Аничкина Анна : другие произведения.

Шестьдесят первый

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Шестьдесят первый.
  
   Отец звонил раз в год - перед Новым годом.
  
  - Вить, я взял билет на Елку. Третьего в одиннадцать тридцать у входа в "Россию". Эта Елка последняя: "Россию" сносят, так что, можно сказать, - исторический момент.
  - Пап, Ольке уже десять. Сколько можно по Елкам ходить.
  - Так я и говорю: в последний раз.
  
   Пока Олька водила хороводы вокруг синтетического дерева, отец и сын грелись в маленькой забегаловке в Лубянском проезде.
   Кафе "Аист" как чудом сохранившаяся открытка из прошлой жизни. Открываешь - и ахаешь: высокие, до груди столы с обязательным набором - соль, перец, горчица. В меню, прибитом к облезлой двери туалета, сосиски, фиолетовый винегрет, венгерские маринованные огурцы и бутерброды с "колбасой в/к".
  
   Взяли два по двести, заесть в ассортименте и расположились у широкого окна с подмороженным видом на бывший ЦК КПСС.
  
   Выпили за встречу.
  - Бодрит, - улыбнулся старик. - Водочка всегда бодрит. Я помню, как ром в первый раз попробовал на Новый год. Выпил что-то приятное и уснул. Так и встретил шестьдесят первый.
   Мы всегда постоянной компанией собирались: Венька, секретарь комитета комсомола факультета, помер от рака пару лет назад; Костик, москвич, у него патефон был и пластинки, танцы на этаже устраивал, сейчас в Бонне живет; Левка-поэт - что делал на строительном - непонятно. Играли в преферанс по полкопеечки за вист. Винище покупали. Водку не пили тогда. А тут ром - я и выключился.
  
   Выпили за здоровье в Новом году.
  
  - Мы тогда вышли на последнюю сессию. Помню, в январе еще учились. Приходим, а в вестибюле плакат в полстены: пал жертвой тайного империалистического заговора - и портрет негра в очках, физик-лирик типичный. Срочно комсомольское собрание. Я комсоргом был. Слова, понимаешь, разные, гневное осуждение. Нужны выступающие. А Левка - он нормальным человечьим языком говорить не мог: его все на рифму тянуло - тут как тут и давай с кафедры:
  Слушайте, народы!
  Пламенный Лумумба
  В сердце поколений
  Вечно будет жить.
  Империалистам,
  Хоть пришло на ум бы,
  Зарево свободы
  Им не потушить.
  
   Старик снял кепку, пригладил на вспотевшей лысине редкие волосы.
  
  - В аудитории профессор еще оставался. Бумажки свои собирал. Он после этих строк обмяк как-то и пропал под кафедрой. Левка некоторое время махал руками и очками блестел, а мы, как под Мессингом, в едином, так сказать, порыве ловили его чеканные строки.
   Левка директором завода стал. Тоже лет десять как уже нет.
  
   Помянули Левку с Венькой.
  
  - Мы в апреле на диплом вышли. Дипломный зал высотой метров пять. У каждого свой стол. Чертили как заводные. Помню, яркий день такой был - солнце вовсю. В зал вбегает Венька, орет: человек в космосе! Мы повскакивали с мест, через окна выскочили в институтский скверик. Сначала у всех состояние испуга, все находились в каком-то недоумении: что, как? Потом чувство радости, восторга, я бы сказал. Разрывало от восторга! Вроде каждый сам по себе и вроде все вместе. Я так больше никогда не волновался. На День Победы и когда Гагарин полетел. Все!
  
   Диплом защитили - новая жизнь. Второй раз твоей матери предложение сделал. Первый раз отлуп получил - она очень строгая была, а второй раз согласилась. Совершила, конечно, ошибку, - хохотнул старик, - но заново ведь не проживешь.
  
   Подали заявление. У нас шестнадцатого сентября свадьба, а первого получаю повестку: явиться с вещмешком. Под Карибский кризис решили лишку мобилизовать. Те, кто поумнее, в Минобороны уходили, чтобы не служить, а я техником в дистанцию пути. Настроение, прямо скажу, паршивое. Вот, казалось бы, живи, плодись и размножайся, но в этот раз, пардон, не для вас.
  
   Анекдот в то время такой ходил: "Американские агрессоры вмешиваются во внутреннюю политику Советского Союза во всем мире". Мы на Кубе ракеты поставили, заряженные коммунистическими идеями. Кроме идей, ничего предложить не могли - у самих жопа голая была.
  
   Меня будущий тесть отбил. Кстати, и жопу в буквальном смысле помог прикрыть: я его брюки два года, не снимая, носил.
  
   Взяли еще по сто.
  
  - Давай, Витенька, за твою мать. Она жила со мной как умела. И в том, что не сложилось, не ее вина. У меня тогда никаких перспектив не было. Работал как проклятый. Ну, в конце недели нужно было размагнититься, а мать твоя - молодая была, дурочка - не понимала, потерпеть немножко не захотела. Не сложилось... Давай за нее.
  
   Чокнулись. Выпили.
  
  - Пап, за Олькой пора. Не увидит меня - нервничать будет. Она, хотя с виду здоровая, но совсем ребенок еще. Пойдем.
  - Да, Витюш, на посошок - и пойдем.
  
  
   Старик надел кепку.
  
  - Хорошо здесь. К душевному разговору располагает. Не люблю я современных интерьеров. Даже заходить туда боюсь. Раньше у меня свои места были: тут сбоку возле церкви - рыбная, вонючая ужасно, грязная, покрашена суриком, пол прогнивший, но коньяк там был всегда: стаканами наливали. А на Народной рюмочная! А угол Пушкинской и Столешникова! "Ямой" называлась...
  
   Глаза старика заблестели.
  
  - И в кафе на Трубной золотые трубы, -
  Только мы входили, - обращались к нам:
  Здравствуйте, пожалуйста, проходите, Люба!
  Оставайтесь с нами, Любка Фейгельман.
  - Это тоже Левка?
  - Это, Витенька, Ярослав Смеляков, советский поэт. Так вот на Трубной, слева от Минобразования, туалеты и там рядышком - "Голубой Дунай". На месте Иностранки такой же "Дунай" стоял. Чудо! Не рассказать! Пиво свежайшее.
   Были еще автопоилки. Напротив Рогожского, например, сараюшко стоял, а внутри автомат - вершина технического прогресса. Опускаешь двадцать копеек (это, естественно, после реформы шестьдесят первого) - и портвейн, еще двадцать - и опять портвейн. Песня!
  - Пап, идем.
  - Да, сынок, да...
  
   Они вышли на улицу и потихоньку двинулись мимо солунских братьев к китайгородской стене.
  
  - Олю от меня поцелуй.
  - Пока, пап. Звони.
  
   Старик спустился в переход и, обернувшись, взмахнул рукой, но наверху уже никого не было.
  
   Утром следующего дня Витя стоял у окошка бюро ритуальных услуг Склифа.
  - Ваш паспорт, пожалуйста, - четко проговорила девушка в черном. - Фамилия покойного.
  - Суворин Борис Васильевич.
  - Когда поступил? - спросила девушка, открывая журнал учета.
  - Вчера днем.
  - Минуточку, - девушка водила по острым строчкам розовым пальцем, - год только начался,- словно жалуясь, продолжала она, - а уже столько народу... Вот... Шестьдесят первый...
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"