Аннотация: Воспоминания персонажа. (Написано по полевой игре). Дописано. Не причесано.
..Надо сказать многое я слышала от отца Еремии о том лесе, да только подумать не могла, что места настолько темные. Было нас семеро, и только стали мы подходить, как чувствую я - боль нечеловеческая пронзает, да вроде не моя. И понимаю что, разъединено что-то надвое, чему целым быть положено, что рядом две половинки, да сойтись не могут. Вот только понять не могу что да как. Одно домыслила - то связано с лесом местным и с тем злом, что живет тут. Надо сказать, что жители деревеньки соседней издавна знают, что места тут лихие, никто в лес соваться и не пытается. Насилу нашли проводницу, что согласилась нас до опушки довести. Добраться-добрались, а неуютно всем. Репортер тут наш, Григорий Опричный, давай байки рассказывать, где был, да что видел, увлекался он всем загадочным да таинственным, вот ведь. Тут день к вечеру клонится начал. Все хорохорятся - мол, ночь пережить - не жизнь прожить, доживем до утра. Я про себя думаю "С Божьей помощью, да доживем как-нибудь. Чай, еще и помочь чем сможем, нет ведь зла такого, коего исцелить нельзя". Солнце зайти еще не успело, как богопротивщина началась какая-то. Смотрим - парни бродят, говорят о чем-то мудреном, пробы берут. Подходить к ним, вроде как, поздороваться.. а они не реагируют никак, точно и не видят вовсе. Тут Григорий неосторожно одного по плечу похлопать хотел, тут то все и увидели, что не живые они, призраки. И надо ж, при свете божьем не боятся, бродют себе. Я ни жива, ни мертва, стою про себя молитву читаю, на отца Еремию смотрю. А он словно и сам не свой. Кадило в сторону отставил, крестом себя не осенил ни разу, да все про конец света твердит. Восстанут, говорит, мертвые, среди живых бродить будут. Тут и ентот, апокалипсис наступит, во как. Вернулись в лагерь, обсудить толком не успели, как стемнело, да луна взошла. Огромная, круглая да желтая, жуть прямо. И вдруг, откуда ни возьмись, налетели призраки значит. Стою я, молюсь, а им хоть бы что, будто и не боятся они креста животворящего вовсе. Бьются, машут, и ой, совсем не призрачными дубинами-то размахивают. Тут Григорий меня в лес прогнал, беги, говорит, прячься. Исчезли так же, как появились, точно истаяли. А у нас раненых три человека. Пока их перевязали, пока разобрались - выяснили - отец Еремия пропал. Не иначе как мертвяки за собой утащили. Я аж потерялась вся, где ж это видано, чтобы мертвяки, да отца святого не испужались. Ой, страшен лес, да не понятно что происходит, тоска, и помощи никакой. Я ж, читай, кроме Еремии и не знала никого толком, познакомились-то вот только. Тут Ольга к нам вернулась. Стоит, молчит. Разговорить её пытались, да не больно словоохотливой оказалась. Слово за слово, удалось вытянуть. Сердце леса больное, говорит, дух тутошний. Надо дерево срубить, освободить его. Погодь, говорю, да как же ж можно рубить, живое ведь, болит, так лечить надо. Не дали нам договорить, снова налетели призраки. Наши-то парни с ними биться давай, в лес погнали. Я ни жива ни мертва, в лес, все с молитвою. Ну, думаю, все, тут сидеть буду. Немного погодя гляжу - вернулись вроде. А выходить боюсь, а ну как они сами уже призраками заделались? Сижу смотрю, да того сразу и не заприметили, что Ольга куда-то пропала, крестик её, Петр, да Таня, фотограф. Огоньки по лесу блудить начали. То появятся, то погаснут, у меня зуб на зуб от страха не попадает. Тут снова налетели. Да странные такие -один как струи воды весь, прозрачный, второй - вот точно древо ожившее, её богу. И скрипит, точно сказать чего хочет. Напали они да Григория-то и поймали. Я как есть все слышала, прямо предо мной бились, да не заметили. Ранили его, сурьезно, видимо. И тут прозрачный-то и говорит: хочешь жить - с нами ступай, тут тебе нельзя остаться. Ох, думаю, неужто пойдет. А рана, видать, была глубокой, тот поднялся, да с ними ушел. Смотрю я что дальше будет. Истислава сидит да Александр, врач значитса. Сидят, тут к ним опять мертвяк выходит. Смотрю, а Истислава-то с ним лебезит, говорит как с живым, гнать не пытается. Тут то на меня помрачение и нашло. Страхи все куда-то отступили, как выскочу, как накинусь на нее, да как ты, сякая, такая, можешь с нечистыми-то беседовать. А тот сидит и ухом не ведет, точно ждали его здесь. А потом поворачивается, на меня смотрит и руку тянет. Смотрю я на него - злобы-то в глазах нет. А все равно страшно. Чего, думаю, тянет, чего хочет. Дотрагиваюсь до него рукой дрожащей, а он как есть живой, теплый. Батюшки светы, да что ж за бесовщина-то, неужто и правда судный день грядет? Помолилась, да крестом его - не исчезает. Ну, думаю, значит на то воля Божья. К костру сажусь, жутко, да зябко, и изнутри где-то холод, ночь-то теплая. Тут снова скрип слышится, я обмерла вся. Вскочить бы да бежать, да точно примерзла к месту. Григорий приходит, а с ним дерево то самое. Отдавайте амулет, говорит, надо мне. Мы ему: какой амулет, Гришенька, помилуй, кроме креста-то и не было ничего боле. А он в ответ: не Григорий я теперь, я теперь Ясенькопья. Ох, думаю, задурили, как есть задурили и часа не прошло. Тут из леса еще один вышел. Ой, живых, говорит, нашел. Двадцать дней по лесу этому проклятущему брожу, весь извелся. Садится рядом, имя называет. Странное имя, не христианское, запамятовала я уже, от волнений ото всех. Доктор наш к нему подходит "вроде, как, знакомое чего есть в ем" говорит. Тут дерево скрипеть начало, ну точно, думаю, сказать чего хочет. Гадали, гадали, понять не можем. С трудом смог только столковать, что опасны они, доктор-то, да новый знакомы наш.
А они уж тут как тут, ушли куда-то вместе, немного погодя вернулись, прям как старые друзья. Пять лет, говорит, не виделись, а до того дружили долго, ой долго, лет двадцать дружили. Я про себя думаю, это ж как же с человеком можно двадцать лет дружить, а потом не признать его. Да тут, лучше родной матери помнить будешь. Ан нет. Ушел наш Гришка, и дерево ушло. Я давай опять молитву читать. Ох, ужас-то, думаю, Господь не остави нас. Тут подевались все куда-то, точно специально меня одну оставили, и так еле дышу от страха-то. Ну ночка. Вздохнуть не успела - смотрю, отец Еремия идет, и с ним дохтор наш, и Джафар, вот как, звали-то его, вспомнила только. Ох, говорю, батюшка, да где ж вы пропадали-то? Пригляделась, а он как сам черт, в трясине весь, мокрый. Призраки, говорит, в болото затащили, насилу выбрался. Выбраться-то выбрался, да только еще чуднее вести себя стал. Нечисто тут что-то, думаю. Но разбираться не дали, тут в лесу кто-то закричит, вроде как Истиславы голос-то. Они вроде сорвались, да только я что есть силы Джафару в руку вцепилась: Не бросайте, говорю, боюсь я одна, ужасы какие. А он смотрит на меня, и как черт от ладана сиганет. Тут и вовсе ужас меня настиг, ох, сам нечистый, поди, не терпит он прикосновения истинно верующей-то. Бежать на крик, а там опять дерево, и Ясенькопья тут же, держат, волхвыню нашу. Ой, кричу, всюду демоны, страх-то какой. Ясенькопья мне тут говорит: идем с нами. А я уж не знаю куда бежать: и там, как вурдалаки какие, и тут нечисто. Я возьми и спроси "кто ты?", говорю. А он, Григорий я, Григорий Опричный. Тут мне поспокойнее стало. Вспомнил, стало быть. Я к нему: боюсь, говорю, отец Еремия на себя не похож, да и доктор наш с дружком его, как два вомпэра. Не останусь. А он мне "не подходи", и нож кажет, что, мол, подойдешь - порешу и только на себя пиняй. Тут-то я не выдержала и в слезы. Он не ждал, видать, успокаивать начал. Ох, говорит, вижу теперь, что нет зла в тебе. Идем, стало быть. Ты уж прости, говорит, тут такое творится, веры никому нет. Перевел меня через топь болотную, да привел прямо в рай на яву. Хорошо так стало, птички поют, ветерок ласковый листьями шелестит, благодать такая, что хоть пой. Вот, говорит, хранитель леса тут живет. Да только болен он. Ведьма извести хочет и хранителя, и лес, и вас заодно.. деревья, навроде давешнего вокруг стоят о чем-то перескрипываются негромко, точно разговор ведут. Так вот и так, говорит, совсем карга старая распустилась, услужников своих по лесу гоняет, изводит. Да только самой-то ей, да прихвостням её до Сердца Леса не добраться. Меня тут и озаряет: Джафар-то, говорю, небось как раз из её приспешников. А то, говорит, он самый. Григорий потемнел тут, как туча грозовая: Александра, говорит, выручать идти надо. Не верю я, что и он под ведьмовыми чарами оказался. Пошли мы втроем обратно, Григорий, я, да Истислава. Джафара обманом к Духу леса заманили. Тот сидит пленный, да возьми скажи: друга-то своего, чего не зовешь? Григорий отвечает, мол, тебе-то дело какое. Джафар ему: да ты позвал бы его сюда. Вздохнул Гришка: не пойдет он, говорит, по доброй воле-то. Тут уж совсем что-то несусветное выдал: ты, говорит, Григорий ему скажи, что мол хозяин придти велел, да посмотри что будет. Ушли мы за Сашей. Да только отойти не успели - крики слышны. "Справятся", говорит Григорий. А Истислава, ни слова не сказав, назад побежала, только её и видали. Пришли мы, передали все, что велено, и вот ведь, согласился идти, как про хозяина-то услышал, и отец Еремия за нами тенью увязался. Ох, думаю, вернусь туда, да больше до утра ни ногой. Хватит уж, леса этого, ужас тихий. Возвернулись, а там пусто. Ни Духа, ни дерев живых, ни Истиславы. Джафар только сидит и недобро так улыбается. Что, говорит, привели? Отвел его в сторону, говорит чего-то. А Саша в ответ ему все поддакивает. Совсем кисло на душе стало. А как увидела, что и Еремия там же, с ними, так и вовсе чуть волком не завыла. Вот, думаю, двое нас тепереча-то и осталось. Ох, Господь Всемогущий, дай только до утра дожить. Где, говорит Григорий, Татьяну мою дели? Джафар на него смотрит, да смеется так, точно пятки ему щекочут. Татьяна твоя, говорит, в услужение ведьме пошла добровольно. Не видишь что ли, срубили дерево, стало быть и лес теперь загибнет. Веедьма, выходи - как гаркнет на весь лес Григорий. Тут из-за дерева выходит Ольга, смеется заливается. А с ней Татьяна и Петр. Вот, говорит, да только она сама к тебе не пойдет, четырежды я ей предлагала. Та стоит, и точно, словно не признает Григория-то. А ведьма все скалится: даю, говорит, времени вам, час, и чтоб духу вашего тут не было больше в лесу, не нужны вы мне. Да и лес я изведу вскорости.
Вернулись мы в лагерь наш - пусто так, точно и не мы вовсе. Мне аж шальная мысль закралась, что может мы сами призраками стали. Да нет, вроде живем, дышим. Собрались потихоньку, да выбираться стали. Вдвоем, стало быть, выжили и вернулись.
Я-то все больше как дурной сон вспоминала, а Григорий жизнь свою поменять решил. Неча, говорит, за потусторонним гонятся, само оно найдет тебя, да только хорошего ничего не выйдет, людям помогать надобно. Так и порешил, живет с тех пор, говорят, совсем изменился, точно кто другой из лесу вышел тогда. Я вот и думаю, может правда там в нем Ясенькопья живет теперь? Да только то уже совсем другой сказ.