Аннотация: Бывает и так. Живешь-живешь, а потом - бац, и полное крушение всех надежд из 6 букв. Фиаско, то есть.
Золотая осень - лучшее время года в Москве. Сердце чуть сжимается в сладостной тоске, и душа переполнена романтической одухотворенностью. В воздухе повисает горьковатая дымка и москвичи, успевшие устать от летней пыли и зноя, невольно замедляют шаг. Именно вот в такой теплый вечер по одной из липовых аллей Университета шли четверо. Эти четверо были молодыми людьми, не достигшими еще вершины своих карьер, но уже вполне способные зарабатывать на жизнь. Вот только, несмотря на всю приятность вечера, настроение у четверки было, мягко говоря, скверным. В сумках у них притаилось изрядное количество пива и, само собой, водки, а по причине полной апатии батон белого хлеба составлял весь закусочный рацион. Не то чтобы не хватало денег, деньги были, но снующие у прилавков люди вызывали у этих четверых фрустрационные переживания переходящие в немотивированную агрессию.
Брели они по тихо шелестящим листьям и ничем не могли друг друга порадовать. Разговор не клеился. Что говорить, когда все наперед ясно. Идут они в конуру Рыжего, идут, чтобы открыть эти самые бутылки и, медленно потягивая содержимое, жаловаться на жизнь, которая ко всем четверым повернулась отнюдь не фасадом с расписными наличниками. Далеко не фасадом, а именно что задом, с гаднейшими задворками и мерзлотными компостными кучами.
Причина такой скверности заключалась в том, что на протяжении вот уже многих лет имели эти молодые люди свою маленькую страну снов, куда ныряли каждую пятницу, и счастливы были там, как дети малые. А именно - компьютерный класс в личном и практически бесконтрольном пользовании. И по пятничным вечерам выставлялись вот эти самые бутылки с аппетитной закуской на длинный и не то что бы очень чистый стол. Включались все машины, и текла, текла неспешная беседа, перемежающаяся игрой. Вот так, переходя из героического мира виртуальных монстров в мир застольный, проводили они в довольстве и счастье четыре-пять часов, завершающие очередную трудовую неделю.
И что же случилось? - спросите вы, и я отвечу. Полное крушение всех надежд из шести букв. Фиаско. Кончилось все, как всегда все кончается в этой жизни - неожиданно и без предупреждения.
Пришли однажды в этот самый класс по утру тетеньки-преподавательницы и узрели неаккуратно распиленную решетку на окне, обрезанные провода и старые компы, оставленных за ненадобностью. Ну, натурально, вызвали милицию. Те глянули. Окно с решеткой, как на грех, находилось в той самой комнатушке, неприбранной с прошлого застолья... Стражи порядка бывали и в притонах, и в неблагополучных квартирах (мама-папа алкоголики, дочка-проститутка и сынок-наркоман), а тут - храм науки и такой же вот нуар.
Рапорт представители власти, конечно, написали, подписали и спросили тетенек так - ну что, будем давать делу официальный ход или, может, вы не будете настаивать на возбуждении уголовного дела? Тетеньки глянули в протокол осмотра места преступления и пожухли, как обмороженные хризантемы в октябре. В столь ранний час (14.00) ни одного мужика там не было и быть не могло, и тетеньки переполнились лютой злобою: еще бы, пьют одни, а голова болит у других. Да еще от начальничка, ответственного за противопожарное состояние, им же досталось.
В 16.30 радостный Рыжий, официальный ответственный за комнату, пинком открыл дверь и сверкнул счастливой белозубой улыбкой. Уставшие ждать тети бросили точить когти, облегченной выдохнули и синхронно обернулись к жертве. И началось такое, что не опишешь в словах... Гибель Помпеи, Содом, Гоморра и Утро стрелецкой казни...
Рыжий вытерпел все без единого стона и занял достойное место в ряду таких героев, как Муций Сцевола, генерал Карбышев и Сергей Лазо. Наконец у тетенек кончился завод и они ушли. А Рыжий? Рыжий - мыл полы, столы, все остальное, мыл долго, мыл до рассвета и думал. Думал, как скажет всем, с кем так славно проводил счастливые пятницы, что кончен бал, погасли свечи. И если тетки охолонут, так не раньше, чем через месяц. Вот по этой самой причине и шли четыре рыцаря погожим сентябрьским вечером в столь скорбном расположении духа.
Квартира Рыжего, может, и не была конуркой в полном смысле этого слова. Размещалась она вовсе не в грязном подвале, а на третьем этаже вполне современного здания, втиснутого в одну из пустот сталинской архитектуры, но вот компов в ней не было, а это радикально меняло дело. Если же принять во внимание, что с вышеописанной трагедии прошло без малого две недели, то это была вторая безнадежно пропащая пятница.
Мало-мальски сносно чувствовал себя только Тощий. Он давненько уже не брезговал дунуть хорошей ганджи, и во взгляде его читалась та отрешенность от мирской суеты, что так любят иконописцы. Да ведь, трава травой, а должно же быть в жизни что-нибудь высоко-духовное? И сквозь светлую незамутненность начала просачиваться неуместная тревожность и озабоченность.
С другими было сложнее. Закадычный друг Тощего, Брюнет, отличался грацией ветряной мельницы, неуверенно шагающей по ухабам жизни. И был он женат на женщине отнюдь не слабого характера. Родители жены отличались положением и деньгами, а вот зятька по понятным причинам не жаловали. О семейных застольях и говорить нечего. Пара рюмок и прилично одетый, наутюженный и зашнурованный аж до горлышка Брюнет начинал громко смеяться, давать теще кулинарные советы, и подкладывать тестю различные яства, нещадно поливая кетчупом его костюм, купленный за колоссальные деньги непосредственно в стокгольмском "NK".
Так вот, ему не повезло больше всех. Косячками при такой жене, он по понятным причинам в открытую не баловался, но при встрече с Тощим не брезговал. А в прошлую, порожнюю, пятницу не побрезговал совсем и домой пришел ароматный как гектар цветущей конопли, с глазами, хитро прищуренными в глубь своего естества. На легкое удивление жены вместо хоть сколько-нибудь вразумительного ответа, начал нервно хихикать. Когда же обиженная женщина хлопнула дверью, заявив, что разогревать жратву для идиота не станет, Брюнет долго сидел на кухне и сосредоточенно кидал все, что попадалось под руку - от будильника до жениных чулок - в открытую микроволновую печь "Samsung". Потом, вынсунув кончик языка от усердия, выставил режим "мгновенный разогрев" и отжал клавишу. Модель была не из дешевых, и печка проработала целых 10 секунд...
Всю последующую неделю ходил Брюнет белый и смирный под Дамокловым мечом выселения и увольнения с соответствующей характеристикой из конторы тестя. И к сегодняшней пятнице приблизился неуверенной поступью недавно завязавшего наркомана.
Четвертым же был Сытый. Сытый потому, что жил он в уютном доме с любимой женой и основные его проблемы сводились к избыточному весу. Но и на нем не замедлило сказаться разорение обители маленьких мужских радостей. Люди, привыкшие к благам, очень не любят от них отказываться. Они становятся вспыльчивы, эгоистичны и непригодны к общению. Окружающие же, привыкшие видеть в них эдакие светлые небесные тела, неизменно восходящие на небосклонах самых серых и безрадостных будней, впадают в растерянность и нервозность. Жена в пятый раз забывает чайник на плите. У холодильника ломается замок на двери и перед ужином хозяин дома вынужден развинчивать болты. Толстая и мирная игуана, пущенная погулять по квартире, неожиданно гадит на пододеяльник... Любимый начальник, подвозя своего любимого сотрудника, бьет машину, не поделив проезжую часть с КАМАЗом... В общем, и четвертый к этому моменту тоже не был образцом человеколюбия.
Тут уместно будет заметить, что разорение насиженного пятничного угла вовсе не было тайной, достойной криминального романа с лихо закрученным сюжетом. Здание уже как с пару месяцев подвергалось грубому вторжению отбойных молотков, лакокрасочной вони и дешевой рабочей силы, выписанной откуда-то с южных окраин СНГ. Но к началу осенних занятий затеянный летом ремонт был завершен, все ведомости подписаны, а наемники распущены на поиски очередной халтуры.
К тому же, в день столь безнравственного вторжения в святая святых давали зарплату, и давали ее, надо заметить, к вечеру, так что большая часть сотрудников, особливо женского полу уже собрала вещички и разошлась. А зарплата была аккуратно сложена по конвертикам и упрятана в сейф, что схоронился в том самом компьютерном классе под кучей хлама, нанесенного сюда Рыжим за несколько лет. И понятно, что крики по-вдоль коридора, в котором еще копошились последние ремонтники - "Ленка, я все стипендии аспирантские тоже в сейф кладу! Да, да, сорок три тыщщи" - отнюдь не улучшали криминогенную обстановку.
Так что не было тайной кто, когда и зачем вскрыл заветное местечко. Да только что с того проку? Милиция? Да чихала та милиция на какие-то компы, а что до того самого сейфа, так его за кучей железа и проводов темные молдаваны и не приметили вовсе. Вынесли другой, что на виду стоял, с никому не нужными приходно-расходными кассовыми ордерами на всякую мелочевку. Пилите Шура, они золотые.
А теперь вот придется опять мрачно хлебать свое пойло и плакаться друг другу в жилетку, а то и просто грустно молчать, уставившись на неопохмелившегося таракана, путешествующего по полу в поисках свежепролитого пива. И все бы так и закончилось, и вечер сменился бы неизбежной ночью с любимыми и нелюбимыми, но тут...
Но тут сбоку от товарищей по несчастью возникла неясная серая фигура. Приблизившись на расстояние громкого шепота, фигура сиплым голосом произнесла неожиданное: "Братаны, компьютер нужен? Почти задаром отдам". При слове "компьютер" товарищи, погруженные в траурную эйфорию своих мыслей, встали как вкопанные.
- Что? - спросил Брюнет, как всегда первый влипающий во всякие передряги.
- Во, - протянул незнакомец, приоткрывая объемистую матерчатую сумку. - Две тыщщи, братаны. Задаром. Новый почти.
Внутри был ОН. Он взывал всеми своими царапинами и пятнами от пролитого кофе: "Родные мои! Я ли вас не радовал? Я ли с вами, дураками, не играл? Я ли вам фильмы не качал? Это Карма!".
Рыжего проняло. К горлу подкатил комок и слова застряли где-то на полпути между мозгом и языком. Хотел было полезть в карман, но почувствовал на плече сдерживающую руку Тощего.
- З-закупились, видишь. В-все до копеечки, - указывая на рюкзаки и сумки, пояснил Тощий. - На х-хате деньги. Хочешь, тут не далеко, вон т-тот дом? Я бы взял, если работает. Т-там и проверим.
- Да чего проверять-то?
- А может он паленый, в смысле - горелый? - почесал бровь Брюнет.
- Где ж горелый! - возмутился от такой несправедливости незнакомец.
- Да и протестировать надо. Если нормальная машина, то докинем еще. - Веско уронил Сытый.
Молдаван, а может и не молдаван, черт его знает, сдался. Да и где ему, в самом деле, этот ящик загнать? У метро, что ли? А эти четверо - интеллигенты утюженные. Возьмут. А потом - к Клавке. Или к Юльке. А может - к Лизке? И яркие картины незамысловатых плотских утех заволокли разум ударенного судьбой гастарбайтера.
И вот уже идет ничего не подозревающий южный человек как бы даже под конвоем слегка побледневшей четверки. А тем и перешептываться-переглядываться не надо. Потому что давно уже не гостили они в мире монстров и зело по нему соскучились. А там, там безо всяких слов понимали друг друга эти четыре рыцаря. К двери квартиры Рыжего подошла не удрученная четверка, но слаженное подразделение SWAT. Ключ в замок. Вот она - сцена предстоящего торжества справедливости. Диван у запыленного окна с грустным кактусом, стол, заваленный электротехническим хламом, шкаф, тумбочка. Три телевизора, соединенных в немыслимую систему. Кругом мотки проводов, россыпи винтов, паяльников, какие-то непонятные мудреные приборы. Рыжий сильно любил технику, электротехнику и электронику. И четыре стула да продавленное кресло под торшером.
- Садись, родной, - произнес Брюнет, широким жестом указывая на стул покрепче. - Мы быстро все проверим, и охнуть не успеешь, а ты, Рыжий, смахни со стола, пока я кабель поищу.
Южный человек присел, осмотрелся - ну, ясно, ботаники долбанутые - и вожделенно устремил взор на батарею бутылок, появляющуюся из интеллигентской поклажи.
- В нижнем ящике посмотри, - шумно сметая со стола звякающие железяки, уточнил Рыжий.
Брюнет аккуратно присел на корточки и полез в тумбочку. Порывшись с полминуты, удовлетворенно хмыкнул. Тощий, заглядывающий ему через плечо, кивком головы одобрил выбор. Сытый нашел почти чистую тарелку, выложил батон и налил водку в стаканы согласно законов традиционного русского гостеприимства. Томимый жаждой южный человек протянул одну руку к стакану, другую к батону, как вдруг чье-то предплечье пережало горло, чьи-то ладони обхватили его запястья и завели за спинку стула. И пока кадык прогибается под неласковой рукой, лента скотча раз за разом опутывает дорогого гостя. Потом твердое колено уперлось в пах, а чистые голубые глаза хозяина поганой квартиры вдруг превратились в белесые озера беломорских болот. И холодны были эти глаза вечномерзлым холодом...
- Н-ноги, - слегка заикаясь, командует Тощий, прошедший воинскую службу в доблестных заполярных частях.
- Ввы чего? - пытается прохрипеть гость, но не тут-то было - лента плотно стянула щеки и слепила губы.
- Кажись, все, - неуверенно говорит Сытый, оглядывая прикрученную к стулу мумию.
- Ноздри ему освободи, а то сдохнет раньше времени.
- Блин, мы это сделали, - нервно похохатывая, Брюнет поднимает оброненный в сутолоке стул.
- Д-да-а, - одобряет Тощий качество работы.
- Ладно, короче, по-моему, за это надо выпить. - Сытый тянется к стакану.
- Погоди. Давай оттащим его в угол, а то и сесть негде.
Глаза у пленника недобрые, многообещающие. Все четверо поднимают стул и переносят к изножью дивана. Потом возвращаются и слегка дрожащими руками поднимают стаканы, оглядываются на южанина и, не чокаясь, пьют. Медленно оседают на стулья, как после удачно проведенной компьютерной баталии, и вот тут, впервые, разумы их возвращаются в реальный мир.
- А что мы с ним делать-то будем? - поинтересовался Рыжий, и понятно - хата-то его.
- А пущай усыхает здесь как Тутан Хамон. - Пошутил Сытый. Он всегда шутит, когда впереди приятный вечер, а за плечами хорошее дело.
- М-ментам сдадим, - предложил добрый Тощий.
- Да нужен он ментам, они же нас потом и потащат. - Осторожность вернулась к Брюнету при воспоминании о жениных угрозах.
- За что?
- Найдут за что. Дела нет. Компов нет. И этого мутанта для них тоже нет. Ты глянь на него, ну кому он такой сдался, сдохнет, и не шелохнется никто. Не..., ментам сдавать нельзя. - В мозгу Брюнета нарисовалась апокалиптическая картина объяснения с женой по получении повестки из милиции.
- Тогда надо еще выпить, - заявил Сытый.
Все согласно кивнули
- Земля к земле, прах к праху. - Лучезарно улыбнулся Рыжий. Оно и понятно, в земле - не у него на квартире.
- З-землю копать надо. - У Тощего был практический взгляд на вещи.
- Тогда несчастный случай. - Сытому хорошо и весело было на душе.
- Какой случай, он же к стулу привязанный?
- Да ты расслабься. Мало ли, таракан какой вредный заползет. Укусит. Или крыса загрызет. Я читал где-то про такое. Был человек, и нет человека. - Брюнет явно хотел удержать все происходящее в этих стенах.
- А труп?
- Сдадим, - уже слегка пьяным голосом произнес Сытый.
- Это тебе что ж, макулатура? Примите, дескать, у нас семьдесят кил гнилого мяса. - Брюнету явно не нравилась идея взаимодействия с общественными организациями.
- Почему гнилого? - испугался Рыжий. - Это он здесь, что ли, гнить будет?
- Послушайте, - гениальная мысль вновь посетила Сытого. - У меня есть знакомец - герпетолог. Позвоним, пусть притащит сюда гадюку какую. Или черную мамбу. Мы их с мамбой этой запрем. А потом "скорую" вызовем, скажем, мол, так и так, народилась и укусила.
- А он что, тоже народился? Вот так вот, к стулу приклеенный, из яйца и вылупился? А спать я где буду? - Уже всерьез заволновался Рыжий. Жилплощадь обязывала.
- Жаль, здесь не Япония. Его б с этим стулом, да на молодой бамбук. За день заколосился бы. - Сытый всегда по пьянке чувствовал свое духовное родство с азиатскими культурами.
- Что, насквозь прямо? - сладострастно осведомился Брюнет, и на добром украинском лице его масляно прищурились раскосые басурманские глаза.
- Ага, прямо с мебелями.
- У меня нет бамбука, - хмуро возразил Рыжий.
- Теперь будет. Мы его посеем в горшочке. - Радостно гнал пургу уже теплый Сытый. - Ты только представь, какая эстетика: зеленый стебель прямо из башки, а? Ну, прям, как лотос из говна прорастает...
- Так, ладно, предлагаю выпить. - Вмешался Брюнет.
- А ты его съешь, - Сытый прямо зарделся от смелого полета собственной мысли. - Не, ты прикинь только, всем выгода. Но сперва кусочки сверху отрезать надо. И эпоксидкой заклеивать. Он так дольше протянет. И вообще, давно у нас, ребята, шашлыков не было!
- Эх, кабы в лесу, с дымком да под водочку, - мечтательно прищелкнул языком Брюнет, вспоминая прелести безбрачной жизни. Алкоголь вынес его плавной волной из стерильного мира элитных госдач в бесшабашную юность.
И то ли от того, что солнце уже скрылось за горизонтом, оставив по себе желтовато-розовое свечение, то ли от чего другого, но здоровый загорелый цвет лица спеленутого гостя сменился на зеленовато-оливковый. А может, это просто казалось в подступающих к столу сумерках, за которым вольготно расположилась наша четверка.
- Не, не буду я его есть, - уперся Рыжий. - Да он и грязный какой-то.
- Т-ты, чистый - Возмутился Тощий. - Ты ж всегда голодный. Ну, так и съел бы, и нам забот меньше, а кости в кейсе вынести можно.
- Не буду я его есть!
- Тихо. Не торопи любовь. - Вмешался Брюнет. - Что грязный - так вымыть можно. Ты что ж думаешь, коровенки без дерьма бывают? Ты пойми, все от готовки зависит. Я где-то читал, человеченка, она сладкая. Деликатес, можно сказать.
- В Африке твой деликатес жрут, а здесь область рискованного земледелия, здесь народ все больше на злаковых сидит. Против Кармы не попрешь.
- Попрешь, попрешь, еще как попрешь, - ласково пропел Брюнет. - Только за ушами трещать будет. Ты пойми только - это же кил сорок мяса!
Тут в дверь постучали.
- Ну, кого еще там? - Рыжий выскочил из-за стола и, сгорбившись, приник к двери. - Кто?!
- Рыжик, открой! У меня соль кончилась. - Проблеял из-за двери женский голосок.
Не сговариваясь, герои сгрудились за его спиной, перекрывая обзор. Сытый не забыл солонку.
В приоткрытом дверном проеме стояло всклокоченное женское существо второй свежести.
- На, - протянул солонку Рыжий.
- Спасибочки, выручил. А у тебя гости? - Существо сделало слабую попытку распушить побитую молью шевелюру.
- По работе зашли, - Рыжий потащил на себя дверную ручку.
- Одну минуточку, - Брюнет положил на руку на косяк, отодвигая плечом Рыжего. - Я очень извиняюсь, но не найдется ли у вас какой книги по кулинарии? Весьма буду признателен.
У Рыжего слегка округлились глаза.
Соседка всплеснула руками и расплылась в улыбке.
- А меня Галя зовут. Да у меня книг этих... А вы, никак, готовить чего собрались? Хотите, так я помогу.
- Спасибо, - опешил Брюнет от такой отзывчивости. - Может, чуть позже. Мы еще не решили, как именно.
- Ну, тогда пойдемте, сами выберите.
Брюнет скрылся в двери напротив. Спустя минуту оттуда показался его зад, затем и весь он, непрерывно кивающий и рассыпающийся в благодарностях.
- Да, да, конечно. Вернем, обязательно вернем. Конечно, спросим, если что непонятно... Спасибо вам огромное, огромное спасибо! Нет-нет, мы там сами... справимся.
Все вернулись к столу. Выпили. Сытый потянулся к книге. На обложке в окружении хохломской росписи красовалась надпись - "Русская кулинария". Будучи культурным человеком в третьем поколении, он частенько западал на довольно странную литературу. Дернул шнур засиженного мухами торшера и принялся читать.
- Блюда из мяса. Слышь, ты, завтрак интеллигента! - повернулся он к зафиксированному. - Цени усилия. Со всей душой к тебе подходим. Мы тебе не папуасы всякие.
В углу дернулись и издали утробный звук.
- Телячью голову ошпаривают, очищают и опаливают. После этого ее обмывают... С головы срезают мясо с ушами... Отдельно варят в подсоленной воде мозги... Эх, люблю русскую кухню! А помните, как доктор Лектер...
- Ты давай читай, не отвлекайся.
- Ладно, ладно. Для приготовления бараньего бока с передней части туши срезают мякоть пластом от позвоночника до грудной кости... Слышь, Рыжий, у тебя нож острый есть?
- У меня вообще ножа нет, только кусачки.
- Так. Хорошо. А вот еще перл. Это блюдо стало традиционным блюдом русского праздничного стола. У нас, что, не праздник? Тушку разрезают вдоль, изнутри надрубают позвоночник, разрубают кости таза, зачищают внутреннюю полость. Чтобы ушки не подгорели, их надо смазать тестом....
- Блин, тебе же сказали, ножа нет. Чем ты тушку будешь разрезать и надрубать?
Сытый с сомнением осмотрел вынутый из кармана швейцарский складной нож и перевел взгляд на связанного.
- Да... маловат... Ладно, там поглядим. Погнали дальше. Почки. Из почек готовят много блюд, но особенно распространены почки по-русски в сметане". Эй, лангет, а ты, наверное, не русский?
Связанный заиндевел.
- Не пойдет. Сметана еще вчера кончилась, - сказал Рыжий, грустно провожая взглядом последнюю краюху белого хлеба. Брюнет делиться не любил, но, заметив его тоску, неохотно отломил половину.
- Язык отварной с соусом. Рыжий, ну хоть зеленый горошек у тебя есть?
- Нет.
- А хрен?
- У кого?
- У тебя. Тут соус с хреном.
- А, может, и хрен у него возьмем? Кусачки-то есть. - Тощего отличала способность к простым незамысловатым решениям.
- Я такое не буду. - Возмутился Рыжий.
- Тогда беги за хреном.
- Сам беги.
- Ладно, давайте лучше выпьем, - прекратил спор Сытый.
И они выпили.
Вечерело. Уже зажигались уличные фонари. Шли домой запоздалые прохожие, а четверо мизантропов тихо потягивали пивко и думали о бренности всего сущего.
- Ребята, - вдруг подал голос Рыжий. - Вы ж его здесь не оставите?
- Не, не боись, - заверил Сытый.
- Ребята, а может он уже того, сам откинулся, - с надеждой в голосе предположил Брюнет.
- Не..., это он просто так пахнет, - со знанием дела заметил Тощий.
Рыжий тревожно посмотрел в угол.
- А давайте его в окно. Швырьк - и готово. - К двенадцати Брюнету, кровь из носу, надо было оказаться дома.
- А чего, он же наши компы тоже в окно спустил. Пусть поймет, бифштекс горелый, каково им было. - В голосе Сытого зазвучала жажда справедливости.
- Т-третий этаж. Не честно. Там первый был. - Тощий нетвердой походкой подошел к окну, оперся одним коленом на кушетку и прикинул дистанцию. - С-слышь, у тебя ж з-здесь леса. Д-до земли не долетит.
- БОЛГАРКА!!! - Иерихонски возгласил Рыжий и метнулся в угол.
У покрытого изморозью узника глаза полезли из орбит. Из темного угла поднималась фигура с зажатым в руках страшным инструментом. Их было четверо - Сытый, Рыжий, Брюнет и Тощий. Только вот в смятенном и отравленном дешевым алкоголем мозгу гражданина Республики Молдова Катрана Урыту эти четверо неожиданно воплотились в образе четырех Всадников - белого, рыжего, черного и бледного.
Странный протяжный звук послышался из угла, где более-менее тихо жила себе мумия. "Сжевал таки, видать, скотч, падла..." - успел подумать Сытый. Что-то бесконечно отчаянное было в этом вое. Согбенная фигура колыхнулась и, медленно разгибаясь, со скрипом пошла на Тощего. Привязанный стул расщеплялся по всем своим досточкам и планочкам. Тощий ускользнул в сторону, но не он был целью. Обезумевший рвался на волю. Воля была за окном.
Шагнув одной нагой на кушетку, и все так же воя, всем корпусом въехал он в раму и вот уже слышится звон стекла и грохот складывающихся лесов. Мимо пролетали трубы и доски. Зеленая сеть зацепилась за край карниза и повисла, как старая занавесь. Вся деревянная конструкция, что годами обезображивала фасад здания, рухнула в одну минуту, погребя под собой беглеца.
Когда все стихло, Всадники Апокалипсиса опасливо приблизились к оконному проему. В свете фонарей поднималось белесоватое облако пыли, а внизу до середины первого этажа топорщился арматурой безобразный курган.
Вдруг пронзительный рев серены разорвал едва наступившую тишину. В центре кургана начали разлетаться в стороны доски и оттуда восстал зомби, весь в серо-белесых обрывках. Непрерывно воя каким-то неестественным голосом, он, скособочившись, проскакал по куче хлама и устремился в черноту парка.
- Е-мое, - первым пришел в себя Брюнет. - А чего ж он в дверь-то не ломанулся?
- Чего, чего? - проворчал Рыжий. - Я вон вас, окаянных, послушал, и то про болгарку вспомнил на полном серьезе. А он... Каннибалы вы, вот что. Вам бы в театр, по системе Станиславского... Тут любой черт-те во что поверит.
- Ну, за силу слова, - предложил Сытый. - Ну и компутер обмыть...
И они, конечно же, выпили.
*****
Заведующий отделением Психиатрической больницы Љ 1 им. Н.А. Алексеева Иосиф Витальевич Гершензон отомкнул ключом сейф с особо ценными медикаментами и любовно нацедил треть стакана медицинского спирту. Иосиф Витальевич алкоголиком пока не был, но работать в таком специфическом учреждении без дозы было совершенно невозможно.
Сегодня с утра добрая Даша, прослужившая медицинской сестрой в его отделении почти двадцать лет, прибежала в кабинет и потребовала лекарств от делирия. На вопрос о симптомах долго мялась, потом выдала:
- Да вот, Иосиф Витальевич, ... захожу в подсобку, а там три крысы сидят. Ну хорошо - две настоящие, но ведь третья-то - явная галлюцинация...
Иосиф Витальевич долил в стакан дистиллята, размешал серебряной ложечкой, грустно посмотрел сквозь зарешеченное окно... А ночь была такая теплая, тихая и ясная, что хоть плачь. Назавтра по прогнозам уже ожидалось похолодание. Иосиф Витальевич с извечным еврейским смирением вздохнул и накатил стакан одним махом... Жалко Дашку, хорошая она женщина. Опытная. Пришлось вколоть 20 миллиграмм реланиума... А новых, ну кого на такую зарплату найдешь?
А может, ну ее на фиг, работу такую? Что он, денег не заработает? Откроет свое агентство, будет всякую богатую сволочь из запоев выводить. Вспомнился разворот "Центр PLUS", пестрящий рекламой "ЗАПОИ круглосуточно". Эх, вот в раньшие времена какие люди у нас лечились! Да взять хоть Веничку Ерофеева. Еще когда больница была "имени П.П. Кащенко" Веня регулярно поступал на купирование психомоторного возбуждения и устранение бессонницы. Вообще, интересный был пациент. У него вообще не наблюдалось алкогольной деградации личности. Вне запоев - совершенно интеллигентный человек. Жаль вот только, написал мало...
Да... Поэты лечились, художники знаменитые. Леня Губанов стихи докторам читал, не в нашем отделении, правда... А доктора какие были! Снежневский, Наджаров. Смулевич. Конечно, Андрюша Бильжо самый знаменитый. Интересная у него была диссертация, дай бог памяти, "Юношеская одноприступная шизофрения"...
Иосиф Витальевич мечтательно улыбнулся. Шизофреники, они, вообще, народ интересный, творческий. Вот Наталья Лебёдкина - знаменитая на весь мир художница. И что? Взяла и в одночасье сошла с резьбы. Вдруг стала убеждать окружающих, что она - Черный Властелин, повелитель страха и ужаса, враг всех свободных людей, обещала затмить солнце и погрузить все мироздание в вечную тьму. Ну, это ладно, за это не лечат. Правда, когда на мужа с коллекционной катаной набросилась, то тут уж прямо к нам.
Иосиф Витальевич помрачнел, вспомнив жуткую картину, нарисованную Наташей в своей персональной палате, "Печать Тьмы". Бр-р-р, мороз по коже... Идти домой в таком состоянии по ночному времени не хотелось, пришлось употребить дополнительный стаканчик. На душе враз потеплело, мысли приобрели отточенность и смелость. И вообще! Пятьдесят - это разве возраст? Вся жизнь впереди. Решительно запер сейф, закрыл дверь и, насвистывая, направился к лестнице. На площадке курили санитар с охранником.
- Как новенький?
- Только после галоперидола утих, Иосфитальич. Из всех документов - паспорт без регистрации, выдан в Молдавии на имя... а черт, имена эти... Короче, явный гастарбайтер. В ментовке обещали попытаться найти какие-нибудь концы, да вы сами знаете... Он через пару дней в себя придет - и выпустим. А менты за два дня ничего не раскопают.
- Ладно, вы таки последите за ним, а то эти, с бредом преследования, в депрессии способны и на голом потолке повеситься. Нам оно надо?
Тут тишину изолятора пронзил дикий, совершенно нечеловеческий вопль:
- Людоеды! Отпустите! А-а-а!!!
Иосиф Витальевич равно как и его собеседники даже не вздрогнули. Сказывалась многолетняя практика.
- Ну, не депрессия, так агрессия. Вы вот что, Мишенька, вы ему дайте ноль семь амитальчика с двадцатью миллилитрами этанольчика сорокапроцентного. Сами знаете, по трезвости алкоголики толерантны к седатикам. Не утихнет, повторите, будьте так любезны. Сделаете, хорошо? Ну, я на вас надеюсь, спокойных вам выходных.
И Иосиф Витальевич ушел в ночь.
Спустя полчаса Миша с охранником Гошей вошли в маленькую одноместную палату. Миша держал в здоровенной волосатой лапе пластиковый шприц. Гриша весело растягивал коричневый жгут.
Пациент испуганно вскинул голову.
Укол - дело привычное. Миша по-доброму подмигнул клиенту и, обернувшись к Гоше, сказал:
- Ща мужика кольнем и пожрем, наконец. У тебя кетчуп остался? Я мясо с кетчупом люблю.