Почтенный Михал Михалыч и досточтимый Гаврила Кузьмич обедали при полном стечении народа или, лучше сказать, людей. Неспеша, размеренно перекидываясь словами, беседовали, на всём протяжении приёма пищи сохраняя на своих лицах выражение безмятежности, спокойствия и умиротворённости. Они воплощали собой комфорт и чрезвычайную, но не чрезмерную, уверенность в себе, в своём будущем. Являли, казалось, полную идиллию и абсолютную гармонию. Имелось однако в них обоих нечто, что кардинальным образом уничтожало это первичное, на самом деле поверхностное впечатление. Михал Михалыч был человек высокой морали и широкой образованности. Всем разговорам он предпочитал беседы об искусстве, в любых его проявлениях и видах, отдавая, впрочем, предпочтение живописи, особенно пейзажам. Михал Михалыч любил природу, графически запечатлённую. Гаврила Кузьмич являл собой тип, если не противоположный, то по крайней мере отличный и отличный в весьма значительной степени. Он любил шумные компании, был непрочь выпить. А всем разговорам об искусстве предпочитал, и в этом мы можем не сомневаться, скабрёзные анекдоты, коих знал неисчислимое множество. Каким образом Судьбе удалось свести столь различных людей вместе, да ещё засадить за одним столом, чтобы они смогли, не ссорясь, не выходя из себя, спокойно разговаривать? Тем не менее эти два человека сидели друг против друга и не просто говорили на отвлечённые темы, но и находили что-то общее, объединяющее их во мнениях и идеях. Что это было, они и сами не знали. Или, что ближе к истине, не стремились сознавать. Разговор будто сам лился из их открытых ртов.