С понедельника Клюев уходил в отпуск. Во вторник, вечером, он должен был улететь с утра в Петербург, а уже оттуда двинуться в морской круиз на белоснежном лайнере. В отличие от некоторых своих сослуживцев, чиновников из районной городской администрации, Клюев любил активный отдых. Душа его, с юношества склонная к романтике, требовала перемещений, а провисать две недели задницей в шезлонге на курортном берегу, Клюев терпеть не мог. Отдых такой он считал утомительным и даже безнравственным по отношению к своему телу. Однажды он прочитал, что лучшее средство против старости - это движение, вот Денис Иванович Клюев и двигался, каждый отпуск, по иноземным странам, и посмотрел их уже немалое количество. Начиная от Болгарии, где ему понравились ночные прибрежные кафе, с их напитками, огнями, скрипачами и танцовщицами, до египетских пирамид, поразивших его гордым величием. Что касается чиновничьей работы, то и здесь Денис Иванович был верен своему принципу движения, и так твёрдо шагал по служебной лестнице вверх, что в сорок семь лет стал первым заместителем главы районной администрации. Конечно, зам. главы района - это тебе не зам. главы города, и тем более, не зам. главы области, но да всему своё время. Начальник Клюева, толстый боров, раскормленный хорошим жалованием и ещё лучшими подачками, был не только вял членами, но обрюзг и мыслями. Несколько лет, как он каменел в собственной сытости, превращаясь постепенно в статую, не зная часто того, что и кто творит за его спиной, и было только делом техники, чтобы эту статую отвезти на почётное место - куда-нибудь на скотный двор. Именно это и собирался сделать Денис Иванович в ближайший год - два, в зависимости от того, каким местом к нему повернётся политическая фортуна, но пока, с понедельника середины июня, что уже было сказано выше, он собирался в отпуск. Не только упаковывал чемодан и утешительно пошлёпывал жену пониже спины, предусмотрительно не беря её с собой, но и делал множество важных звонков по разным полезным людям. Большинство деловых нитей были в его руках. В красноватых руках со светлыми короткими волосами, намотаны на длинные, почти аристократические пальцы, и нити эти за время отсутствия Клюева не должны были не то, что порваться, а и не дёрнуться почём зря.
Так, на сборы и звонки Денис Иванович потратил выходные, вечером же в воскресенье, при розовом закате, пил со старинным приятелям коньяк, доверяя и коньку, и приятелю, который не был чиновником, а был отставным военным, после чего, утомлённый, лёг спать и видел сон. Странный сон. Будто бы приходит к нему в кабинет посетитель, мужичёк неопределённого возраста, в рваной какой-то одежонке, и говорит: "На улице снегу насыпало, а ты тут жируешь, в тепле. А убирать, кто будет? А? Я, что ль, лопатой махать должен?" От такой наглости Денис Иванович открыл рот и принялся звонить в приёмную, чтобы узнать, как посмели к нему запустить сумасшедшего, но звонил недолго. Мужичёк вынул из-под пиджака деревянную колотушку и с криком, "ах, сучье вымя, ещё и донос на меня сочиняешь" пригвоздил Дениса Ивановича по лбу.
Проснувшись, Денис Иванович не сразу разобрал, где находится, кто паровозом дышит ему в щёку и почему у него болезненно тянет низ живота. Наконец, догадавшись, что лежит он в собственной постели, а дышит ему в щёку жена, всё ещё полусонный пошлёпал в туалет. Там, при мерном журчании воды в унитазе, и открылась Клюеву истина, как некогда она открылась Толстовскому Ивану Ильичу. Жил себе царский чиновник Иван Ильич, ничем особым не болел, добра наживал, как в один день всё перевернулось и рассыпалось в прах. Вешая штору, упал со стула, отшиб почку и умер в мучениях. Денис Иванович штору не вешал, а только плавки приспустил и обомлел, увидев то, что увидел. Левая мошонка его, говоря простонароднее, левое яйцо его, разбухло с бильярдный шар. Денис Иванович легкомысленно надавил на него пальцами и глаза его, от резкой и неожиданной боли, сами едва не выпрыгнули из орбит шарами. "Ох, бля-я-я...", - только и выдохнул Денис Иванович, обалдело таращась на дорогую кафельную финскую плитку. Затем по ногам его потекло, но не кровь, упаси Бог, а всего лишь моча. И сделалось чуть-чуть легче. Наскоро промокнув ноги полотенцем, Клюев поковылял на кухню, где рассматривал и ощупывал, теперь осторожно, яйцо едва ли не с час. Ни к каким утешительным выводам осмотр его не привёл. В мошонке имелось уплотнение, твёрдый сгусток, как камень и если на него давить, то болью пронизывало не только мошонку, но и пах, и низ живота, и отдавало горячо по обоим бокам. До утра Клюев больше не спал, отодвинув к стене жену и тревожно размышляя, что за беда с ним случилась. Утром он ощутил, что у него поднимается, вдобавок, и температура, некстати, вспомнил сон, совсем скис духом, да тут ещё на улице зашумел ветер, быстро нагнал туч и хлестанул дождь. Под его рокот, под выстрелы молний, и пушечные громы дрожащей рукой Денис Иванович набрал номер главврача городской больницы.
- Корней Ильич, здравствуй, уважаемый. Слушай, у меня тут проблема... прихворнул, понимаешь...
, +
Корней Ильич прислал уролога, ибо болезнь чиновника Клюева относилась к области урологии. Уролог, мужчина приблизительно равных с Клюевым лет, осмотрел пациента быстро и, сполоснув руки, сел за стол что-то писать, по ходу письма задавая короткие вопросы: "беспокоит давно... в туалет ходите часто... когда начались первые боли?" Клюев отвечал тоже односложно, смотрел на вытянутый нос врача и неодобрительно думал. "Коновал, поди. Ещё узнаю, кто таков. Пусть только быстро не вылечит. Всю шарагу их к хрену разгоню... Ишь ты, руки после меня вымыл. Надо же, брезгливый какой". Насчёт мытья рук Дениса Ивановича, конечно, занесло, и он это понял, и внутренне устыдился.
- Ну-с, - доктор, кончив строчить, внимательно посмотрел на Клюева. Глаза его были за толстыми, как лупа, стёклами очков и оттого казались большими, совиными. - Скорее всего,в больницу придётся лечь. Конечно, попробуем что-нибудь сделать, но если за два дня клиника не улучшится, то советую не тянуть. Загноение, и обширное.
- Вы что! - Денис Иванович даже подскочил с кровати. - Какая ещё больница? Невозможно!
- Да не беспокойтесь. Это не на долго. Дней десять.
- Какие - дней десять! У меня отпуск, у меня билеты - на самолёт, на пароход. У вас должно быть какое-нибудь сильнодействующее лекарство. Обязано быть!
Денис Иванович сердито надул щёки, потому что знал, что больнице, на развитие, дважды из городской казны перечислялись неплохие денежные суммы. Правда, щёки он здесь же и приспустил, потому что знал и другое; суммы на развитие были потрачены не полностью. Часть их, по злой иронии судьбы, воплотилась как раз в той кафельной плитке, на какую он таращился сегодня ночью, а часть была разбросана по туалетам, ваннам, квартирам и дачам других людей.
- Лекарства у нас есть, и хорошие, - врач начал нервно пожимать плечами. - Но они не стопроцентная гарантия быстрого излечения. Поймите. Если инфекцию не удастся остановить...
- У меня что же, инфекция? - Клюев пробуравил врача взглядом, но уже не так уверенно, как буравил несколько минут назад. - С чего бы это инфекция? Какая?
- Надо выяснять. Делать анализ. Бывает, что и от грязи. Впрочем, могли и застудить, элементарно. Могло быть и от сидячей работы - застой крови. Причин бывает много.
- От грязи, - недовольно хмыкнул Денис Иванович. - Да я из бани не выхожу. Какая грязь?
Врач, словно и не услышал реплики, монотонно продолжил.
- Если инфекцию не удастся остановить, то при плохом исходе - операция.
- Операция? Вот, значит, как... И что, от этого умирают?
Против воли Клюев судорожно сглотнул, и глот был слышен на всю комнату.
- При плохом исходе яйцо, - врач поправил очки. - Яичко могут удалить... Что же, вы поедете в больницу или будете лечиться амбулаторно?
Ехать в больницу Клюев решительно отказался, но лечиться начал немедленно. Уже через час после ухода уролога, присланная из больницы медсестра, дамочка с грудями - дыньками, ставила ему в ягодицу антибиотики, глотал он их также в сухом виде, ну, а уж тряпочку с мазью Вишневского, для прогрева, приматывал к яйцу сам. Оно раздулось ещё сильнее прежнего.
+
Отпуск был загублен окончательно. Полетел коту под хвост. Билеты пришлось сдать, и весь понедельник, и вторник Клюев провёл дома, на диване. Уролог советовал больше лежать, чтобы отёк не давил на мошонку, и поджимать "мужское хозяйство" к паху тугими плавками. Ещё он рекомендовал реже курить, ибо табак, по его словам, плохо способствовал рассасыванию. А оно и так ни черта не рассасывалось, и температура тоже не спадала. Клюев был мрачен, как бушевавший за окном циклон. Налетел циклон, по сообщениям синоптиков, откуда-то с северных морей, и теперь кружил в виде свинцовых туч над городом. Клюев, чтобы отвлечь себя от неприятных мыслей, пробовал читать книги. Выхватил с полки одну и это оказался "Фараон" Пруса, но дальше десяти страниц дело не двинулось. Книги классиков обычно покупала жена, сам же Клюев любил читать либо детективы, либо фантастику, либо историков, вроде Карамзина и Ключевского. Всё своё было давно прочитано. Тогда он выхватил ещё одну книгу, в красной обложке, Джек Лондон, раскрыл страницы наугад и вздрогнул от чудовищного совпадения. "Бешенный уже готов был подписать бумагу и вдруг застыл с пером в руке. - Только вот что, - сказал он. - Если уж я покупаю яйца, они должны быть свежие. - На Клондайке несвежих не бывает, - фыркнул Малыш". Рассказ назывался "Яичный переполох" из цикла рассказов про Смока Белью. Клюев бросил Джека Лондона под диван и заматерился. В голове насмешливо прокрутилось дурацкое стихотворение, узнанное им ещё в детстве. "Вышел заяц на крыльцо, почесать себе яйцо. Глянул заяц, где яйцо? Укатилось под крыльцо!" Лишаться такой важной части тела, как яйцо, Клюеву решительно не хотелось, он бы отдал взамен лучше палец, а то и два, но что-то, видимо, решалось в небесной канцелярии не в его пользу. Не помогали ни уколы, ни таблетки, ни мази, ни даже крещеная вода, принесённая тещей. Сохранила она её с Пасхи и Клюев, всегда мало веря во всё то, что нельзя потрогать, всё-таки выхлебал литровую банку и даже мысленно произнёс: "Прости Боже, раба твоего Дениса, если, где согрешил". Как и научила его тёща. Тёща хотела позвать к нему и священника, чтобы тот освятил их жилище, но здесь терпение Клюева лопнуло, и он прогнал толстозадую тёщу на кухню. Где она и стала ворчать, и что-то тихо внушала жене, пока Клюев не зашёл на кухню и не всыпал им перца обоим. Семью Денис Иванович старался держать в кулаке, чтобы не распускались. В ночь со вторника на среду он снова видел предурацкий сон, где в главной роли была его бывшая любовница. Она пила большими глотками вино из стакана, хохотала, садилась на спину Клюева, словно он был конь, дёргала его за уши, а, кроме того, заставляла лизать себя между ног. Клюев проснулся в поту и с тоской на душе. Утром притопал врач, протёр носовым платком запотевшие стекла очков, и буркнул, как отрезал: "В больницу". Добираться до больницы на "Скорой" Клюев посчитал не по чину и вызвал "Волгу" из администрации. О болезни его там ещё никто не знал, но да теперь скрывать не было смысла. Даже наоборот, пусть узнают, что Денис Иванович прихворнул, и забегают, засуетятся, забеспокоятся. Друзья, ровно и подчинённые, как известно, познаются в беде. На пороге жена попыталась сунуть ему в руки зонтик, но Клюев сердито отмахнулся. Пройти два шага под дождём - небось не растает. Машина прибыла с задержкой и шофёр, Клюев его знал, когда поехали, оправдательно зачастил: "Перетопило всё. Река из берегов выходит. В администрации переполох. Думают чрезвычайное положение вводить. По Мира ехал, выше колёс заливает, еле пробрался. Ну, вам-то, наверное, не до этого". Клюев молча выслушал трепотню шофёра и завёл глаза на небо. Там по-прежнему, будто их перемешивали в гигантском миксере, вращались тучи, и из них по-прежнему выжимался дождь, но сейчас не сильный, так, водяная крошка. Она показалось Клюеву не опасной, а в свете своей болезни, слова "заливает до колёс", показались ему даже смешными. "Надо же, переполох у них, - подумал он лениво и язвительно. - Да она почти каждый год из берегов выходит". На берегу реки у Клюева была дача. Если что река иногда и затапливала, так это лодочные станции, ивняк и мышиные норы. "Неровен час, - продолжал, между тем, шофёр. - Так и плотину прорвёт. В газетах вон вчерашних писали". Денис Иванович взглянул на водителя пристально, рассмотрел гладко выбритую щёку и веским, начальственным голосом произнёс.
- Ты, Коля, лучше о дороге думай. Они напишут. Читай больше. Надо будет, сброс воды сделают. Не дураки.
- О, и я так думаю. Брешут. И жене вечером передам. Денис Иванович сказал - всё нормально, без паники. А то она у меня, знаете ли, паникёрша. Живём - то мы аккурат в зоне затопления, так что, случись что, нам не сдобровать.
Шофёр хотёл ещё что-то добавить, начал произносить первое слово, но тут "Волга" ухнула передними колёсами в невидимую под водой яму. Денис Иванович качнулся вперёд и едва не уткнулся лбом в стекло. Шофёр, коротко позабыв про важного пассажира, стал беспардонно ругаться. Затем снял ботинки, носки, засучил до колена брюки и выпрыгнул из автомобиля, чтобы позвать на помощь. Клюев посмотрел по сторонам и неодобрительно хмыкнул. Воды текло по улице действительно много, устрашающе много.
+
Они выкарабкались из ловушки минут через двадцать, не раньше, но за это время проехать по улице стало совсем невозможно. Вода просто - таки улицу переполняла. В её мутном потоке закручивались бело - жёлтые барашки, выныривали и снова исчезали какие-то щепки, фантики, отсвечивали тёмно - синим цветом фарватерные струи. Все двадцать минут Клюев слушал радио и чем больше слушал, тем сильнее его спина покрывалась холодным и липким потом. По всем местным новостям говорили о плотине и о левом створе шлюзовых ворот, который, как считали журналисты, словно сговорившись, был плохо отремонтирован. А это, по их мнению, могло затруднить сброс воды и привести к катастрофе. По одному из радиоканалов выступил Кротов, чиновник из обладминистрации, и громогласно всех заверил, что повода для паники нет. В его словах здесь же усомнились. И больше всех, сардонически, радиослушатель Клюев, зам. главы районной администрации. Кротов был сошкой, подсадной "уткой", громоотводом и сообщал то, что ему было велено. На самом деле, и Клюев знал это доподлинно, как никто другой, створ шлюза не просто был плохо отремонтирован, он всё ещё НЕ БЫЛ ОТРЕМОНТИРОВАН! Если не считать небольшого косметического ремонта в виде покраски и смены нескольких проржавелых болтов. Деньги, выделенные на шлюз ещё в апреле, удачно крутились в одном банке. Вернуть их (разумеется, вместе с процентами), банк должен был не раньше начала августа. "Влип",- невольно шепнул Клюев. Ему явственно представилась виселица, сооружённая прямо в центре города, а в её крепкой петле он увидел своё, подвешенное за шею, обмяклое тело.
- Вам не здоровиться, Денис Иванович? Бледный вы что-то. Сейчас поедем.
Благодаря стараниям какого-то перепачканного грязью грузовика "Волга" была выдернута из ямы и мокрый, как лягушка, шофёр протискивался в кабину. Денис Иванович, туманным взором, наблюдал за всеми этими хлопотами. По подлой иронии судьбы он позабыл взять с собой сотовый телефон и теперь даже не мог себя успокоить звонком на работу. Журналисты ведь, на самом деле, могли перебарщивать. Возможно, что уровень воды в водохранилище совсем не критический. Возможно, что и сброс воды уже сделали. Конечно, можно было позвонить и от водителя, но Денис Иванович не хотел, чтобы его разговор слушал посторонний. Поэтому он, поёрзав, принял решение ехать домой.
- Назад, - крикнул он озадаченному Коле. - Назад. Домой. Успею в больницу. Завтра. Дела не доделал, да. Позабыл, шут бы их взял.
2
"И дома ваши не сохранятся, ибо строите вы их на песке, - бубнила тёща, кружа по комнате, и серая шаль на её плечах развевалась, как крылья птицы. - А сохранится вера одна. А кто веры не имел, тот тоже пропадом пропадёт!" "Да что же делать-то, делать-то что? - вскрикивал-всхлипывал Денис Иванович и полз за тёщей на коленях, бухая одновременно лбом об пол поклоны. - Пропадём ведь!" "А кайся, грешник, кайся". "Каюсь! - рвал на груди Денис Иванович рубаху. - Не на песке мы дома строили, но из песка больше. Взамен цемента песок добавляли. Дачу на том возвёл, и баню. Вы там сами не раз парились. Хорошая баня... Каюсь!" "Ладно, за баню, прощаю", - сказала тёща, ткнула тестя перстами в голову, и Денис Иванович очнулся. Дремал он, как показали наручные часы, не больше сорока минут, но для очередного кошмара хватило. На дворе стоял глубокий вечер, и по-прежнему лило, что из ведра. Жену, тёщу и двоих своих детей, мальчика и девочку, Клюев отправил далеко за город, подальше от гиблого места. Ситуация с плотиной, как и с его яйцом, разворачивалась не в самую лучшую сторону. Плотина ещё держала, но рухнуть могла в любой час, минуту, секунду. Первое время, отправив семью за город, Клюев, против воли прислушивался, не гремит ли вдалеке адский девятый вал? Кроме шума дождя ничего, к своему счастью, не слышал. Почти через каждый час ему звонили помощники, сообщая самые последние подробности, и не только они, но и много других людей. Теперь Клюев, несмотря на болезнь, вроде бы как вышел на работу, правда, находясь дома. Его даже включили в штаб по чрезвычайной ситуации, и он дал несколько, так ему показалось самому, дельных советов. Сутки тому назад верховная областная власть решила всё-таки произвести эвакуацию из непосредственной зоны затопления, призвала на помощь войска, милицию и теперь неподалёку от плотины разносились рокоты моторов, мегафонные переговоры, а мутное небо чертили белым светом прожектора. Сердце Клюева, когда он смотрел на эти игольные лучи, переполнялось некоторой робкой надеждой, что, улыбнись судьба, всё ещё и обойдётся. Первым же делом, едва его заместители подтвердили скверные новости, была мысль бежать, уносить ноги, улепётывать. Причём немедленно, подальше, куда-нибудь совсем за границу. Менять паспорт, фамилию и пусть ищут потом сто лет. Вскоре благоразумие взяло вверх. Во-первых, плотина, гляди, ещё и выстоит. Во-вторых, изначально к ответу привлекут подрядчика, а что дальше - вилами на той же воде писано. Докажи, что Денис Иванович Клюев умышленно разрешил провертеть деньги в банке? Недосмотр, халатность, но не более. Да и Боров, начальник его, тоже на некоторых бумажках сдуру автограф ставил, а за Борова могут и заступиться. На самом верху, в Москве, высокие чины, влиятельные люди. Отбелят ему мундир, а с ним и карман от мундира, Денис Ивановича. Ну, а в - третьих, если рассуждать совсем трезво, бежать-то Клюеву было особо некуда. Нигде его с распростёртыми объятьями не ждали. Поэтому-то Клюев, обмотав в очередной раз тряпочкой горящее яйцо, принял стойкое решение никуда не уезжать, а биться до последнего, за себя, понятно, поэтому-то он и находился дома. С ним вместе горе маял и Коля. Шофёра Клюев благоразумно не отпустил. Теперь Коля тревожно дремал в одной из спален, лёжа одетый поверх одеяла, резко и часто переворачиваясь с бока на бок. Наверное, и ему тоже, как и Клюеву, виделось во сне что-то неприятное. Хотя и свою семью, с помощью Клюева, Николай тоже удачно отправил из города, но оставалась квартира, мебель и иное нажитое годами имущество. Было от чего нервно ворочаться.
Сильно потерев ладонями веки, чтобы окончательно прозреть ото сна, а заодно и избавится от остатков кошмара, Денис Иванович рассеянно подумал, что Колю, он пока будить не станет. Пусть шофёр выспится, как следует, и к утру будет свежим. Утром Клюев намеревался поехать к плотине, для чего даже отыскал в кладовке резиновые германские сапоги, купленные лет семь назад для грибных прогулок по лесу, но так не разу и не надетые. Теперь они удачно могли пригодиться и Клюев, обтирая с них носовым платком пыль, порадовался своей рачительности. Хозяйство вести, припомнил он поговорку, не мудями трясти. Возле плотины могли быть журналисты, если и нет, то это можно организовать, и именно они должны были описать, показать, рассказать, как чиновник Клюев, в сапогах и штормовке, спасает город от небесных стихий. В глазах народа, он, Клюев, должен стать героем, и тогда народ, если что, выступит на его защиту. В том, что выступит, Клюев не сомневался, зная житейским опытом, убеждаясь не раз, что народ, в массе своей, болван, а болвана главное заставить Богу молиться, а там от усердия он и лоб себе расшибёт. Недаром сам Сталин, празднуя победу над Гитлером, провозглашал тост за русский народ, ибо такой чудный народ, действительно, поискать ещё по Вселенной надо. Сидит дома какой-нибудь мужик в рваных носках и, вместо того, чтобы придумать нечто коммерческое, например, вставить в булку сосиску, назвать это мудрёным словом хот-дог, устроить затем бойкую продажу, откладывать под подушку первые накопления капитала, вместо этого, он скорбит, что в мире "нет правды" и пьёт горькую. На кой ляд ему нужна эта "правда" мужик и сам не знает, да и что за "правду" такую он ищет, тоже не знает, но если ему кто-то скажет, что "правду" где-нибудь обижают, так он вскочит немедля, оставит и семью, и дом и ринется на её защиту. Пусть враги и голову ему пригрозят оторвать - всё равно это мужика не остановит. Да ведь и жена у этого мужика ему под стать. В какой-нибудь Франции женщины, ради копейки, ноги перед мужчинами раздвигают легко, что и мужчинам приятно, и женщинам выгодно, а у нас, дуры дурами, начальник ей не начальник, всё поровну, хоть ты что ей сули - не даст ни за какие коврижки. Идейная, понимаешь, совестливая, мужу своему носочнодранному, малахольному до глубины сердца преданная. Таких овец Денис Иванович повидал не одну, везло ему, как утопленнику, на секретарш с высокой моралью, и не одну, что не давала ему трогать себя за ляжку, он выгнал с работы, удивляясь их дурости, но теперь невольно думал, что на таких-то честных бабах, может, и земля Русская стоит. Предпоследняя секретарша, Инночка, что приснилась ему недавно во сне, бросила бы его в трудную минуту немедленно. Да она и бросила, дав покрыть себя сначала Борову, а потом её вялил в бане, как карася, сам мэр города и в итоге, через своё интимное место, она сделала таки неплохую карьеру. Впрочем, отдавалась Инночка добросовестно, со знанием и вкусом, тут её упрекнуть было не за что. Теперь, последний год, у Дениса Ивановича была новая секретарша, Любонька, и он её иногда ласково обнимал, чему она не сопротивлялась, однако раздевать не спешил. Чтобы отправить Борова на скотный двор, Клюеву нужна была репутация добропорядочная, и давать кому-либо лишний повод для очернительства в его планы не входило. Кто её знает, эту Любоньку, растреплет на всех углах, что спит с самим Клюевым, и тогда неприятностей не оберёшься. Терпи, казак, атаманом будешь.
Да, но теперь-то все планы летят в тартарары. К чертям летят, ибо словом тар - тар, как однажды случайно прочитал Денис Иванович в газете и почему-то запомнил, называется место, где они, черти, да прочая нечисть, и проживают. Болящее яйцо, отложенный отпуск, переполненная водой плотина - напасть за напастью, с ума можно сойти. Проглотить бы полстакана коньяка, самый момент, чтобы немного расслабиться, но врач не велит. Денис Иванович нервно посмотрел на брюки, на мотню и лицо его сделалось сморщенным, как отжатый лимон. Очередная примочка яйцу не помогла. Оно продолжало ныть, и боль эта отдавала Клюеву по-прежнему в пах, с каждым часом становясь всё сильнее. "Чего доброго ещё и взаправду отчикают", - с невольным ужасом подумал он и вздрогнул. Жить без яйца, с пластмассовым протезом, он слышал, такие делают, всё равно, что не жить. Детей больше не настругает, пусть, не беда, но ведь любая баба в постели засмеёт, как догадается, что к чему. А мужской аппарат, он-то без яйца, как, останется работоспособным? Спросить про это у врача Денис Иванович не удосужился. Потрогав яйцо через брючную ткань, ощутив, как оно на это ноюще отреагировало, Клюев окончательно помрачнел, и новые мысли беспокойными тараканами заползали в его голове. Может быть, Колю надо и разбудить, плюнуть на плотину, на все свои завтрашние планы и всё-таки добраться до больницы.
Перепутье. Ножницы... Нет, без коньяка вопрос не решишь. Идёт он на три буквы, доктор этот лупоглазый, со своими рекомендациями. Денис Иванович встал с кресла, а сидел он именно в нём, и шагнул по направлению к кухне. На кухне, в настенном шкафу, она и стояла, пятизвёздочная, смуглая, ещё не распечатанная. Пошёл и не дошёл. За окном громыхнул гром и под его басовый перекат по комнате заметался телефонный звон.
Дальше все вопросы объяснились в пять минут. Плотина трещала по всем швам, и убираться из города требовалось немедленно.
+
Видимость была почти ноль. Стёкла иллюминатора заливало дождём. Вертолёт трясло, словно он болел лихорадкой. На Дениса Ивановича упала, невесть откуда, чья-то тяжёлая сумка и пребольно ушибла ему голову. Яйца он успел прикрыть руками. С правого бока к нему прижимался чиновник Кротов, тот самый, и лицо его имело зеленоватый оттенок. Слева Дениса Ивановича подпирал его непосредственный начальник, Боров, этот тяжело и шумно дышал. Николая пилоты в вертолёт не взяли, объяснив ему на простом, матерном языке, что тогда будет перегрузка. Шофёр стоял на поле растерянный, бледный, не обращая внимания, как дождь течёт по его щекам. Денис Иванович, чтобы успокоить шофёра (человек ведь всё-таки), обещал, что после того, как всё пройдёт - ему компенсируют. Что "компенсируют" и сам, правда, толком не знал. Теперь о Коле Клюев старался не думать. Минут пятнадцать назад им передали по рации, что плотина рухнула. Если Коля не успел отъехать в безопасное место, то сейчас его куда-нибудь уносило волной вместе с другими людьми, собаками, кошками, домами, деревьями, автомобилями, автобусами, высоковольтными столбами. Но... самому бы живу остаться.
- М - да, ситуация. Не рухнуть бы, - неожиданно пропыхтел Боров, угадав общие мысли, и навалился на Клюева плечом ещё сильнее. - А то ведь наш Ноев ковчег и костей не соберёт.
Все, кто был в салоне, ответили угрюмым молчанием.
- Но, я так думаю, что не рухнем, - продолжил Боров неестественно бодрым голосом. - Пилоты у нас опытные. Справятся.
Потом Клюев увидел, как он покосился на Инночку, она сидела зарёванная на коленях худощавого стареющего брюнета, и догадался, что Боров говорит это больше для неё, чем для всех остальных.
- Да, да - именно так, Ноев ковчег, - воскликнул чей-то женский голос в полутёмной глубине салона. - Может быть, мы остались единственными... о, Господи.
Послышалось негромкое рыдание. Боров озадаченно замолчал, а Инночка хлюпнула носом.
Денис Иванович посмотрел на Инночку, затем на её ноги, стройные, не раз им ощупанные, машинально приметил на одном чулке стрелку и вдруг ощутил, что его яйцо не болит! Совсем. Ни в одном месте.
"Может, всё ещё и обойдётся, с яйцом-то", - трепетно подумал Денис Иванович, и ему дико захотелось, чтобы они долетели благополучно.