Апостолова Елена Александровна : другие произведения.

Вот тебе и неделя

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История из жизни немолодой женщины.

   Вот тебе и неделя
  
  
  ПОНЕДЕЛЬНИК
  
  Рабочий день театральной кассы заканчивался, оставались мелочи одни: все проверить, отправить отчеты, выключить технику и прикрыть эту лавочку до утра. Подняв взгляд от надоевших за день цифр, с трудом перебарывая накатывающийся сон, Анна увидела замечательную картинку: народу почти не было; в теплом, прогретом за день жарким июньским солнцем холле универсама вяло летал тополиный пух. Около витрины цветочного магазина прохаживался мужчина. На первый взгляд производил впечатление хорошо сохранившегося шестидесятилетнего образованного человека, не занятого физическим трудом, с коротко остриженными волосами "перец с солью", в светлом льняном костюме и, что особенно радовало ее глаз, в начищенной обуви. Загорелый и поджарый ― это был хоть и слегка уставший от жизни, но тем не менее очень привлекательный мужчина. Цветы он не выбирал, просто рассматривал. Особенно надолго задержался у желтых хризантем, к которым Анна сама была неравнодушна.
  "Ждет он кого-то, что ли? ― размышляла она, ― у него, я думаю, спутница должна быть не старше 35-40 лет, холеная, с хорошей фигурой, дорого и стильно одетая. Да, интересный экземпляр...". Но никто к нему не подходил, он маячил перед витриной в одиночестве и о чем-то упорно думал.
  
  
  Петр стоял у цветов. Только что по телефону окончательно разругался со своей последней пассией. На душе было отвратно.
  После развода с Катериной его так окрылила открывшаяся свобода, что он пустился во все тяжкие. С молодыми, конечно, было весело, но ему почему-то попадались сплошь хищницы, ни с одной из них ему не было тепло и легко. Жарко ― да, жарко было, чего не скажешь о душевности в отношениях и доверии. При таком общении человек остается одиноким. Петр убедился в этом на своем опыте, устав от потока молодых и ненасытных, ненасытных во всем.
  Старость-то ― вот она, шаг всего остался. Хотелось вечерних бесед за чашкой чая, искренней заботы друг о друге. Душа жаждала доверительной деликатности, желания понять, помочь. Радости любовных утех тоже были нужны, но становились вторичными. По всему получалось, что таким близким по душевному устройству человеком может стать лишь женщина примерно одного с ним возраста, во всяком случае, одного поколения. Время должно быть для них общим ― время молодости, взросления, безрассудств.
  Такие мысли одолевали его, пока он бездумно рассматривал витрину с цветами. Там было на что посмотреть: пышные букеты словно соревновались между собой в размере, разнообразии содержимого и причудливости упаковки. Они уже больше напоминали не букеты, а кусты. Такие, с позволения сказать, композиции его раздражали. Его внимание привлекли два других вазона: один был с ирисами, ни с чем не смешанными, свежими, не очень крупными. Они покоряли своим достоинством, строгостью и были настолько интереснее этих громадных развратных букетов, насколько ухоженная, стильная, со вкусом одетая женщина привлекательнее разряженной, нетрезвой, дешевой проститутки. Во втором вазоне стояли желтые хризантемы. К ним он питал слабость с детства. Однажды отец принес букет из таких же матери, и у Петра до сих пор вид этих грациозных изысканных цветов ассоциировался с праздником, счастьем, нежностью. К сожалению, Катерина терпеть не могла хризантемы, считала их запах тяжелым и затхлым, а сами эти цветы ― годными лишь для украшения могил. Петра же горьковатый аромат хризантем будоражил, обещал чего-то необыкновенного.
  Мысли его прервал разговор на повышенных тонах, начавшийся у театральной кассы, в пяти шагах от него. Петр оглянулся, прислушался. Посетитель был чем-то разгневан, ругался, размахивал руками. Градус его возбуждения быстро поднимался. Все это услышал не только Петр, к театральной кассе медленно приближался охранник ― этакий крепыш средних лет. Кассирша, немолодая уже, вполне интеллигентная на вид женщина, пыталась спокойно разрулить ситуацию, но скандалист вошел в раж. Когда полилась матерщина, женщина опустила голову и не могла ничего говорить. Подошедший охранник оттеснил собой от кассы крикуна, крепко взял его за руку и на ухо сказал ему что-то такое, от чего посетитель предпочел заткнуться, густо покраснел, вырвал свою руку из захвата, нервно отряхнулся и с криком "Я жаловаться буду!!!" выкатился из магазина.
  Охранник сбегал в свою будку, принес кассирше воды:
  ― Анна Алексевна, выпей водички. Плюнь на него, мудака! С идиота какой спрос?! Выпей-выпей. Хотя тебе сейчас лучше не воды бы...
  Она, наконец, подняла на него лицо, попыталась улыбнуться. Он, чтобы разрядить обстановку, продолжил:
  ― Алексевна, тебе надо в столе "узи" держать ― пистолет-пулемет. Как только очередной придурок заявится, молча достаешь свою игрушку, направляешь на него. А там как получится. Если что, мы быстро приберем.
  Анна улыбнулась сквозь слезы, махнула рукой:
  ― Да ну тебя, Андрей. Спасибо, выручил меня.
  ― Не дрейфь, подруга, всегда поможем, ― проговорил он и отошел от кассы.
  Кассирша уткнулась в компьютер. Равновесие восстановилось.
  
  Петру понравилось, как отработал охранник. Подошел к киоску, прочитал на стекле "Сегодня вас обслуживает кассир Полянская Анна Алексеевна", сделал вид, что рассматривает афиши. Присмотрелся к женщине. Цепкий медицинский взгляд отметил: украшений нет, вообще нет. Странно и непонятно. Цепочка простенькая, скорее всего, серебряная. Наверное, с крестиком, если не поверх одежды. Очечки вон очень славные, классная оправа. Только купероз на лице ― будь здоров! Хорошо, если причина ― не постоянно употребляемый алкоголь. Наводит на размышления. Правда, по открытым рукам видно, что сосуды очень близко, прямо леопардик. И чего, вся такая? Интересно!
  Лет, лет, сколько же нам лет? Пенсионерка-то точно, около шестидесяти, наверное. Когда улыбается, моложе. Но это и все так.
  Голос низкий, приятный, бархатный грудной тембр, такой голос даже телефонному аппарату не под силу исковеркать. Вообще, низкий голос у женщины ― это очень сексуально. Разговаривает вежливо, пристойно помалкивает при необходимости, не перебивает. О, встала, вышла из будки. Так-так. Что ж, рост хороший, не мелкая женщина, но и не отяжелевшая. Ножки в джинсах так очень стройные, очень. Приседает и встает вон как легко, не каждая молодая так может. Вполне, вполне ...
  Интересно, замужем? Или любовник? Ну, не одинокая же ведь. Хотя, с ними теперь трудно разобраться. С другой стороны, если бы был нормальный муж, нешто бы она на работе высиживала, да еще допоздна? Касса до скольки? Вот, до 21.30. Раньше 22.30 вряд ли бывает дома.
  Так что, Петр Андреич, похоже, у тебя есть шанс. Интересно, как я ей? Дерзай, Петруша!
  Улыбнувшись, Петр наклонился к окошечку:
  ― Добрый вечер, Анна Алексеевна.
  ― Здравствуйте. Мы знакомы? ― не видела она его никогда раньше, Анна была уверена.
  ― Да! ― уверенно ответил мужчина, чем на мгновение ее удивил. ― Меня зовут Петр Андреевич, можно Петр. И часто у вас такое случается?
  ― Бывает, ― Анна махнул рукой, не желая больше вспоминать инцидент, и перевела разговор в театрально-билетное русло, ― а вас, Петр Андреевич, какие билеты интересуют?
  С внутренней просьбой "помоги, Господи" он рванул с места в карьер:
  ― Я хотел бы два билета на хороший гастрольный спектакль, который вы еще не видели, но очень хотели бы посмотреть.
  И тут его обуял страх, что он все испортил, поторопился, напугал.
  Анна посмотрела на него очень внимательно. Молчала долго. В ее голове мелькали слова: "неожиданно", "нереально", "послышалось", "чудится уже". Нужны были разъяснения. Внимательно глядя ему в глаза, произнесла:
  ― Еще раз и подоходчивее, пожалуйста. Знаете, к вечеру так устаешь ...
  ― Я приглашаю вас в театр, Анна Алексеевна.
  Но и этой фразы ей показалось мало, хотелось подтверждений:
  ― Вы? ─ спросила Анна, указав на Петра указательным пальцем.
  ― Я!─ согласился Петр и кивнул.
  ― Меня? ─ задала новый вопрос Анна, указав точно так же на себя.
  ― Вас!─ опять согласился Петр.
  ― И уверены, что я соглашусь?
  ― Очень на это надеюсь.
  ― Идея неплохая, ― серьезно сказала Анна и решила слегка похулиганить, а заодно и проверить красавца-мужчину на стрессоустойчивость. Сказав ему в окошечко "Постойте!", она встала из-за стола, вышла к прилавку. Потом встала рядом с Петром, предварительно придирчиво осмотрев его с ног до головы. Строго скомандовала:
  ― Повернитесь спиной к киоску!
  Еще раз осмотрела его, одернула одежду на себе и с самой обворожительной своей улыбкой попросила:
  ― Петр Андреич, очень прошу вас, поднесите даме желтую хризантему.
  Петр понял, что тут что-то разыгрывается, но решил подчиниться, ему даже интересно стало.
  ― Мерси! ― поблагодарила Анна, ― Разрешите встать рядом?
  Петр в который уже раз за сегодняшний вечер кивнул. Анна поблагодарила:
  ─ Спасибо, Петр Андреич!
  ― Андрей! ― окликнула охранника Анна.
  Когда тот обернулся, Анна спросила, показав на себя и Петра:
  ― Как оно?
  Тот растянул в улыбке рот, поднял вверх большой палец и добавил:
  ― Но "узи" далеко не убирай, а то кто его знает... ― и сам расхохотался. ― Сфотографировать?
  ― Да-да, ― сказала Анна и дала ему свой мобильник.
  ― Зачем это? ― удивился Петр.
  ― У меня небольшие сомнения есть насчет театра, а так хоть память останется. Не возражаете?
  ― Нет, но с одним условием: MMS-ку скиньте мне сразу, тоже запомнить хочется.
  ― А жена телефон не проверяет?
  ― Не проверяет!
  ― Не обижайтесь, Петр Андреич, шутим мы так. Ловите вашу MMS-ку.
  Она зашла назад в свой киоск, уселась на кресло:
  ― Только, уважаемый Петр Андреевич, сейчас, к сожалению, продать билеты не могу: касса закрыта, в неурочный час не торгуем-с, барин. Приходите завтра, работаем каждый день с одиннадцати часов.
  ― Насчет билетов я понял. Может, подвезти вас до дома? Вы же скоро заканчиваете?
  Анна раздумывала недолго, желание покуражиться не пропадало:
  ― А, собственно, почему бы и нет? Подвезите!
  Пять минут ушло у нее на то, чтобы закрыть сейф, выключить компьютер и обесточить свое рабочее место. Последний штрих ─ дверь закрыта, ключи брошены в сумку.
  ─ Я готова, Петр Андреич! Не задержала?
  ─ Некуда мне сегодня спешить. Пойдемте!
  
  Подошли к машине. Это был огромный, высоченный джип. Она посмотрела на это чудо техники и сказала:
  ― А другой-то машины нету?
  ― Чем эта не устраивает?
  ― Как в нее забраться-то? В таких автомобилях только молодых, ногастеньких девок возить.
  ― Я чем-то подобным до сих пор и занимался, ― сказал Петр, улыбнувшись.
  ― Да ну! По клиентам развозили, что ли? ― спросила Анна, лукаво взглянув на Петра.
  ― Не, своих катал.
  ― О-па! А я как в такую компанию попала? Это же ― поступок, Петр Андреич. Когда мужчина после старой боевой подруги начинает возить на своей машине молоденьких да гладеньких, это ― нормально, это ― природа. А когда возит-возит молодых и вдруг предлагает прокатиться пожилой, это ― почти что смена ориентации. Не находите?
  Петр засмеялся:
  ― Не-а, не нахожу. Мне действительно очень хочется вас проводить. Надеюсь, живете вы далеко, и мы успеем в дороге хоть сколько-нибудь поговорить. С вами интересно.
  ― Вынуждена вас огорчить. Живу я так близко, что и пешком можно за двадцать минут дойти.
  ― Действительно огорчили. А ресторанчик какой-нибудь ночной есть рядом с вашим домом? Мы бы там посидели.
  ― Представления не имею. Ресторанчики-то, конечно, есть, но которые из них ночные, не знаю, не бываю я в них.
  ― А что так?
  ― Не знаю даже, как и ответить, чтобы не обидеть.
  ― Не хотите меня обидеть?
  ― Если честно, пока мне абсолютно наплевать, на что вы обижаетесь, а на что ― нет. Не хочется обидеть себя. Я ведь у себя одна, такая родная и неповторимая.
  ― Ясно, хотя и не очень.
  ― Не берите в ум, ― махнула она рукой, подумала немного, затем продолжила: ― Мы можем зайти ко мне. Могу предложить чаю в пакетиках, дешевого кофе без сахара, но со сливками, хлеба ржаного в нарезке. Вот такое меню. Что вы так смотрите? Напугала?
  ― Удивила. Это у вас такая диета?
  ― Просто денег до получки на другое не осталось.
  ― И скоро получка?
  ― Через неделю.
  ― Вижу, что если просто предложу денег, то откажетесь. Может, в долг дать?
  ― Спасибо, вы проницательны, это приятно. Но я очень не люблю быть должной, отдавать не с чего будет. Обойдусь.
  ― Как скажете, тогда очень хочу кофе со сливками и с хлебом! Приглашаете?
  ― Пошли. Вот здесь паркуйтесь, приехали мы.
  Пока они шли к подъезду, Анне вспомнилось давно забытое ощущение близкого присутствия мужчины за спиной. Она даже специально долго рылась в сумке, якобы отыскивая свои ключи, чтобы это ощущение продлить.
  
  Поднялись в квартиру. Несколько ошеломленный взгляд Петра, увидевшего черные стены прихожей, Анна заметила:
  ― Стены обгоревшие, пожар был, вы все правильно поняли. Не пугайтесь, все остальные помещения в более приличном состоянии. Не разувайтесь. Туалет, ванная ― все здесь, слева, а я в кухню, пора вживаться в роль гостеприимной хозяйкой.
  С чистыми руками Петр тихо вошел в кухню, огляделся. Это малогабаритное "корабельное" помещение оказалось неожиданно просторным. Здесь было светло, чисто и уютно. Особенно радовала скатерть на круглом столе, в такой кухне хотелось задержаться.
  ― Вот присаживайтесь сюда, это у меня гостевое место: и гостю удобно, и мне никто не мешает, ─ предложила Анна лучшее место за столом своему позднему гостю. ─ Кофе крепкий пьете?
  ― Да.
  ― Я пока нам кофе варю, доставайте из холодильника сливки в кувшинчике со стеклянной полки и хлеб в пакете.
  Когда Петр достал сливки и хлеб, в холодильнике, на первый взгляд, не осталось совершенно ничего, полки были абсолютно пусты. Не представлял он, что такое бывает:
  ― Я думал, вы шутили там в машине.
  ― Конечно, шутила. Присмотритесь внимательно, во-он там, на нижней полке дверцы водочка стоит.
  Действительно, внизу в одиночестве томилась вскрытая и располовиненная бутылка водки.
  ― В вашу диету входит водка без закуски?
  ― Все гораздо прозаичнее. Я водку не пью, а эта стоит для приходящих любителей рюмки-другой. У меня их таких двое: соседка и муж бывший. Вам не предлагаю, правильно?
  ― Да, конечно, за рулем ни-ни. А что-то другое алкогольное вы пьете?
  ― Я когда-то любила вино, но теперь здоровье не позволяет.
  ─ А что с вашим здоровьем?
  ─ О нет! Только не о здоровье! Лучше про алкоголь. Так вот: теперь, когда хочется какого-нибудь алкоголю, предпочитаю чуть-чуть коньячку или виски хорошего. Сейчас, к сожалению, в доме нет ни того ни другого, хотя именно сегодня я немножко выпила бы.
  Тут Анна заметила, что гость к кофе без сахара очень уж настороженно относится: прямо, глотает и мучается. Хорошо, что вовремя вспомнила о своем недавно сваренном лакомстве:
  ─ Кофе-то пейте! Сахара, к сожалению, нет, но вот смотрите, чем вас угощу: ананасное домашнее варенье. Пробуйте, не стесняйтесь.
  Петр расслабился, заулыбался:
  ― Ананасное? Ой, как вкусно! Еще можно? Это вот у вас в баночке все, что есть?
  ― Что же вы так забеспокоились, Петр Андреич? Хотите, я вам его отдам?
  ― Честно? Ну, ублажили, Анна Алексеевна! Такое варенье я ел только у мамы. Божественно! М-м-м!
  
  Анна, подложив под щеку кулак, с умилением смотрела на своего залетного, почти ночного гостя, который чуть ли не до слез радовался варенью. Все-таки, ничего в жизни не меняется: даже современные и богатые мужчины, к коим она сразу причислила Петра, это просто большие дети. И тут ей пришла в голову идея, которую она давно мечтала осуществить, да случая все не представлялось. Правда, в данном случае это могло быть чревато тем, что этот мужчина исчезнет из ее жизни после столь необычного эксперимента. Но, слегка поразмыслив, Анна решила, что Петр настолько случайно здесь оказался, что исчезнет с ее горизонта при любом раскладе, так что можно не сокрушаться о великой потере.
  ― Петр Андреич, у меня к вам просьба, которую вы, вероятно, сочтете глупой.
  ― Интригуете, Анна Алексеевна.
  ― Можно дотронуться до вас?
  Петр воспринял такой вопрос, как начало игры, и решил поддержать инициативу:
  ― А мне до вас?
  Анна Алексеевна проигнорировала его вопрос и решила развить свою идею:
  ― Есть история, которую я не хотела бы рассказывать, но у нее такое резюме: с мужскими прикосновениями у меня связаны не лучшие моменты моей жизни. И потому последние шестнадцать лет я предпочитала обходиться без мужского присутствия в своей жизни: без мужей, любовников, кавалеров и так далее.
  ─ Последние шестнадцать что? ─ переспросил Петр.
  ─ Лет. Последние шестнадцать лет. Я не оговорилась, а вы не ослышались.
  ─ Вы ... сидели?
  ─ Господь с вами! Для этого совсем не обязательно сидеть в тюрьме. Просто был эти годы у меня такой образ жизни: без мужчин ― я их не хотела, и они это чувствовали. Собственно, этот период и сейчас продолжается. Теперь вот хотелось бы удостовериться, что настоящий живой мужчина сидит у меня на кухне, и при этом не происходит никакого стихийного бедствия. Вас прошу до меня не дотрагиваться, потому как возможна неадекватная и неприятная реакция с моей стороны, а это ни к чему совсем. Тем более, судя по вашему всему, вы из тех мужчин, которые умеют и любят доставлять женщинам радость своим прикосновением. К сожалению, я ― исключение из этого замечательного правила.
  Петр решил несколько сократить такой длинный путь и сказал:
  ― А до какой, извините, части моего тела вам хотелось бы дотронуться, дорогая Анна Алексеевна?
  ― А я не сказала? Прошу прощения. Мне нужны ваши руки, только руки, мужские руки.
  Петр слегка удивился, но решил плыть по течению:
  ― А если и я прореагирую неадекватно, с вашей точки зрения, я же живой, с реакциями.
  ― Я не прошу у вас много времени. Дайте мне десять секунд, всего десять секунд. Перетерпите?
  ― Наверное. Но все это, мягко говоря, странно.
  ― Ладно! Четыре секунды! Чего вы боитесь?
  Петр уже совсем ничего не понимал, становилось жутковато.
  ― Хорошо. А потом не объясните мне ничего?
  ― Упаси, Господи!
  ― Надеюсь, вы не собираетесь меня трогать наточенным ножом, иголками, нагретым утюгом?
  ― Петр Андреич, я, конечно, не от мира сего, но обещаю: только вот этими руками, ― и протянула к нему свои руки.
  ― Дурацкая ситуация ...
  ― Я никому не расскажу, обещаю вам.
  ― Ну, давайте.
  ― Пожалуйста, прошу вас, встаньте.
  Анна близко подошла к нему, взяла за плечи, закрыла глаза, потом ее руки медленно заскользили вниз, изредка останавливаясь, пока не уткнулись в кисти. До его ладоней и пальцев она дотрагивалась, только слегка их касаясь. За все недолгое время этой процедуры она не произнесла ни слова, только слезы текли ручьем. Открыв глаза, Анна сделала торопливый шаг назад, промокнула слезы салфеткой и проговорила:
  ― Позади ваши мучения, Петр Андреич. Спасибо большое вам, надеюсь, не обидела ничем. Вам, наверное, неприятно все это, тогда не смею больше задерживать.
  Абсолютно ошалевший от случившегося, Петр согласился:
  ― Да, я действительно лучше пойду.
  ― Дорогу найдете? Нет сил вас провожать. Спокойной ночи.
  Петр вышел из квартиры. Анна не могла сдвинуться с места, чтобы закрыть за ним дверь, так и стояла, вцепившись в стол.
  
  В машине Петр долго разглядывал свои руки, поворачивая их так и этак, вспоминая до мелочей все, что произошло только что. Потом громко сказал: "Нет!" и, стукнув ладонью по торпеде, вышел из машины, легко взбежал на третий этаж, ворвался в квартиру. Подойдя к удивленной Анне, которая так и не шелохнулась за все это время, сказал: "Простите, я ― идиот" и так же стремительно вышел из квартиры.
  
  У Анны Алексеевны спокойной ночи не случилось. То ли погода резко менялась, то ли нервная система так отреагировала на насыщенный событиями вечер, но извертевшись, просыпаясь каждые двадцать-тридцать минут, чувствовала себя отвратительно. В половине седьмого утра поняла, что бессонная ночь сменилась тяжелым утром, что она зла на себя за это: "Пятнадцатилетняя девочка, едрён-батон! В Золушку поиграть захотелось? Идиотка старая! У нее, видишь ли, бессонная ночь, она вечером мужика красивого увидала! И что? Ну, подошел он к тебе, ну заговорил. Ты для него ― экзотика, он же не геронтофил, на него, поди, сорокалетние бабы в очередь стоят! А ты сегодня с больной головой будешь двенадцать часов сидеть на своей долбаной работе, чтобы получить за нее три копейки! И в зеркало смотри на себя почаще, полезно для самооценки! Он-то, конечно, Ричард Гир, да только ты ― не Джулия Робертс!"
  
  
  ВТОРНИК
  
  На следующий день, во время общего перерыва, Петр сидел за столиком соседнего кафе со своим другом Кешей, гинекологом той же клиники, где и Петр работал кардиологом. История, которую рассказал Петр, Кешу заинтересовала, он надолго задумался, пока Петр заканчивал свой рассказ:
  ― Ведь я, Кеша, до самого того момента, пока она не подошла ко мне и не начала трогать мои руки, даже мысли не допускал, что она говорит все это серьезно. Думал, ну, манера у нее такая по привлечению мужиков. Теперь, когда все это вспоминаю, чувствую себя каким-то сытым уродом. Знаешь, когда она все это проделывала, и слезы заливали ее лицо, в ней чувствовалась такая боль, что еще немного, и она могла бы грохнуться в обморок.
  Петр замолчал, вспоминая вчерашнее. Кеша спросил:
  ― А от меня-то ты чего хочешь?
  ― Мне нужны твои циничные, приземленные мозги. Скажи мне, что все это ― ерунда на постном масле, что она аферистка, что мне надо карманы проверить, плюнуть, забыть. Что-нибудь скажи!
  ― Вот что я тебе скажу, друг мой Петя. Я думаю, она не аферистка. Карманы ты, наверное, и без моего совета уже проверил. А мнение мое такое: была у нее в жизни страшная беда. От мужика. Или от мужиков. Если она постановила себе шестнадцать лет воздержания, и после этого, имея перед собой очень даже приличного самца, ― это я про тебя, ― готового к спариванию, использовала лишь четыре секунды, чтобы вспомнить, какими бывают мужские руки, это сильно. Это так сильно, Петя, что или от этой женщины надо бежать, сломя голову, или надо сделать все, чтобы помочь ей в этой жизни. Пару недель покуролесить ― такой вариант не пройдет. Мой совет ― забудь все и не думай об этом. Если все так, как она сказала, то там такая проблема сидит, о-ё-ёй! Она вообще может быть нерешаемой. Кругом ведь полно здоровых и молодых баб, отвлекись.
  ― Устал я, Кеша, от молодых и здоровых, надоели они мне. Я хочу такую, как я, чтобы было, о чем поговорить, что вспомнить, просто погулять пешком вечером, чайку вместе попить на кухне. Я хочу доверия, уважения, заботы. Мне не надо, чтобы было жарко, я тепла хочу.
  ― Только знай, Петя, что у этой Анны Алексеевны нервы ― ни к черту! Возможно, даже с психикой проблемы, если в жизни ее все обстоит так, что она выпрашивает разрешения четыре секунды постоять рядом с тобой и коснуться твоих рук. Я о таких отклонениях даже не читал никогда. Кто спорит, конечно, ее жалко, Петя, но несчастных баб много, всех не пережалеешь.
  ― Узнаю циника Кешу, ― улыбнулся Петр, ― А если я все же решу пожалеть одну, эту конкретную, Анну Алексеевну, поможешь мне?
  ― Помогу, конечно, только и я не все могу.
  
  Зная уже, какие выверты есть в характере этой женщины, Петр решил на следующий день снова встретиться с ней. Ему было любопытно, как она поведет себя с ним после того, что произошло. Он понял, что очень хочет помочь ей, а для этого надо было узнать, что же такое произошло в ее жизни, что она твердо отказала себе в радости быть женщиной.
  
  Вечером Петр подъехал к универсаму, решил подождать Анну на улице. Очень скоро она вышла, опасливо оглянулась, опустила голову и быстрым шагом пошла в свою сторону. Петр приоткрыл дверцу:
  ― Анна Алексеевна! ― окликнул он ее.
  Анна резко остановилась, обернулась. Петр, выйдя из машины, медленно приближался к ней:
  ― Пожалуйста, не убегайте от меня.
  Анна интуитивно шагнула назад и приподняла руки, приостанавливая его, чтобы он больше не приближался. Петр продолжил:
  ― Я все помню, не приближаюсь, хотя правильнее было бы подойти и поцеловать руку.
  ― Не стоит.
  ― Мне стыдно, но я с корыстной целью. Я варенье вчера забыл забрать. Можно, я сделаю это сейчас?
  Анна с облегчением выдохнула:
  ― Да, конечно.
  Потом улыбнулась:
  ― Ассортимент продуктов тот же, не обессудьте.
  ― Да о чем речь! Будем пить ваш чай с моим ананасовым вареньем. Забирайтесь в машину, поехали.
  
  За всю дорогу Анна смогла выдавить из себя только несколько слов:
  ― Петр Андреич, прошу простить меня. Что-то я так устала за сегодняшний день. Я помолчу, пока мы не доедем, ладно?
  ― Конечно, конечно. Может, по дороге в магазин заехать, купить что-нибудь для восстановления сил и настроения?
  ― Извините еще раз, я очень домой хочу.
  Анна никак не могла взять в толк, зачем этому мужчине из другой жизни понадобилось еще раз с ней увидеться после ее вчерашнего эксперимента. Неожиданное продолжение вчерашней истории не укладывалось в рамки, которые она для этой истории определила.
  На своей родной кухне, за чашкой чая Анна сумела расслабиться, рассказывала Петру что-то смешное из экспедиционной жизни. Он смотрел на нее с удовольствием: такая она была приветливая, милая, улыбчивая.
  ― А можно вас попросить, сварите мне еще и кофе, вчера очень уж мне понравился ваш эспрессо.
  ― Извольте.
  ― И еще одна просьба. Наверное, очень нахальная.
  ― У вас? Нахальная? Как интересно! Слушаю вас внимательно.
  ― Я всю ночь не спал, думал о том, как куплю ананас, песок, вы сварите еще варенья, а потом мы будем ходить друг к другу в гости на чай.
  ― Вы, похоже, что-то напридумывали себе, Петр Андреич. Конечно, я сварю варенье, но в гости я к вам не пойду, очень уж плохо я чувствую себя на чужой территории, проверено не единожды. Про вчерашнее забудьте. Мне очень стыдно, что я подвергла вас такой унизительной процедуре. Я обещаю больше этого никогда не делать. Не пытайтесь ничего анализировать. Только сильно воспаленные мозги могут найти здесь причины и следствия. У вас же, я надеюсь, с мозгами все в порядке. Просто приходите на вечерний чай, если вам со мной интересно, я рада вас видеть, ведь вы очень мне нравитесь, Петр Андреич. Да не краснейте вы так. Я честно вам это говорю. Я и по рукам вашим вчера поняла, что вы не смогли бы предать, обмануть. Хорошие руки. От вас совсем не исходит угрозы. Такое бывает редко, поверьте.
  ― А, может, я вам чем-нибудь помочь могу? Я ― врач, кардиолог, работаю совсем недалеко от вас в платной клинике. Я смог бы отвести вас к любому врачу нашей клиники бесплатно, как близкую родственницу.
  ― О, это очень заманчиво. Мне как раз сейчас врач нужен для планового осмотра, а тот, что есть в районной бесплатной поликлинике, меня не устраивает.
  ― Какой врач вам нужен?
  ― Гинеколог. Только расскажите мне о нем немного: пол, возраст, на каком счету.
  ― У нас очень хороший гинеколог, мужчина, среднего возраста. Это объективное мнение, все пациентки о нем очень хорошо отзываются.
  ― Отлично! Только мне очень нужно было бы попасть к нему завтра утром. Такое возможно?
  ― Думаю, да. Он работает с утра.
  ― А это действительно бесплатно? Я сейчас стеснена в средствах и приду на прием без денег, не хотелось бы оказаться в неловкой ситуации.
  ― Не берите в голову, все будет нормально.
  ― Да, еще один вопрос про этого врача: он не слишком впечатлительный? Вы его хорошо знаете?
  ― Н-нет, не замечен в этом; Иннокентий Петрович у нас врач опытный, я знаю его лет семь.
  ― Вот и хорошо! Мне не нравится обсуждать свое здоровье с чересчур впечатлительными врачами. Люблю бесстрастных.
  ― Будет вам бесстрастный!
  ― Спасибо, буду в долгу у вас, хотя это и не самое мое любимое состояние.
  ― Не переживайте! Я не из тех, кто любит сажать интересных женщин в долговую яму. Мне приятно вам помочь. Пойду я, Анна Алексеевна: вижу, что устали очень. Спокойной ночи!
  
  
  
  
  СРЕДА
  
  ― Кеша, я вчера встречался с Анной Алексеевной. Снова попили у нее чаю, поболтали, похохотали. Она сильно извинялась, что подвергла меня вчера такому ощупыванию. Обещала впредь такого не допускать. Правда, сказала, что ко мне на чай не пойдет: очень ей плохо бывает на чужой территории. Моим рукам наговорила таких комплиментов, что я даже покраснел. Представляешь? И еще такие слова произнесла, какие не говорят за трезвым чайным столом. Вы, говорит, приходите ко мне на чай, если вам со мной интересно, я рада вас видеть, вы очень мне нравитесь. Как тебе? Я слышал такие слова, да и сам их произносил, но когда беседа принимает уже интимный характер. А тут .... Но я все это вот к чему: когда я сказал, что врач, и мог бы договориться с любым коллегой, если ей это было бы необходимо, она мне сказала, что ей нужен гинеколог. Районный, говорит, мне не нравится, слишком впечатлительный. Хотя такая градация гинекологов мне не понятна. Я заверил, что у нас такой есть. Попросила записать ее на прием на сегодняшнее утро. Так что ты обязан, Кеша, просто обязан блистательно сыграть роль бесстрастного врача.
  ― Записывай! Какого надо, такого и сыграем!
  
  Анна вошла в кабинет:
  ― Здравствуйте, Иннокентий Петрович! До осмотра я хотела бы с вами переговорить. Мне не хотелось бы в очередной раз выступать в роли музейного экспоната. Если бы можно было, я не ходила бы к гинекологу вообще, но этот поход ― необходимость. Мне нужны ваши назначения, я имею в виду таблетки, поддерживающие общее здоровье в связи с отсутствием некоторых внутренних органов или их частей. Вот вам выписной эпикриз шестнадцатилетней давности, там все перечислено. Пожалуйста, почитайте сначала, а потом уже осмотр.
  Да, Кеша, конечно, не был готов к такому. К такому вообще никто никогда не готов. Он даже не вполне понимал, как же ее осматривать. Но врачебное любопытство взяло верх.
  ― Понятно, раздевайтесь и на кресло.
  ― Предупреждаю, что если я услышу "Ой!", "О Господи!", "Да кто же вас так?!", я встану с кресла, выругаюсь грязно и уйду, громко хлопнув дверью. Вы меня услышали?
  ― Конечно, прошу вас.
  И снова Кеша оказался не готов. Правда, смог промолчать, что Анна оценила, но не удержалась от едкого вопроса:
  ― Представление закончилось?
  ― Да, одевайтесь.
  ― Извините, ― сказал Кеша, ― я не смогу задавать вам вопросы, глядя в глаза.
  ― А что так?
  ― Обычное чувство стыда, Анна Алексеевна. Все то, что с вами, это ведь мужских рук дело?
  ― Ног.
  ― Что, позвольте?
  ― Ног. Мужских ног дело. Ботинки были тяжелые, а в них мужские ноги. Вы что-то сказать хотели, я перебила вас.
  ― С вашего разрешения, я отойду к окну. Вы не думали о пластической операции?
  ― Иннокентий Петрович, как вас друзья называют?
  ― Кеша, а причем это...?
  ― Кеша, дорогой, я благодарна вам за то, что вы вели себя достойно. Но вот такая неприятность: мы с вами с разных планет. Мне часто есть нечего, а вы мне о пластической операции. Мы с вами просто теряем время. Если уж Господу Богу угодно было, чтобы я после всего этого осталась жива, то я обязана как-то поддерживать себя на плаву. А посему: ваши рекомендации, предпочтительно самые недорогие из возможных. Я давно пережила все, что со мной случилось, уже нисколько не страдаю. А вы ― молодец, я буду теперь к вам ходить.
  Одевшись, Анна взглянула наконец в растерянное лицо врача:
  ― Не бздите, Кеша, второй раз так страшно вам уже не будет, ― засмеялась Анна, забрала лист с назначениями и вышла из кабинета.
  
  В коридоре ей повстречался Петр, он хотел о чем-то ее спросить, но она обогнула его, чтобы не коснуться, и показала рукой на гинекологический кабинет:
  ― Помогите Иннокентию Петровичу, у него глубокий обморок.
  
  Петр вбежал в Кешин кабинет. Тот сидел за столом в полной прострации. Петр подошел к шкафчику, достал коньяк и плеснул Кеше в чайную кружку:
  ― Выпей!
  Кеша послушно выпил, потом сказал:
  ― На, ― и отдал Петру выписной эпикриз Анны.
  Петр прочитал, налил и себе.
  Помолчали.
  ― А осмотр?
  ― Лучше бы я никогда этого не видел. Петь, ты когда-нибудь женщин рассматривал?
  ― Конечно, любопытно же, как у них все устроено.
  ― А здесь, Петя, все это соблазнительное устройство ― сплошные швы. Почти. И знаешь, что она мне сказала? Говорит, вы, Кеша, молодец, держали себя в руках, не ахали. Спасибо, буду к вам приходить. И улыбнулась мне ободряюще. Прикинь: она меня ободряла. Не бздите, говорит, Кеша, во второй раз вам так страшно не будет.
  ― Прямо так и сказала "не бздите"?
  ― Ага.
  ― Молодец. Здесь что-то можно сделать?
  ― Ага, я спросил ее, не думала ли она о пластической операции?
  ― А она?
  ― А она сказала, что мы с ней с разных планет: ей иногда есть нечего, а я о пластике толкую. Она в этом не видит смысла. Лекарства просила самые дешевые выписать. Но даже самые дешевые, они, я думаю, сжирают всю ее пенсию.
  
  Неожиданно дверь открылась, и в кабинет вошла Анна. Она посмотрела на них, замерших при ее появлении, хлопнула пару раз в ладоши, проговорив: "Гоголь. Ревизор". Продолжила так:
  ― Нечто подобное я и предполагала.
  После этого повернула голову к Петру:
  ― Это хорошо, что вы все не от меня услышали, Петр Андреич.
  Увидевши бутылку коньяка, налила в стакан Петра немалую порцию и выпила одним махом. Не дав им опомниться, вышла.
  ― Как она нас, а!? О, срамотища! Какие же мы засранцы! Слушай, Петь, это она стакан коньяка хлопнула и на работу? Она там под машину не сунется? Может, догонишь ее?
  
  Петр пулей вылетел из здания клиники. Анна, слава Богу, сидела на скамейке, недалеко от входа. Петр подошел к ней, но не стал садиться рядом, остался стоять и произнес укоризненно:
  ― Анна Алексеевна!
  ― Да что же вы такой нервный-то, Петр Андреич? Зря зачем же волноваться? Это вы с Кешей сейчас много чего обо мне узнали. Я знаю обо всем этом уже долгие шестнадцать лет. А что выпила с утра, так было с чего. Не беспокойтесь, не взял меня ваш коньяк.
  ― Анна Алексеевна, нам с вами есть о чем поговорить, поговорить серьезно. Я знаю, что небезразличен вам. Вероятно, и вы успели понять, что мне приятно находиться рядом с вами. Все, что с вами произошло тогда, оно уже произошло. Но ведь дальнейшую жизнь никто не отменял, верно? Давайте попробуем вместе справиться с последствиями тех давних событий. Я очень хочу вам помочь и обязательно помогу, если вы будете хотя бы просто прислушиваться к тому, что я говорю. Вдвоем ведь будет легче осилить все это, чем в одиночестве? Разрешите мне не быть вам чужим. Попробуйте довериться мне. Вы же сами сказали, что от меня не исходит угрозы. Я со своей стороны обещаю не усердствовать слишком сильно, не подгонять вас, прислушиваться чутко к вашим ощущениям. Не отвечайте сейчас. Вечером я встречу вас с работы, и мы поговорим или у вас дома, или где-то в другом месте. Хорошо? Мне кажется, если вы почувствуете, что рядом с вами есть человек, готовый вас защитить, уберечь, предостеречь, вы будете увереннее в себе, а это уже начало пути к исцелению. До вечера? ― и продолжил, доверительно улыбаясь, ― Ничего, что вы появитесь на работе, вмазавши стакан коньяку?
  ― Какая мелочь! ― ответила Анна, потом совершенно неожиданно для Петра осторожно взяла его руку, нежно потерлась щекой о внутреннюю сторону ладони, прикрыв глаза, и потом туда же поцеловала. ― Я жду вас вечером.
  Анна встала со скамейки и пошла, не оглядываясь.
  Опять Петр рассматривал в растерянности свои руки. Все-таки эта женщина полна непредсказуемых поступков.
  Кеша, стоя на крыльце, оказался свидетелем последней сцены.
  ― Видел? ― спросил его Петр.
  ― Видел! Ты влип, Петька, но я тебе завидую. Очень непроста эта женщина, и ты ей действительно нравишься!
  
  Анна шла на автобус, пора было уже ехать на работу. По пути вспоминались утренние события: "Коньяк-то выпить было нужно, а вот с поцелуем в ладошку я, похоже, переборщила. С другой стороны, это был совершенно естественный душевный порыв, я сделала то, что хотела сделать. А он уж, взрослый мальчик, сам решит, понравилось ему это или нет. Тем более, этот ладошечный поцелуй ― такая мелочь по сравнению с тем, что он узнал утром от Кеши, что нечего и в голову брать".
  То, что Петр предложил, было, конечно, очень соблазнительным, но к такой скорости развития событий Анна не была готова. Ее не покидало ощущение, что он пытается надавить на нее, проявить мужскую власть, а свою независимость она ценила очень высоко. Нет, нельзя так спешить. Он торопит события, хочет серьезного разговора. Пусть этот разговор состоится не сегодня, я должна поразмыслить. И еще ее не покидало ощущение, что он не успел переварить ту информацию, которую получил утром в Кешином кабинете. Ей казалось, что если у него будет время серьезно взвесить все, что он успел о ней узнать, многое может измениться.
  
  Звонок от Анны прозвенел около семи часов вечера, когда Петр с Кешей вышли подышать в скверик около клиники.
  ― Петр Андреич, я хочу взять небольшой тайм-аут, для меня это слишком уж бурное развитие событий, мне передышка нужна. Давайте, отложим сегодняшнюю встречу на пару дней. Не сомневайтесь, я очень хочу с вами увидеться, но после небольшого перерыва.
  ― У вас все в порядке? Мне ваш голос не нравится.
  ― Да мне он самой не нравится. Через пару дней позвоните мне, Петр Андреич, если к тому времени не передумаете. Я буду рада вас услышать. До свидания.
  ― Вот так, Кеша, отбой воздушной тревоги.
  ― Послала, что ли?
  ― Нет, очень культурно попросила пару дней воздержаться от контакта, берет тайм-аут. Подтвердила, что увидеть меня хочет, будет рада моему звонку, но через пару дней. Может, это и здраво?
  ― А мне кажется, это не она тайм-аут взяла, а тебе его дала, чтобы ты трезво подумал и имел бы осознанные основания не ввязываться в авантюру с женщиной, имеющей такое сомнительное прошлое.
  ― И откуда ты, Кеша, такой умный?
  ― Просто мне кажется, что я очень хорошо ее понимаю.
  ― Все равно, что-то не так, ведь что-то же не так...
  ― Ты сказал, что тебе ее голос не понравился.
  ― Точно! Да, да, да.... Голос у нее был с очень тяжелым дыханием. Она даже останавливалась, когда говорила.
  ― Может, она перед разговором пробежалась.
  ― Ерунда, она целый день в своей будке сидит. Знаешь, подъеду-ка я вечерком к универсаму. Хочу убедиться, что все в порядке. Если я зря волну погнал, уеду, она меня и не заметит.
  
  Около входа в универсам стояла "Скорая помощь". Петр подбежал к водителю:
  ― Женщина, кассирша?
  Тот кивнул. Петр рванулся внутрь. Бригада заканчивала свою работу. Аппаратуру, чемоданы уже собирались уносить в машину. Петр подошел к врачу, представился:
  ― Я кардиолог. Знаю эту женщину. Можете сказать, что здесь?
  ― Сейчас ― не инфаркт. Но они у нее были, что и неудивительно. Наша медсестра паспорт ее в сумочке искала, в паспорте было это, ― и показал оригинал выписного эпикриза, копию которого они с Кешей с утра рассматривали.
  Врач спросил:
  ― Вы в курсе?
  ― Да.
  ― Мне жаль. Сейчас ей нужен только покой и хороший уход, потом обследоваться. Изношенное сердце подлечить неплохо бы. Но дежурная больница сегодня неважная. Лучше отвезти сегодня домой и организовать сиделку, а потом подыскать хорошую больницу. Сможете это организовать? Или мы ее сейчас заберем с собой. Решайте.
  Анна с лицом бледно-серого цвета сидела, откинувшись на своем рабочем кресле, не глядя ни на Петра, ни на приехавших к ней медиков.
  ― Что решили? ― спросил врач у Петра.
  ― Езжайте без нее. Что кололи?
  ― Вот, все ампулы здесь, на марлечке. Здесь подпишите отказ от госпитализации.
  ― Давайте. А вас вызывали-то на что?
  ― Женщина потеряла сознание на рабочем месте. Сейчас жара, таких вызовов много.
  
  
  Скорая уехала.
  Петр сидел на маленькой скамеечке у ног Анны. Она потихоньку розовела. Наконец тихо-тихо произнесла:
  ― Зачем вы приехали?
  ― Я почувствовал, что нужен вам, что вам плохо.
  ― И чего со мной теперь делать?
  ― Думаю. Первое, что я сделаю, когда вам станет лучше, выпорю. Сильно выпорю. Интересно получается: если бы я сегодня сюда просто под настроение, чисто интуитивно не приехал, вы валялись бы сейчас в приемном покое "неважной больницы", что означает самой поганой. И когда бы я об этом узнал? По вашему плану, через пару дней? Может быть, я действительно зря во все это ввязался?
  Последняя его фраза оказалась гранатой с выдернутой чекой. Анна, у которой и сил совсем не было, громко и энергично сказала:
  ― Конечно, зря.
  Петр аж вздрогнул от этой перемены в настроении. Анна продолжала:
  ― Валите-ка вы, Петр Андреич, домой! Чего расселись-то? Без ваших нотаций я прожила уже почти 62 года, и еще проживу, сколько Бог отпустит. Не было у меня шестнадцать лет мужиков, и не надо! Я-то, дура, в калашный ряд захотела, увечная!
  Тут запал у нее резко пропал, дыхание на мгновение остановилось. Отдышавшись, она продолжила:
  ― Вас задело, что я посмела справиться без вас? А вы, часом, ничего не перепутали? Мы разве уже о чем-то договорились? Я приняла ваши условия? Вставайте, вставайте и идите. А я такси вызову, здесь у меня дела еще.
  Здесь силы ее совершенно иссякли. Она снова откинулась на кресло. Испугавшись снова потерять сознание, Анна проговорила почти шепотом:
  ― Я время у вас отняла, душу смутила.... Простите, ради Бога.... За науку спасибо, Петр Андреич, за надежду, за сладкую ладошку вашу.... Да идите же вы наконец....
  
  
  Разозленный Петр вышел, забрался в машину. Он понимал, что Анна права. Груба, резка, но права. Ему было стыдно за то, что он так легко, на ходу обидел ее. Ладно, есть ли здесь плюсы?
  Плюс первый: Анна ― такой человек, что не станет утруждать себя враньем в сложной ситуации. Только правда ее может быть нелицеприятной, но зато правда. Подличать, скрытничать, притворно улыбаться ― не в ее стиле.
  Плюс второй: если уж я заслужу похвалу, то получу ее в полном объеме. При этом ее похвала не имеет форму лести, а абсолютно естественна и искренна.
  Ну, что, Петр Андреич, полегчало мозгам?
  Теперь пора упаковывать ее и везти домой. О, такси. Неужели Анна действительно его вызвала? Да, упрямых среди нас ― полный комплект.
  Петр подошел к водителю:
  ― На какую фамилию вызов?
  ― Полянская.
  ― До Ленинского, 124?
  ― Ага.
  ― Сколько должны заплатить?
  ― Двести.
  ― На тебе триста и езжай. Я ее сам отвезу.
  Таксист уехал.
  
  Петр подошел к театральной кассе. Анна, бледная и измученная, собрала свои вещи и уже закрывала дверь театральной кассы. На Петра посмотрела, хотела было что-то сказать, уже и рот раскрыла, но передумала, махнула рукой. Взяла свои пакеты в обе руки и собралась выйти на улицу, но Петр стоял на ее пути.
  ― Позвольте пройти! Меня такси ждет! ─ возмущенно проговорила она.
  ― Дайте ваши пакеты, вам вообще сейчас ничего поднимать нельзя. К тем, что уже были, можно сейчас заработать еще один инфаркт, ― сказал он так уверенно, что Анна безоговорочно отдала ему свою ношу.
  На улице Анна в растерянности остановилась:
  ― Такси же приехало, мне позвонили.
  ― Я его отпустил. Сегодня я ― ваше такси.
  ― Вот так?
  ― Именно так.
  ― Ладно, поняла. Учтите, вам придется вещи до квартиры донести, это входило в список услуг.
  ― Легко.
  ― Это не все. Мешки эти погрузите и пойдемте со мной за продуктами, ─ скомандовала Анна, явный вызов звучал в ее голосе.
  ― Хорошо, ─ спокойно ответил Петр.
  Петр понял, что она хочет взять реванш за отпущенное такси и решил, что такой вариант ему даже интересен.
  
  Анна молча перемещалась между стеллажами и нагружала телегу вкусными, полезными и дорогими продуктами: сезонные фрукты и овощи, домашний творог, рыба горячего копчения, сыр трех сортов и в довершение всего ― бутылка бурбона. Когда подошли к кассе, Анна обернулась и одарила его торжествующим взглядом, а мимо кассирши прошла как мимо пустого места. Петр, с трудом сохраняя на лице серьезное выражение, расплатился и заспешил за ней к машине.
  ― Куда прикажете? ― спросил Петр, когда они уселись, и, наконец, не выдержал, расхохотался.
  Анна сначала с удивлением и даже осуждением на него посмотрела. Петра разобрало не на шутку. Видно, так из него выходило напряжение и нервозность сегодняшнего дня. Смех оказался заразительным. Сначала Анна пыталась сдерживаться, но потом и у нее произошел выброс эмоций, и вот уже оба хохотали, время от времени постанывая и утирая слезы. Неожиданно Анна закашлялась, ей начало не хватать воздуха, она схватилась за сердце, побледнела и стала терять сознание.
  
  Двенадцать лет, отданные работе в составе кардиологической бригады на скорой помощи, помогли Петру не растеряться и оказать именно ту помощь, которую затребовал от него организм Анны.
  
  Анна медленно приходила в себя. Петр сидел рядом, не выпуская ее руки из своей. Попутно контролировал пульс и обтирал мокрой салфеткой ее лоб, шею и грудь. Он смотрел на ее уставшее лицо и понимал, что многое готов сделать, чтобы защитить эту женщину: и от болезней, и от хамства, и от пустого холодильника, и от кошелька, в котором нет денег. Он знал, что просто с ней не будет. Зато не соскучишься.
  Анна приоткрыла глаза. Увидев так близко к ней сидящего Петра и почувствовав, что он целует ей пальцы, она тихонько вскрикнула и выдернула руку:
  ― Что здесь? Почему...? Где мы...? ― оглядываясь, спросила она.
  ― Анечка Алексевна, ― мягко ответил Петр, ― теперь все в порядке. Мы с вами в моей машине, от универсама отъехать так и не успели. Это вы так смачно хохотали, что организм не выдержал и дал небольшой сбой. Блузочка ваша расстегнута и лифчик, чтобы облегчить дыхание и дать возможность обтереть вас влажной салфеткой. Не смотрите на меня так укоризненно. Вы не забыли, что я врач? Теперь можно застегнуться, и я повезу вас домой.
  Пуговицы блузки с трудом попадали в петли, руки дрожали. Анна опустила глаза и тихим голосом проговорила:
  ― Петр Андреич, дорогой, спасибо вам большое. Мне стыдно, что я так груба была с вами. Простите меня. Я никогда-никогда так больше не буду. Только на ваши прикосновения я еще долго так по-идиотски буду реагировать. Но я знаю, что это пройдет, ведь я очень этого хочу! Потѐрпите немного?
  Петр, улыбаясь, долго не мог отвести от нее глаз. "Вот ведь интересно: она просто извинялась, и слова были только про это, но произнесла она их так, что между ними читалось ― ты нужен мне, ты дорог мне, я хочу быть с тобой. Да вы с ума меня сводите, дорогая", ― пронеслось в мозгу.
  ― Договорились! Поехали?
  ― Поехали, только тихо, а то меня качает, я как будто сильно пьяная.
  ― Пьяная вы были утром, припоминаете?
  ― Ошибаетесь, голубчик. Утром я выпила неслабую порцию коньяку, но в медицинских целях, абы снять стресс, наличие которого вам, надеюсь, понятно. Пара чашек кофе на работе полностью восстановили мою работоспособность.
  
  Тот путь, что троллейбус преодолевает за неполных десять минут, они ехали на джипе полчаса: и ехали небыстро, и дважды пришлось останавливаться. Подкосила Анну повторная потеря сознания.
  
  Когда они поднялись на лифте, и Петр пытался помочь Анне из него выйти. Дверь соседней квартиры открылась, из нее выходила Наталья. Она много чего в своей жизни видела, но теперь перед ней была картина маслом: фартовый, интересный мужчина выгружал из лифта не вполне адекватную соседку, обычно тихую как моль, и все это на ночь глядя. Вначале Наталья замерла, но потом попробовала въехать в ситуацию. Начала сразу в лоб:
  - Я - соседка Анны, медсестра. С ней все в порядке? Если помощь нужна, стукните в дверь, через полчаса я вернусь домой. Давайте ключ, дверь помогу открыть. Вот, заходите, ключ держите. Звать-то как вас?
  - Петр.
  - Я Наталья. Если что, стучите, и у Анны в мобильном мой телефон есть, я там "Наталья-190", - и показала рукой на номер своей квартиры.
  - Спасибо.
  
  Вошли в квартиру. Петр помог Анне присесть на скамейку под вешалкой, наклонился, чтобы помочь переобуться. И тут почувствовал, что она как-то странно заколыхалась, послышались всхлипы. Он дернулся, быстро поднялся, собрался было начать успокаивать, потому как уверен был, что она плачет. Но Анна смеялась, почти беззвучно смеялась так, что аж слезы выступили.
  ― Это насчет чего смех?
  Анна утерла слезы:
  ― Наталья-то подумала, наверное, что я пьяная в хлам, а вы ― мой ночной кавалер, ― и опять залилась.
  ― А что? ― продолжила Анна, ― что еще тут можно подумать? Вечером, в компании с симпатичным мужчиной, который так бережно поддерживает даму, не давая ей упасть в пьяном безобразии. Ой, ну ладно, что-то мне снова нехорошо. Что же это за жизнь такая: расстраиваешься ― плохо, смеешься ― опять плохо! Уж вы, господин доктор, полечите меня, миленький. А если серьезно: спасибо, Петр Андреич, что взялись мне помочь. Не вы бы, так валялась сейчас где-нибудь в коридоре дежурной больницы. Помогите же теперь даме добрести до койки, сэ-эр.
  Петр чувствовал, что Анна держится из последних сил, что ноги ее дрожат и подкашиваются. Она показала рукой на свой диван:
  ― Вот сюда меня, пожалуйста. Включите торшер. Спасибо. У шкафа теперь левую дверцу откройте и плед достаньте, тот, что второй сверху. Ой, как хорошо! Доктор, а бывает, что люди умирают в хорошем настроении? Я бы хотела умереть в хорошем: не в муках, не в бессознательном состоянии, не моментально, а с улыбкой.
  ― Анна, давайте сменим тему. Руку дайте вашу, капельницу сейчас поставим. Молодец, хорошие вены. Лежите спокойно. Сейчас схожу в машину за вашими вещами, потом, после капельницы, выйду ненадолго за продуктами.
  Укол подействовал, Анна заснула. Петр проверил капельницу и тихо вышел из комнаты, бесшумно притворив за собой дверь.
  Оставалось примерно полчаса, и Петр решил осмотреться. В свои предыдущие приходы сюда было не до этого. В кухне ему понравилось, но без хозяйки было как-то уныло. "Кофеварка у нее хорошая, такую себе надо завести. Йогуртница ― тоже хороший элемент" ― расставлял оценки Петр. Когда в ванной не обнаружилось никакого следа присутствия мужчины в доме, даже временного, он так обрадовался, что сам себе удивился. Но тут же подумал: "А может ей и хорошо-то только тогда, когда мужиком в доме и не пахнет. Недаром же она вон как дернулась, когда я ей пальчики поцеловал".
  "Обгоревшая прихожая ― это сильно. Как же можно так жить? Чего же она ремонт не сделает? Надо будет спросить" ― так закончил он свой осмотр и пошел к машине.
  
  
  Петр с вещами Анны подходил к подъезду, когда его окликнула Наталья, возвращавшаяся из магазина:
  ― Петр, подождите. Вот, за сигаретами сбегала. Как Анна-то? Лучше ей? Было то чего?
  ― На работе у нее сегодня приступ сердечный случился, а я рядом оказался. Теперь вот помог до дому добраться. Я что-нибудь не то сделал?
  ― Не кипятитесь. Я к чему все это спрашиваю. Ваши взаимоотношения ― не мое дело. Просто уж коли вы оказались ее врачом, то должны знать. У нее есть достаточно серьезные хронические заболевания, не все в порядке с ее печенью и поджелудочной, будьте осторожны с назначениями. Она как-то говорила, что карточку хранит дома ― уж больно много там нужной информации, не хочется, чтобы она затерялась.
  ― А аллергия лекарственная?
  ― На что-то есть, не помню, на что.
  ― Черт...
  ― И еще. Просто для информации. Я знаю Анну уже 10 лет. Она очень добрый, доверчивый и честный человек. Ее очень легко обидеть. Просто знайте это и все. Ну, удачи!
  
  Когда Петр вернулся из универсама, Анна тихо спала. Он прошел в кухню, разгрузил мешки. Ужиная в одиночестве, он с удовольствием представлял себе, насколько этот ужин будет приятнее, если они будут готовить его вместе с Анной, как она будет ему улыбаться, дотрагиваясь иногда до его руки. "Да только хочет ли она того же, чего и я?" ― такая мысль немного пугала его.
  С чашечкой крепкого кофе он пошел в гостиную и включил телевизор без звука. Расслабился, задумался, перед глазами мелькали тропические пейзажи. Представил себе, как они с Анной бродят где-то по пустынному побережью, как им хорошо под южным солнцем.... Но тут же, сменив эти приятные картинки, на него обрушилась лавина мыслей-вопросов. Что происходит сейчас в его жизни? Почему он погрузился во все, ничего даже не попытавшись взвесить? Не слишком ли агрессивна его помощь? Сама Анна что думает по этому поводу? Как вести себя дальше? К чему он склонен? Чего он хочет? Действительно ли он, в его-то годы, хочет начинать что-то выстраивать?
  
  Из спальни послышался непонятный звук. Петр подскочил к двери, прислушался. Еще один тяжелый стон. Мигом очутившись у постели, он увидел, что Анна спит, но ее тревожит какой-то жуткий сон: она металась, стонала, сжимала кулаки, невнятно что-то проговаривая:
  ― Нет, нет, ... уходи, ... а-а-а, не смей, ... не-е-ет!!!
  Петр наклонился к ней, обхватил, прижал к себе, и заговорил, гладя ее по голове:
  ― Анечка, девочка моя, не плачь, не волнуйся. Я с тобой! Это сон, это только страшный сон! Я не дам тебя обидеть, все будет хорошо...
  Анна резко проснулась, поняла, что не одна, и первой реакцией ее было:
  ― Нет!!! Не трогай меня! ― закричала она в ужасе и с неожиданной силой оттолкнула Петра.
  Потом, придя в себя окончательно, поняла, что рядом с ней Петр. Руки ее бессильно опустились, а сама она в изнеможении упала на подушку и прошептала:
  ― Простите, простите меня! Я думала, что это... что это не вы. Посидите рядом со мной, пожалуйста, мне страшно одной. Господи, ну когда же я все это забуду?! Дайте мне руку. Вот так. Не уходите сегодня, не бросайте меня, хорошо?
  Петр, ощутив в своей руке ее горячую ладошку, улыбнулся, но повторить опыт с целованием не решился. Только откинул ей волосы со лба и прошептал:
  ― Спи... Я рядом...
  И как же ему захотелось быть с ней действительно рядом: прилечь, обнять, гладить, ласкать, чтобы ее ничего не пугало, чтобы все страхи ушли, чтобы она доверилась ему... Анна крепко и спокойно спала. Петр собрался тихо встать и выйти из комнаты, но только он шевельнулся, Анна повернулась на бок, а его ладонь подложила себе под щеку. Похоже, теперь это был совсем другой сон ― она улыбалась.
  
  
  
  ЧЕТВЕРГ
  
  Анна проснулась рано. Из кухни доносились тихие звуки льющейся воды. "Значит, ничего мне не приснилось, и в квартире я не одна. Что ж, пора вставать и действовать по ситуации", ― проговорила она про себя и села на диване.
  ― Ау! ― голос пока плохо ее слушался, но уже и не производил впечатления голоса обессилившего человека
  ― Здесь я! ― возник в дверях Петр, причем так быстро, будто под дверью прямо и сидел.
  ― Петр Андреевич, пожалуйста, принесите мне из ванной халат, я решила прогуляться по коридору. Еще минуточку, пока не забыла. Вот этот шкафчик откройте, на вторую полку загляните. Зубную щетку видите? Берите. И бритвы там разовые лежат. Берите тоже, если это может вас устроить.
  ― Анна Алексеевна, спасибо, конечно, да я бы один день обошелся как-нибудь, ― неуверенно начал Петр.
  ― Берите, берите. Считайте, что я расплатилась с вами за ночное дежурство таким оригинальным способом. Так я о халате...
  Подавая халат, Петр предупредил с улыбкой:
  ― Пожалуйста, без резких движений. Все делаете медленно, плавно. Я вам пока легкий завтрак приготовлю.
  
  Когда Анна привела себя в порядок, насколько это было возможно, и вышла на кухню, стол уже был накрыт. Для Анны на блюдце лежала маленькая порция творогу, политого медом, все это венчала пара свежих клубничин. Себе Петр сварил пару сосисок, горка творогу была несколько повыше, полил он свой творог не медом, а сметаной, клубникой же пренебрег.
  ― Надо же, как трогательно. Спасибо вам, Петр Андреич, мне таких завтраков никогда не подавали. Не боитесь избаловать?
  ― А я из корыстных соображений.
  Анна посмотрела на него с недоумением. Петр же продолжил:
  ― Мне доставляет удовольствие вас баловать, и я не хочу себе в этом отказывать.
  ― А-а. Хороший ответ, мне понравился. Встречное предложение. Может, на "ты" пора? Ночевали в одной квартире, теперь вот совместный завтрак, а накануне соседи наблюдали, как вы меня чуть живую волокли домой. А? Как вы к идее? ― спросила Анна, снимая с творога красивую ароматную ягоду.
  ― Слава Богу! Я не знал, как это вам и предложить, чтобы вы не решили, что это с моей стороны слишком уж бурный натиск. Но у меня сразу же одна просьба будет. Можно я буду звать вас Нюрой, Нюрочкой. Мой отец звал так маму в их лучшие годы. Позволите?
  ― Да, конечно. Расскажи мне теперь, друг мой Петя, что у нас тут происходит и кто ты, кроме как врач, медбрат, санитар, водитель и повар? Да, забыла, еще сиделец, от слова сиделка. Прежде чем начнешь, хочу немного облегчить тебе задачу: вижу ведь, тебя самого беспокоит экстраординарность этой ситуации. Знай, я рада, что ты мне так помог, что эту помощь оказал мне именно ты, страшно благодарна тебе. Могла бы, расцеловала. В форс-мажорной ситуации ты повел себя достойно, спасибо. Вот только форс-мажор закончился, насколько я понимаю?
  ― Я думал ночью обо всем этом. Но сначала о планах врачебно-лечебных. Сейчас это самое главное. Как только тебе станет лучше, и я это увижу, мы обязательно поговорим обо всем остальном. В этом можешь не сомневаться.
  Так, теперь: мне пора идти на работу, а к тебе через часик приедет сиделка Надежда ― наша проверенная, умная, чистоплотная, с начальным медицинским образованием. Ее услуги уже оплачены, ни о чем не думай. Она поможет тебе по хозяйству, будет готовить еду, мерять давление, давать лекарства. Если надо, может сделать укол. Примерно в это же время к тебе приедут сделать ЭКГ, завтра утром натощак возьмут кровь. Я прослежу за результатами. Никаких других врачей тебе вызывать не надо. Через три дня придешь на прием к кардиологу. Вполне возможно, и я на это надеюсь, никаких дополнительных обследований не понадобится, с сердцем серьезных проблем нет, а то, что произошло, ― проявление невроза, и вот его придется полечить. В связи со всем этим вопрос к тебе есть. Нет ли у тебя на руках каких-нибудь последних результатов анализов? Нам бы это могло помочь в постановке диагноза и выборе правильного курса лечения. И еще: есть ли аллергия на какие-нибудь лекарства?
  ― Аллергия есть, на анальгин ― жуткая крапивница. Результаты анализов есть, они в карточке. Но кроме них, Петя, там вообще все обо мне. И это не та информация, которой я хотела бы в первую очередь поделиться с мужчиной, который мне понравился.
  ― Понравился? ― и он машинально потянулся к ее руке, чтобы погладить ее и поцеловать, но снова Анна руку отдернула. ― Прости, я забыл.... Давай карточку, а то мне уже бежать пора.
  ― Только принеси мне ее, как только узнаешь все, что необходимо, ладно?
  Петр взял карточку в руки и спросил:
  ― А зачем она тебе?
  ― Здра-асте! Я состою на учете у нескольких врачей, они в ней все чего надо записывают.
  ― Теперь ты состоишь на учете у меня, а читать всю глупость, которую в нее врачи записывают, тебе необязательно.
  ― Да у вас и врачей-то таких в клинике нет, которые меня наблюдают.
  ― Интересно, каких это?
  ― Инфекциониста ведь нет?
  ― Действительно нет, но мы его вызовем. В любом случае, сегодня я карточку забираю. Убегаю. Вечером зайду, чтобы узнать, как твои дела.
  Когда Петр вышел из квартиры и оглянулся, чтобы улыбнуться и махнуть рукой, Анна перекрестила его и сказала "С Богом!". От такого прощания у него сладко защемило сердце, он вспомнил, что так его всегда провожала из дома мама.
  
  Из кухонного окна Анна увидела, как Петр торопливо подбежал к машине, сел и выехал со двора.
  
  Петр ехал на работу и думал о том, как явно иногда человек намысливает себе свое будущее. "Вот, увидев Анну первый раз в театральной кассе, я очень хотел ее защитить, когда на нее мужик матюги складывал. И вскоре, когда мне удается с ней встретиться, все начинается с сердечного приступа. Как будто кто-то проверяет меня на вшивость: действительно ли я готов ее защищать. Эту проверку я выдержал. Когда и какая будет следующая?"
  
  Вбегая в здание клиники, кардиолог Петр Андреич Ольшанский увидел, что опоздал на прием на 10 минут, чего никогда ранее себе не позволял. Администратор Татьяна Александровна посмотрела на него из-за стойки удивленно и подняла телефонную трубку, давая понять, что ему кто-то звонил. Через пять минут он начал первый на сегодня прием пациента.
  Когда он смог наконец передохнуть, налил себе чашку кофе и подошел к Татьяне Александровне узнать, кто ж его с утра домогался. Она его ждала:
  ― Ваша Катерина спустила на нас всех своих собак. От нее мы узнали, что вы не ночевали дома, что все мы здесь ― эгоистичные и бессердечные люди, потому что вот уже начало рабочего дня, вас нет на рабочем месте, а мы и не чешемся, чтобы узнать, не случилось ли с вами чего.
  После чего, с трудом сдерживая улыбку и поправляя очки, она спросила:
  ― Не случилось ли с вами чего, уважаемый Петр Андреич?
  ― Катерине я сейчас позвоню, а вам, как человеку порядочному во всех отношениях, докладываю. Со мной фильм американский случился: в конце дня поехал на свидание, встретить женщину с работы и провести в приятной беседе остатки вечера. Приезжаю, а у нее сердечный приступ, она без сознания, с ней работает бригада врачей. Так что сегодня ночью вместо того, чтобы заниматься тем, о чем подумала Катерина, я дежурил у постели пациентки, ставил капельницу, следил за давлением. Надежду нашу я туда уже отправил с утра. Если она еще кому-то понадобится, пускай подходят ко мне. Еще туда-же надо отправить медсестру завтра утром взять кровь. Паша пусть съездит сейчас и сделает ЭКГ. Оплачу все это я. Вот адрес и телефон, здесь совсем рядом. Вам спасибо, что отбивались от Катерины, пошел ей звонить, ― Петр взял у администратора общую трубку и пошел к себе.
  
  Позвонить бывшей жене Катерине Петру Андреичу не удалось: ее звонок застал его на пути к кабинету:
  ― Ольшанский, наконец, появился? ― нервно спросила Катерина.
  ― Здесь я, здесь. Ты чего расшумелась?
  ― Я тебе со вчерашнего вечера дозвониться не могу! И ночью тебя дома не было!
  ― Позволь напомнить, что тебя это не касается.
  ― Зато это касается тебя! Твоя дочь приехала с сыном Сергеем, твоим, кстати, внуком. Сегодня она ложится на пластическую операцию, но у меня Сергея оставить нельзя, я улетаю сегодня на неделю в Испанию. Так что тебе придется внука на неделю забрать к себе! У меня самолет через три часа, везу Сергея к тебе на работу.
  ― Ты с ума сошла! Я вообще-то работаю! Куда я его должен деть? Он меня не видел даже ни разу, Катерина!
  ― Может, тебе помогут там, где ты сегодня провел ночь? ― с вызовом спросила она. ― Разберешься. Он тебе родной внук. Мальчик взрослый, осенью в школу пойдет. Через сорок минут будем у тебя, ― и положила трубку.
  
  Мелькнула мысль: "Я хотел узнать, когда будет следующая проверка, ― вот она".
  У Петра Андреича были на сегодня намечены в клинике еще две консультации, потом он мог располагать временем на свое усмотрение. Его вечерние планы рушились один за другим. Не зря же существует выражение: "Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах". Подумав над подвернувшейся проблемой, Петр пришел к выводу, что язвительное замечание Катерины насчет присмотра за внуком в том доме, где он сегодня ночевал, вполне можно рассматривать как реальный вариант. Во-первых, там сейчас в помощницах Надежда, ее вполне можно попросить помочь Анне не два-три дня, а неделю. Во-вторых, у Анны, по его мнению, хотя пока и не подтвержденному ЭКГ, ничего серьезного. Возможно, взрослый мальчик и не доставит много хлопот. Но она-то на это что скажет? Зачем эта морока ей? Как ей вообще сказать-то об этом? Что делать, если она откажется?
  
  Катерина вкатилась в клинику растрепанной фурией через полчаса после звонка, бросила в холле рюкзак, мальчику показала пальцем на Петра:
  ― Это ― твой дед!
  Поцелуя и слов прощания ребенок от бабушки не дождался, но ему был интересен дед, о котором он не слышал ни одного хорошего слова, но с которым предстояло прожить неделю.
  Петр подошел, присел около мальчика:
  ― Давай знакомиться! Я ― Петр, ― и протянул руку.
  ― А я ― Серега! ― и крепко протянутую руку пожал.
  Внучок Серега Петру понравился. Мальчишечка был худеньким, с умным лицом, обрамленным ангельскими кудряшками. Указательным пальцем правой руки часто поправлял съезжающие по переносице очки. Под мышкой он держал небольших размеров шахматную доску.
  ― Сейчас помоешь руки, Татьяна Александровна отведет тебя в нашу комнату отдыха и напоит чаем с чем-нибудь вкусным. Когда я освобожусь, зайдем к нашему глазному врачу: возможно, он отрегулирует твою оправу, чтобы она не съезжала все время. А уже потом ...
  ― Поедем к твоей девке? ― не дал докончить Серега.
  Увидев вытянувшиеся лица окруживших его взрослых, попытался прояснить:
  ― Бабушка сказала, что ты отвезешь меня к какой-нибудь своей девке.
  На что Петр, стараясь быть мягким и незлобным, ответил:
  ― Знаешь, Серега, бабушка у тебя очень хорошая, но даже она не всегда бывает права. Когда приедем, увидишь, что девок там никаких нет.
  ― Ясно. А в шахматы со мной кто-нибудь поиграет, пока я буду тебя ждать?
  ― Обязательно, ― ответил Петр и заспешил на свою последнюю консультацию.
  
  Утром, после того, как Анне сделали кардиограмму, позвонила Лера, ее младшая дочь. Сказала, что все дошло до полного разрыва, и сегодня вечером они с дочкой Сонечкой переезжают к ней. Услышав такое, Анна не стала ничего рассказывать про приступ, просто сказала: "Конечно, я жду вас!"
  Что это значило для нее, Анна примерно себе представляла. Лера, конечно, выйдет на работу в банк, а ей придется сесть с ребенком, уйти с работы. Места и времени для Петра в этом раскладе не находилось. Другого пути Анна не видела. Похоже, не видать ей личной жизни. А как все интересно начиналось, вот и хризантема еще не завяла.
  Рассказала Надежде о Лерином звонке, предупредила об увеличении семьи. Та ахнула, но что тут поделаешь. Хорошо, что Петр загрузил вчера холодильник, в магазин не надо будет бежать.
  Только Надежда распланировала свои действия с учетом новостей, позвонил Петр, узнал о самочувствии Анны Алексеевны. Надежда кратко описала их утро, о звонке дочери Анны Алексеевны говорить ничего не стала, решила не влезать не в свое дело. Петр предупредил, что приедет часам к четырем, рассчитывает на легкий обед. Серегу решил просто предъявить как факт. А там они решат, что делать.
  В самом начале пятого, как только в замке начал шуршать ключ, Анна вышла встречать Петра. Когда дверь открылась, в квартиру, опережая Петра, вошел маленький мальчик и сказал:
  ― Я Серега, у меня классный дед, он сказал, что я тебе понравлюсь!
  Анна засмеялась. Ей было не остановиться, она раскраснелась. Петр подскочил к ней:
  ― Нюрочка, тебе плохо? Надежда, воды дай быстро! А ты, Серега, не застревай здесь, проходи вон в ту комнату. Нюра, присядь, родная. Успокоилась? Я не предупредил, извини, но мне привезли его час назад. Скажи хоть что-нибудь.
  Анна отдышалась и спросила:
  ― Ты привез его сюда жить?
  ― Нет, это не так.
  ― А как?
  Петр пересказал утреннюю ситуацию:
  ― Меня Катерина поставила перед фактом. Неделю надо приглядеть за мальчиком. Ты поможешь мне? Надежда задержится у тебя на эту неделю, мы попросим ее. Анечка, всего неделю, ты ― единственная, кого я могу об этом попросить.
  ― Конечно, Петя, не беспокойся. Я помогу тебе обязательно. Просто дело в том, что утром мне звонила Лера, она с дочкой уходит от мужа и на сегодняшний вечер намечен ее переезд сюда. Про мой приступ и про тебя она еще просто ничего не успела узнать. Так что, похоже, наше с тобой знакомство начинается не с ухаживаний, ресторанов и общей постели, как у всех добрых людей, а с большой общей семьи. Мы с тобой выдержим, как ты думаешь?
  ― У нас, дорогая моя, выхода другого нет. Пока главное, чтобы сердце твое выдержало. Я с Пашкой не успел поговорить; что на твоей кардиограмме, не знаю. А Серега ― мальчишка спокойный: пока я там свои дела сегодняшние заканчивал, он три часа наших бугаев в шахматы обыгрывал.
  Подытожив все что услышал, Петр прибавил про себя к своим двум проверкам третью и сказал:
  ― Если я все-таки что-то недосмотрел, и кардиограмма вызовет у меня хоть какие-то сомнения, без разговоров отправляю в больницу, это не обсуждается, известно все будет завтра. Сегодня помогаю Лере обустроиться, за ужином втроем будем планировать жизнь на ближайшую неделю. Ночевать поедешь ко мне, чтобы этот бедлам тебя не касался. В той комнате будут Лера с Сонечкой, в этой ― Надежда с Серегой. Пока ты болеешь, не перечишь мне вообще ни в чем. Поняла?
  ― Я не поняла: когда я стану здорова, я смогу попытаться тебе перечить?
  ― Глупенькая. Просто сейчас в этом доме я ― мужчина. Значит, я и принимаю решения. Твоя роль мужчины в этом доме закончилась. Улеглось в твоей головушке?
  ― Я подумаю.
  В замке снова зашевелился ключ.
  
  Когда Лера увидела четырех встречающих, вначале была слегка ошарашена, потом с упреком сказала:
  ― Привет, гостей могла бы сегодня и не звать.
  Анна улыбнулась и ответила:
  ― А это не гости, живут они здесь.
  ― Комнату сдала?
  ― Давай внесем сначала твои вещи, Петр Андреич и Надежда тебе помогут, а потом разберемся. Я пока с Сонечкой и Серегой пообщаюсь.
  
  Любопытство разбирало Леру так, что ей было не дождаться общего нормального представления и знакомства, и она впопыхах, в беготне по лестнице, в лифте пыталась узнать хоть что-то. Но от этих мимолетных вопросов-ответов все только больше запутывалось, тем более что голова была и так забита своими проблемами.
  
  Когда помогли Лере разобрать вещи, оказалось, что Сонечка и Серега уже подружились: он читал ей что-то про пиратов, а она все его шахматные фигуры аккуратно укладывала спать.
  После ужина умыть и уложить детей поручили Надежде, а трое главных взрослых в этом доме уселись на кухне, чтобы обсудить планы. Сначала удовлетворили Лерино любопытство. Петр довольно красочно описал, как доставлял вчера Анну в квартиру под неусыпным контролем соседей по подъезду. Потом он рассказал Лере о том, как будет происходить дальнейшее лечение Анны, что неделю здесь поживет Серега, и что все это время здесь будет помогать Надежда.
  Потом пришла очередь Леры. Она рассказала, что ушла от мужа с легким сердцем. Теперь бы только работу найти и Сонечку в детский сад устроить. Тут попросил слово Петр:
  ― Мама говорила, у тебя юридическое образование?
  ― Да.
  ― И какой опыт?
  ― Арбитражный суд и коммерческий банк.
  ― Отлично! Я только сегодня разговаривал по телефону со своим другом. И между прочим, он рассказал о том, что его сын ― банкир ― открывает еще один филиал, и ему нужен начальник юридического отдела, серьезный и надежный человек. Могу тебя порекомендовать.
  ― А о зарплате говорил что-нибудь?
  ― Я понял, что от ста тысяч рублей. Можем прямо сейчас позвонить.
  Лера с надеждой посмотрела на Анну:
  ― Мама, а Сонечка?
  Петр не дал возможности Анне и рта открыть, сразу ответил:
  ― На время болезни Анны Алексеевны, пока мы должны особенно бережно относиться к ее нервной системе, временно ее обязанности по принятию серьезных решений в семье выполняю я. Так вот, о Сонечке не беспокойся. Пока не пристроишь ее в детский сад, с ней будет Надежда.
  ― Спасибо, Петр Андреич! Давайте, звоните своему другу!
  Петр набрал номер друга:
  ― Валя, добрый вечер! Ты сегодня говорил, твой Семен юриста себе ищет, у меня есть на примете, вакансия еще актуальна?
  ― Сейчас Семена позову, с ним разговаривай, ― и крикнул в сторону: ― Семен! С Петром поговори, у него на примете юрист есть.
  ― Дядя Петя, здравствуй, что за юрист? Только лучше, если он не будет вашего возраста.
  ― Бесстыжий мужик из тебя вырос! Слушай и запоминай: женщина, слегка за тридцать, есть опыт работы в арбитражном суде и в коммерческом банке.
  ― Замужем?
  ― В процессе развода.
  ― Дети малые имеются?
  ― Есть маленькая дочь, но при ней очень хорошая няня.
  ― А красивая?
  ― Красивая, красивая. Но посмеешь только глумливо на нее глянуть, не посмотрю, что ты Валькин сын, отметелю будь здоров!
  ― Это вы ее для себя придерживаете?
  ― Еще одно такое слово, и ты сильно пожалеешь, что твоя мать сорок лет назад не сделала аборт!
  ― Ну, дядя Петя, с вами и пошутить нельзя!
  ― Семен, шутка шутке рознь! Я очень дорожу ее мамой, так что эта молодая женщина ― она мне почти что дочь. Усек? Ну, будешь собеседование назначать?
  ― Ну, да. Зовут как?
  ― Валерия. Передаю трубку.
  Передавая трубку Лере, сказал, чтобы Семен слышал:
  ― Лерочка, договаривайся сама, с этим ловеласом будь поосторожнее. Зовут его Семен Валентинович.
  
  Собеседование было назначено на завтра на первую половину дня.
  
  Пока Лера разговаривала по телефону, Анна собирала необходимые, нужные ей для ночевки не в своем доме вещи. Петр решил немного прояснить Лере ситуацию:
  ― Лерочка, я на ночь забираю маму к себе, живу совсем рядом, с этой стороны Стачек. Многовато людей в доме образовалось, а ей надо отдохнуть по-настоящему. Да и за ней приглядеть бы, дома мне это организовать проще. В ваш дом я пока еще не вписываюсь. Утром перед работой я ее сюда завезу. Не беспокойся за нее. Так уж получилось, что за эти два дня она мне стала очень дорога, и я все сделаю для того, чтобы она у нас была здоровенькая. Спокойной ночи!
  
  В квартире у Петра Анне очень понравилось. Такая средних размеров двушечка, обставленная современной функциональной мебелью, с хорошо оборудованной кухней.
  ― Выпьем чаю? ― предложил Петр
  Анна кивнула:
  ― Только мы на кухне посидим, ладно? У тебя очень хорошо здесь, зря я отказалась приходить к тебе сюда на вечерний чай.
  ― А я тебе предложу снова, и ты согласишься. Давай?
  ― Предлагай!
  ― Милая Анна Алексеевна! Я сердечно приглашаю вас на вечерние чаепития в свой дом. Надеюсь, моя скромная холостяцкая квартира не вызовет в вас чувство отторжения, а любимым вашим помещением здесь станет спальня.
  ― Петя, это ― провокация. У тебя сегодня, такая уж тяжелая у тебя твоя мужицкая доля, ночует пациентка, нездоровая и немолодая женщина, ее совсем необязательно смущать.
  Зазвонил телефон. Петр посмотрел на дисплей: "О! Матушка".
  ― Мама, привет!
  ― Привет, привет! Как поживаешь, Казанова? Все с молодыми девками таскаешься?
  ― Ха-ха! Ничего от тебя не скрыть! Но сегодня, похоже, могу тебя порадовать.
  ― Недельный перерыв?
  ― Просто встретил женщину, ― и посмотрел на Анну с улыбкой, ― своего возраста, и мне очень хочется, чтобы у нас все сложилось. А молодые приелись.
  ― Как ее зовут?
  ― Анна.
  ― Она у тебя? Дай ей трубку.
  ― Зачем?
  ― Дай! Ей! Трубку!
  ― Анечка, ― сказал Петр, протягивая телефонную трубку, ― тебе мама хочет сказать пару слов, послушай ее. Она ― Анна Эдвартовна, но терпеть не может, когда ее зовут по отчеству.
  ― Добрый день, Анна. Меня тоже зовут Анной, я ― знакомая сына вашего.
  ― Здравствуй, Анна. Надеюсь, ты умная женщина. Голос твой и интонация мне нравится. Писклявых терпеть не могу. Хотелось бы увидеть тебя. Знакомы с Петром давно?
  ― Третий день.
  ― Спите вместе?
  ― Нет еще.
  ― Он что, заболел?
  ― Он здоров. Это у меня проблемы.
  ― Ну, дорогая, поправляйся, и не затягивай с этим делом. Надеюсь, что с тобой у моего Петьки мозги встанут к месту. Трубочку ему дай.
  Петр взял протянутую Анной трубку:
  ― Еще что-то хочешь мне сказать?
  ― Конечно, порасспросить тебя о ней хочу, да понимаю, неудобно сейчас. Позвони, когда сможешь поговорить со мной.
  ― Позвоню-позвоню. Сейчас тебе нашу с Анной фотографию пришлю. На ней мы с ней только-только познакомились, там ее работа.
  ― Работа? Почему это она работает?
  ― Мама, у нас здесь на пенсию невозможно прожить, если некому помочь, вот она и работает.
  ― А ты тогда на кой хрен там рядом?
  ― Люблю тебя за твою грубость. Ты поняла, что мы с ней всего три дня знакомы?
  ― Ну да. Но запомни, сын мой Петя: если женщина в возрасте Анны работает, то возможны лишь два варианта: либо у нее нет мужчины, и она вынуждена обеспечивать себя сама; либо у нее есть мужчина, но он не может или не хочет обеспечить ее существование. Подумай, и какой-нибудь вывод сделай. Ладно, целую.
  ― Пока, тоже тебя целую.
  Петр отправил MMS с Анной матери и улыбнулся своей гостье:
  ― Вот такая у меня суматошная мамаша. Ей 84 года, вдова, живет в Праге, ехать сюда наотрез отказывается. Еще чайку?
  ― Нет, спасибо. Петь, можно я лягу? Как-то мне не очень, устала, наверное.
  
  Анна категорически отказалась занимать спальню и улеглась на диванчике в гостиной. Заснула, уставшая от всех волнений, хорошо, но в третьем часу проснулась. Такая вот случилась неприятность: уже год не тревожившее ее обострение холецисто-панкреатита. С чего оно началось, неизвестно, да это уже теперь было и неважно. Она старалась изо всех сил передвигаться тихо, но когда уже в четвертый раз спустила воду в туалете, и зашумел закипающий чайник, в кухню вышел Петр:
  ― Тебе не спится? ― не въехав поначалу в ситуацию, спросил он, ― мне сделай чайку тоже.
  После "Ой!" Анны и ее молниеносного пробега в туалет, он вгляделся в ее лицо, когда она выходила оттуда.
  ― Что происходит? Тебе плохо? ― спросил он у позеленевшей и осунувшейся Анны.
  ― Холецисто-панкреатит, обострение. Мне лекарства нужны, а они дома. Я хотела уйти домой, но чувствую, что мне не дойти.
  ― Прекрати молоть чепуху. Лекарства какие?
  ― Фильтрум-сти и смекта.
  ― Таких у меня нет, ― сказал Петр, начав быстро одеваться. ― Где лекарства лежат?
  ― В большой комнате, напротив дивана, в верхнем выдвижном ящике.
  ― Это точно все, что тебе надо?
  ― Это точно все, без чего мне сейчас просто труба, а насчет другого башка сейчас не соображает, ― сказала Анна и попыталась пошутить: ― все мозговые усилия направлены на то, чтобы точно рассчитать время, необходимое для доставки себя до унитаза.
  ― Ага, шутишь. У тебя сейчас такой вид, будто ты вот-вот в обморок грохнешься. Вот тебе маленькая скамеечка, сядь здесь, рядом с унитазом, прислонись к шкафчику, по квартире не ползай, чтобы не упасть. Продержись пятнадцать минут, очень прошу. Ты слышишь меня?
  ― Да слышу, слышу. Иди уже, ― ответила Анна и слабо махнула ему рукой.
  ― Я мигом, ― крикнул он уже из-за двери.
  
  Всполошив Леру и Надежду своим приходом, он стал перебирать лекарства. Все нашлось быстро, но тут ему на глаза попалась коробочка с надписью "галоперидол". "О-паньки, ― подумал он, ― Да что же это ты мне все загадки задаешь, Анна Алексеевна? Заберу с собой, спрошу, зачем это здесь".
  
  Вернулся Петр быстро. Анна, одетая, ждала его у самой двери. Петр удивленно посмотрел на нее:
  ― Ты почему здесь?
  ― Чтобы на лестницу выползти, если что.
  ― Ага, там тебя уже ждут. Интересуются, не помочь ли чем.
  ― Петь, дружочек, у меня совсем нет сил, помоги: вот эти две таблетки раздави помельче и дай мне в ложечке, и воды запить. Вот, спасибо, ― Анна отдала стакан с ложкой, прислонилась к стене и прикрыла глаза.
  ― И часто у тебя такое?
  ― До сих пор было примерно раз в год.
  ― Теперь ответь мне, что среди твоих лекарств делает галоперидол? ― спросил он как-то очень уж строго и показал привезенную коробочку.
  Анна улыбнулась из последних сил:
  ― А чем он хуже других?
  ― Я серьезно.
  ― В этой квартире мы жили с моей тетушкой. Я ухаживала за ней. Последние полгода перед смертью она постоянно принимала галоперидол. Таблетки я выдавала ей поштучно. Тетушка умерла меньше года назад. Лекарство осталось.
  ― Почему ты его не выкинула?
  ― А вдруг бы у меня начались галлюцинации?
  ― Начались?
  ― Нет.
  ― Я выкидываю это лекарство, ― сказал Петр и спустил в унитаз оставшиеся таблетки.
  ― Выкини-выкини. Не нервничай ты так. Ты о моих болячках знаешь, по-моему, уже больше меня. На всякий случай сообщаю: на учете в психо- и кожно-венерологическом диспансерах не состояла и не состою. СПИДа нет. Что еще способно вывести тебя из равновесия?
  ― Я просто очень беспокоюсь за тебя. Как если бы ты была моим маленьким ребенком, понимаешь?
  ― Понимаю! Спасибо, Петя. Ой! Пропусти! ― и Анна пулей пролетела в туалет.
  ― Петечка, разведи теперь смекты, пожалуйста. Спасибо. Девчонки напугались, когда ты за лекарствами влетел?
  ― Конечно. Если тебе полегче, может, со мной ляжешь?
  Анна внимательно и долго смотрела ему в глаза, потом сказала:
  ― Может, и лягу, но не сегодня. Прости, не до этого. Утром отвезешь меня домой?
  ― Глупенькая, я бы тебя просто обнял, погрел руками твой животик, и мы бы заснули.
  ― Не-е-е-ет, не надо экспериментов. Ложись один, постарайся поспать. Прости меня, Петя. Не надо было мне к тебе ехать, ты бы даже и не узнал, что я заболела.
  ― Вот именно этого-то я и боюсь. Все! Будешь спать теперь только у меня, за тобой же следить надо, ― проворчал Петр.
  Анна подошла и молча поцеловала Петра куда-то под ухо, но только он захотел в ответ обнять ее, как она отскочила, словно от огня, ударилась головой о дверной косяк, вскрикнула от боли, съехала по нему на пол, обхватила голову и тихо заплакала.
  Петр ругнулся про себя: ведь знал, что она так реагирует. Немного переждал.
  ― Пошли, попьем чайку, Нюрочка. Ведь тебе можно чайку? Успокойся. На вот еще раздавленных таблеток, через двадцать минут выпьем чаю, после него смекты. Так и полечим мою девочку. Вставай. Давай стакан. Теперь пошли, я помогу тебе умыться. Во-от, молодец, умылись, вытирайся, на полотенце. Я жду тебя на кухне.
  Анна вытерлась, посмотрела на себя в зеркало: "Да уж, видок тот еще. А, наплевать. Он ― врач, врач, врач, врач, врач! Через три дня он избавится от меня, как от старых домашних тапочек. И пускай. На что я рассчитывала? Да ни на что! И это нормально ― когда пожилая и больная женщина не-ну-жна, нормально, нормально, нормально, нормально, нормально! Стоило, конечно, обосраться до ушей и стукнуться башкой об косяк, чтобы все это понять!" Теперь ― царский выход! Тьфу ты!
  Петр стоял у окна. На столе ожидали чаепития две чашки, на блюдце ― два тоста. Петр повернулся с улыбкой:
  ― Проходи. Можно я голову посмотрю? Хотелось бы знать, кто пострадал больше: ты или косяк.
  ― Ну, посмотри, только аккуратно: больно мне.
  ― Подойди к окну. Показывай, каким местом приложилась. Понял. У-у-у, какая шишка! За что ж ты себя так? Вот и кожу ободрала, кровь идет. Стой, сейчас перекись достану. Вот та-ак, у киски боли, у собачки боли, а у Нюрочки не боли. Давай, подую. Ф-ф-ф-ф!
  Петр смотрел на ее напряженные спину, шею, затылок, до которых она не позволяла дотрагиваться, и думал: "Девочка моя, да что же с тобой произошло, что ты так от меня шарахаешься?"
  ― Садись, давай чай пить. Ничего не хочешь мне рассказать?
  ― Нет.
  Петр подождал, тишина.
  ― Просто нет и все?
  Анна насупилась и снова промолчала. Петр продолжил мягким и тихим голосом:
  ― Понятно. Я понимаю, что-то было у тебя тяжелое и страшное. Сидит это в тебе глубоко и цепко. Ты пойми, попытайся понять, или просто поверь: чем дольше ты об этом молчишь, тем сложнее будет начать говорить и изгнать это из себя. Я не стану тебя пытать, конечно, нет. Ты все решишь сама. Просто подумай о том, что я, возможно, именно тот человек, который смог бы тебе помочь. Этому есть, по крайней мере, две причины: во-первых, я очень хочу тебе помочь; а во-вторых, я сам врач и у меня под боком полная клиника спецов, мне не представляет труда найти врача нужного. Подумаешь над этим? Конечно, подумаешь, ты же у меня умница.
  ― Да нечего тут рассказывать, Петя. Было насилие, страшное насилие. Осталась жива случайно. Мужиков боюсь как огня. Почему тебе поверила, сама до сих пор не понимаю. Но можешь не беспокоиться, иллюзий насчет тебя не испытываю, обузой не стану. Понимаю, что ничего и не получится: у меня из-за чувства страха, у тебя из-за чувства обыкновенной человеческой брезгливости, что и понятно. Это единственное, к чему я готова теперь всегда.
  Петр, как будто и не услышал всех этих жутких слов, протянул над столом раскрытую ладонь:
  ― Дай мне твою руку, очень прошу тебя, ― попросил он и улыбнулся так, что как бы ни было погано на душе у Анны, после такой улыбки появлялась надежда на то, что не все в этой жизни уже закончилось.
  Она посмотрела на него, на ладонь, снова на него, улыбка едва смутила ее бледные губы. Протянула руку. Петр взял ее, медленно наклонил голову и поцеловал. Анна вздрогнула, но руку не забрала. Петр, прикрыв глаза, потерся об нее щекой. Потом подошел к ней, обогнув стол:
  ─ Пошли, я уложу тебя.
  Анна, измученная ночными происшествиями, заснула. Петр сидел на полу рядом с диваном и гладил Анну по голове и спине, как если бы она была его маленьким заболевшим ребенком. Нежность переполняла его.
  
  
  
  
  ПЯТНИЦА
  
  
  Наутро Лера встала рано, чтобы успеть до собеседования заехать в суд и подать заявление на развод. Поэтому с половины девятого в квартире хозяйничали уже Анна с Надеждой. Дети проснулись, ждали завтрака. Глядя на них, Анна думала, что они хорошо могли бы ужиться в одной семье: Серега, с его рассудительностью и аналитическим складом ума очень хорошо уравновешивал импульсивность и яркую эмоциональность Сонечки. Хорошие детки.
  На Анну ночные лекарства подействовали хорошо, утром она даже поела овсяной каши на воде и, похоже, каша улеглась. Появились какие-то силы, и Анна рискнула выйти со всеми на прогулку.
  
  Первой после обеда, когда детей уложили спать, позвонила Лера. У нее все складывалось по плану: заявление подала, собеседование прошло удачно. Оклад на испытательный срок ей назначили вполне достойный, а через месяц, если всех все устроит, обещали его поднять еще на двадцать процентов. Так что договор был заключен, и в понедельник ее уже ждали на работе. Сегодня вечером предложили прийти на корпоративную вечеринку, познакомиться с сотрудниками в нерабочей обстановке. Так у Леры появилось три часа свободного времени, и она решила просто погулять. Задерживаться вечером долго она не собиралась, планировала в восемь-девять часов вернуться домой. Еще она сказала, что разговаривала по телефону с Машей и собралась поехать к ней на дачу завтра с утра с ночевкой, до воскресного вечера. Соня, конечно, поедет с ней. Если Петр не против, она возьмет с собой и Серегу, только тогда за ними в воскресенье хорошо бы приехать на машине.
  Потом позвонил Петр, спросил, как дела. Порадовался, что Анна ходила на прогулку, и что в обед выпила чашку куриного бульона. Рассказал, что анализ крови вполне сносный, а что гемоглобин низкий, так это они его поднимут. ЭКГ не показала ничего, вызывающего опасения. Так что завтра прием у кардиолога, а заодно: у эндокринолога, маммолога, окулиста, дерматолога. Еще завтра же ей сделают несколько УЗИ и маммографию. Потом засмеялся и сказал, что если Анна считает этот групповой прием недостаточным, то Кеша, со своей стороны, пообещал присоединиться к этой славной бригаде врачей.
  Только Анна собралась прилечь, пока спят дети, раздался следующий звонок. О, нет! Этого звонка она ну никак сейчас не хотела.
  ― Здорово, Вячеслав Романыч!
  ― Привет, Анна Алексеевна! Как поживаешь? ― поприветствовал ее бывший муж.
  ― Хорошо я живу. А ты, извини, по делу звонишь? А то я в кассу стою, и моя очередь скоро подходит.
  ― Ну, тогда я быстро. Просочились новости, что Лера с Сонечкой у тебя. Хотелось бы обсудить ситуацию. Можно я завтра подъеду?
  ― Подъезжай часикам к четырем, поговорим. Раньше я не могу, буду у врача. Приедешь?
  ― Да.
  ― Тогда до завтра, очередь подходит.
  ― Счастливо.
  Уф-ф! Этого разговора все равно было не избежать, пусть все в одну кучу валится. Завтра, так завтра.
  И тут, наконец, Анна провалилась в сон на целых полтора часа!
  
  Петр пришел с работы раньше, чем обещал, и прямо с порога попросил сварить ему кофейку. Голос его был нерадостным, что-то у него явно было не в порядке, но делиться своими новостями с Анной он не спешил. После кофе Анна спросила:
  ― Ну, рассказывай, что у тебя там не в порядке?
  ― С чего ты взяла, Нюрочка? ― попытался увильнуть от ответа Петр.
  ― Ты на себя в зеркало посмотри, тогда поймешь, откуда я это взяла. И потом, дом ― это как раз то самое единственное место, где стоит рассказывать о том, что тебя мучит. Если я и не смогу тебе помочь, то право на сочувствие ведь никто не отменял, верно? Так что там?
  ― Наверное, ты права. Такая неожиданная проблема возникла. Это даже и не на работе. Решили мы с мужиками издавать журнал ― профессиональный, медицинский. Долго к этому шли, но поняли, наконец, что материал набирается, причем достаточно быстро. По нашим подсчетам вышло, что где-то раз в три-четыре месяца может получаться новенький сборник. А если привлечь еще желающих, немного расширить сферу интересов, то можно было бы издавать журналы тематические, но в рамках своего издательства. Так появилась мысль о своем издательстве. Проделали сумасшедшую организационную работу, организовали предприятие, договорились с типографией в Финляндии и много-много всяких мелких проблем решили, но сегодня получили известие, что нанятый нами главный редактор, на котором сходилось все на завершающем этапе организации, свинтила без предупреждения. Вот такая, Нюрочка, лабуда. Поэтому я такой невеселый. Только не пойму, чему ты так радуешься, ― произнес под конец своего рассказа Петр, заметив, что Анна из последних сил пытается скрыть радостное возбуждение.
  ― Я радуюсь, дорогой мой Петечка, потому что могу, наконец, по-настоящему тебе помочь, и понадобится мне для этого минут пятнадцать!
  ― Ты завела в ванной золотую рыбку?
  ― Я ― твоя золотая рыбка!!! ― утвердительно произнесла Анна и, сбегав в спальню, принесла сборник каких-то статей, раскрыла перед Петром последнюю страницу: ― Читай!
  ― Что здесь читать-то?
  ― Кто здесь редактор?
  Петр вгляделся в мелкий текст, прочитал:
  ― Ты?
  ― А-то! И это ― раз. Два ― я когда-то занималась подготовкой сборников и представляю, как это делается. Во всяком случае, как это делалось раньше. Три ― моя старшая дочь Маша, будучи филологом русского языка, имеет как раз практическое представление о современной редакторской деятельности: она помогала Дане, когда он выпускал школьный журнал. И было это два последних года. Если Маша согласится помочь мне на первых порах, а узнать об этом по телефону можно прямо сейчас, и что-то мне подсказывает, что она мне не откажет, то нет у тебя твоей проблемы. Я стану твоим главным редактором и тогда уж, конечно, уйду из театральной кассы! Теперь сделай лицо попроще, а то ты меня пугаешь, ― закончила Анна.
  ― Так это ты меня выручила? ― произнес Петр, делая ударение на каждом слове.
  ― Йес, сэ-эр!
  ― Нюрочка, если это все не шутка.... Но ведь это правда? Правда? Господи, Нюра! Ты себе не представляешь! Ты же нас всех выручила! Теперь же мы с мужиками будем по гроб жизни тебе благодарны! Озолотим!
  ― Почему же не представляю? Представляю. Вот смотрю на тебя и очень даже хорошо себе представляю. И потом, ты знаешь, я очень люблю благодарных мужиков. Они ― моя маленькая слабость. Исчезающий вид, можно в "Красную книгу" заносить. И если у вас там целая компания таких, то берегите себя, ребята. И будь уверен, работа будет сделана хорошо: мне нравится работать с текстами, приводить все в порядок, чтобы все было правильно, красиво, ровно, в срок. Обожаю!
  ― Ты даже не спросила, какая зарплата. Неужели не интересно?
  ― Интересно, Петя, но ты же сам мне скажешь, верно? И потом, судя по твоему смурному виду, вам сейчас придется неслабую неустойку типографии платить. Так что первый журнал я выпущу на общественных началах, а уж вы, благодарные, меня прокормите. Идет? Я только не представляю объем вашего журнала. Не знаю, смогу ли я одна справиться.
  ― Нюрочка, милая моя, умница, ― обнимая Анну, приговаривал Петр, ― мы бы пропали без тебя. Ты сможешь нанять себе помощника. Но в понедельник езжай в свой офис и пиши заявление. Нет! Я поеду в твой офис и отвезу твое заявление. Скажу, что здоровье не позволяет тебе работать по такому графику. Пусть или сразу увольняют, или я им дней через десять больничный принесу, тогда они еще и по нему заплатят. А ты туда вообще не ходи. Но учти, я очень строго буду следить, чтобы на редакторской работе ты не переутомлялась. Если станешь перерабатывать, не видать тебе этой работы. Поняла?
  Анна наслаждалась такой переменой. Она радовалась мысли о том, что помимо оказания существенной и своевременной помощи Петру, она еще и избавилась от комплекса обузы, каковой почему-то себя считала.
  Потом, когда они вышли на прогулку после ужина, Анна рассказала Петру о звонке Вячеслава Романыча и попросила его прийти завтра с работы не позже шести, чтобы оказать ей моральную поддержку.
  Петр согласился и решился, наконец, поднять больную тему для них обоих:
  ― Нюрочка, у меня к тебе разговор о деньгах.
  ― Слушаю внимательно.
  ― Я вижу, что ты очень щепетильна в этом вопросе, и я тебя понимаю: страшно не хочется быть должной. Теперь пойми, пожалуйста, меня. Ты всячески препятствуешь моим тратам на твой дом, на еду, вообще на тебя. Я в каком-то двусмысленном положении: вижу и знаю, что у тебя денег нет, а потратить мои в тех же целях нельзя. Дискриминация получается. Давай договоримся, что я взрослый мальчик и вполне сам отвечаю за свои поступки, в том числе и за те, что связаны с тратой денег.
  ― Действительно, я, похоже, перемудрила с покупкой продуктов. Но что касается всего остального, у меня к тебе просьба: не торопись делать много добрых дел сразу. Острота чувства моего наслаждения при этом снижается. Пусть это будут действительно подарки, пусть проявления твоего внимания не будут обыденными. Я хочу ловить кайф еще и от неожиданности происходящего. Подарки ― это неизведанная мной прежде область отношений с мужчинами. Я хочу вкусить сполна. Понимаешь?
  ― Ладно, ― довольно улыбнулся Петр, ― такой подход к делу мне нравится.
  Потом, задумавшись ненадолго, Анна продолжила:
  ― Но если действительно хорошо пойдет дело с издательством, то вопрос о деньгах вообще можно будет снять, верно?
  
  
  Наступил момент того молчания, которое не тягостно для обоих; это было продолжение общения, только на другом уровне. Анна это общение прервала:
  ― Петь, хочешь, смешную штуку скажу?
  ― Давай.
  ― Я стесняюсь идти к тебе на прием
  ― Здра-а-а-асьте! Приехали! А к Кеше не стесняешься?
  ― Кеша для меня ― только врач, у которого можно осматриваться, с которым можно говорить на самые интимные темы, которому можно задать любой вопрос.
  ― Согласен, с Кешей все ясно. А я?
  ― А ты ― только мужчина. И пока ... пока не стали мы самыми близкими людьми, ты ― чужой мужчина, перед которым оголить грудь ― поступок, требующий определенной смелости, даже нахальства, а у меня и с тем и с тем хреново. Так что завтра со мной поделикатнее, ладно?
  ― Ясно, как все у тебя непросто. Нам сегодня что-то мешает стать ближе?
  ― Да. Ну, посуди сам. Во-первых, я очень хочу дождаться Леру, узнать о ее новостях и впечатлениях, обсудить ее поездку к Маше. Кстати, забыла тебе сказать. Она завтра собирается на два дня поехать к Маше на дачу с Сонечкой. Если ты не против, она бы взяла и Серегу, но тогда вечером в воскресенье их хорошо бы забрать с дачи на машине, а то в электричке с двумя детьми ей будет тяжело. Съездим? Познакомишься, о редакторстве поговорим, об издательстве. Дача под Сиверской, недалеко. Как ты?
  ― Нет вопросов, конечно, съездим. Только продолжи, пожалуйста, свои пояснения по поводу того, почему ты не пойдешь сегодня ко мне.
  ― Хорошо. Во-вторых, еще мои мозги забиты мыслями о приеме у ста двадцати пяти врачей, к которым ты меня записал, о куче всяких УЗИ, маммографии. Я же не хожу по врачам, Петя! Такой аккордный прием сильно щекочет мои натруженные нервы, а к тебе в дом я хочу прийти без этих тараканов в голове. Но и это еще не все. Завтрашняя встреча с Вячеславом Романычем меня тоже тревожит. Если он просто хочет узнать, что и как произошло, это одно. А если он придет как казачок засланный от Максима, это другое. Так что ты обязательно часам к шести подойди, не опаздывай. Лучше раньше, чем позже, я очень надеюсь на твою поддержку. И потом, как-никак, я собираюсь ему тебя предъявить как факт, все предыдущие годы нашей с ним раздельной жизни он не видел рядом со мной ни одного претендента. Представь себе, для меня это волнительно.
  Петр спросил:
  ― А как бы ты хотела, чтобы я себя вел при твоем бывшем?
  ― Из меня актриса никудышняя, спектакль разыгрывать не будем. Веди себя так, как хочешь себя вести, вот и все.
  Тут Анна резко остановилась, вложила свои ладони в его, и голосом, полным затаенного глубокого смысла, заговорила снова:
  ― Зато завтра, после клиники и после разговора с Вячеславом Романычем мы пойдем к тебе, и уж там, дорогой Петр Андреич, ты будешь очень-очень стараться. Ответственным по подготовке к этому эпохальному событию я назначаю тебя. Возможно, я буду вести себя неправильно. Но я не хочу даже думать об этом. Ты будешь у нас главнокомандующий, решать все будешь ты. Я надеюсь на твой опыт, интуицию, благоразумие. Хотя немного страшно, если честно. Сам понимаешь, навыки ― утрачены, знания ― утеряны, ощущения ― забыты. Тебе придется учить меня всему с нуля. И делать это ты будешь медленно и долго.
  ― Задачу понял, роль главного мне нравится. Можно начать подготовку?
  ― Готовься, дорогой, хорошо готовься.
  ― Смотри, если что, звоните мне в любое время, не раздумывайте. Прилечу в один миг.
  
  Дома Петр отварил креветок, накрошил салату из свежих овощей, выудил из банки последние пять штук крупных черных маслин, своих любимых. Он еще сам не понимал, что же это будет за подготовка, но знал, что и сам хочет чего-то необычного. Вспомнил, что когда вчера Анна осматривала его квартиру, ей были интересны все мелочи, но в спальню она даже не заглянула. "Почему? Чего-то боялась? Не хотела ассоциаций? Ладно, это потом, ― размышлял Петр. ― Чего бы такого придумать, чтобы она поняла, насколько мне важны ее ощущения, насколько я ценю ее доверие. Не хочу я, чтобы ей в голову мысль пришла, что она просто очередная. Она действительно дорога мне, и я хочу это подчеркнуть завтра вечером. Позвоню-ка Кеше".
  ― Кеша, привет, консультация нужна.
  ― У тебя проблемы по части гинекологии? ― смеясь, спросил он.
  ― Да, ладно тебе ржать, слушай. Вскоре, как ты понимаешь, у нас с Анной Алексеевной должно свершиться то, что должно свершиться, я хочу быть к этому готовым.
  ― Это ты-то не готов? Я думал, ты беспрерывно только этим и занимаешься, ― снова хохотнул Кеша.
  ― Почему я терплю твои выходки? Я ― о другом. Подумал, что если уж она решила прервать свое шестнадцатилетнее воздержание, значит, для нее это очень серьезный шаг. Я хочу подарить ей что-то такое непростое, чтобы показать, что этот шаг ценю. Одновременно мне хотелось бы, чтобы она поняла, что близкие отношения с ней ― очень серьезно и для меня. Усек, циник? Что можно подарить?
  ― Петька, а ты философ, уважаю! Думаю, такое событие ― отличный повод, чтобы золото подарить.
  ― Думаешь?
  ― Да.
  ― Ну, наверное, ты прав. Мотану-ка я сейчас куда-нибудь поглядеть.
  ― Хочу еще добавить, Петя. Совет хочу дать, который ты у меня и не просил вовсе.
  Береги ее, подступай к ней медленно, без натиска и пролетарской ненависти. Какая-нибудь женщина может и любит, когда ее берут штурмом, но это однозначно не ваш вариант.
  ― Разберемся...
  
  
  
  Был двенадцатый час ночи, а Петр все сидел на слегка освещенной кухне перед раскрытой черной бархатной коробочкой. В ней благородно мерцало бриллиантами кольцо, которое сразу понравилось Петру, как только он подошел к витрине. На его взгляд, оно очень подходило Анне, ― изящное вплетение одного овала в другой, с двумя бриллиантами рядом покрупнее и небольшой россыпью крошки вокруг. Кольцо не выглядело чрезмерно роскошным, в нем были стиль и достоинство. Даже и символичны были два одинаковых бриллианта рядышком. Но купить ― полдела. Следующая задача представлялась ему более сложной: как это кольцо преподнести, чтобы Анна его с радостью взяла. Тогда он решил позвонить еще и в Прагу:
  ― Мама, мне с тобой посоветоваться надо.
  ― Дожили, с чего бы это? Сколько лет тебе, помнишь?
  ― Да при чем тут это? Понимаешь, я думаю, что ты лучше меня сможешь понять мотивы поступков Анны и подскажешь мне, как лучше поступить, чтобы ее не обидеть.
  ― Валяй, выкладывай.
  ― Только не перебивай. Она ― бедная женщина. Бедная ― в смысле очень у нее с деньгами фигово. Пенсию свою она называет денежным оскорблением, ее хватает только на квартплату и всю остальную хренотень. Вынуждена работать, но зарплата такая, что тоже не разбежишься. Мама, я видел ее холодильник, когда был там в первый раз, был там неожиданно. Там только сливки для кофе и хлеб. И это все. Теперь, когда я там бываю, в холодильнике погуще, но это означает, что она урезает себя в чем-то другом. У нее нет ни одного золотого украшения, ни одного. Вот сейчас я сижу перед бархатной коробочкой с подарком для нее, но даже не представляю, как этот подарок ей подарить, чтобы она обрадовалась, а не испугалась и не замкнулась. Она не носит золота, говоря, что у нее на него аллергия. Бред! Денег от меня она не берет и не позволяет усердствовать в тратах. Пытается придерживаться паритета. Хотя сегодня прояснилась одна интересная ситуация. Оказалось, что она ко всему еще и женщина умная, сможет возглавить наше издательство. Поэтому с деньгами, надеюсь, вопрос скоро сам по себе отпадет. Но мне просто необходимо, чтобы она брала деньги от меня. Я должен и в этом смысле ощущать себя мужчиной ― главным и единственным, а не просто партнером. Парадокс. Совсем еще недавно я не знал, как справиться со своими жадными до денег молодыми подружками. А теперь не знаю, как поступить, чтобы женщина согласилась принять от меня помощь.
  ― А сама-то она что говорит?
  ― Говорит, что иначе она не может, и все. Как стена.
  ― Знаешь, Петь, за эту неделю ты звонишь мне уже не первый раз. Я примерно представляю, какая она, твоя Анна, но у меня не было с ней ни одного прямого контакта. Поэтому все, что скажу, только на уровне приблизительных предположений. Я, Петя, психолог, а не экстрасенс. Примерно так я понимаю причину ее непростого поведения. Она до смерти боится тебя потерять. Причем не просто потерять, а того, что ты бросишь ее. Поэтому и старается выстраивать свою жизнь так, будто готова к такому повороту событий каждый день. Она хочет создать такое положение вещей, чтобы если ты надумаешь ее оставить, тебя связывало бы с ней как можно меньше. Чтобы ты смог уйти от нее без потерь для себя. Она боится привыкнуть к тебе, потому что считает, что тогда не вынесет боли, если ты отвернешься. Она очень любит тебя, но считает возможным, что ты оборвешь это ее запоздалое счастье. По какой-то причине она считает себя недостойной тебя. Это все, сын. Как с этим жить, можешь решить только ты. Могу сказать одно: в ее жизни было что-то очень страшное, тяжелое, с чем она не смогла справиться, а просто затолкнула в себя поглубже. Привези ее ко мне. Может, ей нужно, чтобы было кому поплакать вместе с ней? Я поплачу, если это поможет.
  
  
  
  СУББОТА
  
  Ровно в назначенный час медсестра выглянула из кабинета:
  ― Анна Алексеевна? Проходите, пожалуйста!
  Войдя в кабинет, Анна услышала:
  ― Петр Андреевич, я выскочу на полчаса, ладно?
  ― Выскочи, выскочи ...
  И уже повернувшись к Анне и улыбаясь, проговорил:
  ― Присаживайтесь, Анна Алексеевна. Как себя чувствуете, как ощущения, беспокоит ли что-нибудь?
  ― Единственное, что меня беспокоит, зачем ты спровадил медсестру из кабинета?
  ― Не злись, Нюрочка. Я знал, что ты будешь стесняться и захочешь, чтобы этому стеснению не оказалось свидетелей. Я прав?
  ― Конечно, прав. Но я действительно стесняюсь в этой идиотской ситуации. Пожалуйста, не испытывай моего терпения, послушай меня, а потом уже все мне про меня расскажешь. Ты не против?
  ― Иди за ширмочку, раздевайся.
  Обнаженная по пояс, Анна стояла за ширмой одна, но ощущение у нее было такое, будто она на сцену вышла в таком виде, при переполненном зале. Она слышала, как Петр помыл руки, отмотал бумажное полотенце, шагнул к ширме. Анна стояла, повернувшись к нему спиной, мелко подрагивая, и еле слышно дышала.
  ― Хорошо, ― проговорил Петр неожиданно охрипшим голосом и прокашлялся, ― начнем со спины. Дышите, глубоко вдохните и задержите дыхание, дышите, не дышите, дышите, не дышите, хорошо, повернитесь.
  Анна повернулась с зажмуренными глазами и закусив губу.
  ― Анна Алексеевна, расслабьтесь, а то снова придется ЭКГ делать. Грудь у вас красивая, я уже начинаю завидовать маммологу, ― и шепнул ей, улыбаясь, ― ну, Гюльчитай, открой глазки.
  Анна открыла глаза, краска залила ее лицо и шею.
  ― Умничка, к твоему сердцу ― никаких претензий. Одевайся, садись к столу, все тебе расскажу.
  Недлинный разговор он завершил перечислением всего, что ей предстояло сделать в клинике сегодня. Провожая ее к двери, успел на ухо шепнуть:
  ― Когда я слушал тебя, то был не только врачом, а еще и о-го-го каким мужчиной!
  Анна обернулась к нему, моментально вспыхнув. Петр погладил ее по руке и добавил:
  ― Если то же самое почувствует маммолог, и я об этом узнаю, убью сразу.
  Анна хохотнула и пошла искать кабинет УЗИ.
  
  К обеду Анна уже вернулась домой. Необычной теперь была тишина в доме. Лера с детьми уехала к Маше, у Надежды было два выходных дня. Надо было перекусить слегка и посмотреть, чем угостить Вячеслава Романыча.
  Хлопоча на кухне, Анна с благодарностью вспоминала о Петре: "Какой он все-таки молодец, как он сорганизовал все эти приемы один за другим. И врачи все такие деликатные, но рот у всех на замке, мне ничего про меня не сказали. Так только, общие фразы вроде того, что все в порядке или все хорошо".
  В четыре часа стол был уже накрыт. Прозвенел звонок.
  ― Ну, проходи, Вячеслав Романыч. Ноги вытирай, переобуваться не надо. Давай на кухню. Перекусишь?
  ― А это смотря чего.
  ― Я же готовилась тебя встретить. Так что, все съедобно: водка холодненькая, вот овощи, мясная нарезка, рыбка горячего копчения. Есть горячая картошка отварная.
  ― Ну, если ты настаиваешь ....
  ― Да я всегда настаиваю.
  ― Ты вторую-то рюмку для себя забыла, что ли? Совсем состарилась?
  ― Я просто лечусь сейчас, Слава, совсем алкоголю нельзя.
  ― Серьезное что-нибудь?
  ― Размечтался!
  ― Фу-ты, ну-ты! Я о ней беспокоюсь, а она мне ― размечтался!
  ― Ладно, проехали. Насчет "беспокоиться" фразу хорошую прочитала у кого-то: "Обо мне не надо беспокоиться. Обо мне надо заботиться. Причем так заботиться, чтобы я не беспокоилась".
  ― А о нас-то, мужиках, кто побеспокоится? Слушай, вот как пришел, смотрю на тебя и не пойму ― изменилась ты как-то.
  ― Как?
  ― И не знаю, другая стала. Ты часом не замуж вышла?
  ― Слушай, мы вроде не обо мне собрались поговорить.
  ― Да ладно, не кипятись, уж и спросить ничего нельзя. Давай выпьем лучше. Чтобы ты была здорова и по пустякам не нервничала.
  ― Выпей, выпей, я просто к твоему пожеланию присоединяюсь. А я тебе пока расскажу про Леру, что знаю. Лере надоели психозы мужа, тем более, что все его буйство происходило при Соне. Она все видит, плачет, он не дает ее успокаивать, сам орет, все рвет, крушит. Ты знаешь, что Лера его в ментовку сдавала? Его из дома под белы руки уводили до утра. Сегодня он орет, чтобы она выматывалась, а завтра в ногах валяется, плачет, прощения просит. Теперь еще не работает. Пошел он .... Ну, ты понял. Вчера она подала заявление в суд на развод. Сообщила ли она об этом ему, не знаю. Мне наплевать.
  ― Может, стоит его простить еще раз?
  В замке повернулся ключ.
  ― Кто это?
  ― Сиди, сейчас познакомлю. Будет, с кем выпить за мое здоровье.
  ― Ну-ну ....
  Анна пошла встретить Петра, подставила щеку для поцелуя.
  ― Мой руки, сейчас вас познакомлю. Стул прихвати, пожалуйста, из комнаты.
  ― Знакомьтесь: Вячеслав ― мой бывший муж, Петр ― мой нынешний сердечный друг. Предлагаю на "ты". Горячей картошечки кому? Петь, водки выпьешь со Славой? Предлагаю за мое здоровье.
  В наступившей паузе Анна продолжила свой монолог, прерванный приходом Петра:
  ― Мы с тобой, ― и указала пальцем на Вячеслава Михайловича, ― остановились на твоей идее "простить еще раз". Зачем? Ради чего? Лера на оба эти вопроса отвечает однозначно "незачем" и "не для чего". Есть такая притча:
  "Два мужика разговаривают:
  ― Да прости ты меня, мужик.
  ― Возьми мой стакан.
  ― Зачем?
  ― Возьми.
  ― Взял.
  ― Теперь урони его.
  ― Уронил.
  ― Что со стаканом?
  ― Разбился.
  ― Проси у меня прощения.
  ― Прости, мужик.
  ― Хорошо, прощаю. А теперь посмотри, стал ли стакан целым".
  
  ― Н-да, ― почесал затылок Вячеслав Романыч, ― а Лера мне про милицию не рассказывала ничего.
  ― Наверное, у нее не было уверенности, что ты бросишь все и ринешься ей помогать.
  ― Да, ладно тебе. Меня могло и в городе не быть.
  ― Я об этом и говорю: когда ты нужен, ты всегда оказываешься вне пределов досягаемости. Но это уже не про Леру. Прости, Вячеслав Романыч, ничего личного. А ты захотел сам разобраться, или тебя Максим лазутчиком заслал?
  ― Да, сам ....
  
  В продолжение всего разговора Петр все с большим интересом и удивлением поглядывал на Анну. Как только наступал момент, когда он намеревался вставить свою реплику, она это чувствовала и клала руку ему на плечо или на колено, и Петру оставалось только наблюдать.
  ― Кофейку сварить? ― спросила Анна.
  ― А можно еще водки сначала? ― вырвалось у Славы.
  ― Действительно, чего-то ты, Анна, гостя торопишь. Давай, Слава, наливай. Вот, хорошо, закусывай. А теперь можно и по кофейку. Но и водку, Нюрочка, не убирай.
  ― Анна Алексеевна, а покурить-то у тебя можно? ― спросил Слава.
  ― Кури здесь, ― ответила Анна. Потом обратилась к Петру: ― Петь, дорогой, форточку открой, пожалуйста.
  ― О, а меня ты что-то дорогим не называла.
  ― Думаю, ты им не был, уж прости.
  Кофе прошел за легким общим разговором. Вскоре гость засобирался и ушел. Пока Анна с Петром загружали посуду в посудомоечную машину, Петр прокомментировал то, что услышал:
  ― Мне понравилось, как ты меня назвала ― мой нынешний сердечный друг. Но какая, однако, ты можешь быть жесткая!
  Анна ответила:
  ― Смотри, не нарывайся, я еще и поколотить могу.
  ― А я и не против. Я ― за активных женщин.
  ― Ладно, любитель активных женщин, ты поручение по подготовке сегодняшнего вечера выполнил?
  ― Обижаете недоверием, мэм, я взял еще и повышенные обязательства, и с ними справился тоже.
  ― И что мы тогда тут делаем?
  
  
  
  Анна раскладывала на тарелке кусочки ананаса и клубнику. Волосы ее еще не окончательно высохли после душа. В кухню вошел Петр:
  ― Нюрочка, важная просьба у меня к тебе есть. Можно?
  ― Если только ты ее не очень долго будешь излагать.
  ― Да-да. Я хочу, чтобы ты знала, что мне нравится, что мне необходимо, чтобы чувствовать себя комфортно в одном доме с тобой. И хотел бы услышать о чем-то подобном от тебя.
  ― Как-то запутанно. Можно почетче?
  ― Я ― человек, которому очень важны тактильные ощущения, прикосновения, ― Петр подошел, и все дальнейшие слова сопровождал соответствующими действиями, ― говоришь со мной, возьми меня за руку; проходишь мимо, прикоснись, погладь по спине; сидишь со мной рядом, прижмись ко мне, положи руку на колено. Я понятно излагаю?
  Анна кивнула, нервно сглотнув, нож выпал у нее из рук. Петр спросил:
  ― Тебя это не затруднит?
  ― Ой, Петь, какой ты молодец, что сказал это.... Мне так хотелось этого самой, чтобы ощущать ― вот он, рядом, настоящий, живой, родной! Но я боялась, что тебе это не понравится, и ты будешь сторониться меня, что ли. Скажешь, что "телячьи нежности" или вроде того.
  Анна подошла к Петру и с облегчением положила голову ему на грудь, отведя назад испачканные клубникой руки, и сказала тихо:
  ― Мне самой этого очень не хватало в жизни, всю мою жизнь не хватало. Я даже привыкла засыпать, обнимая себя. Дурдом, верно?
  Приподняв голову, она продолжила:
  ― Я думаю, что иногда перед сном, перед нашим с тобой сном, будет здорово, если мы сначала потанцуем под замечательную медленную музыку. А?
  Петя нежно обнял ее, облизнул клубничные пальчики, прижал к себе и, уткнувшись лицом в ее волосы, прошептал:
  ― Найди такую музыку, а я открою шампанское.
  Когда он вошел в спальню с двумя наполненными бокалами, из компьютера лилась чарующая мелодия, постель была расстелена. Анна, в ожидании его, прикрыв глаза, двигалась босиком медленно, в такт музыке, заложив руки за голову. Он подошел:
  ― Шампанское?
  ― О, да, сэр ....
  Обнимая и целуя ее, Петр думал о том, как замечательно сложилось все на самом деле: и что их первая ночь будет действительно ночью любви, и что они успели многое узнать друг о друге. Он надеялся, что у него получится доставить радость желанной женщине.
  Петр протянул руки, чтобы снять с Анны полотенце. Она на мгновение приостановила его и тихо произнесла:
  ― Если я пожалею о своем решении, прости меня, если сможешь.
  Он нежно отвел ее руки, полотенце упало на пол.
  ― Ух ты! Анечка, да ты же леопардик! Боже, прелесть какая...
  Потом привлек ее к себе, погладил спину, плечи и добавил шепотом:
  ― Ты ни о чем не пожалеешь, девочка моя, и это ― мое решение.
  Анна, зная свою неприглядную историю сексуальных отношений, не была столь оптимистична, но готова была идти на риск. Последнее, о чем она успела подумать перед тем, как горячий и сладкий вихрь заглушил все ее мысли: "Если даже будет очень больно, я согласна терпеть, если этой боли будет предшествовать такая вот прелюдия".
  
  
  НОЧЬ С СУББОТЫ НА ВОСКРЕСЕНЬЕ
  
  Тихой летней ночью двое счастливых людей лежали в постели.
  Женщина спала, прижавшись к спине мужчины, и крепко обнимала его. На безымянном пальце мерцало двумя бриллиантами изящное кольцо. Ей можно простить этот сон: такой одуряющий своей нежностью секс после шестнадцатилетнего перерыва не оставил у нее ни капли сил.
  Мужчина же не спал. Крепкие объятия женщины не давали ему возможности пошевелиться, чтобы не разбудить ее, а нарушить ее сон он не хотел. Он лежал и думал о том, как прекрасен был этот секс, в котором неискушенная в любовно-постельных тонкостях, немолодая уже женщина вела себя настолько открыто и искренне, что заставила его забыть о разных мудреных ухищрениях, и он просто любил ее без памяти. Он благодарил Бога за эту нежданную, поглотившую его любовь. За то, что рядом с ним поселилась эта чистая и добрая душа, что теперь у него в жизни есть родная женщина, которую он готов защищать, любить и баловать.
  
  
  
  От резкого звонка мобильного телефона рядом с кассой Анна вздрогнула и ... проснулась. Лихорадочно посмотрела на дату и время на мониторе: проспала она всего ничего, минут пять-шесть. "Это ж надо, сколько всего приснилось! Дела-а-а...". Машинально взглянула на витрину цветочного магазина. Около нее никого не было. Анна тяжело вздохнула и начала собираться домой.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"