Эту легенду старому городу подарил Владислав Городецкий, создавший свой дом больше столетия назад. Причудливые цементные скульптуры, фигуры африканских зверей, переплетающиеся на крыше с мифическими химерами и русалкам... Он его придумал, построил и мог по праву им гордиться. Но знал ли сам архитектор, что, любовно продумывая каждую деталь, вдыхает в своё творение жизнь?..
На Киев неспешно и неумолимо падала ночь. Она плыла с востока на запад, погружая в темноту дома и улицы, усыпляя одних и пробуждая других. У ночного города свои тайны.
Химера потянулась, стряхивая с себя осевшую за день пыль, и негромко зарычала. Покосилась налево, где все еще горел свет в окнах большого дома. Белый, скучный дом, который сейчас занимает очередной людской правитель. Он не останется там надолго, придет время, и его попросят уйти. Вежливо... или нет. Какая химере разница?
Широкие крылья распахнулись, встречая теплый ветер, и химера рывком бросила тело вверх. Туда, где скользящие по крыльям воздушные потоки делали ее свободной и счастливой. Крылья натужно заработали, поднимая тяжелое тело выше и выше, над крышами домов, густыми кронами деревьев, пеленой автомобильных выхлопов и фабричного дыма.
И наконец -- вот оно! Сложив крылья, рухнуть в крутое пике, упиваясь скоростью и свистом воздуха в ушах. И раскрыться в последний момент, чтоб ударило со всей силы, едва не выворачивая призрачные суставы... Химера с визгом пронеслась над возмущенно запиликавшими машинами, напугав облезлую дворнягу. Та поджала хвост и бросилась в подворотню, но сегодня ей можно было не прятаться: химера еще не проголодалась. Вновь поднявшись над городом, она заложила вираж и полетела к Подолу, хлопая крыльями и низко, торжественно рыча на полную луну.
Небо сегодня затянули комковатые тучи, но ветер то и дело разгонял их, и рваные края озарялись желтоватым лунным светом. Иногда луна даже показывалась целиком, и тогда сотни ее отражений разбегались по лужам и темным окнам домов.
Неделю назад, наконец, зацвели каштаны, и теперь их лепестки медленно и торжественно слетали вниз, укрывая улицы и путаясь в ногах у прохожих. Люди топтали цветочное покрывало, не обращая на него внимания. А химере нравились гордые каштановые свечки.
Вот и сегодня она сорвала одну. Взвилась в воздух -- отпустила, чтобы перехватить у самой земли. Взмахнула крыльями, подбрасывая свечку струёй воздуха... потом еще и еще. Когда от свечки остался одинокий стебелек, наигравшаяся химера улеглась прямо на асфальт, широко расплескав огромные крылья, и глубоко вдохнула пьянящий весенний воздух. Теперь в столице пахло не так, как когда-то, но в парке можно было дышать полной грудью, наслаждаясь свежестью.
Налетел ночной ветер, срывая с каштанов лепестки. Один угодил точно на кончик носа, и химера забавно скосила глаза, пытаясь его рассмотреть. Потом почесала нос когтистыми лапами и перевернулась. Расправила крылья и снова взлетела, послав в небеса торжествующий рев. Внизу завыли сигнализации и все та же насмерть перепуганная собака.
Рвануться вверх, еще выше, еще быстрее, почти вывернув крылья, и кружить в холодном ночном небе, лениво разглядывая светящиеся цепи фонарей вдоль дорог и сонные дома между ними. Мерцают купола храмов, шумят в темных парках липы и каштаны, припозднившиеся горожане спешат по домам -- город никогда не засыпает до конца.
Химера взмахнула крыльями, ускоряя полёт -- до цели оставалось всего ничего.
Обычная советская девятиэтажка с разноцветными балконами ничем не отличалась от сотен своих копий по всему городу. Химера спланировала и, сложив крылья за спиной, вцепилась в кирпичную кладку когтями. Она промахнулась совсем немного, на пару этажей. Ей нужен был предпоследний.
В комнате с зелеными шторами еще горел свет, в телевизоре мелькало лицо нового соседа, но химере не было до него дела. Скоро его сменит другой, а за ним придет еще один... Она не интересовалась и не пыталась вмешаться в людские дела... почти никогда.
Соседняя комната была поменьше. На полу валялись неубранные игрушки, на тумбочке стояла чашка с недопитым чаем и тарелка с крошками печенья. Здесь свет уже погас, только светлая полоска под дверью позволяла человеческому детенышу кое-как видеть в темноте. Он свернулся клубком, подтянув колени к груди и натянув одеяло на самый нос. Над одеялом забавно торчал встрепанный, русый чуб.
Химера прислушалась, негромко рыкнула, дергая серыми ушами, и устроилась у окна, покрепче вонзив когти в стену. Забавно сморщила нос, повела им из стороны в сторону и замерла, превратившись в украшение, каким была днем.
Сны, которые она смотрела здесь, были необычными -- цветными, счастливыми, и этим очаровывали серую химеру. Радуга, в тысячи раз ярче настоящей, переливалась и блестела в солнечном свете. И кто-то бежал по зеленой шелковистой траве. Просто так, ради бьющего в лицо ветра, без цели, но с пьянящим ощущением свободы.
А потом ребенок взлетел, и химера довольно заворчала -- это чувство было ей знакомо, это стремление она понимала. И во сне было понятно, что человеческому малышу прекрасно известно ощущение полета, будто он сам, так же как химера, каждый день рассекает крыльями ночной воздух над Киевом. Свобода и пьянящее чувство собственной силы, стремление оторваться от земли навсегда и желание распахнуть несуществующие крылья во всю ширь, чтобы обнять ими весь мир.
Химера смотрела чужой сон, приникнув к стене, и ей вдруг захотелось подхватить детёныша, который так любит летать, и отнести его высоко-высоко. К самым облакам. А потом камнем упасть вниз, чтобы с ликующим криком выровняться у самой земли.
Вдруг ребенок -- настоящий, не во сне -- зашевелился и распахнул глаза, уставившись прямо на химеру. Малыш соскочил с постели и бесстрашно распахнул окно.
-- Ты кто?
Ответить на это химере было нечего, да и не умела она говорить человеческим языком. Ребенку же хватило расправленных крыльев и приглашающего рычания. Он бестрепетно ухватился за серую шкуру и перебрался химере на спину.
Химера оттолкнулась от стены и рухнула вниз, распахнув крылья у самой земли. Человеческий ребенок счастливо засмеялся, изо всех сил цепляясь за её шею:
-- Быстрее!
Химера вновь набрала высоту и полетела к Днепру, размеренно взмахивая крыльями и то и дело порываясь нырнуть в глубокое пике. Ребенок вертел головой по сторонам и радостно смеялся, и химере это нравилось. Она нашла родственную душу.
Набережная светилась огнями домов и плавучих ресторанов, по реке неспешно полз теплоход. Химера поднялась выше, облетая недостроенный метромост, и устремилась вниз, к воде, подняв крыльями длинный шлейф брызг. Ребенок на спине рассмеялся еще громче, раскинув руки и попытавшись поймать хоть каплю. А химера развернулась и полетела к мосту Патона, твердо решив познакомить маленького друга с любимыми своими играми. Пронеслась между опор, едва не задев их кончиками крыльев, и вновь набрала высоту. Снова пронеслась над водой, расшвыривая брызги...
Ребенок держался за серую шкуру, гладя её крошечными руками, и химере внезапно захотелось рыкнуть что-то успокоительное. Уверить, что она вернет его домой.
Пора было разворачиваться, и химера неторопливо полетела вдоль набережной обратно, давая человеческому ребенку возможность вдоволь налюбоваться ночным городом. Скоро они вернулись назад -- в этот раз пришлось целиться тщательнее, чтобы с первого раза прицепиться прямо под нужным окном. Химера сложила крылья и проследила, как человеческий ребенок перебирается на подоконник.
-- А ты еще прилетишь? -- внезапно забеспокоился он. -- Хочешь, я оставлю тебе печенья?
Химера задумалась, потом кивнула.
-- Тогда прилетай завтра! -- загорелся мальчик. -- Я принесу целую пачку печенья, а потом мы опять полетаем!
Химера резко взмахнула крыльями и поднялась вверх, по большой дуге огибая город, жители которого разучились смотреть вверх.