Аннотация: Утраченные иллюзии или о том, где попранные ныне традиций чести, долга и товарищества, могли бы принести неоценимые результаты
С. Анчуков
Утраченные иллюзии
(в качестве дополнения к Фуллеру и Герасимову)
Должен сразу оговориться.
Звание полковник и отсутствие личного знакомства казалось бы не позволяют мне давать оценку своим “товарищам по оружию” и высшим офицерам ВС.
“Не суди, да не судим будешь”.
Однако, именно чрезвычайность ситуации, прямое участие моих сверсников по учебе в ВУЗАх МО, “товарищей по оружию”, в событиях без преувеличения исторических позволяют мне высказать свое, возможно, не вполне приятное мнение о некоторых ключевых фигурах и “слоях общества” в событиях августа 1991 и осенью 1993 года.
Попранные традиций чести, долга и товарищества
Не скажу что, могу похвастать близким знакомством с генералами как “старой, советской формации”, так и “новой демократической волны”. Однако, кто-то из них сыграл лично в моей судьбе весьма заметную роль, кто-то произвел на меня весьма сложное и противоречивое впечатление, а кто-то не может быть оставлен без внимания в связи с обстоятельствами необычными и даже мистическими.
Почему для меня это так важно?
Потому, что все мы, офицеры Советской Армии, связанные Присягой и многолетней службой, по неведомым для многих причинам действительно оказались “по разные стороны баррикад”, как “наследники отцов-победителей” оказались по выражению А. Пушкина “славных дедов внуками погаными”.
По словам Ельцына утром 19 августа 1991 года по Москве “сплошными колоннами шли бронетранспортеры и танки”.
С юго-запада по Киевскому шоссе в столицу входили подразделения гвардейской таманской дивизии. В экипаже одной из командирских БМП “мирно спал” заместитель начальника штаба одного из полков майор Евдокимовов. Тот самый который спустя сутки сыграет не последнюю роль в “обороне Белого дома”. Именно он в качестве “спящего мешка” будет доставлен заблудившимся командиром танковой роты к Дому правительства и в буквальном смысле, как старший по званию, окажется “спасителем молодой российской демократии”.
Так бывший не самый лучший командир танковой роты 418 полка 32 дивизии (в дислоцированной в Калинине), мой бывший однополчанин майор Евдокимов, окажется “героем демократии” и прямым пособником разрушения СССР в 1991 году .
Но что могло бы приключиться, если бы на его месте оказался другой майор, и танковая рота не заблудилась и не вышла бы “в нужный для демократии момент” к Белому дому?
Сколько таких “спящих евдокимовых” мы вырастили в Советской Армии?
Как случилось, что их оказалось слишком много, в то время как “ответственных перед народом” - до обидного мало?
Именно так, из миллиона советских офицеров до “обидного мало”, хотя все они без исключения произносили слова Военной Присяги: “Я, гражданин Советского Союза, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь”...
Эти слова Присяги в свое время произносили все, в том числе генералы, мои ровесники. Впрочем, многие из них не случайно, и не “во сне” оказались там, где было нужно, для демократии. И кровавой осенью 1993 года, не взирая на совесть, честь и слова присяги, их “на полную катушку” использовали “демократы”.
Думаю, не имеет особого смысла повторять имена тех, кто позволил себе, прикрываясь приказом, поднять оружие на безоружных москвичей. Подчеркиваю, не случайно, прикрываясь приказом и должностными обязанностями.
Для солдата приказ действительно “должен быть выполнен точно и в срок”. Но речь идет не о рядовых, которые въехали в центр Москвы, не в полной мере представляя что они творят. Под веселое улюлюканье толпы, покуривая, они, герои, выпустили по одному боекомплекту в защитников Конституции и спокойно удалились в казармы, не особенно раздумывая о воинском долге, совести и морали.
Недавно в подземном переходе на Пушкинской площади установлена памятная доска в память о жертвах терракта 8 августа 2000 года.
Но кто вспомнил о том, что 29 сентября 1993 года, на том же самом месте произошло еще более безобразное действие, в котором не последнюю и гнусную роль сыграли подразделения специального назначения ВВ МВД, а пострадавших при этом могло быть гораздо больше, чем при недавнем террористическом акте.
История такова. После того как резиновыми палками с применением спецсредств была разогнана многочисленная толпа протестантов перед блокированным Белым домом, часть избитых у метро “Баррикадная” москвичей кинулась к обычному в то время месту “демтолковищ”, к памятнику Пушкина.
Власть тоже не терялась и одновременно подогнала два автобуса с ОМОНом. Площадь была оцеплена и, не взирая на степень причастности, всех, включая случайных прохожих и детей, омоновцы загнали в тот самый подземный переход. Затем после непродолжительной накачки “бойцов” и устащения “бунтовщиков”, подземелье было забросано дымовыми и хлорпикриновыми гранатами. В дело были пущены дубинки и как водится излюбленные для “людей без башни” приемы борьбы ногами.
Началась паника. Толпа человек в 500 кинулись к двум действующим турникетам и через них к эскалаторам сорокаметровой глубины. Началась давка, по лестницам понеслись наиболее сильные, прочие теряя сумки просто покатились вниз. Где их уже ждала “народная милиция”, в обязанности которой входило “отправить всех по домам”. Они это делали весьма своеобразно, тоже ногами и дубинками, не взирая на опасность движения поездов.
И только случай не привел к жертвам. Ответственные контролеры метро все же догадались остановить эскалаторы. А бабий вой остановил разбушевавшихся ментов. Разумеется, никто “не заявил и не обратился”, понимая, что это будет “себе дороже”, поскольку речь шла всего лишь о Конституции никому не нужного государства.
Повторюсь, 3 октября 1993 года, уже после расстрела безоружной толпы в Останкино, я сознательно оказался на маршруте выдвижения гвардейской таманской дивизии. В мои намерения входило, если не предотвратить назревавшее беззаконие, то хотя бы выяснить цель выдвижения войск и в случае негативного результата развеять иллюзии руководства Верховного Совета РСФСР. Иначе поступить не мог. Самые худшие предположения подтвердились. И я оказался “один на один” с группой обеспечения выдвижения из спецназа ВВ МВД, настроенных весьма решительно.
Так в 22.30 3 октября 1993 года при въезде в Москву меня, действующего полковника Генштаба ВС России, ногами и автоматами сознательно, зная кто я такой, охаживала свора из семи спецназовцев, с повадками чеченских “трактористов” .
Били “воины без башни, обладатели черных беретов, профессионально, со всей “пролетарской” ненавистью. “Общее руководство” при активном личном участии осуществлял, как помнится, офицер в черном берете (спасибо, что попался не “краповый”). Если бы не вмешался подполковник-“таманец”, забили бы насмерть (отделался легко - всего двумя месяцами госпиталя и годом медицинской реабилитации).
Через некоторое время в разговоре с генералом, моим сокурсником по академии, выяснилось, что в то время когда я пытался выяснить намерения командования гвардейской дивизии, мой “собрат по оружию” и однокашник по академии “ответственно выводил” войска, в том числе и таманцев на исходные позиции для стрельбы по Верховному Совету. (Что и было успешно проделано 4 октября на глазах у мирового сообщества и праздной московской публики. И никто “не усомнился”, не устыдился и не вспомнил о Присяге, данной “перед лицом своих товарищей...”)
Мой генерал “ответственно думал о выполнении приказа”, успешно управлял колоннами при выдвижении по ночному городу, не заблудился. По существу именно он дал нетрезвому Ельцыну и его подельникам повод думать, что позволено все. Вплоть до применения против народа 125 миллиметровых танковых пушек, боевых вертолетов, террористов-снайперов неизвестной национальной принадлежности и безответственных рядовых ВВ, “людей без башни”.
Я не называю здесь имени своего сокурсника генерала, “о павших или хорошо или никак”.
Но тогда, в 1993 году, генерал “даже не подозревал”, что своими действиями помогает инициировать то, что сегодня называется “государственным и международным терроризмом”. Более того, он не мог даже предположить того, что сам окажется жертвой террора. Через три года на инспекции в Осетии его машина будет обстреляна из засады, и он будет убит теми, кто почувствовал вкус к безнаказанному убийству на глазах у просвященного человечества в 1993 году, а его начальник в прощальной речи на Троекуровском кладбище даст клятву отомстить за смерть “боевого товарища”.
Не думаю, что участие генерала в этом позорище был выбор, “убежденного сторонника демократии”.
Прочих участников расстрела ВС, например, П. С. Грачева, других генералов и офицеров МО и МВД, судьба миловала. Правда не всех, кто-то даже испытал прелести общения с бандитами в 1995 году после неудачного штурма Грозного. Но именно они прямым образом способствовали выполнению замыслы преступного “военного переворота” и лично практиковали террор, как метод устрашения населения.
Могли бы они стать “народными героями”?
Возможно, если бы даже "авторитетом вооруженной силы" заставили протрезвевшего к утру 4 октября Ельцына, его экстремистское окружение и осажденный Верховный Совет начать переговоры. (И цивилизованный народ это понял бы правильно)
Вот где “...забытые традиций военной службы, чести, долга и товарищества смогли бы принести самые неожиданные и богатые плоды”.
Увы, традиции были отброшены. Высокие чины, в их числе и те что заседают сегодня в Думе, поступили совсем не так как должны были поступить “русские генералы”. И они оказались не только по форме, но и по сути больше похожими на “латиноамериканских горилл”, чем на российских офицеров.
Наверное, что-то повредилось в нашем государстве, и к несчастью не сегодня...
Мы подавали руку тем, кто не имел совести и чести...
Замечу, что советская военная, как и школа в целом, учили нас жить среди людей, а воевать с достоинством и честью в расчете на честностость противника. В перспективе вечного мира и всеобщего благоденствия это было от части правильно. Но действительно к несчастью эта школа не сумела воспитать в нас чувство опасности войны и ощущение того, что среди нас есть в людском обличье “волки алчные”, те самые, которые сегодня сбилось в воровские шайки и “незаконные вооруженные формирования”.
И сегодня “совковые (по мнению демократов) традиции” не срабатывают. И это правильно, потому что приходится жить в обществе все более похожем на волчью стаю, а воевать на самом деле все более - со “зверьем” и без "достаточной подготовки".
Думаю, на это трудно, что-либо возразить.
Но зададим себе вопрос: нужен ли был смертельно опасный жизненный и военный опыт в условиях страны почти абсолютно безопасной для жизни простых людей? Для абсолютно всех “простых и граждан” такой опыт может быть все же был бы лишним, но для офицеров Армии такие чувства опасности и ощущения угрозы были нужны и даже необходимы.
Однако, “программой подготовки” общества воспитание офицеров-защитников в таком духе не было предусмотрено.
Конечно можно услышать возражения: это ко мне отношения не имеет, я хороший... Весьма спорное и неосмотрительное утверждение... в отсутствии жизненного опыта, связанного с риском для жизни по идейным соображениям, а не по прихоти начальства или из соображений материального плана.
Однако неоспоримо то, что слабость Советской Армии и советского общества, проявилась через культуру и цивилизованность отношений, существовавших внутри армии и в самого народа. Было и своего рода “табу” на определенные темы. О заговоре против нации говорить было не принято, все буквально тряслись от слов национальное самосознание и геноцид, в то время как советский народ уже начал вымирать. Нецивилизованными считались любые проявления природной русской опасливости при существовании некой интернациональной идеи. (Опасливость нужно изживать, и для начала предлагаю читателям ознакомиться с приведенной в сноске статьей "Будет ли для России XXI век последним?" )
В Русской армии было долгом чести подать рапорт о переводе или отставке, если начальник каким либо образом даст понять, что не полностью доволен тобой. Но всякое искреннее проявление эмоциональности, волевой напряженности и дееспособности, умение дать отпор или подать рапорт считались патологией и проявлением психической неполноценности .
Сам по себе любой конфликт и даже теоретическая дискуссия в армейской среде расценивались как отклонение от уставных правил.
Пусть это не покажется странным, но, опасаясь скандалов, мы подавали руку тем, кто не имел совести и чести...
Последствия такого воспитания мы имеем сегодня. “Непугливые люди простого звания постепенно оказались не в почете, их “стало до обидного мало”.
***
У всякого народа, как и у отдельных его представителей, есть свои понятия о чести, о долге, о предназначении армии и ее задачах. Это обусловлено историей, собственным военным опытом народа, условиями организации обороны и возможностями государства, а так же морально-психологическим состоянием и социальным составом общества.
В качестве оценки современной ситуации и в оправдание заголовка приведу несколько осовремененное из цитированного выше Дж. Фуллера.
“Век незаурядных людей прошел, и вместо него наступил “век черни”. Офицер - прямой потомок идеализированного рыцаря, образец для многих поколений - вытеснен грубым, необразованным “профессионалом”. Рыцарство уступило место изворотливости, и повсюду господствует своекорыстный кодократ (кодократия - власть людей, владеющих некими тайными знаниями, - С.А.)
С исчезновением человека чести и принципов - как костяка правящего класса, политическая власть быстро перешла в руки демагогов, которые, играя на чувствах и невежестве масс, создали постоянный политический, военный и террористический психоз.
Вот почему в своей основе эта война, развязанная против народа, в такой же мере - слепой бунт против (русской, - С.А.) культуры, как и крестовый поход против мировой цивилизации.
Сегодня эта мятеж-война вылилась в форму стычки между индустриализованными, механизированными и компьютеризованными бандами, которые в погоне за экономической, территориальной и финансовой добычей затоптали духовные и нравственные ценности целого народа, хотя только эти ценности и могли бы придать цену разграбленному добру.
Для этих людей, называющих себя “демократами”, политическая необходимость оправдывает любые средства”...
Они растопчут каждого, кто стоит на их пути и перешагнут через любые ценности ...
Можно ли надеяться, что наша военная, а вместе с ней и долгожданная русская элита имеют или будут иметь хотя бы каплю тех сокровенных знаний, которые так нужны России в ее борьбе?
Вопрос не праздный...
Постраничные сноски:
Лет пять назад НТВ показало интервью теперь уже с подполковником Евдокимовым, начальником отдела одного их военкоматов Москвы. Естественно, он натужно “гордится причастностью” к великим делам и не жалеет о случившемся. Награжден медалью и осчастливлен квартирой в Москве. На вопрос: не думает ли об участии в думских выборах, с долей обиды заявляет, что свое современное положение “не считает соответствующим заслугам”...Понятно, что осознанным выбором “защитника демократии” здесь и не пахнет. Есть пример элементарного разгильдяйства майора, который своим преступным бездействием позволил усомниться в поддержке Армии так называемым “путчистам”, и внес видимость раскола ВС СССР в сознание советских граждан. Это комичное по существу приключение и оказалось кульминацией трагедии на всем пространстве Советского Союза, плавно перешедшей в фарс демократического переворота.
Не так давно, в августе 2002 года в Москве произошел трагикомический случай, героем коего оказался "бизнесмен Широков из Мордовии". Он приехал в столицу на собсьтвенной "Газели" и полдня терроризировал Лубянку и МВД своими требованиями о "личной встрече с Путиным", при этом угрожал взорвать динамит замаскированный под цемент и демонстрировал гранату и автомат. Наконец, его обезвредили и посадили в Лефортово для дознания. При задержании его "как следует обработали ногами, раздраженные менты, которых "террорист" держал в страхе несколько часов. Как выяснилось Широков бывший "защитник демократии". В августе 1991 года, когда он пробирался к Белому дому и заблудился. В одном из переулков его "ограбили и избили пьяные демократы". С того самого случая у него поехала крыша и он даже лежал в институте Кащенко, с диагнозом симптомы шизоидальной паранойи, навязчивые желания общаться с высшими мира сего. Кроме как к "внуку Ельцына", сокамернику по палате, в то время он ни к кому допущен не был. После выхода на свободу, Широков не оставил параноидальных намерений намерений и переключился на Путина. С этим он и приехал в Москву 21 августа уже 2002 года, прихватив для убедительности подготовленный муляж автомата и боевую гранату, купленную по дешовке на мордовском базаре.
Добавлю, что эти персонажи моего повествования как нельзя лучше дополняют коллективный портрет "защитников демократии", символом которого безусловно был старый еврей Растропович с автоматом под мышкой и с вилончелью на шее и три пьяных недоросля, удостоенные высоких наград, за пьяный дебошв в районе "Глобуса" на Новом Арбате.
Надеюсь не все забыли кадры резни российских контрактников, устроенной Салаутдином Темирбулаковым, более известным в чеченских бандах под кличкой “Тракторист”.
Не ради хвастовства вспомню двадцатилетней давности историю. После окончания академии, в возрасте тридцати трех лет, я оказался в Генеральном штабе. Старший офицер-оператор - это не командир батальона. Естественно нужно было время для освоения. Не все получалось, в силу обстоятельств "самостоятельный участок доверен не был", да этого трудно было бы и ожидать. "Выдуманная специально для меня" (точнее выпрошенная мной) работа показалась по молодости лет неинтересной и бессмысленной. Редкие командировки в войска тоже давали повод для сомнений в целесообразности моего пребывания не на своем месте. Практически с первых месяцев службы в ГОМУ ГШ я "загрустил и впал в сомнения". Это заметило начальство.
Непосредственный начальник генерал Кузнецов, как то в сердцах, не имея в виду меня лично, бросил: "набрали дураков, теперь с ними мучаемся". Мной это было воспринято на свой счет, и я твердо решил подать рапорт о переводе в войска. Начальники восприняли мой рапорт как немотивированный бунт, пытались выяснить причины для столь "резкого поворота судьбы" и отговорить, "не создавая прецедента". Равные в должностях и званиях - молчаливо осудили. Словом, со своими "непонятными претензиями на честь" я оказался "белой вороной", которую решили примерно проучить. Так я оказался в Калинине в должности начальника штаба полка, а через год на Дальнем востоке, где проходил службу уже в должности начальника штаба укрепленного района. Вернулся в Москву через четыре года, а в Генштаб только через восемь лет, практически на ту же должность с которой ушел. Пять лет переходил в звании подполковник, но зато приобрел педагогический опыт в академии и в училище, стал "остепененным ученым".
Впрочем, жалеть не о чем. У каждого своя судьба, и какая бы она не была у меня - это моя дорога, два раза мне лично неудовольствие по поводу службы никто не высказывал, и я всегда занимал то место, которое было мне по плечу, где я был силен и знал дело.
За это время мои сокурсника по академии и сослуживцы по ГШ стали генералами и заняли ответственные посты. Некоторые, "не выезжая из Москвы", постигли тонкости столичного политеса, но не имеют понятия о жизни. Имея войсковой опыт - командования штабам батальона, они сегодня "рулят" реформами в ВС, и ни в чем не сомневаются. Это я думаю издержки не только настоящего но и прошлого.