рванулся, и мы вместе с Юркой упали на землю за штабелем бочек. Сзади пахнуло нестерпимым жаром и из червоточины вырвалось что-то оранжевое. Через мгновение вспыхнули ближайшие бочки. Стало так жарко, как будто мы очутились в растопленной печи.
Не знаю, каким чудом мы с Юркой вырвались со склада. Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем пылающие бочки и рушащиеся огненные штабеля остались позади. Мы отскакивали от полыхающего дерева, отмахивались от искр, жалящих, как осы, и бежали, ослепшие от жара и оглохшие от рёва и грохота.
Тот пожар надолго запомнила детвора из нашего района. Ревущее оранжевое пламя поднималось выше всех окрестных домов. Для того, чтобы потушить склад, приехало два десятка пожарных машин. Они заливали огонь из всех стволов одновременно. Чтобы посмотреть вблизи на такое яркое во всех смыслах зрелище, ватаги детей сбегались со всей округи. Поэтому мы с Юркой, прокопчённые и пропахшие дымом, не слишком отличались от других подростков.
И по сей день я гадаю, успел Гуляш добежать до другого конца червоточины или нет. Но Юрка убеждён, что нашему взрослому приятелю повезло.
Об исчезновении Гуляева заговорили через пару дней, когда Петровы, а затем и Фёдоровы не смогли отдать ему в починку свои приёмники. Петров был знаком с участковым и попросил того навести справки. Участковый пришёл следующим вечером с понятыми и вскрыл замок квартиры. Обнаружив странное устройство в корпусе радиолы "Ригонда" - сразу сообщил, куда следует. Плечистые ребята с Волочаевской улицы потом опрашивали жильцов нашего дома. Не забыли и про нас с Юркой.
Разумеется, мы с приятелем не рассказывали про Ухо и про червоточину. Но всё остальное про Гуляева сообщили и на фотографии его опознали. Самым волнующим для меня был момент, когда оперативник "конторы глубокого бурения" показал снимок с лицом корейца. Того самого корейца, что пытался нас застрелить. Оказалось, что этот человек тоже пропал, а в его квартире при осмотре нашли подозрительные предметы: шифроблокнот, секретные карты, подслушивающие устройства и рацию китайского производства.
Куськины переселились в новую квартиру через полгода. Вернуть Серёжке в копилку два железных рубля я так и не успел. Но зато после того пожара на складе бочкотары мне больше не хотелось рисковать. Нездоровая склонность к авантюрам исчезла, рассеялась, как дым на ветру. И я нисколько о ней не жалею.
Юрка очень сокрушался из-за несостоявшегося контакта с сармианами. Мой приятель считал, что мы могли так много у них узнать, получить технологии, позволяющие сделать нашу планету лучше, безопаснее и удобнее. Но я с ним не согласен. Я считаю, что "данайцы, дары приносящие", не принесли бы нам пользы. Мне кажется, Земля бы пострадала от подобного контакта даже в том случае, если бы сармиане действительно не имели дурных намерений. Вся история нашей планеты доказывает это...
Но всё-таки иногда ясным вечером, когда удаётся взглянуть на безбрежное звёздное небо, меня охватывает хандра. Я вспоминаю те секунды в коллапсирующей червоточине сармиан и безумно завидую Гуляшу...