Все началось еще в детском саду, когда он героически съел мерзкую молочную пенку из ее стакана какао. Она робко улыбнулась ему. А на следующий день прямо с утра, войдя с улицы в жарко натопленную раздевалку, она протянула ему свою ледяную ладошку с двумя слипшимися леденцами Монпансье.
Потом, в школе, он таскал ее неподъемный ранец, дрался с теми, кто осмеливался дернуть ее за роскошную русую косу, а на контрольной по математике решал сперва ее вариант, а потом уж свой. Им даже не кричали в след "тили-тили-тесто?, и так все было понятно.
Выпускной в сельской школе проходил шумно, кто-то притащил спиртное, кто-то курево, постепенно все более-менее авторитетные парни стали перебежками перебираться в котельную. Ему спиртное не нравилось, но он глотнул вместе со всеми из темно-зеленой бутылки с грязно-коричневой этикеткой. Противно запершило в горле, потом обожгло желудок, и он почувствовал резь в глазах. Он решил, что пить он больше не будет никогда. А через пять минут появилась странная легкость в голове, ноги стали немного ватными и не хотели слушаться. Надо было выбираться наружу, чтоб глотнуть свежего воздуха.
Возле столовой он встретил ее, она смеялась - ей нравился этот затянувшийся вечер с музыкой, а аттестат грел карман нарядного платья, даря ощущение взрослости. Она протянула ему руку, он неумело притянул ее к себе и попытался поцеловать, обдав кисловатым запахом перегара. Но губы лишь вскользь прошлись по ее щеке, она отшатнулась, заплакала и кинулась прочь. Это была первая ссора.
Потом он долго плескал в лицо колодезную воду, пытаясь смыть ожог ее испуга со своей щеки. Он жевал вяжущие еловые пальчики, избавляясь от кислоты во рту. Танцы закончились. Она упорхнула домой со стайкой подружек, впервые не оглянувшись на него, стоящего возле школьного крыльца, полного раскаяния и тихой ненависти к алкоголю. Наутро он завалил ее окно охапками полевых цветов, и она простила его с условием, что это был последний раз.
В августе они вместе поступили в техникум в райцентре. И опять он решал ее задачки, а она кормила его домашними плюшками, которые удавались ей даже в замызганной общажной духовке. Через год его забрали в армию, а она ждала его, писала длинные письма, вязала шерстяные носки и посылала с проводниками проходящих поездов.
После его возвращения они поженились, он устроился на лесопилку, а техникум заканчивал заочно. Он читал книги, и в какой-то момент понял, что жизнь в деревне - не то, чего он хотел в жизни. И он отправился покорять столицу.
Ему повезло, кризис принес ему легкие деньги, крестьянское трудолюбие помогло удержаться на плаву, когда конкуренты прогорали. А немногословность и суровый вид подарили ему уважение в определенных кругах. Организовав своё собственное предприятие, он перевез ее и сына в Москву, в маленькую полуподвальную темную квартирку.
Вечерами она тянула его в кино, театры, да просто гулять по узким московским улочкам и аккуратно спланированным паркам с лавочками и фонтанами. Но он допоздна засиживался над счетами и накладными.
Она стала его тенью - у нее всегда был готов горячий ужин, не зависимо от времени его возвращения домой, по утрам она варила ему кофе - натуральный, в турке, с двумя ложками сахара. Его рубашки были безупречно выглажены, свежие носки висели на перекладине стула возле кровати, а ботинки сверкали, как маленькие черные зеркала. Дома он отдыхал.
Мало-помалу бизнес шел в гору, его начали приглашать на приемы, презентации. Он снова попробовал спиртное. Теперь оно не казалось ему таким гадким. Он начал курить. Сначала сигары, потом трубку.
На Новый Год она шелковыми нитками вышила ему бархатный кисет. И в первый раз заметила, что он изменился. От снисходительно-ледяного взгляда ее передернуло. Праздник не удался.
А потом он стал все чаще задерживаться на работе, когда он прокрадывался ночью, в спальню, от него разило спиртным. Еще через месяц он спросил, не хочет ли она навестить родню в деревне. Когда она вернулась, дом встретил ее незнакомыми запахом пустоты - ее вещи были аккуратно упакованы в чемодан, который стоял в коридоре, рядом с зеркалом лежал конвертик с деньгами и запиской: "Извини, в моем положении и возрасте стыдно иметь жену-ровесницу. О сыне позабочусь сам. Не звони. Ключи оставь на зеркале.?
Она не стала спорить. Она никогда с ним не спорила. Они вообще раньше не ссорились, не считая того первого поцелуя. Да и тут не было повода для ссоры.