Рысь Анастасия. Лунариум. Роман. Отрывок. 2

Велс сидел у самой кромки воды и смотрел на гладкую поверхность озера, то и дело запуская пальцы в прохладную мокрую траву, которой был покрыт весь открытый берег. Велс пытался вглядеться вглубь воды – ловил взглядом еле заметные волнения. Лыбеденская мокролюбка (та самая трава, растущая на берегу), сейчас была особенно сочна и упруга, впрочем, как и всегда в последние недели лыбеденского лета. Её зеленые стебли приобрели почти изумрудный оттенок и как будто светились изнутри. Кое – где на земле виднелись характерные поднятия – чёрные комья почвы, испещренные бледно-жёлтыми полупрозрачными корнями. Мокролюбка жадно собирала воду – торопясь и усердствуя, что бы напитать влагой, подземные плоды, перед тем как, возможно на долгие месяцы транзит воды по небу Лыбеди закончится. Кое-где корни мокролюбки росли с такой силой и скоростью, что невооруженным глазом можно было увидеть, как удлиняется и шевелит тонким кончиком настырный полупрозрачный клубнелит1.

- Ну что за..! – подумал Велс. Он с досадой посмотрел на поверхность, пытаясь хоть что- то рассмотреть в постепенно успокаивающейся воде, но тщетно. С тихой злобой подобрав в траве камень, Велс швырнул его туда, где минуту назад был всплеск. Камень шумно ухнул в воду спугнув из зарослей можекоры2, растущей неподалёку белого камнетёса. Птица неслышно выпорхнула из невысокого кустарника и, раскинув метровые крылья, пронеслась над водой, едва не задевая грудью ее поверхность. Это был крупный взрослый самец с мощным серым клювом и характерным хохолком на голове. Белый каметёс – птица из семейства камнетёсовых. Размах крыльев взрослого самца – 2 метра, у самок чуть меньше – до 1,5- ра метров. Белые камнетесы – озерные птицы, редко улетающие далеко от воды. Питаются водорослями, плодами водных и полуводных растений. Хорошо держатся на воде. Их пальцы снабжены кожистой бахромой, с помощью которой они цепляются за ветки и стебли водорослей и таким образом кормятся, не взирая на течения. Хорошо бегают по суше и ловко лазают по скалам, где и гнездятся. Гнездо строят оба родителя, формируя его из собранных ими мелких камушков, которые птица скрепляет между собой полупереваренными водорослями из зоба. Из-за способа постройки гнезд птиц и назвали камнетёсами. Несмотря на мирный добродушный характер, камнетёсы ведут себя крайне агрессивно при посягательстве на их гнездо. Разозлённый половозрелый самец запросто может сломать человеку руку одним ударом крыла, а заострённым с зазубринами клювом нанести тяжелые увечья. Из-за этого о птенцах камнетёсов и способах их выращивания родителями почти ничего неизвестно. Эти птицы гнездятся стаями и если потревожено хотя бы одно гнездо – нападают все разом. Известно много случаев когда от исследовательских беспилотных роботов после встречи их со стаей гнездящихся камнетёсов оставалась лишь груда запчастей. Благодаря таким случаям на Лыбеди в обиход вошла шутка, что камнетесов назвали так, потому что они от своих врагов камня на камне не оставляют. Так же на Лыбеди в адрес людей с чрезмерными «ломательскими» способностями (в основном это относилось к новичкам) часто можно было услышать такую фразу: - «Ну что ты как камнетёс?», или ещё – «Тебя что, камнетёсы выкормили?»

- Шестилетка – подумал Велс, провожая птицу взглядом. Устав смотреть на воду Велс длинно с кряхтением потянулся и завалился на спину. Перед глазами тут же встало вечернее желтовато-голубое небо с редкими облаками и две из пяти лыбеденских лун, еще не успевшие выйти в зенит. Легбра3 потихоньку клонилась к закату – её крупный оранжевый диск почти касался горизонта. Велс закрыл глаза и потянул носом. Приятно пахло свежей травой, сыростью и влажной землей. Одежда на спине сразу же промокла, но Велс не обращал на это внимания. Он лениво положил на глаза запястье. Сразу сделалось тепло, уютно. Жутко захотелось спать. Но тут в лицо ударило, что-то рассыпчатое и холодное. Где-то наверху зафыркало. Велс подскочил отплевываясь. Рядом, деловито тыча мордой в землю и звучно фыркая, стояла Любояра. Она яростно рыла передней ногой отбрасывая под себя землю и клочки травы. В этот момент она очень напоминала собирающуюся сходить под себя кошку. Терунак4 не заботился, о том куда летели «плоды» его труда и если бы Велс во время не ретировался, Любояра наградила бы его еще киллограмом другим отборной почвы в лицо.

Любояра только дернула мышцей. Яма под ее мощными копытами углублялась и тут только до Велса дошло в чем дело. Терунак копал клубни. Трава мокролюбки для крупных зубов терунаков была слишком мелкой, и они не тратили на нее время. Совсем другое дело было, выкопать крупный сочный клубень, весящий иногда под десяток килограммов. Видимо проголодавшейся Любояре надоело валяться без дела и она пошла с энтузиазмом «вспахивать» густо заросший берег. Принюхавшись, Любояра заскребла ногой ещё быстрее. Вскоре в яме показался клубень – ярко-белый, грушевидной формы, мохнатый от торчащих из него клубнелитов. Любояра засопев попыталась вытащить его, крепко схватившись за него зубами, но клубень сидел крепко.

- Э-э э э. Дай-ка я тебе помогу. – Велс подсел к яме и вытащив перочинный нож принялся обрезать с клубня клубнелиты. Любояра поскребла копытом рядом с ямкой и опустив голову принялась терпеливо выжидать. Вымочив руки до локтей брызгающей из клубня водой, Велс наконец обрезал большую часть клубнелитов и вцепившись в клубень изо всех сил потащил его из ямы. С четвёртой попытки тяжелая груша подалась и Велс победоносно, хотя и немного прогибаясь под ее тяжестью, вынес её из ямы и положил на траву. В клубне было 10 – 12 килограммов. Он был еще не совсем зрелым, но в пищу вполне годился. Любояра покорно заковыляла за Велсом, опустив голову. Пока он счищал с клубня землю и остатки корней терунак стоял рядом принюхиваясь.

- Счас отдам! – с кряхтением пообещал Велс пиля плотную мякоть клубня перочинным ножом. По консистенции клубни мокролюбки напоминали перезрелый кольраби. Отрезав наконец кусок Велс бросил оставшуюся бо́льшую часть Любояре. Клубень бухнулся в траву и Любояра аккуратно подкотив его к себе ногой громко захрустела. Из под её мягких губ то и дело показывался двойной ряд мощных резцов. Когда клубень был уже наполовину съеден, откуда не возьмись, примчался Бойдан. Заигрывая и по – детски подбрасывая передние ноги, он принялся клянчить у Любояры подачку. Та поначалу не обращала на него внимания, продолжая со смаком точить вкусный клубень. Но когда молодчик обнаглел до такой степени, что попытался унести клубень с собой в зубах, Любояра не выдержала. С неожиданной ловкостью для ее трехтонного тела она наскочила на Бойдана гортанно заверещав и едва не сбила того с ног. Молодой терунак испуганно засеменил прочь, поджав короткий хвост и опасливо оглядываясь. Любояра обнажив передние резцы и торчащие за ними клыки5 долго провожала его взглядом.

С интересом пронаблюдав за воспитательной сценой Велс, непроизвольно засунул кусок клубня в рот. На зубах тут же заскрипело и парень, отплевываясь, спустился к воде, где тщательно промыл кожуру клубня от приставшей земли. Вода здесь была ледяная. Где-то у берега бил подводный источник. Опустившись на корточки и зажав клубень в зубах, Велс налёг руками на камни и заглянул в глубину. Берег здесь резко обрывался. В метре от поверхности сновали стайки некрупной рыбешки. Дальше вода зеленела, становясь изумрудной, а потом и вовсе тёмно-зеленой. Вглядываться дальше не имело смысла. Нf рубеже 100-метровой глубины начиналась тьма, а дальше – непроглядный мрак. Северные озера были одними из глубочайших водоемов на Лыбеди. Самое мелкое из них было чуть меньше двух километров глубиной. Смотрясь в озеро, Велсу почему-то вспомнилось старое высказывание «Если долго вглядываться в бездну, то рано или поздно бездна начнет вглядываться в тебя».

Где-то рядом опять послышался всплеск. Велс приподнялся на руках и вытянув шею до отказа сощурился, что бы разглядеть движение в воде. Вдруг под ним забурлило – в лицо полетели тучи брызг. Кто-то схватил его за шею и мощным рывком затянул с собой под воду. Велс со всего маху бултыхнулся в озеро и только под водой почувствовав свободу одним мощным гребным движением ног вынес себя на поверхность. Первым что он увидел – была довольная физиономия Коксидия. Серпентолог6 гоготал так, что закладывало уши. Велс вскипел. Швырнув Коксидию в лицо пригоршню воды он прокричал: «- Ты что?! Совсем осатанел?!» Серпентолог ловко уклонился от брызг и подметил с издёвкой:

Изящно поднырнув под скалы, Коксидий ловко подтянулся на руках и спустя минуту ужу шёл по берегу поливая мокролюбку тонкими струями воды катящимися с его гидрокостюма. К слову из гидрокостюма на Коксидии была только нижняя часть. Он не любил скованности и всегда нырял по пояс обнажённый. На груди у него болтался мокрый намордник аквареспиратора8. Зарывшись по локоть в свою сумку, брошенную на траве, Коксидий достал из неё блокнот и беззвучно шевеля губами что-то быстро записал. Потом задумался и сплюнув под ноги записал ещё.

Он ждал в ответ от Коксидия какой-нибудь колкости, но её к его безграничному удивлению не последовало. Серпентолог, при желании, мог быть очень остр на язык. В любом интересном для него споре – последнее слово всегда оставалось за ним. В ответ на любое неприятное словцо в свой адрес он мог выискать такое оскорбление, которое острой занозой вонзалось в память его оппонента на долгие годы. После защитных реплик Коксидия у многих людей просто отвисали челюсти. Но к его чести будет сказано – он никогда не нападал первым и безпричинно. Но уж если «оборонялся», то молнейносно и почти всегда «смертельно» для противника. Как змея.

Велс удивленно обернулся. Коксидий стоял перед Любоярой и нежно гладил её ладонью по широкой шее. Терунак при этом чуть прикрывал глаза и шумно посапывал. Раздались тихие пощелкивания – серпентолог имитируя приветственный сигнал масковых терунаков10 крепко обнял Любояру за шею, всем телом прижавшись к ней. Терунак почти сразу защёлкал в ответ и покорно положил голову Коксидию на плечо. Велс с восхищением слушая теруначье клокотание воспроизводимое Коксидием, прокшлялся и тихо – едва слышно попытался повторить его. На уроках по дрессуре у Велса хорошо получались практически все основные сигнальные звуки – включая этот – частое мягкое пощёлкивание, чем-то очень напоминающее кошачье урчание. С этим звуком «за пазухой» ладить с масковыми терунаками было гораздо легче. Особенно хорошо он действовал на необъезженных молодых самцов, которые инстинктивно принимали этот звук, подаваемый человеком за материнский призыв. Только с помощью него Велсу кое-как удавалось ладить с Бойданом. «Дурковатый», как называли Бойдана все поголовно старшие дрессировщики на базе, поначалу отзывался лишь на этот сигнал, да и то каким-то извращённым способом. Он подбегал к подзывающему, ласково бодался, а после заваливался на землю кверху животом и томно фыркая, ожидал, когда его погладят. Он очень тяжело и долго вставал под седло. С ним намучались абсолютно все дрессировщики и их помощники. Велсу даже запомнилась фраза Александра Номана – дрессировщика, про которого на Лыбеди говорили, что он и ти́ргицу11 под седло поставит:

Ближе к последнему допустимому возрасту Бойдан всё-таки кое-как свыкся с седлом и стал более-менее слушаться поводьев, но брать на поруки своенравное, плохо подготовленное животное не захотел никто. И тогда в судьбу Бойдана вмешалась Мавра. Дружа с Велсом, она предложила ему перестать каждый раз просить у знакомых их терунаков для поездок, в том числе и её Маврину Любояру. После истории с понижением Велса – терунак ему и вовсе не полагался, а Бойдан оказался хорошей возможностью заиметь личный четырёхногий транспорт, хотя и немного хлопотной. Велс хлопот не любил, но Мавра обладала хорошим даром убеждения, к тому же, в довесок к этому «дару» она пообещала Велсу помочь с дрессурой Бойдана. Вскоре к радости всех без исключения дрессировщиков центральной базы, Велс, взяв Бойдана за поводья вывел его из стоила подготовительной школы и за одно из мальчишеского возраста, в котором прозябал терунак. Благодаря частым поездкам Велса и долгой кропотливой работе Мавры Бойдан в скором времени стал трудолюбивым хотя и немного шкодливым подростком. В своём пятилетнем возрасте Бойдан работал как 20-летний взрослый самец. Но при всей загрузке он никогда не упускал шанса набедокурить. Вот и сейчас, пока Любояра была занята общением с Коксидием молодой терунак неслышно подобрался к наполовину съеденному лежащему в траве клубню. Он радостно схватив его зубами помчался прочь, задрав кверху короткий хвост. Отбежав метров на 15, он резко остановился выпрямил шею и наклонив на бок голову не то с удивлением, не то с сожалением посмотрел на Любояру. Видимо подросток предпринял похищение чтобы затеять весёлую игру, но Любояра не проявила интереса к его выходке. Она ходила на выезды с Бойданом уже около года, и хорошо знала характер своего молодого сородича.

Любояра была одним из старейших прирученных масковых терунаков на Лыбеди. Ей было уже 35 лет, и она успела сменить уже несколько хозяев. У Любояры был невероятно мягкий, покладистый характер. Слушалась она безприкословно, и не было ещё случая, чтобы она хоть как-то выразила своё недовольство. Любояра также отличалась большой охотой к размножению. В отличие от остальных одомашненных самок на базе, которые принесли за свою жизнь по 3-4 телёнка, Любояра в свои 35 успела обзавестись 15-ю. Все ее дети благополучно прошли ездовую школу и нашли седоков на различных Лыбеденских базах – отличаясь тем же покладистым нравом и добрым характером, что и их мать. Единственным неудобством, которое испытывали на себе наездники Любояриных детей – привязанность этих детей к их матери. Приезжая на центральную базу, они должны были мириться с тем, что едва завидев вдалеке мать, их терунаки рвали из рук поводья и неслись к Любояре – любовно вылизывали, тыкались ей в морду приветливо повизгивая.12

Когда Любояра прошла границу среднего возраста, её отдали вновь прибывшей на Лыбедь Мавре. Очень скоро их отношения стали дружескими, а еще через некоторое время их вовсе стало невозможным представить отдельно друг от друга. Кое-где их шутливо называли мать и дочь, и говорили, что у Любояры теперь есть 16-ый телёнок. Иногда их называли «разновидовыми сёстрами». (Интересной особенностью в поведении объезженных масок является то, что самцы, как правило, признают только одного хозяина, за редкими исключениями двух. Самки же совершенно спокойно относятся к смене хозяев, проходя при этом небольшой период адаптации в несколько недель).

Велс так не умел, да и не хотел. Ему природа представлялась обычным строгим порядком вещей – сбалансированным, и чисто материальным без всяких этих «очеловечивающих» штучек. Поэтому он часто подсмеивался над Маврой, когда она с утра седлающая Любояру утверждала, что у терунака сегодня плохое настроение. Наверное, поэтому Велс и не очень-то ладил с Бойданом. В его руках молодой терунак превращался в подобие машины со сломанным рулём – хорошей, мощной машины, но неуправляемой. Мавра часто ругала Велса за то, что он просто не хочет понять характера Бойдана:

«-Свиноносы…, свинтусы они, а не свиноносы. Вздумалось им обкорнать все водоросли именно в тот год когда мне надо заканчивать проект.» - удручённо думал Велс, в то время как его старательно вразумляла Мавра. Разговоры повторялись день за днём, неделя за неделей. Велсу всё это жутко наскучило. Каждый раз он, покорно выслушивая Мавру, он лениво соглашался с ней и потом всё равно поступал по-своему, смирившись с тем, что у него нет никакого хоть мало майского таланта в общении с терунаками. Он с большим уважением относился к способностям Мавры в этом деле, старался почаще напоминать ей об этом и хвалил. Но быть чем-то похожим или специально стремится к этому, он не хотел. Обычно не хотел. Но сейчас слушая издаваемое Коксидием ритмичное клокотание и видя умиротворенно прильнувшую к серпентологу огромную по сравнению с ним Любояру, мелодично мурлыкающую в ответ, Велс загорелся желанием. Он поражался тому, как Коксидий – этот (в понимании Велса) чёрствый, смотрящий на мир сквозь призму черного скептицизма, человек, в чьих умелых руках наука напоминала остро отточенный инструмент, мог легко погружаться в дружественное общение с природой.

Коксидий одинаково легко справлялся как с препарированием трупов у себя в лаборатории, так и с живым контактным наблюдением за живыми объектами за её пределами. До встречи с Коксидием Велс, казалось, уже привык к тому, что учёные на Лыбеди представляют из себя две четко обособленные в интересах группы. Либо холодных без эмоциональных мясников, под скальпелем которых любая живая тварь, будто сама расползается органами к банкам с формалином; либо добродушных общительных натуралистов, месяцами пропадающих в лыбеденских степях, любовно и жадно следящих за движениями окружающей их природы.

Коксидий же среди этого раздвоившегося однообразия представлял собой своеобразный сплав. Это была одна из причин, почему Велс выбрал серпентолога главным источником своих знаний. Парня так же привлекала гордая независимость Коксидия – его умение со всем справляться в одиночку, обходясь без чьей либо помощи. Велс очень хотел быть похожим на Коксидия, хотя иной раз и боялся себе в этом признаваться. Вот и сейчас смотря на серпентолога, видя его профессионализм и уверенность – Велс горел неодолимым желанием впитать в себя все эти качества и стать чем-то хоть отдаленно напоминающим Коксидия. Хотел он этого вопреки всем своим выставляемым напоказ принципам. Желая независимости, Велс, тем не менее, собственноручно вводил себя в зависимость. Потешаясь над теми, кто имел желание подражать, он сам того не замечая даже перенял у Коксидия несколько движений и привычек, примеряя на себя тем самым оперение говорящего какаду, способного лишь повторять. Храня и лелея в себе обиду за несправедливое смещение и надеясь расквитаться, Велс очень скоро забыл смысл производимых им действий. Он погрузился в сладкое мечтание о том, как в один прекрасный день он расплатится за совершенное с ним «бесстыдство» и на глазах у всех явит свою истинную природу. Как бы пафосно это не звучало, но Велс размышлял именно так. И конечно Коксидию был ясен корень всех этих размышлений. Он так же знал и суть поступков Велса, но старался парню этого не показывать. Серпентолог всё списывал на юношеский максимализм, который был очень присущ его помощнику. Стараясь не заострять внимания на эмоциях, Коксидий низвёл их с Велсом отношения до обычного сотрудничества, которое чем-то напоминало змеиное тело. В этом «теле» Велсу была отведена роль хвоста – сильного, крепкого, бездумно волочащегося в пыли следом за «головой» - Коксидием, которая содержала ценный «яд» знаний.

-Кхм, да. – Велс улыбнулся, но увидев, как внезапно помрачнело лицо Коксидия, убрал с лица улыбку. Почему-то ему тут же бросился в глаза белёсый шрам, ровной вздувшейся струной проходящий через всю грудь Коксидия. Запястья серпентолога были испещрены следами от укусов змей. Множество маленьких парных точек на белой коже будто сливались в причудливый узор. С правой стороны на шее Коксидий носил причудливый овальный след от присоски озёрной мгалы.14 Велс часто засматривался на эту отметину идеальной овальной формы, изнутри окаймлённую двумя рядами крохотных точек – следов от мгальих зубов. В воображении парня тут же оживал образ этой гигантской пиявки, которая своими бритвоподобными челюстями прогрызала кожу. Присасываясь, она громко неприятно чавкала. По тугому склизкому ремнеобразному телу начинали катиться волны. Крошечные глазки затягивались плёночными веками. Велс так и представил себе, как с шеи Коксидия свисает жирный метровый ремень мгальего тела – извивается, пытаясь найти опору. Мимо Коксидия не прошло пристальное изучение Велсом его лыбеденских «наград». Слегка наклонив голову и делая вид, что он просто потягивается, Коксидий ощутил как на шее потянуло кожу. След от присоски мгалы густо заросший хрящом ничуть не изменился за прошедшие шесть лет. Разве что сполз вниз на пару миллиметров.

Серпентолог, как тогда ощутил тяжесть тела мгалы, острую ноющую боль в шее и громкое причмокивание у себя под ухом. Коксидий много раз прокручивал в голове тот день, но так и не смог вспомнить, как и где он подцепил пиявку. Несмотря на килограммовую тяжесть, мгала умудрилась не проявить себя до тех пор, пока Коксидий не вылез из воды на берег. Потом настали долгие дни мучений. Как выяснилось, пиявку невозможно было отодрать от шеи, пока она не отпадёт сама, а проведение операции по извлечению было чревато большим риском. Так Коксидий и пролежал с пиявкой на шее на протяжении 8-ми дней. Разъярённый собственной безпомощностью, он несколько раз пытался рассечь мгалу пополам ножом, но она, едва почувствовав вмешательство, с силой сжимала челюсти и Коксидий тут же терял сознание от боли, так и не успевая покончить с паразитом.

После, придя в себя и обновив запас крови в организме, Коксидий вплотную занялся изучением озёрной мгалы и сделал несколько открытий. Оказалось, что гирудин мгал обладает не только противосвёртывающим эффектом, но еще и представляет собой органический наркотик. Его, впоследствии, окрестили «МК-Гирудин», где «М» - значит мгала, а «К» - первая буква имени открывателя, т.е. Коксидия. Насытившись кровью, мгала начинает активно впрыскивать в тело жертвы вещество, вызывающее вялость, притупление внимания, повышенную сонливость и лёгкое чувство эйфории. Объяснение этому феномену нашлось простое. С сонного, вялого животного легче открепится и меньше вероятность при этом, что пиявку затопчут.

Серпентолог вспомнил ещё двух редких змей, которых он видел сегодня в озере. Он направился к месту, где лежала его сумка. Нужно было внести в блокнот ещё несколько записей. Тут под его босой ступнёй что-то хрустнуло. Коксидий подскочил резко убрав ногу. Он всегда боялся этого хруста и знал что он предвещает – долгую стирку и синие, месяцами не сходящие с кожи пятна. Нужно было к этому готовиться, если наступил на Лыбеденского перезвонника или крохотуля. Крохотуль – крупное лыбеденское членистоногое, напоминающее своим видом короткую многоножку. Достигает в длину около метра, спинные щитки в ширину разрастаются до 25-30 см. Растительноядный вид, очень тихоходный и малоподвижный. Осенне-зимний период крохотули проводят в спячке, роя норы или занимая чужие. Обитает по всей Лыбеди, избегает только очень засушливых областей. Наибольшую активность проявляет в брачный период. В это время самцы исполняют громкую приятную трель звучащую как :

«Кррроххх – туулль, кррроххх- туулль». Эта песня натолкнула учёных Лыбеди дать членистоногому местное название. Крохотуль в природе имеет небольшое количество врагов. Однако часто становится закуской для крупных хищников. Даже масковые терунаки в голодные годы не прочь полакомится их мясом. Для защиты крохотули выработали два механизма. Они либо сворачиваются в шар, сокращая брюшные тяжи мышц, либо выпрыскивают пахучее вещество. На каждом спинном щитке крохотуля есть три отверствия, сквозь которые вверх, под углов в 45 градусов выстреливается защитная жидкость, обладающая нестерпимым для местных хищников запахом. Для людей прибывших на Лыбедь и впоследствии столкнувшихся с крохотулем запах его выделений проблемой не стал. Пах он наподобие эвкалипта. Проблемой стала структура. Жидкость при попадании на одежду и кожу долго не смывалась. Будучи ярко-синего цвета, она придавала людям попавшим под «выстрел» крохотуля диковатый вид. Конечно же, после того как слава о членистоногом облетела всю Лыбедь ни у кого не было желания встречаться с крохотулем. Но зеленоватый окрас делал этих животных в степи настолько незаметными, что число раскрашнных натуралистов оставалось на планете одинаково стабильным.

Вот и теперь замерев в неудобной позе с поднятой ногой, Коксидий шарил взглядом по траве, опасаясь увидеть щербатые тёмно-зелёные щитки. Секунды три он жмурился, боясь что вот вот полетят из травы тонкие тугие струи, зальют лицо, грудь, живот. Что придётся нестись к озеру, нырять, пытаться смыть намертво приставшую к коже краску. Потом как дураку месяц, два или три ходить пятнистому и выслушивать бородатые шутки от редких гостей, типа: «У твоего крохотуля явные способности к бодиарту!», или «А синий тебе к лицу!». Уже потеряв всякую надежду, Коксидий разглядел в траве то на что он наступил. Это был не крохотуль, а сухпаёк завёрнутый в тёмную фольгу. Серпентолог уже было хотел рассмеяться, настолько хруст фольги был похож на скрежетание прогибающихся под ногами щитков крохотуля. Но тут до Коксидия дошло. Он посмотрел на то место, где лежала сумка и ничего не увидел кроме смятой травы. Подняв паёк, Коксидий осмотрелся. Громкий топот и странное побрякивание подтвердили догадку теплившуюся в уме учёного. Метрах в 15-ти от места похищения радостно скакал Бойдан по-детски подбрасывая заднюю часть тела. В зубах у него была сумка. При каждом скачке терунака она жалобно сотрясалась и бренчала, из полуоткрытых карманов дождём сыпались в траву инструменты, из под змейки выпорхнул блокнот, и прошелестев в воздухе упал в заросли мокролюбки.

- Ну, паршивец! Весь в хозяина! – процедил Коксидий сквозь зубы. На ходу выкрикнув: - «Отдай сумку гадюка!» - серпентолог побежал Бойдану наперерез. Терунак только приземлившись после очередного прыжка, вытянулся, до отказа выпрямив шею, и уставился на Коксидия. Спустя секунды терунак уже улепётывал от серпентолога, поджав короткий хвост, со страху всё еще волоча с собой уже пустую сумку. Любояра, спящая неподалёку, лениво приоткрыла на шум глаза, потянулась и невыразимо устало вздохнула, раздув все три пары ноздрей.

Клубнелит – придаточный (боковой) корень, отходящий от клубня и напитывающий его водой. В отличие от истинных боковых корней клубнелиты считаются ложными. Они впитывают только воду и некоторое кол-во минеральных солей, не имеют корневых волосков и отмирают сразу же после полного насыщения клубня. Клубнелиты впервые обнаружены у лыбеденских трав. Иногда, как у легбролюба красного (еще один вид трав), клубнелиты могут достигать гигантских размеров – до 7-ми метров в длину и 5 см в диаметре.

Можекора – полуводный кустарник, около 3 метров в высоту, с мелкими листьями растущими прямо на стеблях. Можекора на половину всегда погружена в воду и любое понижение уровня вызывает у неё увядание. Из-за этой особенности можекору еще зовут «водяным коленом», т.е она всегда как бы по колено в воде. Можекора плодоносит некрупными красными ягодами в которых содержится небольшое кол-во токсинов. Но несмотря на это у многих озёрных птиц ягоды «водяного колена» пользуются большой популярностью, как например, у белого камнетёса.

Несмотря на травоядность масковые терунаки имеют на челюстях клыки. Причём независимо от пола. Клыки у них растут только на верхней челюсти по три штуки с каждой стороны и около 7-ми см длинной каждый. Самцы используют их во время драк за самок, а в остальное время клыки помогают справляться с грубой пищей и обороняться от хищников. Разъярённых масок боятся даже тигрицы. Известны случаи, и есть очевидцы того как защищая детенышей самки масковых терунаков загрызали насмерть молодых тигриц и калечили взрослых.

Кауга – пресноводный рыбоящер. Взрослые особи вырастают до 1,5 метров в длину и весят около 70 кг. Хищники. По образу жизни больше всего напоминают земных аллигаторов. Охотятся из засады, подкарауливая жертву на мелководье или затаскивая её в воду с берега. На суше неповоротливые и уязвимые. Дышат жабрами. Кауги ловят только небольших животных и птиц, но бывают случаи, когда по неопытности молодые особи вцепляются людям в ноги, руки, шею и лицо, принимая отдельную часть тела за целое животное. Раны от укусов кауги очень сложно заживают, поскольку зубы этих рыбоящеров загнуты назад и несут на себе большое кол-во гнилостных бактерий. В 60% случаев после укуса кауги человек получает опасную инфекцию.

Свиноносы – вид костистых рыб. Обитают в озёрах Лыбеди. В длину достигают 15 см. Стайный вид, питается исключительно одноклеточными водорослями. В обильные на пищу года свиноносы сбиваются в крупные стаи насчитывающие многие тысячи особей. Из-за этого их еще называют водяной саранчой. Нападая на кормовой участок, густо поросший водослями свиноносы за час – другой оставляют от густого зелёного ковра лишь голые камни. В конце сезона кормёжки водной саранчи повсеместно распространённые одноклеточные виды водорослей становятся редкостью и восстанавливают популяцию лишь на следующий год. Собственно свиноносами этих рыб назвали из-за причудливо задранного кверху рыла, напоминающего пятачок земных свиней.

Мгала озёрная – полуводная Лыбеденская пиявка. Редкий, мало встречающийся вид. Вырастают по одним данным до метра в длину, по другим могут достигать и полутора метров. Весят в голодном состоянии около 1 кг, в насосавшемся – до 4-5 кг. Обоеполы. Охотятся в воде, подкарауливая крупных животных, таких как терунаки. Нападая, крепятся к коже жертвы с помощью острых костяных челюстей с режущими краями. Выделяют в образовавшеюся рану вещество схожее по составу с гирудином земных пиявок, что вызывает несвёртываемость поглощаемой ими крови. Брюхо мгалы снабжено продольными присосками, что позволяет ей присасываться к телу жертвы и удерживать себя на нём продолжительное время. Полностью набив кожистый желудок кровью мгала отпадает на 5-6-ой день после прикрепления. О способе размножения, продолжительности жизни и общем ареале обитания озёрных мгал практически ничего неизвестно. Иногда по ошибке мгала нападает на человека, перепутав того с терунаком. На Лыбеди, правда, было только 3-4 подобных случая. Первому, кому выпала «честь» повстречаться с мгалой лицом к лицу был Коксидий.

Рысь Анастасия : другие произведения.

Лунариум. Роман. Отрывок. 2

Unknown

Оставить комментарий © Copyright Рысь Анастасия (kyigorog777@mail.ru) Размещен: 04/06/2019, изменен: 04/06/2019. 45k. Статистика. Глава: Фантастика Скачать FB2		Ваша оценка: