КАРМЕН


	I

Оперы лучше слушать на чужом языке. Слова
лучше не разбирать: понятен
общий сюжет, его, так сказать, канва -
подробности все испортят: нисколько не вероятен
горестный пыл любовный, а повод для ссоры, а
тонкости их интриги не такой, как на самом деле, -
музыка, только музыка, музыка - это да,
гул, идущий над нами без смысла и всякой цели.
Так волнуется кровь - горячей, еще горячей,
почти как от страха, от предвкушенья блуда;
какая еще духовность - перебирай ловчей
струны и клавиши! Друг мой, пойдем отсюда.

		II

И женщина вполоборота,
и невозможная Севилья,
и танца быстрая работа,
и смерти первое усилье -

все это ты, и белы-руки,
и волосы чернее ночи,
и голоса грудные звуки,
огнем мерцающие очи.

Мне не клялась, не изменила,
бессильно было смерти жало,
взяла меня, приворожила -
и больше ничего не стало.

А где-то, может, кровь прольется,
клинок и пуля разберутся,
кого любить, кому придется
исчезнуть, разлюбить, очнуться.

Немного пошлости от сердца
и музыки - все проще будет,
все получается, и дверца
не скрипнет, дома не разбудит.

Быкоубийца и любовник
придет, красивый, статный, юный,
и никакой он не виновник -
все так совпало: песня, струны,

коррида, кровь и запах страсти,
как от тебя, от этой смерти;
а сердце то рвалось на части,
то замирало - сердцу верьте.

Все это скоро станет прахом,
в сырую землю пухом ляжет,
я на тебя смотрю со страхом
и жду, что только смерть развяжет.

		III

Все испытанное, все яркое
(ничего, что вот так оборвано)
вспоминаю за рюмкой, мучаюсь;
мне б когда-то, устав, задумавшись,
с отвращеньем понять и завистью:
в этой женщине нет души.

Страсть проста и неузнаваема,
страсть слепа - ничего не сделаешь,
не страшнее, чем мука смертная,
и не дольше, чем жизнь короткая,
не короче, чем все бессмертие,
приключившееся с Кармен.

		IV

Беды глухие, холод и смех, горечь
снов - ничего не разобрать - вещих,
танца движенье, пестрый полет шали,
быстрая тень - если б любви, смерти!

Чет или нечет, стоит ли жить дальше?
Как я устал знать о тебе, только
что рассказала, вот еще что помнить:
нет никого ближе тебя в мире.

		V

И некрасива даже,
волосы разве что
черней воронова крыла,
вечной чернее ночи,
мелкие ровные зубы,
ах да, еще вот - глаза,
мутные эти бездны,
откуда уже не выплыть.

		VI

А что касается писем - никогда не писала их.
Руки не доходили. Не глядя в глаза, ответить
не получалось. Каждый останется при своих -
что проще нашей встречи будет на этом свете!

Вот тогда отыграешься за все эти страхи, все
полуупреки, полу-тебе-признанья,
вывернешь все по-своему, предстанешь во всей красе,
полюбуюсь тобой, порадуюсь с близкого расстоянья.

В точности оправдается мелочный твой расчет -
мне не до смеха. Блядь, до чего ж паршиво.
Ну же, давай доканывай. Вдруг до меня дойдет,
как разбежаться, спрятаться где, чтоб остаться живу.

		VII

Опять ничего не досталось,
и в несколько страшных минут
такая нахлынет усталость
и мысли такие придут...

Но сгинуть душа не посмела,
и так ли ты плохо живешь?
Лытаешь без всякого дела,
а скажешь, что стыдно, - соврешь.

		VIII

Вот за это люблю:
откровенно,
к чему скрывать.
Было бы от кого...
Спасибо!
Вижу, меня здесь ценят:
кому еще так дадут
ясно понять, подробно,
что и когда с кем было,
и все это ради нескольких
проведенных со мной минут!
Вспоминая, рассказывая,
подробности прибавляя...
ты молодеешь даже,
хорошеешь, горят глаза,
щечки горят,
дыханье
прерывистое все чаще.
Руки скользят по воздуху
на ощупь, чтоб бедных тех,
кого ты ласкала, знала,
представить;
давай старайся -
я слушаю, вижу,
мне,
как и тебе, зачем-то
все это очень нужно,
все это интересно,
все это нам с тобой
обещает такое будущее,
что ахнешь и заглядишься.