Драку на больничной лестнице напротив нашего отделения действительно начала Бастинда. И даже синяк под глазом Лукониной поставила. Ритка, вообще-то, умеет за себя постоять, все-таки с трудными подростками работает. Однако в этот раз особо не старалась ни нападать, ни отбиваться. В самом деле, не лупить же потенциальную свекровь!
- Это ты виновата! - объявила мне Луконина, когда я следующим утром нагрянула к ней домой. Подруга, кривя губы от стыда и отчаянья, как раз разглядывала боевую рану перед зеркалом в прихожей. - Я слышала, как Алла Сергеевна сказала Виктору Валерьяновичу, что из-за тебя свой мобильный в ванной утопила. Потому и взяла старый Вовин. А там наши фотки и смс-ки с сердечками. Конечно, она их не сразу нашла. А как по заказу - вчера!
- Гадость, - прошипела я, морщась. Представилась картинка с вкладыша к жвачке из моего отрочества - кукольная парочка сливается в страстном поцелуе, а в разные стороны разлетаются маленькие сердечки. Подавив приступ тошноты и вспомнив отчетливый бульк, пришедший на смену вою раненной гиены, я постучала себя по лбу. - Я-то тут с какого бока? Бастинда в ванной от папы пряталась. Можешь с обвинениями к нему топать. И вообще, рано или поздно ваши отношения все равно бы рассекретили.
- Да! - сердито зыркнуло на меня Риткино отражение - одним здоровым глазом, другим заплывшим под ярко-синим веком. - Но тогда бы рядом был Вова, и мне бы не пришлось отдуваться в одиночестве!
- Я и не знала, что вздернутый нос у нас рыцарь без страха и упрека.
- Ты действительно его не знаешь, Саша, - взгляд Лукониной превратился в по-настоящему гневный. - Ты всегда относилась к нему предвзято. Видела лишь сына мачехи, а не личность.
Я расхохоталась, не смогла удержаться. Вова - личность! Держите меня семеро!
- Послушай, Рита...
- Нет, это ты послушай, эгоистка непроходимая, - подруга, наконец, отвернулась от зеркала. - И не перебивай! - потребовала она, садясь на тумбочку. - Ты жила в родном доме. С тобой все родственники носились, как с куклой фарфоровой. И отец, и бабка. А дед вообще каждую пылинку сдувал, любой каприз исполнял в два счета! Хочет Саша луну - пожалуйста! С Вовой все было наоборот. Твоя родня не обрадовалась его появлению. Он всегда был ребенком второго сорта. Его игнорировали и недолюбливали.
- Папа его усыновил, - возразила я, нагло взобравшись на стиральную машину, чтобы сидеть напротив Риты.
- Ничего не значащая бумага, - Луконина устало потерла лоб. - На деле были лишь завышенные требования. И бесконечные слова - ты должен, должен, должен! Чтобы стать полноценным членом столь уважаемой семьи. Вспомни, а от тебя хоть раз требовали хороших оценок? Ты до выпускного класса была раздолбайкой. И ничего! Никто не паниковал. Если бы не та авария, еще неизвестно, что бы из тебя вышло.
- Ты это сама придумала, психолог наш гениальный, или Вовочка поведал? - меня захлестнуло раздражение. Как смеет Луконина говорить в таком тоне. И о семье, и о моем прошлом! - Вова всё получал на блюдечке! И работу, и карьеру! Бери, не хочу!
- А если он и впрямь не хотел? - Рита попыталась выразительно приподнять брови и охнула от боли. - Вове никогда не была интересна работа в вашей фирме. Он делал то, что хотел Виктор Валерьянович. Хорошо делал. Только срывался иногда. Но все эти "закидоны" - попытка сбежать. У каждого свои способы прятать голову в песок.
- Хватит! - я спрыгнула на пол. - Заканчивай профессиональную болтовню. Я в жизни не поверю в Вовины душевные стенания. Потому что знаю его лучше, чем ты. Держи, - я вытащила из сумки упаковку с разработкой семейной фирмы - почти волшебной мазью. - Это мой профессиональный подарок - в разы лучше твоих психологических заморочек. Снимает синяки и отеки за несколько часов. Пользуйся.
Мне стало неловко за свое поведение, едва я вышла из Риткиного подъезда, но возвращаться и извиняться не стала. Потому что в душе продолжал кипеть гнев. Не только из-за разговоров о Вове. Чаща терпения переполнилась в тот миг, когда Луконина упомянула аварию.
Ты столько обо мне не знаешь, лучшая подруга! Думаешь, это трагедия на мосту и кома изменили меня. Совершили перезагрузку, превратив вздорного подростка в здравомыслящую девушку. Ошибаешься. В моей жизни есть огромная прореха, которую ты даже не замечаешь. Не видишь. Не чувствуешь. Как же в таком случае ты смеешь утверждать, что разгадала Вову? Хотя чему я удивляюсь? Коли перед тобой пустышка, остается самой придумать глубину и поверить выдумке.
Нет, я не злая. Умею быть честной с собой. Вернее, специально этому училась. Поэтому на целый миг попыталась допустить, что в Ритиных словах есть здравое зерно. И не смогла. Хоть убейте, не верила я в Вовочкин чувственный внутренний мир. Вздернутый нос всегда был зазнайкой и кривлякой, держащийся за материнскую юбку. Нравится Лукониной видеть в моем сводном брате трагического героя - отлично! Пускай это будет ее личной катастрофой.
Я включила в машине спокойную музыку. Специально возила с собой с десяток романтических сборников, умиротворяюще действующих на взвинченный рассудок. Открыла окна. Кажется, сегодня будет дождь. Иначе зачем разгулялся ветер? Как приятны прохладные порывы после трех недель жары, ни на миг не ослабляющей липкие щупальца. Выехав из Риткиного двора на оживленную магистраль, я приказала расслабиться натянутым гитарной струной нервам. Впереди длинный день и, вероятно, ночь, злая на меня Света и встреча с мальчиком Борей, желающим показать что-то очень важное. Конечно, при условии что Кондратьев пустит меня в Поток. Вчера подобного желания он не демонстрировал. Только косился, будто это я виновата, что его "напарнице" приспичило ударяться в слезы.
А, может, Тимофеева не явится сегодня? Людям свойственно верить в чудеса, даже если голова понимает, что им не суждено случиться.
- Света хочет с вами объясниться, - огорошил заведующий на пороге отделения, будто караулил. - Идите в мой кабинет. И не давите на нее. Для своего же блага.
- Иначе что? Палкой меня отлупит? Или Каспера натравит? - спокойное настроение, созданное романтической музыкой, улетучилось вмиг.
Доктор предпочел воздержаться от комментариев. Только крякнул что-то неодобрительное и засеменил прочь.
- Здравствуй, Саша, - тихо, без эмоций, поприветствовала Света еще до того, как я успела открыть рот.
Она сидела лицом к окну. Можно было бы подумать, что любуется видом, если не знать о слепоте. Собака-поводырь привычно лежала у ног, демонстрируя покорность и заботу. На мгновение у меня сжалось сердце. Почудился в хрупкой фигурке надлом и глубокая печаль. Но я прогнала сочувствие и попыталась перейти на деловые рельсы.
- Как ты поняла, что это я?
- Ты передвигаешься стремительным галопом, - пояснила девушка без тени насмешки. - У каждого человека особая манера ходьбы. Ты все время бежишь, словно опоздать боишься. Павел Семенович ходит размеренно, а когда волнуется или сердится, ускоряется, но шаги становятся мелкими, частыми. У Любы очень тихая, кошачья походка. Она неосознанно старается не тревожить пациентов, словно тишина и покой способны им помочь.
- Зачем позвала?
- Извиниться. И объяснить. Я... - она запнулась, а потом зачастила, словно боялась сбиться. - Я признаю, что вчера повела себя глупо. По-детски. Но ты не понимаешь. Не представляешь, каково это. Существовать. А жить только там - в Потоке. Несколько минут дышать полной грудью, а потом ждать, когда они снова наступят.
- Но это неправильно! - простонала я, присаживаясь на краешек Кондратьевского стола. - Ты себя слышишь, Свет? Жить в Потоке? Он - подделка, помнишь?
- Для тебя, - сердито засопела она. - Потому что ты живешь полноценной жизнью. А у меня есть только темная комната, из которой никогда не выйти. Помнишь мой Страх? Он оказался реальностью. Его не победить.
- А Дмитрий? - рубанула я с плеча. - Как он вписывается в твою картину мира?
- Он - мой! Это всё, что тебе следует помнить. Не смей на него зариться! - мягкие черты лица исказила гримаса ярости.
- Это безумие, не находишь? - я продолжила попытку переговоров со стеной. - Он даже не знает о твоем существовании.
- Зачем? - плаксиво поинтересовалась Света, задрожав. Злость молниеносно сменилась выражением смертельного отчаянья. - Зачем ты это делаешь? Неужели, не понимаешь? Он - моё чудо. Моё! Тебе столько дала судьба, Саша. Но ты хочешь забрать то единственное, что необходимо мне, сильнее воздуха. Пытаешься убить мою мечту.
- Света! - возмутилась я, негодуя от того, сколько злодеяний мне пытаются приписать.
- Я говорю, как есть. Я видела тебя с ним. Ты хочешь его забрать. Но ведь я первая его встретила. До того, как ты вернулась в Поток. Это моё чудо, не твоё! Ты же хороший человек, Саша. Ты рискуешь жизнью, чтобы помогать людям. Зачем же пытаешься причинить боль другу?
- Это нечестно, - прошептала я, понимая, что мои бастионы рушатся под натиском чужого горя.
- Не отнимай его, Саша, - Света заплакала. Неловко. Но надрывно. - Пообещай, что не сделаешь этого. Дай слово!
И я подчинилась. Не смогла дальше терпеть эту пытку. Ведь, наверное, Света права. Своим вмешательством я беспощадно разрушаю ее сказку. Пусть и нереальную. Тем более, с моей стороны глупо всерьез рассчитывать на отношения с призраком, который в нашем мире может оказаться, совсем не таким, каким демонстрировал Поток. А Света готова принимать ситуация, как есть, не смея надеяться на большее. Все правильно. Но тогда почему на душе такая горечь? Отчего невыносимо хочется кинуться обратно к слепой девушке и крикнуть ей в лицо, что я передумала?
Остаток дня прошел в тумане. Очнулась я лишь ночью, шагнув в закольцованный мир через Вову. Постаралась не задерживать взгляд на лице сводного брата, чтобы снова не начать думать о Ритиных утренних словах.
Пляж встретил ярким светом и свежестью. Кожу лизнуло не обременяющее мягкое тепло.
- Рыжик, - я уткнулась в лошадиную шею, внезапно почувствовав неимоверную усталость. Захотелось расплакаться, пожаловаться на всех обидчиков. Но слезы не пришли. Я просто стояла, не шевелясь, и молчала. Не пытался шелохнуться и конь. Ждал. Момента, когда я буду готова работать. Успокоившись и собравшись с мыслями, я заглянула в черные блестящие глаза. - Поможешь найти Борю?
Рыжик кивнул и дунул в лицо. Мол, какие печали, подруга? Помогу, чем смогу.
Отчего-то полет не доставил привычных неудобств. Хотя и длился невероятно долго. Словно после грохота пресловутой пушки мы летели сквозь время и пространство. В поисках нужной эпохи. Рыжик парил легко, напоминая зависшего в небесах орла. Я сидела спокойно, позабыв о высоте и опасности. Появилось чувство, что крылатый конь никогда не позволит мне разбиться.
Впрочем, и падать было некуда. Под нами распласталась бесконечность. С серебряными звездами на фиолетовом фоне. Никакой земли под копытами. Ни травы. Ни надоедливых Поточных полей всевозможных форм и раскрасок. Только необъятный космос. Не пугающий, нет. Величественный. Конь несся внутри него, как древнее мифическое божество, неизменный спутник седой вечности.
Нужный слой появился в тот миг, когда я перестала ждать и просто наслаждалась полетом, представляя себя со стороны - рыжеволосую девушку на почти такого же цвета крылатой лошади. Истерзанная горячим солнцем пустыня вырвалась из чрева небытия и бросил Рыжику под копыта. Те стремительно ударились в песок и скрылись в нем, вынудив коня пошатнуться. Я поспешила спуститься, чтобы облегчить крылатому другу задачу, но стрелой сиганула обратно - босые ноги обожгло огнем.
- Рыжик, ты уверен, что мальчик здесь? - вопрос прозвучал до омерзения плаксиво. Нет, вообще-то я очень люблю жаркую погоду. Но не пекло же! - Какой смысл ему торчать на раскаленном песке?
- В любой пустыне есть оазисы, - разочарованно протянул детский голосок позади. - Просто вы почему-то не хотите замечать очевидных вещей.
Он действительно оказался на этом адском слое. Странный молчаливый мальчик Боря. С блеклыми светлыми волосами и завораживающими серыми глазами. Стоял в белой длинной рубахе и, щурясь, разглядывал моё лицо. Я невольно перевела взгляд на его ноги и с ужасом обнаружила, что и он без обуви. Неужели жар от песка не причиняет боли?
- Нет, - ответил Боря на немой вопрос. - Это вы в пустыне, Александра Викторовна. Я внутри оазиса. Здесь свежо и легко. Дайте руку и спускайтесь с лошади. Не бойтесь, горячо не будет.
- Я попаду в твой оазис? - я постаралась придать голосу шутливую интонацию, потому что стало вдруг не по себе. Сегодня мальчик, которому на вид было от силы лет двенадцать, показался значительно старше. В красивых глазах я увидела жизненный опыт. Как шесть лет назад в Варвариных. Может, и этот юный пленник Потока сумел вспомнить, кем является в реальном мире?
- Не попадете, - мотнул он головой и спрятал глаза, едва я заглянула в них. - Вы пока не хотите видеть полутона. Мы перейдем на другой Слой. Особенный. Тот, что показывает детали, которые мы игнорируем. И параллельное время.
Что-то в его голосе подсказало, что сейчас не стоит переспрашивать. Хотя последняя фраза заставила подпрыгнуть и перекувыркнуться сердце. Было в этих двух словах нечто совершенно неправильное и крайне опасное. Приготовившись вновь испытать боль от пережаренного песка, я подала руку Боре и слезла с лошади. Удивительно, но ступни и почти не почувствовали жара, зато кое-что ощутила ладонь - трепет мальчишеских пальцев. Несмотря на уверенную речь, он явно нервничал. Впрочем, ребенок собирался показать нечто запрещенное. Кто знает, чем аукнется затея? Наверное, я бы и сама могла испугаться. Однако Поток перестал вызывать страх, лишь раздражение и злость.
- Закройте глаза, - попросил мальчик мягко. - Иначе комната с экранами не придет. Она является не часто. И только тем, кому ее подсказки действительно необходимы. Думаю, вы первая на очереди.
- Определенно, - пробормотала я под нос, крепко сжимая веки. Что ж, я получила еще одно доказательство, что Боря не столь юн, как кажется на вид.
Для перехода на таинственный слой не потребовалось грохота пушки. Он втянул нас в себя в полной тишине. Или же просто просочился под ногами - точно не знаю. Но когда я открыла глаза, упомянутые мальчиком экраны находились перед нами. Вернее, вокруг нас. Всего четыре. По одному на каждой стене. Большие - от белого пола до небесного потолка.
Вдоль позвоночника прошел ток, на миг задержался в области затылка и растворился, оставив ощущение абсолютной пустоты в голове. Словно оттуда выкачали все мысли, все светлые воспоминания, сохранив лишь глубокую печаль. Точно такую же, что не покидала меня на протяжении первой зимы после выхода из комы. Когда я бесконечно думала о Варе.
Почему те ощущения вернулись сейчас - на этом странном зеркальном слое? Да потому что со всех четырех экранов на меня смотрела она - хрупка юная балерина, несправедливо лишенная возможности делать то, что умела лучше всего в жизни. Зеркала показали даже сразу четыре Варвары - из разных эпизодов нашего совместного путешествия шесть лет назад. И каждая из них была столь реальной, что на глаза навернулись слезы.
Одна стояла на туманном поле в голубом до колен платье и загибала пальцы на правой руке, что-то перечисляя нараспев. Впрочем, я знала что именно - события утра, из которого (как считала Варя) она попала в Поток. Сейчас я бы не смогла назвать все пункты, но точно помнила, что там фигурировала соседская болонка. Вторая Варвара сидела на полу в комнате с жуткими обшарпанными стенами - будто не краску содрали или обои, а настоящую живую кожу. Слипшиеся ресницы девушки дрожали, как намокшие крылья бабочки, щеки раскрасили черные дорожки. Она боялась. Не хотела знать, что скрывает шестая комната. Предчувствовала беду. Третья балерина сосредоточенно вчитывалась в длинный пергамент, машинально отмахиваясь от упитанного гнома в синей рубаке, настойчиво тянущего ее за подол. Четвертая... Нет! Я не стала смотреть на четвертую. Ибо там был лебедь. Прекрасный. Величественный. Но несущий в прощальном танце столько трагизма и горечи, что отчаянно хотелось кричать.
- Это то, что мне должны подсказать? - спросила я у Бори хрипло, через силу.
- Нет, - он робко потупил взгляд и замотал головой. - Самое важное начнется, когда я уйду. В чужом присутствии это не работает. А пока... пока экраны нащупывают те воспоминания, что вызывают вашу грусть.
- Откуда ты все это знаешь? И кто ты? На самом деле? - на мальчика я не смотрела, глаза впились в лицо балерины. Той Вари, что вспоминала, как исхитрилась оказаться в странном закольцованном мире. Глаза приклеились к ней, словно я пыталась насмотреться на всю оставшуюся жизнь.
- Вы же понимаете, что я не могу ответить, - извиняющаяся интонация прозвучала не явно, но я ее уловила. Однако не стала давить. Не сейчас. И не здесь.
- Что именно я должна буду делать, когда ты уйдешь?
- Ничего. Все получится само собой. Максимум слой может дать три подсказки.
- Три желания? Как в сказке? - невольно усмехнулась я, представив хитрого джина, всегда действующего, прежде всего, в собственных интересах.
- Возможно, - Боря расслабился и позволил себе улыбнуться. Я, по-прежнему, не смотрела на него, но почувствовала, что улыбка получилась мягкой и недетской. - Постарайтесь сразу не раздумывать над тем, что тут покажут. Запоминайте детали. На их интерпретацию время еще будет, - мальчик взял меня за руку, пытаясь заставить обернуться. - И, Александра Викторовна, не жалейте мертвых. Думайте о живых.
А потом он разжал пальцы, сомкнул веки и растворился вмиг, будто и не стоял тут вовсе. Комната только этого и ждала - погрузила меня в кромешную тьму, чтобы несколько секунд спустя снова позволить экранам включиться. Но уже с другой картинкой. Иной историей из прошлого.
Они не появились сразу. Четыре человека на поле. Краски выплескивались на зеркало постепенно. Разноцветные ручейки рисовали затейливые узоры и только потом сливались в единое целое. Это напомнило рождение "рисунков" на стене в пустой комнате, где мы ночевали с Варей и Михаилом. Поэтому я не слишком удивилась, когда узнала людей. Наверное, ожидала увидеть их - моих первых спутников. Несколько обескуражило лишь наличие рядом меня самой и нашего неприятеля - Василия Петровича. Пусть в тот момент мы и считали его, если не союзником, то другом по несчастью - точно.
Я неплохо помнила тот разговор. Состоявшийся после побега Егорки верхом на Рыжике. Поэтому совершенно не представляла, отчего странной комнате понадобилось показать именно этот миг из моего первого путешествия по Потоку. Что такого важного следовало увидеть? Понять?
Какими же мы были растерянными. Со стороны. Варя сурово сводила брови, но дрожащие пальцы выдавали страх. Михаил даже не пытался хорохориться. А я... я выглядела так, будто только и жду, чтобы дать деру. Куда? Да без разницы. Лишь бы подальше от бесконечных полей и подмигивающих нарисованными глазами клоунов. Зато старик явно солировал. Чувствовал себя спасителем-поводырем. И почему мы не заметили тогда, что морщинистое лицо импозантного деда не выражало сочувствия? Неужели, настолько хотели ему верить...
- Что же делать? - разрезал тишину пронзительно-звонкий голос Варвары, вынудил сердце свернуться калачиком от нереальной грусти.
Старик в ответ заговорил наставительно, наслаждаясь ролью.
- Никогда не забывать истину. Поток - подделка. Настоящие здесь лишь мы. Все остальное иллюзия, которую реально разорвать, как паутину.
- Подделка?! - восклицание Михаила вызвало у меня легкую улыбку. Можно было не смотреть на экран. Я прекрасно помнила выражение его лица - обиженно-недоуменное. - А как же летящая, в смысле летающая лошадь? Она вполне реальная!
Василий Петрович продолжил объяснения, качая головой в так речи. О Егоре и причинах, заставляющих мальчика любить закольцованный мир больше реального.
- Так думают многие.
- Только не вы? - мой собственный вопрос вызвал у меня толику гордости. Не за суть. За тон, которым был задан. В шестнадцатилетней девочке, всю жизнь плывущей по течению, просыпалось желание действовать и самостоятельно управлять собственной судьбой.
- Не я, - кивнул дед, и мне почудилось, что ему стало грустно всерьез. - Оглянитесь вокруг. Здесь все искусственное, не совсем живое. А настоящее все еще где-то там, за чертой, и я мечтаю туда попасть. В отличие от мальчика Егора, мне есть ради чего возвращаться. Да, я старый человек, много повидал, поездил по свету. Некоторые считают, мне и умирать не жалко. Но так сложилось, что мне до сих пор не довелось стать дедом. Это случится через несколько месяцев. Считайте меня сентиментальным стариком, но я мечтаю понянчить внука.
Погасла картинка внезапно. Я даже вздрогнула от неожиданности. Голову пронзила глупая мысль, что кусочек прошлого поглотила Пелена. И пока на ровной зеркальной поверхности набирали силу новые краски, попыталась проанализировать обрывок разговора с дедом. Потому что смотреть на цветные ручейки стало противно. Верх идиотизма, скажете вы, но мне отчего-то подумалось, что для этой странной комнаты создание картин прошлого - игра. В конце концов, если кто-то действительно хотел бы помочь, можно было сказать прямо, а не устраивать шарады.
Какая же именно деталь самая важная в только что показанном событии? В том, что Поток подделка, в отличие от той же Светы, я никогда не сомневалась. С первого дня отказывалась здесь обживаться, даже убежище создала недавно. И то лишь для того, чтобы защититься от недругов, крадущих чужие тела. Рассказ о семье? Не верю! Не стал бы дед обнажать душу перед незнакомцами, которых впоследствии собирался использовать для собственных целей. Тогда что? Что?!
Ручейки, наконец, закончили заниматься изобразительным искусством. Замерли, соединившись в новом полотне. Но показали не людей. А место. Я смотрела на аккуратные клумбы и грядки, обнесенные цветными кирпичиками, на сочные наливные яблоки из сказки на могучих раскидистых ветвях, а фоном звучал детский девичий голос, в котором восхищение перемешивалось с тоской.
- Тень уводит детей в большой сад. Там много цветов, высоких деревьев. На самом большом висят веревочные качели. А в глубине сада стоит красивый зеленый домик с голубой крышей. Мне там очень понравилось. Было чувство, словно больше никогда не случиться ничего плохого. А потом...Потом Тень поняла, что я не та, кого она ищет, и отправила меня обратно...
Да, я помнила, какие мысли вызвало Светино убежище, позаимствованное у Тени, обманом уводящей детей. О, да! Ее дурману невозможно сопротивляться. Я и сама попала под гипнотическое влияние энергетического сгустка и готова была отправиться за ним хоть на край вселенной. И ушла бы, не появись Света.
На этот раз мне не дали толком обдумать увиденное. Лишь плечами успела пожать, мол, причем тут Тень. С той встречи в парке с фонтаном, в котором искупал меня злокозненный клоун, я ни разу не сталкивалась со странным воплощением Потока и даже не слышала о нем. Краски, будто почувствовали мою неприязнь, и не стали тратить время на разбег. Соткали новое воспоминание за считанные секунды, показав пустой слой, куда мы проводили Михаила для встречи с Перепутьями.
Там было нереально тихо. Бетонный пол и потолок, как на подземной стоянке, только без машин. Ничего. Никого. Пусто. И безжизненно.
- Тогда почему ко мне никто не являлся? - возмутился Михаил, надулся и обиженно покосился в мою сторону. Ах да! Я кажется только что поведала спутникам про дурацкую надувную куклу, вечно являющуюся не к месту. Вернее, вынуждена была объяснять, ибо имела глупость проговориться о галлюцинациях.
- Возможно, время для встречи не пришло, а, может, ты попал в Поток по ошибке, - отрезала Злата Васильевна. Еще настоящая. Надо же, а я и забыла, что она была мастерицей темнить и недоговаривать. - Я встречала лишь двоих людей, так и не нашедших Перепутья.
Михаил не стал спорить, а Света беззвучно хихикнула и наклонилась к уху моего шестнадцатилетнего двойника. Сейчас я не могла слышать слов девочки, но, глядя на шевелящиеся детские губы вспомнила, что именно она мне тогда сказала:
- Один из них Василий Петрович...
Картина снова растворилась, затянулась чернотой, как покрывалом или, лучше сказать, ширмой, а я все стояла и стояла, не шевелясь. Потому что в эпизоде из прошлого сумела вычленить нечто очень важное.
Один их них. Только один из них! Значит, был второй! Сообщник. Но кто, боже праведный?! Мальчик Боря? Загадочный Дмитрий? А, может, мы вообще ни разу не встречались с ним... О, да! Точно! Удобнее всего отводить подозрения от сероглазого красавчика!
Стоп! Я безжалостно хлопнула себя по лбу, так что в ушах зазвенело. Света! В воспоминании именно она говорила об особенности Василия Петровича. Вполне возможно, слепая девушка знает и о личности второго подозрительного субъекта. Встречалась с ним лично или слышала от Златы. Нужно поговорить с юной нахалкой, как только вернусь в больницу. Если только... только...
Но додумать я не успела. По зеркалу-экрану прошла рябь. Черная ширма, спрятанная за стеклянной поверхностью вдруг стала настоящей. Затрепетала, как на ветру, приглашая коснуться, отодвинуть и увидеть, спрятанное от посторонних глаз. Не знаю, что меня дернуло проверить. Понимала ведь, что Поток обожает дурные шутки, которые при всем желании не отнести в разряд безопасных.
На новый слой я вылетела, будто получила основательный толчок в спину. Или пинок чуть пониже упомянутой части тела. Приземлилась, по нехорошей традиции, на четвереньки. А потом и вовсе распласталась на траве. Ибо ноги и руки отказались держать внезапно потяжелевшее тело. Потому что я увидела нас. Но уже не через экран, а взаправду! Саму себя, Свету и Варвару на Златином деревенском дворе! Девочка с двумя куцыми косичками насыпала корм упитанным хрюшкам, а мы с балериной стояли, облокотившись о заборчик, и обсуждали, если мне не изменяет память, что может и не может знать Поток.
- Эй! - окликнул меня сзади недовольный женский голос. - Ты кто? И как попала сюда без приглашения?
- Злата Васильевна, - пролепетала я, перевернувшись и встретившись лицом к лицу с крайне сердитой женщиной с кочергой в руках.
- Саша, - изумилась она, пошатнувшись, быстро перевела взгляд на не замечающих нашего милого диалога гостей и снова уставилась на меня. Орудие труда и защиты угрожающе задергалось.
- Я все объясню, - выставила я вперед ладони, но язык принялся заплетаться, будто спьяну. - Вы не морок... Пока нет... А время и впрямь параллельное... Неправильное... Вот почему! Вы видели меня сегодняшнюю и в прошлый раз! Поэтому велели не возвращаться в Поток. Поняли, что я завязла в нем по самые уши! Злата Васильевна, - голос перешел в сокровенный шепот, - кто он? Кто его сообщник?
Но она не понимала. Глаза все больше округлялись с каждым моим словом. А потом мир пошатнулся, зарябил. Оглушительный звон слился с моим криком. Только и успела закрыть руками лицо от летящих осколков прошлого. А еще подумать, что являюсь непроходимой бестолочью. Меня ведь закинуло на Златин слой за каких-то полчаса до гибели Егора. Кто знает, вдруг удалось бы предотвратить трагедию, успей я озвучить по-настоящему важную информацию...
2010 год
****
Я положила бесчувственное тело мальчика на теплый песок. Сейчас Кирилл походил на тряпичную куклу. Безвольную и податливую. К счастью, дыхание стало ровнее, и цвет лица изменился в лучшую сторону - зеленоватая бледность почти растворилась, уступив место живым краскам. Страх перестал высасывать из ребенка силы, а, значит, у него появился шанс. Пусть и крохотный. Но, главное, мы выиграли время. Получили лучик надежды.
- Присмотри за ним, - велела я коню, после того, как наколдовала столик с кое-какой снедью и питьевой водой. Если мальчик очнется без меня, то не должен испытывать ни жажды, ни голода.
Рыжик понимающе заржал, давая понять, что не покинет Слой в моё отсутствие. В том, что сам Кирилл не сумеет миновать границы чужого убежища, сомневаться не приходилось. Силы не те, да и вряд ли он пока вообще способен приказывать что-либо Потоку. Я еще раз взглянула на детской лицо. Провела рукой по черным волосам. Очень хотелось верить, что все получится. Главное, чтобы состояние мальчика стабилизировалось в реальном мире...
- Слон?! Игрушечный?! - через полчаса ошалело переспросил Семеныч, взирая округлившимися до невероятных размеров глазами. В тусклом свете больничных ламп, пытающихся осветить ночной кабинет, его лицо казалось удивленным до крайности.
- Понимаю, как это звучит, - я обхватила пульсирующие виски ладонями, уперла локти в стол начальника. - Но так и было. К тому же, слон - это сущий пустяк по сравнению с белым халатом. Кем бы ни являлся этот загадочный "друг", он знает и Кирилла, и меня, и лично мне это не внушает оптимизма.
- Саша, постарайся вспомнить, как мальчик назвал этого нечаянного помощника.
- Не могу, шеф, - я закусила губу до боли, а потом выругалась. - Словно заклинило! Только ассоциация в голове крутится с чем-то сладким.
- Ладно, - Семеныч оторвал мою ладонь от головы и крепко сжал. - В конце концов, если мальчик очнется в Потоке, то сам скажет, кого превратил в слона. Его показатели, конечно, еще скачут, но уже не столь критичны, как пару часов назад. А ты езжай-ка домой. Поспи. А затем навести бабушку. Нам нужны ответы. Хоть какие-то...
Я устало кивнула, предчувствуя новые трудности. Вряд ли бабка пустит меня на порог в ближайшее время. Однако днем она неожиданно позвонила сама. Сообщить, что вечером собирает семейство на ужин. Я только вздохнула тяжко. С одной стороны, сие мероприятие откладывало разговор. С другой, могло и поспособствовать. Вдруг удастся зажать бабушку в углу или остаться ночевать. Впрочем, как быстро выяснилось, второй вариант отпадал полностью. К старой интриганке на время переселилась кузина Томочка. Та самая, в компаньонки к которой меня когда-то взяли в поездку на море. Дамочка нудная, брюзжащая и навевающая зеленую тоску.
- А что такого? - пожала бабушка плечами, доставая холодец и соленые огурцы. Пока кузина перетаскивала еду в зал, я, усевшись за кухонный стол, пыталась устроить бабке допрос. - У меня сердце прихватило. Вот Тамара и решила за мной присмотреть, пока ее Сеня в командировке. У них же семеро по лавкам не плачут.
- У меня тоже, - парировала я, подарив Томочке свирепый взгляд, когда она попыталась умыкнуть из-под моего носа тарелку с колбасой.
- У тебя работа. А Тома домо...
- Козявка! - припечатала я, протянув руку к блюду с сыром, и получила по ней звонкий шлепок.
- Прекрати кусочничать! - рассердилась бабушка. - Сейчас за стол сядем.
За ужином, к счастью, родственников собрался самый минимум. Кроме нас троих, приехали папа с Аллой и родители Тамары (средний бабушкин сын Николай с женой). Младшенький - дядя Рома появлялся на семейных застольях только по праздникам, а его дети и того реже. Вова позвонил, рассыпаясь в извинениях, и сослался на Ритину мигрень, однако всем присутствующим было ясно, что супруги не горят желанием сидеть за одним столом с Бастиндой. Алла еще ни разу не сумела удержаться, чтобы не сказать невестке замаскированную гадость, смысл которой неизменно понимал каждый.
Сегодня мачеха тоже не думала источать благодушие, превратив в мальчика для битья папу. И уж насколько мой родитель являлся человеком выдержанным, но даже его хваленная нервная система не выдержала бесконечной бомбардировки Аллиных колкостей. После ужина он затащил супружницу на кухню для воспитательного разговора, пока все остальные члены семьи увлеклись рассматриванием альбомов со старыми фотографиями, вытащенных накануне Тамарой из глубины бабушкиного шкафа.
Не скажу, что мне не были интересны снимки, но куда интереснее показалась беседа за плотно закрытыми кухонными дверями. Я почти не сомневалась, что Алла предъявляет папе обвинение в супружеской измене. В той самой, расспросы о которой заставили недавно летать ни в чем неповинную ватрушку уже по моей кухне. Однако бабушка, явно знавшая отцовский секрет, едва заметно погрозила мне пальцем. Пришлось сделать невинный вид и смотреть в альбом.
Старые фото в основном демонстрировали волевое лицо деда - Валерьяна Гавриловича Корнеева. Большого начальника и семейного тирана. Я уже говорила, меня он обожал, никогда не повышал голоса. Но сейчас, глядя в его ледяные, беспощадные глаза, я испытала трепет. Словно посмотрела на знакомого человека со стороны и увидела грани его личности ранее игнорируемые.
- Мама, а это где? - бесконечно спрашивал дядя Коля, тыча пальцем в снимки. - О! А это я помню. Кажется, кто-то из папиных сотрудников, да?
За фотографиями старшего поколения пошли детские снимки наших родителей, а потом и наши собственные. Моих, как соизволила обиженно заметить Тамара, набралось больше всех.
- Это с твоего трехлетия, а это с дедушкиного дня рождения, - нараспев перечисляла бабушка, позабывшая на время последние разногласия. - А это... - старушка задумчиво почесала лоб. - Надо же, не помню, где и когда снято.
- Которая? - я выхватила фото из бабушкиных рук, удивившись, что хранительница семейных воспоминаний, обладающая самой колоссальной памятью на свете, умудрилась что-то подзабыть.
Выхватила и потеряла дар речи. Появилось ощущение, что из легких выкачали воздух, а на грудь надавил безжалостный пресс.
На фото была я. Рыжая девочка лет трех. На веревочных качелях. На фоне зеленого домика с голубой крышей, ветвистых яблонь и грядок, обнесенных цветными кирпичиками.
Маленькая я была снята в бывшем Светином убежище. В том самом, что семь лет назад показала мне странная комната с экранами...