Аннотация: Прода тут) Следующее обновление в воскресенье, 21.05 ВНИМАНИЕ! В ГРУППЕ В ВК НОВЫЙ КОНКУРС, НЕ ПРОПУСТИТЕ!!!)))
Глава 11
Мара Шелестова
- Зайцы! - позвала я ребят, стоило только переступить порог отеля. Детвора, усиленно делающая вид, что увлечена очередной новинкой для X-box, "нехотя" повернула ко мне головы. Будто я не видела их мордашки, маячившие в окне несколько минут назад. - Я завтра собираюсь съездить на квартиру, могу заехать в пекарню, кому что привезти?
- Зачем? - удивился Костик. - Мы все отмыли, с соседями Кит поговорил.
- Хочу просто проверить...
Цокот когтей по паркету возвестил о прибытии Крюгера. Пес возник в комнате, как маленький ураган, завертелся рыжим волчком у моих ног, оглашая помещение счастливым собачьим лаем, застыл возле двери.
- Что проверить? - насторожилась Ксюша, отложив джойстик, и развернулась ко мне всем телом.
- Не заходила ли Эли, - улыбнулась, как можно более беспечно.
- Мы ее присутствия не почувствовали, - вышел Кит из зала ресторана, хмурясь и внимательно меня рассматривая. Ирокез сегодня был ярко-малинового цвета. Кислотный нравился мне больше, но я сочла за благо промолчать.
Я пожала плечами на заявление панка. На самом деле на квартиру надо было съездить, чтобы и там проверить и подновить защиту. Спасибо Анатолию и пакету "все включено": оставил мне мужчина несколько интересных заготовок. Для отеля они не подойдут, слишком он большой, а вот для квартиры в самый раз. Надпись волновала меня в меньшей степени, впрочем, как и человек, ее оставивший.
- Так что заказывать будете, пока я добрая и принимаю пожелания? - поторопила я мелких. Крюгер по-прежнему сидел у двери и очень осторожно скреб ее лапой.
- "Шоколадный бриз"! - в унисон взвизгнули мои маленькие гении.
- Принято, - улыбнулась я. - Вы с Крюгером сегодня не гуляли?
- Час назад только вернулся, - почесал подбородок Кит, разглядывая собаку. - Неугомонная псина...
- Просто энергии много. Я переоденусь и схожу.
- Вместе пойдем, поздно уже, - проворчал панк, поднимаясь. - Я пока снаряжение достану.
Я кивнула и отправилась к себе, переодеваться. Погода опять ухудшилась, и над озером начали собираться тучи, поднялся ветер, вроде бы даже гром слышался, пока только вдалеке.
- Ну как все прошло? - широко улыбнулся панк, когда мы вышли из отеля и двинулись по дорожке к озеру.
- Ну ты же не думаешь всерьез, что я буду обсуждать с тобой эту тему, - толкнула я бугая плечом. - А вообще, все хорошо. Выключай заботливую мамашу. Бить морду никому не придется.
- Жаль, между прочим. Это было бы занятно.
- Нашел мне развлечение, - фыркнула, спуская повизгивающего от нетерпения пса с поводка. - Волков теперь знает, кто я.
- И?
- Ну, отреагировал нормально, - улыбнулась дурацкой широкой улыбкой. - Даже более чем. А еще, оказывается, он - бывший священник.
- Да, Шелестова, умеешь ты себе мужиков находить, - пробормотал парень.
- Вот только давай без этого, я твою прошлую пассию все еще с содроганием вспоминаю.
Кит скривился, словно выпил подгоревший кофе, и покаянно покачал головой.
- Ирз приходил недавно, - поделилась я с призраком.
- Понял уже, что защиту ты не просто так усилила. Что говорил?
- Предупреждал, чтобы я не лезла не в свое дело, - я засунула руки в карманы, наблюдая, как Крюгер носится по берегу, поднимая тучу брызг и песка. - А еще Антон предупреждал... Или не предупреждал... Процитировал мне перед уходом отрывок из "Падения дома Эшеров", - поспешила пояснить на вопросительный взгляд. - Может, конечно, просто так вспомнил, но... кто его знает? Ничего странного не было в мое отсутствие?
- Нет. Ни звонков, ни, как видишь, постояльцев. Все тихо, как на кладбище в Новогоднюю ночь.
- Тьфу ты, Кит! - отвесила я легкий подзатыльник парню.
- Я просто пошутил, - поднял обе руки здоровяк, но лицо оставалось серьезным и сосредоточенным. Панк хмурился.
- Что? - склонила я голову набок.
- Не знаю, не нравится мне это затишье. И появление Ирза тоже очень не нравится. Он тебе все еще близнецов простить не может.
- Не посмеет, - зарычала в ответ. - Я ему его же зонтик в задницу запихаю.
- Суровая ты женщина, Шелестова, - Кит тоже засунул руки в карманы.
Ветер усиливался, тучи на горизонте сгущались, темнели все больше. Крюгер продолжал носиться по пляжу.
- Стаса тоже не видел?
- Нет, - отрицательно покачал головой панк. - Хочешь, могу завтра поискать.
- Поищи, пока я в городе буду. Не нравится мне, что он просто так по округе шатается, да и в Москве что-то неспокойно.
- Поищу, - кивнул Кит. - Поговорю.
- Спасибо, - я приобняла бугая за талию, прислонилась к нему, парень положил тяжелую руку мне на плечо. Мы не отрывали взглядов от резвящегося пса, но радости в обоих не было. Что-то грядет, что-то явно не очень хорошее, и лучше обезопасить себя со всех возможных сторон. Надо бы позвонить в Совет, попросить приставить кого-нибудь к тете Розе и ее родным, особенно когда женщина в Москве.
Я смотрела на собаку и думала, как помочь ему... Как найти его нить, и есть ли она вообще. Хозяева других отелей о животных ничего не знали, по крайней мере та дюжина, что уже мне ответила. Оставалось надеяться, что все-таки кто-то да сталкивался с чем-то подобным.
С пляжа мы ушли только через полчаса. Дождь так и не начался, хотя гремело и сверкало уже совсем рядом, а ветер чуть ли не сдувал с ног.
Мы затащили Крюгера в ванную на первом этаже, кое-как отмыли безобразно испачкавшегося, но вполне довольного жизнью пса и устроились в гостиной на первом этаже перед теликом. Что смотреть в этот раз, решали мальчишки, поэтому выбрали какой-то боевик. Мы с Ксенькой поначалу приуныли, а потом незаметно втянулись и за героя болели как за родного. Девчонки, что с нас взять?
Дождь все-таки пошел. Сильный, громкий, частый. Небесные хляби разверзлись часа в два ночи, когда я как раз пыталась затолкать себя в кровать. Заталкивалось неважно: в голове крутились мысли. И об отеле, и об Ирзе, и о Стасе, непонятно где пропадающем, и, само собой, о Гаде.
О горячем и жестком, но таком предусмотрительном, и предупредительном, и заботливом. Мне нравилось то, что произошло между нами, мне нравилось то, что еще только должно было произойти. Мне вообще очень многое в нем нравилось, в том числе и напор, и упрямство, наверное, потому что мы были с ним удивительно похожи.
Священник...
Волков в рясе... Высокий, красивый, с четками в руках...
Вот только не вязался у меня Змеев, какой он сейчас, с преклонившим колени перед алтарем монахом, смиренным, праведным, чистым и помыслами, и поступками. Вообще не вязался.
А вот Ярослав в рясе... В рясе я его представить могла очень хорошо, даже слишком хорошо...
Черт...
Я плюхнулась на кровать, размазывая по рукам крем, уставилась в потолок.
Секс с ним был превосходным. Потрясающим, очень горячим. И мне хотелось повторения. Может...
Мысль додумать не дал звонок телефона. Звонок в полтретьего ночи по определению хорошим быть не может, поэтому я поморщилась, когда поднимала трубку.
- Слушаю, - ответила, не взглянув на экран.
- Не разбудил? - голос Ярослава был очень виноватым.
- Нет, - улыбнулась я. - Что-то случилось?
- Хотел пожелать тебе спокойной ночи, - теперь в его голосе тоже слышалась улыбка.
- Желай, - разрешила, переворачиваясь на живот.
- Ты сейчас одна?
- Да.
- Где?
- У себя в комнате.
- Что делаешь?
- Мажу руки кремом на ночь, - ответила, не отрываясь от своего занятия, прижав телефон к уху плечом.
- То есть уже в кровати? И в пижаме?
- В кровати - да, в пижаме - нет, - ответила ровно, спрятав провокационные нотки.
- Без пижамы?
Я промолчала.
- Мара?
- Ммм?
- Ты без пижамы? - его голос теперь звучал глухо, сдавлено, напряженно. - На тебе есть хоть что-нибудь?
- Что-нибудь есть, - сказала на выдохе и снова замолчала.
Ярослав отчетливо чертыхнулся, послышался легкий шорох.
- Женщина, не дразни меня, - предупредил Волков.
- И в мыслях не было, - протянула, переворачиваясь на спину. - Я просто только что из душа, тело еще влажное, распаренное, пахнет миндалем и молоком.
Ярослав, кажется, даже не дышал.
- Я вижу капли воды на животе, бедрах, чувствую их на плечах и ключицах... Они все еще стекают вдоль шеи. А на предплечьях - мурашки. На мне только трусики: бирюзовые кружевные шортики.
Гад с шумом втянул в себя воздух.
- Волосы распущены, тоже влажные, завиваются в кольца. Они вообще ужасно вьются, когда намокают. В комнате жарко, и мне хочется облизать губы... А еще я думаю о тебе... О твоих руках на моем теле, твоем языке на моей груди, шее, животе, бедрах. Мне хочется раздеть тебя, попробовать на вкус... Шею, ключицы, соски. Я бы втянула их в рот, прикусила, поиграла языком. Запустила бы руки тебе в волосы. Потом спустилась бы ниже, царапая спину, сжимая задницу. Я бы облизывала и целовала, кусала... Везде.
- Ш-ш-шелес-с-с-това...
- Я хочу обхватить твой член губами, втянуть глубоко в рот, провести вдоль, вокруг головки, слизать сверху первую каплю, сжать яички, ощутить их тяжесть, гладкость и жар кожи. Мне нравится твой запах и вкус, толщина, длина. Мне нравится...
Я закрыла глаза, откинулась на кровати. Картинки были такими яркими... Тело горело, дыхание начало перехватывать, пальцы сами собой сжали сосок, потом скользнули ниже, вдоль живота, под резинку тех самых шортиков. Я словно чувствовала Ярослава рядом, ощущала его запах, ощущала руки, зарывшиеся мне в волосы, влажную кожу.
- Мне нравится, что ты полностью раздет и в моей власти, мне нравится, что я руковожу процессом, мне нравится, что ты это понимаешь и ничего не можешь сделать, только подчиниться.
- Мара...
Ох, он почти рычал, хрипел, дышал надсадно и тяжело, рывками, судорожными толчками. Почти с болью. Я готова была поклясться, что вижу, как вздулись вены на его шее и руках, как капельки пота стекают по вискам. Глаза горят сумасшедшим, диким огнем. Волков, напряженный, замерший, застывший, жесткий, хищный. И черты лица заострились, губы кривятся, ноздри подрагивают. Испарина на плечах.
- Я буду мучить тебя. Ускоряясь, замедляясь, сжимать головку, облизывать, посасывать самый кончик, вдоль полоски. Я дождусь момента, когда ты больше не сможешь сдерживаться, и остановлюсь, выну твой член, блестящий от моей слюны, подую, а потом...
Дыхания не хватило уже у меня, голос сорвался, тело плавилось, собственные движения стали лихорадочными и дергаными, белье было мокрым насквозь.
Вот теперь Ярослав зарычал натурально, в голос, зашипел, застонал сквозь сжатые зубы.
- Я перехвачу твои руки, - прошептал Волков с явной агрессией, почти угрозой, - толкну на кровать, разверну к себе спиной. Я сожму твою грудь, соски, прихвачу зубами кожу на шее. Я потрусь о твою сладкую попку, поглажу ее ладонями, шлепну легко, потому что ты заслужила...
Ярослав выдохнул шумно, так же шумно втянул в себя воздух, а мне...
- Волков...
- Я войду в тебя... резко... Больше невозможно сдерживаться... Так, что наши тела столкнутся с шумом. Насажу на себя, вдавлю, сожму...
- Жарко... Мне жарко, и ты мокрый от пота, огромный во мне. Я чувствую тебя каждой мышцей...
- Еще чуть-чуть...
Телефон вывалился из руки, я корчилась, хныкала, сжимала в зубах подушку, чтобы не кричать, и кончала.
Не. Реально.
Звуки, запахи, чувства - все исчезло. Мое тело исчезло.
Я выгнулась, дернулась, вскрикнула, а потом просто рухнула на кровать.
Через какое-то время нащупала дрожащей рукой телефон, поднесла к уху, слушая, как Волков пытается отдышаться, завернулась в простыню.
- Спокойной ночи, Мара, - прохрипел он.
- Спокойной ночи, - ответила с улыбкой и нажала отбой.
А потом кое-как поднялась и снова отправилась в душ.
На следующий день, в обед, я стояла перед дверью собственной квартиры и хмуро разглядывала залитую непонятно чем поверхность, позвякивая ключами. Какая-то черная, липкая муть - то ли смола, то ли краска.
Серьезно?
Похоже, сегодня здесь придется задержаться немного дольше, чем планировалось изначально.
Я осторожно обошла испачканный коврик, склонилась к замку, включив на мобильнике фонарик, стараясь не вляпаться в непонятно что, осмотрела щель.
Но мне повезло: скважина была чистой.
Ключ повернулся легко, и уже через несколько минут я вызывала слесарей. К черту. Дверь у меня старая, чуть ли не деревянная, лучше заменю от греха подальше.
Следов чужого потустороннего присутствия в квартире не обнаружилось, что не могло не радовать. Я быстренько распихала по углам амулеты и устроилась на кухне ждать дяденек-специалистов по металлу и, собственно, сам металл. И вот черт меня дернул включить ящик. Я не смотрю телек. Совсем. То есть я не смотрю каналы, программы, передачи. Все, что мне надо, я нахожу в Интернете, так проще и быстрее. Меня мало интересуют новости, я безнадежно отстала от политической, а тем более от "модной", жизни. Это все... не мое, не для меня. Я даже ленту не листаю. Не интересно.
А тут...
Тут я зависла.
Милая дикторша с очень серьезным лицом вещала по одному из государственных каналов о маньяке, вогнавшем в страх столицу. Вещала сосредоточенно, сурово, чуть ли не запугивая, и чем больше я ее слушала, тем больше хмурилась. Подробностей журналисты практически не знали, какие-то обрывки и жалкие клочки информации: ведутся поиски, будьте бдительны, не ходите поздно одни, телефоны экстренных служб, родственники скорбят... Сухой набор обрывочных сведений. Преступника называли чудовищем, монстром, психопатом...
А я выстукивала неровную дробь по столу и слушала, сама не знаю почему. И думала о том, что Волкову и Сухареву не плохо бы поторопиться. А еще...
Какого черта иной делает в отделении Сухаря? Какого черта иной занимается поиском обычного убийцы, пусть и со съехавшей кукушкой? Выводы напрашивались сами собой.
Звонок телефона заставил дернуться и вырвал из странного оцепенения, я покосилась на экран мобильника и только потом сообразила, что звонил не телефон, звук шел из коридора.
Привезли заказанную дверь, а еще через полчаса появились и мужички-здоровячки.
Бодрые дядьки-слесари провозились практически весь день, содрали с меня не хилую сумму за срочность и убрались восвояси ближе к восьми, выдав два новых комплекта ключей и оставив жуткий срач в коридоре.
Следующий час прошел для меня под бодрые ритмы Coldplay с тряпкой и ведром на перевес. Еще часа два я потратила на все ту же пресловутую защиту двери, но уже свою. В отель возвращаться было бессмысленно, все равно завтра надо заглянуть к Сухарю, поэтому я осталась в квартире, заказала пиццу, перекусила и бухнулась спать.
Правда, поспать не получилось. Сон - как любовник, когда уделяешь ему мало внимания, он исчезает. Вот и мой, судя по всему, на сегодня исчез. Ушел по-английски.
Я повалялась в кровати какое-то время, бездумно разглядывая потолок, потом все же оделась и вышла на улицу. В пяти минутах от дома был круглосуточный супермаркет, где я и собиралась разжиться какао и молоком. Какао всегда помогало мне уснуть.
Во дворе было практически безлюдно, если не считать казенного уазика, припаркованного рядом с детской площадкой, двух полицейских, нервно топчущихся рядом, и понурого бомжа, сидящего на ограждении.
Не повезло дядьке.
Мягко горели фонари у подъездов и вдоль дороги, где-то орала загулявшая кошка, в соседнем дворе надрывалась сигнализация, шуршал под кедами асфальт в такт моим шагам, в воздухе стоял стойкий запах свежей краски и чего-то еще. Чего-то знакомого и не очень приятного. Но я не стала заострять на этом втором запахе внимания. Не хотелось.
В магазине было ожидаемо пусто и сонно, девушка-кассирша клевала носом над какой-то книжкой в мягкой обложке, наблюдательный охранник не отрывал орлиного взора от экрана телефона, часы у входа показывали три ноль одну.
Я бодро вышагивала вдоль полок в поисках "снотворного" и пряников.
Какао я нашла, когда часы показали три ноль семь. Молоко - три пятнадцать. Через пять минут я отыскала пряники.
Кассирша с легким удивлением осмотрела набор моих покупок, но от комментариев отказалась. Часы показали три двадцать пять, когда она пробила покупки, и три двадцать семь, когда я вышла из магазина.
В три тридцать я свернула к дому и детской площадке и... застыла.
Теперь здесь уже не было так безлюдно.
Толпа народа, куча полицейских машин, две скорые, анатомичка. В отблесках мигалок лица казались застывшими античными масками. Вот теперь я поняла, что это был за запах. Так пахла смерть. Пеплом, землей, горящими свечками, сухой травой и гвоздиками.
Люди шушукались, переглядывались, вытягивали шеи, стараясь рассмотреть то, что было скрыто машинами.
Всего каких-то полчаса... даже меньше...
Кто-то снимал на телефон, кто-то пытался разговорить молодых ребят, выставленных возле оцепления. Слышались обрывки слов, сухих приказов, шипели рации, чувствовался в воздухе сигаретный дым.
В моих руках шуршал пакет из магазина.
- Мара? Какого хрена...
Я мотнула головой, моргнула, перевела взгляд на старого знакомого, посмотрела на часы. Три тридцать восемь. Славка схватил меня за руку.
- Что ты тут делаешь?
- Ночую, - пробормотала, снова моргнув. Дубов загородил своей широкой спиной толпу зевак. Жаль, что запах он так же загородить не мог. Плохой смертью пахло. Тяжелой, свежей.
- Вот и иди ночуй, - взъерошил он волосы свободной рукой. Небритый, в мятой светлой рубашке, расстегнутой у ворота, хмурящийся.
Я тупо кивнула.
- Пойду. Руку только отпусти, - попробовала освободить запястье. Слава, словно опомнившись, разжал пальцы. Вздохнул, прикрыв на секунду глаза.
- Погоди, давай кто-нибудь из наших тебя проводит.
- Зачем? - удивилась я. - Вон мой подъезд, - ткнула пальцем в нужную сторону. - Дома буду через две минуты.
- А ты...
- Что? - Дуб соображал явно туго. Не потому что резко стал тупым, потому что сосредоточен он сейчас был совершенно не на мне. - Слав, иди к своим. У вас же там явно серьезно. А со мной все хорошо, я домой пойду, спать. На телефон снимать ничего не буду, глазеть тоже. Я не любопытная.
- Если что, можно будет тебя потом как свидетеля...
- Можно, - кивнула, делая шаг поближе к тротуару и подальше от места действия. В голове крутились мысли о том, что надо позвонить Киту, узнать, не было ли новых ключей.
Дубов остался стоять на месте, глядя мне вслед, краем глаза я заметила макушку Сашки и широкую спину Яра, достала мобильник, чтобы набрать ему сообщение, на секунду остановилась.
В три сорок две я бросила неосмотрительный взгляд в сторону места действия. Сине-белая мигалка высветила кусок земли и бледную тонкую руку, лежащую на темном покрытии. Мелькнула меньше чем на секунду татуировка: две параллельные прямые, а между ними формула закона всемирного тяготения.
В три сорок три я села на лавочку у ближайшего подъезда и все-таки отправила сообщение Волкову.
Через пятнадцать минут он и Славка сидели рядом, в ногах скучал пакет с какао и молоком, а молодые ребята грузили тело в анатомичку.
- Мара, ты уверена? - спросил Дуб.
- Не знаю, - я рассматривала кусты прямо перед собой, зелено-желтую ограду, бархатцы, темный асфальт с выбоинами, кривыми классиками и детским рисунком мелками. Ребенок очень старался нарисовать кота, вышло неплохо. Кот получился толстым и довольным жизнью, улыбался ртом-полоской, усы-ниточки задорно торчали во все стороны.
- Мара...
- Я правда не знаю, - передернула плечами и полезла в адресную книгу. Искать долго не пришлось, я включила громкую связь и набрала сначала мобильник, потом домашний. Везде срабатывала голосовая почта.
- Четыре часа, - вытащил мобильник у меня из рук Славка, - может, она просто спит, отключила телефоны.
- Может, - тупо кивнула, продолжая рассматривать детский рисунок на асфальте. Дуб переписывал номера себе в записную. Мне хотелось верить в слова старого знакомого, но не верилось.
- Расскажи о ней, - попросил Яр, закуривая.
- Через неделю Оле должно было исполниться тридцать восемь. Ее фамилия Караваева, вдова, детей нет, родственников по крови тоже, только со стороны покойного мужа. Она блондинка... Была, по крайней мере полгода назад. Рост около метра семидесяти, глаза зеленые, ей гланды удаляли в детстве, еще она ногу ломала. Какую - не скажу, не помню, - я говорила и все смотрела на дурацкого жизнерадостного кота. - Работала до смерти мужа в банке, потом открыла свое кафе. На Вернадского, какое-то цветочное название.
- А татуировка? - Волков поднялся, прошел к мусорке, выкинул окурок.
- Татуировка... Эта была идея Игоря - мужа - формула закона всемирного тяготения. Он к физике никакого отношения не имел, просто увлекался научно-популярной литературой. Перед самой свадьбой набили, Оля фотографии показывала, где они с замотанными запястьями, шутила, что свадьба двух суицидников.
- Знаешь, где жила?
- Ташкентский проспект.
- Это же... - Славка рядом аж подскочил.
- Почти другой конец Москвы, - спокойно кивнул Змеев. - Родственники в Москве живут?
- Нет, но точно сказать не берусь, - я понимала, зачем Яр спрашивает, так же как понимала и то, что последует за этим вопросом. - Если она сильно пострадала, я не уверена, что смогу опознать. Когда нужно будет приехать?
- Завтра сам тебя отвезу, - потянул меня за руку Ярослав. - Иди домой, я догоню.
Я покорно поднялась на ноги, сделала несколько шагов, толпа начала медленно расходиться.
Я только и успела что закрыть дверь, как раздался звонок домофона, а уже через пятнадцать минут Ярослав заваривал на кухне какао. Он принес пакет, который я умудрилась забыть возле той лавочки. От Змеева немного пахло табаком. На меня напало какое-то странное оцепенение. Не было злости, не было горя, не было слез, просто... просто жалко, просто неправильно, просто как-то непонятно. Как там Яр говорил в самом начале нашего знакомства? Профессиональная деформация?
Волков поставил передо мной кружку, высыпал на тарелку пряники, опустился напротив.
- Если я сейчас его выпью, просплю до обеда.
- А мы никуда не торопимся, - легко, но немного устало улыбнулся Волков. - Неизвестно еще, поедешь ты завтра куда-то или нет.
- Мы оба знаем, что поеду, - усмехнулась в ответ.
- Я еще не решил, - упрямо покачал он головой. Жест я оценила, хотя мы оба знали, что ехать, скорее всего, придется. - Пей свое какао.
- Оля не наша была, - сказала, послушно сделав глоток. Все-таки рассказать надо было. - Муж Ольги погиб три года назад. Игоря сбила машина. Плохо сбила. Грузовик протащил мужчину за собой метров тридцать, прежде чем водитель наконец-то затормозил, - пряники оказались мягкими и вкусными. - Караваева практически порвало об асфальт. Он очень переживал за жену, беспокоился, как бы его семья чего ей не сделала. Семья у Игоря была... своеобразной. Не плохие, в общем-то, люди поодиночке, даже сочувствовать и сопереживать могли, но вместе... они превращались в голодную стаю, готовую убить за деньги. "Люди гибнут за металл", как говорил Гете устами незабвенного Мефистофеля. А Ольга тогда дикой была абсолютно, подавленной, сломленной, в глубочайшей депрессии, все время на нервах, срывы постоянно, - я сделала еще несколько глотков. - Игорь не зря беспокоился. Пришлось даже забрать вдову в отель. Она жила у меня почти полгода, все то время, пока шли самые ожесточенные разбирательства в суде, даже несмотря на то, что ее муж ушел сразу после того, как отдал ей завещание.
- Ты поддерживала с ней связь после того, как все закончилось?
- Можно и так сказать. Мы виделись иногда, иногда переписывались. Поздравляли друг друга с праздниками. Я напоминание, понимаешь? И хоть Оля и благодарна, но я все равно делаю ей больно. Это нормально. Так и должно быть, - я крошила на столе остатки пряника, цедила еле теплое какао. - Ты считаешь, убийца - иной?
- Да. Почему ты спрашиваешь?
- Телек сегодня посмотрела, - пожала плечами. - Дурацкая была затея. Но ты ведь появился в отделе еще до всего этого... - я подняла взгляд на Ярослава, продолжая крошить выпечку.
- Да.
- И?
- Не могу сказать, Мара.
- Ты копаешь под кого-то из отдела, - хмыкнула. - Что уж тут говорить. Но там практически нет иных. Только парочка ребят молоденьких. Лешка с проходной, Арсен и Вовка. Остальные - люди. Сухарев знает, зачем ты у них?
- Мара, - отрицательно покачал Ярослав головой, снова улыбаясь.
Я улыбнулась в ответ, допила залпом остатки какао, оставила в покое многострадальный пряник.
- Спать?
- Желательно, - кивнул Ярослав, поднимаясь. Я встала следом, проскользнула в комнату за полотенцами, отнесла в ванную.
- Ты первая, - подтолкнул меня в спину Змеев, - я пойду покурю пока.
Душ помог немного прийти в себя, сбросить часть того странного оцепенения, которое незаметно опутало меня, словно сеть.
Ярослав все еще был на балконе, когда я вышла. Стоял и всматривался в ночной город, вертя в пальцах зажигалку, то открывая, то закрывая крышку. Синий огонек легко подрагивал на ветру.
- Помимо прочего, есть что-то еще, что тебя беспокоит? - спросила, закрывая за собой дверь.
Змеев чуть повернул голову в мою сторону, протянул руку, привлекая к себе.
- Беспокоит - это не то слово. Я редко беспокоюсь, слишком ленив и эгоистичен, - он встал за моей спиной, прижал к себе, опустил подбородок мне на макушку, а перед нами переливалась огнями Москва. Беспокойная и шумная. Город, который никогда не спит. Я любила ночную Москву. Она была похожа на молоденькую девушку - яркую, веселую, неугомонную, бесшабашную, меняющую наряды и ухажеров, как перчатки, немного заносчивую, но очень обаятельную. Дневной город был другим. Дневная Москва - настоящая стерва.
- Тогда какое слово подходит?
- Просто задумался.
- О, и как оно?
- Абсолютно бесполезное занятие, скажу я тебе, - мягко пророкотал Волков мне в волосы. Он улыбался, я чувствовала. Так же как и то, что все-таки его что-то тревожит. И подозрения на этот счет тоже имелись.
- Пошли спать, Ярослав. Пять утра, - уже погасли фонари, и ночные тени сменились предрассветными сумерками, проснулись птицы, скоро дворники примутся за каждодневный утренний ритуал, оживет лифт и скрипучая подъездная дверь.
- А как же "встретить рассвет вместе"? Это же так романтично? - Змеев все еще улыбался.
- Господи, Волков, это хоть раз сработало?
- Женщина...
- И потом, мне кажется, что-то тут не так. Я тебя в кровать зову, а ты отпираешься. Серьезно? - я задрала голову и удостоилась короткого поцелуя в кончик носа.
Я отключилась, стоило голове коснуться подушки; как пришел Ярослав, не услышала.
На следующее утро Волкову все-таки пришлось везти меня в морг, на опознание, но делать ему этого совершенно не хотелось. Все утро он ворчал и хмурился, меряя шагами маленькую кухню хрущёвки.
- Ты можешь отказаться, - выдал Гад в очередной раз, когда мы уже стояли возле железных дверей казенного трупохранилища.
- Могу, - кивнула, поднимая солнечные очки на макушку. - Но не буду. Пошли.
Не то чтобы мне хотелось это делать... Если уж совсем откровенно, не хотелось совсем. Несмотря на свою работу, я не фанат подобных заведений. Там запахи, там холод и металл повсюду, там люди с серыми лицами и разрезанными грудными клетками, там гулкое эхо шагов, тишина, безжизненный свет ламп и иногда слезы. Все это не очень приятно, еще более неприятно, если там тот, кто тебе знаком. Уже не человек, просто тело, раздетое, вымытое тело, источник проб, анализов, информации... Такие места всегда странно обезличивают, стирают малейшие признаки еще не так давно теплящейся жизни.
Я сделала первый шаг, поставила ногу на щербатую, в трещинах, ступеньку, вдохнула поглубже.
Но если мое присутствие здесь хоть на сотую долю секунды может ускорить поимку маньяка, значит, придется это сделать.
Дверь открылась бесшумно, на проходной уже ждал унылый лаборант в таком же унылом сером застиранном халате, стены были выкрашены в любимый в Советском Союзе синий цвет...
- Я ставил на зеленый, - прокомментировал Волков мое выражение лица.
- Рад, что проиграл? - тихо спросила, продолжая следовать за лаборантом куда-то вглубь здания.
- Нет, - дернул головой Ярослав, тоже поморщившись.
Холодом потянуло уже метров через двадцать. Даже на кладбище в полночь в середине февраля теплее. Стоило передернуть плечами, как Змеев тут же накинул на плечи свой пиджак, я благодарно закуталась в ткань. А мужчина рядом неуловимо изменился: его зрачки сузились, вопреки всем законам, рука на моей талии напряглась, вдохи и выдохи стали реже, губы сжались в тонкую полоску. Он весь подобрался, сосредоточился, приготовился, внимательно наблюдая за мной.
- Истерики не будет, - прошептала я.
- Хорошо, - Волков немного расслабился.
Я действительно не собиралась устраивать истерику, даже плакать не собиралась, по крайней мере, сейчас. День предстоял долгий и сложный, и слезы мне едва ли помогут его пережить. Сейчас надо собраться. Я научилась прятать и контролировать эмоции так давно, что теперь это не составляло большого труда, даже несмотря на то, что жизнь в отеле меня заметно разбаловала.
На чудо я тоже не надеялась. Чудес не бывает... Не таких.
Наш молчаливый сопровождающий свернул в конце обшарпанного коридора и остановился у единственной двери. Обычная деревянная дверь, ободранная, как и все здесь, высокая, но с кодовым замком и звонком. Этот кодовый замок вызвал почти нездоровое веселье. Издевательскую улыбку сдержать удалось с огромным трудом.
Ее тело я увидела практически сразу же. Оно лежало на единственном столе, неаккуратно прикрытое белой тканью. Слева у окна стоял огромный жестяной таз, чуть сбоку - стол поменьше с инструментами, справа - медицинская лампа, а в дальнем конце - еще один стол, только заваленный бумагами, и деревянный колченогий стул. Было холодно. Воняло хлоркой и еще какими-то химикатами.
- Готова? - тихо спросил Ярослав.
Я молча кивнула, только сейчас заметив мужчину у того самого деревянного стула, очевидно патологоанатома, поднимавшегося нам навстречу.
- Здравствуйте, - пророкотал он в тишине, и зычный бас, отразившись от пустых белых потрескавшихся стен, угас где-то под потолком.
- Добрый день, Ярослав, - повернулся незнакомец к Змееву, протягивая руку.
- Добрый день, Федор Алексеевич, - пожал ладонь Волков. - Это Мара Шелестова, мы на опознание.
- Еще раз приветствую, - сухо поздоровался немного упитанный патологоанатом.
- Здравствуйте, - ответила, желая быстрее со всем покончить, а потому делая нетерпеливый шаг по направлению к столу.
Дядька мои движения расценил правильно, махнул рукой лаборанту и поспешил к столу.
- Только лицо и левую руку, - предупредил Федора Алексеевича Змеев. Мужик кивнул, взявшись за края простыни.
- Готовы? - обратился ко мне дядька.
- Да, - кивнула, сжав руки в кулаки. Здесь, у стола, хлоркой воняло почему-то особенно сильно.
Судмедэксперт убрал ткань, открывая лицо, я с шумом выпустила воздух, чувствуя, как ногти впиваются в ладони, ощущая тяжесть крыльев за спиной как никогда, желая не видеть и не в силах отвести взгляд. Меня словно заклинило на несколько секунд, словно что-то замкнуло в голове. Я всматривалась в лицо женщины. Такое знакомое и такое другое... И гул стоял в голове, низкий, пробирающий до костей гул, размеренный и от этого еще более невыносимый.
Это была Ольга, и... И тот, кто убил ее, действительно монстр.
На запястье с татуировкой я посмотрела лишь потому, что так было нужно.
- Она. Я уверена, - слова пришлось почти выталкивать, громко клацнули зубы, когда я договорила, запах хлорки стал практически невыносимым, в голове продолжало гудеть.
Ярослав кивнул Федору Алексеевичу и развернул меня к выходу.
А через несколько минут я стояла на улице, закрыв глаза, и дышала. Глубоко, с наслаждением. Крылья больше не давили, пропало и гудение.
Хорошо...
- Хочешь, отвезу тебя домой? - спросил Ярослав, гладя широкой горячей ладонью мою спину. - И мы на этом сегодня закончим. Если хочешь, вообще закончим.
- Нет. Не стоит, - медленно, как в трансе, покачала головой. - Все хорошо. Мне просто надо еще немного подышать. Все-таки призраки - это одно, а трупы - совсем другое.
Волков до конца мне все равно не поверил, оставался таким же напряженным и собранным. Но хоть зрачки перестали напоминать змеиные.
Мы не разговаривали в дороге, Змеев не пытался нести чушь о сочувствии и сожалении, за что ему отдельное спасибо, а я не пыталась гнать от себя образы и картинки. Это бессмысленно, это опасно. Лучше пусть они затопят мое сознание сейчас, чем прорвутся потом. Надо дать себе время на "пережить".