Аннотация: Мистика, вкравшаяся в непредвиденные приключения одного пенджабца.
Саргун наружу
Небольшое пояснение от автора.
Главный герой исповедует сикхизм - это довольно молодая религия. Довольно важным обстоятельством является то, что каждому сикху мужского пола добавляется фамилия "Сигх". Чтобы не было путаницы с именами.
Пока все были дома
Белая простыня, с огромными и страшными складками становилась всё больше и приближалась всё ближе. Возможно, он на неё падал, но выглядело всё так, словно двигалась простыня. Вот она коснулась щеки, и возникло ощущение, словно глаз медленно, но неуклонно вылезает из орбиты. Она была так горяча, что оставляла на теле ожоги.
Вегадаршин открыл глаза и тяжело вздохнул. Этот сон снился ему в последние дни так часто, что он даже перестал просыпаться от своего собственного рывка в попытке спрыгнуть с кровати. Вегадаршин заложил руки за голову и, закрыв глаза, попытался определить причины этих навязчивых и неизменных снов. Несомненно, начались они после той болезни, во время которой он лежал на этой же кровати, чувствуя, как от жара горят все кости в теле. Лихорадка Денге. А голова, которую словно засунули между двух жерновов, без устали напоминала, что высохшие кости уже потрескивают, как поленья, и как бы они не загорелись. Голова тогда плохо работала. В пике жара он терял сознание и ничего не помнил, но мать говорила, что он пытался подняться и сорвать с постели простыню.
Мысли, как воды недавнего муссона, хлынули в другом направлении, проложенном болезнью, но Вегадаршин решил, что думать о болезни - значит напоминать ей о себе и заставил себя остановиться. Даже открыл глаза и уставился в потолок. Ночь была в самом разгаре, но вскоре темнота перестала казаться такой уж непроглядной. В углу Вегадаршин разглядел тонкий "водоносный" кувшин, которым по прямому назначению они пользовались много лет назад, когда ещё не жили в многоэтажном доме. Правее кувшина чёрным скелетом стоял рабочий стол отца - изящный и просторный. Стол был рабочим, но рядом с ним некрасиво и неуместно торчали два полукресла - вчера они с матерью здесь обедали. Полукресла, кстати были жёлтые, но света этим совсем не прибавляли. Ещё одно полукресло-асана - стояло возле его кровати. Вот оно не уступало по возрасту столу и неплохо к нему подходило. На его спинке висела его феска, садра и чалма, а на сиденье расположились кангха (гребень) и кирпан (кинжал). Вместо браслета-кары Вегадаршин давно носил широкий браслет, внутри которого прятался циферблат часов.
Раздумывая обо всех этих предметах, Вегадаршин перевёл взгляд на дверной портал в соседнюю комнату - в ней спала мать. Другую комнату заслоняла чернота, разве что возле самой арки что-то поблескивало. Вегадаршин продолжал вглядываться, пока наконец не понял, что это глаз, уставившийся на него. Индиец даже отшатнулся в изумлении - таких больших глаз он ещё никогда не видел. Лицо было повёрнуто к нему в профиль, но рассмотреть черты Вегадаршин не смог. Лицо исчезло и послышался шорох. Вегадаршин мигом соскочил с кровати и схватил со стула кирпан. Кинжал, хоть и в достаточной мере символический, был остёр и опасен, а пользоваться им по прямому назначению индийцу уже приходилось. Вегадаршин ворвался во вторую комнату и, рассмотрев фигуру в какой-то широкой одежде, метнулся к ней. От шума проснулась мать, и послышался её голос. Вегадаршин схватил преследователя за плечо и попытался развернуть его к себе, но не успел.
- Не надо! - взвизгнул тот каким-то знакомым голосом. В этот момент нападающий рассмотрел часть его лица. Оно было необыкновенно уродливо: правая половина была жирной, раздутой какой-то отвратительной и смутно знакомой полнотой, на ней чернел огромный глаз, который медленно моргнул. Левая часть - столь черна, что рассмотреть её было нереально.
- Пусти, - зашептал вор.
- Кто здесь? - спросила мать.
Вегадаршин на миг растерялся, придумывая, что сказать и в этот момент вор рванулся, пытаясь вырваться. Индиец не разжал руки, но оступился и куда-то упал, продолжая держаться за одежду незнакомца.
Первая ночь
Вокруг была ночь. Холодный ветер раздувал волосы и посыпал песком лицо. Вегадаршин поднялся с некоторым трудом - от ночного холода руки и ноги онемели - и осмотрелся. Над головой было чёрное, укутанное полосами туч небо, сквозь прорехи светили звёзды. Всю эту мешанину периодически закрывали колыхающиеся от ветра листья пальм. По сторонам из песка торчало с десяток таких же пальм, но в основном местность была покрыта низкорослым кустарником. Дальше была чёрная пустота. Индиец нагнулся и набрал горсть песка. Вокруг была пустыня, сомнений в этом не возникало. Пенджаб, по которому Вегадаршин много раз путешествовал, пересекался с пустыней Тар и выглядела она так же. Хорошо, что не в солончаке оказался.
Вегадаршин переминался с ноги на ногу. Ветер бил по нему холодом и колючей пылью, а индиец был в одних коротких штанах-качхх. Можно было попробовать взобраться на пальму и сорвать с неё пару листов, но Вегадаршин сомневался, что сможет проделать это в темноте.
Уходить с этого места ему не хотелось, ведь здесь могли остаться следы того, как он здесь оказался. Поэтому Вегадаршин отыскал ближайшие заросли погуще и забрался в них, обдираясь о сухие ветки. Внутри оказалось ненамного теплее, но возникла иллюзия защиты от ветра. Усевшись на песок, индиец сжался в комок и обхватил руками колени, стараясь согреться. Оставалось ждать утра, но засыпать Вегадаршин не собирался. Стоило посвятить это время медитации, но индиец решил, что для молитвы времени ещё останется предостаточно, поэтому принялся разводить костёр. Кусты вокруг были на удивление прочны, и пришлось довольно долго пилить их кинжалом, чтобы набрать топлива. Когда в убежище была натаскана приличная груда, оставалось только добыть огонь. Камней здесь не нашлось, спичек у индийца не было. Всё его имущество составляли качхх, кирпан и часы-кара. Связав в пук несколько сухих прутьев, Вегадаршин снял часы и нацепил их на него, а затем затянул насколько возможно туго. Затем, схватившись за край браслета начал проворачивать часы, словно стараясь закрутить их поплотней вокруг рулона. Прежде, чем браслет раскалился, а рулон вспыхнул, Вегадаршину тепло было особенно ни к чему - ему и так стало жарко. Однако костёр всё же был разведён, а вокруг него индиец сделал небольшую песчаную кайму, чтобы пламя не перекинулось на заросли.
Согревшись, индиец принялся размышлять, как его сюда занесло. Пустыня была несомненно Тар и, вероятно... Вероятно, у того странного вора были напарники, один из которых оглушил его, а затем они притащили его сюда - умирать. Индиец ощупал голову, но никаких ушибов не обнаружил.
Вообще чувствовал он себя странно опустошённым. Разглядывая ладони, он заметил, что они стали чем-то отличаться. Сикх был левшой, но теперь ему показалось, что правая рука стала менее чувствительной и более плотной. Во всём теле теперь пульсировала какая-то пустая и ленивая сила, которой последовательный сикх раньше не замечал.
Вдруг откуда-то справа послышался шорох. Вегадаршин замер, прислушиваясь. Звук не повторился. Тогда он осторожно и бесшумно выполз наружу и осмотрелся. Ночь ещё не закончилась, а костёр почти не давал света из зарослей. Вглядываясь в темноту, Сикх вздрогнул, вспоминая, как дома увидел то лицо в дверях и жуткий глаз. Тут же из темноты выплыло белое лицо. От неожиданности индиец начал пятиться. Лицо было совсем белое или может быть жёлтое, с чёрными провалами вместо глаз и рта. Оно двигалось у самой земли и сильно кренилось на бок, словно голова не могла держаться на шее. И вот оно начало стремительно приближаться. Вегадаршин присел на корточки и, выхватив кирпан, принял боевую стойку, одновременно набрав в свободную ладонь горсть песка. Лицо продолжало двигаться всё на той же высоте. Вот ближе. Ещё. Когда индиец уже замахнулся ножом, перед ним, на свет вскочило небольшое, чёрное животное, с пушистым, вертикально стоящим хвостом, на котором красовались белые пятна, точь-в-точь человеческое лицо. Само животное телосложением напоминало мангусту. Оно распушило хвост, и раскрыло маленькую пасть.
"Интересно, кто из нас более голоден" - подумал Вегадаршин и выпрямился. Зверёк отступил и фыркнул. Пожалуй, поймать эту шуструю тварь голыми руками не удастся. Сикх отвернулся от мангуста-пугальщика и забрался в заросли. Снаружи всё ещё слышалось ворчание, но Вегадаршин перестал обращать на это внимание. Когда-то ему мешала спать сигнализация старого соседского грузовичка, начинавшая завывать с наступлением ночи, но он смог привыкнуть. По сравнению с тем шакальим пением это негромкое ворчание за стеной из кустов напоминало убаюкивающий плеск волн Ганга. Наконец индиец согрелся и задремал, свернувшись на песке.
День первый
Костёр давно погас, и только где-то в недрах золы можно было обнаружить тёплые угли. Ночь перешла в хмурые предрассветные сумерки. Вегадаршин выбрался из своего убежища и потянулся, чувствуя, как затекло всё тело. Стало достаточно светло, и он сразу заметил обширный чёрный предмет, валяющийся на песке совсем недалеко.
Через минуту предмет был рассмотрен вблизи. Это оказался просторный и очень странно сшитый балахон. Дорогая и мягкая ткань с смутно различимым рисунком, изящная окантовка рукавов и громадного капюшона. Внешних карманов у балахона не было, зато внутренних оказалось очень много: и с краёв капюшона, и в районе груди, у самых ног и даже в рукавах. Рукава были специально чересчур широки - чтобы, не снимая балахон, можно было добраться до внутренних карманов. В одном из рукавов индиец нашёл ножны для короткого ножа и тонкий ремешок, в другом - стеклянные бусы, в кармане при капюшоне обнаружился кусок мягкой кожи. Наконец, из кармана в рукаве Вегадаршин вынул свёрток, с дюжиной готовых скруток бетеля, одну из которых он тут же засунул за щёку.
Когда новый порыв ветра снова сдул волосы на лицо, индиец решил поторопиться и надеть балахон. Несмотря на то, что эта одежда была ему велика, влезть в неё оказалось непросто. Один из рукавов был гораздо шире другого и пришит значительно ниже плеча индийца, а капюшон был так просторен, что туда могла бы поместиться ещё одна голова, а то и две. Когда Вегадаршин попытался накинуть его на голову, капюшон накрыл её целиком, и пришлось потратить время, чтобы выбраться наружу. Подол балахона на одной стороне был нормальной длины, зато на другой - едва достигал щиколотки. "Хозяин этих одежд был очень умён, с такой головой" - подумал Вегадаршин. "Одна рука у него росла из середины туловища и была куда больше другой, а ноги - разной длины" -
с этими мыслями он постарался определить направление начала своего пути. Первые лучи солнца уже загорались вдалеке - на востоке. Если он находится в Тар - а это наиболее вероятно, то она окружена с трёх сторон тремя штатами: с севера - Пенджабом, с юго-запада - Раджастханом, с юга - Гуджаратом. На северо-востоке уже Пакистан, а туда индийцу идти не хотелось. Тогда он, поразмышляв немного, направился прямиком в сторону уже начинавшего слабо розоветь рассвета.
Солнце уже стояло высоко над головой, но местность вокруг сильно изменилась. Кусты и акации пропали из виду и начались песчаники. Горизонт оказался переполнен барханами, изредка поросшими островками жесткотравья. Вскоре индиец не смог двигаться дальше - идти босиком по дымящемуся песку стало невозможно. Усевшись кулём прямо на песок, Вегадаршин достал кирпан и отрезал кусок от капюшона, а потом разрезал его на две половины. Материи оказалось достаточно, чтобы кое-как обмотать ступни. Да и капюшон теперь можно было накинуть, хотя он всё равно остался слишком просторным. С трудом поднявшись, Вегадаршин продолжил свой путь.
Индиец шёл весь день до самой темноты, делая небольшие перерывы, чтобы отдышаться от жары и песочной крошки, бившей в лицо и сжевать ещё одну порцию бетеля.
Ночью началась песчаная буря. Вегадаршин сидел, скорчившись, закутавшись в балахон, спрятав руки в глубине рукавов и закрыв лицо капюшоном. Осталась одна порция бетеля, но индиец не решался её начать, ведь цель пути оставалась, видимо, всё так же далека.
Песок шуршал по толстой ткани балахона и не давал успокоиться, временами напоминая предупреждающий голос кобры. В этот раз ему не оставалось ничего, кроме медитации. Ночь тянулась мертвецки медленно.
Путь с препятствиями
Проснувшись от холода, он попытался пошевелиться, но это удалось с большим трудом. Руками почти не удавалось пошевелить. К тому же ничего не было видно, потому что капюшон плотно закрыл лицо. Ноги так затекли, что разлепить их было невозможно. Сикх дёрнулся и почувствовал, что всё вокруг будто бы покачнулось. Знакомый звук вызвал нервную дрожь. Вокруг осыпался песок. Дернув головой, сикх почувствовал, что она ещё на свободе - сквозь отодвинувшуюся складку по подбородку полыхнул горячий ветерок.
"Через пару часов солнце будет печь в полную силу", - подумал сикх. "А я превращусь в кусок запеченного мяса". Мысль висела в голове совершенно спокойно, но страх уже был готов замедлить кровь в жилах и подавить остатки рассудка. Даже дышать стало труднее.
Не давая панике завладеть собой, сикх принялся извиваться в песке, стараясь выползти наверх. Но песок неутомимо засыпал его заново и какого-то заметного результата сикх не добился. Однако от движений кровь по жилам побежала быстрей и удалось выпрямить ноги. Попытавшись встать, Вегадаршин понял, что песок слишком сильно придавил балахон. Если бы удалось освободить руки, он бы постарался выбраться из балахона и выползти наверх, но руки были спутаны тканью, и рассчитывать на их помощь было нельзя.
Встать не удалось, тогда он начал изгибаясь всем телом и используя ноги ползти вперёд. Левую ногу вскоре свело, зато правая была в порядке. Разрывая ногой песок, он вдруг почувствовал, голенью ветер. Остановился. Теперь на грудь давило не так сильно и стоило попытаться высвободить руку. Рванул одновременно обе. Левую связала боль - видимо он её вывернул. Зато правая рука с готовностью взмыла вверх, да с такой силой, что пальцы вонзились под подбородок. Ворот балахона был довольно широк и вскоре сикх высунулся из него по плечо, отодвинув люк капюшона.
Голова и рука были на свободе. Сикх огляделся - оказалось, засыпало его точно по горло. Правой рукой немедленно начал разгребать песок - подняться он не мог из-за того, что балахон распластался, как блин и на его краях собрались целые барханы.
Выбравшись, сикх немедленно стащил с себя балахон и бросил его на песок. Если бы не эта проклятая смирительная рубашка, такого с ним никогда бы не случилось. Тело тут же начала бить дрожь, он песчаных игл, которыми был наполнен воздух. Постояв так пару минут, индиец со вздохом надел балахон и огляделся.
Вегадаршин двигался уже несколько часов всё в том же направлении - на восток. Теперь солнце не жгло, а било в грудь, стараясь опрокинуть его опустевшее тело на песок и оставить в нём высыхать. Путник старался занять мозг подсчётом шагов, ибо больше ни на что его уже не хватало. Пятьсот тридцать... пять-три-один... пять-три-два... Когда он начинал замечать, что произносит эти бесполезные цифры вслух, то останавливался и начинал с начала. Вскоре, однако, строгие цифры превращались в мозгу в ряды детских счётных палочек - синих и розовых.
Солнце всё сияло. Стало так жарко, что индийцу казалось, будто он идёт по углям. Но идти стало легче, теперь он будто смотрел на всё это со стороны. Тело двигалось плавно, а перед ногами плыли песчаные барашки. Пустыня стала видна на много километров, словно он осматривал её с вершины скалы. Где-то вдалеке виднелись холмы, поросшие тощими деревцами. Вокруг деревьев по земле растеклись густые полосы темноты. Вегадаршин замер, пытаясь сообразить, что это может быть. Мозг вздохнул - это тень. То, что сулит спасение от жары...
Вегадаршин закрыл глаза и снова открыл их. Ничего не было. Ни деревьев, ни теней. От неожиданности он уселся на песок и протёр глаза горячими пальцами. Нет, пустыня действительно была совершенно одинаковой со всех сторон. Ещё не веря в происходящее, он попытался подняться, но не смог. Пришлось ползти на четвереньках. Это оказалось даже удобней. И не так жарко.
Топ. Топ. Топ... Вегадаршин, лежа на песке, открыл глаза, но поднять головы не смог. Странный звук был где-то далеко. С трудом повернувшись, он разглядел маячившую метрах в двухстах фигуру. Индиец открыл рот, чтобы крикнуть, но не смог издать даже хрипа. Тогда он вдруг почувствовал, что на него наплывает облако чёрной ярости. И он заорал, причём с такой силой, что даже на песке остался след. Фигура вдали не шевельнулась, но рядом с ней появились ещё какие-то фигуры. Солнце снова ослепило умирающего, и больше он ничего не увидел.
Вокруг слышались шорохи, хрипы, потрескивания. Песок вокруг стал холоден настолько, что его высохшая и задубевшая от солнца кожа словно бы остекленела. Вегадаршин резко дёрнулся, надеясь, что тело и голова треснут и разлетятся на десятки осколков. Этого не произошло, хотя от боли в затёкшей шее всё вокруг почернело ещё больше. Громко задышав, индиец заметил, что некоторые звуки стихли.
Бесшумно разливалась ночь. В кромешной тьме, где-то недалеко впереди мерцало пламя костра, однако рассмотреть хоть что-нибудь рядом с ним не удавалось. Вегадаршин не надеялся добраться туда, он чувствовал, что сил не хватит, поэтому замер и затаился.
Тишина продолжалась довольно долго, но в итоге она прервалась негромкими человеческими голосами. Слов индиец не слышал, но язык показался знакомым. Мозг тут же подсказал сделать попытку позвать на помощь. Вегадаршин внял этому позыву, хотя особенно не надеялся на результат. Крикнул, и почувствовал, как иссохшее горло покрывается сетью трещин - таких же, какие покрывают иссохшую от засухи почву. Голоса стихли, но шагов не послышалось. Внутренний голос подсказал, что те люди не придут.
- Тогда дайте пить! - настойчиво крикнул Вегадаршин, сам не понимая, зачем.
Тишина не растаяла. Индиец безнадёжно уткнулся лицом в растрескавшуюся землю. Что-то шлёпнулось неподалёку от его головы. Рука тут же нащупала этот предмет - бурдюк с питьём. Ещё не веря, что всё это по-настоящему, Вегадаршин открыл бурдюк и влил в себя множество капель подкисшего верблюжьего молока. Его в бурдюке было не слишком-то много, но индиец отпил так мало, как смог.
Полежав ещё с минуту и чувствуя, как живительная влага струится внутри, Вегадаршин опёрся рукой о землю и поднялся, чувствуя боль во всём теле. Стоять ему было тяжело, постоянно кренило упасть лицом в землю, поэтому он повернулся лицом к мерцающему огоньку и побрёл на него.
У костра, сложенного из ветвей высохшего кустарника - того же кустарника, коим для этого же дела пользовался и он сам - сидели два человека. Увидев их, Вегадаршин одновременно обрадовался и опечалился. Это были райку - пастухи. Узнать их было просто - красные тюрбаны, усы, простая одежда. Радоваться следовало хотя бы потому, что он правильно выбрал направление и добрался до Раджастхана; вероятно, скоро можно будет оказаться дома. А вот огорчение было в изгнании, видимо. Райку не помогут изгнанникам и прокажённым, ведь привести их домой, значит привести зло из пустыни.
- Спасибо за помощь, друзья, - просипел он, чувствуя, что голос пропадает. Говорить было больно. В голове же проплыла мысль:
"Мне же действительно нужна была ваша помощь".
Двое пастухов равнодушно смотрели на него сквозь щупальца костра. Оба они были немолоды, с изрядной сединой, проросшей в усах. Они молчали.
- Можно... к вашему костру?
Райку переглянулись, но ничего не ответили. Один как будто слабо кивнул. Не дождавшись ничего более конкретного, Вегадаршин с трудом приземлился на землю перед огнём и положил рядом с собой флягу.
- Возьмите назад, - указал он на неё.
Райку чуть попятились. Вегадаршин понял, что разговаривать с ним здесь никто не станет. Конечно его лицо покрывала грязь, вперемешку с выжженными солнцем язвами... Но, наверняка такие старые райку видели на своём веку и не такое. Возможно, они решили, что он болен чем-то неизлечимым или преступник, изгнанный в пустыню. А может быть, они даже знают, кто его сюда отправил. Рука в кармане сама нащупала кирпан. Впрочем, за что их убивать? По всему было видно, что добраться до ближайшего поселения они ему не помогут.
Оставалось только отдохнуть. Однако завтра предстояло сделать многое, столь многое, что спать ещё было слишком рано. Индиец завернулся в плащ - было уже холодно - и уселся удобнее. Притвориться спящим, но при этом не заснуть оказалось чертовски трудно.
Закрыв глаза, он позволил своему телу расслабиться и осесть на землю.
Райку терпеливо выжидали. Прошёл наверно целый час, прежде чем они убедились окончательно, что он заснул. Пастухи тут же поднялись с мест и, оглядываясь на спящего, направились в темноту. Вегадаршин наблюдал за ними, сквозь полузакрытые веки.
Послышался верблюжий хрип и шум копыт. Стадо снималось с места. Вегадаршин несколько мгновений с сожалением глядел на дружественно пылающий костерок, потом поднялся на ноги. В темноте он ничего не видел, но характерный топот и запах подсказал направление. Шансов было немного, но удача в этот раз не то что не оставила его, а, наоборот, налетела на него в виде пятой "ноги" верблюда. Каким-то чудом индиец смог устоять на ногах, хотя и прогнулся, как камыш под порывом ветра. Ухватиться за быстрохода было непросто, но всё же удалось. Упряжи у верблюда, естественно, не было, но густая шерсть послужила вместо неё. Прежде, чем индиец смог встать на ноги, верблюд успел протащить его волоком по земле. Однако быстроход был стар и умён - он вскоре остановился и терпеливо ждал, пока неожиданный спутник поднимется, а затем зашагал медленней.
Тьма вокруг продолжалась больше часа - видимо, райку опасались погони незнакомого, полумёртвого человека и желали отойти подальше. Однако, убедившись, что теперь они на должном расстоянии, один из них зажёг факел. Огляделся, но нового члена стада не заметил. Зато другой райку был внимательней и даже воскликнул на хинди:
- Он!
Пастух собрался было добавить что-то ещё, но другой предупредительно поднял руку.
Сикх стоял, чувствуя за собой бок верблюда, который тоже послушно замер. Райку вынул из-за спины ружьё и прицелился.
Вегадаршин покачал головой - ему некуда было идти. Лицо райку перекосила гримаса ненависти.
Выстрел грянул. Индиец начал валиться на землю, но ухватившись за шерсть быстрохода, смог задержать падение, хотя и ненадолго. Он был несколько озадачен - пуля попала не в сердце, а точно в середину правой голени. Вероятно, они боялись задеть пулей верблюда. Райку опустил ружьё и убрал его за спину. Кивнул напарнику.
Стадо было быстро собрано, и путь в темноту продолжился. Райку не оглядывались на раненого гостя. Быстроход, составивший компанию индийцу, тоже потянулся за ними, но был отогнан выстрелом в воздух.
Райку несомненно любят верблюдов. Ранить измождённого изгоя - это совсем другое.
Пуля застряла в кости и вынуть её сикху не удалось. Дрожь заставила бросить кинжал. Вокруг была тьма, а от боли не то, что руки тряслись - перехватывало дыхание. Труднее оказалось вынуть из кармана жгут, чем использовать его. Ремень был слишком тонок, и сильно впился в ногу, зато его оказалось достаточно, чтобы перекрыть струящуюся кровь; притом удалось даже застегнуть его на пряжку.
Однако подняться на ноги все эти старания не помогли. Раздумывать не хотелось, поэтому индиец просто лёг на спину и, завернувшись в плащ, постарался уснуть.
Индиец заставил себя очнуться. Вокруг было очень тихо, даже ветер не шуршал по земле. Усевшись на ещё не горячий песок, сикх осмотрел ногу. Голень распухла, и потемнела, но боли не было - нога просто не чувствовалась. Тело чувствовало слабые приступы лихорадки - сикха передёрнуло, когда он об этом подумал. Встать индиец не смог, и он принялся осматриваться. Даже перевернуться на живот стоило больших усилий. Цепляясь руками за сорную траву, пучками торчащую из разогретой почвы, он пополз.
Сколько прошло времени, Вегадаршин не знал, однако если внутренние часы ещё не барахлили, то не более нескольких часов. Жар раскалённой почвы обжигал лицо, сушил глаза, поэтому вскоре пришлось закрыть их - смотреть всё равно было не на что. Но упрямое светило не оставляло своих попыток, времени у него было предостаточно. Свет отражался от песка. Красные круги перед глазами застилали успокоительную черноту, предоставляемую веками.
Когда земля стала скользкой, словно полированный камень, и индиец открыл глаза. Сначала он не видел ничего, ослеплённый калейдоскопом солнечных зайчиков, но немного привыкнув, смог разобраться, что к чему. Не было никаких камней, а всё вокруг состояло из сверкающего стекла, причудливой мозаикой застелившего землю пустыни. Как и полагалось витражу, кусочки пейзажа были разноцветными, поэтому всё вокруг стало таким ярким, как палитра художника, расписывающего купол мечети.
Стёкла идеально выдавливали наружу неровности почвы, из миниатюрнейших осколков сияли искусно собранные, иссушенные солнцем, пустынные кусты. Где-то вдали из этой, блестящей как поверхность озера в безветренный день, почвы виднелся силуэт тощего, но живого, не стеклянного, деревца. Под деревом словно бы кто-то стоял. Потом из ниоткуда стали появляться ещё силуэты. Они поднимались прямо из земли, словно клубы чёрного пара. Они не двигались, каждый оставался там, где появился, но их становилось всё больше и индийцу пришло в голову, что силуэт всё же один, просто быстро движется из стороны в сторону. В этот момент с неба хлынул стеклянный дождь.
Осколки впивались в спину, разрывая ткань, резали щёки, отскакивали от земли и ударяли в лицо. Всё вокруг за секунды покрылось битым стеклом, которое безжалостно струилось по телу несчастного и вокруг него, затягивая его в какой-то водоворот.
Брузу
- Он очнуться, - произнёс хриплый голос на ломаном пенджаби. Голос видимо, догадался, что он сикх. - Пей, пей.
Вегадаршин жадно припал губами к горлышку пластиковой бутылки, из которой в горло хлынула тёплая, солоноватая вода, обитающая в любом из колодцев Раджастхана. Закашлялся и открыл глаза. Над собой индиец рассмотрел незнакомое старческое лицо.
- Откуда он? - спросил другой голос.
Лицо старика пропало в тумане.
- Пустыня... - хриплый замолчал, подбирая слова, - он выйти к нас. Мы пытаться спросить, но он - умирать.
Разговор перешёл на синдхи, язык, который сикх понимал с трудом. На нём оба человека говорили легче и быстрее.
Вегадаршин вышел из маленького ресторанчика и задумчиво оглядел пустую улицу. Поселение Брузу было обычной деревней для таких мест, зато местность вокруг неё была очень необычной. Во-первых, вокруг была пустыня Тар. Во-вторых, вокруг плескались сразу четыре оазиса, а поселение находилось как раз между ними и постепенно вытекало за их пределы. Конечно, оазисы были не такие, о которых рассказывают в книгах или показывают в кинолентах. Вода в них - мутная и пить её стоит только при самой страшной жажде.
Он пролежал пластом здесь уже больше недели и только сегодня ему разрешили подняться. Виноват во всём был местный врач - упрямый человек по имени Ришабхаскандха. Как и полагалось обезьяне Сугрива - широкое лицо доктора было воинственным и мрачным, а руки крупными и проворными. А ведь уже через два дня Вегадаршин чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы продолжить путь. Ведь самочувствие в тот момент было не важно; главное, что в Брузу прибыла грузовая машина с водой и некоторыми товарами. Машина, которая приезжает только раз в месяц. Но врач не пустил его тогда - когда был шанс уехать. Доктор не только мог быть убедительным, но и безжалостным, для чего не боялся злоупотребить своей физической силой.
Так сикх застрял здесь слишком надолго, чтобы ждать.
Тут не было храма или мечети. Большую часть населения составляли райку, точнее даже их жёны, ибо мужья постоянно были на выпасе. Кроме одного ресторанчика и трёх лавок, только небольшая площадь, на которой иногда продавали верблюдов. На западной стороне поселения торчала заострённая деревянная старая башенка - вероятно, когда-то это был наблюдательный пункт, хотя от кого здесь можно было обороняться, сикх не узнал.
Впрочем, если само поселение не сильно отличалось от сотен других, зато жизнь здесь была странной и жуткой.
Сев на пороге, индиец мрачно оглядывал улочку. Вот появился юноша с тяжёлой сумкой. Он медленно ковыляет вдоль забора, глядя в землю. Останавливается. Задумчиво опускает сумку наземь и выпрямляется. Щёки его начинают зарастать щетиной, густые волосы на голове - редеть, лицо покрывают тонкие, почти незаметные морщины. Юношеские руки утолщаются, становятся жилистыми, плечи ссутуливаются. Всё это происходит так незаметно, что когда мужчина среднего возраста без особого труда поднимает сумку и направляется дальше - не веришь, что только что он был юношей.
Здесь нет детей и древних стариков. Все женщины примерно одного возраста, хотя в мужьях у них как райку почтенного возраста, так и молодые. Вчера Вегадаршин видел молодым человека, позавчера бывшего стариком.
То же самое происходило с деревенским окружением. Впервые в жизни индиец видел, как сам собой собирается в единое целое разбитый кувшин. А происходит это также неторопливо и незаметно, как старение.
Сингх поднялся и прошёлся по улочке. Пока у него был небольшой перерыв - помощь на кухне не требовалась, а воду он натаскал ещё с утра. Вообще-то работать его никто не заставлял, кормить и так кормили, но заплатить за еду было нечем, а быть нахлебником ему претило. Доктору за помощь он отдал свои часы, хотя тот отказывался, как только мог. Ришабхаскандха всё же взял их и мрачно сообщил сикху, что его правые рука и нога поражены каким-то очень медленно действующим параличом.
- Я никогда такого не видел, Сингх. Ни в старости, ни в молодости. Возможно, это и не болезнь - ведь ты легко ими манипулируешь и не чувствуешь боли. Но омертвение тканей, несомненно, происходит.
Свернув за угол, сикх заметил женщину возле покосившейся хижины, ремонтирующую колесо тачки. Ось была цела, а вот деревянные спицы оказались переломаны, будто на них упал большой груз. Женщина обивала жестью спицы, что-то приговаривая.
- Я помогу, - решительно заявил он, беря у женщины молоток.
- Спасибо, - сказала она, но не ушла, а стала придерживать колесо и что-то говорить. Жесть звенела, и слова нельзя было разобрать.
Женщину звали Мантхара, жила она в одиночестве, одевалась по-мужски и отличалась болтливостью. Последний факт, вероятно, и был той причиной, по которой мужчины её страшились. Говорила она почти всё время, даже во сне. Разговаривала чаще всего с предметами, потому что дослушать её до конца и остаться в живых не был способен никто. При этом женщина старалась не надоедать никому своим присутствием, и всё время была занята. И ещё она на глазах старела. Когда Вегадаршин впервые увидел её, Мантхара была совсем молода, теперь же её волосы сияли алюминиевым цветом.
- Почему всё это здесь происходит? - прервал он её монолог, когда работа была закончена.
Женщина на секунду замолчала, но быстро оправилась - она знала, что её разговоры с самой собой никто не слушает.
- О чём вы хотите знать? - переключилась она на собеседника. - Всё, что здесь происходит, приносит пустыня. Волны песка всё чаще настигают наши источники, и нам приходится ездить за водой в Джодхпур. Пустыня убивает райку. Пустыня засыпает железную дорогу и устраивает оползни, в которых застревают автомобили - и мы остаёмся без воды.
Она подумала и добавила:
- Не меняются только наши верблюды.
- Почему вы так быстро... меняетесь, - не выдержав, прервал её Вегадаршин. - Ведь, когда я был совсем недавно...
- Когда вы были здесь? - быстро спросила женщина. - Да, - кивнула она.
- Вчера, когда я вас видел...
- Нет, когда вы были здесь давно. Вы тогда сильно отличались от всех остальных. Ходили прихрамывая и говорили странным голосом. Мы ничего о вас не знали. Вы почти ни с кем не разговаривали и, также как сейчас, ждали машину, чтобы уехать в Джодхпур, но потом передумали. А ещё, - она понизила голос, - вы прятали лицо в свой капюшон.
Вегадаршин был озадачен. Женщина продолжала говорить:
- И жили вы у нас довольно долго. Я помню вас ещё девочкой. Вы тогда ещё не жили в моём доме. Не могу точно припомнить... Вы много работали, писали какую-то книгу - вас запрещено было беспокоить.
Она прищурилась, вглядываясь в его лицо.
- Тогда вы отличались от того вас, что я сейчас вижу. Сейчас вы выглядите куда приятнее. Думаю, это всё ваше лицо. Нет? Или капюшон? Впрочем, тот год был вообще чрезвычайно мрачный - может быть, нам всё это только почудилось.
Тогда вы были богаче, чем сейчас. Покупали всё, что хотели. Хорошо, что вы теперь бедны. Деньги плохо на людей влияют. Вот совсем недавно Гарош получил наследство, поехал за ним Джодхпур, но так и не вернулся. Высунулся из окна поезда и за что-то головой зацепился. Знаете? Голова отдельно, а туловище отдельно. А давно, когда я была гораздо старше, братья Девальгари нашли в пустыне старый сундук. И сюда приехал целый отряд английских военных, чтобы отобрать его.
- А вы уверены, что здесь был я, а не кто-то другой в такой же одежде? - перебил Мантхару индиец, чувствуя, что сейчас она окончательно уйдёт в обсуждение событий последнего века.
Женщина с трудом отвлеклась от новой темы, собираясь с мыслями, потом стала снова разглядывать его лицо. Вегадаршину пришлось смотреть на неё так же пристально. Зрелище было жутковатое. Кожа женщины постоянно менялась, обрастала складками, на щеке под глазом вытягивалась красная, каплевидная, словно слеза, бородавка, глаза тускнели. Изменения эти происходили так медленно и постепенно, что индийцу показалось, что так и должно быть. Вероятно, все стареют так же, просто он никогда не вглядывался.
- Может быть, - проговорила она; её голос стал чуть скрипучим. - Но вы, то есть он, был очень похож на вас. Может быть, это был ваш старший брат? - она прищурилась. - Нет, всё же это были вы. Только вы были старше, разве вы не помните?
- А как я здесь появился? Чем занимался? Когда уехал?
- Уже не помню. У нас самих достаточно дел, чтоб ещё и подглядывать за другими, - раздражённо ответила женщина. - Вы несколько лет здесь жили, ни с кем разговаривать не хотели. Даже хижину себе в стороне построили. Вон там, - она махнула рукой в сторону.
Вегадаршин посмотрел в направлении, указанном женщиной. За линией воды виднелось несколько низкорослых акаций, высунувшихся из песчаной стопы. Никакого жилища там индиец не заметил.
- Нет, сейчас там уже ничего не осталось. Песок навалился на ваш дом и раздавил его. Я же говорила о песке, - недовольно добавила она. - Мы вас предупреждали, но вы и слушать ничего не стали.
- И куда я направился после этого?
Видно было, что разговор женщине наскучил. Она с тоской огляделась по сторонам, но ответила:
- Да вас к тому времени и близко здесь не было. А куда вы направлялись, когда уезжали? Дорога-то одна - в Джодхпур. Вы на той же машине уехали. Кстати, пришли сюда в пешком. Из пустыни? - она задумчиво подняла взгляд к небу.
Она отворила дверь и скрылась в хижине. Через минуту она вернулась, держа небольшую маслёнку и ветошь. Вскоре, общими усилиями, тяжёлое от жести колесо было водружено на ось.
- Не скрипит, - подвёл итоги Сингх, прокрутив колесо.
- Как без рук, - кивнула не тачку Мантхара. - Спасибо за помощь, - она вынула из кармана монетку и протянула Вегадаршину.
После этого разговора сикх постарался расспросить всех жителей деревни о человеке в таком же балахоне, но не узнал ничего нового. Тот человек, по-видимому, никому здесь не нравился, и говорить о нём не хотели. Даже его имени никто не назвал.
Дорога вниз
Когда грузовичок с бутылками воды вновь прибыл в деревню, в кармане сикха было двадцать две рупии. Кроме того, теперь он был одет несколько лучше, чем в начале этого пути. Райку нашли в пустыне умирающего человека - иностранца, но он умер прежде, чем оказался здесь. Одежду мертвеца, кроме ботинок никто брать не захотел, и она целиком досталась сикху.
Грузовик был такой ветхий, что нельзя было даже примерно определить его возраст. Этим же отличался старик-водитель. Полосы губчатой ржавчины тянулись по краям машины точно так же, как морщины на лице старика. Выгоревшая кабина - столь же седа, как волосы и борода шофёра. Нечеловеческая худоба последнего, на лице скрытая густой бородой, также отражалась на машине - она выглядела утлой и лёгкой.
Вегадаршин направился к шофёру еще до того, как началась разгрузка. Ему самому предлагали подработать грузчиком, сулили десять рупий, но он не согласился - опасался вновь упустить правильный момент для отъезда.
- Подвези до Джодхпура, - обратился он к водителю. Фраза прозвучала чересчур решительно - сикх очень волновался. Даже если шофёр не согласился, ему всё равно придётся вести сикха в город.
Старик, который, даже не пошевелился, чтобы вылезти из кабины, мрачно посмотрел на просителя и грозно сдвинул брови. Сикх не отвернулся, а продолжал смотреть в красноватые, привыкшие всматриваться в дорогу, глаза старика. Тот откинулся на сиденье, о чём-то задумавшись, и скрестил руки на груди. Только теперь Вегадаршин сообразил, что этот водитель - человек самого большого роста, какой ему приходилось видеть.
- Двадцать две рупии, - равнодушно произнёс старик, продолжая, однако, буравить лицо сикха своими глазками.
Сдавленный этим взглядом, Вегадаршин не решился спорить и выгреб все монеты из кармана. Через минуту, они исчезли в огромной костлявой руке водителя.
- В кузов, - коротко приказал старик.
Разгрузка только началась, и сикху пришлось в ней участвовать, но уже бесплатно.
Пластиковые бутыли содержали всего по десять литров, но их самих оказалось около пятидесяти, поэтому разгрузка длилась почти два часа. Когда она закончилась, то Вегадаршин, уже собравшийся устроиться в кузове поудобнее, вынужден был теперь грузить пустые бутылки, оставшиеся в деревне от прошлого привоза. Они были лёгкие, и ловко связанные друг с другом горлышками так, что превратились в эдакие шары, поэтому заняли куда больше места, чем полные воды. Кроме того, закрепить их оказалось совсем непросто - поднялся сквозняк пустыни, который стремился их укатить. Как только ему это удалось, машина без предупреждения развернулась - сикх едва не рухнул наземь - и выехала из деревни, набирая скорость.
Вокруг плескалась кромешная тьма, хотя вдали пустыня ещё освещалась нежно-розовым осадком затухающего заката. Среди облаков вспыхивали звёзды, словно пулевые отверстия, прошившие чёрную простыню, укрывшую небо. Чёрное небо заполнило всё вокруг.
Единственным источником света была фара грузовика; работала только одна фара. Но водитель знал своё дело великолепно и так же хорошо он знал дорогу. Машина не подпрыгивала на ухабах, не задевала песчаные наносы. Если бы не глухое жужжание мотора, можно было подумать, что они плывут, а не едут.
Вскоре, убаюканный этим тихим шумом и усталостью, индиец уснул, положив голову на деревянный борт кузова.
Звук тяжёлых ударов. Тишина. Снова удары. Хриплый кашель. Индиец открыл глаза, но ничего не увидел. Вокруг тлели и вспыхивали странные серые сумерки. Казалось, что воздух наполнен какими-то туманными, но неизменными образами, не то людей, не то духов. Бессмысленные сгустки серости старались заполнить кузов, но видимо места всем не хватало. Пустых бутылок в кузове уже не было.
Послышался стук. Вегадаршин открыл глаза - внизу, возле края кузова стоял старик-водитель. Тот снова постучал огромным кулачищем по машине.
- Приехали, - сказал он, и взглянул на сикха. Глаза его сверкнули красноватым отблеском.
Сикх спрыгнул наземь и огляделся. Они всё ещё были в пустыне, но ночь была в самом разгаре, и рассмотреть что-нибудь дальше десятка метров он не смог. Вопросительно взглянул на водителя - для этого пришлось задрать голову - тот, не обращая внимания, побрёл к кабине.
- Джодхпур - там, - на прощание махнул рукой водитель, в сторону за спиной сикха. Послышался шум мотора. Вспыхнули глазки габаритных огней - такие же, как глаза старика. Грузовик тронулся с места и растворился во мгле. Вегадаршин побрёл в сторону, указанную шофёром.
И со всего размаху налетел на какое-то здание.
Огляделся. Оказалось, что он стоит на городской улочке, а под ногами у него вовсе не песок, а тротуар. Уже ничему не удивляясь, услышал знакомый шум. Совсем неподалёку, над крышами ближайших домов возвышался купол мечети. Сикх направился туда.
Нищие Джодхпура
Дожидаться утра в мечети Вегадаршин не стал, храм - всё-таки не постоялый двор. Но вода в храмовом бассейне всегда готова смыть жар и утолить жажду, чем он со всей невозмутимостью воспользовался. Храмовый служитель вышел из мечети и остановился в сумраке колонн, но не стал мешать сикху. После омовения, Вегадаршин подошёл к нему и принялся расспрашивать о городе и том, где здесь можно заработать на еду. Было ещё слишком рано, но служитель, поняв, что перед ним истинный пособник веры, предложил ему дождаться совместной сикхийской трапезы, а затем уж искать работу.
Людей за столом было довольно много, но трапезничающие безропотно освободили для сикха место. Наконец-то еда была вкусной, хоть и простой.
За столом неторопливо беседовали. Сингхи обсуждали нового торговца оружием, у которого можно купить замечательные секиры и то, что поезда в город в последнее время запаздывают, хотя песок и раньше засыпал пути, но теперь их никто не торопится расчищать. Вегадаршин разглядывал сотрапезников - в основном они были среднего возраста и весьма состоятельны - по крайней мере, куда богаче сикхов Лудхианы. Однако один - самый дорогой на вид - из них вёл себя довольно странно. И дело было не в том, что Вегадаршин сам выглядел, как распоследний нищий. Он знал, как нужно вести себя, чтобы сикхи относились правильно.
Человек в синем тюрбане и белой одежде, с огромными бриллиантовыми серьгами ел неторопливо. Собеседникам он отвечал так же степенно, как трапезничал, обдумывая каждую свою фразу. Однако, увидев Вегадаршина, он утратил всю свою солидность и даже отшатнулся назад. Остальные не обратили на это внимания - их увлекла новая тема приближающейся войны. Но богатый сикх внимательно вглядывался в лицо Вегадаршина и больше не сводил с него глаз, пока трапеза не окончилась. Даже есть перестал.
Вегадаршин раздумывал. Безусловно, богач узнал не его, ведь капюшон сикх не снял даже сейчас, а этот балахон и теперь пытался высмотреть лицо его хозяина. Как себя вести: прикинуться тем, кому принадлежал плащ, или, наоборот, снять капюшон?
Трапеза окончилась, и сикхи начали расходиться. Вегадаршин всё ещё сидел, погрузившись в раздумья. Богач прервал их - он положил ему руку и плечо и спросил:
- Ананта, что ты здесь делаешь?
Вегадаршин молчал. Он не мог принять решения. Поглядел на ноги богача в широких, дорогой ткани штанах и серебристого цвета узких туфлях.
- Всё-таки решил вернуться? - в голосе богача звучала не злость, а изумление.
Вегадаршин решился и снял капюшон.
- Меня зовут Вегадаршин Сингх. Расскажи мно о Ананте.
Изумление с лица богача сменилось удовлетворением. Он кивнул.
- Кое-что я могу рассказать. Но сначала расскажи, что он сделал тебе. Он - жив?
Они долго ещё сидели за столом. Богач обладал большим влиянием - к ним даже не попытались подойти, чтобы посторонить. Рассказ сикха был короток: описание вора да двух дней в пустыне. О деревне Брузу он решил умолчать. Зато богач, которого звали Бадари, рассказал много. И говорил совсем не так, как за столом с сикхами - быстро и резко.
Человек, которого звали Ананта, был странной и загадочной личностью. Родился он здесь - в Джодхпуре, в богатой семье. Семья была необычной - мать из богатой семьи, зато отец - безродный райку, пришедший из пустыни. Несмотря на нищету, этот райку оказался очень умён и опытен в самых разных вопросах. Он пробыл в Джодхпуре всего год, но успел поучаствовать и в строительстве, и в торговле, и в прокладке новой железной дороги. В один прекрасный день этот человек просто исчез и перестал появляться где бы то ни было. Говорили, что он умер, но я был его другом и знаю, что однажды он просто вернулся назад в пустыню.
Он не рассказывал мне о своём сыне. Хотя он очень ждал его появления.
Ананте было больше тридцати лет, когда он впервые появился на улице. Он не учился, но оказался прекрасно образован. Я думаю, его образованием занималась непосредственно мать. Он был осведомлён и о политике, и о литературе, знал несколько языков. Да и общался с окружающими он так, словно никогда не покидал высшего общества.
Прожил он на виду немногим больше отца - четыре года. Он не был настолько деятельным, однако также оставил свой след здесь. Вроде бы, он даже написал книгу. Но запомнился он другими делами. Никаких доказательств найти не смогли, но по разным версиям он убил не то восемь, не то десять человек. Жертв он выбирал довольно странным образом - это были специалисты в своих областях. Сначала он становился их учеником, ему это удавалось без труда. Он и правда был уникумом - ему удавалось перенять все их знания за считанные дни. Потом он их убивал, но доказать что-либо было невозможно. У нас в городе был один из лучших в Раджастхане специалистов по антиквариату - он умер от воспаления лёгких. Воспаление лёгких! Джишну - профессор иностранной литературы утонул в собственной ванной - говорили, что он поскользнулся, ударился головой и без сознания упал в воду. Другие погибли разными смертями, но Ананта был вне подозрений полиции. Отчасти это объяснялось его высоким положением.
Всё это он проделал за четыре года. Причём какого-то смысла в этих убийствах никто не видел. Обычные, ничем не связанные друг с другом люди, специалисты, по большей части весьма узкого профиля.
Хотя и доказать что-либо было невозможно, я и ещё несколько влиятельных мужей Джодхпура предприняли меры и Ананта вынужден был покинуть город и обещать не возвращаться. Поэтому я и удивился, увидев тебя.
- Он всегда ходил в этом наряде? - спросил Вегадаршин.
Бадари некоторое время пристально рассматривал балахон. Потом протянул руку и пощупал край рукава.
- В том-то и дело. Я занимаюсь портняжным делом много лет и вряд ли могу ошибаться. Видишь ли, его балахон был скроен также неправильно, как твой. Он точно такой же. Ткань с тем же узором, хотя несколько иного оттенка. Зато каймы, - он указал на капюшон, - не было. И ткань изношена меньше.
Он снова задумался, видимо, принимая решение.
- В общем, могу сказать, что этот балахон делали для Ананты, но носил ли он его или хотя бы видел подтвердить нельзя. Он был в этом наряде, когда влез в твой дом?
- Не видел, - тоскливо пробормотал Вегадаршин.
К счастью, помощь на здешней кухне требовалась. За уборку и отдраивание посуды, после сикхийского пиршества, Вегадаршин получил две рупии и, выяснив, где находится ближайший таксофон, направился звонить домой. Он страшился за мать.
До автомата было не больше, чем с полквартала, но увидев очередь к нему, сикх решил подождать в пустом тупике. Здесь стояла сильная вонь, но едва Вегадаршин собрался покинуть её территорию и присоединиться к очереди, как его скрутило.
Боль была такой сильной, что на ногах он устоять не смог. Упав в грязь, индиец почувствовал, как лопается кожа и трещат кости. Рука с такой силой билась о землю, что костяшки пальцев разбились в кровь.
"Святая еда!" - пронеслось в голове. Но даже крикнуть он был не в силах, чувствуя, как рот заполняет кровь, а челюсти расходятся на две половины. Трещала голова, причём в прямом смысле. Сикх увидел, как густая прядь, липкая от крови, стекла с головы и шлёпнулась на асфальт. Вегадаршин попытался схватиться за голову, но непослушные, скрюченные пальцы впились в щёку, и начали медленно отрывать от неё кусок плоти. При всём этом правый глаз стал слепить странный свет.
Когда сикх очнулся, он лежал в уже подсохшей луже собственной крови, а вокруг было куда темнее, чем раньше. Настал вечер, и слабые лучи света едва проникали в этот мрачный закоулок. С трудом подняв голову, Вегадаршин огляделся. Правый глаз видел странно - размыто и слабо. Подняв руку, он попытался помахать перед глазом, но рука плохо слушалась. Повернув голову - держать её прямо было удивительно трудно - он взглянул на ладонь другим глазом. Ладонь была необыкновенно пухлой, с нежнейшей кожей бледно-розового цвета. Пальцы шевелились неуклюже, будто забыли, как нужно действовать. Закатав рукав, сикх убедился, что рука целиком стала такой же. Подняться на ноги он не смог, поэтому уселся - даже это получилось удивительно неуклюже. С трудом вывернувшись из балахона, и увидев, что произошло, Вегадаршин потерял дар речи. Правая штанина и рукав, были разорваны в хлам, видимо, когда всё, что они скрывали, изменилось. Вся правая половина туловища, правая рука и нога стали пухлыми, с нежной кожей, утратили весь волосяной покров. Взяв левой рукой правую, индиец слегка сдавил её. Плоть была столь нежной, что даже от слабого давления едва ли не осталось синяка. Прямо-таки младенческая! Индийца осенило.
Подняться на ноги оказалось непросто. Правая нога подгибалась, и опереться на неё полностью не удавалось. Да и нога теперь торчала, словно бы из середины туловища и была слегка выгнута дугой. Немного приспособившись, сикх смог встать, но выпрямить спину не получилось - та часть туловища, что изменилась, не позволяла держаться так, как он привык.
Левой рукой он ощупал голову. Левая её половина была в порядке, разве что волосы слиплись от пота и крови, зато правая раздулась так, словно бы собиралась взорваться. Маленький правый глаз почти затерялся в таком огромном пространстве, так же, как и половина носа, и рта. Волос и бровей с этой стороны также не было. Не было и зубов с правой стороны челюсти.
"Теперь мне нужно снова учиться ходить", - решил Вегадаршин.
Лёгкий шаг. Подтягивание правой ноги. Топнув правой ступнёй, сикх почувствовал сильную боль. Нежная подошва воспринимала любую песчинку, как кусок стекла. И боль была какая-то чересчур резкая. Сикх почувствовал, как из правого глаза потекла слеза. Хотел что-то сказать, но правая щека словно бы занемела и почти не слушалась.
- Я...хф... ех.. ещё жив, - медленно и с трудом произнёс он. Теперь его голос сделался шепелявым и прерывистым.
Несколько минут он прохаживался по переулку, разминая ноги. Изменившаяся нога сгибалась плохо, и сначала приходилось нагибать корпус вперёд, а затем выбрасывать вперёд её. Ничего, трость он раздобудет себе позже. Завернувшись поплотнее в балахон, который теперь сидел, как влитой, и спрятав жирную руку в карман, он побрёл к телефону.
Очередь у будки уменьшилась, оставалось всего три человека. Пристроившись к очереди, сикх закашлялся. Последний человек - молодой индиец - обернулся, и на его лице мелькнула гримаса неприязни. Он начал переминаться с ноги на ногу, а затем вообще вывернулся из очереди и, стараясь не задеть сикха, ушёл прочь. В этот момент первый в очереди уже закончил разговор.
Вскоре Вегадаршин слушал длинные гудки с родительского дома. Долго не отвечали.
- Алло, - послышался, наконец, голос матери.
Сын собрался что-то ответить, даже открыл рот, но вспомнил, что голос теперь звучит совсем иначе. Облизнулся и промолчал.
- Я вас слушаю, - голос звучал вопросительно. - Нет, я не знаю, кто это, - сказала она куда-то в сторону. Послышался дальний голос. - Вот, возьми, - сказала мать.
- Кто это? - послышался строгий голос.
Сикх обомлел - это был его собственный голос!
- Мне нужен Вегадаршин, - произнёс он, теперь уже радуясь, что голос изменился. - Он должен был явиться ко мне на зубной осмотр.
В трубке послышалось сопение. Потом голос ответил:
- Я - Вегадаршин Сингх. Я ничего не знаю ни о каком осмотре.
Послышались короткие гудки. Сикх тоже повесил трубку и, отойдя от будки, тяжело опёрся спиной о стену и сполз наземь. Не от отчаяния - некоторые планы у него уже наметились, - а от того, что новая нога жутко устала от десяти минут стояний и хождений. Раздумывая, он незаметно уснул.
Группа туристов во главе с гидом шла по центральной части крепости Мехрангарх - древнему центру Джодхпура, и глазела по сторонам с таким видом, словно понимала хоть что-нибудь в том, что видела. Гид - рослая женщина с вертлявыми манерами, рассказывала о местных храмах и дворцах, упуская самое интересное. Сикх, сидевший в тени одной из колонн не мог сдержать улыбки, когда процессия останавливалась перед какой-нибудь колонной или балконом и туристы долго слушали просто-таки мучительный поток энциклопедических сведений об этом архитектурном объекте. Зато мимо половины храмов они просто прошли, хотя туристы жалостливо поглядывали на них в надежде увидеть что-нибудь интересное.
Интересно, что она сказала об Умаид Бхаване - дворце, которому всего лет тридцать? Что это постройка с многовековой историей? Впрочем, туристы выглядят весьма состоятельными; возможно, они поселились в гостинице этого дворца.
"Конечно, смотреть на меня интересней, чем слушать эту скуку", - подумал сикх. Один из туристов - стройный пожилой мужчина с усами, сделавшими честь любому райку, остановился и, косясь на него, о чём-то раздумывал. Потом резким движением протянул Вегадаршину монетку. Рупия. Но сикх покачал головой, хотя и не был уверен, что турист разглядели это движение - капюшон балахона он не снимал.
- Ты... - турист заглянул в книжечку, - не хотеть?
Вегадаршин в последний раз взглянул на роскошную одежду иностранцев, их сытые лица и принял решение.
- Вы дадите мне двести рупий, иначе станете такими же, как я, - хрипло произнёс он на английском и откинул на спину капюшон.
Турист отпрянул. По камню площади звонко запрыгала монетка.
Сикх начал медленно подниматься на ноги. Он просто чувствовал, как иностранца окутывает облако страха. Тот, к кому он обращался, как загипнотизированный достал кошелёк.
В этот момент гид заметила эту сцену, но никак не отреагировала. Сикх кивнул ей. Она быстро увела туристов в сторону. Двести рупий перешли из рук в руки. Турист попятился, а затем направился прочь, какими-то скачками, постоянно оглядываясь. Сикху вдруг показалось, что шея туриста свёрнута и лицо смотрит назад.
Рука сама сжала купюры в комок. Вегадаршин, надвинув капюшон, отделился от стены и увидел женщину-гида, которая спешила к нему. Своих клиентов она уже где-то спрятала. Разлепив купюры, сикх протянул одну сотенную. Женщина обрадовалась - видимо, не ожидала такой щедрости.
- Большое спасибо, - сказала она и сощурилась, стараясь рассмотреть лицо под капюшоном. Стало понятно, почему она его не испугалась - не разглядела. Зато деньги почувствовала сразу. Сикх вздохнул и отвернулся.
Пропавшая пассажирка
Солнце палило совершенно нещадно - даже стойкие городские деревья поджали листву и выставили голую паутину ветвей, стараясь отбить натиск светила. Для умелых и шустрых продавцов чая, нимбу-пани и газировки с сиропом, сегодня предстоял денежный, зато хлопотный день.
На вокзале было как всегда душно и пыльно. Под ногами вертелся мусор. Вились мухи.
Поезд ещё не прибыл. Вегадаршин вертел в руках билет, купленный втрое дороже его реальной стоимости. На билете стояло имя "Вегадаршин", но едва ли кто-нибудь смог узнать его в огромном уроде, закутанном в чёрный кокон, даже если бы у него с собой был паспорт. Билет позволял добраться до Батинды, то есть, быть уже в Пенджабе. Батинду сикх неплохо знал, у него там даже были друзья. К счастью Праматхин и Шачи смогли узнать его голос, и даже не стали ничего уточнять - просто спросили, когда он прибудет. Обещали встретить и помочь.
Конечно, миновать вопросов не удастся - ведь ещё придётся и доказывать, действительно ли он - он. По правде говоря, ему не особенно была нужна помощь; как из Батинды добраться до Лудхианы, он знал. Впрочем, Батинда такой город, который он, вероятно, изберёт новым местом жительства в случае, если смерть того вора ни к чему не приведёт.
- Здравствуйте, - послышалось за спиной. Кто-то положил руку на его плечо. Он обернулся и едва не столкнулся нос к носу с вокзальным охранником. Тот прищурился, пытаясь рассмотреть лицо в тени балахона.
- Что? - спросил сикх самым грозным голосом, на который был способен.
- Вы отправляетесь на поезде Љ 205? - спросил охранник. - Не могли бы вы предъявить билет?
- Почему я должен это делать?
- Борьба с нищенством, - объяснил охранник, - и повышенные меры безопасности. Он положил руку на рацию, прикреплённую к поясу.
Вегадаршин протянул билет. Охранник с явным облегчением рассмотрел его, провёл пальцами по печати и вернул.
- Спасибо. Ваш поезд прибывает на платформу через одиннадцать минут, - зачем-то добавил охранник и, заложив руки за спину, пошёл по перрону дальше.
Ехать предстояло не так уж долго - завтра днём он будет уже в пыльном городе. Самое отвратительное в этой поездке - близость маршрута к Пакистанской границе. Военные посты, проверки. Документов у него нет, да и помочь они не смогут... с таким лицом. Денег осталось так мало, что хватит разве что на один обед или на рикшу. От страха желудок сжался, и сикх глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Однако младенческая половина отреагировала на этот небольшой стресс со всей серьёзностью. Правая половина туловища покрылась мурашками, спина напряглась, а шея заболела. Правую руку начала бить мелкая быстрая дрожь. Из правого ока полился слёзный поток.
Вегадаршин быстро вытер глаз внутренней стороной капюшона и, сгорбатившись больше прежнего, принялся ковылять по перрону.
Люди с тюками и чемоданами куда-то спешили. Носильщик катил тележку, воняющую самыми потно-туалетными запахами, водрузив на неё груду баулов и узлов; рядом с ним шествовали две девушки модельного вида. Возле головного вагона поезда с кем-то ругался машинист: иногда от волнения он даже начинал заикаться. Другой машинист деловито шёл вдоль поезда, простукивая колёса. Подросток разыскивал потерявшуюся на вокзале собаку, заглядывая во все углы и жалостливо посматривая на взрослых. Взрослые не обращали внимания: кто-то курил, кто-то просто ждал, некоторые говорили по телефону, стараясь перекричать вокзальный гвалт.
Недавний охранник прошёлся в обратную сторону, однако на сикха он уже не обращал внимания - высматривал кого-то в толпе.
Из динамика высоко на стене послышался голос диктора:
Сикх заметался, забыв номер своего вагона. Долго шарил по карманам, в поисках билета. Билета не было. Кто-то задел индийца чемоданом.
Послышалось быстрое:
- Прошу прощения.
Уже совсем потеряв надежду, сикх, наконец, обнаружил билет и, уточнив номер вагона, быстро поковылял к нему. Почему-то все шли ему навстречу, толкались и ругались. В толпе из ниоткуда возникли попрошайки, таксисты и продавцы хлама. Кто-то схватил сикха за руку. Тот вырвался. Позади послышались неразборчивые проклятья.
Вот и вагон Љ 8. Тот самый. Возле самой двери индиец, зацепившись ногой за чью-то тележку, едва не упал, но был ловко пойман могучей рукой проводника. Пока проводник рассматривал билет, Вегадаршину пришлось держаться за поручни, чтобы не унесло встречным людским потоком. Удостоверившись, что всё как положено, проводник поднял беднягу за шиворот и втащил в вагон.
- Ваше купе номер четыре, место номер четырнадцать, - пробасил проводник.
- Спасибо, - сикх заметно запыхался в борьбе на перроне и не удержался от вопроса, - а откуда столько народу?
- Вы не местный, - с каким-то сожалением отметил здоровяк. - Наш поезд иногда тянет за собой несколько грузовых вагонов. В этих вагонах... думаю, вам знать не стоит. Там много свободного места. Вагоны очень удобны для "зайцев" - в них вполне можно добраться до Батинды.
- Понимаю, - индиец вышел из тамбура и принялся разыскивать своё купе.
На большинстве дверей не было номеров, поэтому ткнулся в ту, которую посчитал четвёртой. Она оказалась закрытой, из-за неё послышался женский голос:
- Кто там?
Сикх рассердился, но прежде чем он успел что-нибудь сказать, дверь приоткрылась. Он прошёл в купе; обе нижние полки занимали две женщины-иностранки. Одна из них со строгим, обветрившимся в путешествиях лицом поднялась и кивнула на дверь: