ЗИМНЯЯ РАДУГА
(название рабочее, жду варианты)

10 стужня 764 года от Рождества Спасителя по кариитскому календарю.
г. Собтаун, ОПСР (Объединённые Провинции Северной Рамики)

      Джейсон Стоун ввалился в полутемную прихожую своего дома, отряхивая одежду от снега. Легкий пасс рукой, произнесенное шепотом слово и вот - мрак отступает под светом четырех свечей. Молодой человек поморщился: он хотел зажечь люстру, а не канделябр, но магия - наука не точная. Аккуратно, стараясь не разбудить старую экономку миссис Рут, Джейсон повесил пальто и цилиндр на вешалку, поставил зонт в угол, рядом с тростью, после чего поспешил в кабинет. Согласно последней моде, каждый джентльмен обязан иметь при себе трость или зонт, в зависимости от погоды. Если с тростью ему повезло - отличная вещь, сделанная на заказ, из черного сумарского дерева, с тонкой работы рукоятью из бивня левиафана в виде головы и клюва какой-то птицы, досталась ему в наследство от дальнего родственника по маминой линии, то зонт он вынужден был брать в аренду у бакалейщика мистера Томаса Грея. На покупку, а тем более на индивидуальный заказ мастеру, Джейсону банальна не хватало денег.
      Погода разбушевалась не на шутку. Снег, поутру падавший мягко и неторопливо, к обеду превратился в настоящую метель, а поднявшийся ветер только усугубил ситуацию. Дворники не успевали убирать сугробы, на улицах города возникли настоящие пробки, и мэр Собтауна мистер Джек Бишоп обратился к единственному магу-погоднику - Джейсону Стоуну. Полдня. Целых полдня под снегом и ветром молодой волшебник пытался обуздать стихию. Он продрог до костей, однако так и не смог разогнать тяжелые, низкие тучи.
      Было безумно жаль, как потраченных сил и времени, так и того что всё оказалось напрасным. Никто ему не заплатит, а значит опять придется экономить. Кроме того, мэр может решить будто юноша не справляется с возложенными на него обязанностями и найдет другого погодника. В таком случае останется надеяться только на доход от частных уроков волшебства.
      В свои 27 лет Джейсон Стоун был действительным членом Собтаунского Собрания Магов имени Альмахди и Баргути; его статьи регулярно появлялись в местных газетах и журналах, он даже подумывал о написании книги по волшебству. С темой своего будущего творения молодой человек ещё не определился, однако был уверен, что необходимый материал наберется быстро. Благо современные веянья и разработки попадали в Новый Свет с большим опозданием. Он же старался шагать в ногу со временем: поддерживал переписку с Антонио Руттели, волшебником из Старого Света (Паргона), выписывал журналы, наиболее авторитетных Собраний обоих континентов.
      Как уже упоминалось, новости доходили до бывших колоний крайне медленно. Благодаря этому Джейсон, без зазрения совести, использовал наработки паргонских волшебников в своих заклинаниях. Воровали все. В этом не было ничего необычного. Кто-то брал одно плетение у своего коллеги, кто-то использовал целый образ из чужой иллюзии. Стоун несколько раз выдавал за свою идеи паргонских волшебников. Собтаунское общество было консервативно и не избаловано магическими новинками. Молодому человеку приходилось соблюдать баланс между приличным и эксцентричным. В итоге - он смог добиться популярности, но в материальном плане его положение по-прежнему оставалось весьма зыбким.
      В кабинете, на столе лежало два конверта. Один небольшой из местного Собрания Магов, а другой, объёмный пакет (почти бандероль), от его друга Антонио Руттели. Первое письмо доставило ему радость, второе озадачило.
      По его собственному мнению, Собтаунское Собрание Магов имени Альмахди и Баргути самое представительное волшебное общество в Рамике (Новый Свет), с кривой усмешкой подумал Джейсон, писало:

      'Джейсону Стоуну, эсквайру.
       Мы намерены предложить господину Иоганну ван Шварцу создать для нашего Собрания высокую иллюзию герба; надеемся, что это предложение будет благосклонно принято господином Шварцем, поскольку разработка герба Собрания Аль-Махди и Баргути является большой честью для любого мага. До сих пор в иллюзии мы использовали плетения господина Аль-Махди и господина Баргути, которых уже нет в живых. Зная, что вы поддерживаете дружеские отношения с паргонскими магами, Собрание доверяет Вам, в знак признания услуг, оказанных Вами Собранию, передать этот заказ господину Шварцу'.

      При том огромном самомнении, которым славится Собрание, подумал Джейсон, он должен быть польщен, и все же поручение было нелегким. Отто Мюллер демонстрировал ему заклинания Шварца, как и иллюзии Дилектуса, и, хотя последние поражали легкостью, оригинальность идей Шварца тоже производили на него огромное впечатление.
      Что же касается чар отцов города Собтауна, то они имели весьма отдаленное представление об обеих магах; Шварц заинтересовал их лишь постольку, поскольку он мог прославить Собрание. Члены Собрания отличались полным отсутствием дара - они даже не замечали, когда Джейсон заимствовал что-нибудь у других волшебников. И все же, когда он решится ехать, неплохо будет, если они оплатят хотя бы часть его расходов на поездку в Нуве.
      Письмо от Антонио Руттели оказалось совсем иного рода. Паргонец делился последними новостями Старого Света, но несколько строк особо заинтересовали Стоуна.

       'После смерти архимага Тамима бин Хамад Аль-Тани, по городу ходит много слухов. Будто он причастен ко многим смертям и будто бы он принял истинную кариитскую веру чтобы исповедаться, а после, осознав чудовищность своего поступка, сошел с ума и перерезал себе горло.
       Говорят, что его настигло проклятие, ведь среди его жертв были и маги...
       Мне удалось попасть на распродажу имущества Аль-Тани, и я высылаю тебе альбом с одним любопытным заклинанием. Чья это разработка мне не известно, вполне возможно - автором был кто-то из жертв черного колдуна. К сожалению, понять это плетение я так и не смог, а обращаться к своим 'заклятым' коллегам при дворе его императорского величества - считаю ниже своего достоинства. Надеюсь ты сможешь приоткрыть завесу над этой тайной...'

      Все это было достаточно странно. Руттели был опытным магом, да и паргонская школа во многом опережала рамикскую. В предчувствии чего-то экстраординарного Джейсон открыл альбом и осознал его ожидания оправдались. Он абсолютно ничего не понял! На двенадцати альбомных листах описывалось безумно-сложное заклинание. Молодой человек постарался разбить его на блоки и вычленить какую-то знакомую часть. Только через полчаса Стоун обнаружил плетение призыва.
      Такими темпами я буду разбирать плетение неделю, а может и больше подумал чародей. Надо посоветоваться со знающим человеком. Мой друг и наставник, Отто Мюллер прекрасный заклинатель и призыв - это как раз по его части. Жаль, что уже поздно, но завтра я обязательно навещу старика.

       Карета, которая везла его к Липен Хилл в это зимнее утро, казалось, тащится черепашьим шагом, и Джейсона удивляло, куда смотрит кучер несколько раз они чуть не угодили в канаву.
      Мюллер поджидал его, престарелый маг отложил ради этого визита свой послеобеденный отдых. Дом Мюллера представлялся Джейсону неким оазисом, хотя и находился в центре Собтауна, а его просторная лаборатория служила живым напоминанием о Нуве. Когда бы Джейсон не оказывался в стенах этой лаборатории, у него неизменно пробуждалось желание посетить столицу империи, город, который в его представлении был неразрывно связан с блеском магии.
      Каждый визит к Мюллеру являлся для Джейсона своего рода паломничеством. Ему нравилась обстановка кабинета: книжные полки, алхимичесий и рабочий столы, небольшая защищенная зона для отработки заклинаний. "В Собтауне - размышлял Джейсон - считалось, что чрезмерная элегантность свидетельствует о недостатке добродетели, а роскошь рассматривалась как признак аристократизма, простота же говорила о демократичности". Но молодого волшебника всегда восхищали дорогие гобелены и тяжелые драпировки в доме Мюллера, ярко-красные, как и обивка стульев; все это напоминало дворец Фогбург - прошлое, с которым старый волшебник был связан столь тесными узами.
      Мюллер зажег свечи (небо неожиданно нахмурилось) и поставил подсвечник на изящный, украшенный замысловатой резьбой дубовый столик.
      - Признаться, я уже весь извелся, от желания узнать, что вас так всполошило - сказал он. - Можно посмотреть заклинание?
      - Конечно - Джейсон протянул старику альбом и на полчаса в кабинете воцарилась тишина.
      - Откуда ЭТО у вас - вечно-прищуренные глаза Мюллера сейчас были широко распахнуты как никогда.
      - Друг прислал из Паргона.
      - Вы уверенны?
      - Да. Все штампы на пакете были в порядке, и запечатан он был его личным знаком.
      - Нет. Вы уверены, что он вам ДРУГ? - Молодой человек промолчал и лишь вопросительно приподнял бровь, требуя объяснений от старика. - Понимаете, ЭТО ужасно... и прекрасно!
      - Что ЭТО?
      - Ритуал.
      - Теперь понятно почему ни я ни Антонио не смогли в нем разобраться. И для чего нужен этот ритуал?
      - Не все так просто. - Мюллер вынул серебряную табакерку, взял щепотку табаку и отдал Джейсону альбом. - Но, давайте по порядку.
      Мюллер любил назидательный тон. В память о прошлом он носил старомодный белый парик и длиннополый камзол с серебряными пуговицами. В свои семьдесят четыре года он был по-прежнему полон энергии. Ему доставляло удовольствие говорить: "Я родился в тот самый год, когда умерла императрица Виктория, в шестьсот девяностом". Отто Мюллер считал себя одновременно волшебником, учителем магии, алхимиком, заклинателем и ученым. Он гордился своим умением одинаково хорошо обращаться как с волшебной палочкой, так и посохом. В Северной Рамике, по его мнению, он был одним из лучших чародеев и единственным профессиональным магом в Собстауне.
      Отвислые щеки Мюллера, его резко обозначенные морщины казались Джейсону своего рода следами почетных заслуг. Пусть приземистая отяжелевшая фигура волшебника теперь окончательно сгорбилась и с каждым годом словно все больше клонилась к земле, но, беря в руки посох, Мюллер распрямлялся, а его голубые глаза загорались прежним огнем.
      - Я не в состоянии ответить на все ваши вопросы - продолжал Мюллер. - Искать ответы нужно где-то в другом месте, возможно, в Нуве, в Нью-Броке или в Галстоуне. Однако постараюсь приоткрыть завесу.
      Обратите внимание на экспозицию заклинания. Вы верно узнали плетение "Призыва Духа", однако тут идет речь о какой-то конкретной сущности, а вот кто она я так и не понял.
      Вторая часть ритуала относительно понятна. У меня получилось разобрать "Чужие глаза" - похожее заклинание мы накладываем на животных, чтобы смотреть их глазами. "Сопереживание" - это вообще из запретной магии. Во всем мире не больше пяти волшебников с ним знакомы, церковь тщательно следит чтобы ничего из магии разума мы не использовали. Хи-хи, клирики решили будто это только их право. Как-то я отвлекся.... Так вот. Как я говорил, в этом разделе хотя бы что-то понятно, однако не меньше половины плетений в нем мне не известны.
      И наконец-то, реприза. В этой части мне абсолютно ничего не знакомо! Какой будет результат от проведения, описанного в альбоме, Ритуала я просто не знаю.
      Мне кажется, страницы, который вы держите в руках - это современный список какого-то древнего заклинания. И я вам настоятельно рекомендую не проводить описанный в нем Ритуал. Знаете ли случаи разные были...

      Джейсон Стоун вернулся домой спустя два часа и сразу же направился в свой рабочий кабинет. "Ну и бог с ним, с этим древним ритуалом. Не получится провести так и не надо - думал молодой человек, бросая альбом на стол. - Зато можно будет постепенно изучать плетения старых мастеров, а они гениально-красивы". Вспомнив изящные решения древних магов, он автоматически посмотрел на альбом и вдруг заметил.
      На обратной стороне альбома была какая-то короткая формула. Присмотревшись, Джейсон озадачился. С одной стороны - это было примитивное плетение простой иллюзии, а с другой - формула была написана той же рукой что и сложнейший ритуал! Что это? Такая выходка была бы уместна где-то в ученической тетради, но никак не на страницах серьезного трактата.
      Не утерпев Стоун влил силу в плетение и в воздухе, перед ним развернулась короткая строчка:

      'Ego, Lupustus natus Dilektus-Schneider, ut prius signum puer, Iosephi II ad curiam arhimagus His Imperial Majesty, Ut suspicor ego veneno'.   (Я, Лапустус Дилектус-Шнайдер, известный некогда как чудо-ребенок, архимаг при дворе Его Императорского Величества Джозефа II, подозреваю, что меня отравили).

      Джейсон Стоун произнес про себя эту тираду, и ему почудилось, что эти слова давно были в его голове, что они являются плодом его, Джейсона, воображения. Они были криком души мага, Стоун в этом не сомневался. Мужчина невидящим взором глядел на стол красного дерева, за которым он сидел. Может, это он страдает галлюцинациями? Единственным предметом, лежавшим на полированной поверхности его рабочего стола, был альбом и НИКАКОЙ формулы на его обратной стороне НЕ БЫЛО!
      Но слова: "Ego, Lupustus natus Dilektus-Schneider" и все, что за ними следовало, не давали ему покоя. Его друг и маг Антонио Руттели, в своих письмах, часто упоминал Дилектуса как гениального чародея нашего времени. Именно этот волшебник был первым паргонцем, заслужившим титул архимага за последние двести лет. "Надпись не могла привидеться - Стоун отрешённо рассматривал альбом - а значит надо разобраться в ситуации".
      Испугавшись, как бы эти размышления не завели его слишком далеко, Джейсон огляделся вокруг, желая вернуться к окружавшей его действительности. Небольшой кирпичный дом, в котором он жил, маленький и такой родной кабинет вернули магу спокойствие. Сверхъестественный голос, призывавший его к отмщению, умолк.
      Чтобы отогнать видение, казалось, околдовавшее его, Джейсон подошел к окну и стал глядеть на город. Пятьдесят лет назад здесь в Собтауне началась революция. Однако теперь до этого никому не было дела. Собтаун гораздо больше гордился своими недавно замощенными улицами и сточной системой, а также тем, что всюду царили чистота и порядок; лишь в самых бедных кварталах мусор и отбросы по-прежнему сваливали на улицах. Другим достойным упоминания общественным нововведением явилась нумерация домов, уже много лет назад введенная в Нуве. Джейсона радовало, что в Собтауне недавно появился и собственный артефактор, Джозеф Чикеринг, и отпала нужда заказывать волшебные палочки за границей или в Нью-Бриге. Он смотрел на шпили церквей, в архитектуре которых чувствовалось влияние парагорнца Жозефа Муре; но, в конце концов, с усмешкой подумал Джейсон, все в Собтауне создавалось старшим поколением, которое тешило себя воспоминаниями о Паргорне и было склонно забывать о тяжком процессе отделения, словно его никогда и не было. И лишь молодые люди, вроде него самого, приветствовали разрыв со Старым Светом.
      Но только не с магией! ТОТ, КТО УБИЛ ВОЛШЕБНИКА, ДОЛЖЕН ПОНЕСТИ НАКАЗАНИЕ!!!
      Джейсон стал готовиться к проведению Ритуала.

Часть первая. ПРОБУЖДЕНИЕ.

13 стужня 727-730 гг. от Рождества Спасителя по кариитскому календарю.

г. Борбург, княжество-епископство Борбургское, Паргон.

      - Он особенный!
      На самом деле, рассматривая своего новорожденного сына, Карл Шнайдер хотел сказать: "Это будет особенный ребенок", но побоялся, ведь такую самонадеянность можно счесть за непокорство воле божьей. И все же, мужчина еще раз мысленно повторил: "Он особенный". Будто это было какое-то заклинание. Слова, произнесенные дважды, подняли настроение, так что он даже примирился с убогой, тесной и низенькой спальней на третьем этаже дома номер тринадцать на Уберштрассе.
      В момент появления на свет младенца, Катерина-Анна Шнайдер хотела знать только одно: "Будет ли ребенок жить? Ведь столько детей умерло... пятеро из шести" - подумала она с ужасом, от которого ее не спасала даже вера в промысел божий.
      Повитуха, принявшая младенца минуту назад, в нерешительности держала его на руках, словно не зная, что делать дальше. И все же она была лучшей акушеркой в Борбурге, именно поэтому Карл и нанял ее. "В этом городе одни только повитухи и могут быть уверены в завтрашнем дне - невесело подумал он - уж они-то зарабатывают больше магов".
      Младенец не шевелился... холодный, противно-липкий пот покрыл тело мужчины, Карлу стало страшно. "Разве бывает, что новорожденный молчит? Все нормальные младенцы плачут!" - метались панические мысли в его голове. Шнайдер гордился своим крепким здоровьем. В тридцать шесть лет он, как и остальные маги при дворе архиепископа борбургского Йоганбаха, был занят выше головы. В качестве помощника магистра, Карл давал уроки волшебства детям аристократов, преподавал чистописание в городской гимназии, разгонял облака или призывал дождь на поля крестьян. И тут с внезапным ужасом он подумал: "Если младенец умрет, жизнь потеряет всякий смысл. Здоровье Катерины и так уж подорвано частыми родами, еще об одних нечего и помышлять. Правда, Урсула, которой не было и пяти, уже училась волшебству, но она ведь девочка..."
      Повитуха, спохватившись вдруг, что младенец все еще не дышит, дала ему звонкий шлепок, и ребенок закричал.
      Никогда еще Карл не слышал столь желанного звука. Для него крик был слаще музыки, и он возблагодарил бога за этот признак жизни.
      Нет, вы только посмотрите, это же уродец какой-то - брякнула повитуха, разглядывая мальчика при свете лампы.
      "Он и вправду весь сморщенный и красный, и кожа у него дряблая - подумал Карл, наблюдая за женщиной - но назвать его сына уродцем... нет, это уж слишком".
      - И все же вам повезло. Никаких повреждений. Даже головка не помята - не обращая внимание на родителей, продолжала знахарка.
      - Дайте его мне, госпожа Альбрехт.
      Дрожащими руками Карл взял сына и нежно прижал к себе. Младенец перестал кричать, словно согретый отцовской лаской.
      - На вид он такой слабенький - сказала Катерина, с нежностью смотря на уже двоих своих самых дорогих мужчин.
      - Маленький, а не слабый. Этот будет жить - твердо посмотрел на жену Карл.
      - Да - подтвердила повитуха. - Слава тебе господи, разродилась наконец.
      Со вздохом облегчения, Катерина откинулась на подушки. "Наконец-то". Во время долгих родов, ей не раз казалось, что она не вынесет страданий и умрет. Все ее тело обливалось потом, хотя снег покрывал землю, на дворе стоял январь, а в комнате было прохладно. И вот, наконец-то, кровать перестала быть ложем пытки. Волнение исчезло с лица Карла, женщина тоже успокоилась, сунула руку под подушку и нащупала ручное зеркальце. Как она выглядит после седьмых родов - измученной и постаревшей или обновленной и похорошевшей? Катерина-Анна изучала свое лицо в зеркале. Ни то и ни другое, лицо совсем не изменилось, и это ее разочаровало. Если бы она похорошела, то могла бы насладиться победой, добытой столь дорогой ценой, в противном случае можно было бы упиваться жалостью к себе. Женщина почувствовала себя обманутой и сунула зеркальце обратно под подушки. Когда они с Карлом поженились, их считали чуть ли не самой красивой парой в Борбурге, но это было так давно... с тех пор каждый год был отмечен беременностью и очередной неудачей, за исключением Урсулы и, быть может, этого младенца. "А вот Карл почти не изменился - подумала Катерина. - Те же правильные черты лица, острый, выступающий вперед подбородок и темно-серые, проницательные глаза. Как, должно быть, Карл гордится, что у него родился сын!"
      - По такому поводу, я сегодня создам радугу - гордо сказал Карл.
      - Дорогой, а как архиепископ на это посмотрит? - на лице женщины отразилась целая гамма чувств: надежда, радость, гордость, тревога, сомнение.
      - Это в честь моего сына! А потом я создам новую иллюзию для его светлости - взгляд любимой подвиг мужчину на рискованное обещание. Карл был магом-погодником за что его в спину называли "деревенским колдуном" и иллюзии были не совсем его профиль.
      - Дай мне ребенка, дорогой.
      Он осторожно положил ей на руки младенца, нежно поцеловал и повернулся к окну, выходившему на узкий задний двор. Каждый раз, смотря на узкую полоску неба, светлеющую за окном, мужчина чувствовал себя узником и приходил в раздражение. Его научили воспринимать мир таким, каков он есть, и все же с некоторыми вещами было трудно мириться. Если вспомнить, что его отец был скромным переплетчиком в Дамбурге и что до него магов в семье не было      - он поднялся необычайно высоко, однако... бывали моменты, когда Карл Шнайдер сомневался, получит ли он когда-нибудь должность магистра? Слишком велико было засилье харджитов в Барбурге, как и во всех государствах Паргона. Спальня вдруг показалась ему оскорбительно убогой. Ненавистными стали скрипучие дощатые полы, скудное освещение.
      Волшебники из далекого Харджистана, в своих длинных, расписных халатах и тюрбанах заполонили западные земли. Как-то незаметно, представители традиционных, паргонских, школ сместились на вторые роли. Впрочем, справедливости ради, стоит отметить, что харджиты были действительно лучшими... от осознания данного факта, становилось только хуже. "Ну да, ведь у них не было "Темных Веков", когда на протяжении трех столетий церковники уничтожали любое проявление волшебства. Напыщенные архимаги ничего не смогли противопоставить мощи единой церкви, их перебили по одному, а после пришла очередь и остальных колдунов. Даже деревенские знахари оказывались на костре, практика или просто упоминание магии - были объявлены богомерзкими. Тогда уничтожили все древние свитки и книги, магия на Паргоне исчезла... почти. Только последние сто пятьдесят лет ведутся работы по восстановлению былых знаний, но очень медленно. Многое утеряно безвозвратно и приходиться учится у харджитов, а они очень неохотно делятся знаниями."
      Катерина-Анна, заметив, что муж вдруг помрачнел, огорчилась.
      - Карл, ты на меня обиделся? - прошептала она.
      - За что? - непонимающе моргнул мужчина.
      - Ты достоин того, чтобы стать магистром. Архиепископ Йоганбах относится к тебе с уважением. Ты прекрасно исполняешь свою работу.
      "Катерина слишком добрая - немного печально подумал он - ждет от всех людей только хорошего, даже от князя-архиепископа, однако я не так наивен". Кто-то мог лебезить, гнуть спину перед начальством, а для него это было настоящей пыткой. Казалось бы - откуда такая гордость у сына переплётчика? Но именно благодаря корням мужчина по праву гордился своими успехами. Карл был ревностным кариитом, но мало кого любил из духовных лиц; он был искренним сторонником архиепископа Йоганбаха и императрицы Марии Логанди, но его возмущало, что они отдают предпочтение магам-харджитам. Он жил волшебством, но и они утверждали, что любят магию, только разве это меняло что-нибудь для его сына? Будь ты хоть семи пядей во лбу, мир создан на потребу аристократов и духовенства. Дома поместной знати и церковных сановников располагались поблизости от Резиденции архиепископа, от ратуши и магистрата где служил Карл.
      Там же, в центре, расположились пять храмов, Карл знал их все наперечет: церкви св. Клауса, св. Петра, св. Каэтана, св. Эрхарда, гранцисканская церковь и, наконец, Университет, Гимназия и Библиотека. Аристократы знали, где власть и сила. Они называли эту тесную группу строений "Городом суверена" и считали посторонним всякого, кто жил за его пределами. Даже та часть Барбурга, где жили Шнайдеры, пусть на той же стороне реки Бар, пренебрежительно именовалась "Городом бюргеров", и никто из аристократов или церковных сановников не снизошел бы до того, чтобы поселиться на одной из его узких, извилистых темных улиц.
      Да и квартира, которую они снимали, была не слишком удобна, что бы там ни говорил хозяин дома Лоренц Хагенауэр. Домовладелец, занимавший первый и второй этажи, частенько напоминал Карлу, что ни у одного мага в Барбурге нет такой замечательной квартиры. Однако взбираться на третий этаж не так-то легко, каменная грязная лестница была холодная и темная, а кухня с открытым очагом такая древняя и примитивная, что Карл Шнайдер иногда чувствовал себя прямо-таки пещерным человеком.
      Карл вышел в гостиную. Он просил своего знакомого, волшебника-харджита Аль-Бари, присутствовать при родах, но маг-лекарь так и не явился, и Шнайдер сомневался, придет ли тот вообще, ведь только аристократы могли рассчитывать на подобные услуги. Раздражение и досада только возросли, когда он выглянул из окна на Лохельплац в надежде увидеть там запоздавшего волшебника. Маленькая площадь была темна, как склеп.
      Младенец вел себя так тихо, что у Карла от тревоги за него ныло сердце. Будет чудо, если ребенок выживет. И тут вдруг раздались шаги.
      Мухаммед Аль-Бари шел к Шнайдерам с неохотой. Конечно, Карл - адекватный паргонец (насколько кариита можно таким считать), однако, турнир, с опытными магами, такая редкость в Барбурге. Кроме того, если бы он ушел раньше, архиепископ мог обидеться, что один из лучших магов города покинул арену. "Я и так сделал Карлу одолжение, когда согласился прийти - тихо бурчал харджит - ведь в Барбурге всех детей, за исключением дворянских, принимают повитухи". К тому же маг Аль-Бари считал, что, какие бы усилия ни прилагал лекарь, жизнь или смерть ребенка - дело случая. Однако, когда он увидел младенца, на длинном, вечно-унылом лице мага появилось подобие вежливой улыбки.
      - Как вы считаете, он выживет? -  с тревогой спросил отец. - Он здоров?
      - Не менее, чем большинство младенцев. - Маг-лекарь бросил диагностирующую сеть, посмотрел на окна, убедился, что комната хорошо проветривается. И только под настойчивым взглядом отца стал изучать поступающую информацию.
      - Так как же? - спросил Карл, вновь охваченный беспокойством: слишком уж озабоченный вид был у лекаря.
      - Я уже сказал. Шанс выживания такой же, как у других младенцев.
      - Вы считаете, он все-таки может умереть?
      - Все мы можем умереть - в любую минуту.
      - Разумеется. Но ведь дети-то мрут у нас ужасно.
      - Ребенок не крупный, может быть, немного слабенький, но, в общем, как я сказал...
      - Удачный был турнир? - Решил переменить тему Карл.
      - Наши победили, однако, ваше отсутствие чувствовалось. Архиепископ считает, что Брутелли гораздо худший погодник.
      - Вы, видимо, хотите сказать, господин маг, что на этот раз его светлость не мог пожаловаться на то, что заклинания чересчур паргонские - саркастически заметил Карл - а следовательно, варварские?
      - Его светлость сказал, что заклинания были гаргонскими и даже хуже того - барбургскими.
      - Он был недоволен моим отсутствием?
      - Пожалуй. Вы ведь знаете, он любит, чтобы плетения исполнялись как следует, по-харджиски.
      Катерина, видя, что постепенно все улаживается, воспрянула духом.
      - Господин маг, вы должны попробовать, какие замечательные пирожки готовит наша Мария - сказала она.
      Пока Мария, пожилая служанка Шнайдеров, накрывала на стол, Карл обратил внимание гостя на то, что у младенца глаза волшебника.
      - У него самые обыкновенные глаза - ответил маг-лекарь.
      Но Карл продолжал всматриваться в, уже закрытые, глаза младенца, под опущенными веками, они продолжали шевелиться словно жили своей, особенной жизнью.
      На следующий день Карл окрестил ребенка в соборе. На улице стоял пронизывающий холод, но присутствие друзей согревало мужчину. К выбору имени своего наследника новоиспеченный отец подошёл со всей ответственностью. Будучи гаргонцем, Шнайдер гордился своей родиной, её историей и достижениями; он фанатично старался развивать традиционную паргонскую школу магии. Естественно, что и имя своему сыну он выбрал не простое - Вольфборн (Волкорожденный), когда миссионеры карииотов пришли к варварам гаргонам, они встретили жестокое сопротивление со стороны местного жреческого сословия. Многие миссионеры приняли мученическую смерть и обрели святой сан, но так было не во всех племенах. В те далекие времена, в гаргонских лесах жил великий друид, архимаг Вольфборн, который поддержал сторонников единого бога за это его позже причислили к лику святых. Карл думал, что имя такого великого человека больше всего подходит для его сына и не вызовет негодования церкви.
      Церемония крещения прошла гладко, и понемногу его мрачные предчувствия рассеялись. Но, заворачивая младенца в теплое шерстяное одеяльце, чтобы защитить от январской стужи, он испытывал некоторое беспокойство. Когда Шнайдер объявил, что его сын должен стать магом, аббат Ван Майер возразил:
      - Безнравственные слова. Он станет тем, кем ему от бога быть предначертано.
      - Конечно - согласился Карл. Кто же станет противоречить важному духовному лицу? И все же он думал, что этот приземистый пожилой церковник неправ.
      - Мальчику посчастливилось, что он родился в Борбурге - это такой прекрасный город. - Карл не рискнул возразить аббату и только подумал: "Все зависит от того, что сможет получить здесь Вольферль, в смысле магии".
      Первым воспоминанием Вольфборна был звук грома. Это случилось, когда его отец призывал дождь, два года спустя. Раздались мощные, оглушительные звуки, от которых у него заболели уши. Он побледнел и расплакался. Мама смутилась, а отец прикрыл ему уши руками, и он успокоился.
      - Он совершенно прав, Катерина-Анна, я слишком много силы вложил в заклинание - шепнул Карл.
      - Ты не сердишься на Вольфа?
      - Я горжусь им.
      Мама прижала к себе ребенка, и это он тоже запомнил.

      Скоро мальчик начал различать странные, разноцветные потоки. Ему уже исполнилось два года, это был большеголовый, голубоглазый ребенок, белокурый, со светлой нежной кожей. Мальчик был вполне здоров, хотя и маловат ростом для своего возраста. Он умел немного ходить (если держался за кого-нибудь или за что-нибудь), но по-настоящему волновали его только загадочные всполохи. В комнате был стол, за которым его кормили, а он любил поесть; были окна, из которых можно было смотреть на прохожих, и ему нравилось это занятие; можно было играть с сестрой, когда она не занималась с папой, но самыми счастливыми были минуты, когда он наблюдал за работой отца, как он плетет удивительные, цветные узоры. Дождь стучал по окнам, и это приводило его в восторг. Он прислушивался к ветру, хотя часто шум был громким и пугающим. Пробивающиеся сквозь тучи, солнечные лучи завораживали мальчика. По узору заклинания он мог определить какой эффект хочет получить отец. Плетения были разными: одни - легкие, изящные, как кружево на костюмах аристократов; другие - громоздкие и грубые; а были и какие-то неполноценные, будто латаная одежда крестьян. В тот вечер, когда отец не смог развеять черные грозовые облака, он рыдал так, словно на него свалилось огромное горе.
      Как-то раз Карл взял его с собой на вершину горы, где крепость Гогенборбург возвышалась над всем городом. Подъем был долгий, тяжелый, только архиепископ имел право подъезжать к древнему замку верхом, и Карл почти весь путь нес Вольфборна на руках. Но когда они ужо стояли над Борбургом и им открылся знакомый, столь любимый Карлу вид (Унтерберг, вагарская равнина, река Бор) - он понял, что старался не зря. Трудно было бы найти для Борбурга лучшее местоположение, думал Карл. Он указывал Вольфу на плоские кровли, купола церквей и монастыря, узкие темные улочки "Города бюргеров", широкие площади "Города суверена", изящные очертания собора и громаду Резиденции. Это была прекрасная картина, и она не могла не понравиться сыну.
      Вольфборна же интересовало другое. Пчелы жужжали над головой, и он пытался понять, о чем они разговаривают. Стрекотали кузнечики, и ему хотелось подражать их стрекоту. Он услыхал пение малиновки и с наслаждением внимал ему. Когда же ребенок рассмотрел пульсирующие, разноцветные магические потоки, он забыл обо всем. Вольф пропускал сквозь себя эту энергию (подбегая то к синему, то к зеленому), а отец, улыбаясь, наблюдал за резвящимся сыном. Мужчина не видел никаких потоков и думал, что сын просто играет.
      - Папа, папа, а что это такое? - Пальчиком, малыш указывал себе под ноги.
      - А-ха-ха, это трава! - с нежностью сказал Карл.
      - Не трава - упрямо замотал головой ребенок - синяя.
      "Что там может быть? - думал мужчина, подходя к сыну - может какой-то синий жук или птица?" Однако, как он не всматривался, ничего рассмотреть не смог и решил сотворить поисковое заклинание. А потом еще одно, еще... пока не понял, что же увидел его сын.
      - Это магия. Только давай ты никому не скажешь, что ее видишь?
      Вольфборн не знал, что такое магия, но у папы был очень довольный вид, и он просто кивнул. Его смышленость была немедленно вознаграждена - папа обнял его и крепко поцеловал, от чего Вольфу стало совсем радостно. Он тоже любит магию - так же крепко, как папу, только он пока еще не знает, что это такое.
      С тех пор магия заполнила все дни Вольфборна. Папа, когда мог, работал дома. Дома он давал частные уроки волшебства, придумывал новые заклинания, экспериментировал вместе с друзьями и, наконец, учил сестру, которая занималась волшбой каждый день.
      Теперь, поскольку Вольф научился ходить самостоятельно, он тоже ковылял в кабинет-лабораторию и часами наблюдал, усаживаясь иногда прямо на пол под столом.
      Карл убеждал себя - нет ничего странного в том, что ребенок, без специальных навыков или артефактов, может видеть магические потоки (возможно, древние волшебники так умели?). Он привык, что сынок сидит рядом в уголке или под столом и сосредоточенно наблюдает. Присутствие Вольферля заставляло его работать особенно старательно, ему хотелось, чтобы сын видел лучшие из магических узоров. Но когда он попытался научить ребенка азам волшебства, тот не проявил никакого интереса. Вольф не знал, как сказать папе, что каждый раз, наблюдая за сплетением магических нитей, он испытывает чудесное волнение.
      Как-то вечером папа сплел такое прелестное заклинание, что Вольф не вытерпел. Он должен удержать это плетение в себе. Когда папа закончил колдовать и развеял заклинание, Вольфборн стал мысленно его повторять. Какие интересные узоры! Ему не хотелось ложиться спать. В кроватке было так скучно. Он не мог заснуть, пока не вспомнил все плетение до конца и только тогда, продолжая его рассматривать в уме, довольный, уснул. Утром, вспомнив заклинание, которое рассматривал ночью, мальчик несказанно обрадовался. Ему казалось, что это плетение может унести его куда угодно, стоит только пожелать.
      Мальчику понравилось мысленно создавать и разбирать плетения - это стало его любимой игрой. Он заметил, что все живое излучает какое-то странное свечение, однако у домашней собаки оно было не таким как у мамы, а папа светился ярче всех.
      И еще он любил смеяться. Это была самая простая игра. Когда он был послушным мальчиком, мама смеялась, и папа тоже, и он смеялся вместе с ними. Иногда к ним присоединялась и Урсула, но ему не нравился ее смех: мамин был нежным и ласковым, папин - глубоким и басовитым, а сестра смеялась тоненько и пронзительно. И все же, когда они смеялись все вместе, было так приятно, что все его существо наполнялось любовью.
      В день, когда Вольфборну исполнилось три года, он проснулся от "дрожания" магических потоков. Мальчик уже знал, что это происходит, когда папа в кабинете колдует, однако он никогда не занимался магией так рано. В предчувствии чего-то удивительного, не в силах оставаться в комнате, он выбрался из кроватки и побежал в кабинет. Для него это было рискованное путешествие (он еще нетвердо держался на ногах), но ведь нужно рассмотреть новое плетение как следует. Отец, с волшебной палочкой в руках, стоял перед окном и колдовал. Родители не заметили, как мальчик зашел в лабораторию.  И вот, заклинание было завершено - начиная от их дома, вверх над всем городом, взметнулась радуга. Малыш потянулся к окну, желая потрогать чудо. Удивительно: радуга зимой.

2. 729-730 гг. от Рождества Спасителя по кариитскому календарю.

г. Борбург, княжество-епископство Борбургское, Паргон.

      Карл не удержался и рассказал своим знакомым, как Вольборн тянется к магии и может до полуночи наблюдать за работой отца. Ему никто не поверил, правда и о том, что его сын видит магические потоки, заботливый отец предпочел умолчать.
      Он не спал просто потому, что не хотел ложиться, обычные детские капризы. - Сказал аббат Ван Майер.
      Маг-лекарь Мухаммед Аль-Бари заявил, что, если мальчик будет так поздно ложиться, это пагубно отразится на его здоровье. Карл возразил:
      - Вольф не болел ни одной серьезной болезнью.
      - Не болел, так заболеет - ответил доктор.
Господин Махтнер оказался еще большим скептиком:
      - Вы, пожалуй, скажете еще, что ребенок знал, какие заклинания вы создаете.
      - Этого я не скажу - согласился Карл. - Но он понимал, что я делаю.
      - Просто ему нравится все новое. И как все дети, он хочет находиться поближе к своим родителям.
      Карл промолчал. Он сам предложил придворному магу встретиться в "Заклинателе" - маленькой барбургской таверне, где обычно собирались волшебники, но теперь усомнился, стоило ли это делать. Скептицизм друга удивил и обескуражил его. Карл не ожидал такого от Махтнера; Андреасу Махтнеру, темноволосому стройному вагарцу, обладавшему острым умом, было всего двадцать семь лет. Они быстро подружились, так как маг был хорошим стихийником, неплохим поэтом и отменно знал литературу - качества, которые Карл ценил в людях. Поэтому он вновь попытался объяснить, что именно чувствует в Вольборне (не упоминая о его уникальной способности).
      - Когда я начинаю колдовать, он всегда тут же, рядом, и ни за что не хочет идти в кроватку.
      - Может, ему надоела кроватка. Поэтому он и готов смотреть как вы работаете. Между прочим, Карл, вами очень недовольны за отзыв о нашей магии, который вы дали бурлинскому издательству "Магпург".
      - Кто недоволен? Харджиты при дворе его светлости?
      - Не одни только харджиты. Быть может, вам не стоит столь откровенно показывать, что вы стремитесь стать магистром здесь или где бы то ни было.
      - Может, мне к тому же следует возносить хвалу небу за то, что я в поте лица зарабатываю четыреста гульденов в год как помощник магистра, да еще несколько гульденов, если деревенские старосты останутся довольны, когда я развею тучи или призову дождь на их поля? Вы не хуже моего знаете, что мне платят гроши.
      - Никто вас не осуждает за то, что вы хотите улучшить свое положение. Только не надо это делать в ущерб другим.
      Карлу очень хотелось ответить в пренебрежительном тоне, но Махтнер был из тех, кто мог настроить против него архиепископа. Легко сказать: "Человек предполагает, а Бог располагает", на деле судьба каждого мага в Барбурге полностью зависит от его светлости.
      - А вы читали, что я написал для "Магпурга"? - Спросил Карл.
      - Нет.
      "И все же у вас, господин Махтнер, есть на этот счет свое мнение - раздраженно подумал Шнайдер - у каждого есть свое мнение обо всем. Даже о Вольфе".
      - Но я слыхал, в статье говорится в основном о ваших заслугах, Карл.
      - Я вам покажу. Приходите завтра к нам отобедать, а заодно почитаете статью, которую я написал для журнала "Магпург".
      - Хорошо. Не сомневаюсь, она столь же интересна, как ваша "Рунная школа".
      - Мою книгу тоже ругают?
      - Нет, что вы! Наоборот, говорят, что ее издание делает Барбургу честь.
      - Не потому ли, что я посвятил ее архиепископу?
      - Потому, что она написана со знанием дела. Я прочел книгу, как только она вышла. Давая уроки древней магии, я неизменно руководствуюсь ею.
      Карл не поверил. В порыве отчаяния он подумал, что проще, пожалуй, махнуть на все рукой, раз уж обстоятельства складываются против него. Но ведь Вольф совсем другой, Вольферль должен быть другим. Нет, Карл никому не даст убить свою мечту. Он начнет обучать сына магии, как только тот немного подрастет, может, года через два.
      - Сколько сейчас вашему сыну? - спросил Махтнер.
      - Три года.
      - Совсем еще маленький.
      - Да неужели? - Немного резче, чем хотел, отреагировал погодник.
      - Уж не рассердились ли вы, Карл?
      - А разве у меня есть причины сердиться?
      - Вы хотите ему добра, но ведь не каждый одаренный ребенок непременно гений.
      На следующий день Карл заставил всю семью облачиться в лучшие одежды - нужно было показать Махтнеру, что в качестве магистра он не ударит лицом в грязь. Карл сам тщательно проследил за всеми приготовлениями. Катерина-Анна надела скромное платье из голубой тафты с белой кружевной отделкой, хорошо оттенявшее ее белокурые волосы и свежий цвет лица, и ждала одобрения мужа.
      - Ты выглядишь прекрасно - залюбовался женой Карл.
      - Я очень изменилась?
      - Вовсе нет.
      - Ты меня обманываешь.
      С тех пор как непрерывным беременностям пришел конец, в женщине вновь пробудилось кокетство, а сейчас, в этом платье, она чувствовала себя совсем молодой.
      - Ты очаровательна. - Это правда, подумал он, хотя она уже далеко не та хорошенькая молодая девушка, на которой он женился. Однако в этом платье она все еще привлекательна. Ее неугасимая жизнерадостность стоила тысячи поцелуев. Он сказал об этом, и она покраснела.
      - Я хочу хорошо выглядеть. Ведь ты такой элегантный.
      Карл кивнул. Действительно, его белый галстук и серый парчовый камзол с желтой оторочкой выглядели весьма презентабельно.
      - Мы должны быть хорошо одеты. А где же дети?
      - Мария приводит их в порядок.
      Сначала подверглась осмотру Урсула. Девочка чувствовала себя взрослой и волновалась. Впервые в жизни она оделась, как большая.
      - Какая ты хорошенькая! - воскликнула мама и поцеловала дочь.
      А Карл подумал: "Урсула кажется хорошенькой потому, что юна и застенчива - тоненькая семилетняя девочка в белом тафтовом платьице с узким облегающим лифом". Он поцеловал девочку, она сделала реверанс и сказала:
      - Благодарю вас, папа.
      - Ты вырастишь для господина Махтнера тюльпан. Четко и без запинок, от луковицы до цветка.
      - Хорошо, папа! - И тут Урсула увидела Вольфа, который уцепился за ее руку. - Ой, какой он смешной!
      - Урсула! - Папа был сама строгость. - Теперь Вольборн у нас настоящий маленький мужчина.
      Девочка не соглашалась - если уж Вольф маленький мужчина, то она-то совсем взрослая. Но промолчала, спорить с папой опасно, он может наказать, запретить колдовать перед господином Махтнером, а ей так хотелось продемонстрировать свои способности и быть центром внимания.
      Вместо платьица, которое обычно носил Вольф, папа велел нарядить его в синие до колен панталоны, белые нитяные чулки, башмаки с пряжками из фальшивого серебра и голубой парчовый жилет. Его волосы были завиты, как у детей императрицы Марии Логанди, и мама с гордостью подумала, что он выглядит маленьким придворным.
      - Его можно хоть сейчас представить ко двору, правда? - сказала она.
      "Интересно - задался вопросом Карл - понимает ли Вольфборн, как его вырядили".
      - Может быть, одеть его попроще? - спросила Катерина у мужа.
Несколько секунд, отец семейства колебался, но в голове уже окончательно сложился план, и он сказал:
      - Не надо. Так или иначе когда-нибудь ему придется носить этот наряд. Пусть привыкает.
      Вольф чувствовал себя очень неудобно. Панталоны слишком свободны, жилет тесен, и к тому же чешется голова. Но все, кроме Урсулы, явно гордились им, и он попытался напустить па себя важный вид.
      Как только пришел Махтнер, Карл Шнайдер повел его в гостиную читать свою статью. Закончив чтение, друг сказал:
      - Исчерпывающие сведения - и все о вас.
      - Я писал только правду.
      - Да, о себе.
      - И упомянул всех.
      - Но ведь здесь почти ничего не говорится ни о нашем теперешнем магистре Ибн-Герлине, ни о вице-магистре Аль-Лолли, а ведь оба они выше вас по положению.
      - Я говорю и о них.
      Махтнер взял журнал и прочел выдержку из статьи:
      - Господин Карл Шнайдер, первый маг-погодник и руководитель собрания при дворе его светлости архиепископа". Ибн-Герлине и Аль-Лолли, наверное, в восторге от этого.
      - Я написал, что магистр Ибн-Герлине - прекрасный волшебник, и это действительно так.
      - А Аль-Лолли?
      Карл пожал плечами. Он знал, что Аль-Лолли должен унаследовать место Ибн-Герлина, но ведь случаются же чудеса, а он только пытался помочь чуду.
      - Отлично! - усмехнулся Махтнер. - Вы когда-нибудь читали Гордиога?
      - Я прочел немало разных сочинений, в том числе и античных.
      - И сами сочинили еще больше (если верить тому, что вы написали для "Магпурга"), больше, чем кто-либо в Барбурге. - Не обращая внимания на протесты Карла, Махтнер прочитал: - "Из приобретших известность работ господина Шнайдера следует отметить значительное число заклинаний, тридцать рунных связок, множество иллюзий, двенадцать заклятий и бесчисленное количество зачарованных предметов..."
      - Прошу вас, не надо! В ваших устах моя статья представляется чистым бредом!
      - Харджиты вас уничтожат... Поймите, когда Ибн-Герлине умрет или уйдет в отставку, враги, которых вы нажили с помощью этой статьи, не дадут вам занять место магистра.
      - Враги? В среде волшебников создавать себе врагов вовсе нет нужды. Они существуют, потому что существуешь ты, потому что добиваются того же покровительства, что и ты, потому что завидуют заклинаниям, которые ты придумываешь, а они создать не могут. И по многим другим причинам. В статье я всего-навсего перечислил кое-какие свои заслуги. - Резко отпарировал Карл, на что Махтнер скептически улыбнулся.
      - А что сказал по этому поводу его светлость? - успокоившись задал вопрос Шнайдер.
      - В настоящий момент он больше всего занят тем, чтобы не дать втянуть нас в войну между Марией Логанди и Фридрихом Загрине.
      - А мы и не станем вмешиваться. Мы для них не представляем интереса. В этом наше главное преимущество.
      - У вас здесь спокойное и надежное место, а вы ищете чего-то еще.
      - Я преданный слуга его светлости.
      - Послушайте, Карл, журнал "Магпург" читают во всем центральном Паргоне. Вы предложили свои услуги желающим, и притом так ловко, что к вам и не придерешься.
      - Это неправда, - упорствовал Карл. - Я надеюсь, после смерти Ибн-Герлина, его светлость остановит свой выбор на мне. А почему это вас беспокоит?
      - Мы с вами друзья. Я не хочу, чтобы вы портили себе карьеру.
      - Только поэтому?
      Прежде чем Махтнер успел ответить, в гостиную вошла Катерина-Анна и спросила: "Не видели ли они Вольфборна? - женщина была встревожена - Урсула помогает Марии в кухне, а мальчика нигде не видно".
      - А ты не искала его в кабинете? - спросил Карл.
      - Ему запрещено туда входить, когда там никого нет.
      На мгновение воцарилось молчание, и вдруг из лаборатории донесся шорох. Шум усилился, прервался на секунду, а затем звуки изменились. Карл тихонько поманил за собой жену и Махтнера, и все на цыпочках направились в кабинет.
      Вольфборн стоял у стола и тянулся за волшебной палочкой. С тех самых пор, как он понял, что папа для создания удивительных кружев из разноцветных потоков использует эту деревяшку, ребенок мечтал попробовать сам. Сегодня он впервые сумел дотянуться до палочки. Ликующая радость охватила его. Он запомнил каждое свое движение: вот он тянется все выше и выше, и вдруг его пальцы касаются чего-то округлого и твердого. Еще немного и детская рука сжимает артефакт. Необычные ощущения захлестнули мальчика - мир стал более ярким. Рядом проносился сиреневый поток, Вольф взял из него энергию и закрутил палочкой первый узел. Но следующий, плохо сочетается с первым. В задумчивости, ребенок его распустил, повел палочкой в сторону, и скоро он нашел, гармонично расположенную, точку и вот новый узел готов, малыш добавил энергии - в один, потом во второй. На конце палочки зажегся слабый огонек. Он открыл для себя подпитку узлов, а их гармоничное расположение наполнило его огромной радостью. Палочка стала его другом, добрым и надежным, он ее полюбил и потому делал взмахи нежно.
      Вольф никого не замечал, пока отец не взял его на руки. Сначала ему показалось, что папа сердится, так крепко сжал он его в объятиях. Но Карл посадил мальчика на табурет, активировал встроенное, защитное плетение и велел продолжать.
      И тотчас же Вольфборн снова принялся подбирать узлы, не обращая ни на кого внимания. Он так погрузился в это занятие, что маме пришлось позвать его несколько раз, прежде чем он сообразил, что его зовут обедать. И хотя на обед был жареный каплун (любимое блюдо Вольфа), он не хотел идти, пока папа не успокоил его, сказав, что в эту игру можно поиграть и завтра.
      За столом Махтнер воскликнул:
      - Строит заклинание! Но ведь не мог же он додуматься сам. Конечно, вы научили его этому, Карл.
      - Ничему я его не учил.
      - И потом, зачем вы его так нарядили? Он похож на маленького ливрейного лакея.
      - Лакеем он не будет. Можете не сомневаться.
      - Значит, вы собираетесь сделать из него чудо-ребенка?
      - Я хочу сделать из него мага.
      - Не слишком ли рано начинаете? Меня заставили учиться магии в пять лет, когда я хотел заниматься совсем другими вещами. Я ее ненавидел. Меня силой сажали за книги. Прошли годы, прежде чем я научился любить волшебство.
      Карл не слушал. Он думал. В конце концов его сыном был Вольфборн, а не какой-то там Махтнер.

3. Стужень - тревень 731 г. от Рождества Спасителя по кариитскому календарю.
г. Борбург, княжество-епископство Борбургское.

      Уроки начались на следующий день в лаборатории. Пока Катерина-Анна одевала Вольфборна, Карл проверил, все ли готово. Мария затопила большую кафельную печь, и глава семьи с удовлетворением отметил, что она излучает достаточно тепла, чтобы пальцы сохраняли гибкость. Служанка протерла пыль, и кабинет засиял. Карл сплел несколько простых заклинаний, проверяя, состояние новой палочки, и остался ею доволен. Проверил Шнайдер и остальные артефакты. Магические книги находились в другом конце комнаты, чтобы, давая уроки, он мог расхаживать по всей зале. Но когда Катерина привела Вольфа, мальчик не стал ни на что смотреть, кроме волшебной палочки.
      Как только Вольфборн уселся на табурет, он забыл обо всем на свете. Отец сел напротив него, дал Вольфу палочку и начал плести заклинание. Беда только - мальчик был очень маленький и ему приходилось сильно задирать голову. Папа положил на табурет подушки, но сиденье получилось неустойчивым. У Вольфборна заболела спина. Он не мог сидеть прямо. На своем примере, Карл показал, как надо правильно держать волшебную палочку, а малыш расплакался. Папа хотел было наказать Вольфа, но его остановила мама.
      - Вольф не виноват. Ему неудобно. Разве ты можешь колдовать, когда тебе неудобно? - Она сняла с табурета ненавистные подушки, вытащила из шкафа семейную Священную Книгу и посадила на нее Вольфборн. Это была самая большая и самая важная книга в доме, толстая, в отличном переплете, который сделал еще отец Карла.
      Сидеть на Книге оказалось очень удобно. Вольф перестал плакать. И когда папа начал колдовать, он стал плести заклинание вместе с ним. Мама улыбалась - значит, она довольна. Папа, тоже довольный, сидел рядом с сыном и старательно показывал, что надо делать. Подражать было нетрудно. Вольфборн любил подражать и с радостью повторял все за папой.
      Шнайдер заметил, что Вольф морщится, когда у него получается дисгармония. Он шел от узла к узлу с удивительной точностью. По выражению лица Катерины-Анны, Карл видел, что для нее Вольфборн все еще несмышленое дитя, сам же он не мог больше относиться к сыну, как к ребенку. А Вольф хотел колдовать.
      Впрочем, когда мама взяла мальчика на руки и, прижавшись губами к нежной щечке, стала баюкать и ласково напевать колыбельную песенку, он уснул как самый обыкновенный ребенок.
      Отец обучал Вольфборна магии так, как обучал бы другого ребенка говорить. Вольф учил узоры, как другие дети учат алфавит. Но что особенно радовало Карла, так это любовь мальчика к волшебной палочке. Вольфборна не нужно было заставлять упражняться: в нем, казалось, жила потребность колдовать - он нуждался в магии как в воздухе. Карлу и самому было трудно сдерживать свой энтузиазм и заниматься с сыном всего три раза в неделю по часу, но малыш был еще очень мал. Мама тревожилась, как бы ребенок не переутомился, и Карл твердо держался установленного распорядка, хоть это было нелегко. Если он поправлял Вольфборна, мальчик тут же запоминал и никогда больше не повторял ошибку. С той же легкостью учился он колдовать и при помощи посоха. Он начал читать руны и изучать асинское письмо.
      Перед Вольфборном открылся мир неожиданных чудес. Его так и тянуло к палочке. Он изумлялся тому, что в мире может быть столько радости: можно самому создавать цветы, траву, развеять тучи, осветить ночь... И Папа больше не кричал на него. У Папы был теперь все время довольный вид. А как много этих узоров, и каждый делает что-то особенное! Ему хотелось погладить палочку, и, когда в комнате никого не было, он прижимался к артефакту щекой.
      К четырем годам Вольфборн уже создавал иллюзии (динамичные картины с пейзажами или батальными сценами). Карл неустанно молился за сына в соборе и вел учет каждому заклинанию, разученному сыном. Он уже позабыл о своем решении не торопиться с учением, а мальчик был только рад. Казалось, для Вольфа не имеет значения заклинания какой школы творить. Чтобы ребенок учился читать рукописные тексты и усваивал правила создания заклинаний, Карл показывал сыну свои собственные работы. Как-то он задал Вольфборну выучить иллюзию, распускающийся бутон розы, и мальчик легко ее создал прямо с листа.
      Катерина-Анна тревожилась за сына. Стоило мальчику зайти в кабинет отца, как Вольфборн забывал обо всем. Она пыталась заставить его каждый день ходить на прогулку с Урсулой, чтобы дышать свежим воздухом и укреплять здоровье, но он всему предпочитал магию.
      Урсуле не нравилось, что Вольфу уделяют больше внимания, чем ей. Она до сих пор не могла забыть, как старалась для господина Махтнера, а он потом говорил только об этом мальчишке. Она старалась избегать прогулок с братом, но тот был слишком мал и не мог гулять один. И еще она не хотела создавать заклинания вместе с ним.
      Папа приказал, а Урсула ответила, что он еще маленький. Девочка сама удивилась своей дерзости, но отец не наказал ее. Папа почему-то задумался и сказал:
      - Он же твой брат.
      - Все равно я колдую лучше. Я уже месяц как выучила "Щит Дориана".
      "Колдуют-то они одинаково - подумал Карл - с той лишь разницей, что Урсула вдвое старше Вольфборна".
      - Я умею создавать массовые заклинания, вариативные топосы и хрии. А он не умеет.
      - Ты делаешь их очень хорошо. - Девочка просияла от слов отца, а Карл добавил - поможешь мне научить им Вольфа?
      "Ничего себе, какой папа хитрый" - подумала малышка. Отец поцеловал ее, будто она уже дала согласие, и повел в кабинет, где брат разучивал новое плетение.
      - Папа, ведь вы говорили, что я буду помогать учить Вольфа?
      - Ну да! Вы будете колдовать вместе. Ты создаешь заклинание, а он повторяет за тобой. Помнишь как я тебе рассказывал о круге магов? Вот вы и будете работать вместе, словно взрослые волшебники.
      Урсула посмотрела на Вольфборна, сидящего за столом. Брат был вполовину меньше ее ростом, из-за столешницы выглядывала только его курчавая голова. Если он будет колдовать лучше ее, она этого не перенесет.
      Папа поставил на стол большой, с высоко загнутыми, резными краями, серебряный поднос. Достал из небольшой клетки спящую курицу, положил на этот металлический лист и узким ножом, нанес быстрый, колющий удар по птице. Усадил рядом с Вольфборна, хотя она до сих пор не решила: соглашаться или нет. Пока что, как и сказал папа, Вольф лишь вторит ей, а Урсула творит заклинание исцеления. Когда они закончили колдовать, папа поцеловал дочку, к нему присоединилась и мама, узнав, как хорошо она справилась с ролью лидера магического круга. Урсула не могла ни на кого сердиться, даже на брата.
      За обедом, на который подали тушеную курицу, Урсула сообщила Вольфборну с высоты своего величия:
      - Завтра я научу тебя выращивать цветы.
      - Выращивать? - Вольфборн озадаченно посмотрел на сестру.
      - Ну, знаешь, вроде того, что делает папа на полях.
      - А, это? - Он показал пальчиком на дерево за окном дома.
      - Неправильно!
      - Неправильно? - От огорчения он печально опустил руки.
      - Ты что это, сейчас нюни распустишь? - У Вольфа в глазах стояли слезы.
      - Ничего подобного. - Но слезы уже текли по щекам.
      - Погоди, завтра я тебя научу. - Пообещала сестра. Теперь, когда девочка доказала свое превосходство, ей стало жаль брата.
      На следующий день Карл начал учить Вольфборна читать и писать, а также занялся с ним арифметикой. Только вечером, и то ненадолго, они практиковались в плетении чар. Несколько месяцев отец делал упор на эти предметы, и Вольф учился прилежно.
      Как-то Махтнер зашел к Карлу и наткнулся на Вольфборна, который, сидя на полу, мелом писал на нем цифры. Цифры были везде - на столах, стульях, стенах, даже на книжных страницах. Естественно, мужчине стало интересно и Махтнер спросил ребенка, что он делает.
      - Рифметику - ответил Вольф. - Для папы.
      - Ты все делаешь для папы?
      - Для папы и для боженьки. Сначала для боженьки, а потом для папы.
      - Кто же тебя этому научил?
      - Папа. Хотите, я покажу вам, как делать рифметику?
      - А зачем она мне?
      - Чтобы придумывать магию. Папа сказал, так легче будет изобретать заклинания, когда я вырасту. А мне уже пять.
      - Четыре года - поправил Махтнер.
      - Четыре, идет пятый.
      - Верно, идет - подтвердил взрослый маг.
      - Поколдуйте со мной. - Вольфборн взял волшебную палочку, подаренную отцом, и добавил - Урсула учит меня выращивать растения. Давайте, я буду читать заклинание, а вы мне помогайте.
      Он выскочил на улицу, стал возле небольшой клумбы перед домом и начал, словно дирижер оркестра, размахивать палочкой, напевая древнее заклинание. Махтнер, восхищенный легкостью и точностью исполнения заклинания, произносил магические слова вслед за ребенком. Когда Махтнер сбился с текста, Вольфборн поправил его. Они стали придумывать вариации старинного заклинания роста, но тут во двор вышел папа. Карл поцеловал сына, вручил ему свиток с новой иллюзией и дал Вольфу попробовать создать фантом с листа. Мальчик тут же, на улице, быстро просмотрел конструкцию и взмахнул волшебной палочкой.
      Махтнер внимательно смотрел. Ребенок тонко и филигранно создавал иллюзию корабля, попавшего в шторм. "Поразительно - думал мужчина. - Только лучше уж я ничего не скажу Шнайдеру, иначе он бог знает что вообразит".
      - Правда, он прекрасно колдует? - сказал Карл.
      - У него неплохая техника - неохотно согласился Махтнер.
      - Он день ото дня все лучше колдует. Никогда еще у меня не было такого способного ученика.
      - Раннее развитие таланта таит в себе опасности.
      - К Вольфборну это не относится. - Карл чувствовал, что его ребенок отмечен богом. Но скажи он это, Махтнер, читавший Гордиога, поднял бы его на смех.
      Вольфборн окончил иллюзию и заявил, что хочет провести ритуал.
      - Ритуал? - Махтнер не мог скрыть изумления.
      - Кроме собственных сочинений, я даю ему ознакомиться с разработками других магов - пояснил Карл. - И раз уж он так полюбил волшебную палочку, я позволил ему разучить несколько несложных ритуалов.
      - Несложных? Наверное, что-нибудь из Бен-Скарлата, Аль-Гази или Талимана?
      - Нет, они для него слишком трудны.
      - Папа! - прервал их Вольф. - Можно я проведу твой ритуал с призывом гончей?
      - Нет. - Карл был явно польщен, но ответил твердо. - Теперь тебе надо учить руны. Последнее время ты их что-то совсем забросил. Целый час, не меньше.
      Вольфборн огорчился, но поплелся в лабораторию и послушно принялся за руны. Шнайдер повел Махтнера в гостиную. Очевидно, друг пришел сообщить нечто важное. Однако придворного мага занимала сейчас иная мысль.
      - Почему вы засадили Вольфа за руны? - спросил он. - Они ему уже не нужны.
      - Дисциплина. - С самодовольной улыбкой ответил Карл.
      - Но Вольфборн и так во всем слушается вас. Лучшего ученика трудно пожелать.
      - Значит, вы тоже считаете, что он не похож на других?
      - Да. У него отлично получается, для своего возраста. - Махтнер переменил тему разговора. - Вы слыхали, Ибн-Герлине нездоровится?
      - Нет. Ведь еще в прошлое воскресенье, при создании декораций на балу у его светлости, он лидировал в круге магов.
      - С некоторых пор он неважно себя чувствует, но всячески скрывает свое недомогание.
      - Очень печально слышать - искренне сказал Карл. - Ибн-Герлин хороший магистр, пожалуй, не хуже Талимана и Аль-Гази.
      - Когда умрет Ибн-Герлин, вы сможете занять его место. После него вы наш самый талантливый маг.
      - Но ведь и Аль-Лоли придворный маг.
      - Он менее талантлив.
      - А как насчет моей статьи для "Магпурга"? Не вы ли говорили, что из-за нее я нажил себе много врагов?
      - Конечно, нажили. И все же кое-кто считает, что у вас есть возможность стать новым магистром. Несмотря на "Магпург". Вашу "Рунную школу" ценят очень высоко.
      - А как насчет его светлости?
      - Архиепископ Йоганбах хотел бы посмотреть, как колдуют ваши дети.
      - Откуда он узнал о них?
      - Они же колдовали в присутствии Болингера, Аль-Бари, наконец, я их видел. Разве вы недовольны, что это дошло до архиепископа?
      - Вы все мои друзья. Я только хотел знать ваше мнение. - И, став очень серьезным, Карл добавил. - Это поможет мне получить место магистра?
      - Если их чары понравятся его светлости, это докажет, что вы прекрасный педагог. Причем Аль-Бари утверждает, будто девочка магичет даже лучше брата.
      Карл сомневался в этом, хотя Урсула колдует отлично, особенно если принять во внимание ее возраст и пол. Но мнение архиепископа решает дело. Когда господь возложил на его светлость священный сан, то облек его и большой властью. Одобрение со стороны его светлости позволило бы Карлу осуществить план, который он вынашивал все это время. Может, Махтнер его искренний друг?
      - Мне понадобится несколько недель, чтобы подготовить достойную случая программу - сказал Шнайдер.
      - Его светлость хотел бы посмотреть их поскорее. Ему нужно ехать в Нуве.
      - Чтобы подыскать там нового магистра?
      - Скорее всего, для того, чтобы не дать втянуть нас в войну между Марией Логанди и Фридрихом Загрине. Он гордится, что не впустил ни те, ни другие войска на территорию княжества и сумел сохранить нейтралитет.
      - Сколько же времени в моем распоряжении?br>       - Неделя.
      - Слишком короткий срок. Ведь они еще совсем маленькие.
      - Тогда две недели. Но не больше. Его светлость должен быть в Нуве в конце месяца.
      Карл машинально кивнул. Он понимал: выбора у него нет. Но следует быть весьма осмотрительным. Мало ли что может не понравиться его светлости.
      Едва различимый за закрытой дверью лаборатории, голос Вольфборна, повторяющего руны, смолк. Махтнер обратил на это внимание. "Мальчику и в голову не придет ослушаться отца - подумал маг. - По всей вероятности, Вольф разбирает какое-то новое заклинание".
      Махтнера одолевало любопытство. Они вошли в кабинет и застали мальчика пишущим. Вольфборн, стоя коленями на стуле, старательно выводил что-то пером. Несколько листов лежало тут же на столе, но он даже не смотрел в их сторону. Макая перо в чернильницу, мальчик был так поглощен своим занятием, что, когда на бумагу падали брызги, он просто размазывал их ладонью и продолжал работу.
      - Ты чем это занят? - спросил Карл.
      - Придумываю иллюзию тюльпана. Сейчас закончу.
      - Ну-ка, дай нам посмотреть.
      - Нет, она еще не готова.
      - Позволь уж нам решить. Вольфборн, дай сюда!
      Ребенок нехотя повиновался. Сначала Карл и Махтнер увидели одни кляксы, но постепенно разобрали буквы, магическую структуру и форму иллюзии.
      - Взгляните, Андреас, задумано совершенно правильно! - воскликнул Карл.
      Махтнер кивнул.
      - Только что с этим творением делать, оно такое... громоздкое. Никто не будет делать подобную иллюзию, слишком затратно.
      - Папа, но ведь это же заклинание - сказал Вольф. - Надо сначала разучить, а потом уж исполнять.
      - А ты можешь его активировать? - спросил Махтнер.
      - Вот смотрите. - Мальчик начал колдовать, но делал это неуверенно и вдруг остановился, рассерженный своим неумением выразить то, что ему хотелось. Однако папа горячо поцеловал сына, прежде чем отослать обедать.
      Карл написал на сочинении мальчика: "Вольфборн Шнайдер". Он знал, что до конца жизни будет, как зеницу ока, хранить этот лист с первым и таким неловким заклинанием сына. Бог ниспослал ему чудо, теперь уж никто не станет отрицать этого. И от него зависит, чтобы талант Вольфа не был зарыт в землю.
      - Интересная попытка - сказал Махтнер.
      - Ведь он еще такой маленький!
      - Ну так, сможете подготовить детей?
      - Я сделаю все от меня зависящее.

4. Червень 731 г. от Рождества Спасителя по кариитскому календарю.
г. Борбург, княжество-епископство Борбургское.

      Прошло две недели. Карл чувствовал, что потратил время не напрасно. Помня о любви аристократов к всевозможным зрелищам, он разучил с детьми иллюзион Ибн-Герлина. Столь дипломатический жест, надеялся он, наверняка заслужит одобрение его светлости. Для сольного выступления он разучил с Урсулой фантом Бен-Скарлата. Захид Бен-Скарлат был любимым камермагнусом архиепископа, а Вольфборну предстояло создать видение Талимана - этот маг тоже пользовался при дворе хорошей репутацией. Если же детей попросят бисировать, Урсула вырастит куст роз, а Вольф займется марионеткой, и то и другое его детям отлично известно, так что проблем не возникнет.
      Но вот наступил день представления, и Карл заволновался. Легко предаваться мечтам в своей скромной лаборатории, но ведь в огромном, пышном дворце его дети предстанут перед ревнивым взглядом людей, почитающих себя ценителями магии. С другой стороны, как он рискнет повезти детей в Нуве, не решившись показать их еще где-нибудь, кроме ближнего круга? Если они не выступят сегодня, прекрасная возможность будет упущена. "Нет, надо действовать - уговаривал он себя - чего бы это ни стоило!"
      Карл бросился в гостиную проверить, все ли одеты прилично случаю. По пути во дворец к нему вернулась его прежняя уверенность. Остановившись на Резиденцплац, он объявил:
      - Это одна из самых больших площадей в мире. А Резиденция - великолепный дворец, подобный лучшим образцам вагарской архитектуры. Во дворце сто восемьдесят пять комнат, и постройка еще не закончена.
      - А почему он вагарский? - спросил Вольфборн.
      - По стилю. - Мальчик не понял, и отец решил провести аналогию с магией. - Ну, как заклинания, которые вы создаете. Бен-Скарлат по стилю отличается от Талимана.
      - А! - Теперь он прекрасно понял.
      - Не забудьте, сначала вы создаете иллюзион в малом круге магов.
      - Я буду лидер группы, а ты вторишь - напомнила Урсула Вольфборну.
      - Знаю. Ну, а потом ты создаешь заклинание Бен-Скарлата, а я Талимана.
      - Ни в коем случае не соглашайтесь бисировать - предупредил Карл. - Разве только его светлость сам попросит.
      - Папа, а его светлость почти как боженька?
      - Он и есть бог, глупенький! - насмешливо заметила Урсула. - По крайней мере в Борбурге.
      - Он посланец божий - поправил Карл, сомневаясь, поняли ли дети. Он поднял глаза к небу, моля господа, чтобы все прошло хорошо. Под лучами летнего солнца дворец светился золотом. Карл воспринял это как знак благословения свыше и немного успокоился. Борбург был прекрасен.
      - А где мы будем колдовать? - спросил Вольфборн.
      - Наверно, в Камер-Ситзунге, там, где проходят почти все придворные выступления, дебаты и магические поединки - ответила Катерина-Анна. С улыбкой она подумала: "До чего же все они ей дороги". И тут же погрустнела, ей вдруг сделалось страшно, что Карл слишком настойчив и слишком многого требует от детей. Урсула была такая худенькая, а Вольф - очень уж маленький и хрупкий для своего возраста. Но она промолчала. Катерина никогда не говорила мужу ничего такого, что могло ему не понравиться. Даже в том случае, если это была правда. Он - глава семьи. Непререкаемый авторитет.
      Шнайдерам велели подождать в Камер-Карабинеров. Урсула была подавлена необъятностью зала, его высокими сводчатыми окнами и росписью на потолке.
      - Он больше, чем все наши комнаты вместе - тихо прошептала она.
      - Да - подтвердил Карл - в длину зал около тридцати метров.
      Шнайдер не мог понять, почему им приходится ждать здесь. Камер-Карабинеров не была приемной при апартаментах его светлости, тут обычно находилась его личная стража.
      - Его светлость еще не готов - сказал ему граф Дарко. - Утром он чувствовал себя неважно. Мы хотели уже отложить выступление.
      Карл в смятении смотрел на графа Дарко. Гофмейстер Дитмар-Филипп Дарко был его другом, но в присутствии архиепископа благоразумнее держаться с ним официально. Шнайдеру не понравилось, что граф одет во все черное и локоны напудренного парика зачесаны за уши в подражание его светлости, а кстати, и для того, чтобы немного удлинить лицо.
      - Не беспокойтесь, сейчас его светлость чувствует себя прекрасно - сказал граф, а про себя подумал: "Напрасно этот учитель магии столь напорист. Его светлость недолюбливает напористых волшебников, особенно тех, что ставят перед собой какую-то цель. По его разумению, маг должен знать свое место".
      - Разве дети будут демонстрировать свое искусство не в Камер-Ситзунге, ваше сиятельство?
      - А зачем им там выступать?
      - Но мы ведь колдуем там. Я имею в виду магов при дворе его светлости.
      - Так вы же профессиональные волшебники.
      - А где состоится представление?
      - В Камер-Риттере.
      - Это красивая комната.
      - И вполне подходящая для небольшого выступления. Вы согласны?
      - Разумеется. - Карл с трудом скрыл разочарование.
      Ливрейный лакей распахнул широкие белые двери Камер-Риттера, и семья Шнайдеров предстала перед его светлостью. Архиепископ Йоганбах, в сером облачении, гармонирующем с цветом его парика, сидел, откинувшись в великолепном кресле. На роскошном мраморном столе перед ним лежал старинный гримуар, дабы каждый знал, что имеет дело со знатоком магии, тут же стояли часы палисандрового дерева, на случай, если какой-нибудь колдун увлечется и забудет о времени. Архиепископ, казалось, погрузился в глубокое раздумье, но Карл решил, что он просто переваривает обильный обед, почему, собственно, их и заставили ждать. У него мелькнула мысль, что у его светлости самое подходящее для прелата лицо: острый подбородок, твердый рот и карие глаза, которые имели особенность в одно мгновение делаться жестокими.
      В комнате находилось еще человек тридцать, и среди них несколько друзей Карла, но он позабыл о них, как только архиепископ Йоганбах дал знак представить ему детой.
      Архиепископу понравилось, что на девочке платье без декольте, но он подумал, что для детей мага они одеты слишком пышно. У него возникло сомнение, сможет ли такой маленький и тщедушный мальчик сотворить заклинания, перечисленные в программе.
      - Ему уже пять лет, ваша светлость - сказал Шнайдер.
      - Это еще маловато, чтобы работать с плетениями Ибн-Герлина и Талимана.
      - Уверяю вас, он справится, ваша светлость, не сомневайтесь. - Карл учтиво поклонился: "Если бы можно было сесть рядом с детьми, так, на всякий случай..."
      - Интересно посмотреть, правда ли, что он так хорошо колдует.
      Узнав, что выступление детей составит лишь часть магического представления, и притом незначительную, Карл пришел в отчаяние.
      Вольфборн ждал чего-то сказочного. Его радовало все: и огромная комната, и пышно одетые придворные, и ободряющая улыбка господина Махтнера, и маги, проверяющие свои записи. Представление началось, и мальчик подался вперед, стараясь ничего не пропустить. Но, когда круг магов создал иллюзию батальной сцены, лидировавший Аль-Лоли взял слишком быстрый темп и видение стало дерганым, а фигуры воинов - расплывчатыми. Вольфборн, не понимавший, как может маг сделать такую ошибку, насупился. В последовавшей затем сцене, харджит вложил слишком много силы в плетение и показал такую мешанину из грозовых облаков и молний, что у ребенка разболелась голова. Он не вытерпел и расплакался.
      Папа пришел в отчаяние, но его светлость с интересом посмотрел на ребенка.
      - А мальчик, оказывается, разборчив - заметил архиепископ.
      Мама вытерла Вольфборну глаза, скоро гром смолк, тучи развеялись, и он вздохнул с облегчением.
      Потом маги разорвали круг, но каждый продолжил иллюзион, только сейчас они делали индивидуальные фантомы, вплетающиеся в общую картину. Мальчик ясно видел, что два волшебника не поспевают за своими коллегами, но никто не обратил на это внимания. Ему стало грустно; папа сказал, что его светлость самый важный после боженьки, а раз так, колдовать в его присутствии надо безупречно. Неужели никто этого не замечает? Когда последняя сцена окончилась, все громко зааплодировали. Вольфборну казалось, что его предали: "Уж где-где, а в магии надо быть честным до конца". Затем наступил черед Вольфа и Урсулы. Она взяла его за руку и повела в центр зала.
      - Не бойся, я начну, а ты колдуй за мной - шепнула девочка.
      А чего ему было бояться - он же столько раз создавал эти плетения.
      Когда дети взмахнули волшебными палочками, Карл заметил, что Урсула сильно побледнела, Вольфборн же оставался спокоен. Начав колдовать, девочка стала раскачиваться в такт мановениям волшебной палочки, но Вольф сидел на табурете прямо, с серьезным и задумчивым выражением лица. Карл чувствовал, что дети колдуют хорошо, именно так, как он их учил. Все шло гладко, за исключением одного маленького происшествия. Когда Вольфборн создавал свое сольное плетение, в комнату вошел кот, любимец архиепископа и, мурлыча, направился к мальчику. Вольф перестал магичить, улыбнулся, погладил кота, посадил его рядом с собой на табурет и продолжил творить иллюзию.
      Дети закончили свою программу, и все выжидательно уставились на архиепископа. Он захлопал, и гости последовали его примеру. Однако его светлость не попросил детей продолжить и создать нечто на "бис".
      Катерина-Анна в награду поцеловала Вольфборна.
      - Он вел себя плохо, не надо было играть с кошкой - пожаловалась Урсула.
      Ибн-Герлин похвалил детей, так хорошо исполнивших его иллюзион, но Карл ничего не слышал - он не спускал глаз с архиепископа. Толпа льстецов восторженным кольцом окружила Йоганбаха: дворяне, с перьями и шпагами, священники в бархатных одеяниях, маги и прочий люд, одетые попроще.
      Махтнер выглядел довольным; Болингер был непроницаем, совсем как его светлость; Аль-Бари насмешливо улыбался; Аль-Лоли лопался от важности.
      Наконец Шнайдеру удалось пробиться к архиепископу.
      - Вы оказали нам великую честь, ваша светлость - сказал он.
      Теперь уж Йоганбах не мог игнорировать его.
      - Удивительно, как это мальчик вообще колдует - сказал архиепископ - у него такие крошечные руки.
      - Он самый способный и понятливый ученик, какого я встречал, ваша светлость.
      - Истинно, надо иметь Божий Дар, чтобы научить его колдовать в столь юном возрасте.
      - На то воля Божья, ваша светлость - смиренно согласился с ним Карл.
      - Но и ваша заслуга тут, конечно, есть.
      - Я его послушный раб, ваша светлость. Иногда мне кажется, что господь говорит со мной через посредство этого ребенка.
      Архиепископ Йоганбах предпочел бы, чтобы учитель магии не говорил столь благочестивым тоном, по любопытства ради не прерывал его.
      - Могу я просить разрешения у вашей светлости свозить детей в Нуве, чтобы показать имперскому обществу, как высоко стоит магическое искусство в Борбурге?
      - Я думал, вы готовите вашего сына для моего двора - брови архиепископа сошлись у переносицы, демонстрируя его недовольство.
      Махтнер, внимательно прислушивавшийся к беседе, вкрадчиво сказал:
      - Простите, ваша светлость, но, может быть, эти дети прославят Борбург?
      - В Нуве?
      - Ваша светлость, вы изволили сказать, что программа хорошо составлена, вам понравилось, что дети начали с произведения Ибн-Гарлина, нашего магистра.
      - Да, колдовали дети виртуозно, господин Махтнер, хотя должен признаться, пятилетний ребенок, который так умело обращается с волшебной палочкой... производит жутковатое впечатление.
      - Разрешите мне свозить их в Нуве? - попросил Карл. - Пожалуйста, ваша светлость.
      - Шнайдер, гофмейстер сообщит вам мое мнение по этому поводу, когда я сочту нужным.
      Вскоре всех пригласили к столу, который был накрыт тут же в Камер-Риттере. Архиепископ, дворяне и духовенство сели во главе стола, семью же Шнайдеров посадили в самом конце, вместе с другими магами и челядью. Этот дворцовый обычай всегда казался Карлу обидным, а сейчас он был обиден вдвойне. Есть ему совсем не хотелось, к тому же дети начали ссориться. Вольф звал Урсулу поиграть в прятки, а она отказалась, заявив, что она уже большая.
      - Урсула, я тебя не люблю - сказал мальчик. - Больше всех на свете я люблю вас, папа, и маму тоже, а потом господина Махтнера и боженьку.
      Карл залюбовался сыном - настоящий принц: разрумянившиеся от волнения щеки, гладкая, чистая кожа, светлые шелковистые кудри, пухлый рот, открытый лоб. Он знал, что смешно протестовать против общепринятых обычаев, и все же ему страстно хотелось оградить свою семью от свойственной аристократам бестактности и пренебрежения к людям. А тут еще подошел этот глупец Аль-Лоли и заявил:
      - Вашим детям следовало бы поехать в Харджистан, Шнайдер. Им нужно поучиться у настоящего волшебника.
      Карл не стал отвечать коротышке харджиту. Одна мысль доверить кому-то обучение своих детей казалась ему невыносимой. И кто бы говорил - Аль-Лоли, который вел круг магов, что его и повесить мало. Карл мог привести массу причин своей неприязни к вице-магистру.

      В тот вечер отец сам уложил сына спать. Тут он допустил отступление от правил: "Ребенка надо наградить за хорошую работу" - сказал Карл Катерине-Анне. Он поставил Вольфборна на стул, чтобы надеть на него бумазейную ночную рубашку, и спросил:
      - Понравилось тебе колдовать для архиепископа?
      - Так себе. Он ведь ужасно старый, правда, папа?
      - Старый?
      - Он все время клевал носом. А у него много часов? Пока я колдовал, он все время смотрел на часы.
      - Очень много. - Карл вдруг разозлился, вспомнив, что его светлость не дал ему за выступление ни единого гульдена.
      - А он любит магию? Может угадывать узоры, как я?
      - Сомневаюсь.
      - А он знает, сколько всего рун, и в каком порядке их надо использовать, и сколько силы вкладывать в одну руну?
      - Нет.
      - А его светлость умеет колдовать при помощи волшебной палочки?
      - Совсем не умеет.
      - Тогда почему же все его слушают? - Карл пожал плечами.
      - Вольфборн, ты любишь папу?
      - Да! Сначала боженьку, потом вас.
      Мальчик пропел заклинание собственного сочинения, которое только что пришло ему в голову.
      - Оранья фигата фа, марина гамина фа - искрящиеся, хрустальные снежинки закружились над его ладонью. "Какие красивые блесточки" - думал он и, увидев, что Папа повеселел, поцеловал его в кончик носа и пообещал - Папа, когда вы станете стареньким, как архиепископ, я посажу вас под стеклянный колпак, чтоб и ветерок не дунул - тогда вы всегда будете со мной, и я буду вас почитать.
      Карл так растрогался, что не мог ответить, слезы навернулись на глаза. Нет, он не лицемерил перед его светлостью. Дети и впрямь посланы ему самим Богом. Им нужно помочь расправить крылья. Он подождал, пока мальчик заснул, а потом долго стоял у окна и смотрел на темную улицу, думая о том, что принесет Вольфборну будущее.

5. Липец 731 г. от Рождества Спасителя по кариитскому календарю.
г. Борбург, княжество-епископство Борбургское.

      В ожидании решения архиепископа, Карл пришел к выводу, что в одиночку достойного будущего себе не обеспечишь. Прошло несколько недель, а от его светлости вестей так и не поступало, казалось, он совсем забыл о представлении, которое устроили его дети. Обычно, когда Карла одолевала тревога или грусть, он устраивал колдовской вечер. Вот и на этот раз он пригласил Махтнера, Болингера и Хагенауэра рассмотреть несколько заклинаний, написанных его коллегой магом-погодником Вернером Геббельсом.
      Молодой волшебник, только что принятый в придворную коллегию, считал господина Шнайдера лучшим магом и педагогом в Борбурге. Он очень хотел узнать его мнение о своих плетениях.
      Прежде, чем приступить к работе с новыми заклинаниями, необходимо было обновить, а местами усилить защитные плетения лаборатории. Его светлость крайне негативно относился к любым экспериментам с погодной манией в черте города. На полу комнаты, используя различные алхимические ингредиенты, Карл заново прочертил сложные пиктограммы и вписал древние руны. Теперь можно было с уверенностью утверждать, что проявление стихии (любой силы) не покинет пределы магического конструкта.
      Перед началом эксперимента Катерина-Анна устроилась с шитьем в уголке, Урсула в кухне помогала Марии печь торт и варить кофе для гостей, а Вольфборна Карл усадил за столом, строго наказав никому не мешать. Погодная магия относится к природной и, для более тонкой работы с плетениями, волшебники решили использовать посохи друидов - двухметровые, сделанные из мореного дуба, испещренные вязью рун, магические артефакты. Но когда они собрались колдовать: Шнайдер - лидер круга, Махтнер и Геббельс - вторят, Вольфборн стал упрашивать, чтобы ему разрешили принять участие в эксперименте, на что Карл сурово сказал:
      - Ты же никогда не умеешь обращаться с таким посохом. А не умея, колдовать нельзя.
      - Чтобы повторять за лидером, вовсе не надо учиться.
      - Ты говоришь глупости! Будешь нам мешать, я сразу велю уложить тебя в постель. Довольно. Ты плохо себя ведешь.
      Вольфборн залился слезами, он плакал так, что казалось, у него от горя разорвется сердце. В первый момент отец хотел наказать сына, но, вспомнив, что обычно ребенок беспрекословно его слушается, сдержался. Махтнер обнял мальчика и ласково сказал:
      - Прежде, чем брать в руки неизвестный артефакт, ты должен научиться с ним обращаться. Сиди тихонько, смотри внимательно и понемногу научишься.
      - И тогда я смогу колдовать? Следующее заклинание? - возбужденно спросил Вольфборн, ласковые слова Махтнера остановили поток его слез.
      - Это уж как папа скажет. А теперь будь паинькой и больше не мешай. Ты же знаешь, что мы тебя очень любим, а папа больше всех.
      Все закивали, и Вольфборн умолк. Первые же колдовские пасы, а точнее - потоки магической энергии, поглотили все внимание ребенка. Оказалось, что посох друида обладает уникальным свойством - он втягивает нити различного цвета и трансформирует их в ярко-зеленый поток. Однако, наблюдая за работой трио, постепенно на круглом личике Вольфборна отразилось изумление.
      - Господин Махтнер, у вас неправильный посох. - Вдруг выпалил мальчик. Он отчетливо видел, что энергия, излучаемая этим артефактом, преобразовалась не окончательно и имеет "грязный" оттенок. Но как это объяснить взрослым малыш не представлял.
      Махтнер вопросительно взглянул на Карла, но тот только пожал плечами. В этот момент Шнайдер возносил молитву всевышнему чтобы никто из его друзей не догадался о способности сына видеть магические потоки. Весь жизненный опыт мужчины упрямо твердил: "Нельзя чтобы кто-то узнал секрет Вольфборна. Мало-ли с какими трудностями мальчик встретится в будущем и, возможно, именно эта способность его выручит или спасет жизнь".
      - Как же вы не замечаете, господин Махтнер? -; Вольфборн был в растерянности. Для него магия была чем-то одушевленным, и он не понимал, почему они не воспринимают ее так, как он?
      - Знаете, Карл, а ваш сын прав - Махтнер внимательно осматривал свой артефакт. - Действительно несколько рун на посохе затерлись, но сейчас я это быстро исправлю.
      - Я же вам говорил. Папа, можно я буду с вами колдовать? - С детской непосредственностью спросил Вольборн. Он не подозревал, по насколько тонкому льду сейчас ходит. Только из-за возраста мальчика, его открытости и потому, что никто из ныне живущих магов не догадывался о возможности видеть магические потоки, друзья Карла не узнали о его способности.
      - Пусть колдует вместе со мной. - Сказал Махтнер, а Геббельс добавил:
      - Если он действительно так талантлив, как вы утверждаете, это для него не трудно.
      "Ну, это уж слишком - раздраженно подумал Карл. Однако отступать было поздно и опасно. - Не стоит акцентировать внимание на догадке Вольфа. Лучше согласится и заострить внимание на возрасте сына";.
      - Колдуй вместе с господином Махтнером - сказал он - только тихонечко, чтобы не мешать.
      И Вольфборн, бережно держа свою волшебную палочку, полученную в подарок от отца на день рождения, начал колдовать, точно следуя за Махтнером. Карл ждал, что мальчик собьется. Но Вольф не сбился. Наблюдая за сыном, отец отметил, что Вольфборн перенял у него все приемы работы с артефактами. Когда заклинание было завершено, воздух в лаборатории немного потеплел, в экспериментальной же зоне воцарилась настоящая пустыня, настолько там стало горячо.
      Возбужденный и гордый, мальчик объявил, что может быть лидером магического круга. Однако вскоре он сделал несколько неверных пасов и внезапно остановился, раздосадованный собственной неуклюжестью, оскорблявшей его чутье.
      - Это все из-за палочки! Мне нужна другая, папа - потребовал Вольфборн.
      - Ты прав - согласился Карл. - Завтра же у тебя будет другая палочка, получше. - Он велел ребенку попрощаться и отослал его спать.
      Но Вольф долго не мог заснуть. Лежа в темноте с открытыми глазами, он вновь и вновь разбирал плетение в уме. Он помнил почти каждый узел, так почему же, лидируя в группе, ошибался? Не удивительно, что папа отослал его спать. И все же отец, кажется, доволен, иначе не был бы так ласков. Непонятно, Геббельс тоже был растерян. И чтобы скрыть свое замешательство, сказал тоном, не допускающим возражений:
      - Признайтесь, Карл, вы ведь давали ему уроки?
      - Клянусь вам, нет.
      - Как же он научился колдовать?
      - Наверное, наблюдая за моей работой. И потом я часто разрешаю ему присутствовать, когда даю уроки.
      Карл и сам был поражен не меньше Геббельса. "Одно дело - видеть магические потоки (с нужным артефактом, на это способен любой волшебник) и другое - рассмотреть плетение". Вольфборн, в очередной раз, смог удивить и... испугать отца. Никакого суждения о заклинаниях Вернера высказано не было, и Карл предложил создать остальные плетения, что и было сделано. Только когда Мария подала кофе и торт, Карл сказал:
      - Ваши заклинания, господин Геббельс, весьма результативны и легки в исполнении.
      Он умолчал о том, что, по его мнению, они лишены изящества. Мыслью он все время возвращался к Вольфборну. Можно ли довериться друзьям? Можно ли открыть им свои сокровенные чувства? Ведь бескорыстные друзья так же редки, как чудеса света.
      Пока остальные обсуждали особенности новых плетений, Карл, глубоко тронутый сыном, ведь палочка была его любимым волшебным инструментом, изучал друзей.
      Болингер, по общественному положению, стоял выше их всех. Он был духовником детей гофмейстера и имел прямой доступ к его светлости. Священник был невысок ростом, но крепок, и на его полном румяном лице нередко появлялось заносчивое выражение. Однако с теми, кто пользовался его расположением, Болингер бывал весьма любезен, и к тому же Шнайдер знал, что он любит магическое искусство.
      Махтнер тоже был в числе тех, к кому прислушивался архиепископ. Наименьшим весом в глазах Карла обладал Вернер Геббельс. Сутулый, маленький Вернер не пользовался никаким влиянием при дворе. По-видимому, от застенчивости он постоянно старался всем угодить, отчего казался смешным. И тем не менее Вернер обладал одним достоинством: он недавно появился в Борбурге и был слишком молод и скромен, чтобы соперничать с Шнайдером.
      Кого Карл не понимал, так это Лоренца Хагенауэра - владельца дома, где они снимали квартиру, и лучшей бакалейной лавки в Борбурге. Хагенауэр высказывался редко и весьма скупо, однако его круглое, с мягкими чертами лицо неизменно выражало спокойствие и благодушие. Шнайдер никогда не видел Лоренца раздраженным или рассерженным, и, что самое удивительное, Хагенауэр относился к нему с уважением, не в пример другим торговцам, для которых колдуны были немногим лучше бродяг. Но каков он на самом деле, вопрошал себя Карл. Человек не может быть всегда в хорошем расположении духа. Это противоречит его натуре.
      Болингер поднялся, чтобы прощаться, так и не сказав больше ни слова о магии Вольфборна, и тут Карл не сдержался:
      - Вы все еще считаете неразумным стремиться к тому, чтобы мальчик выступил в Нуве?
      - Не то, что неразумно - ответил Болингер - но вряд ли целесообразно.
      - Дети, безусловно, произведут впечатление - сказал Махтнер. - Вы ведь видели, как легко он освоил новое заклинание?
      - Впечатление они произведут - согласился Болингер - если будет на то воля божья.
      - Воля божья! - подхватил Карл. - Разве от нее одной все зависит?
      Болингер был шокирован, остальные удивились, и Шнайдер понял, что впредь ему не следует терять над собой контроль. Тогда он снова заговорил, сдержанно, но с убеждением.
      - Дорогой Болингер, ни один разумный человек, ни один добрый кариит не станет отрицать, что все на свете свершается по воле божьей. Но неужели я должен действовать вслепую, проявлять легкомыслие, не думать о будущем и ждать подарка с небес. Сам всевышний счел бы это неразумным.
      Болингер промолчал, но по крайней мере не возмутился.
      - Значит, мне следует заботиться о будущем моих детей, иначе у них не будет никакого будущего.
      - Согласен - отозвался Болингер. - Но это неминуемо повлечет за собой известные трудности.
      - Трудности рождаются вместе с человеком. - Пожимая плечами, ответил Карл.
      - Поговаривают, что молодой Михаэль Хонеккер едет к нам из Нуве. А также, что его светлость заботит вопрос о новом магистре, ввиду состояния здоровья Ибн-Герлине. Если вас не будет в Борбурге, когда придет время делать выбор, вряд ли вопрос решится в вашу пользу. - Выдал последние дворцовые сплетни духовник.
      Справедливое замечание, подумал Шнайдер, к тому же Михаэль Хонеккер, хотя и гораздо моложе Карла, представлялся соперником несравненно более серьезным, чем Аль-Лоли. В то же время он сознавал, что Вольф способен достичь высот, для него самого недоступных. И путь к этим высотам лежал через Нуве. Вольфборн обладал талантом, который следовало утвердить, каких бы жертв это ни стоило. Шнайдер спросил Болингера:
      - Каковы же другие трудности?
      - Прежде чем получить отпуск, вы должны найти себе замену.
      - Не поэтому ли архиепископ не дает мне разрешения на отпуск?
      Болингер промолчал, но по лицу его было видно, что причина, возможно, кроется в этом.
      Шнайдер растерялся. Кто же захочет заменить его? Занимаемое им место не представляло никакой ценности для честолюбивого мага. Вернер, видя отчаяние Карла, сказал:
      - Как вы думаете, если я предложу свои услуги па время отсутствия господина Шнайдера, согласится ли его светлость дать ему отпуск?
      - Возможно - ответил священник.
      И тут Карла охватили сомнения. А может, замещать его все-таки выгодно? Но и то сказать, как маг Вернер не ровня ему, он может возбудить неудовольствие его светлости, а это только к лучшему и лишь поднимет Шнайдера в глазах архиепископа.
      - Очень любезно с вашей стороны - сказал он.
      - Я сочту за честь.
      - Боюсь только, что вы не справитесь со всеми моими обязанностями.
      - Если будет надо, я помогу - сказал Махтнер.
      - Но это еще не все - заметил Болингер. - Поездка в Нуве с двумя маленькими детьми обойдется недешево. Хватит ли у вас средств, Карл?
      Шнайдер молчал. Унизительный вопрос, а он не желал, чтобы его унижали, и тем не менее священник прав. Риск велик. Если дети не завоюют успеха, он окажется банкротом.
      - Я дам денег Шнайдерам - сказал Хагенауэр.
      - Поездка может обойтись много дороже, чем мы себе представляем - напомнил Болингер.
      - Знаю - сказал Хагенауэр - но не в этом дело. Согласитесь ли вы похлопотать перед его светлостью за нашего друга, если остальное будет улажено?
      - Если господин Шнайдер сам того хочет.
      Карл гадал, каких услуг они потребуют взамен, и все же был тронут предложением Хагенауэра, как-никак неохотнее всего люди расстаются с деньгами.
      - Если это не затруднительно - сказал он. - Мне кажется, осторожный разговор с архиепископом мог бы очень помочь.
      Болингер улыбнулся. Перед его мысленным взором возник Вольфборн, только не как обыкновенный ребенок из плоти и крови, а как некий дух, которому судьбой предначертано проявить себя в магии и которого таинственные силы неотвратимо влекут к цели. Он почувствовал, что все они заодно, хотя показать это не мог, не желая ставить себя на одну доску с остальными.
      - Я обращусь к его светлости через графа Дарко - сказал Болингер.
      Аббат пришел в легкое замешательство, когда Карл начал горячо благодарить его и обнимать всех остальных. Болингер сомневался, отвечает ли поездка в Нуве божьей воле, но решил сделать все от него зависящее.
      - Возможно, не сразу - добавил священник. - Его светлость сообщит нам о своем решении.
      Катерина-Анна поблагодарила гостей за посещение. Когда они ушли, она вновь притихла. Карл считает, что одержал великую победу, а ее одолевали сомнения. Для него дети - это путь к славе, думала женщина, но ведь стоит чему-то случиться с Вольфборном, и мальчик бежит к ней, в ее объятия. Поездка в Нуве - дело нелегкое, а здесь, в Борбурге, они окружены друзьями.
      - Тебе грустно, Катрин? - вдруг спросил Карл.
      - Вольф совсем еще ребенок. А до Нуве так далеко. Ты сам не раз говорил, что это опасное и трудное путешествие.
      Мужчина нахмурился. Оба молчали. Затем он объявил:
      - Надо учить детей франкийскому. Это модный в Нуве язык.
      Катерина-Анна кивнула, однако страхи ее нисколько не рассеялись. Ей хотелось протестовать, но она знала, что только рассердит Карла. Она во многом не соглашалась с ним и молила бога, чтобы ее дурные предчувствия не сбылись.
      Через неделю граф Дарко вручил Карлу следующую бумагу:
      "Архиепископ, граф Враттенбах, князь Борбургский и Священной Лакийской империи выразил милостиво свое согласие на то, чтобы придворный маг Карл Шнайдер получил с Его высочайшего соизволения временный отпуск".
      Граф Дарко спросил:
      - Перед кем будут выступать дети в Нуве?
      Перед императором... Императрицей... Эрцгерцогами и эрцгерцогинями... Князьями и графами... Франкийскими и галийскими послами... Воображение увлекало Карла все дальше, но он лишь сказал:
      - Перед друзьями, волшебниками, перед высшим обществом.
      - А во дворце?
      "Ну, конечно же, и во дворце, только зачем вам знать, о чем я мечтаю!"

6. 731-732 гг. от Рождества Спасителя по кариитскому календарю.
г. Борбург, княжество-епископство Борбургское - г. Нуве, Лагийская Империя.

      Теперь, когда Карл получил разрешение архиепископа на поездку в Нуве, все, казалось, как нарочно, складывалось против него. Вначале он повез детей в соседствующий с Борбургом Нихтерн, где они продемонстрировали свои способности курфюрсту, но сия высочайшая особа отнеслась к выступлению столь сдержанно, что Шнайдер был обескуражен. Не успел он оправиться от разочарования и заняться дорожными приготовлениями, как заболел Вернер, и прошло немало времени, прежде чем он смог заменить Карла.
      Только выздоровел Вернер, умер Ибн-Герлин, и место магистра оказалось свободным. Граф Дарко объявил, что в число придворных Борбургского княжества вскоре вступит Михаэль Хонеккер, хотя никто не знал, на какую должность. И снова Карл отложил свой отъезд в ожидании, когда архиепископ выберет себе нового магистра. Но назначение так и не состоялось. Борбург полнился всякими слухами, говорили даже, будто Загрине готова повести наступление на Нуве (как-никак война тянется уже почти семь лет), а вот назвать имя нового магистра не мог никто.
      Шнайдера утешало одно: задержка с отъездом позволила ему заняться подготовкой детей, и он с жаром отдался этому делу.
      Он обучал их франкийскому, учил читать молитвы по-дарсийски и непринужденно держаться в гостиных. Его радовало, что Вольфборн все более совершенствуется в обращении с волшебной палочкой и все искусней в использовании колдовского посоха. Урсула тоже делала в магии большие успехи. Однако одаренность сына по-настоящему поражала его. Обнаружив, что мальчик сочиняет собственные заклинания, Карл заставил его изучать плетения других магов. Среди них были вещи Франсуа Гюзо, Адольфа Телимана и Кахармана бен-Хайретдин аль-Зиннур. К шести годам Вольфборн знал их все наизусть. А затем сам разработал защиту от сглаза и сцену-иллюзию по святому писанию.
      Эти сочинения изумили Карла. Их никак нельзя было упрекнуть в тяжеловесности конструкции, обычной для новичков, они отличались четким построением и гармоничностью. И свидетельствовали о том, что Вольф, как и он сам, считал магию языком великой точности, где каждая руна или узел должны быть тщательно взвешены и необходимы. Конечно, мальчик подражал другим волшебникам, но так и должно быть, к тому же он подражал лучшим из них - Адольфу Телиману и Кахарману бен-Хайретдин аль-Зиннур. Плетения Вольфборна были записаны в колдовскую книгу, и на заглавном листе довольный Карл сделал надпись: "Моему дорогому сыну Вольфборну Дилектусу в день его шестилетия от его отца Карла Шнайдера". Он сказал Катерине-Анне:
      - Ребенок так быстро все усваивает, что нельзя терять ни минуты. Мы не можем дольше откладывать поездку. Надвигается зима, и ехать в холод будет очень трудно. Ну, и потом дети быстро растут, пожалуй, через год они будут слишком взрослыми, слишком большими, чтобы вызвать у кого-то интерес. Чем меньше ребенок, дорогая, тем больше он поражает. Надо как можно скорее показать миру его выдающийся талант. А Урсуле вот-вот исполнится одиннадцать. Скоро ее уже не назовешь чудо-ребенком.
      Катерина-Анна кивнула: "Карл вовсе не меня хочет убедить - думала женщина - а себя самого, стремится рассеять собственные опасения".
      18 березня 732 года семья Шнайдеров выехала из Борбурга в Нуве через Ниссау и Штрудбор. Махтнер, Хагенауэр и Болингер пришли на Уберштрассе проводить их. Они удивились, узнав, что Шнайдеры едут через Ниссау, который лежал к северу, в стороне от прямой дороги на Нуве.
      Но посещение Ниссау входило в план, составленный Карлом. Проверяя, надежно ли упакованы и привязаны на крыше наемной кареты его сундуки с книгами и дорожный набор алхимика, он и словом не обмолвился о рекомендательном письме, которое ему дал граф Дарко к влиятельному ниссаускому епископу, графу Тор-Логштейну, имевшему прочные связи в Нуве. Он лишь сказал:
      - В Ниссау мы сможем пересесть на баржу, которая идет вниз по Эльриве, чтобы не трястись по плохим дорогам.
      Прощание было теплым, однако Шнайдера несколько омрачило напоминание Болингера:
      - Не забудьте, у вас всего полтора месяца отпуска, не больше...
      Конец фразы потонул в топоте лошадиных копыт и скрипе тяжелых колес, а в ушах Карла еще долго отдавались суровые, как приговор Страшного суда, слова: "Всего полтора месяца отпуска, не больше!" За это время он не сумеет даже добиться, чтобы о детях заговорили. Требуется по меньшей мере полгода, дабы осуществить задуманное. Однако, когда они проехали Уберштрассе, миновали Боноровскую арку и горный туннель, настроение мужчины поднялось. Несмотря на все препятствия, он сумел вырваться. Ему хотелось крикнуть во весь голос: "Мы свободны! Мы избавились от архиепископа, освободились из неволи!" Но Катерина-Анна вытирала слезы, а Урсулу мутило, и Карлу пришлось сдержаться. Один только Вольфборн был весел и доволен.
      Вольфу очень нравилось ехать в экипаже, нравились меняющиеся за окном виды и особый, непередаваемый дух дороги. Он гордился, что его не укачивало, как сестру. И у папы был такой радостный вид - он буквально искрился энергией. Отец сказал, что там, куда они едут, будет больше волшебства, чем в Борбурге, и теперь Вольфборн поверил ему.
      В Ниссау, несмотря на рекомендательное письмо графа Дарко, им пришлось три дня дожидаться приема у епископа, а затем выяснилось, что ему интересно посмотреть лишь как колдует мальчик. Резиденция епископа, находившаяся в серой древней крепости, на холме над Эльриве, произвела на Вольфборна угнетающее впечатление. В зале было темно и холодно, и у него закоченели пальцы. Граф Тор-Логштейн оказался старым и тучным, было трудно поверить, что он что-то понимает в магии. Но когда Вольф сказал об этом папе, тот шепнул, что епископ вовсе не старый, ему всего пятьдесят, и мнение его весьма ценно, независимо от того, понимает он что-то в волшебстве или нет. Это озадачило мальчика. К тому же епископ пригласил на выступление нескольких своих приближенных, и Вольфборн чувствовал себя как на суде. Он был вовсе не расположен колдовать. Но папа так волновался, что мальчику хотелось сказать: "Успокойтесь". Он начал создавать иллюзию и делал это превосходно.
      Присутствующие аплодировали, однако, получив от епископа в награду только один гульден, Карл решил, что это провал. Он с горечью думал о задержке в Ниссау, стоившей им стольких денег, как вдруг епископ спросил:
      - Вы едете в Нуве?
      - Да, ваше преосвященство.
      - Я мог бы написать в Нуве о вашем мальчике моему кузену графу Тогун.
      - Вы бы оказали нам честь, ваше преосвященство.
      - Граф Тогун и его супруга большие ценители магии, у них для этого есть время.
      Граф Зоринштейн, каноник Ниссауского собора, который пришел к епископу, чтобы обсудить церковные дела, спросил:
      - Господин Шнайдер, вы едете баржей в Штрудбор и Нуве?
      - Да. - Карл недоверчиво посмотрел на него.
      - Ваш сын так прекрасно воспитан. Неужели ему только восемь лет?
      - Немногим больше шести.
      Граф Зоринштейн пришел в восторг.
      - Я тоже еду баржей в Штрудбор и Нуве. Есть ли у вас там друзья?
      Шнайдер замялся.
      - Ну, разумеется. Вы для того и едете, чтобы приобрести там друзей. В Штрудборе я представлю вас губернатору Верхней Логандии генерал-капитану графу Шпику. Он считает себя большим знатоком магии.
      Граф Зоринштейн уговорил графа Шпика организовать публичное выступление детей. Все вещи были исполнены безукоризненно, а умение детей держаться понравилось генерал-капитану не меньше, чем графу Зоринштейну. Его интерес возбудил также возраст брата и сестры. Они могли произвести сенсацию в пресыщенной Нуве. И он сказал Карлу:
      - Ваши дети очень милы. На следующей неделе я приеду в Нуве и с удовольствием введу их в общество.
      - Вы очень добры, ваше сиятельство.
      Граф Шпик думал, что было бы забавно опередить Зоринштейна и прибыть в столицу быстрее чем кто-либо до них. Пожалуй, это имеет смысл, потому что императрица, проявлявшая к магии некоторый интерес, несомненно, будет поражена.
      Обрадованный Карл был полностью согласен с графом, ведь дети смогли заработать деньги публичным выступлением; за представление в Штрудборе они получили сорок гульденов - больше, чем когда-либо получал он сам, работая магом-погодником в Борбурге.
      Вольфборн был разочарован своим выступлением перед генерал-капитаном, по его мнению, он колдовал не очень хорошо. Урсула же гордилась впечатлением, которое произвела на него: граф Шпик сказал, что она очаровательна, и подарил ей браслет. И все же Вольф был убежден, что граф разбирается в магии немногим лучше ниссауского епископа. Так же как епископ, граф Шпик болтал во время сотворения чар, и, если бы не папа, Вольфборн бросил бы колдовать. Ни один человек, любящий магию, не станет болтать, когда кто-то плетет заклинания.
      И еще его утомило путешествие на барже. Папа красноречиво восхвалял красоты Эльриве, на самом же деле, это оказалась грязная река противного коричневого цвета, бурная, беспокойная и... страшная. Обычно, если Вольфборна что-то пугало, он искал утешение в своей любимой магии, но баржу так качало, что папа не позволил колдовать, опасаясь привлечь внимание каких-то могущественных духов, и пришлось обходиться без магии три бесконечно долгих дня. Зато сам отец творил чары постоянно. Нет, он не размахивал палочкой или посохом, не чертил пиктограммы и не выкрикивал слова древних формул. Внешне папа оставался абсолютно обычным, спокойным человеком, но Вольф видел, как закручиваются вокруг него магические потоки... только, что это значит - ребенок не понимал.
      Мальчик всматривался в холодную, казавшуюся бездонной, водную гладь, пытаясь понять о каких духах говорил папа. Ударившая о бок баржи волна отшвырнула Вольфборна к поручням, он чуть не свалился за борт и больно ушиб правую руку. К глазам его подступили слезы, но мальчик не заплакал, чтобы не рассердить отца. Папа и без того был расстроен, он пристально осматривал палубу, словно пытался что-то или кого-то найти. Урсулу, перепуганную яростным порывом ветра, стошнило, а у мамы лицо стало землисто-серым, и она все повторяла:
      - Никогда не знаешь, что может с тобой случиться в дороге - одной рукой женщина вцепилась в нательный знак веры, а другой - сделала отвращающий зло жест.
      Вольфборн чувствовал, что папа напряжен и еле сдерживается. Но Карл только сказал:
      - Умой детей, Катерина-Анна. Я думаю, уж Вольф-то, во всяком случае, аппетита не лишился.
      Вольфборн очень хотел спросить: "Сколько нам еще ехать до Нуве, папа?" - но не решился.
      Мама проверила, тепло ли он одет, и сказала отцу:
      - Вольф прокашлял всю прошлую ночь. Отдаешь ли ты себе отчет в том, что он далеко не такой крепкий, как кажется?
      Папа оборвал ее:
      - Я во многом отдаю себе отчет. Но ведь все мы, слава богу, пока живы и здоровы, и никто не утонул.
      И тут, словно для того, чтобы доказать обратное, кто-то свалился за борт. От волнения Вольф забыл о морской болезни и ему показалось будто отец пробормотал: "Жертва принесена". Матросы вытащили несчастного из бушующей ледяной воды, но оказалось, что тот уже мертв. "Жертва принята": кто это сказал мальчик не понял, возможно папа, он был в шоке. Впервые Вольфборн видел смерть и совсем растерялся. Сам он был полон жизни и движения, а этот бедняга даже дышать не мог. Мама плакала, папа смотрел сосредоточенно, хмуро. Должно быть, смерть - это нечто отвратительное, жестокое и злое, думал Вольф, но почему же тогда люди поддаются ей? Внезапно он тоже расплакался, сам не зная отчего.
      На следующий день, когда баржа остановилась в Дартвилле, чтобы дать пассажирам размяться и отдохнуть после бурного плавания, он почувствовал себя значительно лучше. Папа повел их в церковь неподалеку поблагодарить бога, что он спас их во время шторма. Папа был встревожен куда больше, чем казалось, но Вольфборн забыл обо всем, как только увидел оформление храма.
      Еще прежде, в Борбурге, он видел церковные иллюзии, но ни одна из них не могла сравниться в великолепии с этой. Фантом спасителя был огромен, уходил далеко ввысь, подавляя своим величием и властвуя над всем, свидетельствуя что он истинный бог. Вольфу хотелось нежно коснуться одной из бесчисленных золотых и серебряных складок его одежды, которые плотным водопадом поднимались вверх.
      - Это одна из самых замечательных и величественных иллюзий в мире - сказал папа. И лишь только они кончили молиться, Вольф подошел к громадному фантому и попросил папу рассказать, как можно сотворить нечто подобное и почему он не исчезает.
      Папа объяснял, а Вольфборн внимательно слушал. Отец думал, что мальчик не поймет, как устроены накопители энергии и каким образом происходит их заполнение силой. Откровенно говоря, Карл и сам слабо разбирался в артефакторике - ее хоть и относили к волшебному искусству, но, как и алхимия, артефакторика была самостоятельной наукой. Однако, судя по сосредоточенному выду Вольфа, сын очень внимательно его слушал и воспринимал новые знания.
      На следующее утро они добрались до предместий Нуве (в два раза быстрее чем планировалось). Служащий таможни, которому надоело смотреть, как папа бережно распаковывает сундуки, дернул футляр, в котором лежала волшебная палочка Вольфборна, чем вывел мальчика из себя. Это было святотатством. Чиновник обращался с артефактом, как с поленом! Вольф крикнул:
      - Не трогайте! Это мое!
      Немолодой коренастый чиновник не поверил мальчику.
      - Да. Это моя палочка.
      - И ты, конечно, умеешь колдовать, как магистр?
      Вольфборн выхватил палочку из неловких рук чиновника и начал плести иллюзию. "Невероятно - думал чиновник - но этот малыш действительно создает заклинания с поразительной легкостью и виртуозностью". Он и сам немного разбирался в волшебстве, но куда ему до мальчика. Рассматривая готовый фантом, он решил блеснуть своими познаниями и спросил:
      - Это что? "Весенний сад" Телимана?
      - Горная лужайка - поправил его Вольф. - "Горная лужайка" Захида бен-Скарлата.
      - Ну, конечно же, Бен-Скарлат. Как это я ошибся.
      - Но вы почти угадали - сказал папа и добавил: - Мы путешествуем под официальным покровительством графа Шпика, губернатора Верхней Логандии. Его сиятельство намерен представить моих детей императрице.
      В этот раз чиновник поверил па слово. Именно поэтому следует так бережно обращаться с артефактами, объяснил Карл, и чиновник закивал в ответ и не стал осматривать остальной багаж. Он попросил только мальчика создать какую-нибудь иллюзию: Аль-Гази, Телимана или Кахармана бен-Хайретдин аль-Зиннур. И когда Вольфборн согласился, чиновник счел это большой любезностью с его стороны.
      Через час Шнайдеры были в Нуве.

Конец первой части.

---

Комментарии: 6, последний от 07/05/2016. © Copyright Аразин Александр Михалович (a.arazin@mail.ru) Размещен: 28/02/2016, изменен: 04/06/2016. 127k. Статистика. Повесть: Фэнтези

Ваша оценка: не читать очень плохо плохо посредственно терпимо не читал нормально хорошая книга отличная книга великолепно шедевр

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"