Аносова Лана : другие произведения.

Добрый Доктор Чех. Повесть 1. Театр Говорящих Пауков Кукбары фон Шпонс

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Теперь уже нет смысла молчать. Я и сам бывал в этом пограничье, как зовет его Пенелопа. Там люди обретают то ли истинное обличье, то ли свое второе я. Мне не хотелось бы думать ни об одном, ни о другом. При этом провести туда так, чтобы ты не свихнулся, может только она. Всем остальным добро пожаловать в безумие. Пенелопа никогда не говорила, почему зовет это пространство пограничьем, значит, есть еще что-то... Но мне и того, что я видел, хватило за глаза. Быть куницей не самое радостное занятие, чтобы ты знала. Именно тогда впервые я встретил Кукбару фон Шпонс. Она жестокая, мерзкая, гнусная женщина. И как сильно я любил Пенелопу, так же сильно я ненавижу Кукбару. Есть в этом что-то от "Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда", читала?! Я поначалу отказывался принимать Кукбару, думал это воплощение болезни. Но нет, это часть Пенелопы, и это обидно. Пенелопа душевнейший человек. Странно и трогательно - она всегда любила нездоровых умом людей, некоторых презирала, но и любила тоже. Она всегда была добра ко всем без исключения, а вот оказывается, что за этим скрывалось.
  "Когда я жил в г. Кировограде и ранним зимним утром шёл
  на тренировку по лёгкой атлетике, я увидел красивую молодую женщину. Она шла в белой ночной рубахе, с распущенными развевающимися волосами, совершенно босая. Она шла быстро и грациозно. "Эй, пацан, пацанёнок!" - крикнула она мне. Я понял, что она безумна. Спустя годы я смог поставить ей диагноз, но до сих пор загадка притягательности безумия для меня не разгадана".
  Отрывок из автобиографии
  Максима Валериановича Кучеренко.
  
  
  
  Глава 1.
  "Психиатрия - самая бесчеловечная наука о человеке".
  М.В. Кучеренко.
  
  Летняя практика в лучшей клинике города - мечта для начинающего психиатра двадцати лет отроду. Моя мечта можно сказать. От дома до стационара всего полчаса. Меж тем я на практику отправляюсь одна, что несколько напрягает. Очень приятно, когда с тобой подруги, а вот одной страшновато.
  Район стационара оказался очень милым - от большой правительственной трассы вниз с холма, кругом деревья, кусты и трава, а впереди промышленная зона. Я прошла сквозь двор поликлиники и пересекла маленькую дорожку, которая кончалась возле ворот обозначенных, как "Стационар по лечению профессиональных заболеваний (номер был заляпан) при МВТРПЗ отделения психиатрии и венерологии".
  МВТРПЗ - это завод, это я знаю, но что такого могут производить на заводе, что профессиональные заболевания касаются психиатрии и венерологии??? Надо будет уточнить, может быть, это просто два отделения, а другие находятся где-то еще?
  Я подошла к приемной отделения психиатрии, громадного здания цвета слоновой кости. В приемной было тихо, за столом дремала какая-то медсестра.
  -Простите, пожалуйста, - попыталась разбудить ее я, - мне нужен доктор Чех.
  -А? - сестра "продрала" глаза и мутно на меня посмотрела.
  -Мне нужен доктор Вальдемар Октео ван Чех.
  Сонный непонимающий взгляд.
  -Господи Боже, - я начала злиться, - Вальдемар ван Чех здесь работает?
  -Да, - нетвердо кивнула медсестра, - Валя здесь работает.
  -А где я могу его найти? - спросила я.
  -Я вас проводить не смогу, а без провожатого нельзя. Щас я его позову.
  Она взяла телефон, набрала какие-то три цифры и сказала:
  -К доктору Чеху на практику... Ну, к Вале да... - она положила трубку.
  -Сейчас он спустится, посиди пока.
  Я села на жесткую банкетку. Вот тебе и раз! Не уважаемый Вальдемар Октео ван Чех, а просто Валя. Да и медсестра странная какая-то... Внутренний психиатр вычислил паранойю и тут же задушил.
  По коридору шел вперед странный субъект. Вытянутое лицо, которое лепили только ради того, чтобы сделать карикатуру на кого-то из родителей, было страшным. С другой стороны не всем нам быть красавцами! Черты лица были утрированы, скулы сильно выражены, губы как-то странно выгнуты, изо рта со страшной силой лезли огромные зубы.
  Он был в халате и шапочке, шел уверенно, спину держал прямо и оказался очень высок ростом. Из-под шапочки торчали уши-лопухи.
  Я поспешно поднялась ему на встречу. Медсестра снова храпела на посту.
  -Вы к доктору Чеху? - спросило чудище, брызгая слюной.
  -Да, - еле выдавила я.
  -Следуйте за мной, я вас провожу.
  Как хорошо, что это не сам доктор Чех, а то видеть каждый день эту образину... Фу!
  Мы шли по длинному коридору первого этажа, кругом стояла плотная тишина.
  -У вас всегда так тихо? - спросила я.
  Мой провожатый резко дернулся и отскочил к стене, огромными глазами он посмотрел на меня, потом заозирался и, вроде как успокоился.
  -Да, - коротко ответил он, навешивая шапочку обратно на уши.
  Я порядком струхнула. Что же здесь за больные, если такие доктора нервные?!
  -Хе-э-э-эй, - раздался из-за угла голос. На нас выскочила дама, одетая во все черное. Рыжие волосы развивались, как змеи на голове медузы Горгоны. В руках был длиннющий хлыст.
  Я спряталась за доктора, и решила, что сейчас он будет защищать меня от разбуянившегося психа.
  -Отойди от него, девочка, - сказала женщина в черном.
  Я невольно отпрянула. Больная (а вряд ли она была здоровая, по крайней мере, я бы слишком удивилась, если бы она и оказалась врачом) щелкнула хлыстом, мой провожатый как-то съежился.
  -Плохой паук, плохой, - ругалась женщина, - в клетку, а ну, в клетку!
  Провожатый быстро побежал куда-то, вглубь коридора.
  -Извините его, пожалуйста, он не совсем еще привык, все мнит себя врачом, - сказала она, поправляя волосы и собирая хлыст, - ваш доктор сейчас придет. Вам не надо ничем помочь?
  -Н-нет, - выдавила из себя я.
  -Ну, хорошо. Вы новенькая? О вас много говорили. Слушайтесь и никому не доверяйте, кроме доктора Чеха и меня, - мило улыбнулась она.
  -А вы кто?
  -Со мной вы еще познакомитесь. Меня доктор Чех всем показывает, - она расхохоталась и, видимо, в порыве чувств, раскрутила хлыст над головой.
  -Какого лешего?! - за ее спиной возник дюжий мужчина.
  Голубые круглые глаза стали еще более круглыми, когда он заметил меня, дрожащую и бледную. Он бросился к женщине с хлыстом, быстро заломил ей руки и отнял хлыст.
  -Вот, где ты их берешь?! - басовито ругался он, - А ну, отдай. Отдай, кому я сказал!
  Она неохотно отпустила хлыст и расслабилась.
  -Все, давай дуй к себе.
  Женщина молча ушла.
  -И оденься нормально! - крикнул ей вслед мой спаситель.
  Я села на корточки и спиной оперлась на стенку.
  -Ну-ну, милая, давай, вставай. Я - Вальдемар Октео ван Чех.
  -Правда? - спросила я.
  Доктор раскрыл рот и басом засмеялся. Смех был приятный, басовитый, белозубый. Он откидывал голову и отклонялся корпусом назад.
  -Ну, насмешила, - утирая слезы, сказал он, - идем, бедолага. Тебя, как зовут?
  -Брижит Краус дер Сольц, - ответила я с запинкой, потому что то, как назвали меня мои родители еще надо выговорить и я подзабыла свое имя с перепуга.
  Мы поднялись на третий этаж, дошли до ординаторской. Доктор Чех галантно пропустил меня вперед, хотя я зашла неохотно и с боязнью.
  -Садись, здесь ты в полной безопасности, - сказал доктор и с размаху плюхнулся в большое черное кресло, достал из ящика коньяку и пару рюмок. Он налил коньяк по рюмкам и одну пододвинул мне.
  -Я не пью, - сказала я.
  -Давай, пей, профессия обязывает.
  -Но он клопами пахнет!
  -Тебе налить водки?
  -Нет, лучше коньяк, - согласилась я.
  -За знакомство! - провозгласил доктор и, белозубо улыбнувшись, подмигнул мне. Коньяк оказался противным и вдобавок был изрядно разбавлен спиртом.
  -Закусывай, - морщась, сказал ван Чех.
  -Итак, Бри, я сам отобрал тебя сюда, к себе на практику, потому что меня устроила твоя успеваемость, а еще, помнишь эссе писали? Вот, оно меня тоже категорически устроило.
  -Но я же учусь на одни тройки? - удивилась я.
  -И что? Твой покорный слуга вообще многохвостым леммингом отходил, а сейчас я один из лучших психиатров. Важен склад мысли. Завтра приходи с халатом. Больные не будут так бурно реагировать на тебя, волосы собери в пучок, я дам тебе косынку, серьги не одевать, и, вообще, чтобы блестящего не было ничего. Да, и краситься нельзя. Пока они не привыкнут к твоему лицу, не красься. В наличии так же должны быть брюки и удобная обувь, желательно бесшумная. Поняла?
  -Поняла.
  -А почему именно так?
  -Как на экзамене, ей-богу, - я захмелела с коньяку, - потому что нельзя по технике безопасности.
  -Почти так, - улыбнулся ван Чех. Он снял шапочку и положил ее на стол.
  Голову его украшали чудесные черные кудри, не длинные, но очень изящные. Доктор рассматривал меня, я рассматривала его. В дополнение к черным кудрям и голубым глазам, ван Чех являлся обладателем шикарного носа, к несчастью изломанного в двух местах, и элегантного интеллигентного подбородка. Пока он был серьезен, лицо его было даже каким-то суровым, стоило ему улыбнуться, как джинн из бутылки вылетал раскатистый басовитый смех.
  -На сегодня, я думаю, с тебя достаточно, - сказал он, закончив сверлить меня глазами.
  -Я тоже так думаю.
  -Не бойся, у нас такое не каждый день... Но они достаточно часто от меня сбегают. Просто я их не запираю, вот и шастают. А запереть не могу, руки не понимаются, но бродят в основном не буйные... И потом, ты новое лицо, на новых они всегда не адекватны...
  Ван Чех подумал над тем, что сказал, хохотнул и выпил еще коньяку.
  -Давай, Брижит, иди...
  Надо ли говорить, что я летела оттуда, как ошпаренная??!!
  
  Глава 2.
  Следующим утром я снова пересекла дорожку и дошла до ворот. Внутри пели птицы и приятно цвели какие-то белые кусты. Вчера я их не заметила. Это не правильно. Нельзя до такой степени быть не внимательной.
  Я подошла к приему на покой отделения психиатрии и собралась заходить, как почувствовала в ботинке что-то металлическое. Пришлось снимать обувь. В ботинке ничего не было. Когда я снова его одела, то откуда-то снизу меня позвали шепотом:
  -Пссс, Бри, Брижи-ит.
  Я удивленно посмотрела вниз, снизу мне улыбался доктор ван Чех. Белая шляпа венчала черные кудри, серо-голубой шарф был причудливо замотан на шее, под пальто цвета слоновой кости, лихо разрисованным то ли углем, то ли простым карандашом. В довершение образа, к тому, что я не заметила вчера, доктор носил аккуратное пенсне и дурацкую кудрявую, козлиную бородку.
  Все-таки я ужасно не внимательная, такую бородку и не приметила.
  -Спускайся, сюда. Все доктора и медперсонал ходят через эту дверь.
  Я быстро спустилась к неприметной серой дверке, ведущей в подвал.
  -Все, понимаешь, из низов, - улыбнулся мне доктор, - Пальто заметила? Какие-то т-т-т-товарищи мне его углем разрисовали. Опять сперли из кабинета изотерапии уголь и пастель. Пошли, разукрасили доктору пальто. Я вчера разозлился, думал, придушу гадов, а потом всмотрелся...
  Ван Чех развернул передо мной свое пальто, и я увидела каких-то причудливых ангелов со свечками, летящих к крестам на горе.
  -Мрачновато несколько, зато ручная работа, - комментировал доктор, - поэтому я сходил вчера к другу, он запечатлел это красками по ткани, вроде не должно смыться при чистке.
  Он накинул на себя белый халат, надел шапочку и стал тем доктором ван Чехом, каким вчера я его видела. Я тоже быстренько облачилась в белое и засеменила за ним следом. На лифте мы поднялись до ординаторской.
  -Посиди немного. Я принесу истории болезней. Прочтешь, потом пойдем, посмотрим. Пока ты будешь читать, я поработаю. Есть друзья, которых совсем нельзя пропускать.
  Пока ван Чеха не было, я разглядывала ординаторскую. Ничего примечательного. За окном, которое выходило в парк, где шапками цвели белые деревья, гулял какой-то больной. Он был очень высок ростом, длинные руки то и дело возводил к небесам, а на светлые волосы падали белые лепестки цветов.
  -Хватит любоваться, пора за дело приниматься, - доктор ван Чех подкрался незаметно и шлепнул на стол увесистые истории болезней, - тут только самые интересные, читай, наслаждайся. Отберешь тех, кого пойдем смотреть, и с кем потом будешь чаще видеться. Мне интересно, как ты сама себя оцениваешь.
  Белым пожаром он исчез, оставив меня наедине с пизанской башней бумаг.
  Я читала, читала долго. Кто-то приходил, уходил, предлагал чаю, я выпила три кружки зеленого без сахара, а после больше не смогла. Если бы не знать, что это истории болезней, то вполне можно было каждую сложить в неплохой фантастический роман. Впрочем, часть была тривиальна: параноидальные психозы, галлюцинаторно-параноидные психозы, абстинентные синдромы с галлюцинациями, несколько кататоничеких больных. Странно, что доктор не ограничил меня в количестве. Надо бы начать с малого. Вот, пожалуй, эти две самые интересные подойдут. Один немолодой мужчина с множественным диссоциативным расстройством личности и женщина с приступообразной дифицитарной шизофренией. В конце концов, можно еще вот этих взять. Пара больных с нарушениями восприятия и мышления, плюс ко всему, у парня маниакальный психоз, у девушки повышенная внушаемость, усугубленная чувством вины и психотравмами детства.
  -Закончила? - так же полный энергии в кабинет вошел доктор ван Чех, - Выбрала?
  -Да, - я пододвинула к нему кипу.
  Доктор ван Чех смотрел на меня почти сурово, приподняв одну бровь и сощурив левый глаз. Я непонимающе смотрела вверх на эту глыбу от психиатрии.
  -Я, конечно, понимаю, что ты метишь в великие доктора, но я хотел бы сесть в свое кресло, - сделав губки бантиком, сказал он.
  -Ох, простите, - я порывисто вскочила, напоролась на доктора и полет свой окончила на подоконнике.
  Ван Чех, хохоча, упал в собственное кресло и, посмотрев на избранных мною, присвистнул:
  -А у тебя губа не дура. Не дура, далеко, не дура! Почему вот он?
  -Ну, такие расстройства личности очень редко встречаются, интересно было бы посмотреть. Женщина, у нее тоже любопытная история и сложная, я так понимаю она бывший врач?
  -О ней в последнюю очередь. Я, так понял, ты отобрала самых интересных и сложных. Уверена, что справишься с ними?
  -Нет, не справлюсь, но вы же рядом, и потом тяжесть, на сколько я могу судить, такая, что они никогда не покинут этих стен, я просто не смогу сделать им хуже.
  -Сможешь, сможешь, - с улыбкой успокоил доктор, - жаль, что алкоголики тебя не интересуют. Меня они тоже не интересуют. Так что, давай, вперед, пойдем знакомиться.
  Предательский живот заурчал.
  -О, да мы никак кушать хотим, - тоном доброй тетушки начал ван Чех.
  -Нет, спасибо, - грубо оборвала я.
  -Твои проблемы, - пожал печами доктор, - за мной. Учти, тех двоих я тебе не дам и даже не покажу, они очень подвержены травмам.
  Бродить по больничным коридорам с доктором ван Чехом - это та еще зарядка. Он был высок и мощен, а потому скорость развивал почти что крейсерскую. Белый халат развивался за ним шлейфом и только мужественная шапочка держалась на высоте 185 сантиметров от пола непринужденно.
  Возле первой палаты он остановился резко и я опять на него налетела. Дверь доктор ван Чех открыл тихо, зашел первым и говорил спокойно, ласково:
  -Доброго дня вам, я представлю нашу практикантку, она будет заниматься с вами, под моим надзором.
  Мужчина очень статный и высокий, с лицом то ли белого офицера, то ли крымского аристократа меланхолично сидел на постели и смотрел перед собой. На доктора он не обратил никакого внимания. Скользнул по мне холодными серо-зелеными глазами и тяжко вздохнул.
  -Ты писал что-нибудь сегодня? - спросил доктор.
  Больной только покачал головой.
  -Хорошо, но помни: я жду от тебя эссе. Ты обещал рассказать мне кто ты.
  -Я же говорил, что я - кукла.
  -Это сегодня, - пробормотал ван Чех. - Бри, не стой столбом, попробуй поговорить с ним.
  -О чем? - спросила я. Подошла поближе к больному и попыталась припомнить, его зовут.
  -Виктор, - тихо позвала я, - мне очень приятно с вами познакомиться.
  Виктор Бенхо дер Таш - так звали первого моего пациента - мутно посмотрел на меня, глаза его теперь стали совсем зелеными, и мрачным тоном проговорил:
  -Землей и небом, ветром и водой
  Я вам пишу свое негодованье.
  За все то, неприятное, что делают со мной
  Вы понесете точно наказанье.
  Я не пойму, чего еще вам нужно?
  Мой сон украден. Я хочу уйти.
  В руке же вашей шприц, и равнодушно
  Меня в палату просите пройти.
  Так вот, терпеть сие я не намерен!
  Вас покарает точно тот, кто здесь зовется Бог.
  Пускай авторитет поставлен под сомненье,
  Я верую, что час суда пробьет.
  И вот тогда заплатите за все вы.
  За непокой, за суп из требухи.
  Я проклинаю вас тоской своей зеленой
  И рукавами длинными, врачи!
  С каждым словом он выпрямлялся, в нем закипала какая-то злость. Свое проклятие он окончил, нависнув надо мной, громовым голосом, а глаза его метали почти что молнии.
  Я сделала пару шажков назад. Почему доктор не заступается за меня? В карте ничего не было об агрессии, но кто его знает, кто он сегодня? Может он возомнил себя медведем, или роботом-убийцей? Нет, он что-то сказал, что он сегодня кукла.
  -Дер Таш, успокойтесь, - я дрожащими руками погладила его по плечу.
  -Не говорите, чего не знаете, - он сбросил мою руку и улегся на кровать лицом к стене.
  Я посмотрела на доктора ван Чеха. Он, прикрыв рукой улыбку, внимательно наблюдал за мной. Я пожала плечами, ван Чех сделал жест, дескать "продолжай".
  Я присела на кровати и тихо спросила:
  -Виктор, вы не хотите чаю?
  -Хочу, - буркнул он.
  -Куклы же очень любят чай? Ведь так? А с чем вы любите пить чай? - спросила я.
  Виктор повернулся ко мне и, усмехнувшись, сказал:
  -Ты издеваешься?
  -Нет, я просто хочу подружиться с вами, но не знаю с чего начать, - честно призналась я.
  -Ничего страшного, - Виктор улыбнулся и отвернулся к стене.
  Я посмотрела на обстановку: больничная палата, а что я хотела, собственно. Но иногда обстановка может сказать что-то о том, кто здесь живет, даже если это тридцатисемилетний мужчина с диссоциативными расстройствами. Стол был завален бумагами, как и подоконник, и часть пола. Графин использовался, как карандашница, а в стакане стояла веточка белых цветов. Они почти уже опали, и лепестки рассыпались по бумагам.
  Черные каракули украшали почти каждый лист, я не смогла прочесть, что там написано, мое внимание перехватила картина. Она висела на стене напротив кровати, то есть прямо над головой доктора ван Чеха. Ровные треугольники направленные вверх и вниз, вся картина была выполнена в серо-черно-зеленых разводах. Ничего особенного, казалось бы, но шедевр завораживал.
  -Ну, все. Идем, - доктор похлопал меня по плечу. Я вздрогнула. Дер Таш спокойно спал, мы покинули его.
  -Этот фрукт очень не простой и возможно никогда уже отсюда не выйдет, - пояснял ван Чех, - Он сам же к нам и пришел. Как-то иду я на работу, сидит под дверями приемного покоя вот этот товарищ.
  Я ему: "У вас что-то случилось?" Он: "Я ничего не помню, я не знаю, кто я. Помогите". Это было три года назад, с тех пор никаких улучшений. Он не знает кто он. Каждый день или чуть реже он мнит себя кем-то другим, хотя, кажется, иногда он абсолютно вменяем. Рисует неплохо, но почему-то всегда только треугольники. Картину видела? Вот одно и то же всегда рисует.
  Его и зовут не Виктор Бенхо дер Таш, это имя он сам себе придумал, а свое имя вспомнить не может. Но что-то мне подсказывает, что не хочет. Виктор мог бы быть надеждой поэзии. Какие стихи он пишет, м-м-м, красота, да и только! Но другой вопрос в том, что их расшифровать очень трудно, он явно что-то пытается сказать, но у него не получается. Иначе он просто выражаться не может, ему трудно. Он может поддерживать разговор, но когда особенно трудно садится за стол и пишет стихи.
  -Стихи я прочувствовала, - вздрогнула я.
  -Это старые. Он так всех новых приветствует. У него сверхценная идея проклятия. Дескать, его стихи - это послания и проклятия всем, кто их прочтет.
  Меня, видимо, он особо не любит, каждый день таскает по два или три стиха. Попробуй с ним поработать, это будет хороший опыт.
  -Мы пришли, - ван Чех остановился возле еще одной двери.
  
  Глава 3.
  -С ней будь осторожна, - предупредил доктор.
  -А может, вы мне сразу расскажете про нее?
  -Ишь, ты какая хитренькая выискалась, - улыбнулся ван Чех, - нет, уж. Я всегда был сторонником того, что плавать надо учить, выкидывая на середину пруда из лодки. Иначе ты же ничему не научишься.
  -А чему я уже научилась? - удивилась я.
  -Давай-ка лучше оставим рефлексию на вечер, - подмигнул мне великолепнейший доктор Вальдемар Октео ван Чех.
  Теперь уже он пропустил меня вперед. Я замерла в дверях, в голове призрачно прозвучал голос: "Меня он всем показывает!", адский смех и удары хлыста.
  На стуле возле окна, облаченная во что-то черное, с белой шалью на плечах сидела давешняя моя знакомая. На сей раз, она была без кнута, это добавляло оптимизма.
  Она повернула в нашу сторону голову и улыбнулась. Манерами она напомнила мне какую-нибудь "Бесприданницу" или Катерину Островского, эдакую волжскую молодую барыню. Шаль еще это белая.
  -Ну, вот мы и встретились, - она подошла ко мне и подала руку.
  Руку я пожала.
  -Итак, вы уже знаете, как меня зовут? Проходите, проходите же, не стойте в дверях. Для доктора вы слишком нерешительны. Впрочем, я сама когда-то была такой.
  -Ваше имя Пенелопа Акнео ван Тащ, - сказала я, оглядываясь на обстановку.
  Пенелопа откинула голову назад и совсем как доктор ван Чех засмеялась, только в ее исполнении это походило на ржание породистой кобылицы, впрочем, очень приятное, грудное ржание.
  -Не верьте глазам своим, а пуще тому, что пишут в бумажках. Меня зовут Кукбара фон Шпонс, и я являюсь директором уникального в своем роде цирка говорящих пауков.
  -Оу, - я смотрела на это чудо природы открытыми глазами и понять не могла, что дальше делать. Я уже совершила промах: доверила ей вести разговор. Этого никогда нельзя делать. Ну, да, ничего - на ошибках учатся.
  -Пенелопа, сколько раз я могу повторять тебе, чтобы ты нормально одевалась? Откуда, скажи мне, ты достаешь эти черные балахоны? - пришел мне на помощь доктор ван Чех.
  -Октео, - ласково улыбнулась Кукбара, - я уже тысячу лет не Пенелопа. Тебе, как моему ученику, должно быть это известно. Если бы я не съехала с катушек, тебе бы в жизни не видать этого места. Понимаешь ли, там наверху, - она облизнула палец и указала им вверх, - я сейчас имею в виду не соседей, а начальство, до сих пор думают, что я назначила тебя своим преемником, будучи уже сумасшедшей. Ты умница, что определил условную дату позже подписанного приказа. Ты вообще умница, Октео.
  -Ты не ответила, - насупился доктор. Кажется, он начал злиться.
  -Я не могу сказать, откуда я их беру. Мне жалко младший персонал, что так добр ко мне. Нелепая жизненная драма делает меня чуть ли не героиней в их глазах, поэтому они выполняют любые мои прихоти. У тебя, наверное, возникла теория, что я это рассказываю сейчас, чтобы посмеяться над бедной девочкой. Так вот - ты прав. Пусть ребенок знает, с кем имеет дело, это полезно. Дайте закурить, доктор.
  -Ты дымишь, как паровоз, - ван Чех был очень недоволен, но достал из кармана портсигар и дал даме прикурить.
  -Я все равно тут и помру, должна же я ускорить процесс, - фон Тащ подмигнула мне и выпустила вонючую струю дыма, - Фу, какую гадость ты куришь, Октео.
  -Я не курю. Бросил. Ношу для тебя.
  Пенелопа подняла одну бровь, но ничего не сказала.
  Несколько минут мы молчали. Я успела рассмотреть комнатку и ее хозяйку. Прошлый раз при встрече с этой больной у меня от страха, видимо, глаза были велики. Сейчас передо мной сидела женщина, которой дай Бог, было под тридцать (документация утверждала, что ей пятьдесят), рыжие волосы собраны в пучок, лицо ее было каким-то неуловимым, расплывчатым, то ли красивым, то ли не очень. Стоило ее глазам поменять выражение, как тут же менялось и все лицо. Глаза, кстати, заслуживают отдельного описания. Левый ее глаз был серо-голубым, правый - серо-зеленым. Под определенным углом света, серость уходила и левый оставался ярко-голубым, а правый - бледно-зеленым. Улыбка ее была приятной, но не более того.
  Женщиной Пенелопа была дородной, но с замашками худой столичной поэтессы. Все ее движения были мягкими, но порывистыми, голос был грудным, но легким, мягкие, ласковые интонации завораживали. Чем-то она напоминала удава, или это я себе напоминала кролика.
  В голову залетела шальная мысль, что эта женщина в прошлом была неплохим врачом, возможно, даже гипнотизером.
  Комната ее обставлена была гораздо лучше, чем у бедного ван Таша. Ну, да, бывший врач же. И скатерка вязаная на столе и вазочка, в которой стоит черемуха (откуда бы, она же отцвела давно?!). Все чистенько, стены, правда, голые. На тумбочке в изголовье стоят две фоторамки. В одной рисунок, уже знакомый: треугольники в серо-черно-зеленых разводах, во второй - фотография мужчины не слишком красивого, но очень какого-то яркого: в оранжевой футболке, на фоне ярко-зеленой травы, он раскинул руки и широко улыбался, словно ловил того, кто снимал его сверху.
  -А картину вам Виктор подарил? - спросила я.
  -Да. Он хороший и очень добрый, но несчастный. Тут из счастливых только я, все остальные глубоко несчастны, потому что не умеют наслаждаться своим состоянием.
  -Спасибо, Пенелопа, мы пойдем, - доктор ван Чех, решительно встал.
  -Уводишь ребенка, пока я ей мозги не "запудрила"? - уточнила с улыбкой ван Тащ.
  -Ты сама знаешь, - буркнул ван Чех, - Идем, Брижит.
  Я послушно встала.
  -Заходи, как соскучишься, - в спину крикнула мне Пенелопа, так как будто я была за сотню метров. Я аж подпрыгнула, - Я тебе погадаю. На картах.
  От неожиданности я обернулась. Откуда-то у Пенелопы в руках взялась колода карт, они были толще и больше обычных игральных.
  Волосы больной были распущены, шаль оказалась серого цвета, а не белого и глаза были ярко-голубой и бледно-зеленый. Она достала из колоды карту, я хорошо успела ее рассмотреть: женщина на троне, королева (венец на голове), в лиловой мантии и серебристых доспехах, в ногах меч, за ее спиной хмурый летний день. Внизу карты была подпись: "Королева Мечей".
  -Это я, - одними губами сказала больная.
  -Пойдем, кому сказал, - из коридора на меня недовольно сверкал голубыми глазами ван Чех. Я пулей вылетела из палаты и закрыла за собой дверь.
  -Идем, - хмуро отозвался доктор.
  В этот раз мы шли медленно. Ван Чех сгорбился и витал в каких-то своих мыслях. Я бы тоже с удовольствием в них углубилась, но их не было. В голове было пусто, но вопреки ожиданиям, не тяжело.
  В ординаторской доктор аккуратно сел в свое кресло, молча налил себе коньяку, молча же выпил.
  -Ну, и как тебе, - глухо сказал он.
  -М-м-м, я даже не знаю, что сказать.
  -Выпить хочешь?
  -Нет, спасибо.
  -Пенелопа Акнео ван Тащ - в прошлом заведующая отделением этой больницы. Она прекрасный врач, гипнолог, между прочим. Я всегда был сторонником гештальдта, но она смогла убедить меня в том, что совмещать гештальдт и гипнотерапию даже эффективнее, но это и ежу понятно.
  Кстати, что касается Виктора, это ему помогает. Когда он депрессивен, как сейчас, это помогает ему выйти - правда, по его утверждениям, кроме тех же треугольников, он ничего не видит.
  Так вот, Пенелопа... Она многому меня научила. Взяла на практику, потом я сам к ней записался, потом она выбила под меня здесь место. Я долго работал под ее надзором и первым заметил признаки... Хотя она всегда была того, - доктор тяжело вздохнул и продолжил, - у нее была любопытная теория, я не уверен, что ты ее поймешь. Но кратко: она делила больных на заурядных психов и настоящих безумцев. Последних она очень любила, говорила, что они не больны, они просто вышли за пределы этого мира. К первым она относилась с презрением.
  Позже ... Я не знаю, что послужило спусковым крючком... Просто в один день она стала называть себя Кукбарой фон Шпонс, директором театра говорящих пауков. Под говорящими пауками, она имела ввиду заурядных... Диссоциативная шизофрения дебютировала, мы положили ее сюда. Она осознает, кто она, понимает, где находится, но личность ее деформирована и не выправляется. Я не могу ей помочь, тем более она постоянно отказывается от помощи. Глубже деформироваться ей не дают нейролептики. Она постоянно идет по тонкой грани между Пенелопой и Кукбарой, балансирует.
  Доктор ван Чех глубоко вздохнул и выпил еще.
  -Мне жаль ее. Она была хорошим врачом, и хорошо, что осталась хорошим человеком. Так что... Ты сделала правильный выбор, что в одном, что в другом случае.
  -До завтра, Брижит Краус дер Сольц, - он улыбнулся, но глаза его были печальны.
  -Вам тяжело? - посочувствовала я.
  -Мне тяжело, но я не хочу поговорить об этом, - расхохотался ван Чех, - Иди, Брижит, не беспокойся, ни о чем. В сущности таких случаев, как эти, двое на сотню тысяч. А на алкашей еще успеешь насмотреться.
  Я очень доволен тобой.
  Я вышла из больницы и пошла домой. Что-то заставило меня оглянуться у ворот. От них хорошо просматривались аллеи, где гулял Виктор. Движения его были какими-то деревянными.
  -Виктор, - позвал его кто-то, видимо, из окна.
  -Да, Кукбара.
  -Заходи ко мне. Мне скучно.
  Виктор пошел в сторону отделения.
  Оказывается, они дружат... Хотя, почему бы и нет, с чего бы он ей картинки рисовал?
  Все-таки они славные, оба.
  
  Глава 4.
  Третий мой по счету день практики ничем примечательным не отметился. Когда я пришла, пальто с ангелами уже висело на крючке. А в прошлый раз он вешал его на плечики.
  Я переоделась и пошла к лифту. По дороге мне встречались доктора, санитары, медсестры, больные и не очень. Какой сегодня людный день!
  -У нас день открытых дверей, - радостно заявил доктор ван Чех, появившись из ниоткуда.
  Я вздрогнула и поздоровалась.
  -Для психиатра ты слишком нервная, - откомментировал доктор, - Держись веселей. Идем, сегодня у нас ответственный день. Буду посвящать тебя в основу метода Пенелопы. Ты же тоже гештальт предпочитаешь всему прочему?
  -Есть такое.
  -Вот-вот. Посмотришь, как Юнгинианские архетипы действуют на таких товарищей, как Виктор. Ему, кстати, совершенно необходима прогулка к себе. Утром он пытался повеситься.
  -Господи, - выдохнула я.
  -Ничего страшного, он у нас по семь раз в месяц такое вытворяет. Виктор склонен к депрессивным проявлениям, вечно пониженный фон настроения. Кажется, он был таким всегда. Мотай на ус: как правило, депрессивные люди самые веселые, а позитивные, как правило, компенсируют невроз. Самые стабильные шизоиды - с ними никогда не понятно, что конкретно он испытывает, но они определенно стабильны, да, - доктор говорил и, судя по всему, его отчаянно заносило куда-то в дебри, он сопротивлялся, но его все равно уносило.
  Он задумался и почмокал.
  -А какой у меня невроз? - задумчиво сказал он, - А! Ну, да... в детстве я был очень мнительным.
  Я не сдержалась и прыснула, затем расхохоталась и резко же оборвала смех, не потому что ван Чех, сложив губы бантиком, смотрел на меня с обидой. А потому что я закинула голову назад и отклонилась корпусом. Меня это напугало. Все психиатры так смеются?
  -Я давно хотела спросить, - сказала я, чтобы сменить тему, - а почему этот стационар называется по лечению профессиональных заболеваний, а отделения здесь... ну, так скажем, узкоспецифические...
  -Была еще наркология, но ее сожгли наши пациенты, они очень не любили алкоголиков. К радости, никто не погиб, - уклончиво ответил доктор ван Чех.
  -Прошу прощения, что посмеялась над вами.
  -Подумаешь. Я привык. Надо мной все смеются, а в сущности почему? Потому что я не боюсь признать свои маленькие отклонения. У каждого из нас есть пунктик, просто есть те, кому помощь нужна больше чем остальным, кто однажды, как Пенелопа или Виктор, ушли и не могут вернуться. И если я не хочу отпускать туда Пенелопу, то Виктор сам рвется к нам сюда, к нормальной жизни. Хоть иногда ему и нравится игра во все эти куклы, императоров и прочую фигню, но зачастую он действительно рвется вернуться. Проблема в том, что он не может ничего о себе вспомнить, причем, настолько ничего, что не имеет даже собственной личности. Не хочет вспоминать или не может, в сущности, разница не большая. У него стоит очень мощный блок, за который не переступить.
  Итак, хватит философии, - вздохнув, сказал доктор, - мы идем к Виктору. Ты легко внушаема?
  -У меня неплохие способности к гипнозу, но внушаема ли я... я не могу сказать.
  -Я посредственен в гипнозе. Но то, что я тебе покажу сегодня, это то, чему научила меня Пенелопа. Будем взламывать, - доктор потер руки и толкнул дверь палаты.
  -Постарайся поучаствовать с нами вместе, - шепнул мне доктор, - Здравствуй, Виктор! Как ты чувствуешь себя?
  Больной сидел за столом, опустив голову на руки. Перед ним были скомканные бумаги и несколько аккуратно разложенных белых лепестков.
  -Виктор, - тихо позвала я, дер Таш не отзывался.
  -Виктор, - прошептала я, не наклоняясь к уху пациента.
  Больного подбросило высоко вверх, он пришел в себя и заозирался.
  Мы обменялись с доктором тревожными взглядами.
  Серо-зеленые глаза Виктора были наполнены слезами, но лицо сухо. Он проморгался: две слезинки скатились из его глаз. Он осмотрел меня, видимо, не узнал, перевел взгляд на доктора и бросился к нему, как к родному.
  -Виктор, что случилось? - спросил ван Чех, держа больного от себя на длине рук. Больной был выше на полголовы и сильнее, но вдруг поник, и понуро вернулся к столу. Отработанным канцелярским жестом он послюнявил пальцы и взял бумагу из стопки, схватился за ручку и стал лихорадочно писать.
  -Псс, Бри, - позвал меня доктор и поманил пальцем, - сиди тут и жди. Наблюдай.
  Сам доктор углубился в блокнотик, в котором что-то карябал мелким почерком.
  Я наблюдала, как большой Виктор ниже и ниже склоняется к бумаге, что-то пишет, размашисто. Капли со лба падали на белые лепестки. Вскоре Виктор закончил писанину, перечитал, перечеркнул половину и снова стал вписывать и черкать, черкать и вписывать.
  Он закончил, внимательно перечитал себе под нос, сделал пару поправок. Особым своим жестом взял еще лист и переписал набело. Молча поднялся и торжественно бросил скомканное творение мне в лицо. Слева послышался сдавленное "пх-х-х-х-х-х" доктора ван Чеха.
  Виктор тем временем достал из шкафчика краски и кисти, и еще один листок лег в какое-то новое творение.
  Я посмотрела на ван Чеха, он давился беззвучным смехом. Со вздохом развернула бумажку, на ней было написано следующее:
  "Оно мне шепчет теперь на два голоса,
  Мол, где ты была, что делала,
  Почему не случилось тебя здесь раньше?
  Видишь, им нельзя было ждать дольше.
  Видишь, все набережные стали старше,
  Чайки и молва - громче, ноты и слова - дальше
  От меня, но к тебе, милая, ближе.
  Их тут приняли, и ты можешь гордиться
  Тем, что квартирный вопрос, попортивши нервы молодым девицам,
  Ко вкусу остался-таки равнодушен,
  И некоторые из них еще поют в душе
  Про факинг в шалаше и кушают пирожные буше,
  Собираясь вечером наораться всласть.
  Ну, скажи мне, зачем ты хотя бы не здесь родилась?
  Понесло ж тебя, дитятко, в сырой чопорный город,
  Вместо того, чтобы быть со мной,
  Ну, или на крайний, худой
  В Златоглавой Первопрестольной
  Пить чаи и ходить каждый месяц
  Наведывать моих непутевых этих,
  Пишущих стихи, уходя в запой.
  Ты какая-то беспокойная у меня.
  Говорю же - совсем дитя. Я шлифую тебя
  Словно ты шлифуешь сейчас терцию
  И оттачиваешь беглость пальцев,
  Душишь шестиструнную, трешь запястья,
  Любишь белое и посмеяться.
  И боишься всего и вся.
  Глаза мои лезли на лоб. Почему в женском роде? Что он хотел сказать этим? Это видения или отрывок воспоминаний? Если проклятие... то мне действительно жутковато.
  Виктор тем временем подошел ко мне и подал листок:
  -Простите, я была резка, - тихо сказал он.
  На листке были те же треугольники. Ван Чех вырвал у меня стихотворение и пробежал его глазами, хмыкнул и выпятил губу. Он подумал и быстро свернул листок, сунул ко мне в карман.
  -Виктор, ты готов?
  -К чему? - спросил он.
  -Сегодня будем пробовать гулять в лесу.
  -Я всегда к этому готова, - ответил Виктор.
  -Все мои формулы относятся и к тебе тоже, - бросил мне ван Чех.
  -Сядьте удобнее. Расслабьтесь. Закройте глаза.
  Глубокий покойный голос ван Чеха меня успокаивал, я быстро задремала.
  -Вы стоите перед лесом. Запомните его. Входите в лес. Идите прямо по тропинке. ... Вы выходите на поляну. ... Осмотритесь. Запомните хорошо поляну. ... Вы видите на поляне кружку. ... Поднимите ее. ... Хорошо рассмотрите кружку. Из чего она сделана, есть ли на ней рисунок. ... Положите кружку. ... В глубине леса вы видите дом. ... Идите к дому. ... Обойдите его вокруг. ... загляните в окно....
  Дикий вопль разбудил меня. Я долго выбиралась из тьмы своих видений, но, наконец, оказалась в палате дер Таша.
  Доктор шлепал по щекам больного, тот спал и брыкался, и кричал. Я отыскала на стене рядом с входом кнопку экстренного вызова сестры и нажала ее. Подбежала к брыкающемуся дер Ташу и шепнула на ухо:
  -На счет три вы проснетесь.
  -Раз, - рычал ван Чех, - Два. Три.
  Виктор открыл глаза и испуганно посмотрел на нас.
  -Ты молодец, Виктор, ты молодец. Ты далеко зашел сегодня! - ван Чех тряс безвольного больного. Голова Виктора моталась по плечам, вся одежда была мокрой, волосы липли к лицу.
  -Что ты видел? - вопрошал доктор.
  -Женщину... В белом... Она прекрасна... она ... она ... она.
  Виктор затрясся в немом вопле.
  Явилась сестра. Дюжая большая женщина со шприцем.
  -Долго ходишь, - прорычал ван Чех, - коли быстрее!
  Женщина ловко засадила в вену иглу и быстро вколола лекарство.
  -Ты теперь спать будешь. Спать, - повторяла я, поглаживая его по голове, - спать.
  Ван Чех быстро перетащил больного на постель и положил там.
  -Ее... - прошептал успокоенный Виктор.
  Доктор рванул меня к кровати больного.
  -Она, как ты, - шепнул дер Таш и вырубился.
  -Идем, - грозно сверкнул глазами доктор. Мы оставили Виктора отдыхать.
  
  Глава 5.
  -И как тебе это все? - ван Чех угрюмо шлепнулся в кресло и швырнул шапочку на стол.
  -Мы, кажется, сдвинули с мертвой точки его дело, - скромно ответила я.
  Ван Чех посмотрел на меня удивленно, потом нахмурился. Мимика его в тот момент отражала все колебания мыслей великого доктора. Он был смятен и зол, и растерян, и удивлен без меры.
  -Брижит, давай начнем с начала, - наконец сказал он, откидываясь на кресло. Я лицезрела шикарный профиль Вальдемара Октео ван Чеха, он прикрыл глаза и закусил нижнюю губу, козлиная бородка оттопырилась.
  -Что именно? - не поняла я.
  -Что тебя смутило, что не понравилось. Давай, рефлексируй, - пояснил доктор.
  -Мне не понравилось то, что Виктор среагировал на шепот так активно.
  Ван Чех кивнул:
  -О чем нам это говорит?
  Я сидела и кусала губу, у меня была версия, но я не хотела ее высказывать.
  -Смелее, Брижит, неси ересь.
  -М-м-м. Такое бывает при кататоническом синдроме. Во время обострения. Но говорить об этом можно только частично, потому что он не был ничем накрыт и не раскачивался, он только лишь глубоко задумался, мне кажется.
  -Он вполне определенно был сконцентрирован. На чем, как думаешь?
  -На лепестках, видимо.
  -Так, прекрасно. А какую фигуру образовывали лепестки?
  Я подумала и поняла, что не помню. Я постаралась вспомнить и даже закрыла глаза, чтобы увидеть ту картинку. Я видела сидящего Виктора, он весь с белом, перед ним белые лепестки. Вот я подхожу к нему. Зову. Он не отзывается, я снова зову, но уже тише. Он сидит. Но вдруг встает и идет к картине. Вместо того, чтобы посмотреть на стол, я кинулась за Виктором. Зачем-то я вцепилась в его плечи, он ловко развернулся и по-мальчишески улыбнулся.
  -Не надо, Брижит, - тихо сказал он. - Сейчас мне надо уйти.
  -Кто это женщина в белом? - крикнула я, он стоял рядом, но не слышал меня, это я точно знала.
  -Это ты, - усмехнулся Виктор и наклонился ко мне, коснулся своими губами моего лба и прошептал:
  - Отпусти меня...
  -Нет, не отпущу!
  -Глупая, маленькая, Брижит. Я все равно уйду. Не держи меня.
  -Я хочу тебе помочь.
  -Ты не сможешь, и никто не сможет, - Виктор улыбнулся мне.
  Он был лет на восемнадцать моложе. И только в глазах читался опыт мужчины под сорок. Он мягко снял мои руки со своих плеч. Улыбнулся почти печально и махнул рукой. Виктор подошел к картине на стене и, схватившись за раму, нырнул в серо-черно-зеленую пелену треугольников.
  От испуга я открыла глаза.
  -Заснула? - осведомился доктор ван Чех, расставляя чашки.
  -Я ... нет... это был не совсем сон.
  -А что это было? - ван Чех сверкнул на меня глазами и бросил в чашку пакетик зеленого чая.
  -Бред какой-то, - подумав, брякнула я.
  -Расскажи, Брижит, мне интересно.
  Я подробно описала все, что видела. Ван Чех слушал меня с невозмутимостью каменной статуи, только голубые глаза мерцали как-то хищно. Весь он стал вдруг похож на куницу, за одним исключением: у куниц не бывает голубых глаз.
  -Любопытно, - причмокнул он, когда я окончила рассказ, - Итак, Брижит, сейчас расскажи мне, что ты видела, когда я проводил визуализацию с Виктором?
  Я глубоко задумалась, получалось, что на проверку я видела только одно:
  -Я четко видела треугольники, - тихо ответила я.
  -Нет, вы издеваетесь что ли?! - ван Чех вскочил, пробежался по кабинету и сел на место, - Правда что ли?
  Я кивнула.
  -Давай дальше.
  -Я видела треугольники и не более того. Такие, как Виктор рисует. Но, как только вы заговорили про кружку, я очень четко увидела, как она вываливается из ряби треугольников. Они постоянно рябили, как будто не нарисованы, а плывут, или нарисованы на ткани, и она колышется на ветру. Кружка была треугольной, керамической и тоже в треугольниках. Дома я не увидела, хотя что-то вырисовывалось, как на картинках для тренировки стереоскопического зрения. Потом Виктор начал кричать.
  Ван Чех размашисто шлепнул себя рукой по лицу и стал массировать нос и виски. Он растирал лицо, потом прекратил пугать меня и устало вылупился в окно.
  -Ты что-нибудь понимаешь, Бри? - спросил он глухо.
  -Нет.
  -А я понимаю. И мне это очень не нравится. Как я буду рад, когда и если ошибусь. Но пока что, я не хочу тебя пугать, но скажу одно: ты свяжешь Виктора и нашу реальность, нам надо выяснить, кем была эта девушка в белом, кто она ему и что вообще происходит.
  Ты же видела то, что и он. Обычно дальше кружки дело не доходит, но тут дом, да еще и женщина в белом, это слишком много для бедного Виктора на один-то раз.
  Итак, Брижит, мы с тобой каждый день ... Нет, не так. Ты под моим тщательнейшим наблюдением ежедневно будешь заниматься с Виктором. Раз у вас такая ментальная связь. Кто бы мог подумать, а? Нет, ну вы только подумайте! - ван Чех разволновался и стал размахивать руками.
  Мне подумалось, что сиятельный доктор очень некстати сошел с ума.
  -Просто, понимаешь ли, то, что ты видела для тебя не характерно, ведь так? Вы же уже делали визуализацию? - ван Чех порывисто сел.
  -Да.
  -Ты же видела то же, что и все.
  -Ну, за исключением индивидуальных мелочей.
  -Вот-вот. А тут ты как бы считала его видения. Он каждый раз видит одно и то же, я наизусть уже это треугольную чашку знаю. Нет, это феноменально!
  -А что с моим видением доктор?
  -Во избежание дальнейших видений не засыпай на рабочем месте. Не исключено, что это был вещий сон. Как бы тебе объяснить... Ты видела суть проблемы. Любопытно, что он нырнул в эти свои треугольники. Если он проснется кем-то другим, теория будет подтверждена, но я бы этого не хотел. Потому что слишком много чего тут завязано, а я не хочу пудрить тебе мозги потусторонней фигней, которая все-таки имеет место быть, как бы я не сопротивлялся.
  Итак, вернемся же скорей к тому, на чем остановились. В какой форме были лепестки?
  У меня голова шла кругом от белиберды, которую нес уважаемый доктор. Я отпила остывшего чаю, он безбожно горчил.
  -Я так и не вспомнила.
  -Они были в форме ангела, - с видом человека, у которого всю карточную партию в рукаве был лишний туз, сказал доктор ван Чех и сложил губки бантиком.
  -Это как? - недоумевала я. Как сложить человечка я еще представляла, а вот ангела.
  Доктор нетерпеливо схватил ручку и листочек и нарисовал несколько загогулин: больше это было похоже на мутировавшую стрекозу.
  -Не видишь? - брови роскошного доктора поползли вверх, - Посмотри: два лепестка лежат друг на друге, тот, что выглядывает снизу, символизирует голову, тот, что лежит сверху это платье. Два лепестка по сторонам лежат под всем остальным - это крылья, два лепестка лежат на "платье" - это руки.
  Я смотрела на доктора с тупым любопытством: сошел он таки с ума или прикидывается?
  -Не смотри так на меня, Брижит, - посуровел доктор, - у тебя есть другие версии?
  -Может у этого чудовища просто четыре руки?
  -Тогда почему верхняя пара рук растет из спины? - невозмутимо спросил доктор.
  Логика была неоспорима.
  -Потому что ... потому что ... - я пыталась найти ответ на дурацкий вопрос, - потому что, возможно, лепестки сами так упали.
  -Я четко запомнил эту деталь. Острые концы все четырех лепестков рук и крыльев точно сходятся в одной точке, так не падают обычные лепестки. Он сам это сложил. Возможно, он что-то доработал, но он однозначно вспомнил образ и нам важно этот образ раскрутить до полного воспоминания. Странно только, что он утверждает, будто бы она похожа на тебя, но с самого начала не узнал в тебе ее образ. Часто бывает, что даже отдаленная схожесть побуждает воспоминания. В этом случае он сразу бы сказал, что ты это она и сразу сказал бы все, что знает. Все с этим Виктором не так!
  Доктор помолчал. Побил слегка узловатыми пальцами по столу и достал из шкафчика коньяку, налил себе в чай.
  -Трезвенницам не предлагаю, - сурово сказал он, когда я только раскрыла рот, чтобы попросить.
  Доктор пил чай, а я смотрела на нарисованные им лепестки, и упорно продолжала не видеть в этой белиберде ангела. Аккуратно я пунктиром дорисовала лепестки, стараясь соблюсти пропорции.
  -Простите, доктор, - задумчиво сказала я, - но ваша теория не верна.
  -Какая из? - с интересом и набитым ртом спросил ван Чех. Откуда-то он достал печенье.
  -Пять лепестков, а не четыре сходятся в одной точке, а если головной лепесток меньше остальных, то и все шесть.
  -В одной точке? - серьезно спросил ван Чех.
  -Да.
  -Это все равно ничего нам не дает, - причмокнул он, - мы не знаем кто она.
  -Пойдешь к Пенелопе?
  -Э-м-м-м, - я заколебалась. С одной стороны надо бы, с другой я была сильно не рада, что выбрала ее личное дело.
  -Не хочешь - не надо. Я не злобный профессор, тем более, что одну тебя к ней пускать опасно, а сам я сегодня, что-то не в настроении выслушивать, что она там бредит... А какой был врач... А, ладно. Иди домой, Брижит, иди и спи. Если приснятся сны, записывай - это развивает фантазию и память. Отдыхай, потому что завтра мы все-таки пойдем к Пенелопе, а меня заждались очень сильно мои алкоголики...
  Я вышла из клиники и пошла по дорожке прочь. До слез мне было жаль Виктора. И вообще он был очень хорош собой, когда был молод. Романтический такой герой, почти что рыцарь, недопринц какой-то. Почему "недо"? Потому что без коня... Я не уверена была, что видела конкретно его молодость в своем сне, но ... этот молодой человек, был чертовски похож на Виктора, каким я его запомнила. Только волосы длиннее и гуще и нос не картошкой, а тонкий такой.
  Каким тогда должен был быть в молодости доктор ван Чех? Я попыталась пофантазировать на эту тему. Выходил забавный кучерявый студент медицинского института, забавный, но не такой красивый, как сейчас.
  Стоп! Я даже остановилась, как раз в воротах больницы. О чем это я?! Я рассмеялась. Чего только в голову не взбредет с этими больными людьми!
  
  Глава 6.
  На полпути от дома до больницы утром следующего дня со мной случилось непредвиденное. Дорогу мне преградил страшный тип. Я заметила его еще издалека: он шел, шатаясь, как живой мертвец переставлял ноги.
  "Пьяный!" - подумала я и хотела переходить на другую сторону дороги, хоть мне и не надо было туда. Но пьяница тоже меня заметил и побежал навстречу.
  Как назло, на улице не было ни души! Меня сковал ужас, я не стала противиться судьбе и стояла, как вкопанная. Была надежда, правда очень слабая, что он реагирует только на движущиеся предметы и меня недвижимую не заметит.
  Чудовище с размаху рухнуло передо мной на четвереньки и продемонстрировало почти весь ассортимент вчерашней закуски. Я отскочила назад, от омерзения свело челюсти.
  -Простите, - промямлило существо. Человеческим оно было когда-то давно. За это говорили следующие признаки: оно было прямоходящим, верхние конечности оканчивались кистями с противопоставленным большим пальцем, головная часть ратовала за то, что мозговой ганглий у этого венца творения самый большой из всех животных. В остальном он походил на добротного хряка: большой, мясистый, глазки маленькие, слезящиеся, заплывшие в складках лица. Губы были разможжены, на них остался кусочек сосиски, который существо не сплюнуло.
  Мне было отчаянно противно, но отчего-то я стояла рядом и любовалась всей глубиной падения моего нежданного знакомца.
  -Помогите, - слабым голосом с сильным перегаром умоляло существо.
  -Вам плохо? - дурацкий вопрос. Нет, черт побери, он от хорошего самочувствия на четвереньках ползает!
  -За мной гонятся. Черти, они бегут. Они гонятся за мной, - существо тряслось от страха, - я маму похоронил, я папу похоронил, я брата месяц назад схоронил, - существо упало на руки и зарыдало.
  Из-за волны отвращения и гадливости робко показалось сочувствие.
  -Так, кто за вами гонится? - спросила я.
  -Черти, - существо огланулось, - они и меня хотят утащить. Я же пьяница, они меня заберут. А все жена - стерва - она их посылает. Она ведьма, представляете, она ведьма! Она умеет вызывать чертей!
  Ох, все более-менее понятно.
  -Поднимайтесь, - как могла ласковее сказала я. - я отведу вас в безопасное место.
  -О! Они везде найдут меня, - трагически заламывал руки алкоголик.
  -Или вы идете со мной в безопасное укрытие, или меня не волнует: на дыбе они вас вздернут или в горящем спирте сварят, - фыркнула я.
  Существо перестало рыдать и выкручивать себе суставы и задумалось. Давалось ему это с трудом, но, надо отдать должное, он старался. Я засомневалась, что он знает, что такое дыба, а горящий спирт в его состоянии может быть крайне привлекательным.
  -Я иду с вами, - он гордо поднялся на ноги, выпрямил спину, поднял голову... Ну, древний герой ни больше, ни меньше! И рухнул на обочину в траву.
  -Я встану сейчас, - сказало чудное видение и захрапело.
  
  Доктор ван Чех смотрел на меня сурово, но смеха сдержать не мог. Его басовитые раскаты отталкивались от стен и гасли на потолке, некоторые особо удачливые и громкие вылетали в окно.
  -Ты, как маленькая, с пола в рот! - комментировал он, - И как ты вообще его утащила? Он же вон, какой огромный, а ты вполне себе хрупкая девушка.
  -Ну, как-то утащила, - недовольно огрызалась я, сваливая бесчувственное тело на пол приемного покоя.
  -Вот кто тебя учил обращаться так с людьми? Он хоть и алкоголик, но все-таки человек, - с упреком улыбался доктор.
  -По виду разве что? - буркнула я.
  -Суровая маленькая Брижит, - ласково улыбнулся ван Чех. Он подошел к стойке медсестры и нажал зеленую кнопку, - Будет с тебя, натаскалась. Сейчас санитары его быстренько положат нормально и вымоют, и вообще.
  -Я бы тоже с удовольствием помылась.
  -Понимаю, - доктор брезгливо покосился на пациента, - Черти, говоришь, за ним гонятся. Еще один алкаш на мою бедную хрупкую шею, - ван Чех потер свою "лебяжью" шейку мощной ручищей.
  - Могу предложить тебе душ в женском отделении. После такого обязательно надо бы помыться, постираться бы тоже не мешало, но тебе не во что переодеться.
  -Не во что, - согласилась я, - не важно: помоюсь и уже хорошо.
  Прибыли санитары и невозмутимо уложили мое сокровище на каталку. Сокровище всхрапнуло и тихо зачмокало.
  -Соску просит, - откомментировал ван Чех и расхохотался.
  Меня снабдили полотенцем и сопроводили в душ. Я плескалась себе в душе, пока не почувствовала чье-то присутствие. Это меня нервировало.
  -Кто тут? - задала я вопрос в пустоту. Перед глазами замелькали черно-белые кадры фильма "Психо". Естественно мне никто не ответил. Я подумала, что неплохо бы выйти, но моя одежда за пределами душевой кабины, то есть там, где стоит некто. Внезапно меня посетила мысль.
  -Пенелопа, это вы? - ответом мне слышна была тишина и сдавленный смешок.
  -Кукбара? - в третий раз спросила я.
  -А вот теперь ты совершенно права, девочка, - ласковый грудной голос отозвался мне. Я выключила воду.
  -Подайте мне одежду, если вам не сложно.
  В кабинку просунулась рука, держащая мои шмотки, закутанная белой шалью.
  -Спасибо.
  -Тебе спасибо, Брижит, ты привела сегодня замечательного паука. Его зовут Эдгард Эоне фон Зох. Слишком красивое имя для такого типа, он кошмарен, настоящий паук. Спасибо, такие редкие экземпляры на улице не валяются. Великолепный делирий!
  -Самое страшное, что я подобрала его именно на улице, - мрачно сказала я.
  Кукбара гортанно рассмеялась:
  -Судьба иронична, ничего не поделать. Я приглашаю, заходи ко мне. Мне было бы интересно поговорить с тобой.
  -О чем нам разговаривать? - ни с того ни с сего я вдруг начала злиться.
  -Например, о том, что значит, на самом деле, твоя связь с Виктором и кто это девица в белом, - Кукбара перебирала полу своей шали.
  Внезапно, за ее спиной раздалось шипение. Как змея к нам подползала какая-то больная. В руках у нее был шарф.
  -Осторожно, - только и успела крикнуть я.
  Кукбара развернулась и из-под полы ее одежд вдруг выскочил хлыст. Она схватила его и ловко зацепила им обидчицу, но та вырвалась.
  -Кончилось твое время, Кукбара, - шипела больная, - Кончилось. Хватит с нас твоих истязаний. Мы хотим жить.
  Я юркнула в душевую кабину и наблюдала через щелочку за тем, что будет.
  -Ша, - тихо сказала Кукбара и расправила хлыст.
  -Отпусти нас, - прошипела больная и бросилась на Кукбару, выбила из ее рук хлыст и накинула на шею шарф. Кукбара вцепилась в шею нападавшей, и отчаянно лягала субтильную убийцу ногами. Но та вцепилась мертвой хваткой в горло директора цирка говорящих пауков. Кукбара краснела и хрипела, но не сдавалась.
  Я, было, сделала шаг, чтобы прийти на помощь, но убийца подняла на меня горящий взор и прошипела:
  -Она и тебя возьмет, она всех нас заберет. Ее надо убить!
  Кукбара воспользовалась тем, что соперница отвлеклась. Наконец, ей удалось сбросить с себя нападавшую. Фон Шпонс подхватила свой хлыст и несколько раз сильно ударила женщину по спине. Хлыст свистел, опускаясь на нападавшую. Женщина выла и ругалась. Кукбара же силы не сдерживала.
  -Знай свое место. Плохая, очень плохая паучиха, - спокойно приговаривала она.
  На моих глазах женщина съежилась и почернела, обросла густой шерстью, руки и ноги ее истончились. Передо мной стояла жирная, не совсем обычная, но вполне узнаваемая паучиха.
  Кукбара занесла хлыст для последнего удара, а когда опустила его на спину насекомого, то я закричала.
  Собственный крик разбудил меня.
  -Кошмар? - позевывая, спросил ван Чех, - Чего-то ты бледненькая. Выпить хочешь?
  -Хочу. Очень.
  -Давай рассказывай, что видела.
  Я выложила все, как на духу.
  Доктор мрачнел с каждым словом и в конце концов сказал:
  -Пойдем к Пенелопе, и пусть теперь только попробует отвертеться.
  
  Глава 7.
  -Здравствуйте, мои дорогие, я заждалась вас, - навстречу нам из своего кресла поднялась Кукбара фон Шпонс. Правда она не совсем была на себя похожа, скорее это все-таки была Пенелопа. Я не могла понять, я звериным чутьем определяла, кто передо мной: Кукбара или Пенелопа. Неуловимая разница присутствовала в их обликах. Кукбара была какой-то злобной, в ней словно вот-вот должна была разжаться пружина ярости. Пенелопа была спокойной, мягкой, даже движения ее были плавными и интонации пластичными. Кукбара была несколько резка и голос ее был громче и ниже, хотя она очень старалась пародировать Пенелопу в этом отношении.
  Словно две сестры-близнеца они были очень похожи, но все-таки Пенелопа и Кукбара были разными, очень разными. Но верить, ни одной, ни другой мне не хотелось.
  Доктор Октео ван Чех стремительно прошелся по палате и сел возле окна на кресло, где только что сидела Пенелопа. Он размашисто положил ногу на ногу и забарабанил пальцами по подоконнику. Долго доктор смотрел в окно и молчал.
  -Что за ... дела ты творишь? - сурово сказал он.
  Пенелопа грациозно села на кровати, тоже закинула ногу на ногу и расправила широкую черную юбку. На лице ее было написано выражение святой невинности. Она посмотрела на меня и улыбнулась только краешками губ. А потом вдруг подмигнула мне правым серо-зеленым глазом.
  -Я не понимаю тебя, Октео. Врываешься, не здороваешься, занимаешь мое любимое кресло, задаешь странные вопросы, - она расправила складочку на юбке. Я приметила, что для ее пухлых рук пальцы у нее изящные. Она ими любовалась.
  -Перестань называть меня вторым именем, - пробормотал доктор ван Чех, - я тебе не мальчик! - он резко вскочил на ноги и стал расхаживать по палате, - Что ты творишь, Пенелопа?!
  -Ты не боишься вести такие разговоры при девочке? - невозмутимо поинтересовалась Пенелопа.
  -Это напрямую меня касается, - возмутилась я.
  -Кто из нас троих сошел с ума? - рассмеялась Пенелопа, - вы или я? То, что ты девочка видишь странные сны, еще не означает, что я тут в чем-то виновата.
  -Вот ты и попалась, - медленно проговорил ван Чех, - мы ничего не упоминали о снах.
  -Это просто вычислить. Посмотри на девочку, она же сновидец, как пить дать, - Пенелопа улыбнулась и левый глаз, теперь ярко-голубой зловеще сверкнул.
  -Не морочь мне голову, Пенелопа, - прорычал доктор и схватил больную за плечо, - Ну-ка, быстро объясняй нам, что происходит?!
  -Ты сам все понимаешь, поэтому так и злишься, - улыбнулась болезненно Пенелопа, мощная рука доктора не отпускала ее.
  Я смотрела на них и вдруг совершенно неожиданно какая-то залетная мысль пронзила меня.
  -Вальдемар, доктор, - я сорвалась на крик, - В больнице наверняка умерла женщина, или пропала, но, наверное, она умерла. Щуплая такая, не очень высокая, у нее короткие седые волосы. И руки очень костлявые и сильные. Глаза серые.
  Ван Чех резко на меня обернулся, в глазах его читался смертельный страх.
  -У нее в руках или где-то рядом будет ваш шарф... По-моему, это был ваш шарф, - тихо закончила я.
  -Откуда? - прошептал он.
  -Я же рассказала вам сон, сейчас я поняла к чему он.
  Доктор вылетел из палаты белым вихрем, оттолкнув меня с дороги.
  -А ты молодец, - низкий грудной голос вывел меня из ступора, - Не думала, что ты так быстро раскусишь свой сон. Вообще-то все это было на самом деле. Только не в больнице, а в пограничье. Пограничье там, где и я. Настоящая я.
  Если хочешь, я расскажу с самого начала, все, что тут происходит. Садись и слушай.
  С детства я мечтала о психиатрии. Ко мне всегда липли люди с нездоровой психикой, мне было их жаль, и я хотела их лечить. Когда цель моя была достигнута, я, будучи уже женой уважаемого человека, поступила рядовым психиатром в эту больницу. Долгие годы работы и быстрая профессиональная деформация привели к некоторым последствиям. У меня всегда была теория, что люди сходят с ума не просто так. Некоторые выходят из этого мира за его рамки, за грани, другие, наоборот, как бы выворачиваются наизнанку, все гадости вылезают наружу.
  Я защитила две научные работы по этой теории. Одна до сих пор считается слишком вольной и спорной, но я свято уверена, что так оно и есть. У первых всегда выше коэффициент IQ. Это люди, занимающиеся интеллектуальным трудом высокого уровня, они много знают, умеют мыслить, творческие люди, которые всю жизнь стремятся выйти за рамки обыденного.
  В какой-то момент они находят свою зеленую дверь и выходят. Такие редко возвращаются, только если за дверью их ждут собственные демоны и кошмары безумия. Оно всегда жутковато на вкус - можешь мне поверить.
  Вторые, простые обыватели, как правило, заводские рабочие и их жены и дети, спивающиеся под тяжестью собственной никчемной жизни. В них нет полета мысли, и радости самой простой жизни. Они рано или поздно доходят до делирия - как сегодняшний твой знакомый, и тогда-то их и выворачивает наизнанку. Главная их черта: как один, они все хотят владеть как можно большим количеством этого мира. То есть, они банально жадны до безобразия. Это пауки - самые жадные из всех тварей на земле. Всю жизнь они плетут паутину, но в конце сами попадаются в нее. Лечить их - пустая трата времени. С определенного момента своей жизни они пауки, генетический мусор, - последние слова Кукбара (а это была именно она) произнесла громким голосом, оба глаза ее яростно сверкали. Она с силой сжимала свой хлыст, лицо было бледным, черты как-то хищно заострились.
  Дверь распахнулась, доктор ван Чех монохромным пятном ввалился в палату. Он устало прошелся, не глядя на нас, упал в кресло и закрыл лицо руками. Подобный каменной статуе он сидел недвижим.
  -Доктор, - я присела возле него на корточки и легко коснулась рукой его колена, - что случилось?
  Ван Чех оторвал руку от лица. Щеки и бородка были мокры, голубые глаза выцвели, сам он стал какой-то на удивление черно-белый, черты лица болезненно заострились, а под глазами залегли иссиня-черные круги.
  -Ее нет, - тихо сказал доктор, - Она умерла примерно тогда, когда ты проснулась. Мне не сразу доложили, потому что мы с тобой ушли сюда. В руке она зажала мой шарф.
  -Где нашли тело? - холодела я, зная ответ заранее.
  -Возле душевых кабин. Сердечный приступ ее убил. Но Алиса Дебри фон Ярик никогда не страдала сердечнососудистыми заболеваниями, - ван Чех утер лицо платком, - она была хорошей женщиной, несчастной, но доброй, у нее была надежда.
  -Плачешь о шарфике? - гортанно рассмеялась Кукбара, оба ее глаза горели святой ненавистью и торжеством. Я обернулась к ней, посмотрела в это круглое лицо и возненавидела ее. Такую бурю эмоций я еще никогда не испытывала.
  -Ты убила ее, - я бросилась на Кукбару и с размаху прижала ее к стене, - Ты превратила ее в паука, а потом убила.
  -Я показала только лишь истинную сущность, - злобно и спокойно усмехнулась Кукбара и оттолкнула меня. Я цеплялась за нее. Ненависть двигала мной, хотелось убить это чудовище, за все ее речи и убийство странной, но, ни в чем не повинной Алисы.
  -Когда я превращала ее в паука, она вовсе не казалась тебе милой и беззащитной, - Кукбара отбросила меня от себя.
  Я упала и больно ударилась спиной об пол. Тут же вскочила, чтобы броситься и придушить эту гадину, но теплая, очень тяжелая цепкая рука остановила меня. Доктор ван Чех тряхнул меня и от души дал мне пощечину.
  -Никто и никогда не давал тебе никакого морального права желать смерти тому или иному существу, каким бы мерзким оно тебе не казалось, - глаза доктора ярко сверкали, - идем, успокоишься.
  Он грубо выпихнул меня из палаты, а сам притормозил возле Кукбары, вольготно раскинувшейся на своей кровати. Она мило салонно улыбалась.
  -У тебя никогда не было права судить других людей. То, что ты делаешь, мерзко. Мы трое знаем, что Алиса умерла не своей смертью.
  -Ты этого не докажешь, - ласково прожурчала Кукбара.
  -Это и спасает тебя, - ван Чех холодно кивнул и пошел к выходу.
  Уже на пороге его настиг голос Кукбары:
  -Ты же всегда неровно ко мне дышал, Октео. Будь откровенен сам с собой.
  Доктор вздрогнул, опустил глаза и долго стоял сгорбившись.
  -Тебя я ненавижу, - прошептал он и захлопнул дверь.
  Еще долго по коридору раскатывалось эхо от смеха Кукбары фон Шпонс - директора уникальнейшего цирка говорящих пауков.
  
  Глава 8.
  Мы вернулись в ординаторскую. Доктор ван Чех был раздавлен. Он налил нам коньяку. Пили не чокаясь.
  -Ты пугаешь меня, Брижит, - хрипло сказал он, отойдя к окну, - Ты - эмпат, очень сильный эмпат, так это называется языком нормальных людей... Хотя, что есть норма?!
  Доктор подождал, пока вопрос лопнет в полнейшей тишине и продолжил:
  -Теперь уже нет смысла молчать. Я и сам бывал в этом пограничье, как зовет его Пенелопа. Там люди обретают то ли истинное обличье, то ли свое второе я. Мне не хотелось бы думать ни об одном, ни о другом. При этом провести туда так, чтобы ты не свихнулся, может только она. Всем остальным добро пожаловать в безумие.
  Пенелопа никогда не говорила, почему зовет это пространство пограничьем, значит, есть еще что-то... Но мне и того, что я видел, хватило за глаза. Быть куницей не самое радостное занятие, чтобы ты знала. Именно тогда впервые я встретил Кукбару фон Шпонс. Она жестокая, мерзкая, гнусная женщина. И как сильно я любил Пенелопу, так же сильно я ненавижу Кукбару. Есть в этом что-то от "Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда", читала?! Я поначалу отказывался принимать Кукбару, думал это воплощение болезни. Но нет, это часть Пенелопы, и это обидно. Пенелопа душевнейший человек. Странно и трогательно - она всегда любила нездоровых умом людей, некоторых презирала, но и любила тоже. Она всегда была добра ко всем без исключения, а вот оказывается, что за этим скрывалось.
  Мне категорически не нравится, что она таскает тебя в пограничье. Зачем ей это? Думаю, что и первое твое видение ее рук дело. Я не знаю, как она это делает, но однозначно это она, больше некому.
  После защиты докторской Пенелопа ударилась в поиски некоего пути. Она редко упоминала о нем, но даже муж не знал, что она творит. Я понимал лишь смутно, что Пенелопа сначала пила горстями нейролептики, потом входила в транс. Потом она вдруг перестала пить препараты и уходила в транс, самостоятельно достигая каких-то глубин. Позже она начала уходить в пограничье, бодрствуя. Я знал, где она, а для всех остальных - маниакальный психоз и не более. Тогда-то я познакомился с Кукбарой в реальности, - доктора передернуло, - она утащила меня в пограничье, но я сумел вырваться. Не знаю как, но сумел.
  С того момента, как она смогла утаскивать туда больных, началась история болезни Пенелопы. Вот так-то, Брижит. Может, ну, ее, а? Она никому не по зубам. А тебе меньше расстройств, сконцентрируешься на Викторе?
  Доктор обернулся на меня, и выдал пародию на обычную свою широкую улыбку.
  -Боюсь, не выйдет, - я кусала губы, - я уже во что-то ввязалась и не смогу этого бросить, точнее оно меня не отпустит. Кукбара говорила сегодня о сетях. Так вот, кажется, я попалась в ее сети. Из всех пауков она самый жирный.
  Доктор ван Чех от души рассмеялся.
  -Что ты умеешь, Бри, так это поднять настроение! - к нему снова вернулись размашистые движения, он подошел к креслу и широко упал в него, - И что теперь ты думаешь делать со всем этим?
  -Если честно, то не думала. По обстоятельствам, так сказать.
  -А вот это мудро, - авторитетно кивнул ван Чех. - Но единая линия все-таки должна быть. Что будет, если она снова заберет тебя в пограничье?
  -Буду вырываться, постараюсь вырваться.
  -Ну-ну! - сдержал смешок доктор, - Идем к Виктору, его нельзя пропускать.
  Я сделала гримасу, дескать, я устала.
  -Не филонь, умница, не филонь. День трудный, я понимаю, тяжестей натаскалась, подраться успела, но долг врача забывать кощунственно, - доктор энергично поднялся и вышел из ординаторской. Он не был похож на вихрь. Передо мною было редкое зрелище: доктор Вальдемар Октео ван Чех в роли среднестатистического человека. В роль великолепный доктор не вписывался, но очень старался.
  
  Виктор встретил нас с улыбкой и отказывался говорить что-либо. Он ласково смотрел на меня и робко пытался улыбаться.
  С порога она передал доктору листок, на котором знакомым уже почерком значилось:
  В стакане лед, и в кошельке труба.
  Я прихожу домой на свой десятый,
  Одуревая от жары слегка,
  Спасаю тело от неё, проклятой.
  
  Не хлеб, не соль. Ни водки, ни вина.
  Мне всё опять не так, и все не те.
  Я апельсиновый лакаю из горла
  И пялюсь в монитор при полной темноте.
  
  И, к слову, ночь моя тиха.
  Тут не сопит никто, не дергает ногой.
  Меня не пробивает на "ха-ха".
  То явный признак: мне пора уж на покой.
  
  Точнее - в койку. К сестре моей подушке,
  Смотреть цветные сны и на груди её рыдать.
  Не от чего, никак, а всё лишь потому, что
  Писал в ночи стихи один любитель помечтать.
  
  -Эх, красота, - воздохнул ван Чех и передал листок мне.
  -Я прочитала, спасибо.
  -Как вам? - вдруг спросил Виктор и испугался собственного голоса.
  -Я не большой ценитель поэзии, но ваши стихи мне очень нравятся, - сказала я.
  -Когда-то мне пришлось выжечь целый город, чтобы сочинить свои самые прекрасные стихи, - мечтательно сказал Виктор, разглядывая картину на стене.
  У меня по спине побежали мурашки. Ван чех давился смехом.
  -Погибли люди? - спросила я.
  -Да, полгорода, - к мечтательности в голосе добавилась еще и легкая полуулыбка.
  Все, что он говорил было ужасно, однако, я уже знала о ком это все и не испытывала ни малейшего отвращения. Виктор стучал своими пальцами по столу и ностальгически вздыхал.
  -И вам не стыдно? - наконец, спросила я.
  На меня уставились сразу две пары удивленных глаз: голубые доктора ван Чеха и серо - зеленые Виктора.
  -А почему мне должно быть стыдно? - заносчиво спросил Виктор, он начал раздражаться.
  -Люди погибли из-за каких-то стихов.
  -Люди? - Виктор надменно приподнял бровь, - Они погибли из-за величайших стихов в мире!
  -А как же вы потом жили с этим? - перевела разговор я, поймав себя на мысли, что спорить с психом, как-то явно отдает безумием.
  -Я почти не жил с этим. Мне во сне явился ангел. Очень красивая женщина в белом. Она была очень похожа на вас. В руках она держала огненный меч. Она проломила мне им голову и велела все забыть. И я забыл. А потом пришел сюда, к этому господину, - Виктор легко поклонился доктору ван Чеху.
  -А зачем вы пришли? - уточнила я.
  -Для того, чтобы этот господин с чистого листа помог мне снова обрести себя. Я хочу быть чистым и прекрасным изнутри и снаружи. Я больше не хочу быть плохим.
  -Значит, вам все-таки было стыдно, - резюмировала я.
  -Нет. Я - Великий человек, я не могу испытывать стыд! - воскликнул Виктор, театрально размахивая руками.
  -Простите. Я просто не очень великая, и не знаю, как у вас это все устроено, - скептически отозвалась я.
  -Вы в белом халате и помогаете этому господину, значит, вы одна из великих, просто не так велики, как я, поэтому и не понимаете, что к чему. Но я научу вас. С вами удивительно легко говорить. Приходите ко мне чаще, - открыто улыбнулся Виктор, - я смотрю на вас, и хочется снова писать стихи, мысли так и скачут в голове, это так прекрасно!
  Виктор повернулся в профиль к окну, вытаращил вдруг глаза и улыбнулся, вид у него в этот момент был очень потешный, но я испугалась.
  -Что с вами?
  -Вы о глазах?
  -Да.
  -Рябит. У меня часто рябит в глазах. Картину видите на стене?
  -Да, я сразу заметила, как пришла.
  Виктор самодовольно улыбнулся и наклонил голову влево.
  -Я написал. Вам нравится?
  -Да. Хоть я и не понимаю живопись, тем более абстрактную.
  -Вы не цените поэзию, не понимаете живопись?! Как же вы живете? - ужаснулся всей глубине моего падения Виктор.
  -Как-то примерно так и живу, - пробормотала я. Мне смертельно хотелось домой, спать.
  -Что же вы любите? Чем занимаетесь?
  -Я учусь лечить человеческие души, - в тон Великому ответила я.
  -Это похвально. Вы вылечите меня? Я буду хорошим?
  Как ребенок, ей богу, плохой - хороший, заладил.
  -Будете, обязательно будете, - успокоила я Виктора, - Так, что изображено на картине.
  -Река. Это вид с моста на реку, - Виктор зевнул, - Простите, наша беседа утомила меня. Заходите ко мне завтра, я буду очень вас ждать.
  -Да-да, я приду, - смущенно пробормотала я.
  -Ну, вот и славно. Я очень-очень рад, - Виктор широко улыбнулся и слегка исподлобья состроил мне глазки.
  
  -Суровая ты, Брижит, - отсмеявшись, в ординаторской уже говорил мне доктор ван Чех, - Он тебе душу изливает, а ты, как воспитательница: "Тебе не стыдно!"
  Ясно, что стыдно. Но мы много теперь знаем о нем. Задание тебе к завтрему: изложи письменно все, что думаешь о сказанном Виктором сегодня. Что это все значит, на твой взгляд. Ну, можешь идти.
  Я поднялась. Уже в дверях кабинета голос ван Чеха остановил меня.
  -И когда тебя приглашают на свидание, никогда не бормочи угрюмо что-то в ответ. Могла бы и улыбнуться.
  -А он меня на свидание приглашал? - развернулась я.
  -Ну, вообще-то да, - расхохотался ван Чех.
  Его смех еще долго меня преследовал, но был не такой злобный и холодный как у Кукбары, а живой и очень теплый. Хороший все же человек этот доктор ван Чех. Уходя, я была рада, что с ним все в порядке.
  
  Глава 9.
  Доктор ван Чех опаздывал. Я скучала за чашкой зеленого чая, перечитывая, в сотый раз, написанный мною отчет о вчерашней беседе.
  "Вчерашняя беседа с Виктором представляется мне набором архетипов, с помощью которых больной попытался рассказать мне, что с ним произошло. Думаю, имел место некий случай, сильно потрясший сознание пациента.
  Возможно, мотивом к рассказу послужили сразу несколько событий: схожесть со мной некоего "ангела" и собственное ощущение пациента императором, который сжег город. Данное обличье наиболее безопасно и комфортно для больного. Он защищен им от стыда за сотворенное и осуждения толпы.
  Думаю, место имел пожар, из-за которого кто-то погиб..."
  Тут меня посетила внезапная мысль, и я дописала:
  "Не исключено, что это была та сама женщина в белом. Жена (?), дочь (?), любовница (?)".
  Я прочитала то, что было написано следом:
  "Ангел, с огненным мечом, разрубающий голову больного, не что иное, как угрызения совести. Возможно, это были галлюцинации (скорее всего), вызванные сильными переживаниями. Так же могли иметь место легкие психогенные травмы, которые привели к потере памяти.
  Кажется, что больной много чего помнит, но не хочет возвращаться к прежней жизни.
  Возможно, Виктор - человек творческой профессии, поэт или писатель. Не исключено, что он актер или художник, но скорее актер".
  -Бред, - сказала я сама себе и стала переписывать начисто записку.
  Доктор так и не появлялся. Я допила еще одну чашку чая и окончательно заскучала. Не каждый же день должен быть насыщенным, как вчера!
  Да, вчера был явный перебор.
  Я дописала отчет и решила прогуляться по больничным коридорам. Мне хотелось бы выйти в сад, но я боялась пропустить время возвращения доктора ван Чеха.
  Дверь в палату Пенелопы Акнео ван Тащ была приоткрыта. Я хотела пройти мимо - зачем лишний раз себя расстраивать? Но из ее палаты доносились сдавленные рыдания. Я заглянула к ней и увидела, как Пенелопа, сидя на своей постели, рыдает над фотографией мужчины в оранжевой футболке.
  Одна рыжая прядь выбилась из пучка, в этот момент Пенелопа была очень трогательна и беззащитна. Я, было, прониклась к ней сочувствием, но вовремя вспомнила, что за пиранья сидит передо мной.
  -Добрый день, - сказала я, заходя в палату.
  -О, Брижит, здравствуй, - утирая слезы, улыбнулась мне Пенелопа. Она была хороша собой, хоть и заплакана, - прости, что я так выгляжу. Я грущу с утра. Мне очень неудобно перед тобой и перед Октео, что Кукбара так вела себя. Вальдемар же тебе, небось, все рассказал. Хочешь чаю?
  Меня подтошнило.
  -Нет, спасибо.
  -Это мой муж. Он - инженер, золотой человек. Сегодня годовщина нашей свадьбы. Я скучаю без него.
  -Он вас не навещает?
  -Я запретила ему приходить. Я не хочу, чтобы он расстраивался. Надеюсь, он нашел себе кого-нибудь и более-менее счастлив. Знаешь, бывает такое, когда находишь свою вторую половину. Должно быть, очень неприятно оставаться одному в такой ситуации, когда второй сошел с ума. Но это был мой эксперимент, мой выбор. Если хочешь, я добровольно сошла с ума, потому что для меня не было ничего дороже, ничего интереснее узнать, что там "за". Тебе не интересно?
  Я помотала головой.
  -А мне интересно. Там жутковато, но интересно. Теперь я достигла того, что хотела, и пути назад для меня нет. Не то, чтобы я сильно жалела об этом... Просто дверь в другое для меня открыта... а банальная дверь из клиники во внешний мир закрыта. Ирония судьбы. Злая, надо сказать, ирония.
  -А зачем вам это все?
  -А зачем люди пишут стихи, или романы, или картины, или снимают кино? Зачем создано искусство? Чтобы оторвать человека от реальности и преподнести ему ту же самую реальность под другим соусом, отразить ее в более привлекательных красках. Может быть, показать ее уродства, недостатки, не важно. Отразить - вот, что важно. Зачем люди гадают на картах, знаешь?
  -Чтобы узнать будущее, - предположила я.
  -Нет. Чтобы получить отражение реальности, чтобы управлять реальностью, программировать ее.
  Мне было интересно оторваться от этого мира, выйти за его пределы и научиться им управлять. Теперь я могу выйти и даже увести кого-то за пограничье, и управлять реальностью пограничья, но здесь я никому, кроме мужа и Октео, не нужна. Это немножко печально.
  -Вас никто не принуждал к этой судьбе.
  Пенелопа задумалась, поднялась, закуталась в шаль, как будто ей было холодно, и выглянула в окно.
  -Туман. Там туман за окнами, видишь? - спросила она грудным голосом. По интонации я определила, что это все-таки Пенелопа.
  Я обернулась к окну. За окнами действительно было белым-бело. С вечера было пасмурно и дождливо, сегодня с утра легкий туман. Теперь за окном было молочного цвета облако.
  -Вот так и вся моя жизнь. Сплошной туман. И солнце выглядывает только тогда, когда приходит Кукбара. Я не сдерживаю ее больше, как раньше. Она вольна приходить и уходить, когда вздумается. Я - Пенелопа, добилась всего, чего желала на этом свете, больше мне нечего тут делать.
  -Но доктор. Он надеется вас вылечить, - пыталась возразить я.
  -Октео? - Пенелопа мелодично рассмеялась, - Он знает, что я неизлечима. Просто у нас в свое время был маленький романчик. Бедненький Октео! Он был очень хорош собой в юности. Я предложила ему связь. Не то, чтобы я его любила. Иногда мне кажется, я никогда никого не любила, кроме себя. Но он был... аппетитным молодым человеком.
  Я впилась глазами в спину этой женщины. Почувствовав мой любопытствующий взгляд, Пенелопа сделала паузу, повернулась и села на подоконник.
  -Ты знаешь, что он тогда сделал? Он сбежал от меня. Он побледнел и убежал! - она звонко расхохоталась, запрокинув голову назад, - Потом мы уже не поднимали этот вопрос. Я ничего не предлагаю дважды. Позже, он может и хотел чего-то подобного, он даже ухаживал за мной, но... свой выбор он сделал раньше, будучи студентом. Это его проблемы.
  Я была шокирована. Вот, оказывается, что связывает великолепнейшего доктора с этой больной. Я подозревала о нежных чувствах доктора, но чтобы все вот так было... Мне и верилось, и не верилось в это.
  Пенелопа посмотрела на меня и тепло улыбнулась.
  -Это было в прошлом. Но иногда мне кажется, он все еще переживает. Он трогательный - Октео.
  -Ты звала меня, Пенелопа?
  Я обернулась и увидела, как в дверях стоит доктор ван Чех в халате, но без шапочки. Он опирался плечом на косяк и скрестил руки на груди. Одна бровь была приподнята, по глазам доктора было заметно, что он в лирическом настроении.
  -Октео, здравствуй. Брижит милостиво сидит и слушает мои бредни, пытается развеселить меня.
  -Ты снова плакала? Ах, да. У тебя годовщина сегодня?
  -Так и есть.
  -Сочувствую, - плотоядно улыбнулся ван Чех, - Нам надо идти. Брижит, я прочитал твои записи.
  Я поднялась и пошла вон из палаты.
  -Спасибо, что зашла, - мягко сказала Пенелопа.
  Так вот какая она в период ремиссии! Очень приятная женщина.
  -Я рад, что тебе стало лучше, - доктор ван Чех ласково улыбался Пенелопе и даже подмигнул ей на прощание, прикрывая дверь.
  -Идем, - заговорщически сказал он.
  
  Доктор аккуратно занял свое кресло. По томной поволоке во взоре я поняла, что настроение у него самое что ни на есть благодушное и радостное. Он что-то басовито урчал себе под нос.
  -Я прочитал твои записи, Бри. Ты умница. Твое толкование близко к тому, что я сам проанализировал. Сегодня тебе предстоит снова идти и разговаривать с Виктором, и, пожалуйста, на этот раз не филонь.
  -Хорошо, не буду.
  -Что, Пенелопа рассказывала, как домогалась меня? - широко улыбнулся доктор.
  -Э-м-м... Не совсем. Она говорила о муже...
  -Да ладно врать-то. Я же знаю. Я слышал конец разговора. Вот такой я ее помню и люблю. Всем сердцем, как доброго друга, не подумай чего-то плохого.
  Вообще, я шел очень злым сюда, но теперь... Я как-то сразу раздобрел. Жить хочется, когда кому-то хорошо.
  -Значит, это правда, - хихикнула я. Внутри меня вдруг стала натягиваться тугая струна ревности. С чего бы?!
  -Что правда? - удивился ван Чех, - Она, между прочим, красивая женщина и была, и сейчас осталась. И годы ее не берут. Добрые люди вообще медленно стареют.
  Она всегда мне нравилась, и сбежал я тогда... от страха. Просто потому, что это действительно страшно, когда тебя домогается зрелая женщина.
  Вот представь, чтобы ты испытала, если бы я прямо сейчас стал тебя домогаться и всячески ухаживать?
  Я подумала, и пришла к выводу, что с одной стороны, это конечно интересная мысль, а с другой, на рабочем месте, неудобно, да и страшновато как-то.
  Доктор ван Чех улыбался, как кот объевшийся сметаны. И улыбался одними глазами, рассматривая меня.
  -Хватит трепаться, - интимно сказал он, - Идем работать!
  Доктор порывисто встал. Весь романтический налет мгновенно исчез. Порывистый ван Чех снова был в строю. Он рванул через коридор, а я еле поспевала за ним.
  
  Глава 10.
  Вальдемар Октео ван Чех распахнул дверь. В палате Виктора было сумеречно и пусто. Через открытое окно в комнату клочьями струился туман. Листы бумаги свободно летали с места на место, как ленивые голуби. За ними несмело порхали пожелтевшие лепестки цветов.
  -И где он? - немного удивленно глядя на этот белый ленивый вихрь, спросил доктор.
  -Я не знаю, - честно ответила я.
  -А я бы сильно удивился, если бы ты знала, - заметил доктор.
  -Может, он погулять вышел?
  -Полдень на дворе. Какой гулять, а процедуры?! - ван Чех, судя по интонациям, был очень обижен. Лицо его выражало крайнюю степень недоумения, - сиди тут, а я пойду, поищу пропажу.
  -А можно я в коридоре постою, - мне не хотелось входить в полутемную палату.
  -Можешь посидеть под дверью, - пожал плечами доктор и улетел приведением в полутемный коридор.
  Я тяжело вздохнула и вошла в палату. Села на жесткий стул и стала перебирать ползающие по нему листочки.
  Сзади мне на плечи легли чьи-то руки. Я тихонько ойкнула, меня пробила электрическая дрожь.
  -Кто тут? - пискнула я, понимая, что меня сейчас будут душить.
  -Это я, - ухо обжег шепот.
  -Кто, я? - дрожа, спросила я.
  Резко меня выдернули со стула. Плечи заболели. Хваткие, цепкие руки развернули меня, и я лицом к лицу оказалась с высоким мужчиной. Точнее я дышала мужчине в грудь, он был гораздо выше меня. Пахло от него вкусно, какими-то духами. Интересно, где он их нашел в больнице?
  -Виктор, это вы?
  Мужчина был в черной полумаске, прикрывавшей глаза. Не то, чтобы он был совсем неузнаваем. Только тут я заметила, что одет больной был как-то чересчур необычно. Белая свободная рубаха фривольно расстегнута, черные брюки легкий клеш. Не хватало сапог со шпорами для полноты образа. Светлые волосы ниспадали, от них шел какой-то легкий чудный аромат.
  Он улыбнулся краешком рта нахально, сощурил глаза и сказал:
  -Нет, я не Виктор, а кто этот Виктор?
  -Я к нему шла, - слабо протестовала я.
  -Зачем он вам, когда есть я, - мужчина сверкнул глазами и плотнее прижал меня к себе.
  -Может, вы меня отпустите? - я слабо сопротивлялась.
  Что смысла тратить силы, когда он мужчина, почти двух метров ростом и силы в нем немеряно?
  -Я не могу отпустить такую прекрасную даму. Вы же сразу убежите!
  -Не убегу. Честное слово, - еще бы "честное пионерское" ляпнула! Я начала злиться.
  Тем временем, мой незнакомец как-то перехватил мои руки и поднял на полом. Спустя минуты три покачиваний и наклонов, я поняла, что мы пытаемся изобразить из себя танго.
  Странно, но откуда-то послышалась даже скрипка. Кажется, из открытого окна. С одной стороны девичье сердце вещь хрупкая: быстро бьется и легко тает, с другой, мне надо соблюдать профессиональный такт, я не могу поддаться на такую первоклассную провокацию. Мне удалось дотянуться до пола ногами, и дальше я пыталась следовать за Виктором.
  В конце концов, все закончилось тем, что он резко наклонил меня почти к полу и преподнес из ниоткуда ветку белых цветов, которые тут же слегка осыпались.
  -Спасибо, - я, слегка пошатываясь, добрела до стула. Промокнув испарину со лба, села на стул и посмотрела вопросительно на дверной проем. Там никого не было. Закричать? А что толку, только Виктора напугаю.
  Тем временем мой кавалер преклонил передо мной колено и стал декламировать стихи:
  -И апельсин зашел, и ночь была светла, но ветер грел березы.
  Мне снилось, я кондитер. Я, моя душа,
  В сиреневом сиропе неба большим ковшом мешаю звезды.
  А пенку в виде тучки стряхиваю с малого ковша.
  
  И вся эта бодяга варится отнюдь не просто так:
  Я, утомленный вечностью полудня,
  Своей ханум вместо оранжевых цукат
  Щербет лимонный деланью в прилунье.
  
  Как жаль: небесный повар на кухню ход нам заказал.
  А мог бы отдохнуть, пока варю я свой щербет.
  Моя ханум была бы рада несказанно,
  Та самая, коей стройней на свете нет.
  
  Прочувствовано, легким и в тоже время могучим голосом он читал стихи. Заглядывал мне в глаза и гладил руку. Я пыталась аккуратно лишить его этого удовольствия, но его огромные ладони были ловчее. Испуганные мои глаза смотрели, как томная влажная поволока застилает его серо-зеленые глаза.
  -Ваши ручки это совершенство, - ласково проговорил он, крепко держа мою руку в своей левой, правой поглаживая мои пальцы.
  Я посмотрела на это совершенство, и в голову пришли дурацкие одностишья, написанные на паре по гистологии: "Мадам, а ваши ляжки совершенство!" и "А с совершенством надо бы построже!".
  Понимая, что помощи ждать неоткуда, и "построже" может наступить в любой момент, я решилась на крайние меры. Я высвободила свою руку из его ладоней и, как могла холодно, сказала:
  -Виктор, вы неподобающе себя ведете! Прекратите немедленно.
  Виктор встал, по его глазам и выражению губ я поняла, что смертельно обидела в добрых намерениях этого человека. Он долго нависал надо мной. Я, сущий кролик пред мордой удава, сидела и дрожала вместе со стулом.
  Наконец, тягостное молчание прервалось. Виктор подхватил меня на руки и мигом аккуратно посадил на свою кровать.
  -Нет, ну это слишком, - отмерла я и вскочила. Виктор вцепился в мою руку и интимно заговорил:
  -Никогда еще я не видел таких чувственных пальцев. Подушечки мягки и чувствительны, как у младенца. Такие пальчики созданы для игры на арфе, или на лютне.
  -Я только на гитаре играю, - невольно вырвалось у меня.
  -О, богиня! Как жаль, что мне не дают инструментов, я послушал бы, как вы играете. Это неземное наслаждение, должно быть.
  Я начала понимать, что конкретно происходит.
  -Сам я могу играть лишь на клавире, - продолжал он, - а вы поете? Мечтал бы спеть вам свои песни. Я пишу их, вы знали?
  -Нет, - насторожилась я, - но с удовольствием послушаю их.
  -Как я несчастен, - понимаясь с колен, сказал Виктор, - у меня нет инструментов!
  -Я могу помочь.
  -Спасительница!
  -Но для этого мне придется покинуть тебя.
  -Нет, - Виктор взвыл, сгреб меня в охапку и прижал к себе так, что ребра заныли.
  -Да-пус-ти-те-же-ме-ня, - по слогам сказала я, пытаясь выбраться.
  Неожиданно Виктор отпустил руки, и я вылетела из его объятий прямиком в доктора ван Чеха. Он сработал, как хороший отбойник и я полетела на кровать.
  -Виктор, это еще что за маскарад! - удивился доктор.
  -Вы пришли забрать ее у меня? - в отчаянии сказал Виктор.
  -Вообще-то да, - сказал ван Чех, отчаянно сигнализируя мне о том, что наступило время бежать, куда глаза глядят.
  -Тогда сразимся, - Виктор одернул рукава рубахи выше, обнажил крепкие сильные руки.
  -У нас десять сантиметров разница в росте... Он меня убьет, - плаксиво заявил ван Чех, но я уже успела вызвать медсестру.
  -Не надо, - трагически завопив, я встала между ван Чехом и Виктором.
  -Он разлучит нас, этот злой человек, - нежно поведал Виктор, глядя на меня сверху вниз.
  -Ничего не бойся, мы долго еще не расстанемся, - припоминая хоть что-нибудь из Шекспира, журчала я.
  В дверях появилась каменная статуя командора в лице дюжей медсестры. Она и доктор ван Чех быстро заломили Виктора и вкололи успокоительное.
  Уже на кровати без полумаски он улыбался, засыпая, и звал меня, но я боялась подходить.
  -А уколите и мне чего-нибудь, - попросила я у медсестры, та только усмехнулась и, молча, ушла.
  -Идем, - улыбался доктор ван Чех, - у меня лучше лекарство есть.
  В кабинете он громко расхохотался и плюхнулся в кресло.
  -Брижит, надо отдать тебе должное, ты бесподобна, - сказал он, пододвигая мне коньяку.
  -В смысле? - не поняла я, выпивая свою порцию залпом.
  -Ну, ты хорошо держалась.
  -А вы что, все слышали?
  -И видел, - кивнул доктор с видом не то ангельской невинности, не то святой наивности.
  Я вскочила на ноги и задохнулась от гнева. Хотелось придушить белозубо хохочущего доктора.
  -Ты такая миленькая, когда злишься, Бри, - утирая слезы, говорил доктор.
  -Вы ... Вы ... Вы там были и не пришли на помощь! - наконец прорвало меня, - а если бы он ...
  -Я бы пришел на помощь. Я же пришел на помощь, в конце концов.
  -А, и скрипку небось вы изображали!
  -Какую скрипку?! Бри, свои галлюцинации держи, пожалуйста, при себе, - улыбался он.
  -Только после этой вашей помощи я же вас еще и спасала, - на глаза выступили злые слезы, а швырнула бокал на пол и отошла к окну.
  -Вот, чуть что, она сразу стаканы об пол портит, - проворчал за моей спиной доктор.
  Какое-то время он возился позади меня, а потом я почувствовала, как он гладит меня по голове.
  -Ну, извини, Брижит. Одно удовольствие было на вас посмотреть.
  -Да ну вас, - фыркнула я, - я иду домой!
  Я фурией вылетела из больницы с твердым намерением в следующий раз заявиться туда только в сопровождении резиновой дубинки или перцового баллончика.
  -Зря ты уходишь! - крикнул мне из окна ван Чех, когда я была уже в саду, - Я кое-что узнал о женщине в белом.
  -Если я вернусь - я вас убью, - пообещала я.
  -Если найдешь чем, - издевался доктор, - в понедельник жду тебя.
  Окошко звонко захлопнулось.
  
  Глава 11.
  Все выходные я посвятила культивации злости и ненависти к доктору ван Чеху, поступившему со мной не самым благовидным образом. К вечеру воскресенья я поняла две вещи:
  во-первых, доктор был абсолютно прав, когда бросил все на самотек;
  во-вторых, я ужасно соскучилась по больнице, доктору и Виктору, даже по Пенелопе с Кукбарой немножко. Поизводив себя скукой весь воскресный вечер и часть ночи, я дождалась-таки прекрасного понедельничного утра. Оно было свежо и прелестно: у холодного лета есть свои преимущества перед жарой.
  Доктора ван Чеха снова не было. Я решила сидеть в ординаторской и не высовываться, мерно надуваясь зеленым чаем.
  За окном в ранний час гуляли Виктор и приведенный мною в больницу пьяница. Выглядел он, надо сказать, гораздо лучше. Он не просто был похож на человека, он был им. Приятный надо сказать человек, оказался этот Эдгар.
  Я распахнула окно, до меня доносились невнятные голоса. Виктор что-то возбужденно рассказывал собеседнику, тот внимательно слушал, кивал. Неплохо было бы подслушать, но голос уносил легкий ветерок, развеивал его по всему саду.
  -Вы вряд ли можете себе представить, Эдгар. Таких женщин вообще нет теперь. И счастье, что она работает здесь под началом доктора ван Чеха. Да, и таких людей, как он теперь не отыщешь, - Виктор размахивал руками, Эдгар с печальным видом смотрел на своего оппонента и вздыхал.
  -Я вам завидую, - наконец, сказал он, - вы образованы, пишете стихи. Вы - свободны.
  -У всех нас, кто поселился тут, проблемы и нам надо с ними расквитаться. Я уже три года тут, и похоже только сильное чувство сможет вывести меня из того лабиринта, где я оказался, - улыбался Виктор, - раньше доктор честно говорил мне, что надежда призрачна. Но я сам чувствую, как мне лучше. И Пенелопа поддерживает меня.
  -Пенелопа? Кто это?
  -Она на нашем этаже, в женском отделении. Рыжая такая дама постоянно ходит в шали и в черном, - пояснил Виктор.
  Эдгар тихонько завопил и с ногами забрался на скамью. Уткнув лицо в колени, он плакал. Виктор смотрел на него удивленно, потом обнял здоровенного дядьку своей ручищей и что-то говорил. Эдгар что-то отвечал. Долго мне ничего не было слышно, я только наблюдала, как они о чем-то шепчутся.
  В конце концов, Эдгар вскочил и выкрикнул в лицо Виктору:
  -Не понимаете! Вы ничего не понимаете! И не поймете, никогда, никогда! У вас есть надежда выйти отсюда, а меня вынесут только вперед ногами! И нет! Нет, никакой вашей Пенелопы! Ее нет, она мертва! Я хотел бы вам объяснить, что происходит, но связан по рукам и ногам. Простите!
  С этими словами, странно переваливаясь, Эдгар ушел, оставив Виктора, в полном недоумении. Я тоже была удивлена.
  -Подслушиваешь? - я подскочила и услышала за собой басовитый смешок доктора.
  -Беру пример со старших, - фыркнула я.
  -Оу, - доктор сделал вид, что оскорбился, хотя по всему видно было, что он доволен, - ты бы хоть стул взяла, а то неудобно стоять-то.
  -Ну, вы-то, небось, стул не брали, когда прошлый раз подглядывали.
  -Не брал, да... Я банкетку принес из рекреации, благо недалеко.
  Я снова вскипела, но решила, что лучше бы тему закрыть, пока я еще чего-нибудь не узнала.
  -Что там говорят? - невозмутимо продолжал ван Чех.
  -Я не знаю, как точно передать смысл... Каков прогноз на того алкоголика, что я привела?
  -Он стал адекватнее, абстинентный синдром очень легко и быстро снялся, но меня беспокоит, что у него не прекращаются галлюцинации. Месяцок пусть полежит, потом посмотрим.
  -А что за галлюцинации?
  -Черти. И мания преследования. Он быстро идет на поправку, с ним мало возни.
  -Он говорит, что выйдет отсюда только вперед ногами. Абсолютно не верит в свое выздоровление. И еще... Он сказал такую вещь... Что Пенелопы нет, что она мертва.
  -Ну, это бред, - расплылся в улыбке доктор, потом посерьезнел и пробурчал, - с этим мы разберемся. Не хочешь ли узнать, что с нашей дамой? Я собственно из-за нее и опоздал вчера.
  -А сегодня почему опоздали?
  -Мост искал. Так тебя дама совершенно не интересует?
  -Интересует.
  -Тогда садись и займи рот чаем. Перебиваешь много, - беззубо злился доктор.
  Я послушно села и уставилась на доктора. Он уставился в ответ на меня.
  -В гляделки равных мне нет, - мрачно сказал доктор, спустя три минуты такого соревнования, - Так вот. Наш уважаемый Виктор так и не прояснился. Как три года я не мог узнать, кто это, так и не могу. Но в свое время, когда я еще лелеял надежду хоть что-то разузнать, у меня на заводе остались товарищи, которые смутно припоминали кого-то похожего. Так вот, я наведался к одному, наиболее памятливому, он сказал, что его память на лица фотографическая (тогда у меня не было фото Виктора, сейчас есть). Он не сказал тогда милиции, а мне говорит, потому что я внушаю доверие (доктор самодовольно хохотнул). Этот молодой человек приходил пару раз в его смену на завод, к молодой поварихе в столовую и оба раза там же обедал. Я попросил дать адрес поварихи, но рабочий отказался и как-то забеспокоился.
  Тогда я метнулся на завод и расспросил завстоловой. Она залилась слезами, и сказала, что была у нее молоденька повариха - Зоя Литисия дер Агех, рыженькая симпатичная девчушка, проработала всего два года. На второй год к ней стал захаживать молодой человек, несколько раз обедал в столовой, но в остальном ходил с черного хода. Виктора она опознала смутно, потому что знакома не была и память на лица не очень хорошая, да и четыре года почти прошло. Одно она помнила точно: парень был женат. Зою это не смущало, а ее, завстоловой, как женщину старых взглядов очень даже смущало.
  Я не люблю женщин, сующих нос не в свое дело, но тут это просто кладезь информации попался. Она, правда, не знает, чем парень занимался, и как его звали. Помнит, что будто бы на "В". Мне это "на "В" в свое время оскомину набило.
  Чуть больше чем три года назад Зоя пропала. Не вышла на работу. День, два, три. Искали в милиции, в больнице, нашли через неделю в морге головешку обгорелую, опознали по зубам.
  Я позвонил в морг, там подняли документы и рассказали, что был пожар, привезли два трупа, оба женские. Одну опознали, Зою Литисию, а со второй вышла забавная история.
  Квартира, что сгорела, принадлежит некоей Клэр Айер ван Фос, состоятельной дамочке, бывшей замужем. Никаких более сведений нет. Мужа нашли, привели на опознание, но он утверждал, что никогда не был женат и никакой Клэр не знает.
  Я не доехал пока до морга, чтобы показать фото, но мужа хозяйки горящей квартиры зовут Влад Альгео дер Торо. Надо попробовать напомнить Виктору это имя.
  Далее в морге я узнал адрес сгоревшей квартиры. Я сегодня был там и искал в том районе мост и речку, но ничего подобного там нет, к сожалению. Я поговорил с новыми жильцами. Они ничего не знают, только что квартира горела.
  -Но в милиции же должны были возбуждать какое-то дело, что-то проверять? - спросила я.
  -Они ничего не хотят говорить. Я ходил, ответ мне был: дело не возбуждалось и вообще такого не было. Я даже на станцию пожарную ходил. Пришлось поставить хорошую бутыль, чтобы узнать: причина пожара неосторожное обращение с огнем. То есть, по их версии две дамочки напились и курили в постели.
  Я отыскал подругу Клэр, завтра буду встречаться с ней. Да, и еще с завтрашнего дня мы с тобой начинаем дежурить по ночам. Точнее, я работаю полтора суток. Ты приходишь сюда под вечер, для занятий с Виктором, и дежуришь ночь. Четыре дня я думаю нормально.
  -А что надо делать?
  -Не спать. Мало ли, кому-то станет плохо. Вы же должны были проходить, что надо делать на ночных дежурствах, а, троечница? - ван Чех подмигнул мне.
  -Виктор сокрушался, что у него нет музыкальных инструментов, - вспомнила я.
  -Я помню. Хочется песни послушать?
  -Не то, что бы. Мне кажется, ему поможет музотерапия.
  -Само смешное, что изначально он всячески отказывался от нее. При виде клавишных, или если слышал их, вообще замыкался в себе или начинал плакать. Более-менее пассивно реагировал на духовые. Ударные вводили его в ступор.
  Ни активная, ни пассивная музотерапия результата не дали.
  -Надо сейчас к нему идти, - задумчиво сказала я.
  Доктор подошел к окну.
  -На лавочке его нет, должен быть в палате.
  -Посиди пока, не ходи без меня, я зайду к Эдгару, мне надо поговорить с ним, - ван Чех подошел к зеркалу над раковиной, намочил руки, поправил свои кудри и расчесал бородку специальной щеточкой, извлеченной из кармана. Нахлобучил шапочку и изрек:
  -Счастливо оставаться.
  Когда дверь за развевающимся халатом закрылась, я вздохнула и откинулась на спинку стула. Ситуация вокруг Виктора складывалась неоднозначная, следовало хорошенько ее обмозговать.
  Я не успела приступить к вышеозначенному действу, как в ординаторскую постучали. Меня передернуло: врачи входят без стука, значит это больной. А что ему тут надо?
  Я поднялась со своего места, подошла к двери, аккуратно ее открыла. Никого не было на пороге. В дверную ручку был продернут букет белых цветов, нарванный где-то в саду. Весь коврик был в непослушных белых лепестках. В букете красовалась записка: "для Брижит". Я взяла букет и быстро определила в вазу. Терпения не открывать записку сразу не хватило. Удобно устроившись в кресле доктора, я развернула листок. На нем был простой карандашный рисунок: шесть лепестков, образующие ангела.
  
  Глава 12.
  Могло быть что угодно!
  Версия первая. Клэр узнала, что Виктор ей изменяет с Зоей, пригласила девушку к себе и убила ее. Сожгла квартиру, а сама выбраться не смогла.
  Версия вторая. Начало то же, но квартиру вместе с женой сжег Виктор, потому и утверждал, что ничего не знает, что женат не был. И в дурдоме прятаться удобнее: диагноз у него уже есть, он не дееспособен.
  Версия третья. Клэр и Зоя встретились на квартире, вместе выпили, потом курили и сгорели. Нет, ну это бред какой-то, с чего и пить вместе?!
  Версии четвертая и пятая. Зоя не пожелала делить Виктора с женой и убила жену. После чего по четвертой версии сожгла квартиру, и выбраться не смогла, по пятой - Виктор сжег любовницу.
  Версия шестая. Виктор согнал жену и любовницу в одну квартиру и убил, а потом сжег, чтобы скрыть следы преступления. А что, очень бюджетно и бегать ни за кем не надо: запер бедняжек в квартире и привет.
  Да нет, тоже бред!
  Больше версий у меня не было.
  -Ну, как тут... Ох! - ван Чех влетел в кабинет и, увидев букет, развел руками и довольно улыбнулся:
  - Какая красота. Это ты мне, Бри? Спасибо, но не стоило. Мужчинам не дарят цветов. Хотя почему не дарят? Встань с кресла, пожалуйста, видишь, старому доктору надо присесть.
  Скороговоркой выпалив все это, доктор ван Чех успел выпихнуть меня из кресла на стул, швырнуть свою шапочку на стол, понюхать цветы, смахнуть лепестки со стола и, наконец, завладеть рисунком.
  -Ах, вот оно что! Но я бы сильно удивился, если это был бы не Виктор. Ты поразила его воображение, мадемуазель, - доктор подмигнул мне голубым глазом.
  -И что? - недовольно сказала я, вперившись в доктора немигающим взором.
  -Не сверли меня, дыру не протрешь, не старайся, - нарочито безразлично сказал доктор.
  -Я тут подумала...
  -Хвалю, - прыснул ван Чех, - делай это как можно чаще. У меня знакомый сексолог есть, он утверждает, что занятия любовью полезны для молодого женского организма, а я тоже могу сказать о процессе мышления.
  -Я могу счесть это за домогательство, - бесстрастно сказала я.
  Неделя в обществе великолепного доктора Вальдемара Октео ван Чеха закалила меня.
  Доктор осекся и вылупил на меня глаза, потом поднял одну бровь, за ней вторую, развернулся ко мне всем корпусом, сложил руки в "замочек" и доверительно спросил:
  -Паранойя или просто хочется?
  После секундной паузы грянул гром хохота. Я смеялась, вторя басовитому смеху доктора. Мы не могли остановиться и утирали слезы.
  -Так, все, хватит ржать, - давясь от смеха, сказал доктор.
  Он поднялся со своего места и снова ухнул в кресло, заходясь хохотом. Спустя минуту доктор отдышался, выпил воды и мрачно сказал:
  -А меж тем у меня истерика. Вести не самые благие. Наш с тобой алкоголик не то, чтобы отказался со мной говорить. Он производил впечатление человека адекватного, но пытающегося утаить лом в пакете чипсов. Его аж распирает от желания рассказать, но он действительно не может. Это даже не блок, это страх. Самые простые, банальные, но очень действенные путы - страх. Единственное, что он мне сказал:
  -Доктор, мне нравится у вас, но боюсь, я безнадежен, просто не хотел вас расстраивать раньше.
  О Пенелопе он вообще отказался разговаривать. Сейчас спит, пришлось укол сделать, до того стал возбужденный, бросался на меня.
  -Опасная работа у нас, - сказала я.
  -Догадалась наконец-то? - ухмыльнулся левым уголком губ доктор, - Что-то среднее между укротителем и следователем.
  -Кстати, о следователях, - воскликнула я и радостно изложила все версии.
  Ван Чех подошел ко мне и потрогал лоб рукой, потом измерил пульс, долго вглядывался в зрачки. Потом снова сел и забарабанил пальцами по столу:
  -Так говоришь, ты никогда не болела менингитом? После него иногда рецидивирует бред. Нет, пара версий более-менее правдоподобны, но... Бри, почему ты не пошла следователем?
  -Не захотела и не пошла, - обижено ответила я, - почему вы все время издеваетесь надо мной, доктор?
  -Так веселее. Если бы я не издевался над практикантками, то давно бы спился, - радостно развел руками ван Чех.
  -Надо записать: одно издевательство над бедненькой Брижит равно ста граммам коньяку, - буркнула я.
  -Вот! У тебя тоже прекрасно получается, - рассмеялся доктор, - и потом я уже говорил тебе, кажется: ты очень хорошенькая, когда злишься.
  -И поэтому надо трепать нервы человеку?!
  -Ох, видела бы ты себя сейчас, - причмокнул ван Чех и сложил губки бантиком.
  -Меня не покидают два желания, - мрачно заявила я.
  -Какие? - расхохотался доктор.
  -Стукнуть вас чем-нибудь тяжелым и просто придушить.
  Ван Чех мгновенно присмирел:
  -Тогда советую сначала огреть по голове тяжелым предметом, а уже потом душить. Я сильный, я могу сразу и не упасть, так что придется наверняка ломать мне череп. Ты знаешь, сколько раз меня били по голове больные?
  -Не, не знаю. Но это уже многое объясняет.
  Ван Чех скривился и молвил:
  -На троечку. Ладно, хватит прохлаждаться, время идти к Виктору настало еще полчаса назад, а я слинял к Эдгару, негодник.
  Легкая пробежка по коридору, вместо зарядки и вот мы у двери палаты Виктора.
  Мы вошли, Виктор по обыкновению сидел за столом. Я вздрогнула, он снова был в своей свободной белой рубахе, правда теперь на нем были теперь белые же брюки. А в саду он был в чем-то замызгано-черном. Ждал, наверное, и готовился к встрече со мной. Правильно, так и надо!
  Везде были разбросаны рисунки пастелью, я взяла один: те же треугольники, только теперь Виктор рисовал их, как печатный станок. Вся палата была ими завалена.
  -Ты чем-то расстроен? - спросил ван Чех.
  -Да, - буркнул Виктор, не глядя на нас.
  -Чем же?
  -Какой-то безумец сказал мне утром, что Пенелопа мертва. Я очень испугался. Я был у Пенелопы, и она жива, просто болеет. И еще Брижит не приходила долго, очень долго. Я ждал, а ее не было, - он бросил на меня полный детской обиды взгляд.
  -Спасибо за букет, Виктор, - улыбнулась я.
  -Вам понравилось? А рисунок? - мгновенно расцвел он.
  -Все замечательно. И стихи, и рисунки я сохраню в память о вас. Я на практике здесь.
  -Ох, - Виктор опечалился и загоревал, - Стихи придется отдать. Я не хочу причинять тебе неприятностей.
  -Как скажешь, но с собой у меня их нет, я принесу попозже, - сказала я, надеясь, что он забудет.
  -Вот, что я хотел тебя спросить, Виктор, - начал спокойно ван Чех.
  И как ему удается так перевоплощаться? Только что сидел со мной в кабинете язва-язвой, а тут шапочку одел, глаза чуть прикрыл, роскошным носом повел и все, совсем другой человек. Светило психиатрии, буквально надежда всех психов в округе!
  -Тебе о чем-нибудь говорит имя Влад Альгео дер Торо?
  Виктор бросил на меня умоляющий взгляд, но не нашел живого отклика. Глаза его наполнились слезами, он нервно хватался то за пастель, то за ручки, то за карандаши и что-то шептал. Наконец, он вцепился в зеленый кусок пастели и особым своим жестом взял листок бумаги, начал писать.
  -Понеслась, - довольно сказал ван Чех.
  Через несколько мгновений Виктор уже перечитывал написанное и, оставшись довольным, отдал листок доктору:
  "Ты замечал когда-нибудь, мой друг,
  Как гладь воды прекрасна, если взираешь на нее
  Не сверху, и не сбоку, но с уровня руки?
  И уж тебе не слышен ни единый звук,
  И безразличны все чужие, все свои.
  Вот я стою и чувствую, что должен быть внизу,
  Что не имею права ТАК смотреть на это чудо.
  Река, что подо мной, горда и величава,
  А я всё думаю: то праздник по уму,
  Моё отсутствие здесь не заметят, вот и славно.
  И над водою выгнувшийся мост
  Горбатит вечереющее небо,
  Но я дышу лишь запахом твоих волос,
  Моим свершеньям - чао, spiro, spero".
  -Черт, - одними губами выругался ван Чех, прочитав стихотворение, - Что ты хотел этим сказать?
  -Ничего.
  Виктор забился на кровать.
  -Дать успокоительного?
  -Не надо. Я справлюсь.
  -Смотри.
  Я села рядом с больным на кровать. Сейчас мне было очень жаль Виктора: замечательный поэт, неплохой художник в дурдоме - это несправедливо. Такие, как он, должны творить на свободе.
  -Не бойся, Виктор, здесь безопасно. Если ты боишься его, он не придет. Я думаю, он никогда больше не придет и не потревожит тебя.
  -Ты не понимаешь, - зашипел Виктор, - Ты его не знаешь. Стоит мне вернуться туда, как он тут же настигнет меня. Мне никуда от него не деться.
  -Виктор, - позвал ван Чех, - тебе задание. На завтра напиши эссе, стихотворение, что тебе проще будет, об этом Владе. Можешь нарисовать, если совсем словами не получится.
  -А музыку можно?
  -Ах, совсем забыл, - доктор смачно шлепнул себя по лбу, - Музыку тебе после обеда принесут, хорошо? Музыку можно, но предпочтительнее словами.
  Распрощавшись с Виктором, мы ушли.
  -По-моему, реакция более чем, - довольно ухмылялся ван Чех.
  -М-да. Даже интересно стало, что там такого случилось?
  -То есть до этого тебе не интересно было?! - удивился доктор, - Иди домой, Бри, отсыпайся, завтра будет тяжело, это я обещаю. Первое дежурство...
  -А я, кстати, одна буду?
  -Одна, конечно. Я тебе робот что ли? - по недоумению на лице ван Чеха я поняла, что он если и шутит, то наполовину, - я буду на кушетке спать у себя в кабинете. Живой я еще все-таки... пока что.
  Я забрала сумку из ординаторской.
  -А цветы брать не будешь? - спросил меня доктор.
  -А надо? Они осыпятся по дороге.
  -Я обижусь, - пригрозил ван Чех.
  -Почему?! - опешила я.
  -Потому что Виктор точно обидится, а я всегда солидарен со своими больными. Давай, забирай себе это несчастье, мне такая туча лепестков даром не нужна, весь сад в этой дряни.
  -Милые цветы, - пожала плечами я, забирая букет, - только осыпаются сильно.
  -Именно. За то мне теперь легко будет узнать твой адрес.
  -Почему?!
  -По лепесткам пойду и найду.
  -На улице ветрено, боюсь, заблудитесь, - скептически заметила я, уходя.
  В конце концов, по великолепнейшему доктору надо бить его же оружием, чтобы не привыкал быть один единственным на всю клинику острословом.
  
  Глава 13.
  Мой следующий день... точнее утро... точнее вечер... точнее... не важно!
  Следующее посещение клиники было означено басовитым урчанием взлохмаченного доктора ван Чеха. Он выглядел, как единственный кот в марте в округе, где водятся только кошки.
  В кабинете витал тяжелый запах женских духов вперемешку с ароматом коньяка. На столе красовались остатки пиршества: виноград, бокалы, персики, яблоки. Тут кто-то кого-то соблазнял что ли?
  Доктор был вдобавок еще и хмелен порядком, глаз его безбожно косил. Романтическая поволока не слетела даже при моем появлении. В довершение образа: на щеке ван Чеха красовался четкий красный отпечаток губ, по умолчанию женских.
  -Доктор, где вы так измазались? - спросила я, не поздоровавшись, после того, как оценила обстановку.
  -Привет, Бри. Я измазался? - ван Чех нахмурился и, шатаясь, подошел к зеркалу, издал нечленораздельный звук и стал старательно мылить лицо. Помада не смывалась.
  -А, черт, стойкая! - фыркал, как ежик осенью, доктор.
  - Боже, какой бедлам! - комментировал он остатки на столе.
  - Бри, будь другом - приберись, а я пока схожу, освежусь.
  С этими словами помятый, но все еще великолепный доктор, выполз из ординаторской. Делать нечего, необходимо было спасать любимого руководителя практики путем уборки изобличающих его улик.
  Проветрив помещение, и самостоятельно выкинув мусор, я заняла кресло ван Чеха и расслабилась. Интересно бы знать, что тут вытворял доктор? Всему есть свои пределы! Но, кажется, ничего неприличного тут не было, или милейший ван Чех просто неосторожен?
  -Опять она сидит, а? Спасибо, что помогаешь старому доктору не заболеть ревматизмом, - ван Чех устало дотащился до кресла и опустился в него. Я вовремя убралась на стул.
  -Ко мне приходила подруга Клэр, - глаза доктора снова закрыла матовая влажная пелена, - Иоланта Ануа фон Хок: какое имя, не правда ли?
  -Не правда, - фыркнула я, но доктор не обратил на меня внимания.
  -Она так же обворожительна, как и ее имя, - мечтательно продолжал доктор, - Но начну по порядку, наверное?
  -Да, пожалуйста, - мрачно сказала я.
  -Брижит, - доктор насторожено посмотрел на меня, - Брижит? Эй, Брижи-и-ит. Брижит Краус дер Сольц, - скомандовал он.
  Я медленно повернула голову к доктору. Он смотрел на меня удивленно, круглыми голубыми глазами, вид его был крайне озадаченный:
  -Ты что, ревнуешь что ли?
  -Да, боже упаси, - я дернула плечиком.
  -М-да? - скептически отозвался доктор. - Надеюсь, мне показалось. Так вот, утром я был в морге, - доктор откинулся в кресле и положил ногу на ногу, - я сначала, переходя через маленький горбатый мостик, начал подозревать что-то. Виктора в морге опознали: у них оказалась фото того самого Влада, на фото он чуть моложе, но это наш Виктор, без сомнения. Мне удалось поговорить с тем, кто проводил беседу. Патологоанатом говорил, что запомнил этот разговор на долго.
  Мужчина сначала отказывался, показывал документы, где не было печати о женитьбе. Потом, увидев останки, разрыдался, впал в истерику и убежал. Патологоанатом пошел следом, увидел, как Влад стоит на том самом мосту, точнее сидит на корточках и смотрит на воду через ограду. Врач подошел к нему, а он что-то бормотал не связно. Он предложил Владу вернуться в морг и продолжить, но Влад вскочил на ноги и бросился с моста в реку.
  Патологоанатом вызвал спасателей и сам бегал вдоль речки, но никого так и не нашли. Оказывается, Влад считается без вести пропавшим.
  Я набрал в поисковике имя Влада - он писал музыку и песни к фильмам. Но не сильно был знаменит. О его пропаже ничего не было в сети, пропал и пропал.
  В общем, картинка более-менее проясняется, но была бы не полной, если бы не Иоланта. Я договаривался встретиться с ней на этих выходных, а она пришла сама сегодня сюда. ("Ну да! И фрукты сама принесла, и коньячку налила. Да доктор, так я вам и поверила!") Она рассказала много интересного.
  Доктор бросил на меня короткий, нарочито опасливый взгляд и продолжил таинственным голосом:
  -Зоя и Клэр были подругами. Причем, лучшими подругами. И Иоланте, как подруге обеих, известна вся подноготная дела. Влад долгое время жил с Клэр в ее квартире, писал музыку и стихи. Неплохо зарабатывал этим.
  Клэр вела свой бизнес. Подруг в дом она не приводила никогда и Влад с ними знаком не был. Однажды Зоя пришла сама. Она что-то принесла для Клэр, а той не было дома, и дверь открыл Влад.
  Это была любовь с первого взгляда! Зоя нисколько не мучилась совестью, уводя мужа у лучшей подруги. А Влад сначала делал, а потом соображал, что делал! И, наконец, сообразил, что сделал...
  Помучавшись немного, он заявил Зое, что жить в обмане не может, и жену оставляет. Но из имущества заберет только свою гитару и синтезатор.
  Зоя вспылила. У девочки не было ни квартиры, ничего. Она была москвичка, но что-то там не срослось с родителями и они ее вышвырнули из дома, так она перебивалась с места на место, пока не познакомилась с Клэр. Клэр пригрела на груди эту змею, снимала ей квартиру, покупала еду, шмотки. Детей у Влада и Клэр не было, так что Зоя была вроде дочки.
  Зоя долго рассказывала Иоланте (с которой познакомилась через Клэр), как будет убивать благодетельницу, потому что иначе ей не завладеть квартирой.
  Тем же вечером Зоя отправилась к Клэр с намерением убить ее. Иоланта перезвонила Владу и сказала срочно ехать домой. Влад потом позвонил и рассказал, как все было. То есть фактически только Ио знает, что на самом деле произошло, но не идет в милицию, потому что считает, что все получили по заслугам и правосудие только помешает.
  Доктор замолчал, несколько раз прошелся по кабинету. Подошел к крану, попил воды, выглянул в окно и вдруг собрался выйти из кабинета.
  -Эй, а как же дорассказать? - возмутилась я.
  -Ты с таким интересом слушала, что я не удержался и решил немного потянуть с развязкой.
  Доктор сел в свое кресло.
  -Не кипи так, Бри, на пар изойдешь вся.
  Итак, Зоя пришла домой к Клэр, принесла бутылку вина, включила на кухне газ, чтобы поставить чайник, но забыла его зажечь. Они пили в гостиной, Зоя последовательно рассказывала Клэр, как увела ее мужа, и что собирается сделать. Клэр не пыталась бежать, думала, что справится с Зоей. Влад ворвался в самый неподходящий момент, две женщины катались по полу и дрались. Он пытался их разнять, но разъяренная Клэр вытолкала его взашей. Влад стоял на улице и смотрел в окно своей квартиры, собирался закурить и вызвать милицию, когда обнаружил, что зажигалки в кармане нет. В этот момент раздался взрыв. Скорее всего, зажигалка выпала из его кармана, а кто-то из женщин случайно чиркнул ей или хотел воспользоваться, как оружием...
  Влада накрыло осколками, но сильных увечий не было. Он вызвал милицию, пожарных и скорую, закинул свой паспорт в окно горящей квартиры и ушел. Потом он где-то сделал другой, Ио не знает, но говорит, были знакомые в паспортном столе. И вскоре исчез. Она не знает, что с ним и упоминала только, что он винил себя во всем, считал, что убил обеих.
  Я показал ей Виктора. Иоланта опознала в нем Влада. Виктор на нее вообще не среагировал: бесстрастно скользнул взглядом и спросил, когда ты придешь.
  Он, кстати, что-то написал для тебя, но мне не показывает. Сказал, что прочтет нам обоим, что это что-то важное.
  -Вот такая история.
  -Но пожарные же сказали, что было неосторожное обращение с огнем? Откуда вы знаете про газ? - спросила я.
  -Виктор упоминал странный запах, когда вошел в квартиру. Иногда так бывает, когда пожар по причине утечки газа, а говорят, что неосторожное обращение с огнем. Администрация ЖЭКа, наверное, подсуетилась, чтобы на них не повесили.
  -Но должен был быть взрыв?!
  -Был. Все соседи это утверждают и новые хозяева квартиры тоже. Разрушений особых не было, утечка не особо большая была.
  -Ну, и история...
  -А что ты думала? Не все так просто. Короче говоря, нашего Виктора просто загрызла совесть. И я не думаю, что стоит возвращать ему имя Влада, пусть остается Виктором. И вообще, как-то не хочется мне больше заниматься раскопками его прошлого. Да, вот еще особенность, Бри. Уходя из морга, я присел на корточки перед оградой моста и посмотрел на воду. Ну, описывать бесполезно. Посмотри, я запечатлел фото.
  Доктор достал из стола фотоаппарат, что-то там нажал, настроил и передал мне.
  На небольшом экранчике была треугольная вязь кованой решетки, а за ней серо-зеленые волны речки.
  -Тебе все понятно?
  Я только кивнула.
  -Идем к Виктору, он должно быть уже вернулся с прогулки. Сегодня он весь день бледен и необщителен, ждет тебя.
  Мы поднялись. Я открыла дверь и на порожке нашла букет бумажных роз, каждая была аккуратно раскрашена.
  -Даже в дурдоме он умудряется быть джентльменом, удивительно, - умилился доктор ван Чех.
  
  Глава 14.
  Виктор был очень бледен, даже утомлен. Глаза его бесцельно блуждали по комнате. Окно было плотно закрыто. В стакане стояла голая веточка, все лепестки печально осыпались с нее.
  Когда мы вошли, Виктор безжалостно мусолил какой-то листок в руках.
  -Наконец-то! - воскликнул он. Не радостно, не возмущенно, а, похоже, с облегчением.
  -Он приходил сегодня! Влад! Стоило вам один раз упомянуть его, как он пришел. Он мучил меня, снова, - жаловался Виктор.
  Я смотрела в лицо этого утомленного человека и на исписанные нотные страницы, валявшиеся в изобилии на красном, слегка потрепанном синтезаторе. Какой он, к черту, Влад?! Или я так думаю, потому что знаю его, как Виктора уже долгое время.
  Судя по рассказу, он не сильно изменился внутренне. Все человеческое, что было, осталось при нем. Есть ядро личности и, изменяясь, Виктор как-то смог остаться верным себе даже в образе Нерона. А может это просто были маски? Простые маски, которыми он прикрывался от мира, где столько воспоминаний. Какое-то время же он жил и боролся с собственной совестью. А когда увидел труп жены, которую все же любил, тут и свихнулся, точнее все забыл.
  Мы потревожили его память - блок оказался прочным, но имя есть имя, с ним слишком многое связано. Виктор, если так можно выразиться, сошел с ума по собственному желанию. В момент, когда он сидел на мосту, угрызения совести достигли своего пика, а патологоанатом только подтолкнул Виктора к исполнению уже вынесенного приговора.
  Влад утонул, а некто новый, сохраняя остатки былого разума, пришел в больницу, и не для того, чтобы вспомнить, а чтобы забыть. И лучше бы ему забыть. Вы как хотите, а я считаю, что не так уж и велика его вина, чтобы платить безумием.
  Потому он и рисовал эту воду и этот мост, чтобы успокоить себя. Влад там: утонул и больше не вернется. А мы с доктором грубо влезли и сломали барьер. За три года постоянных изменений Виктор, может быть, и успокоился, но еще вчера он ясно дал понять, что больше не хочет быть Владом никогда!
  Мысли пронеслись у меня в голове.
  -Брижит, ты слушаешь? - ван Чех аккуратно, но больно пихнул меня.
  -Простите, - я виновато улыбнулась Виктору.
  Он недовольно и презрительно смерил меня взглядом, но заметил в моих руках розы и засиял:
  -Слушайте!
  Виктор прочистил горло:
  Во мне курится дым и тянет за петлю
  Какой-то там упырь ломает пальцы...
  Умозрительно и рубит на корню
  Умение и все мое сопротивляться
  Желание. И злость кипит, не сдобренная пудрой,
  И гонит шторм сердечную волну.
  Я точно знаю, будет утро мудрым
  Я точно помню: я еще могу
  Противиться, и ненавидеть сильно
  Те липкие объятья, что ко мне
  Так тянет тварь, так зло и так противно,
  И все буянит в белой пелене.
  -Браво! - аплодировал доктор ван Чех, - Молодец, Виктор! А можно еще и эссе на эту тему.
  -Нет! - вскричала я. Виктор бросился ко мне.
  - Не трогай меня, - я выставила руку вперед, чтобы не попасть в объятия Виктора. Он остановился, но смотрел полными благодарности глазами.
  -Обоснуй, коллега, - процедил сквозь зубы доктор.
  -Влада нет. Влад утоп, ведь так? - я бросила яростный взгляд на Виктора, он не смело закивал.
  - Он умер! Все! Тема закрыта! Если мы продолжим бередить эту рану, мы можем Виктора потерять! Пусть он оправляется, он же сильно прогрессировал за последнее время, пусть! Он почти вернулся к нам, и пусть возвращается Виктором!
  -Во-первых, коллега, - процедил сквозь зубы ван Чех, - умерь свой пыл в три раза! Во-вторых, он никогда не вернется к нам, пока думает, что Влад умер. В-третьих, он никогда не сможет быть нормальным человеком, пока думает, что он и Влад, разные личности, просто одна сидящая в другом. Личность целостна, все теории, расщепляющие ее, просто инструменты для удобства обозначения. Личность - цельная система, у Виктора эта система расстроена, и ей не хватает существенной части - памяти о своем прошлом. Он комфортнее чувствует себя в тех образах, прошлое которых ему известно и совпадает с его прошлым, хотя бы частично. За три года я заметил это.
  В-четвертых, я пока предлагаю более человечный вариант. Если он не поможет, психодрамы нам не избежать. Он должен все вспомнить и избавиться от чувства вины. То, что предлагаешь сделать ты, - доктор говорил все это бесстрастно, мало жестикулируя, - это попытка вырастить из гнилого пня новое дерево. Не получится! Пень надо выкорчевать, землю разрыхлить и лишь тогда сажать новое. Ты ничего никогда не слышала о завершении психологической ситуации? Эта ситуация тянется уже почти четыре года подряд. Моя ошибка, и я это признаю, что не сделал всего того, что надо раньше. Но я не уверен, что тогда возможен был какой-то эффект. Итак, Брижит, запомни раз и навсегда, без боли выздоровления не бывает, - жестко отрапортовал ван Чех.
  Я сглотнула. Я чувствовала себя маленькой букашкой, никчемной, жалкой, позорной. Ошибка... да что с нее: я учусь и хорошо, что совершила ее сейчас и здесь, под наблюдением специалиста.
  -Да, и, наконец, - мягко продолжил ван Чех, - Мы поступили с тобой крайне не профессионально. Все подобные вопросы воспитанные врачи обсуждают в кабинетах.
  Доктор встал и вышел. Движения его были мягки и плавны, волна ярости неслась следом. Я повременила с отбытием из палаты. Рядом с Виктором сейчас было спокойнее.
  Я обернулась, чтобы посмотреть на него, но Виктор сидел спокойно на кровати. Уже подойдя, я поняла, что он панически напуган: глаза его смотрели в одну точку, пульс зашкаливал, от лица оттекла кровь.
  Я вызвала медсестру, которая вколола успокоительного и дождалась, пока Виктор заснет, только после этого вернулась в ординаторскую.
  Доктор ван Чех сидел в своем кресле, как ни в чем не бывало. Не веселый, но спокойный.
  -Прости, Брижит, я не хотел тебя пугать, просто то, что ты говорила, было глупо. С одной стороны, я прекрасно тебя понимаю: ты чувствуешь Виктора, и его страдания передаются тебе. Вы симпатичны друг другу. Однако, психиатрия должна идти от мозга, в первую очередь. Поэтому я и вправил его тебе на место, чтобы неповадно было. Зато теперь ты уже никогда этого урока не забудешь.
  -Да уж, не забуду. Теперь, как только я буду собираться делать глупости, то перед внутренним взором сразу будут проноситься кадры, где вы цедите слова сквозь зубы и метаете молнии глазами.
  -А я метал? - удивился ван Чех.
  - Да, и еще как!
  -Какой я молодец, - подбоченился доктор, пытаясь меня повеселить, но веселиться не хотелось.
  -Виктор сильно напуган.
  -Он понимает перспективы, - мрачно ответил ван Чех, - и я еще раз повторюсь: одну ошибку мы сделали вместе. Никогда не обсуждай план лечения при больном... Я - осел, Брижит!
  -Он спит пока.
  -Ты вызвала сестру. Умница! Ты вообще большая умница, Брижит! Я с каждым днем все больше и больше тобой доволен. Но сейчас мне пора идти, кушетка ждет меня...
  -СТОП!
  -Что ты орешь? - скривился ван Чех.
  -Как Виктор мог закинуть свой паспорт в горящее окно, если живет на десятом этаже? - выпалила я.
  -Чего?
  -Он писал в стихотворении, что поднимался на "свой десятый"!
  -Квартира у него на первом, - успокоил меня доктор, - я был там. Квартира его жены на первом этаже.
  -А где он жил, после того, как сгорела квартира?
  -Я не подумал над этим. Надо спросить у Ио.
  -Это может быть важно.
  -Может быть, а может и не быть, - философски заметил ван Чех, - Я ушел спать.
  -Доктор, позвоните и узнайте, сейчас, пожалуйста.
  Ван Чех посмотрел в мои честные-честные глаза и тяжело вздохнул:
  -Веревки из меня вьешь, прекрасное создание...
  Он набрал номер и что-то ласково урчал этой Иоланте. В числе прочего он задал вопрос и о квартире, и, судя по выражению лица, даже получил вразумительный ответ. Вдруг лицо его сильно изменилось: вытянулось, глаза выпучились, бородка встопорщилась, даже волосы на голове зашевелились. Я напряглась: стало любопытно, что же эта Иоланта ему говорит?
  -Нет, дорогая моя, вряд ли мы сможем еще раз встретиться. У меня много работы... После работы у меня еще работа. Практикантка опять же... Да, мне очень приятно было с вами познакомиться... Да, я буду звонить, конечно же. ... Буду я звонить, как же, - сказал доктор, когда положил трубку.
  -А вы - лицемер, - сказала я.
  -А спасибо, что сказала. Я-то мучаюсь, не знаю, что со мной! - огрызнулся ван Чех, - Короче, Иоланта говорит, что он жил на Зоиной квартире в какой-то коммуналке. Там Зоя занимала две комнаты, ключей у Ио нет, но вроде бы двери там и не запирались никогда. Так что, если хочешь, иди туда, адрес я тебе дам. Теперь отпустишь несчастного, бедного, больного доктора спать?
  -Идите, - махнула я рукой.
  -А между прочим, если бы не ты, я никогда бы этой фурии не позвонил...
  -И были бы дурак, - выразила я свою точку зрения.
  -Не тебе судить, - печально отозвался доктор.
  Я обернулась. Но его и след простыл.
  Часа четыре все было спокойно. Я скучала, когда вдруг в дверь постучали. Я сначала испугалась, а потом поняла, что бояться нечего и сказала:
  -Войдите.
  В ординаторскую не смело заглянул Виктор.
  -Ох, проходи, - я обрадовалась случаю поболтать.
  Виктор выглядел заспанным: только что проснулся и потащился сюда, ко мне. Лицо помято, волосы прилипли ко лбу, а на макушке растрепаны.
  -Брижит, я хочу тебе кое-что сказать.
  -Я очень внимательно слушаю тебя.
  -Только не сочти это за бред, хорошо? Я знаю вас, врачей: чуть что, сразу бред. Только Октео относится более-менее разумно. Сейчас я пойду писать это чертово эссе, и я напишу его, клянусь! Но перед тем, как уйти, я хотел повидаться с тобой. Ты не представляешь, что меня там ждет, а я знаю, но я буду помнить о тебе и постараюсь выйти на твой голос. Даже если лик мой будет безобразен, приходи и говори со мной. Так делал доктор ван Чех, он говорил со мной и я шел на голос, и ты говори.
  -Виктор, не пугай меня.
  -Я не пугаю... Я просто прошу.
  -Так. Сиди тут. Я сейчас приду. Только сиди, пожалуйста, и не уходи, - я переполошилась.
  -Я вижу, что ты испугалась, значит, ты мне поверила, - улыбнулся Виктор.
  -Сиди тут, - цыкнула я, и выбежала из ординаторской.
  В кабинете ван Чех храпел, как мотор катера, я насилу растолкала его.
  -Что случилось?
  Я быстро передала смысл слов Виктора.
  -Бред какой, - зевая, поднялся ван Чех, - идем.
  Теперь уже доктор бежал за мной. Я распахнула дверь в ординаторскую: стул был пуст, окно в сад нараспашку открыто.
  
  Глава 15.
  Я подбежала к окну и свесилась вниз. Крик почти сорвался с губ: внизу я увидела распростертое тело в белом. Вовремя мой мозг подкинул воспоминание, что Виктор пришел ко мне в больничной серой пижаме с черными полосками. Я сморгнула и увидела, что под окном ничего нет.
  -Могла бы не беспокоиться, - скептически заметил ван Чех, - он всегда оставляет окна открытыми. Боится утечки газа снова.
  -А я этого не знала.
  -Плохо читала описание, я точно это упоминал.
  Я бросила на доктора испепеляющий взгляд. Он остался недвижим, холоден и заспан. Мы понеслись в палату к Виктору. Тот спал, сидя на корточках на кровати, обняв руками колени и откинув голову назад.
  Я кинулась к нему, а ван Чех подошел к столу и стал копаться в каких-то листочках. Стоило мне прикоснуться к плечу Виктора, как стало ясно, что он не спит. Мышцы были напряжены до предела, веки нервно вздрагивали.
  -Что с ним? - спросила я.
  -Спит, - безразлично ответил ван Чех, не глядя на больного.
  -Он не спит.
  -Послушай, Брижит, - доктор медленно приблизился ко мне и взял за плечи, в полутьме его глаза горели, - сейчас ты в состоянии аффекта. Вспомни, что ты врач, что с тобой тоже врач, лучший в этой клинике и третий во всем городе. Если я сказал, что он спит, значит, он спит. Ты мне не веришь, так попробуй проверить.
  -Он не проснется, - чуть не плача, сказала я.
  -Думаешь? После того, как я приволок его сюда, он проспал так четверо суток.
  -И вы с ним говорили? - успокаиваясь, сказала я.
  -Говорил, точнее читал. Свежие газеты. Общих тем для разговоров у нас было не много, но я находил полчаса в день, чтобы почитать ему газеты, - голос доктора успокаивал. Наконец, я вздохнула и совершенно расслабилась.
  -Все хорошо? - уточнил доктор ван Чех.
  -Да.
  -Вот, возьми, потом прочтем. Это его эссе. Когда он его успел написать только не понятно, - ван Чех сунул мне в карман несколько листов.
  Повинуясь, то ли древнему инстинкту, то ли велению души, я уткнулась лицом в докторов белый халат.
  -Брижит? - спросил ван Чех, - Что происходит?
  -Простите, - я отскочила от доктора на почтительное расстояние.
  -Да я-то не против, - развел руками он, - Тебе оно надо?! Идем отсюда.
  Я оглянулась на Виктора.
  -Идем, - ван Чех взял меня за руку и мягко выволок из палаты.
  В ординаторской он налил себе кофе, я достала листки и стала их рассматривать. Их писали не в одно и то же время то пастелью, то карандашом, то разными ручками. Была пара строчек, написанных зеленой краской.
  Почерк тоже был не одинаков. Наклон и высота букв разные, где-то размашистые, где-то настолько сжатые, что их невозможно было разобрать.
  -Он писал это все три года.
  -Может и не каждый день, но все-таки. Читай, что там. Я только рассмотреть успел, а читать в темноте вредно.
  "Я, Влад Альгео дер Торо убил свою жену и любовницу (число было неразборчиво написано). Всю жизнь, что я вел до этого можно включить в одно слово: БЛАГОПОЛУЧНАЯ. Пережито много всего, но сейчас я понимаю, что в ней не было абсолютно ничего.
  Нет, я не прав...
  Была Клэр - миниатюрная, милая и необходимая. Человечная, не смотря на все ее деньги. Я не знал абсолютно ничего о ней. Она безгранично добра и деньги, которые она зарабатывала, шли порой не в семью. Я был ей благодарен и любил, но благодарность всегда была как-то реальнее любви.
  Детей у меня никогда не было. Это не то чтобы не приятно, но знать, что ты закончишься вот так, не оставляя после себя ничего, печально. Мы печалились...
  Однажды Клэр сказала мне, что нашла девочку, которую полюбила, как свою дочь. Я не удивлялся, что она не знакомит меня с ней. Знать цену людям очень важно и Клэр ее знала. Поэтому я не был знаком ни с одной подругой, кроме Иоланты, но и с той только по телефону. Все потому, что я влюбчив и слаб. Как и любой творческий человек, я питаюсь от любви. Она хотела быть единственным источником моего творчества.
  Но судьба, есть судьба. Клэр просчиталась, пригрев на груди змею, по имени Зоя. Дальнейший рассказ дастся мне с особым трудом, потому что я знаю, что убил обеих. Мне никогда не доказать этого!..
  Медово-рыжие волосы Зои, ее юность, свежесть пленили меня. Я, как голодающий, безумно бросился в пучину. Это можно было сравнить с чувствами человека, долго мучимого жаждой. Настолько долго, что уже не понимавшего, привыкшего к этой жажде. И этот человек нашел, наконец, родник. Зоя и стала тем самым родником.
  Только спустя год я понял, что родник отравлен, и я отравлен теперь вместе с ним. Я забрал свои инструменты и собрался уходить от Клэр, обманутой и преданной, потому что она не приняла бы меня обратно. Здесь мы всегда были схожи: предавший должен уйти. Забрал только те вещи, которые не нужны были Клэр: гитару и синтезатор. Все остальное... не в материальном счастье.
  Я жил у Зои, хотя с тех пор мы жили больше как брат и сестра. С тех пор, как я наотрез отказался лишать жену имущества (да и с какой стати я стал бы это делать?), она фактически бросила меня. Но Зоя любила меня, не могла жить без моего присутствия. Я относился к этому философски. Тех чувств, что я испытывал, хватало с лихвой. Меня ничего не интересовало, кроме творчества. Все, что я делал, посвящал Клэр. Все авторские права так же были у нее. Я старался искупить вину. Клэр это понимала, и наши отношения были приятельские. По-прежнему, благодарность стояла у меня на первом месте. Тогда мне казалось, что я уже не люблю ее, а испытываю только искреннюю дружбу.
  Когда звонок Иоланты взорвал мой тихий и уже устаканившийся быт, я понесся на помощь к жене. Ио сказала всего несколько слов: "Зоя хочет убить Клэр, скорее!".
  Когда я пришел домой, то в нос сразу ударил запах. Это странно, я вообще не различаю запахов! А тут...
  Женщины дрались, катаясь по полу в коридоре. Я оттащил Клэр (она была легче) от Зои, но жена, бранясь, выгнала меня.
  Я решил, что проще вызвать милицию, чем пытаться остановить этих фурий самостоятельно. Во дворе я пытался закурить, но зажигалки своей не нашел. Видимо, выронил, когда растаскивал женщин. Я взял телефон и набрал уже номер, как в окне кухни мигнул свет и следом раздался взрыв.
  Меня катнузило. Я почти ничего не слышал...
  Только выкинул паспорт в горящее окно, отряхнулся от осколков и как смог вызвал пожарных, скорую и милицию. Я был спокоен: понимал, что Зоя и Клэр мертвы и что виноват в этом только я.
  Я стал жить как обычно, как будто ничего не случилось. Ах, да. Забыл. Спустя полчаса я позвонил Иоланте и подробно все ей рассказал, чтобы она знала. Чтобы хоть кто-то еще, кроме меня знал, что произошло. Я чувствовал, но тогда еще не знал, что конкретно надвигается.
  Днем я жил спокойно, творил, с каждым разом все отвлеченнее и мрачнее. А вечерами бродил возле речек, они успокаивали меня. Тогда же я успел за небольшую мзду сделать через знакомого новый паспорт, где не было бы печати о браке. Об остальном я как-то не подумал. Мы так и не удосужились развестись с Клэр. Вместе не жили, но и разводиться не хотели.
  Снова раздался звонок: из морга. Патологоанатом допрашивал меня хуже всякого следователя, но я отказывался. Тогда, сидя на стуле, я стал чувствовать, как внутри меня рождается некто новый, что старого Влада больше нет, и никогда не будет. Последней каплей стала черная головешка, которая когда-то была моей женой. Я не выдержал, убежал.
  Сидя на мосту, размышлял, как лучше убить ЕГО. Тогда я был уже не Влад, не тот моральный урод, что разрушил жизнь любимой женщины (я понял, что всегда ее любил и предал по глупости -это-то самое паскудное!). Патологоанатом подтолкнул меня, я прыгнул в воду, выбрался ниже по течению, уже не понимая, кто я и куда иду.
  В том месте, где я выбрался, неподалеку стоял заброшенный завод. Там мне явилась Зоя: она приказала забыть все, а руках ее был огненный меч, которым она разрубила мне голову. Я упал.
  Меня нашла женщина. Потом я узнал, что ее зовут Пенелопа. Она отвела меня в больницу и просила дождаться доктора ван Чеха и очень хорошо его описала. С другими врачами я не разговаривал.
  Что было дальше не важно. Я не помнил ничего, кроме проклятого своего имени. Потому придумал себе новое. Думая, что так смогу очиститься. Первые три дня я провел в лабиринте, в котором было много меня, но все это было не то".
  Я закончила читать.
  -Про Пенелопу что-то новенькое. Она же не выходит за пределы клиники, - задумчиво откомментировал ван Чех, - То есть мерзавец все вспоминал и записывал, а мне ни слова...
  -Тут для нас приписки еще.
  -Читай мою в слух, у меня нет секретов.
  -"Уважаемый доктор! Простите, что скрывал от вас все это. Но предать огласке, значит признать, что ОН - это Я... Это невыносимо трудно для меня. И есть еще одно обстоятельство. Пенелопа занималась со мной, она пыталась вывести меня из того лабиринта, где я оказался. Но у нее ничего не вышло, и, ни у кого уже не получится".
  -А что в твоей? - спросил доктор. Он был серьезен, почти зол.
  -Не читала еще.
  -Так давай, читай.
  Я, было, возмутилась, но потом поняла, что доктору просто интересно и он не может ждать.
  -"Брижит, ты напоминаешь мне Клэр и Зою одновременно. Ты миниатюрна и добра, как Клэр, красива, молода и жестка, как Зоя. Почему мы не встретились раньше? Хотя хорошо, что не встретились.
  Я прошу тебя, еще раз: говори со мной! Все хорошее, что есть во мне, стремится к тебе. Ни в коем случае не ходи за Кукбарой - это ловушка, в которую я чуть не попался. И слушайся доктора...
  Я постараюсь выбраться, теперь мне есть за чем, точнее за кем".
  -Доктор, он говорил, что Пенелопа больна, это так?
  -Она здорова, как бык, - отрезал ван Чех, - Я не знаю, с чего Эдгар решил, что она мертва, а Виктор, что больна. Она физически здорова. Все это печально, Брижит. Но надо уметь жить со всем этим. Учись, - назидательно сказал доктор и встал.
  -Не уходите, пожалуйста.
  -Брижит, - ван Чех подошел и положил руку мне на голову, - я не мама, и не нянька, хоть и очень тебя полюбил, но от своих принципов отказываться не буду. Пока ты можешь справиться сама. Но я внимательно слежу за тобой, и приду на помощь, тогда, когда это будет нужно особенно.
  Поспи пару часов, уже светает. В восемь мне заступать, я разбужу тебя.
  С этими словами доктор ушел. Я устроилась в кресле и, зажав в руке признание Виктора, заснула.
  
  Глава 16.
  Через мгновение меня разбудил ван Чех:
  -Поднимайся, Бри. Уже восемь.
  -Но я только легла.
  -Два часа, как минимум, ты проспала. Давай, дуй домой - отсыпайся. Ночка у нас была! Надо отдохнуть.
  -Что будет с Виктором?
  -А кто это теперь знает? Верну прежнее лечение, пусть спит.
  Я быстро собралась и пошла не к лифту, а к Виктору. Села возле него на кровать и долго молчала, не зная о чем говорить.
  -Мы все прочитали, - наконец, сказала я, - мне жаль тебя. Но ты не подумай, это не жалость сильного к слабому. Ты очень сильный, Виктор. Но ты не виноват. Иногда так бывает, когда мы думаем, что виноваты, а на самом деле не сделали ровно ничего. Мне кажется, что мигнувший свет создал искру, а вовсе не зажигалка. Эта мысль пришла ко мне в голову, когда я читала твои записи. Доктор на тебя не сердится, по-моему, он тоже тебе сочувствует и хочет, чтобы ты выздоровел.
  Спасибо, за теплые слова. Слышишь, я прихожу и говорю с тобой, потому что ... как бы тебе это сказать... ты - хороший человек, но мне и двадцати нет, а тебе немножечко не хватает до сорока. Но, не знаю... Я не знаю, почему это делаю... делаю и все тут!
  Ты очень напугал меня сегодня ночью. Интересно было бы узнать, что ты делаешь сейчас, что с тобой происходит? Я точно знаю, что ты не спишь.
  -Она тут еще?! Нет, ну, вы только посмотрите на эту фанатку?! - восклицал доктор ван Чех, обильно размахивая руками. - и, учтите, барышня, вы сами напросились!
  Ван Чех схватил меня за руку и вытащил из палаты. В лифте он цепко держал меня за запястье, отпустил только у ворот.
  -Скажите адрес Зоиной квартиры, - попросила я.
  -Мне тебя, таким образом, до дома вести? - скептически отозвался ван Чех.
  -Нет, просто скажите адрес.
  Ван Чех долго смотрел на меня, внимательно прищурившись, и назвал адрес.
  Я заехала домой, приняла душ, переоделась, почувствовав себя лучше, поехала по названному адресу. Оказалось, что это было не очень далеко. Большой панельный дом возле железной дороги. Я поднялась на четырнадцатый этаж и позвонила в дверь девяносто третьей квартиры. Мне открыла странного вида бабуля, какие, как правило, водятся в таких квартирах.
  -О, Зоя, ты?! Давно тебя не было, проходи, - сказала бабуля.
  Я не стала расстраивать пожилого человека. Интуитивно зашла в комнату без замка. Судя по запустению, тут никто не жил очень давно. В углу стояла гитара, посреди комнаты красный синтезатор, на нем же лежали чехлы.
  -Бабушка, я инструменты заберу.
  -Забирай, забирай, - равнодушно ответила старушка, - Мне они без надобности.
  Комнатка сама по себе была маленькая, на диване валялась смятая, пожелтевшая газета, какие-то вещи, гитара. Рядом с диваном расположился огромный черный шкаф с ростовым зеркалом. Почти все свободное место занимал синтезатор, стола не было, стул был один, колченогий, почти развалившийся. Обстановка была не бедная, она просто была никакая. То есть вот так последнее время и жил Виктор. Заметно, что его ничего не интересовало.
  Я заметила небольшую дверь, которую частично закрывал собой шкаф. Я пролезла между шкафом и стеной, толкнула дверь. Она поддалась...
  Я попала в другую комнату. Там царила пошлая роскошь. Вещи были дорогие и аляпистые. Это была Зоина комната. Я поняла про нее только то, что вкус отсутствовал у этой женщины, как класс, и еще что-то очень неприятное.
  В будуаре была кровать, заправленная дорогим бельем. На ней валялся ворох дорогих же некрасивых шмоток, которые должны были бы сделать из Зои сексуальную девушку, а делали валютную прошмандовку. На недешевом комоде стояли две фотографии. На одной Клэр и Зоя, на второй Зоя и Влад.
  Зоя была похожа на меня только что цветом волос. В остальном, это оказалась крайне неприятная дамочка. В самом лице ее было написано что-то неприятное. Лицемерка она была, хищница, вот что.
  Клэр лицом тоже была не лучше. Такой палец в рот не клади, скажи потом спасибо, если пятки останутся, а то и ничего не оставит. Клэр была, в отличие от Зои, крашеной блондинкой. Единственное, что располагало к себе - ее глаза, усталые, но очень добрые.
  Виктор на фото выглядел каким-то натянуто счастливым, и мало чем отличался внешне от Виктора, которого я знала. Однако, у меня создалось впечатление, что это просто брат Виктора, близнец, но не тот, кого я знала.
  Осмотрев бегом комнаты, я решила, что надо бы привезти Виктору его инструменты, они ни в чем не виноваты, и играть на своем всегда легче и приятней, чем на казенном.
  Я повозилась с инструментами и вытащила их на себе. Было ужасно тяжело, но я справилась. Я довезла их до больницы и под громкие вопли доктора уложила в палате Виктора.
  Великолепный Вальдемар Октео ван Чех выгнал меня, чуть ли не с проклятиями.
  И только после всего этого я смогла спокойно заснуть дома.
  
  Вечером я зашла в ординаторскую.
  -Сколько я могу тебя выгонять отсюда?! - устало сказал доктор. Он очень плохо выглядел.
  -Уже вечер, я пришла приготовиться к дежурству.
  -О, НЕУЖЕЛИ он настал?! Хвала Богам! - доктор энергично встал, умылся и стал собирать вещи, - Не скучай, Бри. Не делай глупостей и не спи на посту. Будешь соблюдать эти три простых правила - станешь великим психиатром! А я пошел домой.
  -Мне страшно!
  -Это нормально! - весело отозвался ван Чех, - Все, я улетел!
  И он действительно белым вихрем умчался в сторону лифта, а я осталась одна.
  Я сходила к Виктору, погладила его по голове и снова долго собиралась с ним заговорить:
  -Я была сегодня у тебя в комнате. Не понимаю, как ты мог там жить? От одного черного шкафа бросает в ужас. Только от сожительства с такой мебелью можно с ума сойти. Я привезла тебе инструменты. Когда-то я играла на гитаре. Сыграть тебе?
  Виктор едва заметно кивнул. Я недоверчиво посмотрела на него, но взяла его гитару, и сыграла, что смогла вспомнить.
  Бледное, как бумага лицо Виктора стало розовее, мышцы немного стали расслабляться.
  -Вот и славно, Виктор, вот и умница! - обрадовалась я.
  На выходе из палаты я столкнулась с Пенелопой. Врал ли ван Чех, когда рассказывал мне, что она здорова физически, не знаю. С момента нашего последнего разговора она сильно похудела, глаза ее ввалились, кожа стала почти желтого цвета.
  -Здравствуй, Брижит, - Пенелопа, как-то отчаянно мне обрадовалась.
  -Как вы себя чувствуете?
  -Хорошо, спасибо.
  -Если бы все так хорошо чувствовали себя и выглядели, как вы, это было бы прискорбно.
  -Мой внешний вид, это другой вопрос, - улыбнулась она, - Ты была у Виктора? Я тоже к нему иду. С ним надо говорить, иначе рискуем его потерять. Я могу потом зайти к тебе?
  -Конечно, - улыбнулась я. У меня были вопросы к ней.
  Какое-то время я скучала, сидя в ординаторской. Без стука, тихо и чинно вошла Пенелопа.
  -Как хорошо, что есть с кем поговорить, пока не спится, - сказала она, садясь напротив меня.
  -Я хочу кое-то у вас узнать.
  -Все, что угодно.
  -Где вы нашли Виктора? Он упоминал о вас. Сказал, что вы нашли его, описали доктора ван Чеха и привели в больницу.
  -Я нашла его в пограничье. Он лежал там. Безумие принесло его туда. Если бы не я, он бы умер через несколько часов. Я вернула его сюда. В пограничье я могу попасть в любое место, хоть во Францию, хоть в Никарагуа, хоть в космос без скафандра. Оно полностью в нашей с Кукбарой власти. Я почувствовала, как в пограничье появился кто-то новый, и пошла посмотреть, а там этот милый молодой человек. Я не могла ему не помочь.
  -А что это за лабиринт?
  -Лабиринт? Он часто о нем упоминал, это его сон. Знаешь, за пограничьем есть безумие. В пограничье могут прийти все, в безумие только истинные безумцы. Там жутковато, там все пластично и изменяется, подчиняясь болезни, а не нашим желаниям, как думала я раньше. В гипнозе он не может его достичь, только во сне и только перед тем, как выбрать себе новую личину. Это его персональное безумие. Приходит он туда, через картину, которая у него висит.
  -А зачем он рисует еще такие картинки?
  -Не знаю, я никогда не задавалась этим вопросом. Я знаю только, что он ищет выход, постоянно и очень серьезно. Он все вспомнил года полтора назад и тогда писал по предложению или по абзацу, когда было совсем плохо. Но к тому времени он настолько запутался в своем лабиринте, что не мог выздороветь. Он стал адекватнее, но, на сколько бы ван Чех ни был умницей, он этого не заметил, - Пенелопа зевнула.
  -И сейчас Виктор там? В лабиринте?
  -Да, - Пенелопа зевнула еще шире. - Я пойду, если ты не против.
  -Да, конечно.
  Она ушла. А я осталась одна. Я пила чай, и как-то вышла прогуляться по коридору, чтобы не заснуть.
  Дверь к Виктору была открыта, а самого его в палате не было. Зато картина рябила, как живое зеркало.
  Я подошла к ней и задумчиво смотрела на это чудо.
  Внезапно из картины вырвалась пухлая красивая рука.
  -Идем, посмотришь на мое театральное представление, - из картины показалось лицо Кукбары, глаза светились: один голубой, другой тускло зеленый.
  -Нет! - Я попыталась вырваться.
  -Идем, - решительно сказала она, и попыталась затащить меня в картину, я уцепилась за раму.
  -Оставь ее, - хрипло и слабо запротестовал кто-то сзади.
  -Молчи, чучело, - расхохоталась Кукбара.
  Я обернулась, цепляясь за стол: перед нами стояла Пенелопа, она выглядела очень больной. Одно ее присутствие дало мне сил. Я укусила Кукбару за руку и кубарем полетела от стены на пол.
  -Все, Бри, не быть тебе великим психиатром, - резюмировал ван Чех. Я открыла глаза и осмотрелась, в окно светило солнышко.
  -Уже утро?
  -А ты как думала? Или не думала? Давай домой, я не хочу тебя видеть, ты ужасно выглядишь.
  -Зато вы весь цветете.
  -Да, я такой. В самом расцвете сил.
  -А почему вы мне врете?
  -Чего? - опешил ван Чех, с него даже шапочка свалилась.
  -Вы говорили, что Пенелопа здорова, я видела ее ночью. Она плохо выглядит.
  -Выглядит ужасно, но все анализы в норме, - мрачно отозвался ван Чех, - я боюсь, не долго ей осталось нас радовать.
  Я ушла, и только у ворот сообразила, что про картину это был всего лишь сон.
  
  Глава 17.
  Уже дома я обнаружила две неприятные подробности. Из подкорки выбралась мысль и, задыхаясь, сообщила, что это был не просто сон, а скорее всего... да, что там, точно!... это было путешествие в пограничье имени Кукбары фон Шпонс. Чем дальше я анализировала, тем больше понимала причину плохого вида Пенелопы: она действительно болеет, но не здесь, а там, за пределами этого мира. Может быть, она даже собралась совсем переселиться туда.
  Вторая неприятность была куда тривиальнее. На моем запястье красовался неплохой лиловый синяк. Я мучительно вспоминала, за какую руку вчера держался ван Чех, с расчетом обвинить милейшего доктора в превышении чего-нибудь эдакого. По всему выходило, что он шел слева от меня и держал за левую руку, а синяк на запястье правой. А за правую меня хватала только Кукбара. Значит, ничего это был не сон, а самое натуральное пограничье!
  После того, как я попялилась в уютную темноту снов часов восемь-девять, пришло время искать широкий браслет, чтобы прикрыть как-то синяк. Он нашелся, но на дежурство я опоздала.
  -Какая прелестная штучка, - умилился ван Чех на браслет, - Ты хочешь, чтобы все больные на тебя тут же стали кидаться?
  -Нет, доктор, - холодно ответила я, - Вы не понимаете.
  -Да, куда мне, Боже упаси, - он замахал на меня руками, - кто синяк поставил?
  -Что? - удивилась я.
  -Давай снимай, эту свою вещичку, - повелительно сказал ван Чех и уставился на лиловый припухший синяк. Он был удивлен и испуган, мне показалось, что его даже дернуло слегка.
  -Это откуда? - серьезно спросил он.
  -Не знаю. Возможно, от вас.
  -Лучше бы дети, ей-богу, - задумчиво отозвался ван Чех и положил на стол тюбик с мазью, - Это против синяков.
  Он встал и прошелся по кабинету, я тем временем намазывала руку. Внезапно ван Чех ухватил меня за левую руку. Это произошло так внезапно, что я вскрикнула и подпрыгнула.
  -Чего ты меня пугаешь? - нахмурился ван Чех, - Это не я. Я подумал, может я немного был не в себе, но все правильно. Я - леворукий, а по сему, не мог хватать тебя правой рукой. Откуда синяк признавайся, леди?
  Я как-то сразу похолодела под взглядом уважаемого доктора. Что если расскажу про пограничье?
  -Так, все понятно! Я уже все понял, Брижит, - сурово сказал доктор. Тем временем он не отпускал меня и пользовался разницей в росте, чтобы смотреть сверху вниз, - Тебя таскали в пограничье!
  -Да.
  -А почему я должен узнавать такие важные вещи последним, да и еще догадываться о них самостоятельно? - вскипел доктор, интонации у него стали почти Пенелопины, глаза метали молнии. В ответ я смогла только сглотнуть повыразительнее.
  -Осторожнее с этим, - ван Чех отпустил меня и сел. - Старайся не спать. Пограничье - ее зона, там я тебе не помощник.
  -Я не заметила, как заснула в том-то и дело. Проблема в том, что в пограничье были и Кукбара, и Пенелопа. Кукбара была в картине и пыталась утащить меня, а Пенелопа противостояла мне, и там она действительно больна!
  -Знаю я, - мрачно отозвался ван Чех, - Кукбара ее жрет. Не то, чтобы все плохое в Пенелопе стало преобладать... Просто по доброте душевной Пенелопа Кукбару разбаловала и распустила. Вот та и жрет более слабую половину. К несчастью Пенелопа открыла очень страшное место. Я давно уже это заметил. Кукбара стала появляться чаще, да и Пенелопа не спит вообще. Боится.
  -Но вчера она от меня ушла спать.
  -Значит, что-то чувствовала, она просто так ничего не делает. Насколько я знаю, она сейчас старается не спать, боится, что проснется Кукбарой. Ели это тебя сильно волнует, поговори с Пенелопой, но не обижайся, если она тебе ничего не скажет.
  -Хорошо. Я пойду к Виктору?
  -Так, я не понял. Я тут еще. Какой Виктор? Вот я за порог, тогда хоть на голове ходи: меня это не касается, - доктор задумчиво почесывал ухо, - в конце концов, Брижит, ничего не бойся. Пенелопа тебя защищает, да и сама ты, как я посмотрю не промах. Переживешь третье дежурство без меня, ведь так?
  -Постараюсь. Но если найдете мой хладный труп - пеняйте на себя, - пригрозила я.
  -Ну, что ты такое говоришь, - как-то задушевно сказал ван Чех, - я буду приносить тебе цветы на могилку, как минимум раз в неделю первые полгода.
  Спасибо, доктор, успокоили!
  -Ты какие цветы любишь? - интимно продолжал доктор.
  -Вот белые, которые сейчас цветут.
  -Понятно, значит, буду просить Виктора крутить тебе на могилу бумажные розы, раскрашивать будем вместе. Учти, умирая, ты сильно разобьешь нам наши сердца.
  -Вам?
  -Мне и Виктору, - улыбнулся ван Чех. Может великолепный доктор, если захочет, казаться человеком.
  С этим он ушел, оставив меня одну. Я выждала немного и пошла к Виктору. Он сидел в той же позе: похудевший, изнуренный, весь в поту. Я оттерла его лоб полотенцем, долго играла на гитаре. Как я поняла, Виктору было абсолютно все равно, что слушать, его успокаивали сами звуки.
  -Знаешь, Виктор, ты плохо выглядишь, но мне нравится, что ты борешься. Тебе просто колют глюкозу, бедненький. Когда проснешься, надо накормить тебя чем-нибудь вкусным. Что ты любишь, интересно? Я могу попробовать испечь для тебя шарлотку или яблочный штрудель? Я никогда не пробовала, но, думаю, смогу достойно себя показать.
  И еще, ты просил не ходить к Кукбаре. Но мне подумалось: если ты там? Я смогу тебя отыскать и найти выход. Хватит уже тебе здесь прохлаждаться. Довольно!
  -Стой, девочка, - раздался слабый голос. Я вздрогнула и оглянулась. В дверях стояла Пенелопа, она выглядела еще хуже, цеплялась за косяк, в волосах я заметила блестящие седые пряди.
  -Пенелопа?
  -Ты не понимаешь, что делаешь. Мы тогда уже ничем не сможем тебе помочь.
  -Но это единственный шанс его спасти.
  -От таких спасателей, как ты проблем не оберешься, тебя саму спасать надо, - печально сказала Пенелопа.
  -Но, простите...
  Сзади раздался чавкающий звук, я замерла и даже обернуться боялась, по спине прошелся ледяной сквозняк.
  -Идем, - мягкий грудной завораживающий голос раздался сзади из картины.
  Я медленно обернулась, уговаривая себя не орать, если что.
  В раме стояла как-то неравномерно уменьшенная Кукбара, она снисходительно улыбалась Пенелопе.
  -Ты всегда знала, чем это кончится, - сказала она. - Идем, Брижит. Я все тебе покажу.
  В последний момент я заколебалась. Во-первых, путешествие с Кукбарой само по себе ничего хорошего предвещать не может, во-вторых, мне банально стало страшно.
  Я посмотрела на Виктора, он был бесстрастен. Стоило тогда ему сделать хоть какой-нибудь не значащий жест головой, и я бы осталась.
  В голове бились его слова "это ловушка". Я поднялась, оперлась на раму и упала на пол, кто-то заботливо смазал ее сегодня жиром.
  Кукбара усмехнулась.
  -То упираешься, а то сама залезть не можешь. Давай быстрее, представление не станет тебя ждать.
  Я с трудом взобралась на картину. Кукбара отодвинула половину изображения, словно портьеру и мы вошли.
  Не понятно, по чему мы шли, скорее всего, по воздуху - под ногами ничего не было. Недалеко мигал огнями самый натуральный шатер цирка-шапито, над входом красовалась яркая надпись: "Театр говорящих пауков Кукбары фон Шпонс". Возле входа стоял полулысый старый паук, он потребовал у меня билета.
  -Ты что не видишь, идиот? ОНА СО МНОЙ, - взревела Кукбара.
  -Простите, хозяйка, - съежился Паук.
  -Хорошо, Ганс. Я в хорошем расположении сегодня, такая гостья к нам пожаловала!
  На удивление, в театре было людно.
  -Здесь больные со всего мира, те, кто захотели прийти. Истинные безумцы сидят в vip-ложе, остальные просто смотрят. Отбоя нет от желающих поучаствовать, - горделиво говорила Кукбара, - Я провожу тебя на твое место, оно самое лучшее. Обычно я там сижу сама, но сегодня я проведу представление, ради тебя.
  Я заняла золоченое кресло, на возвышении. Вся арена была видна, как на ладони. Кукбара легко поклонилась мне и удалилась.
  Какое-то время свет еще горел, и я рассматривала больных в зале. Это были обычные люди, которые пришли в цирк за развлечением, ничего примечательного я не заметила.
  Свет погас, на арене появилась Кукбара в каком-то причудливом платье черного цвета, оно переливалось зеленым и фиолетовым. Рваные края ворота и небольшого плаща, напоминали почему-то паучьи лапы.
  -Я рада приветствовать сегодня в нашем театре Брижит, - по мне ударил свет, я кивнула, не зная, что еще должна сделать. Публика жидко аплодировала.
  -Сегодня особенное выступление, - улыбнулась Кукбара. - Колоду сюда!
  Из кулис выбежали два мохнатых паука, рыжий и коричневый, они ловко стали перебирать лапками, жонглируя мячиками. В воздухе мячики лопались и из них выпадала карта. С потолка сыпались новые мячики. Всего я насчитала 74 мячика.
  -Для тех, кто первый раз посещает наше представление я напомню правила, - начала Кукбара, как только стихли аплодисменты паукам, - У нас нет сценария, я тасую и вытаскиваю карты. Малый аркан - простое приключение для вас, старший аркан - особенный номер. В конце нашего спектакля вы найдете под своим креслом карту, она будет означать вашу плату за представление. Ведь за все надо платить, не так ли?
  Ледяная волна пронеслась по трибунам, я ощутила страх сотен людей, по позвоночнику тихо скатилась капля холодного пота.
  Кукбара держала театральную паузу, видимо, наслаждаясь произведенным эффектом.
  -Итак, мы начинаем. Следующий номер для вас исполнят Пауки номер 5 и 98, - на сцену выкатились черный и серый пауки, по их дрожи я поняла, что они смертельно напуганы.
  -Двойка кубков! - возвестила Кукбара.
  Пауки заметно расслабились и укатились за кулисы, только чтобы предстать перед нами в образе романтической пары. Черный паук был в шарфе и котелке, серый напялил бантик и короткое пончо. Они разыгрывали пантомимическую сцену. Черный всячески ухаживал за серым, в конце он исполнил трогательную песню, на гавайской гитаре. Это было необычно и трогательно.
  -Следующий номер, - Кукбара вытащила карту, - перевернутая восьмерка жезлов, для вас исполнят пауки с номерами 7,25,64,77,133,54,41 и 88.
  Из-за кулис выкатили восемь разноцветных пауков: белого, серебристого, ярко-розового, голубовато-зеленого, иссиня-черного, лимонно-желтого, кроваво-красного и маленького паучка, светло-лилового цвета.
  Они образовали хоровод, и закружились. Через мгновение пауков уже не было, только разноцветное кольцо, которое меняло свою форму. Вскоре оно превратилось в звезду, в центре звезды появился ярко-розовый паук и запел что-то очень заунывное и грустное. Когда песня кончилась, звезда сменилась треугольником, и маленький паучок, на табуретке в центре его, переминаясь с лапки на лапку, стал декламировать.
  Во вращавшейся восьмерке два паука исполнили нечто безумно концептуальное о вкусной и здоровой пище.
  Все это напоминало какой-то хаос: сваленные в кучу номера, странное впечатление оставалось от этого выступления.
  Далее были пауки садовники в номере четверка кубков, и настоящее морское сражение в номере десятка мечей - в нем участвовали чуть ли не все актеры театра.
  -Паук номер 187 исполнит нам номер, - Кукбара выдержала паузу, - хозяйка! Ох, это мой любимый номер.
  Из-за кулис, судя по всему, выпихнули, абсолютно седого паука.
  -Завсегдатаи знают, чем оканчиваются особые номера? - ласково спросила Кукбара. Зал взревел.
  -Не в моих правилах изобличать, но сегодня я отступлю от этого.
  Кукбара взмахнула хлыстом и громко щелкнула.
  Паук трансформировался в Эдгара. Я ахнула, захотелось сбежать. Алкоголик был жалок и бледен, он знал, что его ждет, и я догадалась об этом.
  -Хозяйка не злится на тебя сегодня. Ты - хороший, преданный паук, и знаешь правила.
  Эдгар кивнул.
  -Тогда получи, - Кукбара тонко улыбнулась и, раскрутив хлыст, опустила его на жертву. Эдгар мгновенно исчез, не оставив и мокрого места.
  Мне хотелось верить, что он не умер, что это просто такой спецэффект, но некто мудрый внутри меня прекрасно знал, что к чему.
  -Представление окончено, - в полной тишине объявила Кукбара. Она наслаждалась тишиной более, чем аплодисментами.
  -Еще! - послышался робкий голос, - который почти сразу перерос в рев толпы, - Еще! Еще!
  -Хорошо, - мягко согласилась Кукбара, - последний номер, - она достала из рукава колоду и подняла первую карту.
  -Перевернутая десятка жезлов.
  На сцену выкатился паук, я и не знала, что они могут плакать. Этот не рыдал, из его глаз просто катились слезы. Два ассистента так же роняли слезы молча. Первый паук взял в лапы какую-то тяжелую плиту. Ассистенты сверху стали ставить другие тяжелые предметы. Паук держался.
  -Остановитесь, - не выдержала я, - Они же его раздавят!
  Пауки обратили на меня три раза по восемь полных ужаса и муки глаза, и продолжили свой труд. Почти сразу после этого первый паук не выдержал, и тяжелая груда обрушилась на него.
  Я смотрела на это и не верила своим глазам: толпа неистовствовала!
  -Под сиденьем вы найдете карту, сохраните ее до завтра.
  Я засунула руку по сиденье и вытащила красивую картинку, под которой было подписано: "VI Любовники". Молодой человек и девушка выходили из леса на поляну, куда с другой стороны подходила пожилая пара. Для всех четверых, судя по лицам, это была крайне не приятная встреча.
  -Могло быть и хуже, - улыбаясь, говорила Кукбара, заглядывая мне через плечо.
  -Уйдите от меня, мерзкая женщина! - я дернула плечом.
  -Ты так и не поняла, что я тут делаю?
  -Людей убиваете, - буркнула я.
  -Нет, я не просто их убиваю, я стараюсь делать это красиво.
  Я была странно спокойна. Посмотрела на Кукбару свысока и ничего не ответила, а направилась к выходу.
  Я проснулась в ординаторской, когда едва начало светать.
  Медсестру я тут же попросила навестить Эдгара. Через четверть часа я узнала, что он умер от острой сердечной недостаточности во сне.
  
  Глава 18.
  -Каковы итоги сегодняшнего дежурства? - доктор ван Чех был бодр и весел, но увидев меня, помрачнел.
  -Эдгар умер, - спокойно ответила я.
  Брови доктора взлетели вверх.
  -Острая сердечная недостаточность. Очень быстро умер, во сне... Почти не мучился. Как хлыстом: р-р-раз...
  -Достаточно! Я еще на стадии "острой сердечной недостаточности" все понял, - мрачно сказал доктор, побегал немного по кабинету и сел в кресло.
  -Ты там была?
  Я колебалась.
  -По глазам вижу, что была. Смотри - доиграешься!
  -А вы не знаете, что это значит? - я протянула ван Чеху карту.
  -Милая картонка. Не знаю, правда. Можешь спросить у Пенелопы, она гадала на Таро.
  -Ну, я пойду?
  -Иди, конечно, я пока все дела улажу. Эту ночь я, вероятно, проведу с тобой. В смысле, я буду спать неподалеку.
  -Я поняла, - кинула я. Схватила сумку и побежала к палате Пенелопы.
  Она лежала под тремя одеялами, дрожа от холода. Белая шаль валялась на полу, возле стула.
  -Пенелопа? - позвала я.
  -Уходи, - тихо ответила она.
  -Я хотела у вас узнать...
  -Уходи, Брижит. Я не хочу с тобой говорить, ты сама ввязалась, сама и выпутывайся.
  -Что значит карта "любовники"?
  -Ты поддалась искушению, теперь выпутывайся, больше я тебе ничего не скажу.
  Я постояла еще немного.
  -Простите меня.
  -А смысл? Если бы мое прощение тебе помогло - это одно, а так я могу прощать тебя сто раз: толку не будет!
  Я ушла ни с чем, мутные пророчества не в счет. Дома меня мучили странные сны: не похожие на пограничье, но с полным эффектом присутствия, кошмары. Меня постоянно сопровождал маленький паучок и ныл, что хочет есть.
  Я проснулась к вечеру, раскалывалась голова.
  Ван Чех встретил меня мрачный и суровый.
  -Я не могу остаться сегодня ночью здесь.
  -Не можете, так не можете, - я нервно теребила карту в руках.
  -Тогда, счастливо оставаться, - за доктором захлопнулась дверь.
  Я почувствовала себя брошенной и одинокой. Но были кое-какие планы на эту ночь.
  Я отправилась к Виктору, как только стало совсем темно за окнами. Я погладывала на картину и играла на гитаре.
  Виктор стал совсем плох. Он как будто бы ссохся. Сейчас он сильно напоминал сухой кленовый лист.
  -Я найду тебя сегодня, Виктор. Я обязательно тебя найду. Я чувствую, что ты где-то рядом. Мы сможем выбраться.
  Я не смогла больше сдерживать волнение, привязала к раме заранее припасенную шерстяную нить и нырнула в картину, как это делал Виктор.
  Все зависит от того, как вы туда войдете, и что будете думать при этом. Прошлый раз с Кукбарой мы вошли спокойно, и воздух под нашими ногами был что паркет. В этот раз я самозабвенно летела вниз и думала про себя: "Господи, может быть, я была и не самым хорошим человеком! Я, конечно, не против, чтобы ты меня убил, но я все-таки еще молода и могу пригодиться!"
  Падение кончилось, и тогда оказалось, что все это всего лишь профанация. Никуда я не падала. Следовало сделать вывод, и я его сделала, что передвижение тут зависит от внутреннего ощущения. Вчера я была спокойна, сегодня очень взволнована.
  Передо мной маячил шатер "Театра", я прошла мимо. Интересно, он и должен так стоять или это опять сила привычки, просто потому что так и было в прошлый раз? Шатер стал зыбиться, и я твердо решила, что он должен быть. Рябь прошла, и теперь я смогла рассмотреть, как Кукбара гоняет хлыстом маленького паучонка. Тот шмыгнул в щель, через которую я подглядывала, и запрыгнул мне в руки.
  Я спряталась за какой-то балкой и задержала дыхание.
  Из щели высунулся хищный профиль Кукбары.
  -Вылезай, скотина! Вылезай, не то хуже будет! Ну, как хочешь, паскуденыш! - Кукбара осеклась и принюхалась, - потом разберусь, - фыркнула она и скрылась.
  Я рванула бежать, куда глаза глядят. К груди я прижимала клубок ниток и паучка. Он был теплый, шерсть жесткая. Рука, в которой был паучок, скоро стала липкой, я остановилась, чтобы посмотреть. Вся ладонь вымазана чем-то прозрачно-желтым и липким, что сочилось и раны паука.
  Он слабо пищал, толком ничего сказать не мог.
  -Мне тебя и перевязать нечем, горе ты горькое.
  Пришлось рвать на лоскуты халат.
  -Как тебя зовут? - спросила я у паука.
  -Кристоф, - слабо ответил тот.
  -Кристоф, помоги мне. Мне нужно найти безумие одного человека.
  -Это почти невозможно, - слабо отвечал паучок, - нам закрыт путь туда.
  Но если возможно это место подчинить, то я просто пойду вперед и буду думать о Викторе, звать его и тогда он сам найдет меня.
  Так я и делала. Ноги были уже на пределе возможностей, и голос почти сел, когда я окончательно отчаялась. С чего я решила, что мне удастся туда пробраться и спасти Виктора?! Кому вообще нужно это спасение? Ради чего я тут торчу?! Паучонок еще это больной. Кровь (если это была она) остановлена. Обратно ему нельзя и что с ним делать?
  -Кристоф. А ты знаешь, где сейчас твое тело? Можешь, его найти? - спросила я.
  Паучок посмотрел на меня всеми восьмью глазами и раскатисто разревелся.
  -Что ты?
  -Я знаю, где оно, но не могу вернуться! Кукбара снова заберет меня и тогда точно убьет.
  -Горе-горькое, И что с тобой делать?!
  -Не знаю, - взвыл паучок с новой силой.
  -Тише, не ори! - вдруг спохватилась я, - Чего ты вообще такого натворил?
  -Я укусил человека, - на меня смотрело четыре пары невинно блестящих глаз.
  -И всего?
  -А он потом умер! - всплакнул малыш.
  -Ой, страсти какие!
  -Я был очень голоден, а он такой жирный шел, естественно я вцепился ему в шею. Он умер от испуга, а меня упекли. Потом появилась Кукбара, она была доброй и ласковой, заманила меня в театр. Я решил, что лучше уж пауком выступать, чем задыхаться в вонючей клинике. Но, оказалось, ничуть не лучше, теперь я вообще никогда не выздоровею, - паучок беззвучно зашелся.
  -Ты сможешь держаться за халат? А нет, лучше полезай в карман и держись крепче, - я почувствовала прилив сил.
  Вскоре, мы с паучком оказались в лабиринте и как мы туда попали, я не поняла.
  Это был лабиринт из кустов, аккуратно выстриженных. Дорожка была посыпана гравием, он нежно шелестел под ногами. Сначала звук был приятный, потом стал раздражать. Я звала Виктора... И вскоре он появился! Белый плащ укрывал его спину, сам он был облачен в тогу, а на голове лавровый венец.
  -Так много меня, но все не то, - я повторила слова Виктора. Призрак даже заговорить не успел, как растаял под моим пристальным взором.
  Мы плутали дальше, на нас периодически выходили разные Викторы: кто в черном, кто в красном, кто даже в золотом, но все это было не то. Отдельные куски личности, которые не выдерживали никакой критики.
  Внезапно из-за угла меня кто-то ухватил за талию, приподнял над землей и зашептал в ухо:
  -Я же тот, кого ты искала.
  -Нет, ты не тот!
  -Откуда ты знаешь? - продолжал пытку Не-Виктор.
  -Знаю. Виктор не такой ... пошлый ... он другой. Уходи.
  Призрак разочарованно растворился.
  Мы приближались к центру, откуда-то я это знала. Состояние мое все больше походило на сон и я, потихоньку, училась им управлять.
  На одном из поворотов я буквально споткнулась о юношу в белом. Он поднял на меня глаза. Сначала они отражали ужас, потом в них расцвела надежда.
  -Виктор? - меня словно толкнуло что-то внутри: "Вот он, нашла!" Все оказалось проще, чем я думала.
  -Брижит? Ты сама пришла? - Виктор поднялся и робко коснулся моего локтя, - Ура! Ты настоящая!
  -Идем, нет времени на ликования.
  -Ты запомнила дорогу?
  -Зачем, когда древние до нас все придумали, - я показала ему шерстяную нить.
  Виктор порывисто меня обнял. Это была чистой воды благодарность. Мы быстро пошли обратно. Несколько поворотов, пара кругов и вот уже в конце лабиринта забрезжил свет.
  -Я выбрался! Спасибо тебе, Брижит, - на глазах Виктора выступили слезы ликования.
  -Нам через пограничье еще пройти надо, - цыкнула я. Нехорошее предчувствие грызло мне душу.
  -Так-так-так, - ласково донесся с небес голос Кукбары, - побег из рая босиком, так?
  
  Глава 19.
  -Нет, мы очень даже обуты, - нашлась я.
  Мы подняли головы вверх. Над нами нависла огромная паучиха. Она не отбрасывала тени, в третьей паре лапок держала аккуратно смотанную мою шерстяную нить.
  -А тут давеча я вышла из театра, и смотрю ниточка шерстяная лежит. Я по ниточке пошла, а она к раме привязана, - Кукбара говорила самым невинным тоном, но я понимала, что сейчас нас троих будут убивать, красиво, с особой жестокостью, и, возможно, мне придется мучиться дольше всех, - Я ниточку-то отвязала, думала, может, кто потерял. Пошла снова по ниточке, а тут вы.
  Ко мне протянулась лапа Кукбары, на ней висел моток нитки. Лапа была мерзкой, толщиной с хорошую палку. Я сняла моток и поблагодарила.
  -А что это у вас с телом? - спросила я, разглядывая паучиху размером с пятиэтажный дом. Она не была пушистой, как все ее подопечные. Обычный паук, только размером не вышла и умела принимать вертикальное положение.
  -Некоторые имели неосторожность сунуться самостоятельно туда, куда не следует. Мне интересно... Объясни, как ты смогла найти дорогу туда, куда всем путь закрыт? И еще, как ты смогла пройти в пограничье без приглашения? Я потратила на это многие годы, здоровье, а ты... вот так просто? Вошла и все?
  -Ну, потратила, допустим, не ты, - салонно отвечала я, соображая, как бы сбежать, - а Пенелопа. Я вошла и вошла, не знаю, как так получилось.
  -Твое влияние тут все изменило. Это место для больных, а не нормальных. Ты изменяешь это место. Именно благодаря тебе я так выгляжу.
  -Значит, я была права. Ты самая жирная из всех пауков - паучиха.
  -Хамишь, - Кукбара сверкнула четырьмя парами глаз.
  -Бежим, - Виктор дернул меня за руку. Мы понеслись вперед. Сзади неумолкал смех Кукбары.
  -Бег на месте! - прокричала она. Свистнул хлыст и ноги пронзила боль, мы упали.
  -Это мое место, детка! - Кукбара нависла надо мной, - и ты теперь моя. Паука из тебя не получится, ты не жадная, посему я просто тебя убью. И его тоже убью. Да, и верни мне паука. Его я тоже убью.
  -Жирно не будет? - из последних сил сопротивлялась я.
  -Нет, не будет, - Кукбара улыбнулась, выглядело это ужасно, - Я вас съем. В пауках нет силы, это пустышки. А вот в истинных много сил.
  Виктор вдруг вскочил на ноги и вцепился в морду паучихи. Откуда-то у него в руке взялся маленький ножичек, им-то он и засадил Кукбаре в самый левый маленький глазик. Паучиха взвыла и сбросила с себя Виктора, он приземлился на меня, ребра мои треснули.
  -Прости, - прошептал он.
  -Ничего, - простонала я.
  Нас накрыло что-то темное, я почувствовала, как нас подняли и куда-то понесли.
  -Откуда у тебя нож? - спросила я.
  -Я носил его при себе всегда, - ответил Виктор, - Глупо получилось.
  -Совсем нет. Я так не думаю.
  Сквозь мешковину пробивался очень тусклый свет.
  -Ты другой совсем, моложе, - сказала я, рассматривая Виктора.
  -Ты тоже другая, это место меняет нас. В душе я всегда молод, поэтому и выгляжу здесь по-другому.
  Мешок с нами грубо бросили на пол. Меня прижали лапой, а Виктора вытащили из мешка.
  В кармане зашевелился Кристоф.
  -Беги, чучело, чего ты раньше копался? - разозлилась я.
  -Я заснул, - оправдывался паучонок.
  Он вдруг исчез из моего кармана. Одной проблемой меньше, тем более, что у меня сейчас есть более насущные вопросы.
  Кукбара вытащила меня из мешка, и тут же мир стремительно завращался в моих глазах, я очень скоро потеряла сознание. Когда очнулась, то обнаружила себя весящей на ниточке, замотанной в какие-то веревки. Я осторожно огляделась.
  Логово Кукбары было неприглядным. Куда хватало глаз, все было в паутине. Слева от меня висел упакованный в паутину Виктор, за ним висела Пенелопа. Она не спала и улыбнулась мне.
  -Кукбара отошла ненадолго, - сказала она.
  -И давно вы тут?
  -Очень давно. Я уже привыкла.
  -А что с нами будет?
  -Нас съедят. Отсюда тяжело вырваться. Почти невозможно.
  -Но вы ... там...
  -В реальности? - улыбнулась Пенелопа, - Кукбара иногда позволяет мне выйти прогуляться, она хорошо относится к еде. И ест экономно.
  -Меня она сожрет сразу, - недобро улыбнулся Виктор.
  -Да, она злится на тебя за глаз, - кивнула Пенелопа.
  -Бри, - Виктор посмотрел на меня, - я знаю, почему ты прошла. У тебя был ключ. Та картина это вход, официальный, для всех желающих. Это было желание Кукбары. Все картины, что я рисовал ключи, с их помощью можно и войти, и выйти. Это свойство картины такое. Я нашел его, а Кукбара ничего не знала.
  -Я тоже, - удивилась Пенелопа.
  -Я не стал говорить вам, простите. Что знаете вы, то знает и она. Я рисовал ключи для себя, чтобы можно было выйти. Но смысл в них, если я не могу выбраться из лабиринта?
  -Проснулись, мои хорошие? - Кукбара снова была в человеческом обличии. На ее виске были наложены несколько швов, - Теперь мне будет с кем поболтать за обедом.
  -Болтать с обедом - плохой тон, - заметила я.
  -Ты заткнешься, хамло? - высокомерно спросила Кукбара.
  -Нет, - улыбнулась я.
  -А, ты хочешь потянуть время, - Кукбара улыбнулась и подошла ко мне, - Ты молодая, вкусная, в тебе много силы. Но вот твой ядовитый сарказм... придется его отжать перед употреблением.
  -Отойди от нее, - рычал Виктор.
  -Тебя, паскуденыша, я вообще видеть не хочу, - спокойно отозвалась Кукбара.
  Я с удивлением почувствовала, как что-то впивается в солнечное сплетение. Тут же мне стало дурно, я ощущала, как что-то вытекает из меня. Это не было неприятно, но создавало ощущение внутренней пустоты.
  Виктор брыкался и раскачивался, рычал и ругался. Очень быстро он ударил Кукбару своим коконом. Она отлетела от меня, но поднялась, подскочила к Виктору, остановила его кокон и прижалась к нему. По лицу Виктора я поняла, что с ним происходит тоже, что и со мной.
  -Тебя, урод, я сожру первым, - шипела Кукбара.
  -А вот с этим мы повременим.
  Я пригляделась: в темноте горели два голубых глаза.
  Кукбара обернулась. На мгновение ее лицо отразило ужас, но она быстро овладела собой.
  -А, господин куница, очень вовремя, - ласково сказала она.
  Из глубины каких-то пещер донесся стук маленьких коготков о камни.
  Кукбара обернулась в мгновение пауком.
  Черно-белой молнией, что-то длинное, пушистое запрыгнуло на мой кокон, острые зубы клацнули, кокон упал и заметно ослаб, я стала выпутываться. Два кокона аккуратно упали на пол. Пока неповоротливая Кукбара оборачивалась, мы успели выпутаться, а куница с голубыми глазами куда-то пропала.
  В закрытом помещении с ней было проще: мы пригнулись и побежали вперед, только надеясь на то, что выберемся отсюда. Пенелопе было тяжело бежать, слишком много сил было потеряно ею. Да и у нас с Виктором ноги порядком заплетались, но желание выжить подгоняло.
  Я слышала, как Кукбара топает следом, и бежала еще быстрее, но, как в плохом сне, ноги не слушались.
  За спиной Кукбара взвыла. Я обернулась и остановилась. Куница висела у паучихи на брюхе, вцепившись когтями и зубами в нее. Пенелопа вскричала и схватилась за живот. Виктор подхватил ее, дернул меня за руку и мы снова побежали. Сейчас это было гораздо легче сделать. Мы выбрались из логова, и оказались на границе рамы.
  -Не выносите меня, - застонала Пенелопа, - Мне нельзя туда! Уходите сами!
  -Но, Пенелопа, - удивилась я, - у вас тоже есть ключ! Вы вернетесь к себе!
  -Я не вернусь. Он убьет ее. Убьет. А с ней умру и я. Нас нельзя разлучить, - стонала она, - Спасайтесь...
  Виктор положил Пенелопу, она свернулась в комочек, держась за живот и застонала, от боли из глаз лились слезы. Я растерялась, и не знала, что делать. Пенелопа схватилась за голову и выгнулась дугой, закричала так, что мне захотелось спрятаться. Виктор прижал меня к себе и закрыл мои уши своими руками.
  Крик оборвался. Пенелопа лежала расслабленная бледная, но какая-то светлая и радостная.
  -Она мертва, - тихо сказала Пенелопа.
  Откуда-то вынырнула куница, она злобно сверкнула на нас голубыми глазами и прыгнула прямо на меня, я не удержалась на ногах и упала за раму, утянув за собой Виктора. Мы оказались в палате. Из рамы следом вывалился ван Чех. Он быстро поднялся и побежал куда-то. Я бросилась за ним.
  Дверь в палату Пенелопы была распахнута. Внутри горел свет. Я остановилась в дверях. Ван Чех сидел возле кровати Пенелопы.
  -До свидания, Октео, - улыбалась она, - Спасибо тебе.
  -Но...
  -Никаких "но", нас нельзя разделить. Но я счастлива, спасибо тебе. И "до свидания".
  Пенелопа закрыла глаза и улыбнулась.
  Нас накрыла тишина. Доктор поднялся и нажал кнопку экстренного вызова медсестры и вышел, не замечая меня.
  Я хвостом следовала за ним. Ван Чех заглянул в палату к Виктору, тот спал на неразобраной постели, лицо его было умиротворенным. Доктор кивнул и направился в ординаторскую.
  Там он сел в кресло, достал две рюмки, налил коньяку и выпил, налил еще и еще выпил. Я выпила одну и просто смотрела, как методично напивается доктор. Хмель его не брал, хотя коньяк ван Чех уговаривал, как чай.
  -Простите меня, - тихо сказала я.
  Вальдемар Октео ван Чех устало посмотрел на меня и сказал:
  -Если бы это что-то изменило... Запомни, Брижит, благими намерениями устлан путь в ад. И вот еще - каждая жизнь бесценна, будь то алкоголик, или доктор наук, моральный урод или меценат. Все мы уродливы и прекрасны в разной степени и пропорции, но нет ТОЛЬКО уродов или ТОЛЬКО прекрасных. Она поняла это слишком поздно, когда столкнулась с Кукбарой. А ты запомни это сейчас! И раз уж так все получилось, помни: мы не имеем право обменивать одну чужую жизнь, на другую, а если приходится это делать, то только на свою.
  И Пенелопа нам это продемонстрировала. Но как-то это глупо все, не правильно, - доктор выпил еще коньяку и отошел к окну, - Светает. Это хорошо.
  Я думаю, тебе не имеет смысла больше приходить сюда на практику, я поставлю тебе "отлично", ты действительно хорошо поработала, Брижит.
  
  Эпилог.
  Эта история закончилась именно тогда и именно с теми словами доктора.
  Выходные я провела взаперти, меня мучили кошмары. В понедельник, когда я пришла снова в больницу, чтобы занести доктору документы к закрытию практики, я получила полную индульгенцию своей совести.
  Доктор встретил меня сияющий и радостный, документы были подписаны и заверены мгновенно. После чего я изъявила желание видеть Виктора.
  Он был рад мне, мы много говорили, он пел какие-то песни, которые написал за выходные. Ван Чех запланировал ему месячную терапию и курс реабилитации, после чего Виктор мог с чистой совестью выписываться из клиники. Сам Виктор очень ждал этого дня и обещал зайти в гости, я была не против.
  Одно тогда мне было не понятно: ван Чех, потерявший дорогого для него человека, сиял, аки полированный рояль! Я неприминула задать ему вопрос об этом. Доктор подмигнул мне и таинственным шепотом сообщил, что покажет мне свои поводы для радости.
  Мы на крейсерской скорости ломанулись в третий маленький корпус, где находилась реанимация. Там, через дверь, ван Чех показал мне Пенелопу, увешанную датчиками, капельницей, трубками... Вся ее жизнедеятельность поддерживалась искусственно, с помощью аппаратов. -Она в коме пока что, - серьезно завил ван Чех, - но у нее есть шансы. Она выкарабкается. Я это знаю.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"