Аннотация: Город, из которого не вырваться. Город. в котором ты никто, а анархия - мать порядка. Время чтения 30-40 минут.
Рассказ написан в рамках личного плана мероприятий автора по подготовке к 1000-летию города Курска в 2032 году
Точка "Ноль"
- Кто был никем - тот станет всем! - радостно пели за окном.
А Иван Фёдорович был готов плакать. Он стал никем. Ещё год с чем-то назад он был приват-доцентом Императорского Московского университета. Зарабатывал неплохо, имел квартиру в Москве, в перспективе были профессорские звание и должность. Он даже подумывал к сорока годам обзавестись семьёй и сделать предложение одной своей дальней родственнице. Родство было - седьмая вода на киселе, поэтому толков и препятствий для брака не возникло бы.
И вот извольте - полтора года назад свергли царя. Иван Фёдорович теперь со стыдом вспоминал, что он нацепил красный галстук и в таком виде ходил по улицам. Он считал себя в эти мгновения отъявленным либералом и бунтовщиком. Ему казалось, что вместо разложившейся царской семьи к руководству страной придут люди высоких качеств. Они разобьют врагов на всех фронтах: и внешних, и внутренних. Правда, сразу встали трамваи, а извозчики стали просить впятеро, почувствовав конъюнктуру. На улицах начались убийства. На глазах Ивана Фёдоровича убили околоточного и сбросили под лёд с моста. Потом в перестрелку вступили две части: присягнувшая новой власти и оставшаяся верной старому правительству. Напряжение нарастало в течение недели. Но, к субботе, 4 марта, в газетах появился манифест, подтверждающий, что царь отрёкся, а великий князь Михаил призвал "подчиниться временному правительству, по почину Государственной думы возникшему и облеченному всей полнотой власти". При этом Михаил обмолвился, что "принял я твердое решение в том мне случае воспринять верховную власть, если таковая будет волею великого народа нашего". То есть от власти он окончательно не отказывался, но и брать её смелости не хватало.
Вечером по всей Москве сбивали знаки императорской власти: орлы, гербы и вывески-привилегии. До этого тёмная и сумрачная, залилась первопрестольная ярким электрическим светом.
5 марта день был солнечный, но довольно ещё морозный. Иван Фёдорович со всей Москвой пошёл на Красную площадь. Море флагов и знамён, с преобладанием красных. Много было фотографических и кинематографических аппаратов: снимали историю. Через Спасские ворота вышел крестный ход под звон колоколов. К памятнику Минину и Пожарскому выехал командующий войсками Грузинов со своим "молодым штабом", впрочем, совсем немногочисленным. Над ним пролетают два аэроплана, и с одного был сброшен букет: красные тюльпаны, завёрнутые в белую ленту, и перевязанные белой ленточкой. На ленте надпись: "Да здравствует первый народный главнокомандующий Грузинов".
Иван Фёдорович, несмотря на мороз, от волнения раскалился как печь, распахнул своё пальто. Он чувствовал приход весны: весны Русской жизни.
А потом всё пошло как-то хуже и хуже. Временное правительство быстро потеряло авторитет, на улицах становилось всё опаснее, всё чаще ощущались трудности со снабжением города.
К зиме власть взяли большевики. Народ становился в Москве всё злее. На хорошо одетого смотрели волком. Как-то одна баба плюнула в Ивана Фёдоровича, попала в грудь. Ждали прихода немцев. Обещали польские легионы, идущие освобождать Россию. Почему польские? От кого освобождать? И что будет потом, после освобождения?
Весной стало совсем голодно. Тогда вся московская родня собралась в квартире на Малой Молчановке, позвали и Ивана Фёдоровича. Говорили, что держаться надо вместе, что с продуктами туго, а вот на Украине ими хоть завались. Тогда и решили послать за продуктами Ивана Фёдоровича. Почему его? Мужчина не молодой, не старый. С образованием и общественным весом. Не обременён семьёй. Раз доцент, то значит, приучен общаться с людьми. А Иван Фёдорович и не возражал. Он в глубине души сам стремился уехать, а точнее сбежать. Украина под немцами, немцы - народ культурный. Ему бы только к ним попасть, а оттуда он рванёт до Берлина. Там в университете пристроится, Бог даст.
В крайнем случае и на Украине университеты имеются: Харьковский или святого Владимира в Киеве.
Поехал, но доехал только до Курска. А дальше поезда не ходили. Отправляли лишь каких-то важных персон, не то по записочкам, не то за мзду. Иван Фёдорович обивал пороги, пытался поймать городского комиссара. Это был лохматый молодой мужик, белобрысый, вечно на белом коне. Ему было не до Ивана Фёдоровича.
И попал приват-доцент в Курск как муха на липкую ленту. Мечется туда-сюда, а вырваться не может. Сперва жил в захудалой гостинице. Одолели клопы. Снял комнатёнку. Деньги кончались. Уже думал работу найти, хотя бы на время, оказался никому не нужен. Все сами что-то искали в этой жизни: кто деньги, кто работу, кто продукты, кто счастье, кто смысл.
Осень пришла, а Иван Фёдорович всё не может из заколдованного Курска вырваться. И вот сегодня прочёл он на типографском листке Декрет, где написано было, что "звание приват-доцентов упраздняется". Так он стал никем.
В книжках как бывает: герой готов вешаться, а тут в дверь стучит судьба. Она и постучала. Это был мещанин Фролов, с которым Иван Фёдорович познакомился уже здесь, в Курске. Фролову льстило знакомство с преподавателем Московского университета. Он старался чаще общаться с бывшим приват-доцентом, помогал при случае. И сейчас Фролов жарко зашептал что-то. Иван Фёдорович ничего не понимал:
- Что вы там шепчете? - рассердился он.
Фролов замахал руками, стал оглядываться:
- Да тише вы, ради Бога. Я же говорю, он почти в подполье.
- Кто?
Фролов удивился:
- Да я же вам толкую! Вы меня не слушаете что ли? Сторожук!
Фролов при этой фамилии сделал большие глаза, словно испугался своей смелости.
- Какой старый жук?
Фролов окончательно струхнул, завращал глазами, зашипел змеёй:
- Сторожук... Местный анархист... Он в подполье.
Последние слова уже просто между зубами процеживал.
- Зачем же вы знакомство водите с эдаким субъектом?
Фролов опять руками всплеснул:
- Так это же вам надо!
- Как мне?
- Вы в Москву обратно собираетесь?
Иван Фёдорович встрепенулся. Он собирался. Лучше, конечно, не в Москву, а к немцам. Их, правда, от Курска потеснили. Но, и в Москву сойдёт. Там ждёт родня, ожидания которой он не оправдал. Или уже не ждёт?
Иван Фёдорович спешно надел пальто и галоши и вышел за Фроловым.
Фролов продолжал тараторить без умолку:
- Я вас понимаю. Сам бы из этого мерзкого городишки сбежал.
Иван Фёдорович у края тротуара притормозил и осматривался куда ступить, прямо перед ним на дороге была лужа. Но тут он поднял глаза на Фролова.
- Извините, но город ваш я мерзким никак не назову. Есть в нём своё очарование, уютность, душевность. Я ещё на подъезде, когда из поезда увидел его открывающимся на холме, его дома и колокольни, полюбил его всей душой.
- Так что же уезжаете?
- Видимо, нет мне места в этом городе. Работы нет, пристанища нет. И дом у меня в Москве.
Про Германию он тут умолчал. Опустил глаза вниз: куда бы ступить? И тут обнаружил, что лужа-то чуть в стороне. Так прямо и шагнул.
- Куда же мы идём?
- На Первышевскую.
Фролов сделал паузу, задумавшись:
- Да. Пока не переименовали её.
- А что, улицы переименовывают?
- Подготовили большое переименование. Московская, - Фролов рукой обвёл окружающие дома, - станет улицей Ленина. Херсонская - Троцкого. Ну и другие тоже.
Тут они подошли к дому за зелёным забором, и Фролов стал колотить в ворота.
- У себя, - откликнулась женщина. - Встал уже, и даже чаю откушал.
Фролов влетел в тёмные сени и закричал в сумрак дома:
- Яков Давыдыч! Ты на месте?
Откуда-то из темноты донёсся рык. Иван Фёдорович вздрогнул, но Фролов неудержимо рвался вперёд.
Они влетели в маленькую гостиную с низким потолком. За столом сидел человек. Был он весь крупный, большеголовый, кудлатый и бородатый. Одетый в балахон, как в рясу. Иван Фёдорович подумал: не поп ли?
- Рано же встал нынче, - с уважением сказал Фролов мужику.
Иван Фёдорович изумился - было уже к полудню.
Мужик отхлебнул чай из блюдца, которое держал в руке и, отдуваясь, сказал:
- Дел по горло. Собираем мы конфедерацию анархистских организаций Украины. "Набат". Люди съезжаются, манифест пишется, много работы.
Иван Фёдорович сообразил, что это и есть подпольщик. Он изумился. Подпольщик ни от кого не скрывался, собирал соратников. Хотя в Курске анархистов не сильно жаловали и даже изрядно потрепали. Анархисты в апреле, когда немец перешёл в наступление, решили взять в Курске власть. И взяли! И удерживали недели три, пока их большевики вместе с эсерами не разбили и из города не выбили. И вот пожалуйста, анархисты опять здесь, бодры и веселы, и готовят украинскую конфедерацию своих организаций.
- А ты кто? - грозно спросил Сторожук Ивана Фёдоровича.
- Он учёный московский, приват-доцент, - заступился Фролов.
- Учёный? Тю-ю! Мы должны сбросить лживые цепи науки и взорвать чертоги буржуазной мысли. Буржуазная наука, щедрая на счёт будущего и скупая на счёт настоящего.
Последней сентенции Иван Фёдорович не понял. Но Фролов перебил:
- Яков Давыдыч, у тебя же есть знакомые в Викжедоре (Всероссийский исполнительный комитет железнодорожников - примечание автора)?
- У меня везде знакомства, - пыжась от собственной значимости, сказал Сторожук. - Меня, знаешь ли, везде уважают. А что такое?
- Можешь помочь, устроить Ивана Фёдоровича на поезд в Москву?
- В Москву, - протянул анархист, и Иван Фёдорович подумал, что откажет. Но, Сторожук вскочил и махнул рукой. - Идём!
Он, как был в балахоне-рясе, двинулся к выходу. Только в сенях надел сапожищи. На прощание он одарил мудростью хозяйку дома:
- Женщина! Узница кухни и спальни, освободись! Сбрось с себя цепи воспитания детей, уничтожь рабство горшков. Уничтожь домашнее хозяйство. Стань Человеком!
Вышли за ворота, и тут Иван Фёдорович испугался. На улице стоял чекист. Всё чин-чином: куртка кожаная, маузер в кобуре на боку. Дальше Иван Фёдорович вообще чуть не помер от страху. Так как Сторожук, по словам Фролова скрывающийся от властей, заорал чекисту:
- Обезьян! Что ты стоишь? Год тому назад мы низвергли соглашательско-буржуазное правительство, зажгли пламя революции, всколыхнули старые устои жизни. И вот ты после мгновенного революционного порыва остановился. Неужели, выйдя на широкую дорогу новой жизни, ты останешься на полпути? Не доведёшь революцию до конца? Иди с нами, или будут тебя водить за нос буржуазия, ее прихлебатели и разные политиканы.
Иван Фёдорович полагал, что за обидного "обезьяна" чекист их расстреляет сразу на месте. Тем более, что обезьяньего в его облике ничего не было. Обычный русский человек: шатен среднего роста с интеллигентным лицом.
Чекист рассмеялся и погрозил пальцем:
- Не балуй, Сторожук. Лучше сразу утихомирься. Я тебе не позволю. Не позволю!
Последнее предложение он сказал в разбивку по слогам. Иван Фёдорович не понял, что чекист не позволит. Но Сторожук уже ухватил бывшего приват-доцента под локоток, увлекая вниз по улице, а сам крикнул Фролову, застывшему в воротах:
- Не ходи с нами, Фролов! Не демаскируй. А мы в трактирчик, выпьем с господином крепко за дружбу.
И тут же зашептал горячо в ухо Ивану Фёдоровичу:
- Мы сейчас до реки, там через переправу и прямиком к вокзалу. Лишь бы обезьян за нами не увязался.
Они прошли пару кварталов. Сторожук опять заговорил:
- Я тут готовлю конференцию моих соратников, а-то бы бежал с вами. Город этот таит в себе нищету и мерзость, слабость человека, но в нём и могущество, мощь его - техника. В его каменной клетке заключена Анархия.
- Да что вы все за люди. В городе живёте и хаете его. А по мне улицы и сады его напоминают окрестности Флоренции.
- Были во Флоренции? - зло спросил Сторожук и, не дожидаясь ответа, продолжил. - Мы ещё войдём во Флоренцию в авангарде революционных масс. Во главе отряда солнценосцев, во главе дружин ужаса для идущих по старому пути, для тех, которые идут спиною к восходящему солнцу безвластья. Не будет пощады никому, кто запирается от мирового вихря. Он унесет весь сор, всю пыль, весь смрад. Мы в этой Флоренции сотворим анархию, создадим вольную коммуну!
- Далековато вам будет идти от Курска до Флоренции, - пробормотал Иван Фёдорович. Он сам во Флоренции не был, но почему-то вспомнил слова о Курске Фёдора Ивановича Тютчева.
Тут Сторожук ухватил его за рукав и со словами: "Похоже обезьян за нами увязался", - потянул его в ближайший трактир.
В трактире Сторожук не задержался. Не выпуская рукава Ивана Фёдоровича, он прошёл за стойку. Через кухню, вышел во двор. Там он направился к отхожему месту, но в сам домик заходить не стал. В углу двора отодвинул доску забора и знаками показал Ивану Фёдоровичу, что надо лезть. Иван Фёдорович, хоть и не был акробатом, ловко пролез на соседний участок. Следом за ним полез Сторожук и стал ругаться: зацепился за какие-то гвозди, изодрал свой балахон и поцарапал щеку.
- Сто раз тут пролезал, - возмущался анархист, - и хоть бы что. Что сейчас зацепился?
Прошли маленьким садиком. Деревья были неухоженными. Под ногами валялось много гниющих яблок. Дошли до калитки и вышли на улицу. Сторожук быстро проскочил квартал вниз, под горку, к реке. Шмыгнул проулком. И вдруг встал:
- Никак я что попутал? - удивлённо сказал он, оглядываясь. - Куда это я вышел?
Иван Фёдорович стоял лицом к реке внизу, под горой. Солнце светило за спиной. Тени убегали вниз. Тут солнечный луч мелькнул по окнам одного из домишек. Словно поманил в подворотню.
- Может туда? - робко спросил Иван фёдорович.
- Можно и туда, - пробормотал Сторожук. - Если что, вдоль бережка пройдём до переправы. А там и вокзал рядом.
Иван Фёдорович посмотрел в сторону вокзала. Ему показалось, что он видит состав на путях.
- А что? - спросил он. - Сегодня поезд будет?
- Конечно, для вас будет поезд, - рявкнул Сторожук. - Вперёд. Нам надо успеть до захода Солнца.
- А во сколько поезд уйдёт?
- А вот с заходом солнца и уйдёт.
Иван Фёдорович удивился такому расписанию. Возможно, это было связано с тем, что бандитам, ошивающимся по окрестностям, ночью на поезд напасть было тяжелее.
- А куда поезд? - вдруг притормозил Иван Фёдорович. - Вдруг в Воронеж? Мне туда не надо.
- Поезд пойдёт куда надо, - обнадёжил его Сторожук.
Тут Иван Фёдорович увидел резной мосток, перекинутый через речку Тускарь.
- Нам туда? - спросил он Сторожука.
Тот изумился вновь.
- Что за диво? Никогда его ни видел. - Махнул рукой. - А впрочем главное на ту сторону попасть. Идём.
И они пошли через реку.
В это время мещанин Фролов вышел из бакалеи и попал в цепкие лапы чекиста.
- Гражданин Фролов, разговор у меня к вам.
Фролов не стушевался и откликнулся зло:
- Что вы за мной следите? Вы бы, Агафангел Евстафьевич, ценами занялись. Фунт керосина - пять рулей, а фунт сахару вдвое дороже.
- Что за человек был со Сторожуком? - с нажимом спросил чекист.
- Человек, как человек. Цены бы лучше смотрели. Фунт керосину...
- Куда они пошли?
- В кабак пошли. А там сахар один стоит...
- А револьвер сейчас стоит семьдесят пять рублей, - негромко сказал чекист. - И он у меня есть. И пули я на тебя не пожалею, хотя тебе, может быть, скоро и пуля не понадобится.
Фролов заёрзал:
- А что такого? Пошли люди выпить.
- Кто этот мужчина?
- Приват-доцент один...
И тут чекист чуть не подпрыгнул:
- Приват-доцент?
- А что такого? - изумился Фролов. - Порядочный человек из Москвы.
- А что его в кабак выпить потянуло?
Фролов набычился и сказал угрюмо:
- Да вот застрял человек в Курске. Ехал на Украину, теперь и в Москву вернуться не может....
- Сторожук его на вокзал повёл? Отвечай!
- Я не знаю, - забурчал Фролов. - Сказал, в кабак.
- Что он сказал, я сам слышал. А повёл куда? На вокзал? И как он, этот приват-доцент к Сторожку попал?
Фролов молчал.
- Дурак! - рявкнул чекист. - Если прав, то беда! Закат скоро. Полнолуние. И приват-доцент. И на вокзал пошли... Зачем ты привёл этого человека к Сторожуку? Как так вышло? Говори - расстреляю!
- Чего расстреляю! - взвизгнул Фролов. - Мне Сторожук сказал, приведи человека, я ему помогу. И всё. Просто помочь хочет. Может, ему надо письмо в Москву передать.
- Ничего ему не надо передавать. Всё уже здесь готово! Балда ты, Фролов! Тебя на убой как скотину поведут, так ты и пойдёшь.
Тем временем Иван Фёдорович спешил к вокзалу, а за ним шлёпал в своих сапожищах Сторожук и бормотал под нос:
- Что за мост? Куда вышли? Если бы мы до Боевой дачи спустились, там перевоз. Хотя перевозчик бы мог сказать, куда мы пошли. А теперь мы в Стрелецкой. Хотя нам надо в Ямскую.
Иван Фёдорович расслышал названия курских слобод, но мало что понял. Он, прожив в городе некоторое время, так и не разобрался, где Ямская слобода, где Стрелецкая, где Пушкарная, где Казацкая. Хотя названия эти очаровывали его. Веяло от них стариной, временами Стрелецких бунтов и казачьей вольницы.
А вот Сторожук стал Ивану Фёдоровичу надоедать. Вместо того .чтобы прямо его вести к вокзалу, Сторожук петлял, путался, и, похоже, сам плохо соображал, где они находятся. Ивану Фёдорович показалось, что он слышит гудок паровоза.
- Не опоздаем? - взволнованно спросил Иван Фёдорович.
- Никак не можем этого допустить, - рявкнул сторожук. - Опоздаем сегодня, не успеем никогда.
Иван Фёдорович этой анархистской сентенции не понял и махнул рукой в сторону групп деревьев:
- Там что?
- Хохлов лес, - откликнулся Сторожук.
- Может через него быстрее?
Сторожук замялся:
- Боюсь, заплутаем. Лучше чуть в сторону двинем до Стрелецкой слободы, а там вдоль домов.
"Опоздаем" - зло подумал Иван Фёдорович и решил оторваться от своего бестолкового спутника. Сторожук сделал знак рукой: идём! И пошёл в направлении видневшихся изб. Иван Фёдорович потянулся было за ним, но вновь расслышал гудок. За спиной!
"Точно опоздаем!" - мелькнула мысль, и Иван Фёдорович рванул к деревьям. Он решился идти через лес.
На перроне вокзала бегал чекист, у перрона гарцевал на своём белом коне белобрысый комиссар.
- Да нет сегодня здесь никакого поезда, Агафангел! - крикнул он чекисту. - Завтра будет.
- Завтра уже ничего не будет! - рявкнул чекист. - А на Ямском вокзале состава нет?
- Нет сегодня поездов. Вообще поездов нет.
- Как же нет, - человек в шинели без знаков отличия подошёл и что-то зашептал на ухо свесившемуся с коня комиссару.
- Ну что? Что случилось? - закричал чекист, бросаясь к этой заговорщицкой паре.
Комиссар смотрел смущённо, потом негромко сказал:
- Ну... Ты вроде как свой, партейный. Только это...
Комиссар замялся и посмотрел на человека в шинели. Тот сделал вид, что его разговор не касается.
- Только... - комиссар опять сделал мхатовскую паузу и наконец вытолкнул из себя. - Секретно это. Решение губкома. Изъятые в церквях ценности отправляют сегодня в Москву. Два вагона, плюс почтовые, да охрана.. Только посторонних в поезд не пустят.
- Им не надо в поезд! Во сколько состав отойдёт?
- С закатом, чтобы издалека при свете в глаза не бросался.
- Всё, как назло, - развёл руками чекист. - Всё им в масть.
- Мы сейчас полуэскадрон туда отправим, - уверенно сказал комиссар, беря ситуацию в свои руки. - Вот мы их и прихватим.
- Могут не успеть, - мрачно сказал чекист. - А тогда начнётся.
- Полуэскадрон справится с твоими беглецами, - заносчиво сказал комиссар.
- Если опоздаем, то надо будет все пулеметы выкатывать, хотя и пулемёты не помогут.
Иван Фёдорович нёсся по лесной тропе и думал: "Этот мне сказал, что мы здесь заблудимся. А вот какая дорожка хорошая, натоптанная. Наверняка она идёт к вокзалу". И бежал он радостно навстречу своей судьбе. А солнце всё ниже клонилось к горизонту.
Он не знал, что полуэскадрон уже несётся через мост к Шоссейной улице и будет на вокзале раньше него.
Несколько пулемётных расчётов разворачивались вдоль реки. Руководил ими лично городской комиссар.
- Агафангел! - крикнул комиссар. - Может ребятам сказать, если встретят этих беглецов, пусть сразу их хлопнут. Сторожук мне изрядно уже надоел.
- Ни в коем случае! - взвился чекист. - Беречь как зеницу ока. С приват-доцента вообще пылинки сдувать. Как я его проглядел.
Комиссар сказал успокаивающе:
- Кто же знал, что в нашем городе такое заведётся. У нас университетов нету.
Агафангел сам запрыгнул на коня, пятками сжал животному бока.
- Я на вокзал! - крикнул он. - Авось успею.
Иван Фёдорович вдруг встал посредине леса.
"А кто меня на поезд посадит? Могут не посадить. Как пить дать, откажут. Зря я от Сторожука сбежал".
- Господин Сторожук! Господин Сторожук! - заорал он что есть мочи.
И только тишина. Спустя какое-то время раздался треск, кто-то ломился через кусты. Ломился так мощно, что Ивану Фёдоровичу стало казаться, что это бык, или даже лось. Говаривали, что лоси в окрестностях Курска водятся.
Однако из кустов вылетел Сторожук. Иван Фёдорович полагал. что анархист будет рассержен. Напротив, тот оказался весел:
- Пойдёмте, - махнул рукой Сторожук. - Мы ещё успеваем.
И они затрусили по тропе. Дело шло к закату, тени вытягивались.
- А меня в поезд пустят? - беспокоился Иван Фёдорович.
- Мигом уедете, - крикнул его спутник и припустил бежать быстрее.
У вокзала полуэскадрон выстраивал полукруг.
Один из конников, лет двадцати пяти, сказал чекисту:
- Агафангел, с кем мы воевать собираемся?
- Василий, - отозвался Агафангел Евстафьевич, - тебе воевать ни с кем не надо. Надо задержать двух человек. И задержать аккуратно, не повредив их членов.
- Я тебе не жандарм людей хватать, - возмутился конник. - Я боевой кавалерист и на Румынском фронте ранен был.
- Здесь, товарищ Левоцкий не фронт. Здесь хуже. И это всё ваши старые дружки воду мутят.
- Что же это за дружки такие?
- Анархисты.
- Я с шестнадцатого года большевик, между прочим. А то, что я поперву к анархистам-коммунистам примкнул, так это потому, что они коммунисты!
Но чекист не слушал и отошёл.
Кавалерист Левоцкий сказал товарищу рядом в строю:
- Вот он обезьян, и есть обезьян. Не тот у него фронт.
А Иван Фёдорович и Сторожук уже вышли из лесу к домам.
- Это мы куда вышли? - растерянно спросил Иван Фёдорович.
- Всё очень удачно, - успокоил его Сторожук. Это - Цыганская улица. Пойдёшь налево - Узкая Бахча. А мы сейчас выйдем на Цыганскую на Ямах, и там вокзал.
Тут Сторожук встал, прислушиваясь к конскому ржанию.
- Эге, да и сообразили. Кавалерию подтянули.
- Что такое? - забеспокоился Иван Фёдорович.
- Ловят вас.
- Нас?
- Нет. Именно вас. Я-то им без надобности.
Иван Фёдорович изумился. Подпольщик им без надобности, а бывшего приват-доцента, существо безобидное, ловят.
- Вы же видели, - пояснил Сторожук. - Обезьян меня и пальцем не тронул. Только пальчиком погрозил. А вами вот заинтересовался.
- Да чем я ему помешал?
- О-о! - протянул Строжук. - Вы для него сейчас опасность номер один.
Развивать мысль он не стал, а только сказал решительно:
- Не возьмёшь. Вы должны сесть на поезд. Мы обойдём их.
Они перебежали через железнодорожные пути и пошли по направлению к каким-то техническим постройкам. Солнце уже заходило за гору, на которой стоял Курск. Иван Фёдорович и Сторожук шли между рядами одноэтажных длинных домов: то ли складов, то ли ремонтных мастерских. Людей не было видно. От западного ряда построек тянулись длинные тени. А вот восточная сторона была освещена закатным солнцем. Сторожук всё время смещался в густую тень, а Ивана Фёдоровича тянуло на освещённое место. Умом он понимал, что выходить на свет, значит дать себя заметить. Но тень была ему противна. Освещённые строения выглядели гостеприимными. В одном месте даже дверь была приоткрыта, как бы приглашая зайти в гости. Но Иван Фёдорович жался к стене, укутанную в густую холодную тень. И, казалось, стена шептала ему: "Не выходи на свет. Не выходи".
Скрип заставил Ивана Фёдоровича вздрогнуть. Сторожук открыл дверь в стене и дал знак зайти внутрь.
Они оказались в комнатке, где на вешалке висели какие-то одежды, а у пыльного окна стоял стол с парой конторских журналов и металлическим чайником, впрочем, совершенно остывшим.
Тут Сторожук сильно удивил Ивана Фёдоровича. Он стянул с себя балахон и остался в ладной гимнастёрке с кобурой на боку. Пятернёй анархист ловко пригладил волосы на голове и бороду, и вид приобрёл совершенно иной. Это был солдат-ветеран.
Ивану Фёдоровичу Сторожук протянул снятую с вешалки форменную железнодорожную тужурку.
- Снимайте ваше пальто! Будете обходчиком, а я вас сопровождаю как охрана. Такого они не ждут, и мы пройдём до состава.
Одетого в железнодорожную форму Ивана Фёдоровича Сторожук вооружил ко всему ручным фонарём с красным стеклом и молотком на длинной ручке.
- А что мне с этим делать? - растерянно спросил Иван Фёдорович.
- Да ничего. До поезда дойти. В вагоне потом всем скажете, что едете с ними на случай аварии, и потом молчите. Так до Москвы доедете.
Они покинули здание и дошли до железнодорожных путей. Вдали был виден хвост состава.
- Идём спокойно, - сказал Сторожук. - Мы же на службе. Не выдаём себя торопливостью.
Они шагали по шпалам. Иван Фёдорович видел несколько всадников на конях, стоящих к ним спиной. Один конник повернул голову, Сторожук приветливо махнул ему. Конник кивнул в ответ головой. Стоящий в строю рядом Василий Левоцкий бросил взгляд туда, куда посмотрел его товарищ.
Товарищ сказал:
- Обходчик со стрелком пошли. Скоро отправка.
- Да побыстрее бы, - проворчал Левоцкий. - И мы тогда по домам пойдём.
Он смотрел на заходящее солнце и думал о чём-то своём.
Последний вагон был всё ближе. Сторожук поучал:
- Вы в вагон сразу не заходите. А встаньте у двери на ступенечки, только с правой стороны. С левой вас с перрона начальник станции увидит, или начальник поезда. А здесь будете стоять, никто внимание не обратит. Даже если из вагона увидят, то решат, что вы там стали по службе. А пойдёт поезд, тогда внутрь заходите.
- А в какое купе мне идти? - спросил Иван Фёдорович.
Сторожук улыбнулся:
- Чать, не первым классом поедете. Там скамейки. Сядьте в сторонке, подальше от других и езжайте.
Иван Фёдорович дошёл до вагона, встал на подножку. Солнце было с другой стороны вагона, да уже и село почти, поэтому стоял он в полутьме. Сторожук помахал ему на прощание.
И тут встряхнул головой красный конник Левоцкий:
- Где эти дорожник с охранником? Вспомнил, где я его видел. Это же Сторожук! Агафангел! Обезьян! Сторожук здесь.
Иван Фёдорович, услышав крики, тревожно обернулся к Сторожуку и увидел, как тот, с прежней доброй улыбкой на лице, держит в руке наган. Кобура была раскрыта. Сторожук провёл барабаном по рукаву, он несколько раз щёлкнул. Сторожук поднял руку и собрался стрелять.
Раздался свисток дежурного по вокзалу, паровоз свистнул и выпустил пары, вот-вот тронется. Иван Фёдорович слышал, что где-то бегут люди и скачут кони. Он понимал, что спасти его они не успеют.
И тут рельсы, между которыми стоял анархист, резко сошлись, рубанув Сторожука по щиколоткам. Сторожук дико закричал, оседая. Попытался ещё раз поднять револьвер, но теперь рельсы широко разошлись, а вверх взвилась шпала, с силой ударив Сторожука снизу по подобродку и обрушивая на землю.
Поезд тронулся, а Ивана Фёдоровича подбежавший чекист сдёрнул с подножки на землю и сказал:
- Игры кончились. Кончено.
За окном уже светало, Иван Фёдорович всё ещё сидел в кабинете чекиста, рассказывая ему свои злоключения и поражаясь событиям прошедшего дня.
- Что это было? Что? - выкрикнул он в итоге.
Агафангел Евстафьевич усмехнулся.
- А вы мне поверите?
Иван Фёдорович потёр покрасневшие глаза и сказал:
- Я, наверное, готов принять всё что угодно.
- Вы прошли точку "Ноль". К счастью, остались живы. К счастью для вас и к неописуемому счастью для нас.
- Сторожук сказал, что я вам враг.
- Не враг. Вы являли собой опасность, но не были врагом. А вот Сторожук - враг. Враг умный, хитрый, много знающий. Анархисты у нас весной взяли власть в городе и удерживали пару недель. Потом мы их прогнали. Это исторический процесс, будущего у них не было. Так они решили вопрос повернуть по-другому. Через точку "Ноль".
- Да что же это за точка "Ноль"? - не выдержал Иван Фёдорович.
- Момент перехода из Яви в Навь. Явь - реальность. Навь - потусторонний мир, мир усопших, мир злых духов.
- Вы в это верите? - поразился Иван Фёдорович. - Вы же коммунист и должны быть атеистом.
- Я коммунист и потому материалист. Явь и Навь - объективная реальность, данная нам в ощущение. Я знаю их, это моя работа. Сторожук хотел пропустить в наш город Навь, зло.