Мне не нравится, когда над моей головой летают самолёты. Мне не нравится это дико. Это не значит, что я сам на них не люблю летать. Люблю. Мне страшно, но я люблю. Поднимаешься по трапу, стюардесса стройная, как иголочка, в голубах одеждах (так бы с ней и покувыркался), кресла мягкие, а после полёт, внизу поля квадратиками, реки блестят нитями, облака плывут пенками. Да ещё и куриное крылышко в фольге подадут, плюс приласкаешь стакан вина и отдых тебе тут весь. Рас-слабься. А самолёт, который меня раздражает, пролетает надо мной точно в час ночи. Точно в час ночи, с редкими задержками, курсом на Восток. Мне всегда любопытно, куда именно на Восток он летит? Он может направляться в сторону таких городов, как Красноярск, Иркутск, либо, если изменит курс, то в Китай. Его моторы гудят ровно, мерцание сигнальных фонарей последовательно. Надёжен? А если упадёт, всё-таки, вдруг? Трещина в моторе, знаете, не замеченная механиком, затем, в полёте, дальнейшая деформация и бах, вся громадина кастрюлей валится на мою голову. Как таракана плющит тапок, так и меня расплющит. Меня подмывает позвонить в аэропорт и потребовать, чтобы сменили курс, но - бесполезно, разумеется. Поэтому, если самолёт меня доведёт до ручки окончательно, то я хотя бы раз, но его вылет задержу. Всего-то, сделать звонок с автомата, обернуть носовым платком телефонную трубку, и сказать с кавказским акцентом - на борту таком-то заложена бомба. На "чеченском следе" сегодня помешаны все - поверят.
Сейчас час ночи восемь минут. Самолёт удаляется от меня всё дальше, и его красные звёздочки в темноте рассмотреть всё сложнее. Я ставлю стакан с недопитым чаем на стол и иду из кухни в спальню, но дверь открываю чуть-чуть, осторожно. Не хочу, чтобы проснулась жена. В мои планы это не входит. Смотрю внимательно на кровать, вижу кончик её носа, на него упал свет из открытой двери, вижу левую грудь под шёлковой тканью ночной рубашки, левую руку, плечо. Да, она спит и дыхание её размеренно. Тихо тяну дверь на себя и иду в коридор, благо, он рядом. Её сумочка висит на вешалке, поверх синего плаща, её же плаща, имеет белый цвет и большую никелированную застёжку. Застёжка может греметь, я уже знаю, и здесь надо действовать осторожно, как партизану на боевом задании, поэтому мои движения чёткие. Проверенные. Прошли всего секунды, а сумочка открыта и её содержимое, как лакомое блюдо на подносе, передо мной. Кушайте, сударь. И я кушаю, отщипывая, как гурман, самые нежные куски. Сначала пальцы ныряют в маленький боковой карманчик, где у неё лежат презервативы, и мне всегда интересно - зачем? Зачем она их носит с собой, если мы с ней занимаемся сексом без них? Ладно, соврал. Последние месяца три и совсем не занимаемся, настолько разладились наши отношения, но что это, в конечном итоге, меняет? Ответ мне давно понятен, но не совсем приятен. Впрочем, обвинений пока предъявить не могу. Великое изобретение доктора Кондома жена до сих пор не использовала, хотя обнаружил я упаковку презервативов почти месяц назад. Есть только записи о намерениях что-то сделать, записи в её блокноте. В блокноте размером с мою ладонь. Не знаю, где и когда она их пишет, скорее всего, на работе, в обед, потому что записи лаконичны, отрывисты и порой предложения не дописаны. Значит, кто-то отвлёк, и она быстрее отводила от бумаги ручку...
*
"...Я снова представила, как он берёт меня за талию своими сильными, крепкими руками и я... я трепещу в его объятиях, а он целует меня в шею и после руки его скользят по моим бёдрам, вниз, по ногам... Мои ноги, я считаю их красивыми, и сегодня, когда он зашёл, я их нарочно выставила, чтобы он их увидел и он скользнул по ним взглядом. Я даже уверена, что он взгляд задержал..."
*
Негусто. Это она написала за последние три дня. Вчера я в сумочку не заглядывал. Вчера и позавчера у меня были выходные, и я прозаически ездил с товарищем на рыбалку. Вечером мы отплыли на его моторной лодке метров на двести от берега и расставили по морю поставки. Так в наших местах называют кусок пенопласта, за который крепится леска, грузило, крючок, а на крючке насажена мелкая рыба - живец, чтобы её проглотила рыба крупная - судак или даже нельма. Затем мы полночи жгли на берегу костёр, наливали водку в стаканы под плеск мелкого прибоя, вдыхали густые хвойно-смолистые запахи соснового леса, пока не устали пить, говорить, есть, и тогда уснули прямо на песке. Утром бледное солнце и лёгкий холод нас разбудили и мы, согревшись табаком, поехали смотреть улов. Теперь один судак, с острыми, словно бритва, зубами, заперт в моём холодильнике, второй, порубленный на куски, разложен на большой сковородке, а ещё тройка унесена моим приятелем домой.
*
Тихо в квартире, ночь, второй час, только слышно, как мерно шуршат стрелки электронных настенных часов. Они висят прямо здесь, в прихожей. Я купил их на Рождество и выбирал очень долго. Часы овальные, с сиреневым ободком по краю, с жёлтыми римскими цифрами и такими же жёлтыми стрелками. Мне хотелось сделать что-нибудь приятное для семьи, осветлить дом, что ли, и покупка часов показалась мне таким осветлением. Знаете, как лучик солнца в тёмном углу. А у нас прихожая тёмная, если только свет включишь, тогда посветлеет, а часы, я их сразу среди всех прочих выделил, были, как нагретый, вобравший в себя тепло, плоский камень на пляже. Часы, часы - они идут, их время бег неумолим..., и неуловим.
Оглядываюсь на дверь и тихо скольжу на кухню.
Там ставлю на плиту чайник, сажусь в кресло, закуриваю сигарету. В открытую форточку, на свет лампы залетают мотыльки, кружат под потолком, и один из этой гвардии, с ажурными крыльями соломенного цвета, падает на раскрытый блокнот и трепещет на нём. Запись под мотыльком мне тоже знакома... "Гордым легче, гордые не плачут. Ни от ран, ни от душевной боли..."
Беру мотылька пальцами и бережно кладу на подоконник. Повезет, еще и выживет.
*
Лист - перелист. Смотрю дальше, да и здесь мне знакомо.
Лето, июнь месяц - 4 число. Этот день помечен в моей записной книжке крестиком. В пять часов вечера пресс-конференция, а позже небольшой фуршет с Михаилом Сергеевичем Горбачёвым, первым и последним президентом СССР. Теперь он раскатывает по России под маркой "Горбачёв-Фонда" и агитирует граждан за идеи социал-демократии. Большинству людей Михаил Сергеевич безразличен, теперь у многих иные заботы, нежели раньше, некоторые его ругают, тех, кто о нём ностальгирует, крайне мало. Лично я встретил только пару таких молохольных. Один из них был шофёр оранжевого taxi, который и отвозил меня на пресс-конференцию. Опять я опаздывал, что со мной случается нередко. Шофёр, оставляя позади себя автомобили "утюгов", глубокомысленно изрёк, что такого бардака, как теперь, при Горбачёве не было. Спорить с ним не стал, чтобы не отвлекать его внимание. Она в этот день написала: "... наверное, он мог бы сделать со мной - любое. Не знаю..." Что - "любое"? Измазать соски взбитыми сливками и слизывать их? Поставить в азиатскую позу, её ещё называют "гусарской", "офицерской", "индийской", а среди русских обычно говорят - раком. Совокупить в анал? Кто ж её знает, о чём она думала в момент написания этой фразы? Недавно прочитал в газете, что у женщин электрические импульсы в мозге распределяются совсем не так, как у мужчин. Что у мужчин они равномерно распределяются по двум полушариям, а у женщин ещё и хаотически мечутся между ними. Чем, как считают учёные, и объясняется женская эмоциональность. Если я, конечно, всё правильно понял и запомнил из статьи. Да ужо, эмоциональные вы мои - одно на уме, кого за яйца схватить. "Ну, привет там, Михал Сергеевичу от трудового народа", - крикнул шофёр, когда я открывал дверцу и выставлял ногу на тротуар. "Обязательно". Ждать Горбачёва практически не пришлось, подъехал вовремя, на чёрной "Волге", с милицейским сопровождением. Вышел, приветственно покивал головой и пошёл в здание. Следом переваливались два собственных охранника, мелькнул какого-то юркого вида молодой эфэсэбэшник, протопали два пузатых милиционера в ранге майоров. На пресс-конференции я задал всего лишь один вопрос: "Михаил Сергеевич, у вас было знаменитое выступление в конце 80-х, когда вы говорили, что народ выбрасывает на свалку хлеб, мясо, птицу. А на самом деле магазинные полки тогда были пусты. Чем вы можете объяснить такое не знание ситуации?" Горбачёву мой вопрос явно не понравился, он наклонил голову, уперев взгляд в стол, но вдруг вскинулся и вылил поток слов про Крючкова. В 80-е годы сей товарищ возглавлял КГБ. "Крючков - вот главный провокатор и идейный вдохновитель путчистов... Он давал мне неверную информацию... Я очень жалею, что не разобрался в этом человеке сразу". Мда, не ладно было в Датском королевстве, а мы-то, грешным делом думали, что коммунистическая партия социализм в стране строит... На фуршете Горбачёв долго не тасовался и ушёл очень скоро. Когда, в некоторый момент, он стоял рядом со мной, невысокий, холёнощёкий, у меня вдруг возникло совершенно дикое желание - погладить его по лысеющей голове, как гладят собачек. Гуру, чьи портреты ещё несколько лет назад украшали школы, ВУЗы и иные учреждения, человек, который был для большинства на недосягаемой высоте, вот он, рядом, маленький, суетливый немного, кормит меня бутербродами, хочет, чтобы я о нём что-нибудь эдакое хорошее написал. Зачем? Сидел бы себе где-нибудь в Германии, как почётный немец - неужели он не замечает, как он нелеп, смешон? Чтобы перебороть соблазн и не потрогать его лысину с родимым пятном, отворачиваюсь, тяну руку к бутылке водке. Бля, у меня жена в ширинку мужику лезет, а он мне про свою социал -демократию... но водка, справедливости ради замечу, весьма достойного качества... Домой возвращаюсь часов в десять. В руке бутылка пива. С женой особо не разговариваю. С дочерью тоже. Сосу бутылку примерно час, играю в компьютерную игрушку, проливаю реку виртуальной крови, потом ложусь спать, а утром честно отрабатываю по Горбачёву. Честно - это, значит, даю его ответы на вопросы без своих комментариев и ерничанья. Пусть народ сам думает - что и как.
*
Дочь у нас есть, дочь - школьница. В голове каша из уроков, Майкла Джексона (как его называет один мой знакомый, гундосого), открыток из последней версии фильма про "Титаник" (а фамилию режиссёра я и позабыл, как и артистов), рисунков (она рисует), девичьих фантазий, чистых, дурацких и наивных и чего-то ещё, что мне не ведомо. Дочь у нас есть, но родительского контакта, как любят выражаться психологи и педагоги, у меня с ней нет. Её совершенно не волнует моя бурная жизнь журналиста, а мне просто некогда с ней о чём-нибудь поговорить. Да и о чём я буду с ней говорить? С семиклассницей?
*
"... а иногда мне просто хочется посидеть у него на коленях и гладить его лицо. Но он сегодня совсем чужой, совсем..."
Убил бы, суку.
*
Чай в кружке выпит, сигареты выкурены. Смятую пачку проглотило ведро. Мне осталось спать - всего то часов шесть. Мотыльки продолжают виться вокруг лампы и биться о стены, а тот, на столе, немного ожил и ползёт к открытому окну. Ползи, дружище, ползи - там свобода, а здесь много блеска, но всё это для тебя смерть. И толкаю его краем блокнота под мохнатую светло-желтую попку.
2
Если чешется левая рука - это всегда к деньгам. Да я и знал, что к деньгам. Утренний бутерброд ещё не был переварен моим желудком, когда мой "подельник" уже передавал мне пачку денег.
- С перепою, что ли? - спросил он меня. - Глаза красные.
- Нет, плохо спал.
- Ну, теперь можешь и отдохнуть... А-ах, молодцы мы с тобой. Какую операцию провернули.
Он улыбается и качает черным начищенным носком туфли, победно смотря на прохожих. Мы сидим в парке, на лавочке, под елью. Тень от неё интересно падает на асфальт ромбиками. Утро, но душно. Напротив нас с приятелем стоит каменный Ленин и указывает в сторону Севера рукой. Неподалёку от Ленина на красном кирпичном здании хрустальная надпись "Казино Жемчужина". Из дубовых дверей выходит полусонная женщина, блондинка, а следом мужчина с полным лицом, и лицо помято, в тёмных складках, видно и издали, недовольно. Проиграли? Видимо. Они сегодня проиграли, а мы сегодня выиграли. Только "молодцом", в отличие от товарища, я себя не чувствую. Усталым скорее. Мы продали информацию фирме А. про фирму Б. Кто в фирме Б. подставной зиц-председатель, старик Фунт, а кто ей руководит на самом деле. (А и Б сидели на трубе). Чем этот "кто-то" (из фирмы Б.) занимается в частной жизни. "Откуда дровишки", то есть поставки товара? Как этот человек делал "первоначальный капитал"? Его связи с чиновниками, с ментами, с бандитами. За какое "место" фирму можно подцепить на крюк, как рыбу? Мы нашли это "место". Часть товара они продавали нелегально, по чёрному. Теперь конкуренты, скорее всего, будут их валить. (А - упало, Б - пропало) Работа по сбору компромата была трудной и где-то опасной. Если бы произошла утечка информации, то нас бы просто могли "поколоть пиками". Но в итоге - кто остался на трубе? - МЫ .
Всё обошлось, слава Меркурию, и тугая пачка денег приятно оттягивает карман. Её бы хорошо принести домой, отдать на нужды семьи, но... "он трогает мои волосы, запуская в них пальцы, и я ощущаю, как через его пальцы течёт ток".
- Разбегаемся или в кабак?
Вопрошает приятель, наклоняясь к моему уху, и я отвечаю "в кабак, куда же ещё", но сам сижу и не двигаюсь. Голова запрокинута, глаза открыты, а в них пелена. Сегодня, пока я спал (с двух до восьми), мне привиделся сон. Теперь я его неожиданно вспомнил.
*
Было сплетение рук и перехлёст ног. Моих и Инги. Было всё это месяц назад. Инга - одинокая женщина, жаждущая любви. Ты её жаждешь - возьми. В цветке лотоса рождён Будда. В квадрате моей комнаты - змеиное извивание тел. Моих и Инги. На столе, сияющий голубо, монитор компьютера. М-мама. О-отчизна. Н-нивы. И-истина. Т-труд. О-отец. Р-речь. М-о-н-и-т-о-р. "Ещё-е, весь, хочу",- и её рот ищёт мой. И мой рот находит её... На мониторе блеклые буквы - слова романа. Моего. Может быть - повести. Не важно. Полубезумной - полубезумного. Ветер, стихия. Песок, переплавленный в стекло. Небоскребы, сваленные в коробку из-под игрушек. Небо, свёрнутое в свиток. Ангел идущий по воздуху, трубящий в золотой рог. Роман о приходе Спасителя. Может быть, повесть - неважно. Может, просто сумбур. Сумбур - рубмус, кумыс, казах, казак, расширенный глаз, белый клык, море, фотография со школьного вечера, повешенный, помешанный, гамак, дерево, я помню чудное мгновенье, аэроплан, дорога, планета Земля, роща, озеро, тропинка, велосипед, колесо, мелькание спиц - "да-а-а-а". Инга вонзает мне ногти в плечо и на экране вдруг... "Кто это?" - слабо шепчет Инга. "Где?" "Там, в небе, чье-то лицо". Она лежит затылком к окну. На её голой ноге белый потёк...
*
И мы идём в кабак, конечно. И в казино тоже. Шелестят под потолком серебристые лопасти вентилятора. Плавает в аквариуме среди зеленых побегов и пузырьков воздуха золотая рыбка. Склонили галстуки над столами мужчины, оголенные плечи женщин смотрят в коричневый бархат стен. Тукает, мечется, тук-тук, латунный шарик по круглой золочёной миске. "Ваши ставки, господа". "Ставки сделаны". "Зеро". "Ваш выигрыш, господа". Мы знаем, что выигрыш наш. Герои не могут проигрывать. А мы сегодня герои... Улица. Здания уходящие в точку, скольжение знойного ветерка. Идём - телефон на стене, загораживая от взгляда улицу, буквой В. Сонный голос в трубке. "Аллё". "Инга, привет, это я. Сейчас подъеду". "Один?" "Нет. С приятелем. Пригласи подругу. У нас коньяк". "Ещё колбаса", - орет двусмысленно приятель, прислоняя свою щеку к моей. Красная колбаса, обернутая целлофановой пленкой, лежит у него в кармане.
"Вам куда, мужики?", - спрашивает шофер, высовывая нос в окно оранжевого taxi, и я вижу, что шофер мне знаком. Чего только в жизни не случается.
*
Никакой подруги не было и в помине. Подруга безнадёжно задержалась в пути, заблудившись, скорее всего, среди трёх домов. Были легионы сперматозоидов. Отчаянно работая жгутиками, они искали яйцеклетку, чтобы слиться с ней и продолжить свою жизнь, но все усилия пропадали даром. Под стоны Инги усталые монахи в светлых одеждах засыпали навеки, возносясь душами в стратосферу, а их пустые тела засыхали на атласной женской коже. "Мальчики, я вас люблю", - кричит Инга, и я слышу эти слова, как и тяжелую вибрацию кровати, когда стою на балконе, и смотрю в сторону Запада. Там, словно огромный тюльпан, пылает красное солнце.... "И наступает, наконец, та минута, когда сброшены все одежды, и мы, словно Адам и Ева, голые".
*
Они не услышали, как я ушёл. Ни Инга, ни мой товарищ. Спичечная коробка лифта - в ней маленькая тряпичная кукла. Фильм про героев закончился - и я выхожу, немного качаясь, из подъезда - в сумерки. В фонарные тени, в шатание черной листвы на асфальте, отчего кружится голова - в асфальтовые ладони города. Иду от холма Венеры по дороге жизни, машу рукой на перекрестке и еду сверкающей точкой по линии судьбы к холму Марса. "Veni, vedi, vici". Прощай, Инга.
3
"Сковороду смазываете подсолнечным маслом. Затем крошите натёртый на тёрке сыр. Разбиваете несколько яиц. Поверху кладёте кусочки колбасы. Можно добавить нарезанные пластиками помидоры. Солите. После сковороду ставите в духовку. Как только яйца запекутся - вынимаете. Вкусный и полезный завтрак (ужин) - готов". Из кухонного рецепта.
*
"Сомнения больше не было: атмосфера луны состоит либо из чистого кислорода, либо из воздуха и следовательно, если она не находится в слишком разреженном состоянии, способна поддержать нашу жизнь. Значит, мы можем выйти наружу и жить". Г. Уэллс. "Первые люди на луне".
*
"...он берет соловья в ладонь, зажимает соловью носик и окунает три раза в ведро с водой. Потом осторожно встряхивает и ловко пускает в клетку. Соловей очень смешно топорщится, садится на крылышки и смотрит, как огорошенный". И. Шмелев. "Лето Господне".
*
"Понимает ли группа Бухарина, что отказаться от борьбы с правым уклоном значит предать рабочий класс, предать революцию?" И. Сталин
4
Они не услышали, как я вошёл. Ни жена, ни дочь. Они были в своих комнатах, а я не прошёл дальше коридора и дальше часов. Осторожным движением руки расстегнул на сумочке пряжку и, перекатив вбок тюбик помады, вынул блокнот. Его я решил взять с собой, ибо пока я ехал домой, то окончательно определился. "Ну, куда теперь?" - весело спрашивает водила. Ещё бы ему не радоваться - такой калым. Молод. Наверное, и бриться недавно начал. "В аэропорт, - отвечаю я. - И быстрее. Мне надо успеть на рейс, который отлетает около часу ночи". Смотрю на окна своей квартиры. В них ещё горит свет. Ни жена, ни дочь, они так и не поняли, что я только что приходил. "Да, интересная у вас работа, у журналистов... - говорит водитель и опять улыбается. - И Ельцина, поди, живьём видел?" "Вот как тебя". Не знаю даже, зачем я сказал, что работаю в газете. Теперь пристанет, как банный лист. Ещё, видимо, крутился в голове шарик казино и выскочил полупьяно из моего рта бессмысленными фразами. "Да-а, наворотили эти политики дел", - тянет водитель, всматриваясь в дорогу, как будто бы он понимает, как и что происходит в политике. Мне же вспоминается не роботоподобный, выживший из ума, Ельцин, мне вспоминается красная морда Руцкого. "Да что вы ко мне с этими автоматами пристали!", - грохочет он, и светловолосый охранник за его плечом смотрит на людей враждебно. Спектакль происходит в Железногорске, есть такой город в Курской области, летом 95-го года, на встрече "с общественностью". Руцкой в нём как бы проездом, и я как бы проездом - пересеклись невзначай, как пересекались ещё раньше, до 1993-го года, до расстрела Дома Советов. Но теперь Руцкой, похоже, меня не узнает. Не до меня. "Ну, я бы раздал автоматы и что? Ещё бы сотню людей положили". "Вы трус", - кричит какой-то плохо одетый человек. И я с ним в душе согласен. Через короткое время, став губернатором Курской области, Руцкой ещё и проворуется в пух и прах... И помню рассказ одного мужчины, как он полз по вонючему московскому коллектору раненый в ногу, держа в руке гранату, и готов был подорвать себя и врагов, если бы поймали "ельциноиды", чтобы не мучиться... "И Жириновского видел?" - снова тянет водитель. Видел, видел, всех я их где-то видел, заканчивая Путиным, не то в телевизоре, не то наяву, не то в гробу в белых тапочках. А с Жириновским вареных омаров ел, ну и что? Молчу, и ты водитель молчи, отцепись, рули. Парень о чём-то догадывается, молчит, но всё-таки ему неймется, включает музыку и это Джексон, который Майкл. Любимый певец моей дочери. Но - недолго осталось. Впереди красные огни - аэропорт. По лобовому стеклу шлепают крупные капли дождя. "О, погодка, - водитель тормозит автомобиль. - То жара, то ливень. Точно ледники тают. С ума погода сошла. Как бы тебе рейс не отменили".
*
Не отменили. Подо мной мягкое кресло, разгоняет салонную духоту кондиционер - "пристегните ремни", пристёгиваю. Это же делает некий полноватый гражданин, чьё большое тело, обернутое коричневым костюмом, рядом со мной. Через ряд от нас не гнушается мер безопасности священник в черной рясе. Не пойму, какой он веры, не то православный, не то католик -но понимаю, что крестится, вниз и вверх двигается локоть, но не вижу, как сложены его пальцы - щепотью или развернуты прямо? Лишняя молитва в самолете не помешает - тут он прав. Ещё шипит радио, как масло на сковородке, и оттуда сообщают короткие новости; про бои российских войск с чеченцами в Аргунском ущелье, про наводнение в Дрездене, что-то про арабскую нефть, про текущий курс доллара и в конце запускают эстрадную музыку. Её заглушает шум двигателя, пилоты делают последние проверки перед разгоном по полосе и взлетом. Слышал однажды, что для того, чтобы взлететь, надо разогнать самолет до 300 километров в час. Интересно, правда ли это?
А самолёт тот самый, что пролетает над моим домом в час ночи. Теперь я узнал, куда он держит курс. На Владивосток. И пусть. Никогда не был на Тихом океане, а теперь буду. Окунусь в его волны, после обсохну, осмотрюсь и направлю стопы дальше. Неважно куда, пусть и в Китай, главное - прочь отсюда... А блокнот я спущу в унитаз, где ни будь на высоте десять тысяч метров. Лети над планетой бабочкой.
... Блокнот, блокнотик. Что там ещё моя нимфоманка за день написала?
*
"... Помню, как мы поехали с ним на Юг. И как купались в море при лунной дорожке. Он был тогда другой, совсем другой. И все, смотря на нас, там, где мы снимали квартиру, в частном домике с виноградном растущим во дворе, говорили - какая счастливая пара. Наверное, мы были на самом деле счастливой парой, а теперь он стал будто чужой, и я могу только мечтать... Боже, неужели он ничего не видит, не чувствует, не понимает, как я его хочу..."
*
Стюардесса с фигурой, словно ее специально вытачивали, подходит ко мне на вызов и вежливо, как учили, улыбается. Белые ровные зубы - хороши. Чёрные бархатные глаза - хороши. Пилотка на голове кокетливо смещена на левую изогнутую бровь. Сейчас я доставлю вам, мадам, некоторые хлопоты, увы, и красота не поможет.
- Вы что-нибудь хотите?
- Да. Я не лечу. Я передумал.
- Это невозможно.
- Вы уверены?
- Конечно, - она легко морщит лоб, размышляя, как себя вести, и добавляет тверже, почти без улыбки. - У вас должна быть веская причина отказа. Мы не можем задерживать рейс.
- Такая причина есть, - я достаю из нагрудного кармана удостоверение и разворачиваю перед её глазами. - Я журналист, видите. По моей информации в самолете заложена бомба. Скажите пилотам, чтобы глушили моторы.